фанфик "Джентельмены удачи"

Будильник зазвенел как всегда, в шесть утра. Трошкин нажал на кнопку звонка, сел на кровати, всунул ноги в тапочки и грустно посмотрел в окно на сумрачный московский рассвет. Тонкие печальные струйки воды бежали по стеклу. День явно обещал быть хмурым и дождливым. Московская осень – это вам не Ялта.

Евгений Иванович зябко поежился и тяжело вздохнул. Полгода назад умерла его мама, Клавдия Ивановна. Нет, не считал себя Женя сиротой и одиноким человеком. Был в его жизни восемьдесят третий детсад, которым он заведовал: коллеги и дети. И почти весь Черемушкинский район с ним здоровался.

Были теперь в его жизни Василий Алибабаевич, Федя и Гаврила Петрович – все они слали письма ему из колоний, а он им регулярно отвечал.

И профессор Мальцев часто приглашал его на дачу и на дни рождения. И весело было в его профессорской компании. Трошкину там очень нравилось. Но… некому было теперь с утра сварить ему кофе и кашу, чтобы он, взбодренный отличным, питательным завтраком, мог бодро шествовать на свою работу и до самого обеда, не отвлекаясь на урчание в желудке, воспитывать подрастающее советское поколение. Правда, дворничиха Маша, за скромную плату и в благодарность за детсадовский присмотр за сынишкой, приходила раз в неделю убираться и постирать. Благодаря ей Трошкин еще не зарос холостяцкой пылью и грязью.

А с ролью кормилицы отлично справлялась детсадовская столовая, где Евгений Иванович теперь и завтракал и обедал и ужинал. Но…

Никто не варил такого вкусного кофе и каши, как его мама. И не делал такой бесподобный омлет. И никто не спрашивал его утром, как он спал и не интересовался вечером, как прошел его день. И в большом и дружном его окружении часто оставался Трошкин совершенно один…

Правда, окружающие, включая Машу и профессора Мальцева, давно, сначала туманно, а потом прозрачно, начали ему намекать, что пора завязывать с холостым положением и надо искать подругу жизни: кто и кашу сварит, и борщ. Но Женя, так привыкший к своему уютному миру, состоящему из него, мамы и фотографий детей на стене, даже не представлял себе, как на пятом десятке, с почти лысой головой, он поведет кого-то в кино на свидание. Эта картина совершенно не укладывалась у Трошкина в голове.

Поэтому, вот уже полгода, Евгений Иванович хандрил, но делал вид, что все в порядке. Однако, все в порядке у него не было.

Но утром времени на это у него почти не оставалось. Женя, умылся, побрился, быстро оделся, застегнул плащ, напялил кепку и побежал по лестнице вниз, по дороге заглянув в почтовый ящик. Там оказались письма от Васи и Гаврилы Петровича.

На душе у Трошкина потеплело. Хоть и были его почти случайные знакомые, с которыми свела его судьба, матерыми рецидивистами, все-таки относился он к ним, как заблудшим детям. Думал о них, переживал. О том, что каждый человек может ошибиться, но каждый может исправиться. Главное захотеть, главное... И Евгений Иванович с замиранием сердца ждал писем из колоний. И всегда тщательно и долго писал ответ, взвешивая любое слово и думая о том, что, возможно, именно это самое его письмо сыграет главную роль в изменении сознания закоренелого преступника. Что дрогнет какая-то невидимая струна в его душе и он очнется, одумается, повернется лицом к добру и все отныне в его жизни будет хорошо…

- В автобусе почитаю.

Вслух самому себе сказал Трошкин и побежал к автобусной остановке.

Автобуса долго не было и Трошкин успел промерзнуть как следует на холодном осеннем ветру. Зато в битком набитом салоне ему скоро стало нестерпимо жарко. Пассажиры «спрессовались», как селедки в бочке: толкались, ворчали и вслух мечтали поскорее добраться до метро. Как будто в метро будет легче… Мечтал и Евгений Иванович, глядя в запотевшее окно на «размытый» дождем московский пейзаж. Автобус сильно качнуло, Трошкин не удержал равновесия, наступив кому-то рядом на ногу. Женский голос ойкнул.

- Извините, пожалуйста. Качает…

Трошкин повернулся и увидел хрупкую девушку, почти подростка. Видавшее виды пальтишко, тоненький платочек, худенькое личико и голубые, какие-то испуганные, глаза.

Девушка заметно дрожала. При том что большинство народу в автобусе расстегнуло плащи и пальто и вытиралось носовыми платками. Может, только вошла? Или болеет?

- Я Вам не сильно ногу отдавил?

Как-то захотелось Трошкину с ней поговорить, поддержать ее что-ли… уж больно жалко выглядела девчушка.

- Все хорошо.

Пролепетала она.

- Не знаешь, как одеваться.

Продолжал Женя:

- То ли шубу надевать, то ли майку. На улице холодрыга, а в автобусе – Сочи.

- Мне выходить.

Как-то растерянно улыбнулась ему девушка и начала протискиваться к выходу. Трошкин смотрел ей вслед, но она выскочила на следующей же остановке и исчезла из виду.

Скоро было выходить и ему. После жаркого, душного «нутра» автобуса противный, лезущий за шиворот, уличный холод, быстро сменился теплом рабочего кабинета. На столе у Евгения Ивановича уже стояла тарелка с горячей кашей, чашечка кофе распространяла бодрящий аромат, желтел в другой тарелке омлет и рядом примостились две булочки. Повариха, Зинаида Васильевна, свое дело знала хорошо.

С вожделением поглядывая на кашу, Трошкин быстро скинул кепку и плащ, надел белый халат и уже собирался приступить к трапезе…

- Доброе утро, Евгений Иванович!

В дверь вошла Леночка. Точнее, Елена Николаевна, воспитательница в средней группе.

- Доброе, Елена Николаевна. Что – опять плохо едят? Станут взрослыми – манную кашу в детском саду будут вспоминать, как манну небесную. И тихий час после прогулки и обеда на рабочем месте им не предложат.

Пошутил Трошкин.

Леночка засмеялась.

- Нет, Евгений Иванович! С детьми все хорошо. Едят отлично, капризов нет. Просто через неделю у Вали в «ползунковой» группе день рождения. Мы хотели на подарок собрать. Помните?

- Помню, конечно. По сколько собираем?

- По три рубля. У нее юбилей. Тридцать лет.