Физика

1 глава. 1 сентября

Продолжение истории Анисы и Матвея из истории "Химия"! ХЭ!

Читать можно как самостоятельную книгу!

Физика притяжения…

Химия любви…

Одно на двоих влечение

Окситоцин в крови.

И невозможно избавиться.

Желания взять под контроль.

И остается плавиться,

Терпеть внутривенно боль…

Размешиваю сахар в чашке и замечаю, что пальцы едва заметно подрагивают.

Это все от предвкушения.

Сегодня, 1 сентября, начинается моя ординатура. Для выпускницы Сеченовского университета, мечтающей стать хирургом, это долгожданный день, ведь теперь я буду почти врачом.

Я купила себе настоящие кроксы, модный халат и уже сплю и вижу, как получу своего первого пациента. То, что это скоро случится, уверена. Я все лето штудировала лекции и труды ведущих научных сотрудников клиники и кафедры, чтобы доказать всем, кто будет смотреть на меня свысока, что я не зря получила бюджетное место.

– Аня!

Поднимаю глаза на Елену Викторовну, жену отца, и она продолжает:

– У тебя каша скоро остынет. Хватит мечтать.

Вежливо улыбаюсь и, оставив чайную ложку, беру столовую.

– Все-таки не понимаю, почему ты остановилась на хирургии, – хмурясь, бубнит отец. – Женщина в терапии – это понятно, но женщина в хирургии…

Залипаю на каше и молчу. Все, что у меня осталось от Матвея – только воспоминания, браслет с планетами и его мечта. Но признаваться, что я решила выбрать эту специализацию в память о человеке, который, однажды проникнув в мое сердце, там так и остался, не могу. Отец не поймет этого. Два первых месяца до начала учебы, что я провела в Москве, были, наверно, самыми страшными в его жизни, потому как я почти не ела, лежала и смотрела в потолок отсутствующим взглядом. Думаю, всю семью Ерохиных он тогда возненавидел.

Проглатываю свои мысли вместе с застрявшей в горле кашей и запиваю воспоминания чаем. Я редко позволяю им выбираться наружу, потому как они съедают меня изнутри, выжигают энергию, а мне надо жить и идти к своей цели.

– Пап, врач – существо бесполое, – выдаю одну из фраз, которыми отстаивала право поступать на кафедру хирургии.

Волнение дребезжит в моем голосе и выдает меня, но все, видимо, воспринимают его как следствие неодобрения семьи.

– Зачем тебе это надо? – не унимается он. – Ты понимаешь, что у тебя с такой работой не будет семьи?!

Опять молчу. Заявить, что я ее и не планирую, кажется жестоким, и я пытаюсь выкрутиться, используя еще одну фразу из основных своих защитных тезисов:

– Эта профессия действительно требует большой самоотдачи и колоссального количества времени, но есть же женщины-хирурги, у которых получается все совмещать.

Отец совсем меняется в лице, он явно не одобряет подобных особ. Для него жена должна находиться дома и заниматься домашним хозяйством, и я, похоже, стану его разочарованием.

Оставляю кашу и, снова отпивая чай, гипнотизирую темную поверхность с плавающими бликами, поскольку не хочу смотреть ни на кого из присутствующих и выдать свое смятение. Тем более мысли все больше утягивают меня в бездну прошлого.

Матвей…

Парень, с которым хотела разделить свою жизнь, но судьба распорядилась иначе.

Самый красивый, сильный, умный, целеустремленный. Самый-самый!

Как я любила, когда он делился своими мыслями и планами на будущее, как мне нравилось слушать его рассказы о космосе, о науке, да просто наслаждаться тембром завораживающего голоса.

Матвей…

Мой рыцарь, который спасал меня, сражался с моими страхами. Который дал мне чувство защищенности, нужности, уникальности, подарил самые восхитительные моменты в жизни…

Наши марафоны поцелуев посреди подготовки к экзаменам… Я как сейчас помню все темы, что учили тогда. Это незабываемо. Именно благодаря ему я набрала высокие баллы и поступила в престижный вуз на бюджет.

А наша единственная, но самая незабываемая ночь любви, которая убедила, что близость с желанным мужчиной – это волшебно…

– Аня, – влетая в мои мысли, как ураган, впечатывается в меня младший брат и, не спрашивая разрешения, устраивается на моих коленях.

Треплю его чуб, а мальчик обвивает своими руками меня за шею.

– А ты правда теперь врач?

Улыбаюсь.

– Не совсем, но буду работать в больнице и учиться делать операции у самых настоящих и самых лучших врачей!

Он кривится.

– Операции – это когда режут кишки всякие.

– Не совсем.

Елена Викторовна стягивает его с меня с уговорами:

– Наиль, Анисе пора уходить, не мешай.

Поднимаюсь, бросаю «спасибо» и иду в комнату под причитание женщины «совсем ничего не поела».

Сумка у меня собрана, халат поглажен и сложен вместе с остальными вещами. Осталось только одеться.

Открываю шкаф и слышу сердитое:

– Не могла одежду заранее приготовить и не будить?!

– А ты в школу не собираешься?

– Мне позже.

Мрачнею. Дана единственная в семье отца, кто не приняла меня, когда потерянную и несчастную он привел в свой дом. Сестре пришлось делиться комнатой, вниманием родителей, а делиться она совсем не любит.

Выбегаю на улицу и ежусь. Дождь.

Ну как так, что ни первое сентября, так город плачет, а я, растяпа, без зонта.

Не возвращаться же, плохая примета.

А помимо этого, мокрое погодное явление всегда уводит мои мысли туда, куда не стоит. Дождь, мы возле цветущей будки, волшебные поцелуи Матвея...

Все! Стоп!

Сегодня важный день, и мне надо быть не сентиментальной размазней, а собранным, уверенным в себе и своих знаниях ординатором.

Так не вовремя дребезжит телефон, но я вытаскиваю его, пытаясь продолжить передвигаться от козырька к козырьку, чтобы меньше промокнуть.

2 глава. Квест

Въезжаю в Гатчину и чувствую, как сердце сжимается в груди.

Сколько я тут не был?

Шесть лет точно.

Замечаю новые вывески, почти построенное здание на проспекте и стараюсь не вспоминать, что рядом в стекляшке расположен ресторан «Токио», в котором мы отмечали с Аней сданный тест по химии, а в скверике Ленина, спасаясь от жары под кронами, ели мороженое, а в парке…

Сглатываю мешающий ком в горле и моргаю, пытаясь прогнать собравшиеся слезы. Мне до сих пор больно от ее предательства.

Прошло столько времени, но, если возвращаюсь к этому событию, или что-то напоминает о ней, все нутро режет, рвется, выворачивает, и легче сдохнуть, чем пережить этот приступ.

Останавливаю машину у «Вимоса», желая немного прийти в себя.

Закрываю глаза и снова проваливаюсь в прошлое.

Больница, сотрясение, но главное – неотпускающее волнение: что с ней?

Воспоминания размазаны, но я отчетливо помню, что пришел Егор, а Аня спала… или только проснулась…

Ее отсутствие, добавляющее накала напряжению, а потом слова матери, как новый удар по моей и так тяжелой голове: «Аня уехала».

Едва выйдя из больницы, я чуть не прибил Егора, добиваясь признания, что он с ней сделал, но отец вступился и уверил: увез его, а девушка уехала на такси.

Я восстановил симку, узнал ее номер и бесконечно звонил. Только телефон был все время выключен или находился вне зоны действия сети.

Я встречался с Майей и «пытал» ее, но одноклассница сама была в шоке от исчезновения подруги.

Как долбанный сталкер, день за днем возвращался к нашей будке и ждал девушку, но она не появилась.

Я страдал, метался, пытаясь ее найти, и мать решила добить меня, заявив, что Алабины взяли деньги, чтобы исчезнуть навсегда, и показала расписку, подписанную ее матерью.

Я не поверил.

Это просто не укладывалось в моей голове.

Но когда эмоции слегка улеглись, то попытался беспристрастно разложить факты.

Если бы Аню увезли насильно (этого сценария развития событий я придерживался большего всего), она должна была бы вернуться или как-то связаться со мной.

Через неделю, через две.

Девушка обязательно что-то придумала бы, а поскольку спустя месяц я не получил от нее никакого известия, пришлось поверить и смириться, что та, ради которой я был готов рыть землю и покорять горы, променяла меня на благополучие.

Трусливо сбежала, даже побоявшись все сказать в глаза.

Предала.

Вздыхаю, вспоминая, как весь август подыхал в берлоге и питался кефиром да йогуртом, поскольку другую пищу не мог в себя впихнуть и только начало учебного года и желание добиться своей цели: стать одним из лучших хирургов России, подняла меня на ноги.

Я вгрызался в учебники, не пропускал ни одной лекции, и однокурсники косились на меня, явно за глаза называя «ботан». Но мне всегда было фиолетово на чужое мнение.

Только на третьем курсе я стал более-менее оживать и иногда вылезать на свет божий из каморки общежития…

Открываю глаза. Тру их ладонями.

Все. Хватит вспоминать.

Прошлое делает меня слабым, а мне надо быть сильным и целеустремленным.

Подъезжаю к дому, знакомому до мелочей, и принципиально оставляю машину на дороге, а не заезжаю во двор.

С тех пор, как Егор ударил или толкнул меня, и я провел в больнице две недели, а мать подло замяла произошедшее, не дав разобраться; с тех пор, как узнал, что Ольга Константиновна дала моей любимой девушке денег, чтобы та уехала; с тех пор, как женщина, родившая меня, подтвердила, что Евгений Ерохин не является моим биологическим отцом, я больше здесь не жил. Собрал сумку и не появлялся, несмотря на слезы и мольбы матери.

Собственно, и ее существование встало для меня под сомнение. Она воткнула нож в спину, когда я был не в состоянии обороняться.

Простить предательство я не смог.

После того, как немного пришел в себя, стал искать своего биологического отца. Не потому, что глупо надеялся, что в нем проснутся отцовские чувства, а для себя. Хотел знать, чья кровь течет во мне.

По тем немногим сведениям, что дала мне мать, через полгода я выяснил, что он мертв, а еще выяснил, что у меня есть еще один сводный брат – Илья.

Он оказался намного старше, официально находился в браке и имел дочку.

Я не хотел навязываться ему, поскольку по факту мужчина был мне чужим человеком, но брат не только сам нашел меня и стал периодически скрашивать мое существование, но и кардинально изменил жизнь.

Илья перевел на мой счет колоссальную сумму, а когда я гордо заявил, что ни в чем не нуждаюсь и ничего не возьму, поставил перед фактом, что это моя часть наследства нашего беспутного отца и мне придется поделиться, если объявится кто-то еще.

Я смог позволить себе квартиру, а не шконку в общежитии.

Остальное положил в банк под проценты, на которые и жил.

Набираю в легкие воздуха.

Знаю, мне предстоит неприятная встреча и возможно не одна. Егор по-прежнему живет с родителями, и я запросто могу на него наткнуться, но у меня нет выбора. Мне нужны все оригиналы моих документов.

Знакомые ступеньки, дверь, как всегда, открыта…

Вхожу внутрь. Ничего не изменилось.

Я словно вернулся в прошлое и только пришел из школы...

Иллюзия.

Услышав шум, из комнаты выглядывает мать и, увидев меня, застывает на месте.

– Матвеюшка.

Смотрю на нее холодным взглядом. Постарела. Но не позволяю эмоциям проникнуть в себя. Я в броне.

Она отмирает и начинает причитать:

– Ты голодный? Хочешь, я пирог как раз испекла. Как чувствовала.

– Нет. Я не надолго. Мне надо забрать документы.

Отвожу взгляд в сторону. Не хочу на нее смотреть.

– Переночуешь у нас?

– Нет. Вечером лечу в Москву.

– Да, я помню. Карина рассказала.

Разговор не клеится, и я не собираюсь его вытягивать. Наверно, я плохой сын, но не могу простить предательства. Даже сейчас.

3 глава. Симптомы инфаркта

До Пироговской улицы добираюсь на такси и, рассматривая светлое здание больницы, останавливаюсь в раздумьях.

Практически все студенты моего потока понимали, что после окончания учебы им нужно будет поступать в ординатуру. Мало кто планировал работать участковым терапевтом или педиатром. Однако не все осознавали, как важно выбрать правильное место ее прохождения, чтобы закрепить полученные теоретические знания на практике и за два года стать настоящим врачом, который может найти проблему и решить ее и тем самым помочь человеку и даже спасти его.

Я выбрал эту кафедру хирургии, поскольку здесь, по сравнению с другими, теоретической подготовке уделяют больше внимания. А я дотошный. Мне важно все понимать головой, а не просто работать руками. Да и вообще, наука – это способ развиваться, не дать себе закиснуть.

Ступеньки, холл, лифт…

Сердце колотится слегка быстрее нормы в предвкушении.

Первая встреча очень важна, и я хочу произвести впечатление, расположить, а потом, проявив себя как надежный и порядочный человек, добиться, чтобы ко мне относились соответствующе: объясняли, учили, давали попробовать сделать самостоятельно…

Металлические створки открываются, и я, вместо того, чтобы выйти, врастаю в пол и, не веря в реальность происходящего, пялюсь на девушку в белом халате, стоящую напротив и сосредоточенно изучающую карту.

Забываю, с какой целью сюда приехал…

Да я, черт возьми, имя свое забываю!

Стою, как идиот, загораживая проход, и таращусь на красивое сосредоточенное лицо, зачем-то пытаясь экстренно соотнести с тем образом, что сохранила память.

Она поднимает глаза, и мы пару секунд зависаем во взглядах друг друга.

Сердце, как подыхающая машина, начинает отчаянно качать кровь и, не желая умирать, бьется в ребра и пытает вырваться наружу.

Улавливаю сдавливающие жгучие ощущения, головокружение…

«Симптомы инфаркта», – констатирует мозг.

Но я вообще не уверен, что еще жив.

– Молодой человек, вы выходите? – слышу раздраженный голос позади себя и на автопилоте покидаю железный ящик и ровняюсь с ней. Вот только Аню подталкивает подбежавшая медсестра, и та входит в лифт и уезжает.

Стираю проступившие капельки пота со лба.

Галлюцинация?

Это никак не может быть правдой!

Она в Москве? Работает в этой больнице?!

Не могу успокоить ни сердцебиение, ни мысли, снующие в голове, а на языке крутится всего одно слово: «невероятно».

Выстреливает идея найти лестницу и броситься, как влюбленный сталкер за ней…

Но куда?

В больнице одиннадцать этажей.

Все еще в состоянии аффекта начинаю двигаться по коридору и замечаю какого-то придурка, самовлюбленно разговаривающего с телефоном.

– Чуваки и телочки, приветики! С вами снова я, самый продвинутый врач Максимус Козловскиус и это прямое включение из одной из самых крутых московских клиник, – слышу его и понимаю: парень снимает ролик.

Ощупываю его взглядом и ставлю диагноз: до врача этот хлыщ недотягивает. Скорее всего, тоже ординатор, напяливший на голову не медицинскую шапочку, а коронку. Похоже: он из тех придурков, что, едва сдав первичную аккредитацию, тут же заводят блог «врача» в Инстаграм и дают людям ценные советы, хотя не имеют на это права, поскольку по изучаемой специальности ни диплома, ни сертификата еще нет.

– Здорово, комик. Как Лешина найти?

Он отрывается от экрана и, спрятав свою идиотскую улыбку, осматривает меня.

– А ты кто такой?

– Ответишь или не знаешь? – подкалываю я.

– Кабинет в конце коридора с табличкой, – бросает надменно и вставляет вопрос, скопировав мою интонацию: – Найдешь или проводить?

– Найду.

Направляюсь в указанную сторону и, отыскав нужную дверь с табличкой, стучусь и вхожу. Натыкаюсь на взгляд огромного мужика, что едва помещается за столом, и здороваюсь.

– Почему вчера не было? – спрашивает, кивнув в качестве приветствия, видимо, догадавшись, кто я и без озвученной мной фамилии.

– С документами для перевода возникли проблемы.

– Надеюсь, это единственные проблемы, которые у вас возникнут.

Я тоже на это надеюсь. Особенно после встречи, которая снесла мне благоразумие и стерла из памяти, что эта девушка бросила меня.

Лешин начинает распинаться, что я еще полный ноль, читать инструкцию, что сам никакого права пока не имею ничего делать без его ведома.

Слушаю, киваю, но сам нахожусь не с ним в кабинете, а в коридоре, где пару минут назад встретил ее.

– Вы со мной?

Снова киваю, пытаясь сбросить наваждение.

Жесть.

Не хватает еще спустить к чертовой матери первое впечатление.

Или я это уже сделал?

Не думай о ней! Она однажды чуть не разрушила твою жизнь.

Не получается.

Пытаюсь уговорить себя.

Я приехал сюда не крутить романы. И у меня есть девушка.

– Да, конечно.

По взгляду врача понимаю: он не слишком мне поверил.

– Вас рекомендовали как лучшего из лучших, – произносит мужчина и добавляет скептически. – Поглядим, на что вы способны.

Смотрю ему прямо в глаза. Хвалиться не собираюсь, но показать, на что способен, и взять все, что мне могут дать, намерен.

– Задача на сегодня: вести дневники пациентов пятой палаты, записать Абрамкина и Федосеева на анализы.

Мое эго хочет взбунтоваться и заявить, что я приехал сюда не фиксировать время каждого события из повседневной жизни и самочувствие пациентов, но я подавляю эмоции и выталкиваю из себя:

– Хорошо.

Выхожу в коридор и направляюсь в поисках нужной двери, то и дело оглядываясь и крутя головой по сторонам.

И это тот, у которого есть девушка?!

Позор.

Я просто хочу еще раз увидеть Аню и убедиться, что это была не галлюцинация.

Едва прохожу пару метров, как на встречу из-за угла вылетает она и, увидев меня, останавливается.

Мы примагничиваемся взглядами, и я опять неуправляемое и не поддающееся контролю существо и только голос Лешина возвращает мозги на место:

4 глава. Галлюцинация

Рабочий день начинается в восемь утра, но я, боясь опоздать, приезжаю заблаговременно. Никого из наших нет, и приходится общаться с приставучим ординатором, прикрепленным в другому наставнику.

Через двадцать минут начинается пятиминутка. Медсестры передают дежурство по отделению.

Внимательно слушаю, как чувствовали себя пациенты Лешина вечером и ночью, чтобы быть готовой отчитаться перед руководителем, в то время как Макс беспечно заигрывает со стоящей в стороне процедурной медсестрой, пришедшей погреть уши.

Едва все расходятся, друг оставляет свою голубоглазую подружку и подходит ко мне.

– Аниса Аминовна, как вы смотрите на то, чтобы перед началом трудового дня пойти хлопнуть по стаканчику крепкого?

Увидев, как увеличились мои глаза, парень смеется.

– Ань, ты меня как будто первый день знаешь! Пойдем кофейку тяпнем.

Не успеваю ответить, как мое тело, подталкиваемое Максимом, перемещается в сторону выхода.

Проходим всего пару метров, и нам навстречу вылетает Лешин. Бросив свой сканирующий взгляд, задерживается на наших переплетенных пальцах и возвращается к моему лицу.

– За мной, сладкая парочка, – бросает он и, наконец, отводит свой многозначительный взгляд.

Краснею, выдергиваю пальцы и, злясь на обстоятельства, лечу вслед за наставником.

Возле кабинета, придерживая стену, стоит Гавриков, и мы втроем входим в открывшиеся владения за хозяином.

Построившись в шеренгу, слушаем утреннее «приветствие» и получаем задание на день, которое вызывает разочарование. Вести дневники могут даже сами пациенты, если они ответственные и поняли, что от них требуется. Обидно, что, отучась шесть лет и успешно сдав первичную аккредитацию, на большее не гожусь.

Собираемся ретироваться, но нас останавливает неожиданный вопрос:

– Как состояние Гаврилова?

Парня тупят. Макс был поглощен голубыми глазками хорошенькой медсестры и не слушал, а мистер красный диплом опоздал. Понимая: надо спасать ситуацию, начинаю выдавать озвученную медсестрами информацию.

Лешин слушает, разглядывает и тем самым сбивает меня с мысли, но я стараюсь абстрагироваться и не поддаваться на провокацию.

Когда я закрываю рот, он задумчиво произносит:

– Аккуратность, точность, пунктуальность…

Хлопаю ресницами, не понимая, к чему его фраза, а он добавляет:

– А еще ответственность, внимательность и хорошая память.

Без двадцати девять все собираются на общеврачебную конференцию, на которой обсуждается каждый пациент, идущий на операцию. Докладывают ординаторы, проработавшие год. Для меня они почти боги.

Слушаю не дыша, пытаясь уловить каждое слово, не упустить каждый нюанс выступления и разглядеть все представленные на экране документы.

Неужели и я когда-нибудь буду так уверенно излагать суть, отвечать на вопросы и чувствовать себя настоящим врачом?

После конференции все разбегаются: кто-то – в операционную, кто-то – записывать пациентов на исследования. Я же направляюсь за Максом заниматься дневниками.

– Алабина, – слышу голос Лешина. – Идешь в отдел переливания делать заявку на кровь.

Хлопаю ресницами.

Это что, дополнительное ответственное задание?

Соображаю, что давно пора ответить, и кидаю:

– Бегу, Алексей Леонидович.

Забираю карту Гаврилова и, ожидая лифт, изучаю ее. Мало ли пригодится информация. Увлекаюсь настолько, что не замечаю, как железные створки разъезжаются, пока не чувствую какое-то непонятное, необъяснимое ощущение. Что-то из прошлого, когда внутри вопреки законам физиологии все стопорилось и прекращало функционировать.

Поднимаю глаза и не верю тому, что вижу.

Хлопаю ресницами, пытаясь прогнать галлюцинацию, но она не исчезает.

Матвей?!

Здесь?!

Каким образом?!

Эти вопросы появляются и испаряются из-за своей второстепенности. Ведь главное – человек, из-за которого я до сих пор неровно дышу на расстоянии метра от меня.

Настоящий, сногсшибательный и… растерянный…

Он приклеился ко мне взглядом и не двигается.

Боже мой, я сейчас растекусь в лужицу от чувств.

Я была уверена: никогда в жизни больше не увижу его. Вот так. Перед собой. И то, что происходит, похоже на чудо.

– Молодой человек, вы выходите?

Матвей ровняется со мной. Хочется кинуться ему на шею, чтобы не только видеть, но и почувствовать его крепкое, сильное тело, чтобы эти руки, что, кажется, стали еще мощней, сомкнулись на моей талии, впечатали в себя… Вот только сзади подталкивает подбежавшая к подошедшему лифту медсестра, и мне приходится войти в кабинку, а пока я торможу, он закрывает двери и увозит.

Ошарашенно смотрю на металлическую клетку железного монстра, в которой оказалась, и от накрывших эмоций хочется глупо разрыдаться.

Как так – увидеть через шесть лет после расставания и даже не обмолвиться словом?!

А если он случайно там оказался?

А если я его больше не увижу?

Вылетаю на первом этаже, где останавливается лифт, и, устремившись к лестнице, бегу обратно. Осознавая: веду себя не как ответственный ординатор, а глупая влюбленная дурочка, но сразу отмахиваюсь. Я умру, если упущу возможность еще раз его увидеть и поговорить.

Отдышавшись, вхожу на отделение и прохожу по коридору. Матвея нигде нет.

На посту дежурит Аллочка, но не спрашивать же у девушки, не видела ли она, куда пошел офигительный молодой парень.

Хотя она бы его точно приметила.

От его внешних данных аж сердце свело.

Губы сами растягиваются в улыбку, едва я вспоминаю, как возмужал мой красивый мальчик и стал не просто красивым, а умопомрачительно красивым.

Сердце сжимается от мысли, что парень наверняка давно не один. Кто-то целует его вместо меня, кому-то он дарит свою любовь…

Все! Стоп!

Иначе сейчас я затоплю отделение горючими слезами.

Замечаю Макса, выходящего из палаты, и устремляюсь к нему.

– Ты чего бездельничаешь? Уже разобралась с кровью?

5 глава. Мазохизм

Выйдя из кабинета, второй раз оглядываюсь, но Ани нигде не вижу и направляюсь в пятую палату.

Знакомлюсь с пациентами, начинаю рассказывать, как важен для диагностики Холтеровского мониторирования дневник наблюдения и что без их помощи я не смогу правильно его заполнить.

Живенький старичок Абрамкин заявляет:

– А у нас утром девочка была симпатичная и уже ввела в курс дела по полной программе.

– Какая девочка? – торможу я.

– Аниса… – он оборачивается к соседу с кровати напротив.

– Аминовна, – подсказывает тот.

Хмурюсь.

Лешин решил дать мне не просто бессмысленное задание, а еще и которое уже выполняет Аня?!

Жесть!

Рассчитываю, это временная проверка на целеустремленность, потому что приехал я сюда не возиться с бумажками, а учиться оперировать.

Завершаю свою бесполезную работу и иду договариваться насчет анализов, надеясь, что это задание не было продублировано, и Аня не опередила меня.

Мы же не играем, кто кого сделает!

Дальше день тянется скучно и медленно. Продолжаю опрашивать и записывать, знакомлюсь с персоналом.

Медсестры пытаются заигрывать, но я сразу воздвигаю стену субординации. Пусть лучше считают, что я зажравшийся сноб, чем потом придется отбиваться от их назойливости.

За целый день с Аней пересекаюсь всего пару раз, да и то мельком. За ней хвостом ходит тот придурок блогер, и я чувствую, что первая неприязнь скоро перерастет в устойчивое неприятие.

«Притормози!» – кричит здравый смысл. – «Она уехала от тебя. Прошло столько лет! Ты же не думал, что такая красивая девушка до сих пор одна?!»

От этой мысли противно щемит в груди отголосками пережитого «инфаркта».

Не думал, да и думать об этом не могу.

Головой понимаю: это нормально, жизнь продолжается и прочее, но я был ее первым мужчиной и хотел быть единственным.

Посмотри в зеркало, в глаза парню, который уже год как живет с другой, и утрамбуй свои хотелки.

Да, глупо ждать от Ани того, чего не выполняю сам, но от одной мысли, что кто-то может прикасаться к ней, ласкать ее, меня накрывает бешенство, сносящее здравый смысл и спокойствие.

– Алабина, почему прохлаждаешься? Ты выполнила задание? – слышу голос Лешина и Анино объяснение:

– Я жду Максима Шевцова.

Мужчина вскидывает брови.

– А Шевцов не в состоянии сам дойти до кабинета?

Шевцов – это тот додик?

Он мне тоже не нравится. Особенно потому, что она его ждет.

Поддерживаю руководителя двумя руками.

Девушка послушно начинает перемещаться в сторону кабинета заведующего, а я иду следом и любуюсь ей.

Мазохизм?

Да, чистой воды.

Но мое тело не подвластно разуму и существует отдельно.

Не могу я выдернуть ее из себя!

За столько лет не получилось…

Даже факт, что она меня бросила, не отрезвляет.

Слишком глубоко впустил, слишком сильно проросла она во мне…

Мы входим в кабинет, и Лешин, развалившись в своем кресле, которое того и гляди рухнет под его массивным телом, спрашивает меня:

– Матвей Николаевич, предоставим будущей женщине-хирургу первое слово?

Слышу стеб в его словах, но не улавливаю, почему.

Нет, я, конечно, выпал в прострацию, узнав, что Аня решила стать хирургом, но не потому, что она девушка, а оттого, что раньше та не озвучивала мне ничего подобного.

После ее исчезновения я вообще решил, что Аня передумала поступать в медицинский, поскольку в Питере в профильных вузах ее имени не было в списках поступивших абитуриентов, как и в городах недалеко от места ее рождения, которые я штудировал. А она, оказывается, уехала в Москву.

Киваю и поворачиваю голову в сторону девушки.

– Давайте с Федосеева начнем. С первого раздела.

Аня набирает в легкие воздух, но в это время в кабинет входят опоздавшие.

Лешин хмурится.

– На будущее, если у меня нет операции, на ковер ко мне в 17.00 без опозданий.

Эти двое из ларца почти синхронно кивают, и снова все взоры обращаются на Аню.

Она волнуется. Вижу, как бешено бьется под кожей венка на шее, которую любил целовать, как теребит пальчиками листок.

Ох, как я обожал ее пальчики. Нежные, трепещущие, возбуждающие…

Стоп.

Что за мысли?!

Свихнулся от неожиданной встречи?!

Я так увлекаюсь своими воспоминаниями, что пропускаю начало ее речи, и только громкий голос Алексея Леонидовича возвращает меня в действительность.

– Сердцебиение большой амплитуды? Вы серьезно? – он кривит губы и продолжает: – Сразу перед глазами возникает маятник Фуко.

– Я записывала то, что говорил больной, – оправдывается девушка.

– Какой тогда был смысл в вас?

Она молча смотрит на него, и он делает отмашку.

– Ладно, продолжайте.

Аня щебечет:

– Нытье рук. Резь в загрудине.

Сразу дифференцирую: предположительно стенокардия.

Девушка переходит ко второму пункту основы жизнедеятельности и начинает:

– Получасовая прогулка после обеда перед тихим часом, нормальным шагом. Во время прогулки никаких неприятных ощущений в области сердца не чувствовал.

– Стоп.

Аня замирает, а Лешин обращается ко мне:

– Звезда Питера, что написали вы в этом пункте у Федосеева?

– Дневная прогулка – тридцать минут. Ощущения – норм.

Улыбается.

– Чувствуете разницу?

– Да, – выдыхает она. – Кратко и четко.

– Вот именно! Вы не сочинение пишете на тему: «Как провел каникулы в больнице Федосеев», а кратко излагаете важные факты, которые позволят мне не выискивать суть в бредятине, которой начитался уже за свою жизнь, а сразу зацепиться и уловить ее.

Девушка стоит расстроенная, как будто схлопотала двойку за невыученный урок, а мне, помимо логики и здравого смысла, хочется прижать ее к себе, утешить.

Где вся моя злость?

Где обида на нее?

Увидел и поплыл?

Не могу себе позволить ничего подобного и только мысленно посылаю ей свои флюиды, чтобы она не расстраивалась.