Гарри Поттер и каменная философия

Глава 1. Собачье вмешательство

Ночь, улица, фонарь. Аптека не здесь, она за углом в конце улицы.

А здесь…

Невысокий серенький заборчик, сложенный из декоративного камня. На заборе сидит кошка. Тоже серая, но в полосочку. На круглой мордочке странные отметины, как будто какой-то шалун-малыш попытался нарисовать белой краской очки вокруг глаз. Кошка абсолютно неподвижна, сидит, как неживая, этакой изящной статуэткой, только хвост у неё не обернут вокруг лапок, а напряженно вытянут, и кончик его мелко-мелко дрожит. Кошка пристально смотрит в конец улицы, туда, где секунду назад появился человек, высокий и прямой, как палка, с длинными седыми волосами и такой же бородой, в фиолетовой мантии и колпаке. Без бубенчиков. Он посмотрел на кошку, и его глаза озорно сверкнули. Он каким-то чудом увидел её, маленькую серенькую кису на сером заборе и на фоне серой стены дома с другого конца улицы.

Хотя, возможно, кошку выдали её яркие глаза-фонарики, отразившие свет уличных фонарей. Кстати, об освещении стоит позаботиться. Высокий человек пошарил по карманам своей мантии и достал из одного серебряную штучку, похожую на длинную зажигалку. Откинул крышечку-колпачок и нажал на шпенек-рычажок. Что-то хлопнуло, ближайший фонарь погас, свет непонятно как выскочил из вакуумной емкости лампочки и со свистом улетел в «зажигалку». Человек направил штучку на следующий фонарь и снова нажал. Хлопок, свист, темнота. На этой длинной и прямой улице горело двенадцать фонарей, и старику пришлось нажать двенадцать раз на свою гасилку. Наконец потух последний, и улица погрузилась в непроглядную тьму.

Внезапная темнота и свист разбудили обитателя дома номер семь по той же улице. Выглянув наружу и ничего не увидев, Тревис Диксон нахмурил кустистые брови — однако, непорядок, ещё и чужаками пахнет! — и вылез из конуры целиком. Вспрыгнув на крышу будки, он встал на задние лапки, уперся передними на верх стены и принюхался. Верно, пахнет чужим человеком и кошкой. Тревис Диксон был прекрасно воспитанным джентльменом и считал, что за кошками гоняются только деревенские лоботрясы вроде Чипа из Вэлли Бридж. При воспоминании об этом неотесанном деревенщине Чипе шерсть на загривке Тревиса Диксона встала дыбом, и от злости он чуть было не зарычал, но вовремя спохватился, помня о своих обязанностях. Так. Что там происходит?

К четвёртому дому напротив подошел высокий старик в длиннополой хламиде цвета тухлого лосося и сел на забор рядом с кошкой. И сказал с веселым удивлением в голосе:

— Странно видеть вас здесь, профессор МакГонагалл.

Он повернулся к кошке. И тут нижняя челюсть Тревиса Диксона обалдело отвисла — кошка исчезла. Вернее, трансформировалась в довольно сурового вида женщину в очках, форма которых была до странности похожа на отметины вокруг кошачьих глаз. Женщина тоже была в длинной хламиде, только в травяного цвета. Ее черные с проседью волосы были собраны в тугой узел на затылке. И сразу было заметно, что вид у нее раздраженный.

— Как вы меня узнали? — отрывисто спросила она.

— Мой дорогой профессор, я в жизни не видел кошки, которая сидела бы столь неподвижно.

«Ну, с этим я бы поспорил! — подумал Тревис Диксон. — Это вы, дядя, настоящих кошек не видели…»

— Станешь тут неподвижной — целый день просидеть на кирпичной стене, — парировала женщина по имени Профессор.

— Целый день? В то время как вы могли праздновать вместе с другими? По пути сюда я стал свидетелем как минимум дюжины вечеринок и гулянок.

Мадам Профессор рассерженно фыркнула. И Тревис Диксон заинтересованно дернул ушками — надо же, совершенно по-кошачьи фыркает, очень прикольная тётя-кошка.

— О, да, действительно, все празднуют, — недовольно произнесла она. — Казалось бы, им следовало быть немного поосторожнее. Но нет — даже магглы заметили, что что-то происходит. Они говорили об этом в новостях, — она резко кивнула головой в сторону темного окна. — Я слышала. Стаи сов… падающие звезды… Что ж, они ведь не полные идиоты. Они просто обязаны были что-то заметить. Подумать только — звездопад в Кенте! Не сомневаюсь, что это дело рук Дедалуса Дингла. Он никогда не отличался особым умом.

— Не стоит их обвинять, — мягко ответил седобородый старик. — За последние одиннадцать лет у нас было слишком мало поводов для веселья.

— Знаю, — в голосе мадам Профессор появилось раздражение. — Но это не оправдывает тех, кто потерял голову. Наши люди ведут себя абсолютно безрассудно. Они появляются на улицах среди бела дня, собираются в толпы, обмениваются слухами. И при этом им даже не приходит в голову одеться как магглы.

Она искоса взглянула на старика своими колючими глазами, словно надеясь, что он скажет что-то в ответ, но тот молчал, и она продолжила:

— Будет просто превосходно, если в тот самый день, когда Вы-Знаете-Кто наконец исчез, магглы узнают о нашем существовании. Кстати, я надеюсь, что он на самом деле исчез, это ведь так, Дамблдор?

— Вполне очевидно, что это так, — ответил тот. — Так что это действительно праздничный день. Не хотите ли лимонную дольку?

Услышав последние слова, Тревис Диксон облизнулся — оу, это действительно вкусно, интересно, а меня угостят? Дальнейший разговор о том о сем пёс пропустил, не находя в нем ничего вкусного на тему кулинарии, а только принюхивался и присматривался к чужакам — мало ли, а вдруг наговорятся да и полезут грабить добрых соседей… Трэвис Диксон был начеку и бдительно сторожил покой порядочных граждан.

Вскоре ночную тишину нарушили приглушенные раскаты грома. Их звук становился все громче и громче и почему-то сверху, Тревис Диксон насторожился — а это ещё что такое?! Старик и тётка стали вглядываться в темную улицу в поисках приближающегося света фар. А когда они наконец догадались поднять головы, сверху послышался рев, и с неба свалился огромный мотоцикл. Он приземлился на дорогу прямо перед ними. Мотик был исполинских размеров, но сидевший на нем человек был еще больше. Он был почти вдвое выше обычного мужчины и по меньшей мере в пять раз шире. Попросту говоря, он был непозволительно велик и к тому же имел дикий вид — спутанная борода и заросли черных волос практически полностью скрывали его лицо. Его ладони были размером с бычьи окорока, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с половину туши тех же быков. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди сверток из одеял.

Глава 2. Адаптация

У Роулинг вторая глава начинается с огромного скачка во времени — «с тех пор прошло почти десять лет», из которых нам известно только то, что все эти годы странные Дурсли любовно фотографировали некий розовый мячик в чепчике…

Но меня такое положение вещей не устраивает и поэтому начну-ка я постепенно пережевывать эти десять лет неторопливо и обстоятельно. А кому неинтересно читать о младенческих годах Дадлика и Гарри — можете пролистнуть эту и следующие главы.

Итак. Спать в ту ночь Петунье так и не пришлось, Вернон вернулся через минуту и велел вскипятить чайник. Озадаченная Петунья повиновалась, налила воды в вышеозначенную емкость и поставила на плиту, ловко действуя одной рукой. На другой руке тяжелой гирей сидел Дадли и алчно сопел, выворачивая шею в поисках заветного манежика со спящим гостем.

Чайник счастливо засвистел, оповещая хозяйку о том, что кипяток подоспел и готов к употреблению. Петунья схватила кружку и собралась залить в неё заварку, но тут подошел Вернон и перехватил чайник с кипятком, а на её недоуменный вопрос — что он делает? — отрывисто буркнул:

— «Что-что»! Дверь гаража замерзла, замок нужно разморозить. И машину прогреть…

В течение следующего получаса Петунья смотрела в окно кухни, как Вернон возится сперва с дверью гаража, а потом и с замком машины. К тому времени, как муж уехал, руки Петуньи затекли от тяжести Дадлика. С отвращением посмотрев на спящего племянника, Петунья посадила сына рядом с ним — ничего не поделаешь, рукам надо дать роздых.

А Дадли наконец-то дорвался до желанного куска; захлебываясь от жадности, он принялся страстно щипать и толкать спящего незнакомца. Гарри проснулся от неприятных ощущений, к боли во лбу прибавились ещё и эти — тычки и щипки… И, едва поняв, что происходит, раненый ребёнок пришел в ужас. Незнакомые стены чужого дома, мамы нет, его злобно пихает гневно пыхтящий незнакомец, а поодаль ходит какая-то чужая тётка. Ну и какая реакция должна быть у осиротевшего малыша? Правильно, истерическая. Гарри всхлипнул, робко позвал:

— Ма?..

Потом позвал погромче:

— Ма-а-а-а!

Тётка оглянулась на него и рявкнула:

— Заткнись!

Незнакомец особенно сильно и со всей страстью треснул его кулаком по лбу. Свежий порез вспыхнул болью, и Гарри отчаянно взвыл и зашелся в продолжительном плаче. Дадли испугался и, следуя малышовому рефлексу, заревел сам.

Петунье пришлось успокаивать обоих.

Бумажно-полицейская волокита затянулась надолго. Узнав у Вернона Дурсля, что у него гостит племянник и что его никак не заберут родители, бравые и честные констебли занялись поисками Поттеров. Суперинтенданты, инспекторы и сержанты рассылали приказы направо-налево, операторы электронно-вычислительных машин, которые в будущем назовут компьютерами, вбивали базу данных, и электронные мозги, плавно дымясь, начинали вычесывать и шерстить ВСЕХ Поттеров, каких только могли найти.

Ну, Лили Эванс нашли, а вот дальше она каким-то невообразимым образом исчезла со всех радаров — начиная с семнадцати лет перестала посещать зубного врача, гинеколога, парикмахера и салоны красоты. Перестала появляться в воскресной школе на каникулах и в самом городе, Коукворте.

Петунье пришлось наврать, что Лили ударилась в неформалы, попросту начала страдать дурью и стала хипповать…

Констебли снова оседлали свои верные велосипеды и ринулись на штурм окраин, где мало-мальски были замечены какие-никакие цыганские и прочие меньшинственные общины. Но и там никто и никогда не видел никаких рыжеволосых Лил, ни Эванс, ни Поттер. Правда, вон там, в той лачуге обитает Лили Эмброуз, не её ли ищете? Проверили, не она. Когда-то рыжая, да, но сейчас это была совершенно седая старушка, вредная и злая, она, ехидно цыкая единственным уцелевшим зубом, отправила констеблей по известному адресу — к чёрту на кулички.

Джима Поттера не нашли вообще. А только множество его тезок и однофамильцев в стандартной телефонной книге обнаружилось целых три страницы мелким шрифтом вкупе с адресами и телефонными номерами.

Годрикова Впадина имела такое название только для волшебников. Для простых людей это было… простите, болото. Затопленная, вечно скрытая стылым туманом низина на краю старого кладбища, прилегающего к городку Холсворту, что расположен на самом юго-западе Англии. Где-то за Бристолем, над которым пролетел Хагрид в памятную ночь.

Джерри Шеппард, честный толстый полисмен, как и все получивший приказ от лондонского начальства, так же честно и упорно исколесил все окрестности Холсворта, свои непосредственные владения, в поисках рыжеволосой Лили Эванс-Поттер. Изъездив вдоль и поперек последнюю деревушку с незатейливым наименованием «Грейслэнд», он поймал себя на том, что в последнее время всё чаще и чаще смотрит в сторону кладбища. Джерри остановил велосипед и задумался, припоминая, что как раз после Хеллоуина там кого-то хоронили… А Лили Поттер или Эванс пропала как раз в то же время. С сомнением посмотрев на церковный шпиль, констебль сел в седло, нажал на педаль и, тронув велосипед, покатил к церкви, объехал её и подкатил к ограде кладбища. Прислонив велик к чугунным прутьям, Джерри подтянул сползший ремень брюк, подпихнул ладонями отвисшее пузо и зашагал в калитку. Найти свежую могилу не составило труда, а она оказалась к тому же двойной. Плохо веря своим глазам, Джерри нагнулся, до рези в глазах вчитываясь в выбитые в могильном граните слова:

Джеймс Поттер. 27 марта I960 года — 31 октября 1981 года

Лили Поттер. 30 января I960 года — 31 октября 1981 года

Последний же враг истребится — смерть.

Глаза всё ещё не хотели верить, пришлось потрогать плиту и провести пальцем по высеченным буквам. Пальцы доложили, что гранит холодный, а буквы гладкие и ровные, и всё это — вполне настоящее. Джерри выпрямился, оглянулся по сторонам и, заметив вдали домик кладбищенского сторожа, грузно направился туда.

Дверь ему открыл мистер Пибоди. Подслеповато моргая, тот сперва уперся глазами во внушительное брюхо, затянутое в темно-синюю форму, потом взгляд пополз вверх по двойному ряду латунных пуговиц и остановился на толстощеком лице. Вздрогнув, сторож поклонился и сипло каркнул:

Глава 3. На что способен любящий отец?

Дальнейшие годы пошли ни шатко ни валко. Петунья перестала относиться к племяннику, как к бомбе замедленного действия, но как мага она его опасалась, всё время была начеку.

Она слишком хорошо знала, что такое колдун в семье, печальный опыт с младшей сестрой оставил в душе Петуньи неизгладимый след. И, наблюдая за Гарри, она постоянно держала под рукой какой-либо предмет. Мухобойку, огнетушитель, веревку и швабру.

Вернон, глядя на всё это, лишь недоверчиво фыркал.

На дне рождения Дадли произошел первый случай выброса стихийной детской магии. Жадному Дадлику показалось, что кусок торта перед Гарри куда больше, чем перед ним… и он ревниво заревел. И тут… кусок торта перед ним шевельнулся, узенькая часть спереди раздвоилась, став неким подобием ротика, и каким-то образом переформировался нижний бисквит, превратившись в короткие толстенькие лапки. Приподнявшись, оживший кусок сполз с тарелки и поковылял прочь от Дадли.

От удивления Дадли перестал плакать, растерянно он смотрел, как от него уползает кондитерское изделие, его пухлое личико так разочарованно вытянулось…

Кусок доковылял до родителя-Торта и слился с ним. Вернон и Петунья настороженно замерли — всё? Или ещё что-то произойдет?.. Торт шевельнулся, вытянулся и… то, чем он стал, было довольно сложно описать… общим словом можно было бы сказать, что ящерица. Шоколадная с оранжевыми кругами. Обведя присутствующих крайне вредным взглядом, тортовая саламандра высунула желтый язычок и, прошипев что-то ругательное, шустренько рванула со стола.

Петунья взвизгнула и запрыгнула на мужа, спасаясь от невнятной твари. Вернон, машинально подхватив супругу, круглыми глазами проводил оживший торт. Потом перевел офигевший взгляд на Гарри и почему-то шепотом спросил у Петуньи:

— Это и есть магия?

— Да! — нервно икнула та.

— Хм… забавно, — изрек Вернон. И тут же поинтересовался: — А чего ещё можно от него ожидать?

— Не знаю! — истерично крикнула Петунья. — Лили вообще кошмаром была, чашки в крыс превращала, посуда у нас летала, занавески горели, и ещё много чего…

Позже, неделю спустя, придя с корпоративной вечеринки, Вернон, отдуваясь, сел в кресло в гостиной и начал жаловаться Петунье на «пожар души». Сидевший в манеже Гарри, услышав про пожар, забеспокоился, посмотрел на дядю, и того тут же окатило ледяной водой с потолка.

Услышав фразу «раздувать из мухи слона», Гарри понял её буквально. И пролетело однажды вечером над Литтл Уингингом гигантское насекомое со слона о шести ногах. Паника не успела начаться, потому что, во-первых, дело происходило на закате и никто не понял, что это за огромная штуковина пролетела в алеющем небе, а во-вторых, Департамент Магического Правопорядка не дремал и на место происшествия телепортировался специальный отряд ликвидаторов случайных проклятий. Пока обливиаторы отвлекали внимание магглов, маги-борцы пытались поймать гигантскую муху. А это оказалось очень сложно, муха и так-то глазастая — видит вокруг себя полнокружным зрением на триста шестьдесят градусов, а тут она в придачу ещё и умнее стала… Хитиновая оболочка стала танковой броней, крылья — слюдяными пластинами-плитами, а в хобот утягивался целый маг. Потрясенные волшебники насилу остановили муху, окружив её и себя защитным куполом и применив к ней заклятие, обратное детскому Энгоргио. Когда всё закончилось и ликвидаторы трансгрессировали прочь, на листике одуванчика осталась сидеть крайне озадаченная муха. Потирая лапки, она с трепетом вспоминала о своем невероятном сне, как она летала там, огромная и неуязвимая, и никакой тапок ей не был страшен.

На ворчливый вопрос Вернона, почему курицы постоянно мало, Гарри снова отреагировал. Петунья поставила в микроволновку разогреваться курицу-гриль, а та почему-то исчезла… Вернон, ругаясь, полез за пивом в холодильник и был погребен под тонной свежевыпеченной курятины. Сработали чары Размножения. Курицу ели целый месяц, щедро поделившись со всеми соседями. Объяснили это свадьбой полковника, которая якобы сорвалась, а курицу-то напекли на пятьсот гостей… вот и отдали нам, угощайтесь.

Вредный Дадли продолжал вредничать. Он был жутким собственником и страшно жадился делиться с Гарри хоть чем-то. Даже хлебной коркой, и той было жалко. Не доест, отбросит, а Гарри подберет и соберется было откусить, как Дадли тут же с ревом отбирал и жадно заталкивал в рот, лишь бы кузену ничего не досталось. Для Гарри вскоре это стало обычным делом, что кузен у него всё отбирает. Ну, а чтобы этого не повторилось, Гарри начал прятаться от Дадли. Но под кроватью, где он пытался тайком сгрызть печенюшку, Дадли его находил и доставал. Но, к счастью, Гарри обнаружил, что одного места в доме Дадли боится — чулан под лестницей. И в этом чуланчике Гарри мог сидеть как угодно долго, спокойно и без спешки грызя сухарики. А однажды так принирванился, что заснул прямо там, на стопке половых тряпок в окружении пауков.

Вернон, видя это, задумался. Сына трудно воспитывать, всё равно он не полюбит Гарри и будет постоянно его доставать и задирать, не получается из Дадлика хороший брат… А вот тихоню Гарри было по-настоящему жаль, зачморит его авторитетный Дадли. И Вернон, засучив рукава, принялся за работу. Снял мерки, содрал со стен полки, забрал испод* лестницы вагонкой, потолок и стены — тоже. Настелил новый пол, навесил шпингалет на дверь изнутри, рядом — откидной столик, соорудил небольшой стеллаж у торцевой стены и поставил кушетку. Получилась вполне приличная комната для маленького мальчика. Лампочка в чулане уже была, над дверью. Вернон её только сменил на более декорированную, в виде старинного фонаря. И довольно улыбнулся в усы, видя искренний восторг трехлетнего племянника.

Сам Гарри дадлину жадность принимал как данность, стальную константу этого мира. Это был характер Дадли, его суть, без него он бы не был Дадли, как Египет без пирамид, как щенок без любопытства и преданности. Гарри это понимал интуитивно и никогда не сердился на Дадли за его эгоистичную прижимистость, потому что он имел на это право, как сын своих родителей. А Гарри был чужак, и в доме Дурслей не было чего-то, что могло принадлежать ему.

Глава 4. Спокойное детство

Дальнейшие годы жизни Гарри Поттера были сносными.

Ну ещё бы, после такой-то психологической атаки... Склеенные Дадликом фотографии Петунья любовно прибрала в семейный фотоальбом, а новых фотографий не предвиделось ещё много лет. Обычно они фотографировались в студии по всяким торжественным случаям. А на дни рождения, если финансы позволяли, приглашался специальный фотограф.

На камине стояла только одна фотокарточка в рамочке, та самая, из трех кусочков.

Производство дрелей тем временем наладилось, Дурсль сперва арендовал помещение под фрезерную, а потом постепенно, по частям и годы спустя выкупил её целиком. Назвал "Граннингс" и очень гордился своим детищем. Потому что фирма начала приносить какой-никакой доход, и Вернон почувствовал себя настоящим хозяином жизни.

И настал даже день, когда он сел в кресло директора компании и с восхищением обвел горделивым взглядом стены своего офиса на девятом этаже "Граннингс индастриз" в промышленном центре Лондона.

Выбросы детской магии Гарри прекратились ещё в пять лет и больше не повторялись, потому что Дурсли разобрались, что это такое, и научились их предупреждать. А в начальной школе было слишком интересно, чтобы психовать по малейшему расстройству. Разве что кураторша прицепилась к одной девочке, тайком пронесшей на урок своего хомячка. Увидела кроху и завизжала, думая, что это мышь. Хомячок от визга хлопнулся в обморок, маленькая хозяйка подумала, что он умер, и зарыдала.

Дети окружили златовласку с дохлым хомячком в ладошках. Гарри потыкал пальцем в теплое пузичко и авторитетно заявил:

— Не реви, он живой, не видишь, что ли, дышит.

А кураторша, дура взрослая, жмется на табуретке, юбку на колени натягивает и визжит. И Гарри со злости, желая утихомирить эту сирену, подумал: «А чтоб ты посинела!»

И что вы думаете? Посинела дура, стала похожа на жителя Пандоры имени Кэмерона (это сугубо для читателей, к миру ГП никакого отношения не имеет). Увидела она свою посиневшую руку и сама в обморок — хлоп, вместе со стулом… Ну, пока суть да дело, пока кто-то догадался сбегать за директором, пока туда-сюда, волшебство Гарри сошло на нет и от него лишь темно-голубые волосы остались. Директриса неодобрительно поджала губы, видя синие кудри, и без разговоров уволила истеричку, ибо такие ветреные особы, красящие волосы в неподобающий цвет, не достойны носить звание учителя.

Зато дети надолго запомнили синекожую инопланетянку и с удовольствием вспоминали тот случай. А Гарри дальше учиться продолжал, стараясь сдерживать свою магию. О том, что это магия, Гарри не знал, но догадывался, ведь надо быть полным дегенератом, чтобы ломать голову — а как называется то, что он умеет перемещать вещи взглядом? Телекинезом? Ну ага… и при этом летящая вещь ещё и перекрашивается и форму меняет. Скажите это кому-нибудь другому, а у меня это — магия!

Про свой шрам на лбу Гарри спрашивал у тёти не один раз, и каждый раз тётя отвечала с новыми подробностями. А общий смысл сводился к одному — его родители разбились в автокатастрофе. Гарри повспоминал и спросил:

— Там ещё было много зеленого света и кто-то хохотал в стороне. Это что?

Тётя пожевала щеку и сердито ответила:

— Зеленый свет от светофора, глупый мальчишка! А хохотал какой-то идиот. Всё. Больше не спрашивай.

И Гарри отстал с расспросами, понял, что тёте вообще-то больно об этом говорить, ведь погибла-то её сестра. А свою магию он вскоре научился распознавать — как потеплеет чуточку в груди и зачешутся кончики пальцев, тут же старался пригасить свои эмоции, чтобы не выплеснуться случайно чем-нибудь странным. Ибо странным было всё, что он делал. Потому что разбитая кружка — это разбитая кружка, и при нормальном склеивании на её стенках остаются следы — сеточка трещин. А его случайно расколоченная чашка после магического склеивания выглядела так, словно только что доставлена с фарфорового завода. Правда, если никто не видел, как он что-то разбил, Гарри это что-то тут же склеивал магически и никто ни о чем не догадывался.

Однажды, когда мальчикам исполнилось по шесть лет, к Дурслям в первый раз на их памяти приехала тётушка Мардж. И не одна, а с бульдогом. Мальчики сильно заробели, увидев огромного — по их меркам — пса, смутились, затоптались, не решаясь подойти поближе к толстой тёте. Та загудела:

— Да вы не бойтесь, Злыдень не кусается.

Однако пугающая кличка собаки убедила мальчиков в обратном. Злыдень — значит злой и кусачий. Дядя Вернон пробасил:

— И всё-таки, Мардж, стоит на него намордник нацепить, уж больно злобно смотрит.

Мардж рассердилась и отрезала, что своего пса она так не оскорбляет. И кинулась обнимать и целовать Дадлика, своего маленького медвежонка. Сдавленный и затисканный сильными ручищами чужой тёти Дадли на всякий случай заревел, Гарри, подумав, присоединил свой плач к реву брата. Вернон, ругаясь, пошел выручать сына, бульдог, думая, что мужик собирается обидеть любимую хозяйку, воинственно гавкнул и цапнул Вернона за ногу. Вернон заорал от боли и дрыгнул ногой, пытаясь стряхнуть собаку. Но Злыдень вцепился в штанину всем известной хваткой и отцепляться не желал. В общем, дружеский визит превратился в нечто непонятное… куча-мала какая-то вышла, где все были виноваты и в то же время не было виноватых.

Наконец все более-менее успокоились, расселись по стульям вокруг стола, Вернону и Мардж налиты по рюмке успокоительного коньяка, оттоптанный и отпинатый бульдог засунут в угол кухни с утешительной сахарной косточкой, а детям включен телевизор, и над столом потек разговор о собаках. Эта тема нравилась Гарри, и он больше слушал, чем смотрел телевизор. Сперва тётушка Мардж рассказала о новых медалях, которые получил Злыдень на прошлой выставке, потом похвасталась, что получила пару заявок на племя. Вернон, фыркая в усы, заметил, что пёс-медалист это, конечно, хорошо, но…

Есть на свете собаки, ни разу медалей не видавшие, но герои они куда покруче медалистов будут.

Глава 5. Мальчик не хочет в Тамбов...

Вот теперь, думаю, можно считать, что прошло десять лет с того дня, когда один старый маразматик, шикая на Хагрида, положил на обледенелый порожек спящего младенчика… И хоть снега в ту ночь не было, дубак стоял знатный. На той же широте в штате Аризона, говорят, койоты на скаку замерзали, бежал-бежал себе степной волк и вдруг бэм-с… застыл навеки ледяной статуей.

Письмо от Дамблдора дядя Вернон передал Гарри на десятый день рождения, и мальчик целый год презирал старого кретина, потому что дядя во всех подробностях рассказал племяннику о морозной ночи и подвиге скотч-терьера, о замерзшей двери гаража и замке автомобиля. Даже чайник, красный в белый горошек, которым оттаивал гараж и машину — и тот описал вдоль и поперек. Ах да, ещё трещинка на крышке справа была…

К одиннадцатому году Гарри Поттер был уже состоявшейся личностью. Невысокий сухощавый паренёк с острыми чертами лица, с темно-каштановыми, коротко стриженными волосами. Ехидные зеленые глаза и тонкие мамины губы. Это Петунья так говорит, она считает, что Гарри очень похож на свою маму — Лили. Гарри носит очки, круглые и практичные. Ещё он донашивает за Дадли его одежду, из которой тот так быстро вырастал, что не успевал разносить. Таким образом, с его плеча Гарри получал практически новую одежду. Только обувь ему покупали отдельно, размеры ног у кузенов были всё-таки разными.

Недавно Дадли подрался с парнем из параллельного класса, Гарри ринулся в свалку из солидарности к кузену, и, как это обычно бывает, в драке ему сломали очки и нос. Разбитый нос распух до кошмарных размеров, поломанные очки были сняты и положены в карман, а самого Гарри домой тащили Дадли и Пирс, ворча и ругаясь всю дорогу. Дома пострадавшего героя уложили на диван с прохладной примочкой на нос. Тётя Петунья горестно оглядела подбитый глаз Дадли и схватилась за нитроглицерин, бормоча, что чертовы мальчишки её не любят, раз то и дело норовят загнать в гроб.

Дадли и Гарри гордо промолчали, хоть и покраснели от несправедливого обвинения — маму и тётю они любили, просто пацанья драка в школе — это дело чистого принципа. А пусть не воняет, а то распахнул свою грязную варежку…

У окулиста пришлось заказать новые очки, а поломанные дядя Вернон спаял оловом и замотал липкой лентой, чтобы не поцарапать переносицу швом. Когда нос зажил, то из-за костной мозоли осталась легкая горбинка, которой Гарри очень гордился, ему казалось, что у него теперь благородный римский профиль. Как и всякий правильный пацан, он гордился своими боевыми шрамами, справедливо считая, что они украшают мужчину. По крайней мере те, что заработаны в бою, шрам-молнию на лбу он украшением не считал, так как не помнил, при каких обстоятельствах тот появился. Может, ему кирпичом прилетело или «Опель» впечатался… кто его знает, что за авария произошла тогда на дороге при работе двух зеленых светофоров.

То письмо от Дамблдора Гарри зачитал до дыр, от первой закорючки до последней точки, вдоль и поперек, и по диагонали. Наизусть. И разбудите Гарри ночью да задайте ему вопрос, о чем в письме говорится, и будьте уверены, оттарабанит, как по писаному:

Дорогая Петунья,

Должен с прискорбием сообщить Вам печальную весть. В эту ночь, с тридцатого на тридцать первое, аккурат на Хэллоуин погибли Лили и Джеймс Поттеры, а их маленький сын и Ваш племянник Гарри остался сиротой.

Вы единственные родственники Гарри, больше у мальчика нет никого, поэтому прошу Вас позаботиться о нем. Уверяю Вас, Гарри не доставит Вам хлопот, он не займет много места и не объест Вас. А если Вы всё-таки боитесь его как будущего мага-колдуна, то держите в строгости, это должно заставить Гарри удерживать свою магию в узде.

Искренне Ваш, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, Кавалер ордена Мерлина первой степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной Конфедерации Магов.

Гарри, как ни странно, забавляла подпись. Она как нельзя лучше подчеркивала старческий маразм директора волшебной школы. И всё в письме было враньем. Потому что тётя сказала, что у Гарри в магмире куча родственников, начиная от Сириуса Блэка, который ему крестный отец, продолжая дедом Карлусом Поттером и заканчивая тремя сестрами Блэк, причем все трое — замужние, а это значит, что у него ещё есть трое дядей и куча кузенов и кузин. Магических. Насчет много места тоже неверно, Гарри занимал целую комнату на втором этаже и чулан под лестницей. Жрал он как не в себя. И магия у него какая-то долбанутая… Юморная. Всё это тётка говорила беззлобно, любяще-шутя. Всё же за годы она привыкла к волшебному племяннику, так уж подло устроен человек, ко всему привыкает, зараза…

Даже к магии.

На свой одиннадцатый день рождения Дадли получил в подарок посещение зоопарка. Ну, порадовался, конечно, но только ко времени визита в серпентарий начал скучать, устал маленько. И самая большая змея в мире его уже не удивила. Смотрел-смотрел на неё, слушал восторженный лепет Пирса о том, что эта змея настолько длинная, что может дважды обмотаться вокруг автомобиля дяди Вернона, и такая сильная, что может раздавить его в лепешку.

Но в тот момент змея явно была не в настроении демонстрировать свои силы и что-либо обматывать. А если точнее, она просто спала, свернувшись кольцами. Дадли немножко оживился от пирсовой рекламы, прижался носом к стеклу и стал смотреть на блестящие коричневые кольца. Прикинул размеры — и правда большая! — вот только скучная, как его черепаха…

— Пусть она проснется, — произнес он плаксивым тоном, обращаясь к отцу.

Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея продолжала спать.

— Давай еще! — скомандовал Дадли. Дядя Вернон забарабанил по стеклу костяшками кулака, но змея не пошевелилась.

— Мне скучно! — завыл Дадли и поплелся прочь, громко шаркая ногами.

Гарри фыркнул:

— А по-моему, она сама со скуки сдохла.

— Ты о чем? — вернулся Дадли.

Гарри авторитетно пояснил:

— Ну ты сам подумай, лежит целыми днями за стеклом и видит надоевшие рожи таких же скучающих посетителей, которые бессмысленно колотятся к ней в аквариум, пытаясь заставить её поползать. А где ей тут ползать-то? По коряге? Не очень-то эта коряга похожа на влажные дождевые леса Бразилии.

Глава 6. Скрытые таланты Гарри Поттера

Машина дяди Вернона оказалась на месте, там, где её и оставили сутки назад — на платной автостоянке. Но сперва семейство нагрянуло в придорожное автокафе, где срочно закупили быстрых закусок. Основательно подкрепившись, поехали домой.

Проезжая район вокзала, Гарри вспомнил о сове в клетке и вздохнул, понимая, что вряд ли он её теперь увидит. Сам он мало что мог рассказать и честно признался, что ничего не запомнил с той прогулки, верзила Хагрид просто протащил его по некой средневековой улочке. А все купленные вещи он оставил на перроне, не до них было, знаете ли. Дурсли Гарри поняли и не осуждали, напротив, очень гордились его подвигом. А как же, маленький мальчик, впервые оказавшийся в огромном городе без сопровождения взрослых, ухитрился не заблудиться, не растерялся и сумел вернуться за ними.

На всякий случай Вернон завернул на вокзал и обратился в камеру находок. Кашлянув, осторожно спросил про сову. Служащий просиял, высунулся из окошка и пожал руку Вернону:

— Слава Богу! Вы владелец? Мы уже звонили в зоопарк, там сказали, что сову не теряли и посоветовали дождаться хозяина птицы… Значит, она ваша?! При ней ещё сундук был…

Расписавшись и получив потерянный багаж, Вернон погрузил громоздкий деревянный сундук в багажник, а клетку с совой передал Гарри на заднее сиденье. К белой птице тут же приклеился Дадли. Жадно поразглядывав её, он довольно изрек:

— Крутая птичка! Как вы думаете, за неё фотоаппарат отдадут? Как духовое ружье за попугая…

Петунья с укором покачала головой и мягко приструнила зарвавшегося сынка:

— Попугай был твой, а сова принадлежит Гарри, её нельзя менять.

Гарри посмотрел на птицу — очень крупная, белоснежная, с черными крапинками на грудке и крыльях, глаза оранжевые, как апельсины. Дадли засопел и жалобно занудил, дергая Гарри за рукав:

— Гарри, ну давай поменяем её на поляроид?

Гарри вдруг засмеялся:

— Спасибо, Дадли, я её Поляроидом назову!

Сова оцепенело уставилась на мальчиков сквозь прутья — она не ослышалась, как-как вы меня назвали?!

Дома Дадли свалился с температурой. Гарри сперва подумал, что это из-за его отказа, но Петунья успокоила племянника, сказав, что у Дадлика стресс из-за хвостика. Да… поросячий хвостик ему очень мешал, он выпирал из штанов, на нем было больно сидеть, а управлять им Дадли не мог, не было у него для этого специальных мышц. Чертов придаток осторожно поднимали, приматывали к спине бинтами и полотенцами, в надежде, что колдовство временное и само рассосется-развеется. Но проходили дни и недели, а Дадли так и оставался с хвостиком, из-за чего у него порой начиналась истерика — скоро в школу, ну как он там людям на глаза покажется?

В такие моменты Гарри просто злобой исходил, ненавидя всех волшебников скопом и мечтая лично спалить Хагрида на хорошем таком костре. В своих злобных, мстительных мечтах он представлял, как приковывает дурака к столбу цепями, обкладывает его со всех сторон кубами пересушенного хвороста, так, чтобы получилось гигантское каре, густо-густо поливает всю эту красоту газовым концентратом, а потом… потом… Тут Гарри задумывался, чем всё это подпалить, спичкой или факелом? После недолгих размышлений он принимал решение, что лучше всего факелом — открытого огня больше и жарче будет вспышка, прямо огненный взрыв. Пых — и вся конструкция в считанные секунды окутывается ревущим жарким пламенем.

Наверное, именно так и рождаются святые инквизиторы, охваченные праведным гневом…

Когда стало понятно, что хвост не собирается исчезать сам по себе, Дурсли решили обратиться к помощи медиков, требовалось хирургическое вмешательство. Для этого они поехали в Лондон, где нашли маленькую частную клиничку. И там за хорошую плату Дадли сделали операцию по удалению придатка-атавизма. Бедный Дадлик, он думал, что помрет от позора, но молодой и веселый врач утешил задетое самолюбие мальчика, рассказав, что неделю назад он удалил точно такой же хвостик у мужчины, а буквально вчера прямо вот здесь сидела девочка с заячьей губой.

Теперь у Дадлика целую неделю болел шов, и он опять свалился с температурой. И снова Гарри закипал от бешенства на идиотов-магов, инквизиторские костры по ним уже не плачут, а рыдают и колотятся в истерике. Да какие костры? Вы о чем? Гарри хотел их уже просто расстрелять из автоматов бронебойными пулями, высадить в них две полные обоймы.

Чтобы немного утешить больного кузена, Гарри распотрошил свою свинью-копилку, собрал мелочь и отнес в магазинчик фототехники. И ткнул пальцем в новенький «Поляроид». Продавец посмотрел на горку мелких монет, потом на ценник и поднял брови. Однако к мальчику он отнесся с уважением, ведь старался ребёнок, собирал, копил… Старательно и терпеливо пересчитал пенсы и соверены. Гарри, глядя, как растут столбики монет, и понимая, что на аппарат не хватит, достал из кармана золотой галлеон.

— Мистер, а вот это я на стройке нашел. Как вы думаете, она настоящая?

Продавец с интересом посмотрел на монету странной формы, протянул руку и взял её. Нацепил на глаз ювелирную линзу и стал рассматривать денежку через окуляр. Прицокнул языком.

— На стройке?

— Не совсем, — на всякий случай передумал Гарри. — Неподалеку, в каменоломне. В карьере.

— Я дам за неё пять фунтов, — решил продавец, смахнул в кассу монеты и снял с полки фотоаппарат.

Гарри понял, что аппарат ему отдали с доплатой, поблагодарил продавца, забрал фотик и был таков. Подарку Дадли обрадовался, сказал, что он хотел подержанный взять, а тут новый. Разговор с дядей Верноном насчет волшебного золота ни к чему не привел. Вернон, фыркая в усы, заявил, что времена пиратов в нормальном мире давно прошли, а связываться с гоблинами себе дороже. Ну сам посуди, племянник, единственный банк в магмире и тот принадлежит зеленорожим троглодитам, что-то тут нечисто, а? Гарри понял сомнения дяди и оставил эту тему в покое.

Остаток этого августа Гарри посвятил изучению покупок. Осмотрел учебники, котел, весы, мантии и палочку, обозрел всё это «богатство» и крепко приложился ладонью к лицу — капец! И со всем этим ему предлагалось ехать в неведомый Хогвартс на целых десять месяцев? Он бы, конечно, совсем не поехал, но не отвертеться теперь от Хогвартса, вон какой дурдом с письмами устроили, и даже представить страшно, что будет, если он не явится в положенное время на перроне…

Глава 7. Попутчики

В одну из последних ночей августа Гарри разбудил звон сработавшей крысоловки.

Подпрыгнув на постели, мальчик рывком сел и испуганно вытаращился в темноту, вслушиваясь в эхо стихающего звона. Он доносился со стороны школьного сундука, чья крышка была откинута, так как Гарри каждый день что-нибудь добавлял к куче барахла. Включив свет, он с опаской подошел к сундуку, выглядывая среди одежды клетку. А вот и она…

В крысоловке сидела ящерка с крайне оскорбленным выражением на мордочке и вредненько смотрела на Гарри, сдавленно шипя что-то «сквозь зубы». Что-то очень ругательное. Гарри с изумлением рассматривал гостью, отмечая её крупные размеры, примерно с кошку, и интересную масть — шоколадная с оранжевыми кругами… Не рискнув прикоснуться к клетке, Гарри сбегал в комнату дяди и тёти и, разбудив, привел в свою спальню. Реакция родственников была весьма неоднозначной. Тётя Петунья умиленно-удивленно воскликнула:

— Тортик!

А дядя Вернон захохотал, колыхаясь огромным пузом:

— Оно живо! Столько лет прошло, а оно всё это время, оказывается, жило в нашем доме!

— Да кто это? — взвыл Гарри, чуть не умирая от любопытства.

Ему объяснила Петунья:

— А это Тортик, который я испекла на третий День рождения Дадли. У тебя тогда произошел первый магический выброс, и ты превратил именинный тортик в ящерицу. Каким-то непостижимым образом ты оживил кондитерское изделие… Ты этого, наверное, уже не помнишь, но у нас с Верноном был шок, когда оживший торт удрал со стола.

Гарри слушал и ошеломленно разглядывал свое нечаянное творение. Дядя, похохатывая, от души хлопнул племянника по спине:

— Силен! Вон, до сих пор живое. Вот что твоя магия творит!

Тётя задумчиво добавила:

— Говорят, от первой улыбки младенца где-то рождается фея… Ну, чего не видела, того не видела, зато точно знаю, что от первого стихийного выброса мага рождается огненная саламандра.

Гарри совсем успокоился, присев, открыл ловушку. Тортовая саламандра неспешно вылезла, ненадолго замерла на краю сундука, а потом ка-а-ак стреканула прочь и с тихим хлопком исчезла в стене, оставив Дурслей и Гарри с неловким ощущением того, что их одурачили. Ведь получалось, что она с таким же успехом могла и из клетки удрать…

Так что никто даже не удивился, когда в день отъезда Гарри саламандра обнаружилась всё в той же крысоловке. Стало ясно, что Тортик намерена ехать вместе с мальчиком.

Правда, тётя всё же выразила опасение — а не прицепится ли какой-нибудь ученый-натуралист к ящерице неизвестного науке вида? На что Гарри ответил, что ничего страшного, если что, он скажет, что это катцельвурм, ведь никто в мире достоверно не знает, как на самом деле выглядит татцельвурм-штолленвурм… А что касается волшебников, то они даже не спросят, что за кракозябру студент везет.

Этим утром Гарри проснулся очень рано. Поняв, что больше не заснет, он встал и начал неторопливо собираться. Сложил в сундук и рюкзак последние мелочи, потом пошел в ванную, где минут сорок отмокал, зная, что снова искупаться ему доведется нескоро. Тщательно вымылся, два раза помыл голову. Высушился, оделся и поскакал на кухню, достал из холодильника хлеб, колбасу и сыр и принялся сооружать бутерброды себе в дорогу.

Вскоре к нему присоединилась тётя и прибавила к бутербродам свежие булочки, куриные окорочка в панировке и какао в термосе. Вся эта вкуснятина была любовно и аккуратно уложена в дорожную синюю сумку на длинном ремне.

Гарри смотрел на тётю и понимающе вздыхал, глаза Петуньи были красные от недосыпа и выплаканных слез: вчера она собирала и провожала Дадли в Смелтинг, сегодня собирает в дорогу племянника. Было с чего расстроиться.

Здесь же на столе стояла кошачья переноска, приобретенная для Тортика, как только стало понятно, что она практически ручная, просто со своеобразным чувством юмора, как и вся странноватая магия Гарри, впрочем. Так-то ящерица владела пространством, как своей ногой, могла запросто телепортироваться куда и как угодно, хоть в Антарктиду. За ней было интересно наблюдать, у неё, как ни странно, была очень выразительная мимика, и своей мордочкой она могла выразить целую гамму-палитру чувств.

Дурсли были очень обрадованы тем, что она, оказывается, все семь лет прожила у них в бойлерной, охотясь на пауков и тараканов. На то, что ящерка таскала еду с кухни, Дурсли великодушно махнули руками — пустяки, ничего катастрофически важного она не натворила и ладно. Сочли даже, что она их тайный хранитель домашнего очага вроде брауни или домового.

Гарри и тётя Петунья в полном молчании просидели на кухне до тех пор, пока не проснулся Вернон, а когда тот встал, плотно позавтракали, после чего отправились на улицу, к машине. Гарри был готов ехать. К ним от седьмого дома прибежал Тревис Диксон, и Гарри, опустившись на корточки, долго ласкал сильно постаревшего терьера. Они, как Нелло и Патраш, являлись ровесниками, им обоим сравнялось по одиннадцать лет, только мальчик был очень юн, а пёс приближался к закату своей жизни.

Наласкавшись и хорошенько попрощавшись, Гарри, шмыгая носом, забрался на заднее сиденье семейного автомобиля, пристегнулся и уныло уткнулся в окно, ничего, впрочем, не видя за стеклом. Было ужасно грустно уезжать с родной Тисовой улицы, на которой Гарри чуть ли не с рождения знал каждый кирпичик, каждый камушек… Сейчас она, эта улица, медленно убегала назад, и взгляд Гарри был прикован к черному столбику возле гаража четвертого дома — Тревис Диксон, маленький и одинокий, сидел и печально смотрел вслед.

Тётя Петунья по старой привычке жевала щеку, дядя Вернон натужно сопел в усы, а Гарри всё смотрел и смотрел назад, хоть Тревиса Диксона давно скрыли расстояния и повороты.

В десять тридцать приехали на вокзал Кингс Кросс. Дядя Вернон погрузил багаж Гарри на тележку и докатил до нужного места — разделительной стенке между платформами девять и десять. Остановился и хмуро посмотрел на племянника. Кивнул и пробурчал:

Глава 8. Сломанные стереотипы

К тому времени, когда поезд допыхтел до последней станции, за окнами полностью стемнело. Гарри посмотрел на часы, они показывали половину восьмого. Ясно, ехали около восьми часов с парой остановок.

Захар встал, поправил мантию и насмешливо обратился к Гарри:

— Ну, Гаврила, пошли? Мы приехали.

Гарри фыркнул и тоже поднялся. Гермиона неуверенно посмотрела на сумки, но Захар покачал головой:

— Нет, барышня-крестьянка, наш багаж доставят отдельно.

Толкаясь в узком коридоре, дети медленно прошли в тамбуры, а оттуда спрыгнули в темноту и чавкающую грязь. Гарри едва сдержал ругательства, когда его кроссовки по самые шнурки окунулись в невидимую во мраке жижу. Взвизгнули и заныли девочки и аристократики, обутые в лодочки, туфельки и лоферы с элегантными ботиночками.

Гарри широко растопырил глаза, тщетно пытаясь хоть что-то рассмотреть в кромешной тьме, которую не мог рассеять даже свет из окон вагонов. Где-то впереди вспыхнул неяркий керосиновый фонарь, и ребята двинулись к нему, как на свет маяка. В его свете Гарри разглядел здание вокзала, а перед ним ряд карет. Было в них что-то странное, неправильное, как будто чего-то не доставало, но Гарри не успел понять, чего именно… Его отвлек громкий крик:

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда!

Сообразив, что он тоже первокурсник, Гарри развернулся и пошел на голос Хагрида, с тоской отмечая, что все старшие ребята продолжают стекаться к… Тут до него вдруг дошло, чего в них не хватает — кареты были без лошадей! Слегка прифигев, Гарри, спотыкаясь, плелся в толпе, держась позади Захара. Под ногами противно хлюпало и чмокало, подошвы скользили, забрызгивая грязными каплями подолы мантий… Окружили дети Хагрида и его фонарь, тот радостно оглядел кислые и откровенно злые лица и как ни в чем не бывало прогудел:

— Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной!

Поскальзываясь и спотыкаясь, они шли вслед за Хагридом по узкой дорожке, резко уходящей вниз. Кто-то чихнул сзади, и Гарри вздохнул, начиная понимать, что цивилизация надолго осталась вне досягаемости и что больных тут ждет клизма и касторка.

К темноте прибавились холод и раздражение — хорошо же тут встреча организована, ну просто слов нет!

Жидкая глина налипала всё гуще, и всё тяжелее становилась мокрая мантия. Бредя за кем-то, Гарри, к своему отчаянию, почувствовал, как в носу становится влажно, и несколько раз шмыгнул, потом, за неимением платка, утер нос рукавом.

— Еще несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! — крикнул Хагрид, не оборачиваясь. — Так, осторожно! Все сюда!

— О-о-о! — вырвался дружный восхищенный возглас. Они стояли на берегу большого черного озера. А на другой его стороне, на вершине высокой скалы, стоял гигантский замок с башенками и бойницами, а его огромные окна отражали свет усыпавших небо звезд. Гарри снова вздохнул и, сдаваясь на милость природе, громко и с наслаждением чихнул — вот тебе подарок, школа, пара миллионов вирусов имени Гарри Поттера… И я не виноват, встречать нормально надо было.

— По четыре человека в одну лодку, не больше, — скомандовал Хагрид, указывая на целую флотилию маленьких лодочек, качающихся у берега. Гарри хмыкнул — ну-ну, к простуде прибавим воспаление легких от сырого воздуха. И отошел в сторонку, избегая давки и столпотворения, и стал терпеливо ждать, когда толпа маленько рассеется. Так же поступил и Захар, так что в лодке они оказались вместе с Гермионой и ещё с кем-то.

— Расселись? — прокричал Хагрид, у которого была личная лодка. — Тогда вперед!

Флотилия двинулась, лодки заскользили по гладкому, как стекло, озеру. Все молчали, не сводя глаз с огромного замка. Чем ближе они подплывали к утесу, на котором он стоял, тем больше он возвышался над ними. Гарри тоже сперва смотрел на замок, но потом его внимание переключилось на клубы белого тумана, стелющегося по поверхности озера. Туман был очень холодный, он заползал в рукава и за воротники, нежно ласкал и облизывал щеки, обещая бонусом лихорадку и жар к простуде.

— Пригнитесь! — зычно крикнул Хагрид, когда они подплыли к утесу. Все наклонили головы, и лодки оказались в зарослях плюща, который скрывал огромную расщелину. Миновав заросли, они попали в темный туннель, который, судя по всему, заканчивался прямо под замком, вскоре причалили к подземной пристани и высадились на камни.

— Эй, ты! — крикнул Хагрид, обращаясь к какому-то мальчику, в котором Гарри признал Невилла. Великан осматривал пустые лодки и, видимо, что-то заметил. — Это твоя жаба?

— Ой, Тревор! — радостно завопил Невилл, протягивая руки и прижимая к себе свою жабу. Хагрид повел их наверх по каменной лестнице, освещая дорогу лампой-керосинкой. Вскоре все оказались на влажной от росы лужайке у подножия замка. Еще один лестничный пролет — и теперь они стояли перед огромной дубовой дверью.

— Все здесь? — поинтересовался Хагрид. — Эй, ты не потерял еще жабу?

— Нет, не все! — с досады и злости громко крикнул Гарри, прежде чем Хагрид успел отвернуться.

— Да! Джонни Вайсмюллера не хватает! — понятливо подхватил эстафету умница Захар. Гермиона прищурилась, но поправлять и вмешиваться в мальчишечью игру не стала.

— Чегось? Кого не хватает? — испугался Хагрид, лихорадочно оглядывая и запоздало пересчитывая детишек.

— Джонни потерялся! — трагически воскликнул Гарри, патетично вздымая руки и потрясая ими. — Он с нами в одном купе ехал…

— А с ним котеночек сиамский, по кличке Тарзан… — жалобно всхлипнул Захар.

Среди магглорожденных пробежала волна смешков. Они сразу поняли, в чем дело, и теперь с интересом следили за развитием событий. Хагрид, видя понимающие глаза, только пуще уверился в том, что потерялся какой-то Джонни, вон сколько ребят его знают, и занервничал — как это он умудрился прозевать ребёнка?!

Поняв, что верзила поверил и вот-вот начнет паниковать и творить глупости, Гарри и Захар принялись его успокаивать и уверять, что пошутили, что на самом деле никто не потерялся. Нескоро и не сразу, но это им удалось. Убедившись же, что все в порядке, изрядно перетрусивший Хагрид поднял свой огромный трясущийся кулак и нервно грохнул в дверь замка три раза.

Глава 9. Маленький философ

Только к пятнице Гарри оправился полностью.

Среду и четверг он провел в полусне, лишь краем сознания понимая, что его факультет находится в подземельях, что в комнате нет окон, но есть огромный камин в гостиной и что она отделана в серебристо-зеленых тонах. А тем, сколько у него соседей по комнате, Гарри заинтересовался только в пятницу утром.

Проснувшись и задавшись этим вопросом, Гарри понял, что совершенно выздоровел. Прислушался к себе и обрадовался — точно здоров! Температуры нет, вернулся аппетит, и появился интерес к окружающему миру. Откинув одеяло и раздвинув полог, Гарри выбрался из постели и с любопытством осмотрелся — ого, шикарная комната!.. Четыре роскошные кровати с тяжелыми пологами, два дубовых письменных стола, четыре стула. Две стены заняты стеллажами, ещё одна — совмещенным гардеробом. В изножье каждой кровати стоит сундук.

Вспомнив про Тортика, Гарри тут же окинул взглядом помещение в поисках переноски и увидел её возле прикроватной тумбочки. Конечно же, она оказалась пустой, Гарри опустился на колени и стал ползать по всей комнате, заглядывая под кровати. Стук коленок и шорохи разбудили однокурсников. Ребята, сонно зевая, высунулись из-за пологов и с легким недоумением уставились на пятую точку Поттера, выглядывающую из-под кровати Гойла. Драко протер глаза и опасливо обратился к пестреньким семейным трусам, обтягивающим тощий поттеровский зад:

— Э-э-э… а что ты делаешь?

Гарри выбрался из-под кровати и посмотрел на Драко, а потом… — вот же пакостник! — шепнул:

— Не шевелись. Она смертельно ядовитая…

Драко замер, его серые глаза от страха вытаращились и стали голубыми, одними губами он едва слышно прошептал:

— Кто?..

Гарри показал на переноску:

— Она сидела вот тут. А сейчас её тут нет, и я боюсь, что она уже к кому-то прикоснулась. К кому-то из вас.

— А что будет, если она к кому-то прикоснется? — тонким мышиным голосом спросил Драко.

Гарри сел на ковре по-турецки, обнял ноги ладонями и начал вещать:

— От соприкосновения с кожей начинается зуд, который переходит в чесотку, появляется внезапно и характеризуется выраженностью симптомов: волдыри имеют яркий окрас и выпуклость, сильный зуд усиливается от прикосновений, чувствуется жжение. Заболевание, как правило, является реакцией на контакт с аллергеноносителем и быстро проходит. В среднем, симптомы пропадают за два часа.

Но если у тебя чувствительная кожа, то, к сожалению, её ядовитая железа является крайне едкой и отравляет твой организм насквозь, что свидетельствует о наличии в организме каких-либо нарушений. Это могут быть инфекции, проблемы с желудочно-кишечным трактом, печенью и тому подобное. В отличие от острой формы, хроническая форма имеет смазанную симптоматику: сыпь не столь яркая и менее интенсивная. Однако сильный зуд присутствует почти всегда, доводя некоторых пациентов, у которых наблюдается сыпь на теле, до невротических расстройств. Также к данным симптомам могут добавляться общее недомогание, слабость, повышение температуры тела, головные боли, тошнота, понос.

Заболевание ужасно трудно лечить, да его лечение следует полностью исключить, так как прием зелий может спровоцировать отек Квинке и привести к серьезным последствиям, вплоть до летального исхода.

Как вы понимаете, Гарри внаглую и сильно преувеличенно оттарабанил симптомы самой обычной крапивницы, но бедный-то Драко об этом не знал… Поэтому к концу монолога он практически распрощался с жизнью, весь покрылся потом и побелел до синевы. А когда по полу к Гарри прошмыгнула коричневая ящерица, Драко от ужаса чуть из кожи не выскочил — так перепугался…

— Это… это оно? — прозаикался он, выглядывая из-за спины Гойла, и осекся. Потому что Гарри спокойно и как ни в чем не бывало погладил «смертельно ядовитую» тварь. Ну а при виде ехидных глаз Поттера до Драко начало кое-что доходить. И понятное дело, он взбеленился и возмущенно заорал: — Так ты наврал? Ты сочинил весь этот ужас?! Поттер, да ты скотина!

Нащупав подушку, Драко с гневным воплем запустил ею в Поттера, с тихим смешком Гарри ловко поймал летящий пуховой снаряд и кинул обратно. В Драко он попал, потому что тот, ослепший от бешенства, не успел среагировать, и огромная подушка припечатала его к кровати, почти полностью погребя под собой.

Вроде не очень благоприятное начало для знакомства, но мальчишки… они такие мальчишки, Малфою и Гойлу с Креббом оно пришлось по душе. Все трое по достоинству оценили и одобрили жестковатую шуточку Поттера. А его ящерица по имени Тортик произвела сильное впечатление, когда ребята узнали, что она — неизвестный науке вид. Разумеется, Гарри умолчал о том, что он сам её создал. Рано пока его друзьям знать о его мастерстве создавать элементалей, тем более что он и сам ещё не понимал, как он такое чудо сотворил во младенчестве — оживил кондитерское изделие.

В пятницу же, если помнится, проводится первый урок зельеварения, и сразу после завтрака. Ну а на самом завтраке к Гарри спикировала Поляроид с письмом на лапке. Села на стол и вылупилась на Гарри. Тот проводил взглядом пару перышек, улетевших в его кубок с тыквенным соком, и скривился, отставил бокал в сторону. Потом сварливо забрюзжал, обращаясь к птице:

— Фуй… какая ты нечистоплотная! А это что? — палец обличительно указал на письмо. — Это от кого? Ты чья птица? Моя? Тогда какого лешего ты даешься в чужие руки?!

Казалось, каждое новое слово было тяжелее предыдущего, и пристыженная сова всё ниже и ниже склонялась под неподъемным грузом обвинительных и справедливых претензий. В конце концов она совершенно распласталась перед тарелкой, распростав крылья и обреченно зажмурившись. Высказавшись, Гарри сменил гнев на милость и отвязал послание от лапки. Развернув и глянув на имя отправителя, он хмыкнул и примирительно буркнул:

— От Хагрида. Ладно, ему можно… всё-таки это он тебя купил и подарил мне. Но впредь смотри — чужим не даваться!

Сова сдавленно ухнула, принимая условия строгого хозяина. Прочитав приглашение великана, Гарри равнодушно пожал плечами и скомкал его. Симпатии к Хагриду он не ощущал и в гости к нему не собирался. Поляроид вопросительно посмотрела на смятый комок, Гарри погладил её по спинке и доверительно шепнул ей: