На обложке витиеватыми буквами написано «Долго и счастливо». Провожу пальцем по выпуклой надписи, передаю альбом крестнице и вздыхаю.
Завидую и даже не прячу этого.
Вон, из открытого окна доносятся голоса и смех — мужской и детский. Прекрасный Принц, теперь уже — король, обучает сына, их первенца... ну чему там мужчины сыновей учат. Крестница оборачивается на голоса, улыбается, кладёт руку на округлый живот.
Принцессу ждём. Конечно, Прекрасную. Луизой решили назвать.
Эх, а я-то чем хуже?
И локоны искрятся, будто над ними встряхнули луну. И глаза чудесные, какого хочешь цвета, чаще — фиалковые. А уж фигурка! У иной принцессы и в лучшие времена такой нет. А крылышки! Ах, какие крылышки! Прозрачные, сверкающие, а пыльца на них — мерцающая, ароматная. Лучше всяких духов. Благодаря ей я летаю. И возраст у меня меркам фэйри совсем юный — сто пятьдесят. В самом расцвете, так сказать! Ну, вот что ещё, спрашивается, мужчинам нужно?!..
Крестница странно на меня смотрит.
Ох, ты ж мать моя, Королева Маб, я что всё это вслух выпалила?
— Угу! — отзывается крестница.
— И с какого момента? — щурюсь на неё. Не могла остановить!
— Примерно с локонов.
Она крутит свой, золотистый, будто сравнивая с теми, о которых только что услышала.
— И ты не обиделась?
Птичкой подлетает ко мне, садится рядом, обнимает за плечи, чмокает в щёку.
— Что ты, крёстная? Я ни капельки не обиделась. И полностью согласна — таких красавиц, как ты, ещё поискать. Действительно, куда только мужчины смотрят?
Снова вздыхаю, подпираю подборок рукой, таинственно и печально гляжу вдаль...
— Эх, дорогая, я замуж хочу.
В общем, зря она в это время апельсиновый сок пила и хорошо, что я — фея. А то бы платье насмарку. Крестница всю меня обрызгала.
— Что? — глазки лазурные округляет, ресницами длиннющими хлопает.
— Замуж, говорю, хочу. А что здесь такого?
— Да ничего, — крестница изо всех сил трёт белый диван: ему тоже досталось апельсиновых брызг. А она никак от привычек своих не избавится: только пыльнку-грязинку увидит — сразу тереть.
Лениво провожу волшебной палочкой — оранжевые отметины исчезают.
— Что я не женщина, что ли? Сто пятьдесят лет только и устраиваю всем «долго-и-счастливо». Уже от платьев, туфель, принцев в глазах рябит, а сама — как тот сапожник.
— Какой ещё сапожник?
В шестнадцать и при золотистых локонах её невежество вполне могло сойти за милую наивность, но теперь-то? Хоть бы в книги иногда заглядывала, а не только в мужнюю чековую книжку...
— Который без сапог. Пословица такая. Аллегория.
— Аааа, — тянет крестница, делая умное лицо и поднимая палец вверх. — Вон оно что.
Хотя ей что аллегория, что астролябия — особой разницы нет. Впрочем, им с Прекрасным и разговаривать-то не нужно. Сядут рядышком, за руки возьмутся, и уже хорошо им. Без слов.
Злая я. А всё потому, что завидую. Тоже хочу, вот так, без слов. При звёздах на крыше сидеть, сверчков слушать.
А ведь крестница у меня хорошая добрая девочка. Чего это я на неё?
Вот и теперь вновь садится рядом, неизящно и грузно, чуть покряхтывая, берёт меня за руку и говорит:
— Мы должны исправить положение, крёстная.
— Всенепременно, дорогая. Только как?
— Доверься мне, — заявляет она вполне серьёзно. — Теперь моя очередь помогать.
Ой, что-то мне уже страшно. И за королевство опасаюсь. Если моя крестница так решительно сводит к переносице свои идеальные бровки — быть беде!
Я нежно приобнимаю её, похлопываю по плечу.
— Да ты чего, милая, я же пошутила.
— А вот я не шучу! — говорит она и топает ножкой. — Ты достойна счастья! И я найду тебе мужчину, который тебя осчастливит.
Что-то мне заранее жаль беднягу.
Представляю: врывается такая беременная красотка к какому-нибудь венценосному типу, руки в бока, живот вперёд и орёт на него: «А ну быстро пошёл женился на моей крёстной!»
Тот, испуганный, откуда-нибудь из-под стола: «Хорошо-хорошо. А кто твоя крёстная?»
«Моя крёстная самая настоящая фея!»
Венценосный: «Ой-ё! Попал! Ведь не женишься — в жабу превратит»
Крестница загробным голосом: «Превратит! Ещё как превратит!»
Дальше фантазировать не стала. У меня же мысли материальны, то-то крестница так удивлённо смотрит.
— Ну почти так, — соглашается она. Необидчивая моя. — Хотя я, конечно, хотела устроить конкурс.
— А может не надо!
— Надо и ещё как! У тебя должен быть выбор. Сейчас же сажусь делать рассылку.
Сказано — сделано.
Присаживается к столу, перо-бумагу достаёт и начинает писать. Голуби тут слетаются. По подоконнику ходят, воркуют, свою часть работы ждут. Личная служба доставки моей крестницы.
Сижу, любуюсь на неё. И как умудряется только так идеально писать? Строчит ведь так, что у меня в глазах мельтешит от попыток уследить за её рукой. А буковки выходят ровненькие, красивенькие, с загогулинками. За такие любые ошибки орфографические простишь.
В общем, написала. Письма по голубкам развесила, чмокнула каждого в клювик и отпустила с миром.
Теперь нам оставалось только ждать.
Некстати вваливается Прекрасный с наследником на плече. Последний вопит, как недорезанный поросёнок. Но родители, похоже, счастливы. Вон, нянчится бросились.
Всё, значит мне пора.
Как принцы-короли съедутся — крестница женихам сама сообщит, с какой целью их собрали.
Не попрощавшись, — Прекрасным сейчас не до меня —выпархиваю в голубое, уже подсвеченное пурпуром и подкрашенное позолотой небо, лечу, наслаждаясь лёгким ветерком. Или он — мной. Расшалился, волосы треплет, платьем облепливает. Даже краснею.
Легка, свободна, смеюсь.
А может ну его, этот брак? Но нельзя уже. Крестница расстроится. Когда ещё ей выпадет крёстную замуж выдавать!
В общем, настроение у меня нынче переменчивое и такое, как бы, совокупное. Хочется одновременно всего, но разного.
Ветер тоже меняется и серьёзно завывать начинает. Грубо хватает меня и затягивает в круговорот.
По пути залетаю к Анатолю. Хоть издали полюбоваться, хоть одним глазком.
О, блаженный поэт! Кружит фантом, не замечает подделки. Но времени в обрез, и в тот момент, когда они решат перейти на сладенькое, хотелось бы быть уже в теле.
Вздыхаю и лечу дальше. Лучше так, а то если начну думать об этом, рискую запороть задание. Но мысленный посыл всё-таки отправляю: «Ты дождись меня, Анатоль, дождись! И будет тебе женой фея-крёстная. А не дождёшься — поймешь, почему в народном фольклоре, именуемом мемами (не путать с мимими!) нас рисуют с топорами».
Эх, жестокая становлюсь и социофобию приобретаю. Но оно немудрено при моём-то роде деятельности.
Что всегда девицам надо? Правильно: принцев подавай. А где их наберёшься на всех? Сейчас весь прогрессивно мыслящийся волшебный народ в нашей Сказочной стране на слэш переходит: в какую сказку не залети — то принц томно смотрит на пажа, то принцесса влюблена в пастушку.
Тьфу ты, гадость какая!
Нетолерантная я, ага. Старею, наверное. Ещё сто лет одиночества, и всё — никакому Маркесу не нужна буду, не то, что Анатолю.
В общем, за такими вот размышлениями и долетаю до Злобнолеса. Ну а где ж ещё Академии Тёмного Колдовства быть? Только за Злобнолесом, чтобы балбесы да оболтусы, которые пошли учиться на магов, не разбежались далеко.
Бью крыльями по воздуху, гляжу с тоской на кривые стволы, когтистые ветки и вздыхаю. Злобнолес — во все стороны. Не облететь. Хотя, может, и есть какие-то облётные пути, вот только я их не знаю.
То ли дело у русских штуковины всякие, сама на одной магоконференции видела. Наливное яблочко с серебряным блюдечком и клубок-моток. Последний, если на землю бросить, катится и указывает дорогу. Вот это я понимаю изобретения! А что у нас, в продвинутой Волшебной Магвропе? Палочки волшебные одни...
Эх!
Уж не знаю, куда бы меня унёс мой поток сознания, но тут прямо над ухом раздаётся:
— Мур вам, мявдам!
Это мурлыкающий голосок сытого котяры может принадлежать лишь одному существу на свете. Тому, кто способен шептать на ухо фее, зависшей на расстоянии пяти метров над землёй.
Мяв-куну.
Кувыркается в воздухе, и вот он уже напротив глаз. Морда предовольная.
Мяв-куны — особенные создания. В Незапамятные времена, когда сказки столько складывались, в одной из лабораторий экспериментальной маггенной инженерии вздумали скрестить Чешира с... Да с кем угодно ещё! У мяв-кунов кошачьи морда и туловище, но на лбу топорщатся смешные рожки. Есть крылья, как у летучей мыши, хотя им, потомкам Чеширов, крылья вроде бы не нужны, но маггенетики решили одарить. На всякий случай. А вместо хвоста — змея. Шипит, скалится. Поэтому если уж мяв-кун начинает за хвостом бегать, значит тот конкретно нарвался и достал. Размножались мяв-куны копированием. Особь начинает сильно трясти, и вот она уже мельтешит с такой скоростью, что и не поймёшь — один зверь перед тобой или несколько. А потом — раз! — затих, смотришь, и впрямь несколько. Копий обычно получалось нечётное число: 3, 5, а то и 17! Вернее, копирование было изначально. Потому что когда маггенетики это увидели: поняли — ещё немного, и мяв-куны захватят планету. Ну и вернули им обычное размножение: мяв-кун+мяв-кунша=мяв-кунята. Заодно начали бедных котиков истреблять. Но вот только тех ни яды, ни зелья, ни заклинания не брали — сами же таких, неубиваемых, создали.
Мяв-куны сбежали из лабораторий, ушли за Кудыкины горы, образовали там колонию. Со временем у них даже свои науки и искусства появились. Альтернативные, ага. Но большинство мяв-кунов предпочитает бродяжничать и искать приключения для своего змеехвоста и пушистого предхвостья.
Мой старый знакомец, который, кстати, и рассказал мне всю эту галиматью про появление мяв-кунов, как раз таки так относится к категории беспечных странников.
Сейчас он вертикально висит передо мной, сложив передние лапы на груди, и улыбается. Это у них тоже маггенетическое, от Чеширов.
— Что занесло в наши края, мяв?
— Нелёгкая, — честно признаюсь я и хмуро оглядываю бескрайний Злобнолес. Тот щерится, тянет корявые ветки, шумит и явно недоволен тем, что не иду.
А вот уж дудки!
— Мне в Академию Тёмного колдовства надо, — сознаюсь печально.
Мяв-кун издаёт резкий звук, будто ему прижали его змеехвост.
— Я-то думал, вы, после случившегося, туда ни кончиком крылышка, мяв.
Вспомнив, о чём он говорит, невольно ёжусь.
Да уж, полезла в пекло, как бы живой остаться.
А случилось вот что.
Почти девяносто лет назад, когда я только начинала карьеру феи-крёстной, бытовала легенда, что пыльца фей — что-то вроде философского камня для зельеваров. И стали эти мрачные типчики, которые проводят лучшие свои годы у дымных котлов, ловить нас и пыльцу с крыльев стряхивать. А без пыльцы фея, известное дело, погибает.
То были тёмные и страшные времена. Вот и Чариус Хмурус, тогда ещё зелёный аспирант кафедры Пакостного зельеварения, решил себе заполучить столь редкий ингредиент. Отловил Золушку (а их в наших краях полно, больше, наверное, только Красных Шапочек) и шантажом заставил бедную девушку призвать свою фею-крёстную, которой по несчастью оказалась я.
Там-то он меня сцапал, в свою тёмною берлогу уволок и посадил в клетку. И сейчас бы моя душа отплясывала на лунных дорожках, вместе с душами увядших нимфей, если бы не мяв-кун.
Какие дела у них там были с Хмурусом — мне неведомо. Но насолил ему зелёный зельевар, видимо, капитально, поэтому мяв-кун вздумал поквитаться: взял, улучшил момент и отпустил меня. Второй раз чёрному колдуну меня уже было не поймать. Все его заклинания ломала, как хворост об колено. Что может обычный колдун против настоящей феи? Пфф!
Да и в первый раз он меня поймал лишь потому, что я от разговора с крестницей разомлела.
Одним словом, показала я этому подвальному заморышу нос (хотя его-то носяре мог и сам Карлик-Нос позавидовать) да была такова.
Выныриваем, однако, не в Академии. Её чёрные башни щербатыми ртами вгрызаются в сумрачное небо. Словно какое чудовище прилегло пастью вверх.
Здание Академии пристроилось на выступе Грозноскалы, которая возвышается сразу за Злобнолесом. Места тут голые, дикие, с покорёженными деревьями, редкими облезлыми кустарниками и вороньём.
То ещё зрелище!
К двери учебного заведения тянется бесконечная лестница, высеченная прямо в камнях.
В воздухе искрит и потрескивает от напряжения.
— Почему здесь? — оборачиваюсь к своему проводнику.
Мурчелло разводит лапами:
— Защита-с, мур.
— А как же студенты туда попадают?
— По студенческим, а у преподавателей и сотрудников — мявгопропуска.
Да, подбросили мне работёнку коллеги! Поклон им низкий, почти земной и чтоб у них в роду до седьмого колена жабы рождались, ага!
Кажется, снова вслух, вон, мяв-кун как глаза выпучил и пятится.
— Ну, Айсель, ты и даёшь!
— Да нет, пока не даю. Некому.
Ой, опять сморозила!
Хихикаю, а он грозит мне когтистым пальцем.
Отсмеявшись, серьёзнею и спрашиваю:
— А как в Академию-то попадать будем? От того, что мы стоим здесь — миссия не выполнится.
— Не волнуйся, — он раскланивается и, создав шляпу, метёт перьями воздух. — Перед тобой лучший взломщик Всея Сказочной страны! Нет такого защитного заклятия, через которое я бы не обошёл.
Верю и полагаюсь. И пока он возится с магическими формулами, присаживаюсь на камень.
Но тот вдруг как заходит ходуном. И я грохнусь, задрав ноги и пребольно ударившись.
— Эй, смотри куда садишься, идиотка крылатая! — возмущается бывший камень, а ныне вполне себе упитанный тролль. — Я тут охочусь, маскируюсь, а ты расселась!
— А на кого охотишься? — интересуюсь, уже поднявшись и отряхнув платье.
— На белку.
— А в Злобнолесу есть белки?
Тролль скребёт затылок.
— Как говорит моя тётка — белки есть везде. Всё дело в дозе. А в дозах Бурлящий Котёл толк знает.
— Даже не сомневаюсь!
Я, правда, не сомневаюсь. Как же Бурлящему Котлу и не знать доз?
Тролль вздыхает.
— Кароч, раз ты мне всё сломала, — это я-то? такой громадине? — то пойду я в лес. А ты, если белку увидишь, скажи, что её Хрясь ищет. И что я простил.
Киваю, хотя искренне обещаю себе дозы до белок не употреблять.
Тролль исчезает в Злобнолесу — и как не боится-то? хотя он тролль, что ему будет, — а ко мне побегает мяв-кун — морда довольная, улыбка до ушей:
— Взломал! Пошли!
Ух, как же это бодрит и молодит — творить что-то противозаконное!
Радостно ныряю в дыру следом за Мурчелло, и вместе мы оказываемся прямо у дверей Академии Тёмного колдовства.
Мрачненькое местечко. Видимо, для строительства этого здания мало что отобрали самый чёрный камень, так ещё и покрасили, чтоб надежнее и чернее самой черноты было.
Дверь скалится на нас химерой, хорошо, хоть не живой. Но как натурально сделано! Блеск!
Кидаюсь в неё лёгеньким заклинанием Постучакус. Так эта тварь его тут же хватает и превращает в такой грохот.
Бедные мои чуткие ушки!
Вся Академия ходуном!
— Да затопчи вас горный тролль! Кого принесло? — доносится из-за двери, она распахивается и пред наши очи является заспанный охранник. Настоящий громила. С пышной бородой и шипастой дубиной на плече.
— Чего надо? — недовольно рявкает он.
— Ректора бы, — говорю я.
Руководитель Академии не заставляет себя ждать. Черно-зелёный, носатый, тощий и уродливый, как ночной страх, предстаёт сам Чариус Хмурус.
И сейчас, похоже, он не на шутку зол. Сложил руки на груди, грозно смотрит из-под кустистых бровей.
— Кто это явился без предупреждения? — рычит он.
Делаю книксен и стараюсь произнести, чтобы голос не дрожал:
— И вам не хворать, господин Хмурус.
— Фея-Крёстная? Хм...
Ну да, не Золушка. Вроде сразу видно.
Он обхватывает длинными, похожими на паучьи лапки, пальцами месяцеобразный подбородок и смотрит на меня, как на невидаль.
— И что бы это значило? Балов вроде в Академии не даём. У нас тут всё строго. Девочки в левом корпусе, мальчики — в правом. И никакой романтики!
— Вот! — выскакивает из-за моей спины мяв-кун. — Нарушаете баланс, мяв, потому и прислали фею.
Ректор хмурится ещё сильнее и спрашивает вкрадчиво:
— А ты что здесь делаешь, хвостатое недоразумение?
— Шшш! — злится змеехвост. — Я ушшшмение, а не недоразу... шшш...
Мать моя Королева Маб — хвост разговаривает!
— Цыц! — мяв-кун топает ногой по воздуху. — Я тут голова.
— Шшш! Голошва я...
И как сцепятся в клубок! Только кошачьи вопли да змеиное шипение слышно.
Хмурус закатывает глаза. На зелёном лица отлично читается: откуда ж вы взялись, неугомонные?! А потом, будто снизойдя, переводит взгляд на меня.
— Что же это я, — говорит он почти нежно, но у меня от такой нежности мурашки по коже бегут, — гостей на пороге держу. Раз уж прибыли, надо вас устроить!
И выхватывает из кармана безразмерной мантии коробочку, наподобие той, в каких благородные маги табачок носят, открывает крышку, а оттуда — два амбала каааак выпрыгнут.
Одинаковые и страшные, рыжие и конопатые.
Хмурус ухмыляется:
— Уважаемая Фея-Крёстная, оцените, мы тут с русскими магами опытом обменивались. Водки было выпито... ой... тьфу... зелий сварено — немерено. Вот ещё и подарили они мне на прощание артефакт. Называется «Двое-из-ларца-одинаковы-с-лица».
Амбалы дружно гыкают, подтверждая.
Мяв-кун орёт протяжно, видимо, достаётся ему по первое число от хвоста. Я даже проникаюсь и понимаю: у меня ещё не всё так плохо. По крайней мере, меня не кусает собственный хвост. Как хорошо, что феи — бесхвостые создания.
У Хмуруса физиономия довольная и смотрит он на этих рыжих-конопатых олухов едва ли не с любовью.
То, что кадровиком оказывается гоблин со скверным характером (впрочем, других им не выдавали при рождении), меня ничуть не удивляет. Как-никак Академия Тёмного колдовства. Здесь таким созданиям самое место.
И вот уже пергамент с магопечатью академии у меня в руках, я официально трудоустроена и могу, наконец, следуя за привидением-проводником, пройти в свои апартаменты. Но не тут-то было! Не успеваем вы выйти в коридор, ведущий к жилым комнатам преподавателей, как прямо на меня вылетает Мурчелло. Вернее, он бежит на всех четверых, но так быстро, что кажется будто летит. Набегу мяв-кун испуганно оглядывается. Создаётся впечатление, что сейчас селом появится свора преследователей. На полном ходу Мурчелло врезается в меня.
Проводник обиженно фыркает и исчезает.
А я не успеваю возблагодарить силы волшебные, что мяв-кун жив и вроде бы — особенно, если судить по прыти — здоров, как тот как завопит:
— Спаси! Помоги! Убивают!
Но убийц на горизонте не видно, свора так и не показалась. Однако Мурчелло испуганно вертит головами — своей и хвостовой — по сторонам, а в радужных глазах плещется неподдельный ужас.
— Да что же случилось? — оттаскиваю его в угол, подальше от сторонних свидетелей, хотя эта, жилая, часть академии пуста — преподаватели уже переместились в аудитории, вот-вот начнутся занятия.
— Она пришла за мной! Ик!
— Кто пришёл, Мурчелло? Кажется, чрезмерное потребление Ignotum bestia дурно сказалось на твоих умственных способностях.
— Пфф! — ершится мяв-кун. — Фея будет мне рассказывать об уме! Говорю же, она вправду пришла. Её Хмурус прислал мне в наказание. Сказал, что хуже не придумаешь, и он прав!
— Кто, в конце концов, эта таинственная она? — понимаю, что уже закипаю. А кипящая фея — это посерьёзнее, чем бурлящий котёл! Рванёт, так рванёт!
— Белочка! — говорит он и снова испугано икает.
— Да силы вы волшебные! — так, пар, кажется, уже повалил? — Тут что, вся академия с русскими по обмену... Что ещё за белочка?
— Рыжая, с пушистым хвостом, — мяв-кун беззастенчиво сморкается в моё платье — вот же наглец! — и утирает лапкой слезу. — Кричала, что я «хорошенький», «уиии», «мимими» и обещала затискать! Сущее наказание! Насилу лапы унёс.
Выдыхаю.
— Жив и хорошо, идём, мне комнаты выделили. Осмотрим.
Едва успеваю очистить платье от «печали» Мурчелло, как призрачный проводник появляется вновь.
Раскланивается и готовь довести возложенную на него миссию до конца. Покидает нас только у двери комнаты, рассказав как пользоваться специальной магической картой-ключом.
Вставляю, говорю заклинание, открываю и замираю.
Апартаменты скромные, но уютненько и со вкусом. Всё остальное легко исправить с помощью парочки взмахов волшебной палочкой.
Например, уложить на кровать мои любимые облачные перины — нет ничего мягче. Это тут же доказывает Мурчелло, который с радостным мявом ныряет в пух. Уже через пару минут он громко и счастливо храпит.
Вот и пусть, а я пока схожу в ванну. Даже феям следует помнить о гигиене. Особенно в местах, где нельзя искупаться в лунном свете.
Разнеженная и отдохнувшая возвращаюсь в комнату с намерением сделать себе лимонад и вытянуться на тахте с книгой (люблю читать и ничего не могу с собой поделать!), но натыкаюсь на молоденькую девушку, увлечённую уборкой моей комнаты и что-то напевающую.
Везёт мне на девчонок, будто родившихся со шваброй.
Одета она в серое платье и белый передник. Отчего рыжий пушистый хвост выделяется особенно ярко.
Стоп! Хвост?!
А вон и ушки с кисточками торчат из копны рыжевато-золотых локонов.
— Так ты и есть белочка?
— Ой! — она вскрикивает, оглядывается и роняет щётку для пыли. — Простите, — пищит. Голосок у неё нежный-нежный. — Думала, успею. А вы уже въехали. Но я скоро-скоро. Поверьте, я расторопная белочка, просто мяв-кун отвлёк. Ректор Хмурус сказал, я должна его защекотать. Вот.
— Не переживай, — улыбаюсь ей и указываю на место рядом с собой. — Лучше иди сюда. Давай поговорим.
Она охотно оставляет щётку и тряпку, (видимо, хоть и старательная, а работу эту не очень любит) и послушно опускается на тахту возле меня.
— Айсель, — говорю и протягиваю руку.
— Ляна, — отвечает она и пожимает мою.
— Вот и будем знакомы. Мне кажется, ты очень славная.
— А вы — совсем не похожи на фею. Вернее, нет, вы красивая и крылышки у вас чудесные, так и искрятся. Но вы другая, вроде моей бабушки. А та была очень мудрой белкой.
«Мудрая белка» — так меня ещё никто не называл!
— Та фея, которую ты встречала, — а ты ведь уже встречала фей? — Ляна кивает: — какой она была?
— Крохотной, вот такой, — Ляна показывает размер на пальцах. — Не то, что вы. Вы — крупная фея.
К сожалению, я уже успеваю наколдовать себе лимонад и сейчас давлюсь им, кашляю и неприлично разбрызгиваю ароматную жидкость.
Ведь я — не крупнее самой Ляны, а она — хрупка и миниатюрна.
— Нет-нет, — поспешно исправляется моя собеседница, — вы очень изящная, — бурчит себе под нос: — Кажется, так это называется? — И опять ко мне: — Просто та фея была совсем крохой, а вы — как человек. Вот!
Улыбаюсь:
— Ты, наверное, встретилась с лунной или цветочной феей. Они обычно маленькие. Рождаются из бутонов. Но вредные.
— Точно, именно так! — охотно соглашается она. — Та была самая-самая вреднючая! Это она сделала меня странной!
— Наколдовала тебе хвостик и ушки?
— Что вы! — Ляна с каким-то даже суеверным страхом хватается за свои милые ушки. — Ушки и хвостик у меня были всегда. Она наколдовала мне ноги! Ну... и всё остальное, — косится на свою весьма соблазнительную грудь.
— Ты чудо, Ляна! — ставлю стакан с лимонадом на туалетный столик и треплю её по волосам.
Она млеет, а потом вздыхает:
— Хрясь тоже так говорит.
— Хрясь — тролль?
— Угу! Громадный! — но руки, почему-то, разводит в стороны, будто старается объять необъятное.
В общем, десять глаз с любопытством смотрят на меня. Кажется, удалось их заинтересовать. Это здорово.
— Давайте знакомиться, — повторяю я и приглашаю в центр, где у доски небольшой подиум, самую милую из девочек.
Нда, это ж кто ей наряд подбирал?
Пышная юбка в чёрных кружевах, чёрный же корсаж, поверх которого наброшена куртка с капюшоном, шнурованные ботинки на толстой подошве, шипастый ошейник. Нормальная девушка по доброй воле такое не оденет! Так и хочется спросить: «Детка, ты что собака?» И немедленно взмахнуть волшебной палочкой, чтобы превратить её... в человека.
Но...
… без радикализма, Айсель. Спокойно. Начнём.
— Расскажи нам о себе, — тепло улыбаясь, прошу её. Сама же удобно располагаюсь за учительским столом. Руки разомкнуты и спокойно лежат на коленях. Говорят, это жест доверия.
Девушка смотрит на меня мутным сонным взглядом. Начинает она медленно, тоскливо, так и кажется, что фоном звучит траурный марш и мелькают кладбищенские пейзажи:
— Меня зовут Депра. И я — настоящая принцесса.
Чуть не падаю со стула: всяких принцесс навидалась, но чтобы такое! Ну ладно, в Сказочной стране живём. Тут у нас принцессное разнообразие. Да и имена какие угодно можно выбирать — свобода же. Но мотив интересен, а потому спрашиваю:
— Почему Депра?
— А у нас очень депрессивное королевство. Мама в депрессии, папа в депрессии, и по стране гуляет Великая Депрессия. Решили не отходить от традиций.
Да уж. Подзабыла я что-то магеографию. Депрессивное королевство — это у нас Грустьляндия, что ли? Раньше там водились вполне себе трагичные принцы. И котировались они на рынке женихов весьма неплохо. Давненько я там не бывала, а грусть, вон, уже в депрессию перешла.
Нужно девочку немного взбодрить. А женщину ничто так не бодрит, как перемены. Пусть даже небольшие.
И я предлагаю:
— От традиций отходить не будем, но имя немного подкорректируем.
Депра смотрит на меня удивлённо, но разрешает:
— Валяйте.
— Ну-ну, — грожу пальцем. — Никаких мне словечек.
И призываю книгу имён Мурчелло. Думаю, он не обидится такому заимствованию, тем более я верну.
Ищем имя, нужно грустное и на «Д», чтобы девушка не путалась.
— Вот — Долорес. Вроде и «скорбящая», а звучит куда более благородно.
Остальные кивают головами: мол, здорово! Толстуха ещё и большие пальцы вверх показывает, в глазах — чистый восторг.
— Теперь немного поработаем над имиджем.
Смена образа у замарашек — мой конёк! Пара взмахов волшебной палочки, и вот уже перед нами изящная девушка в тёмно-лиловом платье со шлейфом и диадемой в чёрных, как смоль, волосах.
— Сделайте-ка реверанс, принцесса Долорес.
Она приседает изящно, с лёгкой полуулыбкой на ярких губах.
Хороша! Слов нет, как хороша.
Могу гордиться своей работой.
— Что ж, это платье оставим для особых случаев... — начинаю я, но толстуха, извиняясь, перебивает.
— Эх! Особых случаев у нас тут не бывает. Даже церемония вручения дипломов проходит в скорбной тишине.
Это поправимо. Потому что существование меня и балов в разных реальностях просто невозможно. Я же — женщина-праздник.
— Будут, — заявляю решительно, — и переодеваю Долорес в скромное форменное платье и мантию. Волосы теперь — в аккуратной косе, а личико без дурацкого макияжа — свежо и нежно. Не красавица, но очаровательна определённо.
— Теперь ты, — говорю и приглашаю толстуху.
Она выбегает чуть ли не вприпрыжку.
— Я — Люси, и меня воспитала бабушка, потомственная колдунья, — бодро чеканит она.
— Люси — хорошее имя. Да и ты сама — аппетитная булочка.
Подхожу и треплю румяную щёчку: вон какая, кровь с молоком.
— Эх, — вздыхает Люси, — только вот кому я нужна такая?
— Не вешай нос, — подбадриваю я, — в Сказочной стране найдётся с десяток королей, которые предпочитают женщин в теле.
Но тут же себя одёргиваю: какие короли?! Нам ректора надо женить. А этот зелёный женщин на дух не переносит: ни полных, ни худых, ни блондинок, ни брюнеток. Хотя... скорее всего, прикидывается: все самые заядлые женоненавистники в душе те ещё бабники.
— Короли — это хорошо! — блаженно улыбается Люси и влюблёно смотрит на меня.
Ещё одна покорена.
Поколдуем и над ней.
А что? В итоге выходит вполне себе знойная и томная девица. Немножко отточить манеры — и хоть сейчас под венец.
Остаются трое: очкастая Сони с круглыми, как у мыши ушками, кривозубая Мишель и долговязая Даниэла.
Хотя, всё не так страшно, как кажется на первый взгляд.
В комнату к себе возвращаюсь разбитой, но счастливой. Теперь я уверена, что миссия выполнима.
Мурчелло на кровати не обнаруживается, и это радует меня, потому что на кровать у меня вполне серьёзные планы.
Феи могут обходиться без отдыха, еды, воды, но я всё-таки предпочитаю здоровый образ жизни, один из столпов которого — восьмичасовой сон.
***
Однако уже на следующем занятии меня ждёт разочарование. Настоящая принцесса — снова в чёрном и с жутким макияжем.
— Долорес! В чём дело?!
Зря я старалась, что ли? Вот же упрямая девчонка!
— Меня зовут Депра, — всё тем же сонным голосом поправляет она и осоловело смотрит перед собой.
— Мы же на прошлом занятии выбрали тебе новое имя...
— Вы выбрали, — говорит она. — А я не обещала, что соглашусь на него. Моё первое дали мне родители.
Остальные девчонки ахают и замирают.
— Мы ведь договорились, что если ты посещаешь мои занятия, то выполняешь и мои требования.
Она фыркает:
— Вы решили вылечить депрессию витаминкой мгновенного действия? Не выйдет. Депрессия — дело упрямое и затяжное. Так быстро не лечится. — Она вытягивает руки вперёд, опускает на них голову, буквально распластываясь на парте, и произносит со смаком: — Хочу сдохнуть.
Да уж действительно — витаминкой не вылечишь.
Но Ландар грубо встряхивает Долорес и почти брезгливо отбрасывает от себя.
— Вам следует смотреть, юная леди, куда вы идёте, — холодно произносит он. Глаза его при этом горят, а тонкие губы презрительно кривятся.
Бедная девочка!
Так опозорить перед всей академией!
Вон, Марика торжествует. Её прихлебательницы хихикают. А моя дорогая Долорес глотает слёзы.
Ну, Ландар! Ну, скотина!
Подлетаю, обнимаю Долорес и поворачиваюсь к королю. Состояние у меня — вот-вот разорвёт на много цветочных фей.
— Да что вы себе позволяете, мужлан неотёсанный!
Король задыхается от гнева: вон, физиономию перекосило, желваки ходят, кулаки сжимает.
— Фея! — выплёвывает он, глядя на меня с высоты своего роста. И слово звучит в его устах, как ругательство. — Хмурус! — срывается он, наконец. — Какого чёрта здесь делает это крылатое недоразумение?
Я — недоразумение?! Да ты зарвался, человечишка! Да я ж тебя в неведому зверюшку превращу и мяв-куну скормлю!
Уже выхватываю палочку, чтобы привести угрозу в исполнение, возмущенно трепещу крылышками, когда чёрной молнией между нами влетает ректор.
— Прошу вас, Айсель, успокойтесь! — очень вежливо произносит он, хотя глаза его говорят что-то совсем невежливое. — И вы тоже, ваше величество.
Хмурус раскланивается, чуть ли не расшаркивается. А мне вспоминаются слова Ляны: «Король — куратор академии». Наверное, ещё и спонсор.
Чариус Хмурус, между тем, продолжает:
— Уважаемая госпожа Айсель направлена сюда Комитетом по балансу. Видите ли, у нас перекос в сторону тёмных преподавателей, нужно было слегка разбавить светом.
— Вот как, — Ландар ехидно щурится. Глаза у него ненормальные, вишнёвого оттенка, и сейчас в них пляшут недобрые красные огоньки. — Ну что ж, Комитету виднее. И что же преподаёт уважаемая госпожа?
— Основы соблазнения, — не удерживается и таки хмыкает Хмурус.
Ландар оборачивается и указывает на Долорес, всё ещё рыдающую у меня на плече:
— А это, случайно, не ваша ученица демонстрировала нам сейчас практические навыки?
Я не отвечаю, гордо задираю нос и увожу Долорес. Вслед нам несутся насмешки и дразнилки. Ничего-ничего. Смеётся тот, кто смеётся последним. На нашей улице тоже будет праздник, с печеньками и канканом.
Передаю подопечным все ещё плачущую Долорес.
Правда, сейчас она настоящая Депра и, видимо, надолго; всё время бормочет: «Лучше сдохнуть! Я неудачница. Жизнь — боль» и подобную ноющую чушь.
— Ну почему у других получается падать в объятия мужчинам своей мечты, а у меня нет! — заканчивает она печальную тираду.
Добросердечная Люси протягивает ей платок, чтобы та как следует высморкалась.
— Ничего, ещё научишься, — подбадриваю я. — Опыта пока маловато, но мы будем тренироваться.
Депра-Долорес улыбается вымученно и так несчастно:
— Я смогу?
— Обязательно! — заверяю и похлопываю по плечу. — Ты будешь лучшей. Вы все. Но на сегодня занятия окончены. Жду вас завтра в тоже время.
Они понимающе кивают и уводят нашу неудавшуюся дебютантку. А я бегу в свои апартаменты: надо сосредоточиться и понять, что делаю не так. Почему мои методы не работают? Ведь если такие осечки и дальше пойдут, то миссия может накрыться. И тогда не видать мне замужества, как эльфу — кончиков ушей.
Только распахиваю дверь в комнату, как оказываюсь в самом центре метели. Все мои подушки — в клочья, оседают вокруг перьевыми хлопьями. И вот прямо на меня из этого «снегопада» выскакивает мяв-кун: глазищи горят, шерсть дыбом, змеехвост торчком! И главное — на четырёх лапах. А если мяв-кун на все лапы встал — значит, что-то серьёзное!
— Мяяяяяяяяаааааааааааууууууууу! — орёт он. — Деррррррррржжжшшшии!
К последнему завыванию подключается и хвост.
И только теперь я замечаю упитанного крыса, который улепётывает на задних лапах. На голове у него корона, а следом тянется пурпурная мантия.
— Сжирают живьём! Помогите!
Он ныряет за меня, но на всём бегу врезается в ножку шкафа, падает плашмя назад и...оказывается вполне себе нормальным — ну, если не считать объёмного живота — мужчиной в белом мундире.
Помогаю ему встать. Он отряхивается и грозит кулаком мяв-куну. Тот всё ещё вздыбливает шерсть на загривке и шипит, выпуская и втягивая когти.
— Вы кто? — спрашиваю.
— Человек! — отвечает он гордо.
— Уже легче! Прямо гора с плеч, знаете ли. А то я думала эльф какой-нибудь.
— Нет, я король.
Упираю руки в бока и завожу глаза под лоб: ещё один. Да у них тут просто слёт.
Качаю головой.
— Почему же вы, господин король, в таком неприличном обличье перед женщиной появляетесь?
— Да-да, и меня провоцируете! — возмущается мяв-кун. — А если бы я вас ням-мяв-мяв!
Мурчелло уже успокоился, сейчас лежит прямо на воздухе и со вкусом облизывает лапу.
— Эх, — вздыхает король, заводит руки за спину и ковыряет нарядным башмаком пол, — понимаете: я — оборотень. Только все оборотни как оборотни, превращаются то в волка, то во льва, то вообще в дракона. И только мне не повезло — превращаюсь в крысу. Кто ж такого полюбит?
Достаёт из кармана внушительных размеров платок и демонстративно промокает слёзы. Скупые мужские, конечно. Но как убедительно. Меня сегодня что, затопить решили? Ну ладно ещё Долорес, она — девчонка, но этот-то! Вон пузо какое наел? Может, поэтому его никто и не любит.
— Откуда вы вообще здесь взялись, ваше кры... королевское величество?
Сажусь на тахту, указываю ему на стул и готовлюсь слушать.
Он мнётся, пухлые щёки заливает густой румянец, прямо едва ли не под цвет мантии. Только теперь замечаю, что белый королевский мундирчик весьма-таки потрёпан и в пятнах.
— Понимаете ли, — он сдвигает корону набекрень и даже удивительно, как та не падает, — в общем... тут такое дело... одним словом... меня сюда завезли... с мукой.
Он облизывает губы, сцепляет пальцы и, уставляясь в пространство невидящим взглядом, начинает рассказывать: