— Давай, давай, проходи, цесаревна, — подтолкнул меня в спину мужчина в темном костюме. Он был похож на гангстера, не иначе, но это были всего лишь условности, мои ощущения. Никто пока не причинил мне вреда. — Проходи, никто здесь тебя не съест.
— Она все-таки дочка Царева, — кашлянул его напарник, такой же хмурый, безликий и темный. — Босс за «тыканье» ей нас по голове не погладит.
— Дочка? — хохотнул первый гангстер и все-таки выволок меня как тряпичную куклу из лифта. — Да блин, как она этим всем собралась ворочать? Она хоть школу окончила?
— Мне девятнадцать, — и это было единственное, что я вообще им сказала, кроме тихого «здравствуйте», когда они приехали за мной.
Я шагнула на мягкий синий ковер, полностью скрывавший звуки шагов — даже этих амбалов. За панорамным окном на немыслимой высоте стыл зимний заснеженный город. Холл был полутемен и пуст, только справа зияла полоска яркого света из приоткрытой двери.
Вот и все. Я незаметно для амбалов утерла скатившуюся слезу. Сколько раз я твердила себе — не плакать? Не плакать! Нельзя, бабушка меня учила всегда другому! Андрей и папа сейчас в лучшем мире, не то что я… Мне даже оплакать их как следует не дали.
— Девятнадцать, — услышала я за спиной удивленное хмыканье. — Эх, как жаль пацана, он же моложе был, а какой толковый!
Я поняла, что он говорит о моем погибшем брате Андрее, и до крови закусила губу. Не плакать!
— Давай, цесаревна, иди вон туда, тебя ждут.
Выпрямив спину, я пошла к двери. В самом деле, это всего лишь формальность. Меня не съедят, не убьют и не покалечат. Наверное. Потому что хотели бы, привезли бы никак не сюда, в самый деловой центр столицы, а выкинули где-нибудь в лесу, сколько их мы проехали по дороге…
Зачем я здесь, я не знала. Я привыкла подчиняться тем старшим, которые окружали меня, и когда мне сказали «поедешь с ними», я и не думала возражать. Надо, значит, надо, я понимала, что после гибели брата и отца ко мне перешли какие-то обязательства… может быть, нужно что-то подписать, связанное с похоронами.
— Добрый вечер. Можно войти?
У окна стоял молодой мужчина лет тридцати. Он обернулся, услышав мой голос, с удивлением подался вперед, разве что не приоткрыл рот, но потом нахмурился.
— Сколько раз говорить, что уборку проводить, когда я уеду? — строго спросил он.
Подобные люди окружали моего отца. Излучающие неприязнь ко всему живому. Я старалась избегать это общество, и если до смерти отца меня никто не неволил, сейчас у меня просто не было выбора. Чеканное, как на монете, лицо, темные глаза, плотно сжатые губы, костюм скрывает тренированное и сильное тело, и только на вид — издалека — он похож на голливудскую звезду. Нет, он не улыбнется чарующе, он может только оскалиться, и тогда — беги, Маша, беги. Он тот, кто он есть — человек, рядом с которым даже воздух становится тяжелее, давит грудь не то что от страха — никто ничего не сделает со мной здесь, мы не в кино, не в давно миновавших девяностых, — но хочется, чтобы он отвернулся и забыл о моем существовании.
И все-таки я растерялась.
— Уборку? Какую уборку? Я Маша. Мария Царева, — облизала я пересохшие губы и вышла на свет.
Мужчина в изумлении заломил бровь, уставившись на меня, как на нелепую поделку в детском саду, и на его лице промелькнуло нечто человеческое.
— Твою мать, — в шоке аж присвистнул он. — Сашкина дочь?
Судя по вопросу, отца моего он знал, но отчего-то поверить не мог, что я и есть Мария Царева.
— Да. Мария Александровна Царева, — робко подтвердила я, не понимая, что со мной не так и почему лицо этого мужчины все больше мрачнеет.
— Лет тебе сколько? — сузив глаза, спросил он.
— Девятнадцать.
Мужчина, качая головой, быстро подошел ко мне, бесцеремонно, даже грубо, схватил меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. Он осматривал меня будто вещь, и это пугало не меньше, чем его тяжелый взгляд, буквально пришпиливший меня к полу.
От страха мое дыхание становилось рваным, нервным. «Меня не убьют, не съедят, ничего со мной не сделают», — как мантру повторяла я мысленно, но спина холодела от накрывающей паники.
Да, я действительно выгляжу младше своих лет, а как я еще могу выглядеть, прожив шестнадцать лет с набожной бабушкой, настоятельницей монастыря? Я даже косметикой ни разу в жизни не пользовалась. Мои ровесницы ярче, бойчее, самостоятельнее, но меня устраивала моя жизнь.
— Ты школу окончила? — с сомнением спросил мужчина.
Далась им всем эта школа! Что они привязались? Я вздохнула, чем обозлила его еще сильнее.
— Маша? Да ты вообще от мира сего? Ты меня не слышишь или не понимаешь, Цесаревна? — явно кипел мужчина на то, что не рапортую ему как солдат на плацу.
— Я окончила одиннадцать классов, — удовлетворила я его любопытство.
— Так. А дальше? Институт, да хотя бы колледж? Может, поступила куда заочно? — пристально сканируя мое лицо, продолжил он задавать вопросы.
— Нет.
Уровень моего образования, кажется, вывел его из равновесия. Его челюсти сжались, вена на крупной шее вздулась, а темные, почти черные глаза вспыхнули яростью.
Как там — кошелек или жизнь?
— Мне не нужны эти семь миллиардов. Забирайте, пожалуйста, только оставьте меня в покое…
— Ты адекватная? — мужчина посмотрел на меня вроде даже с сочувствием, как на тяжело больного человека. — Ты что думаешь, это гора злата, как в сказочках? Не о тебе речь! Это рабочие места! Это люди, их семьи, их дети! Сытые, еб-мать, дети! Без Сашки, без Лизы, это финдир была, ты ее, наверное, даже не знала, все распиз… растащат. Все пойдет по пиз…
— Вы могли бы не выражаться? — выпалила я, и мужчина опешил.
У него стало настолько страшное лицо, что я вжалась в кресло, но его насмешливая ухмылка остановила меня от обморока.
— Ну вот, когда тебе надо, прорезается голосок. Спасибо, Цесаревна, теперь я знаю, как добиться от тебя того, что мне нужно. — Он отошел, сел на край стола, и тяжелое дерево под ним застонало. — Так, ладно. Когда Сашка, твой отец, мне рассказывал, что ты всю жизнь прожила в глуши под присмотром его… кхм, весьма странной матери, училась в школе при монастыре, я считал — его дочь, его дело. Но теперь твоего отца нет, Маша. И нет твоего брата. Это огромная утрата, большая боль. Для меня, поверь, не меньше, чем для тебя, я знал твоего отца еще с армии. Мы вместе с ним… это, правда, неважно. И теперь ты осталась наследницей этого всего. Что мы с тобой делать будем?
«Мы с тобой» — эти слова резали слух, так что я в растерянности смогла только пожать плечами. Я даже не думала, что у отца столько денег. Семь миллиардов долларов не укладывались в голове, я не могла представить, на что можно тратить такие деньги.
Хотя…
— Я построю наконец школу в поселке, — сказала я. — И отремонтирую дом престарелых. Там, знаете…
Как зовут этого психа ненормального?
— Там крыша течет, трубы лопаются…
Если у отца было столько денег, почему он ни разу не спросил, что нужно мне? Вообще ни разу? Где-то спустя месяц после того, как я стала совершеннолетней, он пару раз вывез меня «в свет», и если первая поездка была на чью-то пафосную свадьбу с клоунами и оркестром и оттуда я быстро сбежала, то вторая, какой-то благотворительный вечер… я в этом мерзком вечернем платье стоимостью в сотню деревенских зарплат чувствовала себя нагой.
Больше отца я не интересовала…
— Крыша… — передразнил мужчина. — Скажешь Игорю, это тот человек, который тебя привез, что там за школа и что за крыша. Сделаем, это говно вопрос. А остальное?
— А вам это зачем? — сама не понимая, откуда что взялось, я начинала смелеть. Мои деньги — мои решения, разве не для того меня сюда привезли? — Пристрою и остальное. В мире много добрых дел не сделано.
Черные очи мужчины помрачнели пуще прежнего. Он явно устал от моей бестолковости и был раздражен, что приходится иметь дело со мной, а не с братом.
— Девочка моя, — тихо и вкрадчиво произнес мужчина. — Тебе полгода до вступление в наследство, детка! За это время от этих денег, как и от всего дела, не останется ниху… ничего! Не то что на крышу, на одну дощечку для забора не хватит! А мне это затем, что я обещал твоему отцу помочь тебе и Андрею, если с ним что-то случится. А я человек своего слова, Маруся!
— Маша, — поправила я, немного успокоившись его пояснениям.
Друг папы, значит, не все так плохо. Он сказал, что они вместе служили, значит, ему не тридцать, а сорок два… Отец выглядел старше своих лет, а он — наоборот.
— Без разницы, — отмахнулся он.
— И что? — я смотрела на него исподлобья. — Я ведь, как вы уже поняли, не смогу их сохранить в любом случае. У меня ни образования, ни опыта нет. Я ничего не понимаю в бизнесе папы. Поэтому: можно я их заберу… переведу на счет монастыря? Настоятельница распорядится ими с умом, я знаю.
Около минуты мужчина сверлил меня взглядом, изредка тяжело вздыхая так, что черная рубашка под пиджаком на его груди натягивалась, очерчивая мощный торс. Спортсмен, что ли, в самом деле?
— Я верю, знаю, что в монастыре распорядятся деньгами как надо, Маруся, но забудь про монастырь и про ту жизнь, которая у тебя была. Забудь, — убедительно произнес он. — Все, что оставил тебе твой отец, как я сказал, это люди. Много разных людей, и перед ними ты, Маруся, теперь в ответе. Сама ты не справишься, Сашка и это предусмотрел, поэтому мы с тобой распишемся, — негромко сказал он. — Месяца у нас нет, провернем все быстрее.
Распишемся? Я заерзала, пытаясь сползти с кресла и встать на ноги. Он предлагает мне что — брак? Мои мысли заметались по извилинам, словно вспугнутые мыши.
— Я не… — пискнула я. Как брак, брак вообще не входил в мои планы!
— Я тебя не спрашиваю, я озвучиваю тебе решение, — резко пресек мою попытку возразить мужчина. — Чтобы ты не пугалась, все твое так и останется твоим. Это наследство. Даже если ты выйдешь замуж сейчас, а в наследство формально вступишь позже, это закон, и его никак не обойти обойти никому. Или как — ты сама готова руководить? Завтра же явиться на собрание акционеров? Показать им, кто тут хозяйка? Не готова? Ну вот и сиди. Брак фиктивный, — добавил он мягче. — Но не трепись, об этом ни одна тварь узнать не должна. Поняла? Для всех — ты сама мне в постель прыгнула.
— Да я бы ни за что…
— Да насрать, — перебил он меня. — Это оговорено было с твоим отцом. Андрея я мог бы усыновить, пока он был несовершеннолетним. Запомни, Маруся, и обдумай на досуге: тебя в этом мире даже не станут есть. Тебя раздавят просто и все, как таракана. А наследники после тебя есть?
Едва захлопнулась дверь за Машей, я раздраженно отодвинул бумаги и откинулся головой на спинку кресла. Честно говоря, эта свадьба вызывала во мне еще меньше трепетных радостных чувств, чем в девчонке. Но ничего иного в голову не шло. Я не знал, что можно сделать, чтобы как-то сберечь бизнес Сашки. Не потому, что девчонка полная дура, просто она совсем юная, дикая и не имеет понятия, что творится за любыми закрытыми дверьми.
Я не соврал, с Сашкой действительно была договоренность: случись что, и я усыновляю Андрюшку. Маруся вообще не стояла в наших планах, Сашка махнул на нее рукой — вся в бабку, блаженная, ну и ладно, пусть живет, как ей нравится. Но жизнь все повернула так…
Автобус потерял управление и на полном ходу влетел в джип. Они погибли все четверо сразу — Саша, Андрей, Елизавета, финансовый директор компании, и Олег, референт, который был за рулем. В автобусе никто серьезно не пострадал… слава богу, и расследование, которое быстро, но тщательно провели, показало, что виноват был водитель автобуса, нарушивший правила. Я исключил чей-то умысел и криминал, но ситуация была просто патовая, и тогда я вспомнил, что однажды Сашка обронил: «На Машке женишься, если что…».
Как в воду глядел. Или в шар гадалкин. Сашка, Сашка… Я сжал кулаки. Кроме одного идиота, решившего проскочить с кучей людей за спиной, винить некого.
А девчонка… Глазищи в пол-лица, сама худющая, но фигуристая что надо, волосы ниже талии в косе. Да ни в жизни я бы на нее не посмотрел, будь она хоть Грейс Келли, это же Сашкина дочка, черт возьми! Поэтому кроме фиктивного брака я не то что ей, я себе предложить не мог. Да, наверное, мне будет с ней трудно.
Да, нелепая, бестолковая, странная, но она дочь моего лучшего друга. С которым мы не то что пуд соли сожрали, мы и его и мой бизнес поднимали из такой нищеты, что порой из кухонного шкафа только соль на нас и смотрела.
Могу ли я сейчас просто прикрыть глаза ненадолго? На полгодика всего, когда это недоразумение в длинной юбке в пол придет к нотариусу, чтобы услышать о сумме на счете отца с отрицательным значением?
Не могу. И дело даже не в обещании другу. В тех заводах моих инвестиций чуть больше, чем дохуя. И еще больше людей — партнеров, которых я привел. Которых уверял, что это лучшие контракты в их бизнесе. И это было так, до трагедии с Сашкой.
— Аля, зайди ко мне, — решив не тянуть кота за анатомические подробности, вызвал я к себе помощницу.
Спустя минуту в кабинет впорхнула Алевтина, элегантно переставляя длинные ноги в туфельках на шпильках. Высокий хвост, блузка из тонкого шелка, обтягивающая соблазнительные холмики, узкая юбка с кокетливым разрезом по бедру и приятный парфюм — вот настоящая женщина. Не то что мышь серая Маруся.
— Слушаю вас, босс, — улыбаясь мне, будто я слиток золота в штанах, произнесла Аля.
— Возьми Игорька, как вернется, и займись подготовкой свадьбы. После регистрации небольшой фуршет в моем загородном доме. Что там? Жрачка, шампанское, музыка. Разберешься, короче. Платье… размер скину на мессенджер позже.
Аля торопливо записывала поручения в блокнот, изредка поднимая на меня любопытный взгляд. Ее я держал для услады глаз и таких вот несложных поручений, а для серьезных дел у меня была референт Катерина, мелкая, плоская как доска, уже за сорок, зато характер и мозги у Катерины были такие, что я сам иногда ее боялся.
— Свободна, — буркнул я, дождавшись, когда Аля поставит последнюю закорючку.
— А можно вопрос, свадьба чья? — не утерпела Аля, чтобы не спросить.
— Моя, Аля, моя. Поэтому я советую тебе поспешить.
— Как? — в изумлении застыла Аля, пытаясь переварить услышанное.
Не то чтобы она положила на меня глаз, скорее считала, что как-то узнать об этом должна по-другому. А может, такое серьезное дело я же ей поручал впервые, да? Дальше бронирования отелей и ресторанов у нас с ней как-то дело не шло.
— Иди! Иначе вопросы будут у меня, и они тебе не понравятся! — рыкнул я, чуть повышая голос.
Что за манера у этих баб лезть под горячую руку? Неужели не видно, что шеф не в духе!
Снова уткнувшись в бумаги, понял, что ни о чем больше, кроме этой маленькой аферы, думать не могу. Помимо бытовых трудностей — поселить новоиспеченную женушку в самой дальней комнате дома — нужно было уладить и юридический аспект этой сделки. Я-то, разумеется, ни на какие ее активы не рассчитываю, хотя и могу незаметно обокрасть, и никто не прикопается, но нет. Только не дети… не дочь Сашки. Мое единственное стремление — не дать просрать то, за что Сашка только лет жилы рвал и не потерять свои капиталы и дивиденды. Но вот что взбредет в голову этой на вид крайне наивной девчонке, я не знаю, и ручаться за ее порядочность — нет, скорее дурь и блажь — не буду.
Я взял планшет и открыл электронную почту. Своему директору правовой службы я уже намекал про срочный брак, тот блеял, конечно, и хотя я его понимал прекрасно, дал понять, что отрицательный ответ будет ему стоить места в очереди на бирже труда. Но потом ситуация слегка прояснилась, когда выяснилось, что девчонка зарегистрирована не в столице, а тех самых бабкиных ебенях — видимо, чтобы тоже не возиться с наследством, бабушка прописала ее у себя. С деревенским загсом вопрос решать будет проще, точнее. с районным. Тихо приедем без всякого пафоса, распишемся, без фотографов, цветов и медведей на тачке, а потом уже, дома, для вида и для того, чтобы брак не выглядел полным фарсом, банкет, черт бы его побрал, платье и поцелуи.
Я не знала, куда меня везут, но точно не домой — машина пробиралась по центру города, и у меня в глазах рябило от огней, рекламной подсветки, светофоров, вспышек камер…
Я пыталась привести мысли в порядок. Старалась использовать отведенное мне время, для того чтобы подумать над своим будущим с максимальной пользой. Нужно было определить для себя, готова ли я пожертвовать своей абсолютно спокойной, понятной и размеренной жизнью ради спасения дела папы и Андрея. Но даже начать с чего-то структурировать события и их последствия мне не удавалось. Все внутри металось, то сжимаясь от боли утраты самых родных и любимых мне людей, то раздуваясь от страха перед неизвестностью предложенного мне пути.
Почему-то я думала, что меня привезут в гостиницу или какую-нибудь высотку, но нет, машина покрутилась по узеньким переулкам и остановилась во дворе мрачного дома в центре города. Была такая тишина, что, казалось, я никак не в столице, но когда я подняла голову к небу, не увидела звезд. Все было залито желтоватым городским светом, и сердце мое сжалось от тоски…
Квартира оказалась более чем скромной, и отчего-то я подумала, что не просто так меня отвезли именно сюда, чтобы не пугать, не нервировать. Такая вот ненавязчивая забота. А еще квартира была нежилой, и первая моя мысль, что это дом папы и Андрея, не оправдалась. Безликая новая мебель, плоский телевизор на стене, ноутбук на невысоком столике. И запах, какой бывает в гостиничных номерах. Так даже в нашей гостинице для паломников пахло — казенным домом.
Меня оставили одну, указав, что еду я могу найти в холодильнике, а если мне что-то понадобится, позвонить вот по этому номеру телефона. Я подождала, пока дверь за мужчиной — Игорем — закроется, и упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку.
Я проревела не менее часа, оплакивая не только папу и брата, но и свою участь — в одночасье ставшей дорогой в одиночестве, без единой родной кровиночки в мире.
Только когда я выплакала все слезы и истерзала до изнеможения сердце, мои мысли очистились и голова наконец-то начала работать трезво. Вот стоит ноутбук, и, наверное, раз он стоит, я могу им воспользоваться.
Ноутбук действительно был в спящем состоянии и с подключенным интернетом. Первом делом я открыла браузер и забила в поисковую строку: «Марк Истомин». Честно говоря, я думала, что людей с таким именем окажется много и мне придется перелопатить кучу информации, прежде чем я найду нужного человека. Но поисковик выдал моего недавнего визави в первой же ссылке.
С фотографии на меня пристально смотрели все те же темно-карие, почти черные глаза Чудовища — именно так я решила называть Марка про себя за его суровый внешний вид и отвратительную манеру общения с людьми в совокупности.
В душе я надеялась найти хоть что-то негативное, любую кроху информации, которая позволила бы мне с облегчением отказаться от предложения оформить фиктивный брак с Чудовищем. Спустя пару часов упорного поиска причины избежать замужества я была вынуждена признать, что таковой в сети не имеется. С какого ракурса не посмотри — добропорядочный бизнесмен, филантроп и честный человек.
При этом его собственное состояние в несколько раз больше, чем, по его словам, унаследую я. То есть уличить его в желании ограбить несчастную дурочку тоже как-то не выходит. Оттого вопрос, зачем Марку Истомину нужен этот брак, снова уперся в простой ответ — он друг отца, обещавший ему позаботиться обо мне.
Несмотря на то, что я ничего не смогла накопать на Чудовище, душевного спокойствия мне это не принесло. Как не принесло и окончательного решения: соглашаться или отвергнуть. Забыть об этих миллиардах, заводах, контрактах…
В момент, когда я почти уже достигла консенсуса с совестью, упрямо напоминающей мне о людях, которые могут пострадать из-за моей инфантильности и трусости, в дверь позвонили.
Могу ли я открыть? Мне ничего не говорили, что нет. Я закрыла ноутбук, подошла к двери, заглянула в глазок и, убедившись, что там не банда с автоматами, щелкнула замком.
Меня ожидал сюрприз. Очень элегантно одетая женщина, благоухающая как цветочная оранжерея, уставилась на меня, будто ожидала найти в этой квартире кого-то другого.
— Здравствуйте. Мне нужна Мария Царева, не подскажете, где ее найти? — спросила женщина, заглядывая в квартиру поверх моей головы.
— Здравствуйте. Мария Царева это я. Что вы хотели?
Мой ответ вызвал целый калейдоскоп эмоций на лице визитерши. От удивленно поднятых бровей до ярко читаемого недоверия моим словам.
— Паспорт показать? — поинтересовалась я, у застывшей в ступоре женщины.
— Честно говоря, я не ожидала, что вы… такая, — не стала лукавить женщина.
— Так что вы хотели? — напомнила я свой вопрос.
— Ах, да! Я личная помощница Марка Истомина. Зовут меня Алевтина. Я занимаюсь подготовкой вашей свадьбы. Времени у нас в обрез. Собирайтесь, я жду вас в машине у входа.
— Я… у меня ведь есть еще время до завтра, — попыталась возразить я. — Да и ночь…
— Какое время? У нас его, можно сказать, нет, дорогуша! И если платье я еще могу купить самостоятельно, то вот это вот, — схватив мою руку и демонстрируя мне мои же коротко обрезанные ногти, возмущалась Алевтина, — нужно немедленно ехать спасать. И волосы, и ногти, и… вообще все!
В итоге два дня пролетели как мгновенье. Кутерьма с меблировкой и прочими бабскими прибамбасами в доме была невыносимой. Фантастически радостная реакция моей экономки на новость вытекла в неуправляемое стремление Антонины превратить мой дом в кукольный домик Барби.
— Марк Андреевич, как вы думаете, новую посуду мне выбрать или хозяйка сама захочет? — ходила за мной по пятам Антонина, изводя вопросами.
— Посуду? А куда делась прежняя? — наблюдая за рабочими, меняющими портьеры, спросил я.
— Прежняя на месте. Но она же не подходит для романтических ужинов… — снова понесло Антонину в дебри моей еще даже не начавшейся семейной жизни.
Какие романтические ужины с этой мышкой серой? Я что, похож на отчаявшегося девственника? Мне хоть из дома со всем этим беги.
— Антонина, спасибо вам. За короткий срок столько барахла накупили, будто до этого тут из интерьерных украшений только пустой пакет по дому летал! Чтобы я без вас делал, дорогая? Но давайте на этом остановимся? Вдруг Маруся захочет что-то выбрать на свой вкус, — из последних сил старался я сохранять хладнокровие.
— Ладно. Я тогда пойду проверю, как в большой столовой подготовка идет, — тут же нашла себе иное занятие неугомонная женщина.
Я набрал в грудь воздуха побольше и как можно медленнее выдохнул. Предлагая сделку Маше, я и представить себе не мог, насколько усложнит мою привычную жизнь присутствие жены в доме. Ведь о ее фиктивном статусе я, разумеется, трепаться не собирался никому, включая прислугу. Одна живая душа будет в курсе — и все, пиздец. Все планы накроются медным тазом.
Поднявшись на второй этаж и прогулявшись до самой последней двери в коридоре, я еще раз осмотрел подготовленную для девчонки комнату. Понятия не имею, что там в тренде сейчас у легкомысленных барышень, но Маруся-то не такая, все намного сложнее, поэтому приказал оформить спальню в сдержанных пастельных тонах от молочно-белого до темно-бежевого.
— Плюшевого мишки не хватает, — насмешливо фыркнул я.
Стиль вполне современный, в комнате есть все для настоящих модниц. От правильно выставленного освещения до глубокого гардеробного шкафа и зоны отдыха с выходом на индивидуальную террасу. И, конечно же, куча милых элементов декора, которые притащила сюда Антонина. Что со всем этим будет делать мышка Маруся?
— Марк Андреевич, а эту комнату так потом и оставить? — послышался за спиной голос экономки, и я едва не взвыл. — Ну, может, в кабинет переделать или рабочее там что-то? Вы же вместе спать…
— Антонина, — я повернулся, молясь, чтобы нервы не подвели. — Мой график работы подразумевает, что спать в одной комнате вместе с женой — прослыть садистом. Не понимаете? Тогда возьмите паузу, возьмите планшет и погуглите, чем чревато постоянное нарушение сна и режима…
Антонина хмурила брови, но потом просветлела, какое-то понимание на нее снизошло, а я себя похвалил — здорово выкрутился. Вот как раз раздельными спальнями сейчас никого не удивить, это почти уже норма, потому что что может быть здоровее нормального сна, как не удивить и тем, что муж впахивает как папа Карло в столице, а супруга сидит с пяльцами… или с телефоном в руках, в загородном доме с понедельника по пятницу.
— Ой, это так благоразумно с вашей стороны, — восхитилась Антонина и исчезла. А я привалился к стене и был даже не рад, что меня оставили в одиночестве.
Да все это я затеял только для того, чтобы парочка ушлых блогеров прокралась и написала про суету, а еще для того, чтобы не думать о том письме, что я получил.
Во-первых: свидетелей не было. А те, что были… ну, они ничего не могли рассказать.
Во-вторых… да это просто подстава, обозлился я. С чего я взял, что письмо касается именно того случая? «Я все еще помню, что ты сделал, и самое время за это заплатить». От какого-нибудь уволенного за пьянку дебила до дебила не меньшего, который решил, что это я устроил кирдык его бизнесу. Нормальному бизнесу ничто и никто не устроит кирдык, идиот… И с это мыслью я встряхнулся и отправился по делам, стараясь не думать, что точно те же слова я за эти два дня говорил себе раз пятнадцать.
«Как там дела у вас?» — написал я в мессенджер, но сообщение даже не прочитали. Ладно. В конце концов, Маруся увидела все то, чего была лишена… нет, чего иметь не хотела, и у малышки снесло крышу. Не успел я устроиться с планшетом в кабинете, как телефон подал признаки жизни.
«Марк, она не хочет надевать эти платья!» — писала Инна, стилист.
Да? Загадочно.
«Почему?»
«Она сказала, что они развратные».
Я застонал и откинулся на спинку кресла. Инна и Катерина, потому что любому нужен контроль, выбирали максимально скромное платье — увы, выбор был небольшой, размер у Маруси слишком маленький, икс-икс-эс, а грудь оказалась отменной «троечкой», и менеджеры салонов разводили руками. Из двадцати с лишним платьев Инна под контролем моего референта отобрала пять, и теперь маленькая мышь выкобенивалась.
Я бы взбеленился, но был уверен, что Маруся не со зла. Я помнил фотографию с банкета — ей некомфортно, я, конечно, дал указание Катерине максимально платье выбрать закрытое, но что она могла сделать, она ведь их сама не шьет.
И поэтому я ничего не ответил, покачал головой и открыл почту.
Суматоха следующего дня почти не оставила мне времени на размышления. Тот единственный разговор с Истоминым стал каким-то катализатором, сорвавшим с тормозов бешеный поток событий. Все закрутилось, завертелось в непривычном для меня ритме. Я не успевала опомниться от примерок, как меня утаскивали на пробные прическу и макияж. В этом бешеном темпе у меня не оставалось шанса сказать: «Стоп! Я еще не давала согласия!» Однако эта формальность, похоже, никого, кроме меня, не интересовала.
Подготовка набирала обороты. Аля постоянно пихала мне под нос какие-то проспекты, журналы, макеты, заставляя выбирать элементы антуража праздничного фуршета. Была бы моя воля, я бы выбрала все оттенки черного. Не только потому что, по сути, даже время молитв по усопшим еще не прошло, но и потому что эта свадьба не вызывала у меня ни одной светлой мысли. В одно мгновение мое будущее превратилось в черное беспросветное ничто.
Только вернувшись домой, я попыталась представить, как бы произошла моя свадьба при других обстоятельствах. Если бы судьба не перечеркнула мою жизнь в ту страшную ночь.
Закрыв глаза, я представила себя в большом доме папы и брата. Широкая закрученная винтом лестница была бы освещена теплыми солнечными лучами. Держа меня под руку, папа бы помог мне спуститься, подводя к жениху. На этом месте мои фантазии зашли в тупик, так как на месте жениха стояло Чудовище, и темнота его глаз пожирала все вокруг настолько, что еще секунду назад светлая комната опустилась во мрак. Вместо красиво расставленных в холле цветов появились серые кирпичные стены, с закрепленными на них кандалами, которые стягивали холодом мои запястья и лодыжки.
— Теперь ты принадлежишь мне! — хищно улыбаясь, приближался ко мне Марк Истомин.
А вокруг словно вакуум на тысячи миль. И звать на помощь бесполезно. Ведь даже где-то вдалеке гулко и тревожно стучат барабаны, словно аккомпанируя этому страшному ритуалу Чудовища.
— Ты там еще спишь, что ли? — раздался возмущенный голос Алевтины за дверью, а вслед за ним и тот самый стук барабанов. Точнее, просто стук в мою дверь.
Я даже не заметила вчера, как провалилась в сон, мечтая, чтобы все случилось по-другому.
— Уже шесть? — сонно хлопая глазами, спросила я, впуская в комнату Алю.
— Уже половина седьмого! Поторопись, если не хочешь на собственной свадьбе выглядеть пугалом нечесаным! — ворчала на меня Аля, даже не подозревая, насколько она об этом беспокоится больше, чем я.
Впрочем, мое спокойствие по отношению к этому «грандиозному» для всех окружающих Истомина событию испарилось, как только меня повели переодеваться. Уже накрашенную, но еще с не до конца завершенной прической.
— Сидит идеально! Инна, ты просто волшебница! — кудахтала восторженно Аля, вертя меня вокруг оси.
— У нашей Маруси телосложение, как у ростовой куклы Барби. Так что это было несложно, — засмущалась стилист Инна, подстегивая мне очередную воздушную юбку.
Я уже со счета сбилась, сколько у этого наряда деталей. Помимо нательного платья из тончайшего и нежнейшего шелка, поверх были надеты и усыпанный мелкими кристаллами корсет, и несколько пышных юбок из прозрачной воздушной ткани, название которой мне было неизвестно.
К счастью, это было приличное платье. Вызывающее, броское, но приличное. Я не чувствовала себя как… падшая женщина.
— Маша, ты что, не хочешь на себя посмотреть? — удивилась Аля, поняв, что за все это время я ни разу не подошла к зеркалу.
Скорее всего, такое поведение невесты не укладывалось в головах окружающих меня женщин. И стилист, и мастера парикмахерского искусства, и сама Аля уставились на меня в недоумении.
— Хочу посмотреть, когда образ будет завершен, — нашла оправдание я своему безразличию.
Надо не бояться собственных страхов, учила меня бабушка, ведь нам не дают испытания выше тех, что мы можем вынести. И если бы бабушка сейчас была жива, я бы спросила — что, что, что в своей жизни я сделала не так?
Но меня развернули, дернули, еще раз ощипали как курицу. Я против воли засопротивлялась: я же сказала, что потом!
— Да, так будет лучше! Как в программах перевоплощения! — обрадовалась парикмахерша, ведь только ее работа еще не была завершена.
Впрочем, заняло не более получаса, прежде чем мои накрученные локоны были уложены и напичканы шпильками. Завершающим элементом стала шлейфовая фата с вуалеткой, почти полностью закрывающей мое лицо, когда эта часть перекинута вперед.
Щебечущие девушки подвели меня к большому напольному зеркалу, и именно в этот момент мной овладел такой мандраж, что кожа покрылась крупными мурашками, став похожа на апельсиновую кожуру.
Из отражения на меня смотрела совсем другая Мария. И даже не в макияже, умело подчеркнувшем мои природные данные, дело. Не в свадебном платье, которое, наверное, затмило бы все наряды мира своей красотой. А во взгляде, в котором потухли последние искры жизни, которые еще теплились в них с момента трагедии. Даже тогда они еще пытались пробиться, помогая мне пережить утрату. Но Чудовище отнял и их, поставив мне такой ультиматум, в котором нет ни одного положительного варианта: «Либо замуж за Чудовище, либо предательство отца и Андрея, путем уничтожения дела всей их жизни».
— Господи, ты как замороженная рыба, ей-богу! — не выдержала Инна, не дождавшись от меня никаких эмоций.
Я уже хотел, чтобы все это кончилось.
Фарс, ни на что не похожий. И дело не в браке как таковом, а в том, что его сопровождало. Вся эта муть — цветы, машины, фотографы. Вся эта суета и то, что мой дом был теперь похож на декорации к фильму Диснея.
По легенде свадьба была запланирована до смерти Сашки. Пара блогеров, которые «с огромным трудом смогли прорваться» пусть не ко мне, а к Катерине, «под большим секретом узнали», что я задолго до гибели своего лучшего друга без памяти влюбился в его дочь. А если совсем начистоту — только, конечно же, это не для публикации — это Мария втрескалась в импозантного и властного Истомина, она же такая же слабая девушка, как и все остальные, и вот его сердце дрогнуло в конце-то концов, и тихо, так, чтобы никто ничего заранее не узнал, планировали небольшое торжество, но вот так случилось, что это пляски на костях… нет-нет, о возможной беременности Марии Царевой ничего не известно, но всякое может быть, это жизнь, не случайно же Царев дал согласие на брак. Все, сделайте пару фото, чтобы казалось — это с объективом издалека, и проваливайте.
Борзописцы.
Блогеры были вшивенькие, но с такими всегда легче договориться. Им даже деньги не нужны — у них инсайдерская информация, их все каналы перепечатают. И пока Катерина, давясь смехом, зачитывала мне аж целый любовный роман, выложенный в «Телеграме», я прикладывался лбом к стеклу машины и негромко стонал.
Зато эффективно, подумал я и написал финдиректору, чтобы поднял Катерине зарплату и выписал премию. Потому что я всегда ценил умных людей.
Бедную девчонку притащили в салон — чтобы никто не спалил квартиру. Не в прямом смысле спалил, а в переносном, хотя от свадебной подготовки я мог чего угодно ожидать. Идея принадлежала Катерине, которая предупредила — и журналисты не дремлют, и невеста может чудить, лучше иметь под рукой целую мастерскую. Я согласился, но покосился на референта.
— С чего ты взяла, что она будет чудить?
— Она замуж совсем не хочет, — пожала плечами Катерина, и я не стал эту тему развивать. Сука, вот это минус того, что у меня в референтах не только кукушка Аля, но и эта умная тетка. И ведь оправдываться, что не так, только накрутить лишние подозрения.
Двери салона открылись, и мне, конечно, надо было выйти к невесте или что там положено по традициям, но какие, к чертям пьяным, традиции, когда мне на них наплевать, а невеста вообще должна от них шарахаться? Может, она и согласилась на брак, потому что для нее это так, формальность, не венчание ведь?
Я нащупал в кармане жвачку, выковырял подушечку из пачки и кинул в рот. Пятый год я бросал курить, правда, при этом приобрел манеру жевать как корова, и неизвестно, что хуже для имиджа. Маруся шла, опустив голову, но я это списал на то, что на голову ей надели такую тяжесть, и не захочешь, а пригнешься. Девицы вились вокруг нее как пчелы, поддерживая платье, фату и саму Марусю, и у меня вдруг кольнуло сердце.
Я что, мразь? Господи, несчастная девчонка, напуганная, измученная, не успевшая оплакать отца и брата. А я все-таки мразь, конечно, да, я надавил в момент, когда мог, знал, что она не будет артачиться, потому что это мне было выгодно и удобно, только мне, я не подумал, не рассказал, не сел нормально, как человек, не рассказал через рот словами. Надо было все рассказать, и про банкет, и про то, что дальше придется делать. Но сейчас уже поздно себя казнить, уже только выдержать эту пытку. Девчонке, конечно, будет сложнее, для нее все только еще начинается.
Марусю посадили в другую машину. Это была идея Влада, безопасника, и я с ним согласился, помня о гибели Сашки. В разных машинах. А если случится что со мной, что будет делать бедная Машка?
И отчего-то как в дурной игрушке захохотало нечто из колонок, и перед глазами как на мониторе предстала картинка: я в гробу, над гробом вдова прячет ухмылку под черной вуалью. Все, все, все, теперь все состояние ее, и мое, и Сашки, черт, как я так вляпался?
Машины тронулись. Нам предстояло ехать в самые ебеня, но если еще вчера я думал, что поездка меня окончательно сведет с ума, то сейчас мне даже хотелось посмотреть на городишко, где всю сознательную жизнь прожила моя без пяти минут жена.
Но стоило мне неосторожно взять в руки смартфон и разблокировать его, как он взорвался уведомлениями. Половину, от всяких газетчиков, я проигнорировал, но то, что касалось работы, пришлось отработать, причем самому. Есть вещи, которые не перепоручишь, и они, что паршивей всего, отнимают все твое время. Я впервые в жизни задумался, сколько этой самой жизни украли у меня за все года — не сосчитать и не вернуть. Состояние стоило мне самого дорогого.
Я вынырнул из ругани с биржевым брокером только часа через два, когда вокруг меня были елки и палки. Палки тоже бывшие елки, понял я, видимо, ведут вырубку. Дорога в две полосы шла по лесу, я заметил знак «Дикие животные» и понял, что наш кортеж уместен в этой умиротворенной глуши как ай-нанэ на тризне.
«Как Маруся?» — тотчас отбил я Але, опасаясь, что невеста обревелась, но тут же пришел ответ: «Отлично. Она рассказывает нам про благотворительность!». Ну и ладно, кивнул я и вспомнил, что она говорила про какую-то крышу. Черт, надо бы реально заняться, и дело не в том, что обещал, а это все придаст нашему фарсу, то есть браку, хоть какую-то душевность. Мало будет проявить на жадной до сенсаций публике неземную любовь, все равно этому хрен кто поверит, а вот человеческое участие, признание того, что для жены важно — это тема, это нужно не забыть.
Вся церемония регистрации была как дурной сон. Морок вокруг, ватные ноги и голова, набитая роем пчел.
— Дорогие невеста и жених, у вас есть то, что ищут миллионы, а обретают лишь избранные. Это любовь. Именно она соединяет сердца и судьбы, мысли и стремления на пути к великому искусству супружеской жизни: жить для счастья любимого человека, — торжественно начала произносить речь регистраторша.
Гости, среди которых из знакомых мне лиц была только Аля, замерли, с умилением слушая этот бред. Какая любовь? Такой, как Марк, не обратил бы на меня внимания, даже если бы я стояла голой в чистом поле. То, что он Чудовище с холодным взглядом и презрительным высокомерным отношением к окружающим, не отменяло того, что внешне Марк был очень привлекательным мужчиной. Он высокий, у него спортивное телосложение, и черты лица этого монстра, хоть и довольно резкие и жесткие, не портят его, скорее даже наоборот, подчеркивают его брутальность и силу.
— Создание семьи — это начало доброго союза двух любящих сердец. И сегодня самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. С этого дня вы пойдете по жизни рука об руку, вместе переживая и радость счастливых дней, и огорчения.
Я едва сдерживала горькую усмешку, слушая регистраторшу. «Незабываемое» — это точно. А вот насчет «Вместе и в горе, и в радости» — вряд ли.
— Но прежде чем вы произнесете, возможно, самые главные слова в вашей жизни, позвольте напомнить вам, что именно любовь — чувство, которое соединило вас, навсегда останется неизменным гарантом вашего счастья. И, возможно, в вашей жизни еще не раз произойдет переоценка ценностей, но эта ценность останется неизменной. И теперь, в присутствии дорогих и близких для вас людей, прошу ответить вас, Марк, согласны ли вы взять в жены Марию, быть с ней и в горе и в радости, богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
Дорогие и близкие люди, как я понимала, водители машин, охрана, девочки, которые помогали мне с нарядами и остальным, и какие-то блогеры с квадратными от увиденного глазами.
Других дорогих и близких людей у меня не осталось.
— Да, — без секунды раздумий и тени сомнений отчеканило Чудовище.
Вот до этой секунды мне еще казалось, что ничего не поздно. Что все это еще можно как-то переиграть. Но сейчас моя душа ушла в пятки. Потом вернулась и забилась в самый укромный уголок сжимающегося от страха сердца.
— Мария, согласны ли вы стать женой Марка, быть с ним и в горе и в радости, богатстве и бедности, в болезни и здравии пока смерть не разлучит вас?
От волнения у меня пересохло во рту. Язык ворочаться не желал, словно его парализовало.
А что будет, если я скажу нет? Ведь это не просто церемония — или главное, что бумаги и паспорта лежат у регистратора, а все остальное — игра на публику? Что же будет, если я скажу нет?
И только выжидающие взгляды гостей, устремленные на меня, заставили меня тихо произнести свое:
— Да.
— Отныне вы муж и жена! Прошу новобрачных обменяться кольцами! — радостно, словно удачно выдала замуж собственную дочь, объявила регистраторша.
Кто-то из свиты Чудовища тут же подскочил к нам со сверкающим подносом, на котором была размещена небольшая лиловая подушечка с обручальными кольцами.
Воздух вокруг становился еще тяжелее. Туго стягивающий мою грудную клетку корсет не позволял мне глубоко вдыхать. Голова кружилась, и ночной кошмар постепенно подбирался к моей реальности. Казалось, Марк надевает мне на палец не кольцо, а зловещую метку. Печать. Оковы на мою свободу не только как женщины, но и как человека. Обрекая на существование, где ни мой выбор, ни мои желания, ни мои слова ничего не значат.
— Жених, можете поцеловать невесту! — громко воскликнула регистраторша, едва я дрожащими пальцами сумела таки нанизать второе кольцо на палец Марка.
Испуганной птицей забилось мое сердце в груди, словно в клетке. Все внутри меня протестовало против поцелуя с Чудовищем. Несмотря на то что я, разумеется, знала об этой части церемонии, все равно оказалась внутренне не готова.
Длинные пальцы Чудовища осторожно подхватили края вуалетки. Марк с таким трепетом откидывал воздушную ткань с моего лица, словно боялся, что эта нежная сеточка рассыпется в его ручищах.
— Иди сюда, милая, — тихо произнес Марк, обхватывая мою талию одной рукой и прижимая к себе ближе.
Уровень раздирающих меня эмоций становилась критическим. «Это всего лишь поцелуй для публики, Маша!» — мысленно подбадривала я себя. Но это было похоже на пожелание удачи человеку, над чьей головой уже занесен топор палача.
Твердые, жесткие губы Марка с поразившей меня нежностью опустились на мои. Но даже эта хитрая уловка Чудовища не заставила меня разжать стиснутые зубы. Так что моему фиктивному мужу пришлось довольствоваться почти целомудренным поцелуем без единого шанса проникнуть своим опасным языком в мой рот.
Этот поцелуй длился не более двух секунд, показавшихся мне вечностью в объятьях монстра. После регистраторша скомандовала гостям поздравлять нас. Свита Чудовища вереницей потянулась, произнося поздравления и заваливая нас цветами.
— Шоу только начинается. Соберись, Маруся, — шепнул мне на ухо Марк, во время фотосессии с гостями на ступенях загса. — Эти фотографии уже сегодня облетят все СМИ. Будь добра, сделай вид, что безумно влюблена и счастлива.
Дорогу назад я почти не заметила. Аля, которой, наверное, надоело меня развлекать, передала мне планшет, и я утонула в своих привычных группах помощи. Новые многодетные семьи, новые одинокие старички, приюты для животных, семейные детские дома. Я читала об их немудреных просьбах и ловила себя на том, что теперь мне нет смысла разбирать принесенные благодетелями пакеты с одеждой и обувью — иногды бало действительно неплохое, вышедшее из моды или переставшее налезать, или, наоборот, висевшее, но чаще — на тебе, убоже, что нам не гоже.
Я что, пошла на это все зря? И, секунду поколебавшись, я открыла в соседней вкладке маркетплейс, ввела свой логин и пароль и начала методично набирать в корзину товары.
Марк опять ехал в другой машине, я не понимала почему, но уже на подъезде к городу потрепала Алю за рукав нарядной блузки:
— Аля, а вы можете попросить у Марка четыреста одиннадцать тысяч?
— Четыреста… что? Зачем?
— Вот, — показала я собранный заказ. — Это детям, старикам и животным.
— Господи, спроси у него сама, — отозвалась Аля не очень приязненно, и мне показалось, что ее моя просьба всерьез разозлила. Но хорошо, я сама поговорю.
Впрочем, разговаривать со своим фиктивным мужем мне оказалось некогда. Та горстка свиты Истомина на регистрации, как оказалось, была всего лишь вспомогательным антуражем. Настоящие гости — серьезные влиятельные толстосумы и их женщины — ждали нас в усадьбе Чудовища. Я назвала это жилище, утопающее в зелени реликтовых деревьев, именно усадьбой, потому что ни строение, ни окружающий его вид не имели ничего общего с современными особняками из стекла и бетона.
Облицованный натуральным серым камнем дом с большими колоннами и стрельчатыми окнами, казалось, был построен в начале девятнадцатого века. Дом был огромным, мрачным и таинственным. Точь-в-точь как его хозяин. Удивлюсь, если в этом доме не окажется ни одной секретной комнаты или подвала, напичканных страшными трофеями Марка Истомина.
И я, наверное, тоже буду его трофеем. Почему «буду» — я и есть. И хорошо, если я смогу отсидеться в секретной комнате…
Не успела эта мысль промелькнуть в моей голове, как Истомин сам материализовался у окна машины, в которое я таращилась.
Распахнув дверь и молча протянув мне руку, Марк помог мне выбраться из автомобиля в этом сногсшибательном наряде, который призван поразить гостей мероприятия и довести невесту до обморока.
— Возьми меня под руку, Маруся, — тихо рыкнул мне в макушку Марк, разозлившись, что я отстранилась от него сразу, как выбралась из машины. — И перестань от меня шарахаться как от прокаженного! Если хоть один человек заподозрит неладное, то вся эта суета псу под хвост!
— Я Маша. Мария. Могу ошибаться, но, кажется, именно то, что муж не знает моего имени, может стать причиной чьих-то сомнений в искренности наших отношений, — надоело мне до зуда, что он упрямо не хочет называть меня по имени.
Истомин только насмешливо задрал уголок рта, показывая мне этим, что не считает мой аргумент хоть сколько-нибудь убедительным.
Больше спорить времени у нас не было. Помпезные двери в логово Чудовища распахнулись, и мы вошли в большой холл, напичканный людьми, как шпротами в банке. Наше недолгое шествие зачем-то сопровождал вальс Мендельсона, второй раз за день. Бесконечные вспышки фотокамер вынуждали держать улыбку, даже когда заныли скулы.
Я знала, что этот день будет трудным, однако мои представления о том, как будет проходить мероприятие, оказались довольно наивными.
Больше всего я боялась бесконечных дурацких криков «горько» от пьяных гостей, начинающих счет, чтобы вынудить брачующихся целоваться дольше. Но, к моему облегчению, весь сценарий мероприятия абсолютно отличался от тех свадеб, на которых я когда либо присутствовала. Шальные залетные брачующиеся, посещавшие монастырь и окрестности как обязательный пункт для фотосессий, были похожи на гостей Марка как цыганский медведь на ученого кота. Во всем, начиная с шикарно обставленной зоны в большом саду и заканчивая приглашенных звездных ведущих, чувствовался высокий уровень. Никакого хамства, подначек, провокаций, только сдержанные улыбки — вряд ли искренние, негромкие разговоры, отточенные жесты, и ни единого перебравшего алкоголя гостя.
Разумеется, мне приходилось таскаться с Марком по кругу, мучительно передвигая ноющие от боли ноги, чтобы знакомиться и принимать поздравления от его многочисленных гостей. Приходилось и улыбаться, и часто поднимать взгляд, делая вид, что я обожаю это Чудовище. Вынуждена я была и терпеть его каменный бок, к которому он меня то и дело прижимал, обвивая рукой мою талию. Но, к моему облегчению, никаких провокационных конкурсов и дурацких призывов демонстрировать интимные моменты не было. Возможно, ведущие на меня смертельно оскорбились бы, если бы только узнали, что я могла заподозрить их в организации подобной пошлости.
Я старалась. Очень. Лично по моей оценке, я превзошла все свои возможности. Но Чудовище остался недоволен. Вцепившись в мой локоть, сильно сжимая, он потащил меня в какие-то кусты.
— Если ты не уберешь с лица эту страдальческую вымученную улыбку, то люди подумают, что я тащу тебя замуж насильно, — прошипел мне в лицо Марк.
«И будут недалеки от истины», — подумала я, но вслух сказать не осмелилась. Уж слишком страшно горят гневом глаза Чудовища.