- Лешк, ты чего смурной такой? Стряслось что?
Мой лучший друг, Васька, удивленно смотрел на меня, склонив голову на бок.
- Да нет, все хорошо.
- Ну, да… хорошо… ты как это письмо прочитал, так в лице изменился. Из дома?
- Из дома…
- Что пишут?
Я посмотрел на бумагу, которую только что спрятал в конверт. Письмо было от папы. Он сообщал мне, что Виктор нашел свою маму и брата, что Юра нашел свою маму и брата с сестрой. Что Димка искать свою мать отказался. Отец сообщил мне, что это Димино право. Как поступать – решать только ему. Так что мы с Димкой пока оставались без родных матерей. Столько новостей в одном конверте любого могли сбить с толку.
- Папа пишет, что нашлась моя мать. И я – внебрачный сын Ильи Муромца.
Говорить серьезно мне не хотелось, я отшутился. Но Васька обиделся. Он знал, что я приемный сын, а не родной.
- Может, ты путаешь? И твой отец – Шерлок Холмс? Проворчал он.
- Ладно, не обижайся. Потом расскажу. Так все неожиданно. Мне надо переварить… и успокоиться.
- Ну, хорошо, скоро отбой. Завтра расскажешь.
Обычно я засыпал, как только объявляли отбой. Меня «выключало» и снов я не видел. А сегодня ночью я еле уснул, все ворочался, а со всех сторон до меня доносился богатырский храп моих товарищей.
Команда «подъем!» застала меня впервые разбитым и хмурым. Наверное, я так буду чувствовать себя лет в девяносто. Ну, ничего, скоро каникулы… я отдохну.
________
После хмурого, дождливого Ленинграда Москва встретила меня знакомым, чуть горчящим, воздухом и шелестом тополей. Московское лето шло своим чередом. Я вышел из вагона на перрон, с наслаждением вдохнул родной воздух и направился в метро.
Дома меня встретила жена Юры, Лена.
- Леша, привет!
Она стыдливо поцеловала меня в щеку.
- Юра на работе?
- Да. Он будет вечером.
Я, конечно, знал, что она ждет ребенка. Под халатом уже угадывался животик.
- Как ты себя чувствуешь, Лена? Все хорошо?
- Да, все нормально. Пойдем, помоешь руки и я покормлю тебя завтраком.
Нехитрый завтрак был накрыт на столе на кухне: яичница, белый хлеб с маслом и сыром, кофе. Но мне, не разбалованному суровой военной жизнью и неказистой курсантской столовой, он показался райским. Я отвык от гражданского быта и был уже сильно привязан к быту военному.
Лена с удовольствием наблюдала, как я уничтожаю ее еду. Наверное, как хозяйке, ей было приятно, что ее кулинарные способности ценят.
Видимо, она совершенствовалась не только в готовке: квартира сияла чистотой. Это было видно даже моему неопытному военному глазу. Я знал, что тут какое-то время жила Юрина мама, Надежда Васильевна, но она давным-давно уехала к себе. И уют этого дома – целиком заслуга живущих в нем Юры и Лены. Эх, мне бы такую жену!
Пока у меня даже не было девушки. Моим друзьям по училищу писали подруги: одноклассницы, друзья детства. У меня была только пара школьных приятелей, которые раз в полгода присылали мне письма.
Хотел бы я встретить свою любовь? Да, очень хотел. И мне ее не хватало. Но военное училище – это почти монастырь. Курсанты, как монахи, мало видят «мирскую жизнь». Нам редко дают увольнительные и довольно сложно познакомиться с девушкой за те короткие часы, что ты проводишь «на свободе». У меня, по крайней мере, не получалось. Нет, конечно, у нас были «деятели», кто умудрялся за одно короткое увольнение познакомиться с двумя или даже с тремя. Но меня такая «любовь» не устраивала. В конце концов, я смирился со своей участью и решил, что моя любовь найдет меня сама. Смирился, но не утратил надежды.
Впереди у меня был месяц вольной гражданской жизни. Я проведу две недели в Москве, потом поеду к папе и Диме в их Озерки. Возможно, где-то за углом моего дома или в метро или в автобусе я и встречу ту самую, кто будет сначала писать мне письма, а потом…
А еще, конечно, эти истории с мамами моих братьев напрочь лишили меня покоя. Я знал, что мама Виктора лежит на Ваганьковском, но он ее видел и с ней говорил. Помнил, как Дима сидел под окнами роддома, но так и не решился найти свою мать. И, конечно, эта история с Юрой…
Я уже видел его фотографии на комоде в обнимку с седой старушкой. Она бы, наверное, возмутилась. Но в моем возрасте все женщины старше тридцати были старушками. А еще… я завидовал Юрке. Сильно завидовал.
Перед самой поездкой в Москву я уже четко знал, как буду действовать. И потому написал отцу заранее, что очень люблю покойную приемную Веру Петровну, что мне она как родная, но я хочу найти свою мать. Ту, которая меня родила. Он согласился, что для меня это важно. Велел по приезде позвонить в свой роддом – там мне дадут имя и адрес.
- Леша, ты останешься тут? Или куда-то уйдешь?
- Уйду. Я пойду к школьным приятелям. Вернусь только к ужину.
- Ну, хорошо.
Облегченно сказала Лена:
- Я сегодня выходная и собиралась поспать. Беременность сложное время и …
- Лена, я все понимаю. Спасибо за завтрак.
Я поцеловал ее в щеку и вышел за дверь.
Торчать в квартире, смущая своим присутствием Ленку, мне совсем не хотелось.
Это уже не совсем мой дом. Он уже больше принадлежит Юре и Лене. Даже папа давно живет в другом городе и обратно совсем не собирается. И у Виктора и у Димы много лет свои квартиры. Они уже тоже тут квартиранты. А вот я … мой «дом» еще только в пути. Ну, ничего! Когда-нибудь и он у меня будет!
Дел у меня на сегодня было много и я приступил к их реализации. Первым делом я купил цветы и сходил к маме на кладбище. Был будний рабочий летний день. Народу было немного. Две старушки маячили вдалеке. Я положил букет к портрету вечно молодой Веры Петровны в белой блузке, со строгим пучком на голове, такой я ее помнил всю жизнь, и сказал:
- Прости меня, мама, но, как бы странно это не звучало, я хочу попросить твоего благословения. Не будешь ли ты против, если я поищу свою родную мать?