На ферме «Солнечный Холм», что раскинулась меж холмов словно оазис рукотворной красоты, царил порядок, сиявший как отполированная подкова. Здесь каждый знал своё дело, свою миску и своё место в великой пищевой цепочке.
Гуси были аристократией сторожевой службы. Они не просто гоготали - они вели многослойные диспуты о безопасности периметра, попутно отращивая печень идеального размера для будущего паштета. Их белизна была эталонной, а важность - неоспоримой.
Свиньи исполняли роль философов-прагматиков. Их жизнь была созерцанием небес и преобразованием всего съедобного в ценные запасы сала и философских трактатов, выражавшихся довольным похрюкиванием. Они были глубоки, как лужа после дождя, и мудры, как полный желудь.
А вот Лошади... Скакуны были небожителями. Они не работали в вульгарном смысле слова. Они блистали. Их денники сверкали чистотой, гривы были заплетены в сложные косы, а мускулы играли под кожей, когда они неспешно прохаживались по лугу, вызывая вздохи восторга у гостей фермы. Их доля была проста и гениальна: быть живым доказательством того, что ферма «Солнечный Холм» - место, где красота и процветание идут под руку.
Все были довольны. Гусь знал, что его перо - на подушку управляющему. Свинья знала, что её бока - гордость всей округи. Лошадь знала, что её стать - визитная карточка «Солнечного Холма». Система работала как отлаженный механизм, где все шестерёнки идеально дополняют друг друга.
Равновесие было взорвано ветром, принёсшим сенсацию: сам дядя Толик, управляющий фермой, седовласый титан, чей взгляд мог остановить бегущего борова, собрался на заслуженный покой! И ищет преемника!
Ферма замерла в лёгком, деловом ожидании. Гуси, не прерывая гоготания, обсуждали, не станет ли новый хозяин экономить на овсе. Свиньи, не прекращая жевать, размышляли, не отменят ли им вечернюю порцию желудей. Лошади в целом были спокойны: их красота, как воздух, казалась вечной, подобно восходу солнца.
Но одну лошадь, молодую кобылку по имени Искра, новость поразила, как удар копытом в грудь. Искорка, чей нрав всегда был горячее, чем требовалось для простого блистания, увидела в этом не просто новость, а личный вызов. В её прекрасной, горячей голове, где обычно витали мысли о новом виде косы, - вспыхнула и оформилась дерзкая, ослепительная мысль: «Боже правый! Да это же мой шанс! Кто здесь самый статный? Я! У кого самый ясный, пронзительный взгляд? У меня! Кто может одним нетерпеливым топотом копыта потребовать отчёта? Опять я! Толик просто не видел моёго истинного потенциала!»
И Искорка, не мешкая, приступила к демонстрации управленческих компетенций. Она решила действовать по всем фронтам.
Фронт первый: Производственный. Увидев мирно дремлющий у сарая трактор, Искорка фыркнула с презрением. «Архаизм! - решила она. - Настоящая сила - в живой тяге!» С гордым видом она нашла плуг, ловко (как ей казалось) зацепила его за сбрую и с криком «Па-а-ашшем!» ринулась на ближайшее поле. То, что это было не поле под паром, а капустная плантация, её не смутило. «Редизайн пространства!» - думала она, лихо выворачивая кочаны. Её рысь была прекрасна, но абсолютно не синхронизирована с движением плуга. К полудню поле напоминало последствия встречи урагана с салатом «Оливье». Главный агроном, увидев это, сел на землю и закурил, впервые за двадцать лет.
Фронт второй: Кадровый и бухгалтерский. Решив взять на себя учёт поголовья, Искорка встала у входа в птичник. «Так, мимоходом совмещу мониторинг с утренним променадом», - подумала она. Гуси, важные и надутые, начали своё шествие. «Раз!» - кивнула Искорка, отбивая копытом. «Два!» - ещё кивок. Гусь номер три, задумавшись о высоком, замешкался. Его пышный хвост оказался аккурат под чеканным копытом Искорки, отсчитывающей «три с половиной». Раздался возмущённый вопль и щипок перьев. Кадровый учёт обернулся ЧП с потерей персонального достоинства ключевого гуся.
Фронт третий: Хозяйственный и озеленительный. Увидев, что юный садовник поливает из лейки розы, Искорка возмутилась такой расточительностью человеко-часов. «Автоматизация! Нужна масштабность!» Схватив зубами полное корыто для птичьего пойла (пролив по пути треть на свои собственные ноги), она грациозно подскакала к клумбе с редкими тюльпанами и опрокинула на них оставшуюся жижу. Эффект был сокрушительным. От тюльпанов остались лишь прибитые к земле стебли, напоминающие мокрые зубочистки. Садовник заплакал.
К вечеру Искорка была на седьмом небе. Она пахала, считала, орошала. «Я - универсальный менеджер! - ликовало её сердце. - Где ваши институты? Где ваши курсы? Всё решают харизма и напор!»
Настало время вечерней прогулки лошадей - кульминация дня, шоу для гостей. Выведенные на луг, кони резвились, играли в догонялки, демонстрируя игривую грацию. Искорка же вышла, как генерал на парад. Она шла строго по диагонали, демонстрируя «стратегическое видение пространства». Переходила с шага на высокую рысь - демонстрация «оперативной эффективности». Внезапно переходила в галоп - символ «быстрых и решительных действий». Она ловила восхищённые взгляды и была уверена, что это взгляды будущих подчинённых.
Она так увлеклась своим «отчётным концертом», так гордо задирала голову, глядя на воображаемых акционеров на холме, что совершенно не заметила невысокий, но принципиальный забор, отмечавший границу луга. Её блистательный, стратегический галоп закончился не просто падением. Это был полный крах пиар-кампании. С грохотом, достойным обрушения биржи, она, споткнувшись, перелетела через забор, запутавшись в ногах и в собственных амбициях.
Подняли её с трудом. Диагноз: ушибы, потрясение гордости и временная непригодность к парадным выходам. Неделю она отлёживалась, слушая, как за окном её подруги весело ржут на лугу, а ферма, к её изумлению, не только не рухнула без её надзора, но и стала как-то спокойнее. Капусту раздали нуждающимся, гусь с подщипанным хвостом стал местной знаменитостью, тюльпаны… выкопали и посадили новые.