Дождь прошел еще утром, но дорога до сих пор склизкая. Шлепая галошами по жиже, Нюрка старательно обходила самые непролазные лужи, тихо матерясь под нос на погоду, на деревенское бездорожье и на Толика. Она как раз от него возвращалась.
У механизаторов как раз был обед, но тракторист Толик решил пожертвовать законным перерывом, чтобы, пока все усамарили в столовую, по-быстрому перепихнуться с Нюркой. Эта быстрота и стала причиной их ссоры. Милый оправдывался тем, что вот-вот могут появиться Митрич и Степаныч, а Нюра отвечала, что за две минуты никто не успеет так быстро пожрать.
В итоге поругавшись, каждый разошелся в свою сторону: Толик убежал в столовую, а Нюрка, раздосадованная и злая, топала домой. Еще дождь этот дурацкий. Короче, четверг не удался с самого ранья.
В довершение ко всем прочим неприятностям, мимо проезжавшая машина, чуть не окатила Нюрку водой из лужи с головы до ног. Лишь в последний момент, поминая и мать и бабушку нерадивого водилы, девчонка успела отпрыгнуть к ближайшему забору.
Машина остановилась и стекло с водительской стороны медленно, словно издеваясь, поползло вниз.
— Эй, колхозница, внимательно на дороге! – крикнул молодой парень, высунувшись в окно. – Не на Бродвее дефилируешь.
— А тебя с Бродвея за что выгнали? – насупилась Нюрка на такую наглость, пристально вглядываясь в нахала.
Модная стрижечка, дорогие очки, не менее дорогие шмотки. Да и машинка, за рулем которой сидел наглец была не абы какая, а белоснежный «Мерседес». «Ну, да, по нашему бездорожью самый тот транспорт», – подумала Нюрка, оглядывая дорогую тачку.
— Эй, селянка, полегче на поворотах, – ухмыльнулся залетный, снимая солнцезащитные очки и оценивающе уставившись на местную деву. – Скажи лучше, где мне найти Кузьмичева Ивана Ивановича.
— Иваныча-то, – смекнув, как можно отомстить нахалу, Нюрка принялась лопотать нарочито «по-деревенски». – Так это, барин, вы не тудой заехали, вам сюдой надо, – махнула рукой в дальний конец села. – В объезд, потом через кладбище и мимо фермы, как раз в их дом и упретесь.
— Как у вас тут все непросто, никакой навигатор не разберет, – забыв поблагодарить, покачал головой смазливый, закрывая обратно окно и выруливая в указанном направлении.
— И дорогая не узнает, какой у парня был конец, – негромко пропела себе под нос Нюра, наблюдая, как резво «мерседес» стартанул по объездной дороге. – После дождичка в четверг. Одним немцем больше в полях России.
И это в их деревне Северные Волочи еще нормальные дороги, вот в Южных там даже на тракторе не везде проедешь.
Как это ни странно, но после происшествия настроение у Нюрки, она же Аня Кошкина, заметно приподнялось. Сорвав и закусив травинку, девушка направилась дальше домой, мурлыкая себе под нос песню про танкиста и его конец.
Но спокойно до родной калитки Нюрке было дойти сегодня не судьба. Навстречу, смешно расставляя ноги в великих, не по размеру, сапогах, бежал дед Хочучай. Наспех накинутая фуфайка поверх несвежей тельняшки, полоскалась на ветру, как плащ у Бетмена. И рожа такая же черная была, только это была не маска.
За дедом в припрыжку бежала белая коза по кличке Бастилия и истошно блеяла на всю округу. На рогах у нее болталась плетеная корзинка, из которой на бегу сыпались яйца. Добежав до Нюрки, Хочучай не придумал ничего лучше, как спрятаться от зверюги за ее худенькими женскими плечами.
— Ай, дед, не хватайся за бока, щекотно, – взвизгнула девчонка, пытаясь отвязаться от таких настойчивых ухаживаний.
— Нюрка, етить его в дышло, – пыхтел запыхавшийся дед, продолжая борониться от козы при помощи хрупкой девицы. – Уйми свою чучугонду! Я уже не молодой, так и до Кондратия не далеко.
— Что ты опять натворил? Тише, Бася, тише, моя маленькая, – Нюрка поймала козу за рога и сняла с ее рогов корзину. Последние уцелевшие яйца высыпались в грязь под ноги. – А, ну все понятно, опять таскал яйца у тетки Матрены, на самогонку менять. Тебе, что своих мало?
— Да мои уже мало на, что годятся, – отмахнулся дед.
— Я, вообще-то про твоих курей, – покачала головой Нюрка, на всякий случай одной рукой удерживая козу.
— Свои неможно. Бабка моя их сама собирает и пересчитывает. Там такая бухгалтерия, Сбербанк отдыхает.
— Тебе б тоже не мешало отдохнуть… От самогонки.
— Заешь, что… – дед приосанился и подтянул сползшие за время забега пузырятые на коленях треники. – Ты у нас ветеринар, вот зверьев и лечи, а меня лечить не надо.
— Да тебя, дед, только патологоанатом спасет. Пойдем, Бася, оставим этого старого яйцекрада одного на сквозняке.
— Рано ты меня хоронишь, я еще ого-го! – не унимался Хочучай. – А из тебя в старости получится вредная бабка, которая не умеет готовить, да еще с татуировкой бабочки на жопе.
— Она на пояснице! – Нюрка с досады пнула в деда корзинкой.
— Когда ты станешь бабкой, она сползет на жопу, – дед поднял с земли несчастную корзинку и с досадой обнаружил, что в ней не осталось ни одного уцелевшего яйца.
«Да, что ж сегодня за день-то такой…» – думала Нюрка, топая до своего дома. «Что ни мужик, то одно сплошное разочарование. Козлы одни».
Вывалившись из заглохшей машины прямо в грязь, Матвей тоскливо глянул на увязшие в черноземе колеса. Белыми кроссами по скользкой жиже, он пытался идти в сторону сотовой вышки. «Где связь, там люди» — подсказал внутренний ориентир. Приспичило же отцу сослать его к двоюродному деду! Нет. Даже не родному по крови, а отчиму своей тетки, сейчас благополучно проживающей в Канаде.
— Послал так послал, — злился столичный красавчик, чувствуя как не выдержала брендовая обувка и в носках между пальцев гуляет противная жирная влага.
Весь ушлепанный, уставший, скособоченным праведным гневом лицом, он добрался до поселения. Перекошенная табличка «Северные Волочи», гонимая ветром бряцала об свою основу.
— Все здесь на соплях у этих сВолочей, — рыкнул и поплелся дальше.
Попадись ему сейчас на глаза та вертихвостка, он бы ей сказал пару ласковых… Навстречу, как назло никого, кроме облаивающих его дворняг. Ан, нет! Вон чудик какой-то семенит, прижимая к груди бутылку с непонятной жидкостью, и воровато оглядывается.
— Эй, ты! — Матвей по-ковбойски встал посередине дороги, широко расставив ноги.
Дед, чуть не рухнул со страха. Еще сильнее прижал к себе заветную емкость, а потом, недолго думая, засунул бутылку в штаны спереди. Горлышко торчит из под резинки засаленных треников, изображай не пойми что.
— И-я-а? — вякнул бородатый. Один глаз него моргнул, а второй «отъехал» в сторону. Дед еще засомневался и начал оглядываться. Вдруг повезет и он невидимый, а этот чужак с Нюркиным котом разговаривает, который яйца вылизывает на заборе, полностью игноря лающих на него собак.
— Ты! — показал на него пальцем Матвей, отбрасывая все сомнения, что именно он-то и нужен. — Где дом Ивана Кузьмичева? — не убавив строгого тона, пацан сделал несколько шагов в его сторону, чавкая по грязюке убитыми кроссами.
— Так это… Вон! — ткнул пальцем с грязью под ногтем в сторону.
Матвей только повернулся в указанном направлении и набрав воздуха, хотел еще что-то спросить… Но старика и след простыл, словно его тут и не было. Лишь черный кот, высунув язык, рассматривал его желтыми наглыми глазами.
— Жаль, хотел денег тебе дать за помощь, — протянул «пришелец», тут же заметив шевеление у забора в кустах, едва о деньгах зашла речь.
— Сколь дашь? — вякнул этот леший, высунув голову.
— Сотку! — Матвей полез в карман и достал иноземную зелено-серую купюру.
— Это чаво? Не-е-е-е! Давай нашими, русскими даньгами. Сто рублев давай! — оскалился двумя целыми передними зубами.
Мажор фыркнул. Он не помнил, когда в последний раз видел такой номинал.
— Сто баксов уже не деньги? — пошуршал валютой, зажатой между двумя пальцами. — Умножь на семь, дед. Это семьсот рублей по нынешнему курсу. Возьмешь? Другого не предложу… — выманивал чудака из засады. — Как тебя зовут, дедуля? — спросил почти ласково, замечая, что бородач выползает из кустов, придерживая бутыль в штанах.
— Хочучай! — хлюпнув слюной от жадности и не сводя влюбленных глаз с купюры, проговорил дед.
— Я бы тоже от чая горяченького не отказался. А зовут тебя как? — он поднял «приманку» выше, вытянув руку кверху, не давай шустрому алкашу схватить ее.
— Хочучай! — дед подпрыгнул, и случилось непоправимое.
Бутылка выскользнула, и найдя выход в штанине брякнулась о землю, разлетевшись на несколько больших и малых осколков.
— А-а-а! — взревел Хочучай, растопырив пальцы, словно пытался остановить утекающую мутную жидкость. От горя у него чуть припадок не случился. Дед схватился за грудь, словно у него сердечный приступ.
— Есть у вас тут такая молодая, кудрявая и невысокая? — начал свою загадку Матвей, пытаясь описать ту нахалку, которая его послала на верную погибель «железного коня». — Родинка над губой! — вспомнил важную примету.
— Нюрка Кошкина? — дед даже про горе свое разбитое забыл и перекрестился, с опаской оглядываясь.
— Тока тихо, – дед сунулся поближе и перешел на заговорщицкий шепот. – Я тебе ничего про нее не говорил. Сдашь, я от всего отнекиваться буду.
— А от чего отнекиваться-то? – удивленно вытаращился столичный мажор.
Но Хочучай даже ответом не удосужил. Выхватив из рук смятого Франклина, он во все сапоги рванул по грязи вдоль заборов.
— Волочи, они и есть Волочи, – философски пробормотал Матвей, глядя, как дед сноровисто буксует по родной колее.
Сначала была мысль сорваться и догнать. Но потом он пресек охотничьи инстинкты. В принципе, зачем его догонять? Дед честно заработал свои деньги. Показал, где дом Кузьмичева, выдал паспортные данные той нахалки. Но, с ней потом разберемся. Сейчас, главное, деда найти.
— Хозяева! – громко позвал Матвей, входя в калитку указанного дома.
Он хоть и вырос в городе, но прекрасно понимал, что в таких домах, как правило, живут еще собаки. Хорошо, если на цепи, а если нет. Опасливо покосившись на, вроде бы пустую будку, парень постучал по пустому ведру, повешенному на просушку на забор. От утреннего дождя в него набралось воды и звук получился не очень громким.
— Есть, кто дома?
— Кого там леший принес? – послышался старческий ворчливый голос, и дверь в дом распахнулась. На пороге стоял не молодой, но еще крепкий мужик в калошах на босу ногу и наспех накинутой на плечи телогрейке.
— Здасте, дед Ваня, – кивнул Матвей, подходя ближе.
— Это, что ж за внучка мне принесло? – подслеповато прищуриваясь, хозяин потянул из кармана очки со сломанной дужкой
— Я Матвей. Тоже Кузьмичев.
— Это, Тимохин сын, что ли? – дед, наконец-то признал родственничка.
— Ну, да, так и есть.
— Ну, проходь в дом, коль приехал, – махнул рукой, разворачиваясь обратно в хату.
— А не могли бы вы сначала мне помочь в одной проблеме? – неловко почесал в затылке Матвей.
— Нужник направо и за баней.
— Это хорошо, но у меня машина застряла в поле. Можно как-то вытащить?
— Отчего ж нельзя, можно. Ток это дело не бесплатное.
— Не вопрос. Сколько?
— Да не мне, – покачал головой Иван Иваныч, сетуя на бестолкового родственничка. – Трактаристу. Трахтером же вытаскивать придется. Погоди, сейчас оденусь.
До гаражей топали практически в полном молчании. Дед не торопился расспрашивать внука, а тот сам первый не завязывал разговор. Его сейчас куда больше занимали собственная машина и дорогущие кроссовки, на глазах превращающиеся в развалину. И, словно этого было мало, промокшие ноги начинали замерзать. Надо было попросить у деда сапоги.
— Литр водки, два гуся, ведро пельменей, – заломил цену Толик, когда услышал, что от его трактора требуется услуга по эвакуации иномарки с отечественных грязей.
— Может, деньгами возьмете? – по привычке потянул лопатник из кармана Матвей. Достал еще одного зеленого Франклина.
— И, что я с этой капустой в наших ебенях делать буду? – залепив пальцем ноздрю, высморкался Толик. – У нашей магазинщицы с нее сдачи не будет, а в район мотаться, в обменник, я соляры больше сожгу. Я свою цену сказал, не нравится, поищите другого.
— Не кипятись, – встрял в разговор дед Иван. – Будут тебе и гуси и пельмени. Только водки нет. Самогонкой возьмешь,
— Сойдет, – заулыбался Толик. – Залазивайте в трактор.
Полдеревни высыпало на околицу, поглазеть на невиданное в их краях, зрелище, как трактор в поводу таскает беленький «Мерседес». Матвей понимал, что выглядит глупо и нелепо, но терпел. Главное сейчас вытащить машину из вязкой западни, а наказанием той, по чьей вине он туда угодил, он займется чуть попозже, когда приведет в порядок и машину и себя самого. Тем более, что дед Иван грозился баней. С его промокшими ногами это было сейчас то, что нужно.
Но и здесь все оказалось не просто так. Воду в баню нужно было еще натаскать. Пока дед расплачивался с Толиком за эвакуационные услуги, Матвея он отправил к колодцу за водой.
— А где у вас колодец? – растерянно пробормотал парень, разглядывая ведро, по которому совсем недавно молотил, вместо дверного звонка.
— Там, – махнул рукой дед, другой выставляя трактористу бутылку.
Пожав плечами, Матвей пошел, куда послали.
Колодец и в самом деле нашелся в указанном направлении. Но помимо него там же оказалась еще и коза. Большая, белая и, судя по глазам, жутко вредная.
— Двум хищникам у водопоя не разминуться, – заговорил Матвей больше для своего успокоения, на всякий случай, заслонившись от рогатой ведром. – Иди-ка ты отсюда по своим делам.
Идти по своим делам коза не собиралась. Склонив голову на бок, она внимательно разглядывала залетного гостя.
Исполняя танго с ведром, Матвей шарахался от выставившей вперед большие загнутые рога козлины.
— Пошла вон! — он ударял рукой по пустому ведру, пытаясь отогнать животное звуком, но косоглазая даже не думала убегать. Мало того, пошла прытко в атаку, выдав боевой клич: «ме-э-э!». Какие тут могут быть переговоры с полоумной?
Бросив в бешеную тварь ведром, парень припустил без оглядки, слыша только стук копыт за спиной. Залетев во двор своего деда, захлопнул калитку, прямо перед рогами нападавшей. Глухой стук и вредная скотина встряла своими отростками между прорезями клиньев калитки… ни туда — ни сюда. Дрыгая задом и упираясь копытами, белая дьяволица пыталась освободиться, но кончики рогов плотно зацепились на верхнюю перекладину и торчали теперь снаружи.
— Ага! Получила, гадина! — Матвей злорадствовал, пытаясь унять бьющее сердце и отдышаться. Уперевшись руками в колена, согнулся пополам, поглядывая на орущую козу в заборе.
Он не заметил еще одного противника, царственно вышагивающего и трясущего алым гребешком. Петух легко вспорхнул на спину и клюнул парня в затылок. Теперь горланящих было больше…
— Кузьмич! Там тваво гостя Нюркин пятух топчет, — местная сплетница Матрена, вытерла руки об круглые бока, довольно хмыкнув. День у рябой вредной бабы задался. Это сколько же радости, можно пальца загибать. Ненавистная Нюрка Кошкина наконец-то получит свое. Ее животные, терроризирующие всю деревню пойдут на суп… Уж она-то об этом позаботится, распишет все в ярких красках. Когда Матрена подглядывала со своего участка в щелочку забора, то парень вереща крутился волчком, пытаясь скинуть с себя Пирамидона. Потом и вовсе упал на грязную землю и давай кататься, собирая как колобок на себя солому и грязь, размахивая руками, вереща про «адово место на земле».
— Опять полыни глотнула, — сплюнул Иван Иваныч, вслед вредной тетке. Но поспешил проверить, как там его новоиспеченный внучок.
Исцарапанный, исклеванный, словно он бился со стаей ворон, Матвей сидел на крылечке, подперев щеку. Коза так и торчала в калитке, озабоченный петух бился под сколоченным деревянным ящиком, придавленным еще сверху пудовой гирей.
Окинув всю картину хитрым взглядом, дед достал портмоне, и вынув сигарету без фильтра, чиркнул спичкой. Прикурил, и выпустив первое кольцо дыма, присел рядом.
— Победил кошкину братию?
— В смысле, кошкину? У них кот еще главарь, как в Бременских музыкантах? — парень отмахнулся от дыма, сморщив нос от едкого вонючего запаха дешевых сигарет.
— Хозяйка ихняя — Анка Кошкина, местная ветеринарша. Хорошая девка, но с характером. Ты уж не обижай ее, внучок.
— Эта су... сумасшедшая с родинкой? — претензий к паразитке стало в разы больше. Настолько проблемной девицы он в жизни не встречал. Даже когда отваживал бывшую подружку, обрывавшую его телефон и штурмующую офис. Каролина долго его пасла, пока не поняла, наконец, что Матвея не проймешь жалостью, хлюпающими соплями и откровенным декольте. Алчная до его денег блондинка либо сдалась, либо взяла тайм-аут.
— Бури щас. Магнитные, — списал всю оказию на природу Кузьмич, и кряхтя, пошел высвобождать пленников.
Цветного большого петуха он выкинул через забор к Матрене. У той были куры, которые обрадовались кавалеру и успокоили своим квоханьем. Пирамидон перетоптал всех по очереди и запрыгнул в открытое окно, проверить есть ли на сковороде у Матрены жареная картошка — его любимое блюдо.
Коза умотала, гордо раскачивая выменем, и ни разу не обернулась. На прощание дед Иван сунул ей кислое зеленое яблоко, сорвав с опущенной ветки.
— Вставай, внук. Вместе воды натаскаем. Со мной тебе нечего бояться, — подхватив два ведра, он оставил для Матвея третье.
В три захода они наполнили котел и бочку с водой. Кузьмич затопил баньку и достав зеленку, стал обрабатывать парню царапины.
— Может, не надо зеленкой? — мажор представил, как будет выглядеть при всем «параде»
— Цыц! Поговори мне ишо! Всю жизнь зеленкой мазали и ничо. Никто еще не умер. Терпи давай, не мужик, чтоля? Помню, как ветрянку тваму дядьке на писюне прижигал… — дед начал сливать компромат на магната, который сейчас металлургическими заводами ворочал.
Поняв, что спорить со стариком бесполезно, — Матвей сдался.
Нюра, тем временем, варила молочную кашу, помешивая ее и снимая пенку. На окне сидел Мурзай, щурясь желтыми глазами. Свою порцию молока он уже вылакал и ждал кашу, покачивая хвостом, словно маятником времени.
— Аня-а-а! — голос местного участкового Сашки — ее бывшего одноклассника, оторвал от важного дела.
— Чего тебе? — неласково откликнулась Нюра и выглянула в окно.
— Так, это… Жалоба на тебя поступила, — он топтался, краснея аки маков цвет в болтающейся на нем форме не по размеру, доставшейся по наследству от прежнего «смотрителя законопорядка». Саня был тайно влюблен в нее еще с первого класса. Только девушка не замечала его вздохов, робких попыток ненавязчиво помочь. А еще он боялся Толика. Тот давно заявил свои права на «кудряшку» и все знали, что они — пара. Ссорятся, мирятся, но тракторист ее не отпустит, хотя, поговаривают, что гуляет втихаря с другими девками.
Чтобы доказать, кто в доме хозяйка, Матрена целый час трясла документами на дом перед клювом Пирамидона, устроившегося орлом на комоде.
— Поконкретней, пожалуйста, – не отвлекаясь от готовки, сухо потребовала Нюрка. И тут же добавила, чуть поласковей. – Проходи, садись. Жрать будешь?
С одной стороны Санек был при исполнении, и ему не следовало отвечать согласием на приглашение. С другой – когда еще такой случай представится, посидеть с ней за одним столом? А он точно знал, второй раз Нюрка предлагать не станет. Поэтому, недолго думая, быстро юркнул к столу.
— Куда в уличных башмаках? – грозно сдвинула очи хозяйка дома. – Я только, что полы помыла. И руки вымой, – указала на рукомойник в углу.
Виновато улыбаясь, участковый, как послушный сынок перед строгой мамой, расшнуровал ботинки, аккуратно поставил у порога к хозяйским калошам, быстренько сполоснул руки и вернулся к столу, где Нюрка уже наваливала ему полную тарелку дымящейся каши. К каше добавила стакан козьего молока и ломоть хлеба.
Выпивший с утра только чашку чая с тощим, как и он сам, бутербродом, Сашка навалился на угощение, как вампир на девственницу. Только, что не урчал как тот Нюркин кот. Сама же хозяйка устроилась напротив и уплетала кашу, гораздо спокойней.
— Ну, так что там за очередная кляуза на меня? – снова уточнила Нюрка, когда дело дошло до чая.
— Тетка Матрена, – начал участковый, отодвинув чашку и потянув из папки сложенный листок. – Вот тут целую петицию накатала. Твой петух ворвался на ее двор и перетоптал всех курей…
— Отлично, – перебила Нюрка. – Теперь она мне денег должна будет, когда цыплята вылупятся.
— Ты погоди радоваться, – кашлянул участковый, краснея. – Это не все.
— Он еще и гусей ейных перетоптал? А может… и ее саму?
— Нет, – совсем уж побагровел несчастный участковый. – Он залетел к ней в дом, растоптал герань, опрокинул крынку со сметаной и склевал пол сковородки картошки.
— А, то есть этот пернатый сам взял плату натурой. Тогда мы в расчете. Претензии снимаются.
— Ну, тут может и снимаются, а что с нападением делать будем?
— Каким нападением? – честно удивилась Нюрка.
— Твоя банда в составе козы Бастилии и петуха Пирамидона напали на внука деда Кузьмичева. Нанесли телесные повреждения. А это уже нападение группой лиц, с отягчающими обстоятельствами.
— Ты еще скажи, что кот ими всеми командовал, – фыркнула хозяйка, собирая со стола грязную посуду.
— Нет, – участковый сунулся в бумаги уточнить. – Про кота ничего не сказано.
— Тогда это точно не моя банда…
— Нюр, ты это… не юродствуй, – Сашка попытался вернуть разговор в конструктивное русло. – Твои Бременские музыканты всю деревню терроризируют. Люди кляузы пишут, а я обязан на них реагировать.
— Ну, так арестуй их всех и посади на пятнадцать суток!
— Ты хозяйка. Штраф тебе выпишут.
— А, может, как-нибудь без штрафа? – прекрасно зная, как на него это действует, Нюрка улыбнулась Сашке своей самой лучшей улыбкой. На щеках появились ямочки, и глаза синие засверкали так заманчиво…
— Можно и без штрафа, – сглотнул участковый, поправив, вдруг от чего-то ставший тесным, форменный галстук.
— Вот и отлично, – повязывая передник, Нюрка нацелилась мыть посуду, красотка.
— Но, тогда придется сходить к Кузьмичевым и извиниться.
— Чего-о-о?!
От грозного окрика побледневший участковый сел там, где стоял. Чуть мимо табуретки не промахнулся.
— Извиняться? Да, что б я… Да ни в жизнь! – В сердцах хозяйка грохнула кружкой об пол. Разлетевшиеся осколки напугали кота, и он шмыгнул под стол.
— Ну, или так, или штраф, – вспомнив, что он здесь власть, Сашок попытался сделать строгий вид, подбоченясь, отчего великоватая форменная куртка встала пузырем.
У Нюрки возникло острое желание по привычке метнуть в бывшего одноклассника, что-нибудь тяжелое, но она вовремя справилась с эмоциями. Последствия могли быть очень серьезные, даже несмотря на то, что он к ней неравнодушен.
«Ну, ладно» – подумала Нюра, отставляя сковородку. – «Вам всем эти извинения еще боком выйдут. И особенно кляузнице тетке Матрене. Прибежит еще ко мне свою скотинку полечить».
— Хорошо, – произнесла она вслух. – Сегодня же схожу и извинюсь.
— Вот и чудненько, вот ладненько – обрадовался участковый, поспешно обуваясь у порога. – Будем считать, что никакого заявления…
— Доноса! – перебила Нюрка.
— В общем, никакой бумаги будто и не было, – внес свои коррективы Сашка и вымелся за дверь.
Все оказалось не так страшно, как Матвей думал вначале. Петух бесчинствовал, в основном, у него не спине и большинство ссадин и царапин было именно там. Дед густо, от души, не жалея препарата, еще советского производства, вымазал внучку спину зеленкой. Пикассо обзавидовался бы получившейся абстракции, но в целом, все это было не видно под рубашкой.
Было, правда, пару царапин на шее, но их Матвей мазать не разрешил. Залепил пластырем, и получилось вполне сносно.
— Ню-у-у-ра! Ну, прости меня, грешную, — ныла Матрена почти натурально, утирая лицо кончиками головного платка. — Порося-то моя тут при чем? Помрет ведь, скотинка безвинной смертью.
— Все! Червей в банку не собрать, — прикуривая сигарету, Кузьмич смотрел бесплатный спектакль. Кошкина явно шла в сторону их калитки, пока ее не перехватила не доходя два с половиной метра ретивая соседка.
— Лежит моя Катька, подыха-а-ает, — еще громче давай причитать, чтобы все соседи услышали. — Не есть, не пьет, изо рта кровища-а-а…
Нюра встала столбом, скрестив руки на груди и смотрела не мигая, как веснушчатое круглое лицо Матрены уродливо кривится. Если убрать звук, то прикольная пантомима выйдет, словно соседка тужится и ей не удается выс…
— Ладно, пошли, посмотрим, что там с твоей Катькой, — Анна милостиво кивнула и походкой от бедра направилась к дому Матрены.
Дед Иван, делая вид, что прибирается на своем участке, крался ближе к забору в полусогнутом состоянии. Пусть никто не думает, что он подслушивает, просто тут… Вон, полено лежит не правильно. И приложил ухо к забору.
— Е-мае! Так она же пьяная у тебя. Вишни забродившей обожралась. Не кровь это, неужели не видишь? — девичий голос шел из свинарника.
— Да? — только пискнула Матрена, охая, да ахая.
— С тебя должок, соседка… Забери-ка ты свою писанину у Сашки. Не то, больше пальцем не пошевелю, — грозилась ветеринарша, морща нос от запаха свиного навоза и прелого сена.
— Заберу я, за-бе-ру, — нехотя, пообещала рябая тетка, стыдливо пряча глаза. Опять ее Нюрка переиграла. Ничего, будет и на ее улице праздник. — А ты, куда это? — сразу спросила любопытная Варвара, едва кудрявая смахнув с плеча пчелу, направляясь к калитке.
— Не твоего ума дело, — рыкнула Нюра. Матрена ей уже порядком надоела. Немудрено, что муж от вредной бабы сбежал аж за три деревни к тамошней продавщице.
— Дед, ты чего тут? — Кузьмич настолько увлекся зазаборными перипетиями, что не заметил, как к нему подошел Матвей.
От неожиданности полено из рук Ивана выпало и прямо на ногу внучку, да и брякнулось.
— А-а-а! — запрыгал на одной ноге парень, у которого от боли в глазах потемнело.
— Чаво, а? На кой подкрался? — прикрикнул дед, злой как осенняя муха. Он и сам испугался, что внука родного едва не покалечил. — Сымай сапог, холодного надо приложить.
Кошкина, в это время, спокойно наблюдала за метаниями Кузьмичевых. Она присела на скамейку у забора, закинув ногу на ногу и нащупав в кармане клетчатой рубашки семки, стала плеваться в ближайшее ведро шелухой. Рядом материализовался Мурзай. Потом с забора спорхнул Пирамидон. Бастилия, просунув морду, пыталась выдрать перо из хвоста петуха, но он успел отпрыгнуть и сделать когтистой лапой «ша!» перед ее носом. Типа, нас лучше не трогать всяким там рогатым.
Кузьмич намочив тряпку, стал заматывать ступню сидящего в раскорячку на земле парня. Нога и вправду покраснела и распухла.
— Говном теплым намажь, полегчает, — подала голос Нюра, и раскусив семечку, харкнула в сторону.
Мужики застыли. Матвей обернулся и впялил в негодяйку недобрый взгляд: «Она еще и издевается? Нет у этой ведьмы ни стыда, ни совести, ни сострадания к ближнему».
— Я гляжу, у тебя совсем ни стыда, ни совести! – возмущенно нахмурился Матвей, встав фертом, уперев руки в бока. Перевязанная нога выставлена вперед. Вид лихой, словно в пляс собрался. Да.
— А чего такого-то? – изобразила невинность на лице нахалка. – Это ж я как доктор рекомендую.
— Ты зверский дохтур, – усмехнувшись в усы, негромко напомнил дед Кузьмич.
— Вот-вот, именно, что зверский, – встряла тетка Матрена со своим экспертным мнением, высунувшись из-за калитки.
Но под гневным взглядом зверского дохтура скрылась обратно, откуда не звали.
— Самый зверский, рррвавр… – оскалилась Нюрка, словно кошка цапнув воздух лапой. – Но, скажу по секрету, зверьев лечат, так же как и людей. А есть такая метода как уринотерапия. Рекомендую.
— Вот свою звериную банду этим и лечи, – скривился, как от уксуса городской гость. – Развела тут бременских музыкантов-отморозков. Лучше найди себе Трубадура, глядишь и подобреешь.
— Нам и без Трубадура хорошо живется…
— Ну, конечно, при такой-то Трубадуре…
В этот момент всем зрителям показалось, что она и в самом деле бросится на столичного хлыща, как пантера на дикобраза. Даже самому дикобразу на мгновение так показалось, он непроизвольно отшатнулся, прикрывшись рукой. Вместо этого Нюрка как гвардеец, развернулась на каблуках и молча усвистала прочь в сторону своего дома. Матвей лишь проводил ее настороженным взглядом.
— Фух, пронесло, – смахнул он несуществующий пот со лба. – Я уже думал, что эта бешеная бросится на меня.
— Зря ты про нее так, – покачал головой дед, подходя ближе. – Нюрка — девка решительная. Она так просто не спустит.
— Ничего, меня в детстве тоже пугали, но она до сих пор не слиплась.
— Значит, мало по ней ремнем работали, – дед слегка шлепнул великовозрастного внучка чуть пониже спины. – Идем снова баню растопим. Печь-то хоть умеешь разжигать? Сходи в хату за спичками. На печке, за вьюшкой лежат.
Что такое вьюшка Матвей не знал, а переспрашивать не стал, что б у деда не было нового повода поворчать, что вы там в своих городах совсем одичали, простых вещей не знаете. Он просто загуглил, что это такое, когда оказался в доме один. В ответ на запрос механический голос «Алисы» прочитал целую лекцию о строении русской печи.
— Черт бы вас всех побрал, кажется, это там, – вполголоса ругался столичный визитер, забираясь на полати. – Да здесь черно, как на рынке.
— Тебя только за смертью посылать, – дед все же нашел повод поворчать, когда Матвей вернулся в баню.
— Главное, я нашел, что нужно, – похвастался он, отдавая добытый коробок. – Я такой молодец.
— А я еще больший молодец, ведь я это туда засунул, – усмехнулся в усы дед, разжигая печь.
Когда пламя занялось, он прикрыл дверцу, присел на лавку и внимательно, даже пристально посмотрел на внучатого племянничка. Матвею стало не по себе от такого взгляда, но он не понимал его причины и потому молчал. Наконец, дед заговорил:
— Ну, а теперь рассказывай, что натворил…
— В каком это смысле? – растерянно огляделся по сторонам столичный мажорик.
— В прямом.
— Ничего я не творил. Не успел еще. Наоборот, я несколько часов как здесь, а со мной уже всякого натворили.
— Я не об этом, – дед достал свои ядреные, как советская власть папиросы и закурил от лучины огня из печки. Выпустил дым прямо в лицо гостю. – Это я сейчас на пенсии, а до этого знаешь кем работал? Отец не рассказывал?
— Нет, – закашлялся Матвей отмахиваясь от едкого дыма.
— Следователем я работал. В нашей районной прокуратуре. И следственный опыт мне подсказывает, что посередь лета ты поехал жопу греть не в Дубаи или Кипры, а в наше захолустье. Одно б дело, если б я был тебе родной дед, навестить предка обязательное протокольное мероприятие. Но нет, я слишком дальний родственник, о котором мало кто знает. Получается, ты сюда не по своей воле прикатил. И есть у меня мысля, что ты от кого-то прячешься. Кредиторы на пятки наступают? Задолжал кому? Много?
Матвей не отвечал. Изучая пол под своими ногами, он явно о чем-то думал, подбирая слова. Опытный дед не торопил с ответом, попыхивая своей цигаркой.
— Нет, никому не задолжал, – наконец заговорил допрашиваемый. – Деньги тут вообще не причем. У меня с финансами полный порядок. Я… я от невесты прячусь.
Выплюнув окурок, дед раскатился громким, басовитым хохотом.
— Обрюхатил, а теперь в кусты? – отсмеявшись, выдвинул он новую версию бывший следователь.
— Вовсе нет! – воскликнул парень, покраснев, как малолетка. – Она не беременна… Мы предохранялись. Там другое.
— Я тебя понял, – улыбнулся дед, затаптывая бычок. – Давай, сначала, как положено, с дороги в баньке дорогого гостя выпарю, накормлю, напою, а потом ты мне все обстоятельно расскажешь.
— Побрякушку-то сыми с машины, пока ей не сделали «ноги», — дед Иван рассматривал притащенное Толиком чудо немецкого автопрома. Он, конечно, имел в виду эмблему мерса, чудом избежавшую грязи, коей была уханьдакана вся машина по самую крышу.
Матвей охал, прыгая вокруг своей тачки, не представляя с чего начать ее отмывать.
— Хлипкая игрушка-то у тебя. Лучше нашего уазика не сыскать коня для дороги, — в осуждении Кузьмич «заиграл усами» и сурово взглядом отгонял местных зевак, «случайно» прохаживающих мимо не по разу. Оно и понятно, развлечений особых в Волочах нет. Так хоть поглазеть заявились, словно им тут выставка какая…
— Дед, есть у вас тут автомойка? — Матвей чесал затылок, не представляя, как он будет всю эту грязь отковыривать.
— А как же! И автомойка, и кафЭ, и бургеркинг. Вона, там детвора играет на пустыре во все ето, — махнул рукой на участок, где скрипя качелями девчонка с двумя косичками болталась. В куче песка ползали самые младшие с совочками и ведерками… Те, что постарше ребята просто сидели на шинах разговоры разговаривая.
Матвей вздохнул. Понял, не дурак, что дедуля над ним издевается, но решил не сдаваться. Он направился прямо к подросткам. На безрыбье и рак — рыба. Молодняк притих и повернул головы в его сторону, даже качель скрипеть перестала, лишь самый мелкий пацан брюлькая губехами и разбрызгивая слюну, катая машинку.
— Подработать хотите? — а че, тянуть кота за это… Матвей перешел сразу к делу.
— Не боишься, что драндулет твой поцарапаем? — хмыкнул самый старший, сразу смекнув чего мажору столичному от них нужно. Надув шарик жвачи, он прищурил один глаз, ожидая ответа. Главное предупредить заранее… Хозяин — барин.
— За хорошую работу заплачу вдвойне — двести баксов, — протянув руку в карман джинсов, он вытянул приготовленные купюры.
Молодежь переглянулась. Они в отличие от взрослых знали цену деньгам и такая подработка очень кстати для неизбалованных подростков.
— Лады, — пацан протянул руку в знак договора. — Сотку сейчас, сотку после работы. — По-деловому озвучил свои условия.
Тимуровцы управились за два часа, отмыв машину до блеска. Они умудрились протянуть поливочный садовый шланг из дома напротив. Намылив мерс чем-то пенящим, хорошо окатили его, наделав большую лужу, обходя которую соседи недовольно зыркали в сторону дома Кузьмичевых. Матвей на радостях работничкам еще ведро яблок собрал.
Только завел движок чтобы проверить и машинка ему ласково заурчала, заподмигивала электронной панелью… Радость была недолгой. Глухой стук, будто что-то упало сверху. Потом это что-то прошлось «каблуками» по крыше и рогатая морда весело скалясь заглянула в лобовое.
— Твою ж мать! — заорал Матвей. Он меньше бы удивился крокодилу переходящему через дорогу, чем рогатой, скачущей на его иномарке.
Бастилия решила еще больше удивить «восхищенно» орущего парня. Она скатилась по стеклу на заднице, намазав чем-то «дорожку» на стекле. Красиво встав на багажнике в позу: «Гляди, какая я шикарная», растопырив копыта.
— Прибью, тварь! — Матвей выскочил такой разгоряченный и уверенный в своей злости, что коза испуганно прижав уши, попятилась. Спрыгнула с «подиума» и дала стрекоча, сопровождая свой забег воем сирены: «Ме-э-э-э!».
— Вот, дурной, — сплюнул Кузмич вслед мчащемуся за козой внучку. — Нюрка ему щас ноги повыдергивает и в подмышки вставит.
— Я это… Токма гляну, че там, — подтянув треники Хочучай засеменил следом, шаборкая сапогами.
— Что старое, что малое… – покачал головой всем им вслед Кузьмич и пошел дальше топить баню. – Нагуляется дитятко, само придет домой.
Сидя на крыльце своего дома, тетка Матрена чистила картошку и слушала телевизор, который орал в открытое окно. Именно в этот момент мимо ее калитки, с диким блеянием пронеслась эта вездесущая бестия Бастилия. Тут же следом за ней промчался кузьмичев внучичек, недавно, какого-то лешего, приехавший в их тихую и мирную деревеньку. Столичный красавчик орал такие маты, что некоторые из них Матрена наскоро законспектировала в уме.
После столичного внучка, но уже с некоторым отставанием, трюхал, как бегемот на нерест, сопя и отдуваясь, дед Хочучай. Остановился возле калитки Матрены, облокотился, отдышался и рванул дальше.
Матрена, так и замерла с не дочищенной картофелиной, проводила весь этот кортеж удивленным взглядом.
— Батюшки, а я-то чего сижу? – спохватилась тетка.
Бросив нож и картоху в тазик с грязной водой и очистками, она подхватилась с крыльца и, разъезжаясь галошами по мокрой траве, на всех парусах рванула в том же направлении.
«Догоню – убью!» – билась мысль в голове мчащегося Матвея. – «На шашлык пущу… на котлеты порубаю!»
Ему уже было все равно, прежний страх перед рогатой зверюгой улетучился, как и не бывало, вместо него клокотала ярость, за потоптанную ласточку. Коза словно чувствовала это и удирала от разозленного мажора во все лопатки. Ее преимуществами было то, что вместо двух ног у нее было четыре, да и местность она знала лучше.
Добежав до того самого злополучного колодца, коза резко взяла вбок, перемахнула через ближайший забор и поскакала по чужому огороду по грядкам с капустой и баклажанами. Хозяйка огорода, видя такое разорение, заголосила нецензурщиной и запустила в рогатую террористку тяпкой.
Матвей такими прыгучими качествами не обладал. Он поздно заметил нарисовавшийся прямо по траектории бега колодец и поздно затормозил. Скользя модными кроссовками по деревенской грязи, он со всего маха врезался в колодец, перекувыркнулся через сруб, и с отчаянными матюками ухнул вниз, в воду.
— Еронедрить твою через тудырло! – восхитился Хочучай такому великолепному акробатическому трюку.
Подбежав к колодцу, он сунулся в него, высматривая на дне несчастного страдальца.
— Живой? – крикнул дед в колодец.
— Утоп? – в свою очередь внесла предположение Матрена, тоже подбегая и заглядывая в черный зев колодца.
— Да, какое там, – отмахнулся дед. – Воды в ем, максимум по яйца.
— Вытащите меня отсюда-а-а! – послышалось жалобное из колодца.
— Хватайся за ведро! — крякнул местный чудо-дед.
Общими тетки Матрены и деда Хочучая усилиями, с третьей попытки бедолагу удалось вытащить на свет божий. Мокрый насквозь, с поцарапанной при падении рожей, трясущийся от холода, еле передвигая ноги, несчастный Матвей побрел обратно домой к деду. По дороге три раза падал и семь раз спотыкался. Если бы его с двух бортов не поддерживали Матрена и Хочучай так, наверное, вообще бы не дошел. Дома сдали с рук на руки деду.
— Набегались? – фыркнул в усы Кузьмичев. – Очень хорошо. У меня как раз банька поспела. Шуруй мыться.
— Ему б сейчас сто грамм для сугреву не помешало бы, – внес деловое предложение Хочучай. – Ну, и мне за компанию.
— Обойдетесь, – сухо оборвал напрасные мечтания Иван Иваныч. – В бане отогреется.
— Ну, тогда мне хоть пятьдесят. Я все-таки его из колодца вытащил, – не сдавался выпивоха.
— С этим к Нюрке. У нее спирт есть для медицинских надобностев.
Поняв, что ничего ему не обломиться, Хочучай отправился к Матрене трепать ей нервы. Потому, как идти к Нюрке он не самоубийца. Кузьмичев поспешил к внуку, потому как, судя по звукам, тот в предбаннике заблудился.
Лежа животом по банном полке, Матвей сверкал своей зеленковой спиной, и бледной задницей, а дед ловко и умело охаживал его дубовым веником и по одному, и по другому. Сначала было больно, страшно и непривычно. Но дед знал толк в парилке и вскоре парня разморило лучше, чем в столичном спа-салоне премиум класса. Даже жизнь уже теперь не казалась такой безжалостной. Только еще грела мысль, что до Нюрки он доберется. Любым путем. Без вариантов. Обломает рога кучерявой и козе ее — дуре.