Это всё ты

Всё возможно, если верить в чудо!

Гостиная родительской квартиры. Высокие потолки. Светлые стены. Классическая просторная трёшка в центре исторической части города.

Посреди главной комнаты уже установлена пушистая ёлка. Не припомню, когда её доставали в последний раз. Наряжали вот так. С наслаждением. Только с появлением Юльки мама решила возродить былые традиции. Она вообще начала вести себя как-то иначе. Мягче что-ли. Говорят, женщине для счастья нужен хороший тыл. И дочка. В последнее время убеждаюсь, что эти слова не далеки от правды.

Та, ради кого идут все изменения, сидит на полу. Волосы на макушке собраны невообразимым пучком. На ней теплый свитер, джинсы, неотъемлемые вязаные носки. Яркие, мягкие, пушистые. Как и сама обладательница, которая уверяет, что зимой ужасно мёрзнет без них. А если на носках нет питерских котов, оленей, Санты и прочей милоты, то они считай и не греют! Ни морально, ни физически. Следовательно, бесполезны.

Зима впереди долгая. Кажется, я закупился для неё носками до самой сирени!

Тоненькие пальчики аккуратно открывают коробки, что пылились на антресолях последние несколько лет. Возможно с десяток. Не помню. Старший давно переехал и все сознательные мы с родителями встречали в ресторанах; у друзей отца; за городом; в путешествиях. Ёлка дома была бесполезна.

А сейчас моя девчонка сидит и так живо, по-настоящему трепетно, с удивлением и интересом перебирает слои бумаги. Освобождает для взгляда игрушки. Улыбается. Удивляется. Берёт в руки как драгоценности.

Чихает от пыли. Кривится. Смеётся. И продолжает копаться в приданном, что принадлежало ещё моей бабушке.

- Этот ёлочный шар помню с самого детства, — поясняю с улыбкой аккуратно помогая освободить от газет выдутую из стекла игрушку. Коробка и сама по себе старая, едва не разваливается на части. Здесь собран эксклюзив. Сейчас подобных не купишь. Не осталось фабрик, заводов, да и мастеров, что создали произведения искусства. Массово. Или не очень. Критерии изготовления новогодних игрушек изменены. Они должны отвечать стилю, быть современными. Под хайтек. Ещё лучше, если являются электронными. Как гирлянды, что запускают с хлопка. Но, главная особенность современных, они не должны разбиваться.

Эта же выдута из стекла. Похожа на рельефную сосульку. Только сахарную. В посыпке, что держится на ней толстым слоем. Она выглядит, как большая конфета. Сверкающая. Непостижимая. Манящая своим блеском и формой.

- Этот новогодний шар старше тебя раза в четыре, — поясняю прищурившимся глазам. - Его всегда вешали на ёлку выше моего роста. Чтобы не добрался, даже если залезу на стул. Чтобы не стянул с ёлки, уронив при этом и её тоже. И именно он всегда манил меня своей элегантностью и простотой. Цеплял взгляд. Я безумно хотел его заполучить. Лизнуть, как алмазную ледышку, что свисают с крыш. Удостовериться, что родители говоря правду и он не имеет ни запаха, ни вкуса. И, что я даже не прилипну к нему языком, в отличие от тех, что бездумно сшибаю на улице... Хотел его заполучить. Никому в этом не признавался. Ходил вокруг да около, но, кажется, мама всегда подозревала об этой неудержимой страсти. Поэтому, с каждым годом он висел на ёлке всё выше. А я видел в нём волшебство. Сосульку, которая переливается радугой и не тает в квартире. Не меньше, чем до школы мечтал о нём. Год за годом. Любовался. Загадывал на него все желания... , — ухмыляюсь этой наивности и простоте, что жила внутри раньше. А сейчас вижу её в той кто сидит напротив. В лисьих глазах. Хитрых, красивых и бесконечно открытых этому миру.

- А потом? - интересуется она вдохновенно. Сразу и забываю к чему озвучен этот вопрос. Любуюсь ей. Уже почти привычно. Люблю. Так глубоко, что и представить не мог раньше подобного.

- Я вырос, Карамелька, — с оттенком грусти пожимаю плечами. - Брат посвятил, что детство закончилось и пора становится серьёзным, а не продолжать быть ребенком, и верить в деда Мороза.

- А я бы и сейчас с удовольствием написала старику письмо, — поджимает губки. Улыбается тихо. Тянется ко мне над коробкой и целует. Едва прикасается к губам. Не дразня. Бесконечно нежно. Согревает собой. Накрывает теплом. Практически не прикасаясь. - Старший у тебя жёсткий тип. Сам не верит и другим не даёт.

- Он реалист, я мечтатель. Итог один: мы оба стремимся к созиданию, но только дорожки у нас всегда разные.

- Давай напишем письмо? - призывно шелестят её губы. Васильковые глаза горят ярким азартом. Огнём. - Вместе напишем, Коть. Загадаем желание. Сходим на почту и купим марки. Наклеим. Забросим в почтовый ящик.

- И что ты попросишь у старого и седого маразматика? Который вечно всё путает и присылает детям не те подарки? - ухмыляюсь, ощущая себя далеко не на свои двадцать два. Во мне топит обиду тот пацан, которому однажды просто предъявили резко и четко: " Чуда нет. Давай сам за желаемым. Трудом. Учебой. И ножками. "

- Я попрошу весны, — плавно топит лёд внутри меня своим голосом. Звонкие колокольчики в её смехе играют привычной тысячью переливов. И я с удовольствием подписываюсь под этим желанием. - Попрошу её скорейшего прихода. Солнца. Тепла. Орущих котов под окнами и воздух, пропитанный сладостью первой сирени.

- Я могу взять на себя исполнение половины желаемого и уже сейчас начать петь под твоим балконом, — парирую мягко, игриво. - Вид у меня тоже бывает потрёпанный. Сродни тому коту, что когда-то притащил к твоему балкону.

- Ты и солнце заменить сможешь, — щедро верит в меня. Так истошно, что дышать порой нечем от осознания. И воздух становится невыносим. Горький. Колючий. Который не пахнет её ароматом. Который не отбираю у неё в поцелуе. Который... Выпаливаю не сдержанно:

Всё в этом мире: Вера, Надежда, Любовь.

Спустя года. От неё.

- Пап, а мама была хорошей девочкой в этом году? - задаёт вопрос детский голос, в котором невообразимым образом слышимся мы оба. От отца Котя унаследовал свою рассудительность и манерность подачи. Любое самое дикое предложение озвученное сыном, воспринимается в корне двояко: с одной стороны мне приходится объяснять что это не так, а с другой, то, как он преподносит свою истину, убеждает меня в обратном. Я готова согласиться со всем. И подписаться дважды. Под любой формулировкой, виртуозно озвученной как сыном, так и его папой.

- Мама у нас всегда хорошая девочка. И не смей никогда в этом сомневаться, — заключает сейчас тот, кто постарше. - Я однажды рискнул и едва не потерял её...

В центре просторной и светлой комнаты, под высокой ёлкой, что ещё не наряжена, сидят два главных мужчины моей жизни. И распутывают гирлянду. Проверяют целостность лампочек. Один не уступает другому в энтузиазме. С заметным удовольствием, во всей этой суете, копаются оба. Две точные копии: один поменьше, другой побольше. И разговаривают. Как взрослые. Далеко не на детские темы.

- И как ты её нашёл? - с любопытством уточняет малыш. Улыбаюсь, слыша в нём свой отголосок. Нотки любознательности в несломленном, чистом голосе; капельку авантюризма и лёгкости... Лёгкости бытия в котором нет ничего невозможного. Ведь, даже под моим сердцем сейчас бьётся второе такое же. Только маленькое. Дочки. О которой не могла и мечтать. А она взяла и случилась. Просто. С первого раза. Как благословение свыше. Как знак. Что в жизни всё переменчиво. И стоит держаться за истины. За любовь. За семью. За свою Веру. Была мысль назвать её именно так. Верой. Моим полным и бесконечным доверием к мужу. Но...

- Мама с огромным авансом выдала мне второй шанс. За такое, Коть, мужчины стоят на коленях и вымаливают у своей женщины хоть крупицу того, что ранее предали. День за днём доказывают поступками, что достойны быть рядом. Растирают в прах все былые сомнения.

Слушаю. И наслаждаюсь. Мягкость голоса мужа. За которой таится стальная уверенность: действия, поступки, а не просто слова. Малышка, под сердцем, ощущает их тоже. Пропускает сквозь себя неразбавленные эмоции и, на каждом свидании, отвечает нам своей чистой беззубой улыбкой.

У меня была мысль назвать дочь Надеждой. Моей маленькой. Крохотной искоркой. Той, что всегда жила где-то внутри и лишь в глазах мужа смогла разгореться. Засиять. Неповторимым огненным пламенем. Я хотела растить её и самой соответствовать: верить, надеяться. Но... Сердце вновь не отозвалось на данное предложение должным образом. Мне пришлось прислушаться и продолжить свои дальнейшие поиски.

Наблюдаю за мужчинами из-за угла. Умиляюсь приятной для взгляда картинке. Открыто подглядываю. Прячься, ни прячься, а живот уже не втянуть. Выпирает вперёд на хороших полметра. И теперь уже я гордо шествую вслед за дочерью, а не она скромно прячется под моими ребрами.

Однако, сильная половина семьи не замечает нас, стоящих не столь далеко от порога. Мальчики заняты важными мужскими делами. Они постигают друг друга: через слова, сквозь улыбки, прикосновения. Учат и учатся. Оба. Меняются ролями. И чувствуют. Безгранично. Щедро и много.

Ёлка приобретает первый слой огоньков. Костя тянет гирлянду снизу: фиксирует нужный край у розетки; поднимает выше, окутывая с сыном самый объемный ярус пушистых веток. Я же, всегда привычно начинаю с макушки. И, по итогу мне слишком часто приходится искать удлинитель.

- Ты же никогда больше не потеряешь маму? - задумчиво стопорится на месте сын. Высокая зелёная красавица замирает тоже. И даже лампочки гаснут. Выдерживают долгую паузу, что соответствует моменту. Я обнимаю живот. Призываю малышку к смирению.

- Никогда, — вторит мужской голос, пятилетнему сыну. Младший не замечает происходящих в нём изменений и довольно кивает в ответ. Нужный ему озвучен. Я же вижу отголосок боли в любимых глазах и то, как исходит вибрацией от напряжения каждый мускул. И его короткий отклик ощущается мной совсем по другому: как клятва, которая ни за что не будет нарушена. Как слово. То самое, сильное, мужское. За которым стоит крепкая стена. Незыблемая уверенность. Вера. Надежда...

Я задумывалась назвать дочь Любовью. Самой первой и преданной. Той, что так давно, бесконтрольно и самонадеянно проросла внутри меня к её отцу. Той Любовью, что согревала ночами в разлуке и заставляла жить дальше. Отражалась в глазах сына и всех тех, кто был рядом. Дарила способность радоваться за близких; ощущать их тепло и защиту; помогала дружить. Вопреки всему, заставляла сердце ровно стучать: верить, надеяться и любить.

Я действительно задумывалась над тем, чтобы назвать дочь Любовью. Но и в этом понятии оказалось слишком мало того, что к ней чувствую. Мне нужна была совокупность всех эмоций и ощущений. Я искала. И слушала...

Наблюдаю очередной виток из озорных огоньков. Дальше уже со стремянкой. Заканчивают украшать елку дружно и оба. То старший зависает на высоте, прокладывая по веткам яркие светодиоды. То маленький старается повторить за папой, который поддерживает его за спину нежно и крепко. А я стою и любуюсь. Для кого-то серой обыденностью. Для меня, волшебством. Кто-то скажет рождественским, кто новогодним. Я скажу, - просто чудом! Такой далёкой и близкой. Моей. Сбывшейся мечтой.