Вместо пролога + обложка

Год назад у меня было всё, что нужно для счастливой жизни. Свой дом в столице, диплом артефактора, приглашение преподавать в университете. А еще у меня был жених. Мартин Шефнер, глава имперской службы безопасности. Заботливый, верный, понимающий мужчина, который вскоре стал моим мужем. И пусть «жили они долго и счастливо» возможно только в сказках, тогда я верила, что наш с Мартином брак будет крепким. Ведь мы любили друг друга.

Как же так получилось, что теперь я вынуждена была ехать в неизвестность, с совсем другим мужчиной, да и еще на девятом месяце беременности? Неудача, наказание за принятие неверных решений, расплата за высокомерие Мартина и мою наивность… Или, возможно, всё та же любовь, заставляющая совершать чудовищные поступки с самыми искренними намерениями.

Неладное я почувствовала ещё в поезде. Низ живота тянуло, тупая боль в спине стала настолько сильной, что заснуть больше не получалось. Немного повертевшись на узкой койке, я всё же решила сесть. Опять хотелось в туалет. Какой уже раз за ночь? Я посмотрела на своего спутника, решая, стоит ли его будить, чтобы он проводил меня до конца вагона, где располагались все удобства, и решила не трогать. Корбин и так почти не спал в последние дни.

С трудом поднявшись, сдавленно охнула, почувствовав, как по ногам потекла влага. Вот это уже было серьезно. Алхимик тут же открыл глаза и сел:

— Всё в порядке, Софи?

— Кажется, началось.

Немного не вовремя. Сильно не вовремя. Я надеялась, что у меня по крайней мере есть еще неделя. Корбин непонимающе повторил:

— Началось? — тут его глаза округлились. — Как это началось?! Нам сутки ехать до места!

— Боюсь, ребёнок этого не знает. Мне попросить его подождать? — пряча за сарказмом страх, спросила я.

Рихтер несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Я справлюсь с этим, — решительно сказал он, убеждая в этом больше себя, чем меня.

— Ну конечно справишься. Не тебе ведь рожать в поезде.

Спазм скрутил тело, дыхание перехватило. Зато желание сбросить своё раздражение на Рихтера тут же прошло. Я опёрлась руками о стенку вагона, пережидая, пока болезненные ощущения исчезнут. Рихтер успокаивающе гладил меня по плечам и спине, и от тепла его рук действительно становилось легче.

— Помочь тебе лечь? — заботливо спросил он.

Криво улыбнулась:

— Я лучше постою. Так меньше спина болит.

— Тогда поищу проводника. Возможно, в поезде есть целитель или врач.

Я остановила иррациональное желание не отпускать алхимика от себя и кивнула.

Его не было чудовищно долго. За это время я успела дойти до кабинки туалета, вернуться, переодеться и пережить ещё один приступ схваток. Боль накатывала волной, охватывала бёдра и уходила к животу, ставшему твёрдым.

Вместе с Рихтером вернулся не только сонный и слегка выпивший проводник, но и пожилая дама, представившаяся фрау Гунтег. Муж её, умерший несколько лет назад, был сельским врачом, которому она часто помогала принимать роды. Выгнав мужчин в коридор, фрау Гунтег задала мне несколько вопросов о начале и частоте схваток, пощупала живот и понаблюдала за схватками.

— У вас всё только началось, а вы уже дышите так, будто ребеночек вот-вот появится, — неодобрительно сказала женщина. — Вы ведь чародейка, да? Мне так ваш муж сказал.

— Да. Я артефактор.

Поняв, что устала, легла на бок, обхватив огромный живот руками, и инстинктивно его поглаживая, пытаясь успокоить дитя внутри себя. Я не была менталисткой, но сейчас буквально чувствовала беспокойство ребёнка. Ему сейчас было столь же страшно, как и мне.

— Тогда вы должны понимать, что просто вам не будет. Привыкаете вы к силе, что в крови бродит, а когда лишаетесь её, становитесь слабее обычных людей. Когда магия исчезла полностью?

— На пятом месяце, — в голосе моём горечь смешивалась с гордостью.

Чем раньше будущая мать, если она являлась магически одаренной, теряла свои способности, тем более сильный талант должен был развиться у ребёнка в будущем. В среднем происходило это в начале или середине третьего триместра, у некоторых и вовсе лишь за неделю перед родами. За последние месяцы я не раз жалела, что я не из таких женщин. Жизнь без магии, да и ещё в не слишком комфортных условиях вдали от дома, порой казалась невыносимой. Но когда я впервые ощутила, как ребёнок шевелится в животе, и начала понимать, что вскоре на самом деле стану матерью, моё отношение постепенно менялось. Внутри меня было не безликое существо, делающее меня слабой и уродливой. Нет, это был мое дите, плоть от плоти и кровь от крови. И свой дар он тоже получил от меня... или, возможно, от моего мужа. Последнее признавать не очень-то и хотелось, но я почти смирилась, что, возможно, артефактором малыш не станет.

— Ну и что вы тогда делаете в дороге? — фрау Гунтег расстроенно покачала головой. — Нельзя вот так рожать, без должного наблюдения и ухода, тем более когда вы так ослаблены. И куда ваш муж смотрит? Хорошо хоть роды только начались, а через час остановка на Дельве будет. Там выйдете и до больницы доедете.

— А если не успею?

— Время у вас есть, — успокоила меня фрау. — До утра должны дотянуть, а то и дольше. Я объясню всё вашему мужу. И простите за любопытство, он у вас тоже чародей?

— Алхимик. А что?

— Удивили его очки. Когда впервые увидела, решила, что он слепой, но потом поняла, что ошиблась.

У Рихтера были слишком приметные глаза, а мы избегали внимания любым способом. Так что он был вынужден носить затемнённые очки в помещении, невзирая на неудобства.

Глава 1

В моей жизни много что изменилось за последние три месяца. Я закончила учиться, вышла замуж, переехала в дом мужа.

Но кое-что по-прежнему оставалось неизменным. Я всё так же создавала вокруг себя хаос, учиняла беспорядок и попадала в глупые ситуации.

Только успела добежать до лестницы, когда раздался взрыв. Не слишком мощный, но надеяться, что за пределами мастерской его не услышат, было глупо. Помещение заволокло дымом, и я, закрывая лицо рукавом, поспешно выскочила из мастерской. Захлопнув за собой дверь, вытерла слезящиеся глаза и только тогда заметила Мартина, уже одетого и тщательно выбритого.

— Две недели. Две недели тебе понадобилось на то, чтобы взорвать подвал в моём доме, — заметил мой муж флегматично.

— В нашем доме, — поправила я.

— Как что-то ломать, так это наш дом, а как принимать гостей, так «это же они к тебе пришли», — хмыкнул Мартин. — Так, мне кажется, или из мастерской слышен треск?

Я приоткрыла дверь и тут же снова её захлопнула.

— Ну да, огонь занялся.

Самое главное не впадать в панику. Не потому, что она бесполезна, а потому, что мой любящий и заботливый муж до конца дней мне будет это припоминать.

— Разве та защитная система, что я установил, не должна была остановить пламя? — всё так же спокойно спросил он. Выдержка Мартина впечатляла.

— Это она и горит. Я разобрала её, чтобы усовершенствовать.

Бровь менталиста дёрнулась.

— И что ты намереваешься теперь делать? Ждать, когда всё внизу догорит или пока весь мой дом не запылает?

— Я думаю, думаю! Дай мне ещё немного времени!

Мартин вздохнул, закатив глаза, и, отстранив меня, зашёл в мастерскую. Вернулся он через минуту, пропахший дымом и испачканный в копоти.

— Стёкла в стеллажах треснули, стол и кресло можно выкидывать. Ну и ещё отмывать всё с неделю. В следующий раз не забывай выключить вытяжку, прежде чем сбежать с места преступления, драгоценная моя.

Я порывисто поцеловала мужа, не отводя от него восхищённого взгляда.

— Переигрываешь, — проворчал он, хотя глаза его улыбались.

— А вот и нет. Меня действительно поражает то, как ты, будучи менталистом, так хорошо умеешь справляться с подобными ситуациями.

— Я возглавляю службу безопасности, если ты не забыла, к тому же вырастил не менее беспокойного артефактора, чем ты. Или ты думаешь, эта мастерская в первый раз горит? — Мартин поцеловал меня в висок и подтолкнул в сторону коридора. — Ладно, иди приведи себя в порядок, а то опоздаешь на свои занятия. Сегодня же первый день, помнишь?

Ойкнув, я кинула благодарный взгляд на Мартина и сбежала.

Старательно натираясь щёткой в ванне, я боролась с желанием уснуть. Перед первым рабочим днём я волновалась настолько, что заснула лишь после полуночи, а проснулась в пятом часу, и так и не смогла успокоиться. Отвлечься решила старым испытанным способом, но возня в мастерской в итоге меня так увлекла, что я совсем забыла о времени. Судя по тому, насколько быстро Мартин оказался рядом, он уже шёл напомнить мне о моих планах.

Всё-таки с мужем мне повезло.

Мы были женаты всего месяц, но за это время я узнала о Мартине Шефнере больше, чем за предыдущие три года. К примеру, что он надевает очки, когда читает дома, хотя на службе предпочитает мучиться головной болью, но не показывать свой изъян. Что у него довольно сильно мёрзнут ноги во сне, из-за чего мне постоянно приходится греть его ступни о свои.

А ещё что мой муж довольно редко может позволить себе провести вечер дома, зато когда он со мной, то нет более интересного и внимательного собеседника. Как любовник Мартин меня, впрочем, тоже полностью устраивал, но тут уже мне не с чем было сравнивать. Да и не хотелось.

Я вышла из ванной комнаты, завернувшись в огромный банный халат, и заметила Мартина рядом с моим туалетным столиком.

— Тебе здесь подарок и записка от Рихтера, — сказал он, поворачиваясь. Внимательно обежал взглядом меня, особо уделив внимание оголённым ногам, а затем вздохнул, видимо, сожалея о том, что я сбежала от него утром в мастерскую.

— Да, пришло вчера вечером, — неохотно ответила.

— И не открыла? Всё ещё злишься на него?

— А ты хочешь сказать, что тебе понравилась его шутка в день нашей свадьбы? Глупая, ребяческая шутка! Вот как он может, обладая такой силой, использовать её столь преступным образом?!

Я подхватила заранее приготовленную одежду и, зайдя за ширму, начала одеваться. Провоцировать мужа я любила, но ведь он потом опять будет жаловаться, что из-за меня не мог сконцентрироваться на работе.

— То, что погода испортилась именно из-за него, ещё не доказано, — неожиданно миролюбиво сказал Мартин.

После того как мы поженились, на всех своих предполагаемых соперников за моё внимание менталист посматривал снисходительно. И ему бы радоваться моей размолвке с мастером, но он, наверное, из-за мужской солидарности решил встать на его сторону.

Но простить то, что к алтарю я шла в замызганном грязью платье и с встрёпанной причёской, было сложно. Когда я покидала дом, был ясный летний день, а едва вышла из автомобиля у храма, с неба внезапно хлынул ливень, который промочил меня с ног до головы. Если бы не Джис, вовремя создавший над моей головой защитный барьер, то мой наряд было бы уже не спасти. А всё потому, что Рихтер обиделся, что я выходила замуж, не спросив его соизволения!

— Ну да, кто докажет его вину, если он единственный повелитель стихий в городе, — едко ответила я.

Мартин ничего не ответил, и только когда я вышла из-за ширмы, чтобы попросить его затянуть корсет, поняла причину. Он всё ещё разглядывал обитую серым шелком коробку, присланную Рихтером через полицейского курьера. Выражение его лица было при этом самое что ни на есть хмурое. Кажется, я несколько переоценила его сдержанность в отношении других мужчин.

Глава 2

Я вошла в кабинет, торопливо кивнула своим коллегам и, не найдя ни одного свободного места, скромно примостилась у окна. Как раз вовремя, так как вслед за мной зашёл декан. Обежал нашу небольшую компанию из десяти человек взглядом и удовлетворённо кивнул.

— Все в сборе, как я вижу. Рад видеть как старые, так и новые лица на факультете боевой магии. Хм... и кафедре боевой магии? Как-то длинновато звучит.

— Фбм — кбм, — сократил пухлый усатый господин на диванчике.

Факультетский целитель. Он преподавал у нас на втором курсе, и это был единственный случай, когда я приходила на пересдачу. К счастью, меня он не помнил, иначе бы так благостно не улыбался той, кому поставил зачет с условием, что я не буду заниматься целительской артефакторикой.

— Да уж, сложновато будет болельщикам нашей спортивной команды, — ухмыльнулся поджарый маг неопределённого возраста и бандитской наружности.

Если я правильно поняла, он отвечал за военную подготовку и дисциплину на всех курсах. А ещё говорят, этот господин был довольно любвеобилен. Даже сейчас он умудрялся строить глазки высокой стройной брюнетке. Тоже, кстати, магу. Интересно, он об этом знает?
Студентов на новом факультете было совсем ничего. На все шесть курсов едва набиралось полсотни, поэтому преподавательский костяк был мал.

Пятеро преподавателей по университетским дисциплинам общего характера, и пятеро магов.

Я познакомилась почти со всеми, кроме той самой брюнетки, сонного лысого старичка и довольно изящного молодого мужчины со смугловатой кожей и выразительными тёмными глазами. Он встретил мой взгляд и тут же отвёл глаза, будто испугавшись.

— Ах, да, тут не все со всеми знакомы, — очнулся Крамер. — Господа и дамы, позвольте представить вам фрау Софию Шефнер, нашего артефактора.

Вот не привыкла я, что при произнесении моей фамилии люди затихали и напрягались. Даже «бандит» посмотрел на меня без особой симпатии. Не изменился в лице лишь целитель, кажется, просто не вспомнив, кого так зовут.

— Фрау Шефнер, будьте внимательны, запоминая имена, — второй раз не повторю. — Крамер был явно знаком с «забывчивостью» артефакторов. Правда, довольно избирательной, обычно только на имена и лица. — Фрау Клара Гольц, наш менталист, и фрейлейн Сезанна Шмидт, преподаватель тонких искусств.... Куда уж без них на факультете боевой магии.

Ну по крайней мере не только мне Крамер выказал своё неудовольствие. Фрейлейн Шмидт была довольно хмурой и язвительной старой девой лет сорока пяти, и она же была известнейшей поэтессой Брейга.

— Господин Дельвиг Триер, военный куратор, который не даст нашим студентам забыть, что они всё-таки воины, а не институтские девицы, — продолжил декан. — Валлери Ардег, наш целитель, и мастер-алхимик Томас Бергман.

Алхимика я знала. Он выпустился на три года раньше меня и какое-то время работал в военном министерстве. Последнее отнюдь не прибавляло ему очков в моих глазах, хотя этот кудрявый большеротый алхимик казался вполне себе дружелюбным человеком.

Сонный старичок, Ларс Муниг, оказался историком и специалистом по военной стратегии; коренастый усатый мужчина, Ульрих Бауэр, — мастером боевых искусств, а высокий хмурый господин в очках — инженером-оружейником. Но больше всех меня удивил Лоренцо Моретти, тот самый смуглолицый господин, что держался отстранённо. Господин Моретти, который должен был преподавать право, философию и математику, прибыл из Лермии. Иностранец, которого допустили до боевых магов Грейдора, будущих армейских спецов? Пока боевики оставались под крылом военного министерства, едва ли это было возможно, но, очевидно, в университете более либеральные взгляды на образование. Хотя уверена, что у моего мужа хранилась полная информация на Моретти, значит, он был вне каких-либо подозрений.

После довольного быстрого знакомства Крамер озвучил общий курс, на который должны были ориентироваться все преподаватели, распределил кураторов по группам и, уточнив, что ни у кого из нас нет вопросов по расписанию, сбежал на встречу с первокурсниками.

— Второй курс? Сочувствую, — сказал мне господин Бауэр, преподававший боевым магам ещё в академии, заметив мой растерянный взгляд. Ну не готова я быть чьим-то куратором, беря на себя решение всех проблем своей группы. — Так-то ребятки неплохие, но есть там одна парочка, оба из потомственных, которая вечно ставят в тупик.

— Сложный характер? — спросила я.

— У девочки да. С норовом и довольно конфликтна. Хотя на вид Грохенбау сущий ангелок.

Я едва не фыркнула, услышав знакомую фамилию. Ну надо же, а Ирма умет произвести впечатление!

— Но вот Бертольд Келлер гораздо хуже, — продолжил Бауэр, то ли пытаясь меня запугать, то ли предупреждая. — Вроде тихоня, но вы не обманывайтесь. Если на втором курсе кто какую пакость и сотворит, то знайте — за этим стоит Келлер. При этом он достаточно сообразителен, чтобы не попадаться.

Келлер. Хм, а ведь я совсем забыла, что сын Линды Келлер учился вместе с Ирмой в военной академии. Ему, должно быть, сейчас около шестнадцати-семнадцати. Такой взрослый, но он вполне мог бы быть сыном Мартина...

Ну и о чём я только думаю? Семнадцать лет назад мой муж и Линда даже не были знакомы, да и не мог быть Шефнер так неосторожен, чтобы заводить детей вне брака. Тогда почему мне столь неприятно даже думать об этом?

Ревность — чудовищно глупая штука, поэтому я выбросила из головы ненужные мысли. Меньше всего мне хотелось, чтобы моя личная неприязнь к фрау Келлер как-то сказалась на моём отношении к студенту Келлеру.

Загрузка...