София
Я бегу, не разбирая дороги. Позади слышны шаги. Тяжёлые. Настойчивые. Разносящиеся глухим эхом по спящему кварталу, как удары молота по наковальне. Как неизбежный приговор.
Люди Антона вот-вот поймают меня…
Дождь давно закончился, но асфальт всё ещё блестит в свете редких фонарей.
Прохудившиеся кроссовки скользят по мокрому тротуару. Дыхание рвётся из груди облачками пара в холодном предрассветном сумраке. Сердце гулко стучит в ушах.
Бежать. Бежать!
Нельзя останавливаться – как бы сильно ни жгло лёгкие, как бы ни кололо в боку.
Я сжимаю ремешки потрёпанного рюкзака. В нём – всё, что у меня есть: фотография родителей, кошелёк с несколькими помятыми купюрами, сунутыми наспех, и разряженный телефон допотопной модели.
Сворачиваю за угол. Ещё раз. И ещё.
Если чаще петлять, меньше вероятность, что меня поймают и отведут к этому чудовищу...
За очередным поворотом реальность будто трескается. Я и сама не понимаю, как оказалась здесь. Вместо облезлых многоэтажек мимо проплывают роскошные особняки, прячущиеся за высокими заборами. Даже воздух другой – с запахом власти, финансовой стабильности и безопасности.
Пропитанный тем, что мне никогда не светит.
В этой жизни уж точно.
— Быстрее! Она побежала туда! — чужие грубые голоса звучат слишком близко.
Я вздрагиваю, осознавая, что всё-таки остановилась перевести дыхание. Засмотрелась. И теперь эта заминка обойдётся мне слишком дорого.
Нужно срочно что-то придумать.
Спрятаться.
Паника обжигает кожу. Я верчу головой, осматриваясь. Впереди – тупик. Позади – люди Антона.
Похоже, я сама загнала себя в ловушку…
Уперев ладони в колени, сгибаюсь и судорожно выдыхаю, пытаясь успокоиться. Поднимаю глаза. Передо мной – кирпичный забор, увитый плющом. За ним – свет, лёгкая джазовая музыка и гомон голосов.
Времени на раздумья нет.
Это мой единственный шанс.
Разогнавшись, стискиваю зубы и прыгаю на забор. Карабкаюсь, чудом уцепившись руками за выступ. Подтягиваюсь из последних сил. Секунда – и я перекатываюсь через край, падая в чужой сад. Прямо в кусты роз, лепестки которых в темноте кажутся почти чёрными.
Со стоном поднимаюсь. Но, несмотря на осторожность, всё равно напарываюсь на колючие стебли. Шипы безжалостно царапают кожу ладоней, цепляются за штаны и куртку, словно желая отомстить за розы, погибшие под моим весом. Но я не обращаю на это внимание.
Боль – ничто по сравнению со страхом, выжигающим грудь.
В ушах звенит от падения и бешеного количества адреналина в крови. Стараясь оставаться незаметной, прижимаюсь к кустам, чувствуя, как сердце готово выскочить из груди. Трава, мокрая от росы, холодит кожу. Ветер приносит с собой запахи еды, алкоголя и женских духов. От первого желудок сводит в голодном спазме, вынуждая меня сжаться в три погибели. И задуматься о том, как давно я ела.
— Куда она делась? — звучит совсем рядом. Возможно, за забором.
Они уже здесь…
Нужнобежать. Прятаться.
Повинуясь инстинкту, бросаюсь вперёд. Но как бы я ни старалась слиться с местностью, бдительный охранник, стоящий на краю ухоженной аллеи, замечает меня.
Неудивительно. Я – как белая ворона среди напыщенных павлинов.
Глаза мужчины тут же цепляются за мой нелепый вид. Брови сходятся на переносице. Он достаёт рацию и говорит что-то, не сводя с меня пристального взгляда.
Чёрт.
Чёрт!
Я выпрямляюсь в полный рост – прятаться уже бесполезно. До оглушённого сознания доносятся отдельные звуки: чей-то смех, звон бокалов, злые выкрики прихвостней Антона за забором.
И этот забор – как граница между двумя мирами.
Набрав полную грудь воздуха, быстрым шагом иду к особняку.
Будь, что будет. Терять уже нечего.
Меня окружают мужчины в дорогих костюмах, женщины с безупречными причёсками и макияжем. Мои ободранные джинсы и потёртая куртка среди множества атласных платьев – как грязное пятно на белоснежной скатерти.
Ненавижу этот мир за то, что пока одни прячутся по кустам от долгового рабства, другие – организовывают роскошные вечеринки просто так.
Ненавижу…
У кого-то с детства есть всё, о чём только можно мечтать, а кто-то вынужден пахать сутками напролёт, лишь бы просто выжить…
Я сжимаю кулаки, пробираясь сквозь толпу танцующих. Мне вдогонку летят неясные шипения и презрительные слова аристократов, но я не слышу ничего, кроме шума собственной крови в ушах.
Обойдя дом, собираюсь рвануть в сторону ближайшего забора, но резко останавливаюсь. Мелодия – слишком красивая, словно не из этого мира – врывается в воспалённое сознание. И я застываю, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места.
Такая печальная…
Надрывная.
Пробирающая до мурашек.
Проникающая в самую душу.
Что-то заставляет меня обернуться.
И только тогда я вижу Его.
Он сидит у белого рояля в дальнем углу террасы, слегка склонив голову. Светлая прядь выбилась из безупречной укладки и упала на лоб. Его волосы, отливающие в лунном свете серебром, чуть колышет весенний ветер. Лицо – будто высечено изо льда. Но не холодное, а сосредоточенное. Взгляд рассеян. Чёрная рубашка расстёгнута на одну пуговицу, рукава небрежно закатаны до локтей. На левом запястье – длинная тёмная царапина. Тонкие пальцы скользят по клавишам. Чувственные губы безмолвно шевелятся, исполняя песню, которую никто и никогда, кроме него, не услышит.
Он играет так, словно перед ним концертный зал. Но вокруг – никого.
Разве у таких, как он, может быть душа?
Этот диссонанс настолько выбивает меня из реальности, что я прикрываю глаза. Дышу. По-настоящему. Полной грудью. Слушаю завораживающую мелодию. Позволяю себе ненадолго забыть, что за мной гонятся. Что я на чужой территории. И что дальше будет только хуже.
София
Я всё же беру бокал и осушаю его до дна. Заглушая не только жажду, но и шок.
Вот чёрт…
Это не сок, а вино.
Гранатовое.
Вкус на языке терпкий, сладко-горький, немного вяжущий.
Как последствия неправильного выбора.
Я морщусь от досады, а на лице Егора впервые появляется нечто похожее на человеческие эмоции.
— Думала, там сок? — растягивает губы в ухмылке.
Тоже мне, Капитан Очевидность…
Я не отвечаю. Просто ставлю пустой бокал на столик. Подхожу к дивану и обречённо плюхаюсь на него. Тру лицо ладонями, а затем прячу их между бёдер, пытаясь отогреть пальцы. Почему-то они всё никак не согреваются, несмотря на то, что в кабинете Егора довольно-таки тепло.
Мой жест не остаётся незамеченным. Но хозяин дома никак это не комментирует.
— Готова обсудить условия? — добавляет после паузы, садясь в кресло напротив.
Вскидываю голову, недобро прищурившись.
— С чего ты решил, что я согласна? — вырывается язвительное, прежде чем успеваю прикусить язык.
Он продолжает вежливо, но холодно улыбаться.
— А почему – нет? — Невозмутимо. — Я предложил прекрасный выход из положения. — Кивает на экран монитора.
Слово «выход» режет слух. Его отношение к моим проблемам бесит. Как будто это и не проблемы вовсе, а так… Головоломка, которую можно решить за пару минут.
В груди зарождается сожаление, что я так просто рассказала ему обо всём.
Где была моя голова? Мозги по дороге растеряла?
Или от голода уже тупеть начинаю?
И тут мой живот, как будто вторя мыслям, предательски громко урчит. Звук эхом отражается от стен. Я моментально краснею, мечтая провалиться на месте со стыда.
Вот только Егор тут же перестаёт улыбаться и хмурит слишком тёмные, в сравнении со светлыми волосами, брови.
— Ты когда ела в последний раз?
— Не твоё дело, — бурчу раздражённо. Ёрзаю на диване, делая вид, что пытаюсь усесться. Но в действительности просто прячусь от его вездесущего взгляда.
— Ошибаешься. Пока ты гостья в моём доме – это моё дело, — произносит с нажимом.
Он не ждёт согласия. Поднимается из кресла. Подходит к столу и нажимает на кнопку. Уже через минуту появляется женщина лет сорока, в строгой чёрной форме. Заходит в кабинет и останавливается посередине.
На меня не смотрит.
— Егор Александрович, — вместо приветствия. — Желаете, чтобы я подала завтрак сюда?
— Да, — кивает он. — Только принесите нормальную еду, а не то, что подавали сегодня на банкете, — опускает манжеты рубашки и застёгивает их на запястьях.
Кивнув, женщина исчезает так же быстро, как появилась.
— Спасибо, — с трудом выдавливаю из себя благодарность. В горле появляется ком.
Егор пожимает плечами:
— Если ты умрёшь от голода, это здорово подпортит мне имидж, — скалится одним уголком рта.
Это он сейчас так изощрённо пошутил?
Обалдеть. Глыба льда умеет не только приказы раздавать.
Еду приносят в самые кратчайшие сроки. На подносе – керамическая супница, нарезанный хлеб, мёд и две чашки чая. Всё ещё горячее.
Оказывается, я дико голодна.
Приходится давиться слюной, лишь бы не накинуться на еду, забыв о приличиях.
— Не стесняйся.
Его слова заставляют меня смутиться ещё больше. Но я скрываю это за каменным выражением лица, которое легко получается изобразить – пример прямо перед глазами. Егор стоит, сунув руки в карманы брюк, и наблюдает, как я пододвигаюсь к краю дивана и начинаю есть. Медленно и аккуратно. Так, словно от этого зависит моя жизнь.
И почему я боюсь показаться дурнушкой перед ним? Какая разница, что этот напыщенный сноб обо мне подумает?
Суп – куриный, домашний – улетает в два присеста. Я жмурюсь от того, насколько он вкусный, заедая свежеиспечённым хлебом. Даже о наблюдающем за мной хозяине дома забываю.
Пусть смотрит, если ему так хочется.
Извращенец…
Когда доедаю всё до последней крошки хлеба, до последней капли мёда, Егор подаёт мне салфетку. Я беру её, избегая зрительного и физического контакта, и демонстративно вытираю рот. После чего набираю полные лёгкие воздуха и, чувствуя приятную тяжесть в животе, расслабленно откидываюсь назад.
Мы оба молчим.
Егор не выдерживает первым.
— Рад, что тебе понравилось. Не благодари, — в его тоне проскальзывают язвительные нотки.
Я и не собиралась. Это всё ради имиджа, — думаю про себя, но решаю не язвить в ответ.
Он не сделал мене ничего плохого.
Пока.
— Итак, — Егор садится на противоположный край дивана. Я выпрямляюсь, ощущая лёгкое беспокойство. — Продолжим?
Видно, что я интересна ему, не более чем винтик в огромном механизме. Не девушка, не человек – инструмент, с помощью которого можно добиться какой-то своей цели.
Но…
— Почему я? — Вопрос слетает с губ раньше, чем успеваю подумать.
Егор даже бровью не повёл.
— Тебе нужен покровитель, который защитит. Мне – жена. Фиктивная. — Выделяет последнее слово. — Всё просто.
Я открываю рот, чтобы возразить, но он останавливает меня жестом руки:
— Прежде чем принять окончательное решение, выслушай до конца. — Его голос становится обволакивающим. Низким. Усыпляющим бдительность. — Мы оба получим выгоду от этой сделки. Ты – желанную свободу, я – жену, которая мне сейчас нужна. Так что всё честно.
— Зачем тебе жена? Тем более… такая, как я, — выдавливаю сквозь зубы.
Говорить о себе в подобном ключе неприятно, но я должна понять его мотивы.
Не хотелось бы выбраться из одной клетки и попасть в другую. С той лишь разницей, что прутья будут из золота.
— У меня небольшие, — в синеве радужки проскальзывает едва заметный намёк на досаду, — разногласия с отцом. Как бы правильнее выразиться… — С осторожностью подбирает слова. — У нас с ним кардинально разные взгляды на жизнь. И на женщин тоже. Поэтому он хочет поскорее женить меня на одной из дочерей своих партнёров.
София
Домработница появляется внезапно – прямая осанка, короткая стрижка, строгий взгляд.
— Меня прислал Егор Александрович. Пройдёмте за мной. — Ирина не улыбается, но в её голосе нет холода. Только деловитость.
По женщине невозможно понять, как она относится ко мне. Настоящий профессионал своего дела.
Я следую за Ириной. Она уводит меня дальше по коридору, затем по лестнице, вверх, на третий этаж. Здесь окна распахнуты настежь. Пахнет весенней свежестью и цветами из сада. В воздухе пляшут едва заметные пылинки, мерцающие в ярком солнечном свете.
Комната, в которую мы заходим, похожа на гримёрку: длинное горизонтальное зеркало со встроенными лампами по краям, узкий стол, заставленный кейсами с косметикой. В углу – длинная вешалка с нарядами на все случаи жизни.
Для начала Ирина отправляет меня в душ. В ванной долго не задерживаюсь. Хотя соблазн велик. Даже не смотря на пощипывающие порезы на руках, горячая вода – то, чего мне очень не хватало последние месяцы.
Усилием воли, я покидаю душевую кабину спустя пятнадцать минут. Обернувшись в пушистое полотенце, возвращаюсь в комнату-гримёрку.
— Присаживайтесь, — завидев меня, женщина указывает на квадратный стул с высокими ножками и низкой спинкой.
Ирина не суетится. Просто делает свою работу. Открывает кейсы, раскладывает кисточки на столике. Бросает на меня изучающие взгляды, подбирая палетки.
Я сажусь, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Никого, кроме пугала в лохмотьях, там не увижу. Но это – мелочи. Больше отталкивает мысль, что придётся отдать себя в руки постороннего человека.
Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются.
Ради договора приходится побороть себя. Поэтому даже не протестую. Просто прикрываю веки и жду, пока домработница приступит к макияжу.
— Простите мою фривольность, но… Боюсь даже представить, что вам пришлось пережить. — Вдруг вздыхает Ирина. И снова поспешно извиняется. — Ещё раз простите, если показалась грубой.
— Всё в порядке, — тяну безразлично.
Её слова никак меня не задевают. Я итак знаю, что она видит: впалые щёки, острые скулы, узкие плечи, худые руки и ноги. Удивительно, что Егор вообще счёл меня красивой.
Хотя, возможно, это была ирония, которую я не уловила за его вечно холодной, вежливой маской.
— Волосы будет сложно уложить, но мы что-нибудь придумаем, — Ирина подходит ко мне сзади и осторожно касается обесцвеченных добела коротких прядей.
Ужасно непривычно…
Я вздрагиваю. Больше от посетивших мыслей, чем от чужого прикосновения.
Знала бы, что смена внешности не поможет…
Только время зря потратила.
— У вас интересный цвет глаз, — чувствую, как она смотрит на меня через зеркало. — Кажется, такие глаза называют хамелеонами. Не голубые и не зелёные. Интересно… Нужно будет подчеркнуть их. — Рассуждает вслух, поняв, что я не собираюсь ей отвечать.
И смотреть на себя в зеркало – тоже.
— Начнём с макияжа. Готовы?
Киваю, едва слышно переведя дыхание.
Ирина приступает к работе. Её движения быстрые и точные. Уверенные. Палетки сменяют друг друга одна за другой. Кисти порхают надо мной, как крылья бабочек.
Я же взволнованно ковыряю ногти.
Раньше была дурацкая привычка теребить волосы, а теперь не знаю, чем занять руки.
— Вы выглядите моложе своего возраста. В вашей ситуации, это скорее минус, чем плюс. — Лёгким движением наносит румяна на щёки, заканчивая. — Поэтому не улыбайтесь. Смотрите спокойно и уверенно. И не забывайте дышать. — Я открываю глаза как раз в тот момент, когда на губах Ирины появляется едва заметная улыбка.
Убегая от реальности, я читала множество фентезийных романов. И вот в них часто описывали преобразившихся героинь, которые едва узнавали себя в зеркале.
Я себя узнала. И описанного в книгах восторга не испытала. Скорее – желание стереть с себя боевой раскрас.
Гладкие волосы, уложенные лёгкой волной от лица. Оттенённые, чёткие брови. Длиннющие чёрные ресницы. Нежно-розовые губы. Слишком ровный тон кожи. Благодаря тёмному карандашу для глаз, взгляд стал выразительным и глубоким.
Вроде я, а вроде и нет.
Размалевали, как актрису перед выходом на сцену.
Хотя… Так оно и есть.
Наверное, в параллельной вселенной, в которой София Белова родилась не в семье алкоголиков, а среди статусных и уважаемых людей, так выглядела бы настоящая я.
Но не в этой реальности.
Кажется, будто на моё лицо надели маску. Как у «дневного» Егора. Точёную, красивую. Идеальную. И вместе с тем ненастоящую.
Ирина замечает злую ироничную усмешку, скользнувшую по моим губам. Поэтому спешу поблагодарить её за проделанную работу:
— Красиво. Спасибо, — выдавливаю из себя улыбку. На этот раз искреннюю.
Если отбросить лирику, получилось и вправду красиво. Ни убрать, ни прибавить – ничего лишнего.
— Рада, что вам понравилось, — и снова подчёркнуто вежливый тон. — Теперь перейдём к платью.
Платью…
Ненавижу платья.
Я как будто на личную пытку подписалась. Вроде бы плюсы договора перевешивают минусы, но стоит коснуться неприятных мелочей и их становится уж слишком много…
Ирина долго подбирает наряд, то и дело бросая быстрые взгляды в мою сторону. В итоге останавливается на нежном голубом платье в пол с бретельками – просто, но со вкусом. От помощи отказываюсь. Надеваю его сама. Единственное – прошу застегнуть молнию сзади.
По привычке хочу поправить волосы сзади, но жёстко обрываю себя, с досадой сжимая ладони в кулаки.
Их больше нет. Как и твоей прошлой жизни.
Забудь.
— Егор Александрович будет доволен.
Ещё бы мне было до этого какое-то дело...
Понравится этому снобу или нет – вопрос второстепенный. Главное, чтобы держал руки при себе.
София
— Повторим легенду, — говорит мой… новоиспечённый муж, глядя в окно машины. — Мы познакомились на благотворительном вечере месяц назад. Ты была волонтёром. Я жертвовал деньги в фонд для детей-сирот. Присутствовал, как особый гость.
Егор поворачивается ко мне. Его профиль подсвечивают фонари вдоль шоссе. Черты лица заострились: челюсть напряжена, ресницы отбрасывают длинные тени на щеках, губы едва заметно поджаты.
Почти греческая статуя – красивая до невозможности, но холодная.
— Потом случайная встреча в парке, — его тёмно-синие, глубокие глаза поглощают любой источник света, словно бездонная пропасть. Я часто моргаю, чтобы сбросить наваждение и внимательно слушать. Но даже голос Егора невозможно просто слушать. Он пробирается куда-то под кожу своими раскатистыми вибрациями. — Я гулял с собакой, ты читала. Кербер стащил твой бутерброд. Мы узнали друг друга, сочли это судьбоносной встречей. Обменялись номерами. Так всё и началось.
Продумал всё до деталей.
Я только киваю в ответ.
Тут захочешь – не забудешь. Егор повторяет эту легенду снова и снова. После ЗАГСа. Быстрого венчания, которое прошло, как в тумане. После подписания договора. Как только сели в машину… И вот сейчас.
Чувствую, он будет повторять её до тех пор, пока каждое его слово не врежется мне в подкорку.
— Отношения скрывали по очевидной причине: разница в социальном положении. Но случилась любовь с первого взгляда и я не устоял. Предложение сделал без камер. Простой вечер: ресторан, вино, свечи, кольцо. Ты согласилась не сразу, обещала подумать. Согласие дала вчера, — заканчивает с призрачной полуулыбкой на губах.
Я сжимаю ткань платья на коленях, ещё не до конца понимая, во что ввязалась.
Или не желая понимать.
Но одно ясно точно – я заяц в волчьей шкуре. И теперь мне придётся играть эту роль целых полгода.
Отдавала ли я себе отчёт в этом, когда ставила подпись на дьявольском контракте?
Скоро узнаю.
И… надеюсь, не пожалею.
— А если твои родители начнут копать глубже?
— Отвечай максимально коротко, — прилетает мгновенно. — А лучше изображай стеснительную девушку из глубинки и молчи. Я возьму всё на себя. Если начнут наседать, сделай вид, что поперхнулась и отлучись в уборную. Обещаю сделать всё, что в моих силах, чтобы избавить тебя от этого бремени. Главное, не забывай смотреть на меня так, словно я – весь твой мир.
— Весь мой мир… — повторяю с неприкрытым скепсисом и опускаю взгляд на ладони, сжатые в кулаки.
Это будет трудно. Я никогда ни в кого не влюблялась. Всё что меня волновало и волнует по сей день – как выжить. Только и всего.
А любви место в книжках.
Егор делает глубокий вдох и шумно выдыхает. Ёрзает – слышу, как поскрипывает кожа сиденья.
Похоже, он тоже сомневается, что затея выгорит. Но вида не подаёт.
Что же движет им на самом деле? Ради чего так упорствовать?
Зачем Егору фиктивная жена на самом деле?
Машина замедляется. Особняк, к которому мы подъезжаем, похож на белый мраморный саркофаг. Или музей. Охрана без лишних вопросов пропускает нас через ворота с фамильным логотипом компании Морозовых на них. Я смотрю в окно. Первое, что бросается в глаза – высокие расписные колонны у ступеней и зелёный сад, похожий на лабиринт.
Меня охватывает нервная дрожь. Пальцы в перчатках леденеют.
Машина подъезжает прямо к ступеням. Я дёргаюсь, чтобы выйти, но Егор пригвождает меня к сиденью одним взглядом.
— Я открою.
Чёрт…
Не прошло и пары секунд спектакля, а я уже чуть не запорола всё.
Егор обходит машину и открывает дверь. Протягивает руку. Я набираю полные лёгкие воздуха и вкладываю дрожащие пальцы в его широкую ладонь.
Это всего лишь прикосновение.
Грёбаное прикосновение!
Успокойся!
Моя нервозность влечёт за собой очередную ошибку. Тонкий каблук цепляет шов плитки, застревает в ней, и я едва не оступаюсь. Но Егор как будто заранее знал, что так будет. Его надёжные руки притягивают меня к себе. Уверенно и небрежно. Словно он делал это тысячу раз.
— Положись на меня, — говорит, чуть склонив голову. — Мы же теперь партнёры. А партнёры должны доверять друг другу.
Доверять друг другу…
Ага, бегу и падаю.
Но доля истины в его словах есть. Наш договор влечёт за собой ответственность и обязанности, которые необходимо выполнять.
Лёгкий кивок и мы идём внутрь.
Я заставляю себя дышать. Спокойно и размеренно. Но сердце всё равно трепещет в груди. Каблуки стучат по мрамору, отсчитывая секунды до начала семейного ужина. До начала моего первого испытания.
До экзекуции.
Минуем длинный холл, увешанный картинами. Их смысл не понять, как ни старайся. Обхватив Егора под локоть, я буквально цепляюсь за него, потому что с каждым шагом тело отказывается слушаться. Ноги становятся ватными.
Как будто всё во мне противится тому, что должно случиться. Кричит: беги отсюда, идиотка!
В гостиной нас встречает дворецкий. Делает лёгкий поклон и провожает к двустворчатым стеклянным дверям. Кольцо с огромным бриллиантом холодит палец. Сжимает его, как удавка. Я бросаю на него последний взгляд и судорожно вздыхаю.
Егор кладёт руку поверх моей, судорожно вцепившейся в его локоть. Но перед этим на долю секунды задерживает ладонь в воздухе, как бы «оповещая» меня о намерении коснуться.
Это подкупает – то, что ему небезразлично. Он ведь мог попросту проигнорировать или забыть мою просьбу.
Но нет. Егор Морозов всё ещё показывает себя человеком принципов.
Надеюсь, у него нет скрытой личины.
Как у Антона…
— Готова?
Я киваю с небольшой заминкой. И только после этого Егор позволяет дворецкому открыть перед нами двери, ведущие в просторный светлый зал.
София
— Это противоречит всему, что прописано в контракте! — шиплю яростным шёпотом.
Мне только и остаётся, что бессильно измерять шагами комнату, которую Александр Морозов великодушно выделил молодожёнам.
— Здесь может быть прослушка, — хмурится Егор, сидя на нашей общей постели со скрещёнными руками.
— Ты обещал мне… — Нервы сдают. Нижняя губа начинает мелко трястись.
Обречённо вдохнув, парень достаёт смартфон из кармана брюк. Что-то быстро нажимает. Осматривает комнату придирчивым взглядом: каждый угол, каждый предмет. Довольно хмыкает и только после продолжает наш диалог:
— Раз обещал, выполню. Все до единого. Просто… внесём небольшие поправки в наше соглашение.
— Это ты называешь, — окидываю роскошную комнату на втором этаже выразительным взглядом, — небольшими поправками?
Просторная спальня – при большом желании можно даже не пересечься. Потолок расписан тонкой лепниной. Мраморный камин напротив огромной кровати, на которую даже смотреть страшно.
Всё вокруг буквально кричит: «Ты в ловушке!»
— Если хочешь, можешь отказаться, — пожимает плечами так легко и непринуждённо, что мне хочется его треснуть чем-нибудь. Желательно тяжёлым.
Устав метаться по комнате, как зверь, запертый в клетке, плюхаюсь рядом с Егором на кровать и роняю лицо в ладони.
— Я не смогу, — выдыхаю, сквозь стиснутые зубы. — Ты говорил, что мы будем изредка появляться на людях, изредка взаимодействовать с твоими родственниками, — машу в сторону двери. — Даже с тобой видеться изредка! Минимальный контакт!
Чёрт, похоже, я близка к нервному срыву…
— Говорил, — даже не думает отрицать. — Но всё не так плохо, как могло быть.
— Не так плохо? — Все эмоции, запертые до этого момента на ключ, прорываются наружу. — Ты шутишь что ли? Твой отец сказал, чтобы я организовала благотворительный вечер, раз уже имею в этом опыт! Да ещё и через неделю! Через. Неделю! Как?!
Со стороны, наверное, выглядит комично – ругаться шёпотом. Вот только мне совсем не смешно.
— Очень просто, — снова пожимает плечами, оставаясь предельно спокойным. — Заплатим людям, тебе проведут ускоренный тренинг. А пока отец не видит, многое сделают за тебя. Останется только нарядиться и действовать по заранее составленному плану. — Заметив мои возмущённо округлившиеся глаза, добавляет: — План тебе тоже предоставят. Что говорить, как себя вести…
— Твой отец сказал..! — Отнимаю руки от лица, чтобы посмотреть на этого непрошибаемого сноба.
Ему что и море по колено?
— Да мало ли что он сказал, — дёргает щекой. Между бровями на идеальном лице появляется глубокая морщина.
Егор рывком поднимается с постели. В два счёта избавляется от удавки в виде галстука. Расстёгивает две пуговицы на груди, возится с манжетами рубашки и отточенными движениями закатывает рукава до локтей.
— Послушай, — присаживается передо мной на корточки, пытаясь заглянуть в глаза. — Я предполагал подобный исход…
Собираюсь разразиться тирадой – он знал, что так может случиться! – но парень прикладывает указательный палец к своим губам, призывая к молчанию. От его наглости давлюсь очередным вдохом.
— Для нас ничего не меняется. Кроме незначительно нюанса: нужно будет немного чаще взаимодействовать с моей семьёй. К тому же это продлится всего месяц, — пытается смягчить, но получается плохо. Его доводы не имеют для меня никакого значения. — В наших интересах сократить срок по максимуму. Чем раньше отец поверит, что мы без ума друг от друга, тем скорее свалим отсюда. Как тебе такой план?
Я заглядываю в чернильно-синюю бездну глаз. Что пытаюсь отыскать в них – сама не понимаю. Но взгляд парня затягивает так, что невозможно вынырнуть из омута.
— Зачем тебе всё это? — выдыхаю вместо ответа.
— О, поверь, причин много, — хмыкает Егор. А в это время на дне бескрайнего океана маячат черти.
Мне всё же удаётся вырваться из плена его глаз. Отвернувшись, смотрю в окно, за которым царит кромешная темнота.
«Ночной» Егор проснулся.
Это такой ритуал по сбросу масок? Или у него реально раздвоение личности?
— Но ты не расскажешь мне ни об одной, — не спрашиваю.
Слабый ветерок играет с занавесками, принося прохладу в комнату. Но я словно сгораю изнутри.
— Прости, дорогая, — выпрямляется в полный рост. Смотрит на меня сверху вниз. — Мы не настолько близки, чтобы я захотел раскрыть тебе душу.
От Егора веет таким спокойствием, что моя паника сама собой сходит на «нет».
Видимо, это заразно.
С кем поведёшься...
— Сомневаюсь, что она у тебя вообще есть, — зыркаю на парня исподлобья.
— Ты права, — внезапно соглашается он. — Свою душу я растерял много лет назад. Но это уже лирика, — ставит точку в разговоре, свернувшем не туда.
А у меня и нет желания его продолжать.
— Чтобы окончательно развеять твои сомнения, — решает вернуться к волнующему вопросу, — предлагаю компенсировать дополнительные усилия с твоей стороны в денежном эквиваленте. Лишним не будет. Особенно, когда всё закончится.
Практичность – это точно про Егора.
Я вздыхаю, испытывая дикое желание остаться одной. Обдумать всё, как следует. Но в нынешних обстоятельствах покой мне будет только сниться.
— Это провал… Мы не справимся, — бормочу, вместо ответа на очередную попытку купить меня.
— Не попробуем – не узнаем, — на красивом лице появляется незнакомая плутоватая ухмылка. — Верно? — вскидывает брови.
Мне даже глаза хочется протереть. Вдруг привиделось?
Но нет. Проходит целая минута, а кривая усмешка так и не сползает с полных, чётко очерченных губ мажора.
— Зачем спрашивать? Ты ведь всё для себя решил, — окидываю Егора недовольным прищуром.
Парень морщится.
— Есть небольшой шанс, примерно, около одного процента, — сводит большой и указательный палец, оставляя между ними крохи пространства, — что ты всё-таки не согласишься.
София
Просыпаюсь одна. Несколько минут уходит на то, чтобы вспомнить, где я нахожусь.
Вспомнить, во что я вляпалась.
Сквозь полуприкрытые шторы просачивается тусклый утренний свет. Поворачиваю голову, опасаясь наткнуться взглядом на лежащего рядом мужчину, но...
Егора не было всю ночь.
Интересно, он вообще когда-нибудь спит?
Сажусь на кровати. Откидываю одеяло и опускаю ноги на мохнатый ковёр цвета слоновой кости. Такой мягкий, что пальцы на ногах поджимаются. На губах невольно появляется улыбка.
Вроде бы ничего особенного: обычный ковёр на мраморном полу. Но не для меня. Именно в такие редкие моменты я чувствую себя живой и осознаю всю ценность приятных мелочей, из которых и состоит наша жизнь.
Особенно после общаги, где у тебя даже не комната, а койко-место. И бесконечные рабочие дни и ночи, когда на сон почти не остаётся времени.
Стук в дверь обрывает короткий миг счастья, возвращая в суровую реальность.
— Войдите, — говорю, вспомнив о своём новом статусе.
В комнату бесшумно входит девушка из прислуги. Останавливается у дверей. На меня не смотрит, опустив глаза в пол.
— Доброе утро, госпожа София, — раздаётся тихий голос. — Госпожа Елена просит вас присоединиться к завтраку в саду. В западном крыле есть беседка, я провожу вас туда, когда будете готовы.
Киваю:
— Хорошо.
Но девушка не уходит, и я понимаю, что она ждёт от меня ещё чего-то. Приказа? Вопросов?
Так. Надо что-то сказать. Но что?
Чёрт…
Как же сложно быть женой мажора!
— Как вас зовут? — Начинаю с банального.
— Виталина, госпожа.
— Виталина, — перебираю в уме список вопросов, которые могла бы задать настоящая жена Егора. Статусная. Из его круга. — Когда привезут мои вещи? — спрашиваю, радуясь внезапному озарению.
— Они уже здесь. Распорядитесь принести?
Я снова киваю. Но девушка не смотрит на меня, так что приходится произнести вслух:
— Да. Принесите их, пожалуйста, сюда.
И тут же прикусываю язык.
Вряд ли богатым снобам знакомо слово «пожалуйста».
Но девушка не обращает на мою оговорку внимания, спеша выполнить указания «госпожи». Новенькая, видимо.
— Скоро вернусь.
Странно, что ко мне не приставили какую-нибудь мастодонтиху особняка Морозовых...
Когда дверь закрывается, я встаю. Иду к шкафу. Ковёр, лежащий у кровати, кончается через пару шагов. Холодный мраморный пол обжигает голые стопы. Я шиплю от неожиданности, но именно это приводит в чувство.
Не время расслабляться, Соня.
Ты уже один раз отвлеклась… И это дорого тебе обошлось.
Створки шкафа открываю с надеждой. Но чуда за ночь не произошло. Джинсы, свитер и кроссовки всё также являются отсутствующей деталью предоставленного мне гардероба.
Медлю, перебирая платья и костюмы, выделенные мне Еленой с барского плеча. А потом вздыхаю и всё же тяну платье цвета чайной розы. Оно закрытое и сдержанное.
Такое точно подойдёт для завтрака с новоиспечённой свекровью.
Избавившись от удобной пижамы, надеваю платье. Рукава облегают мои запястья, как наручники, только мягкие. И пока я пытаюсь привыкнуть к «новой» Софии, волком смотрящей на меня в отражении, возвращается Виталина.
По моей просьбе девушка оставляет у кровати рюкзак, спрятанный в роскошном чемодане на колёсиках кем-то из людей Егора, и предлагает свою помощь в сборах. Я не отказываюсь. Всё равно не умею ни краситься, ни укладывать волосы. Так что чужая помощь оказывается кстати.
Виталина, с трудно скрываемой радостью на симпатичном лице, собирает мои короткие волосы в низкий хвост на затылке. Делает лёгкий макияж, чтобы скрыть многолетние, въевшиеся под кожу круги под глазами. И подбирает обувь под платье.
Оглядев себя в зеркале, с досадой признаю, что без Виталины бы не справилась.
Вот теперь я хотя бы выгляжу так, как должна выглядеть жена Егора Морозова – элегантно и со вкусом.
Днём особняк ещё больше походит на отреставрированный музей. Такой же холодный и безлюдный. Так что, когда девушка выводит меня на улицу, я с наслаждением подставляю замёрзший нос солнцу, впитывая тепло каждой клеточкой своего тела.
Сад оказывается настоящим живым лабиринтом, который не любит гостей. Идеально подстриженные кусты напоминают тюремные стены. Воздух пропитан ядовито-сладковатым запахом тиса. Гравий хрустит под ногами от каждого шага. Каждый поворот охраняют каменные стражи.
Без сопровождения точно заблудилась бы. Но впереди идёт Виталина, а за спиной маячат две широкоплечие фигуры – захочешь, не потеряешь.
И не сбежишь.
Беседка расположилась под сенью старого вяза в самом центре лабиринта. Первое, что бросается в глаза – тонкие кованые узоры, увитые плющом. И уже потом – белоснежные скамьи внутри, резной столик и фарфор на нём.
Будто в Стране Чудес оказалась. Даже утренний свет, проникающий сквозь кружево листвы, кажется ненастоящим.
Елена уже сидит в беседке, потягивая чай из фарфоровой кружки. На ней лёгкое платье жемчужного цвета. Волосы уложены в высокую затейливую причёску. Губы цвета телесного глянца.
Она – как аромат дорогого парфюма: вроде бы утончённый, но всё равно душный.
Один небрежный жест руки хозяйки особняка и Виталина вместе с безликой охраной, слегка склонившись, растворяются в саду.
— Доброе утро, София, — голос женщины похож на шампанское с каплей яда. Такой же обманчиво игривый и таящий в себе крытую опасность. — Хорошо спалось?
Ага, очень.
Полночи ворочалась без сна. Сначала из-за любопытства: куда же всё-таки ушёл Егор? А потом с непривычки – я впервые столкнулась с тем, что мне не нужно было никуда бежать, и не нужно было ничего делать. Я могла просто… выспаться.
— Доброе. У вас дома очень уютно. Уснула сразу же, — с каждым разом лгать становится всё легче. И проще.
София
За те секунды, что пёс бежит в моём направлении, я успеваю оцепенеть, превратившись в живую статую. И даже вспомнить молитву, которую нас заставляли читать в приюте перед каждым приёмом пищи. Инстинкты подсказывают бежать в противоположную сторону, но тело не подчиняется. Как во снах, которые ты не можешь контролировать и просто смотришь на всё со стороны.
Кербер, эта чудовищная собака, останавливается прямо передо мной. Крик застревает в горле. Дыхание перехватывает. Я чувствую, как меня всю трясёт от непомерной дозы адреналина, выбросившейся в кровь. И от облегчения: пёс не кинулся на меня.
Не отводить взгляд. Не показывать страх. Не поворачиваться спиной.
Эти три правила однажды спасли меня от бродячих собак.
О том, как вести себя в подобных ситуациях, мне рассказала рыжая и веснушчатая соседка по комнате задолго до того, как я впервые сбежала с приюта. Побег оказался неудачным – поймали быстро – но зато, после случившегося, у меня появилась подруга.
Надо будет написать Кате. Она, наверное, жутко волнуется…
Прошло всего два дня, а по ощущениям – вечность.
Несмотря на то, что Кербером можно пугать маленьких детей, он оказывается воспитанным псом. Не лает. Не рычит. Только пристально смотрит на меня снизу вверх слишком умными глазами, похожими на остывающую лаву. И принюхивается, изучая: уши навострены, язык высунут, дыхание тяжёлое.
Я не двигаюсь ни на миллиметр. Не отвожу взгляд. Животное, будто понимает, что я боюсь его до усрачки, и, со скулящим звуком «а-а-у», широко зевает. «Чихает», демонстрируя дружелюбный настрой.
Вот только его пасть и большие зубы производят на меня прямо противоположное впечатление.
— Не бойся. Он тебя не тронет, — спокойно говорит Егор, подходя ближе. — Но только пока я рядом.
Шумно сглатываю. Изо рта рвётся нервный смешок. Но испуг, трансформировавшийся в раздражение, помогает загасить его на корню.
— Звучит так, будто ты мне угрожаешь.
— Предупреждаю. Попытаешься погладить Кербера в моё отсутствие и можешь лишиться руки. Это не шутка, — добавляет со всей серьёзностью.
Я всё-таки перевожу взгляд на Егора.
Парень стоит совсем рядом. Руки в карманах. Глаза тёмные. Цепкие. И уставшие. Только они выдают, что Морозову срочно нужен сон. На белых штанах красуются тёмно-зелёные пятна. Но при этом мажор всё равно выглядит, как звезда, только что вернувшаяся с фотосессии.
— Сам дрессировал? — тяну язвительно.
— Нет, — игнорирует мой саркастичный тон, — мы с Кербером семья. А семью не дрессируют.
От шока брови взлетают вверх. Я осуждающе качаю головой, отступая на шаг. Кербер же садится рядом с хозяином, как послушная тень.
Значит, это чудище ещё и не дрессированное…
Осуждаю!
— Понятно… — озвучиваю самое приличное, что крутится в голове. — Надеюсь, ты не скармливаешь ему тех, кто перешёл тебе дорогу, — пытаюсь отшутиться, но голос чуть подрагивает.
На лице Егора вдруг появляется широкая улыбка. Я на секунду теряюсь, глупо моргая.
— Конечно, нет, — делает шаг вперёд и наклоняется ближе к моему уху. — Кербер сам выбирает, кого сожрать, — опаляет дыханием кожу.
Я стою, затаив дыхание. По телу проносится табун мурашек от внезапной близости парня. От его пугающих слов, которые прозвучали слишком… интимно. Даже игриво.
Как будто подшучивание надо мной доставило ему удовольствие.
Егор выпрямляется, продолжая держать руки в карманах брюк и ухмыляться. Пёс, услышав своё имя, смешно склоняет голову на бок. Совсем, как обычная собака. Подняв нос выше, и едва заметно дёрнув им пару раз, Кербер ловит запахи. Запоминает. Или пытается понять общее настроение. Чёрт разберёт!
Эта чёрная громадина, с мощной грудью и глазами, в которых не безоговорочная преданность, а молчаливое ожидание, будто решает, достойна ли я быть рядом с его хозяином. И это, почему-то, ощущается куда страшнее, чем угроза, исходящая от вооружённой охраны Егора.
— Кербер, — обращается к псу. Тот заинтересованно поднимает голову. Смотрит на хозяина с обожанием и ожиданием. — София своя. Твоя задача охранять мою драгоценную жену, когда меня не будет рядом.
Пёс издаёт удивлённое или возмущенное «вуф». И слишком быстро для человеческого глаза подаётся ко мне. Я даже испугаться толком не успеваю, как нос Кербера тычется в мою ладонь. Потом ещё раз, чуть настойчивее. Я не реагирую и собака-медведь, на этот раз уж точно возмущённо, гавкает, припадая на передние лапы.
Я же не дышу.
— Ч… Чего он хочет? — хриплю, глядя то на Егора, то на монстра у моих ног.
— Он… — Кажется, Морозов поражён не меньше меня. — Кербер оскорбился, что ты его не подгладила, — на красивом лице появляется хмурое выражение. — Он признал тебя.
И чем Егор теперь недоволен? Он же сам сказал псу, что я – своя, и что меня нужно защищать.
Или… этот сноб говорил не всерьёз?
Ушедшее было раздражение возвращается. Хочется сделать что-нибудь назло мажору.
Перевожу взгляд на чудище. Его уши чуть дёргаются. Хвост бьёт по траве один единственный раз.
Кербер ждёт.
Ладно.
Медленно присаживаюсь. Протягиваю слегка подрагивающую руку к широкому обсидиановому лбу, пока тёмные, лавовые глаза смотрят на меня, не моргая. И всё же трусливо щурюсь, коснувшись лоснящейся шерсти.
— Поздравляю, — ледяным тоном произносит Егор. — Теперь ты не просто моя жена. Ты – член стаи.
— К слову о стае… — Решаю воспользоваться столь удачным замечанием, поспешно убирая руку от Кербера. Выпрямляюсь в полный рост. — Где ты был с утра? Я думала, ты будешь присутствовать на завтраке вместе со мной, — тяну с жирным намёком на то, что вообще-то мы должны работать сообща.
Надеюсь, мои слова не звучат, как упрёк ревнивой жены.