Где равенство, там нет выгоды

Пролог

Мила проснулась от гудка раньше обычного времени. Звук врезался в её сон, как нож в масло — резко, безжалостно, окончательно разрушая последние остатки мира, где она могла быть собой. Лежа с закрытыми глазами, девочка считала секунды до того момента, когда придется открыть их и признать начало еще одного дня в чужой жизни. Семь ноль-ноль показывали часы на тумбочке, а система «Новый мир» работала с точностью швейцарского механизма, отмечая каждое пробуждение своих юных граждан. Где-то в административном центре компьютер уже зафиксировал: Мила Сергеева, ID 2847-НМ, проснулась в доме семьи Волковых по адресу улица Равенства, дом 15, квартира 42. Приемная дочь номер четыре за два года существования в новой реальности.

Наконец открыв глаза, она увидела тот же белый потолок.

Потолок был идеально белым — таким же, как во всех домах «Нового мира», где стандартная планировка сочеталась со стандартной мебелью и стандартными судьбами людей, старавшихся быть как можно более похожими друг на друга. Различались только лица, но даже они со временем приобретали одинаковое выражение покорности системе, которая обещала счастье через равенство возможностей.

Мила потянулась к телефону, и экран ожил под её прикосновением, высветив уведомление, которого она ждала и боялась одновременно. Сообщение светилось холодным синим светом, напоминая о том, что время в её нынешней жизни подходит к концу.

«Осталось 12 дней до планового перехода в новую семью. Новая принимающая семья: Костенко Андрей Викторович и Костенко Елена Сергеевна, специализация которых включает физическое развитие и спортивную подготовку подростков». Далее следовали рекомендации по подготовке: базовые навыки игровых видов спорта, развитие выносливости, умение работать в команде. Стандартный набор требований, который должен был подготовить её к жизни среди людей, для которых мышцы были главнее души, а результат на соревнованиях — единственным мерилом успеха. В конце сообщения красовалась подпись: «С наилучшими пожеланиями, Департамент семейного равенства», и подпись казалась издевкой над тем, что называлось заботой о детях.

Двенадцать дней оставалось до очередной смены декораций в спектакле её жизни.

Сидя на кровати и подтянув колени к груди, Мила пыталась представить себя среди Костенко — людей, которые наверняка будут заставлять её бегать по утрам, играть в волейбол и есть протеиновые коктейли. Двенадцать дней, чтобы смириться с мыслью о том, что её рисунки снова станут ненужными, а планшет для творчества превратится в бесполезную игрушку, пылящуюся в углу комнаты.

Взгляд её скользнул по стенам временного пристанища, которые Наталья Волкова разрешила украсить рисунками — редкая роскошь среди приемных родителей, предпочитавших не позволять детям «слишком обустраиваться» в домах, где они проводили лишь полгода своей жизни. На стене напротив кровати висел портрет мамы — настоящей мамы, той женщины, что родила её пятнадцать лет назад и с которой Мила прожила первые тринадцать лет, не подозревая о том, что впереди её ждет жизнь среди чужих людей.

Мама улыбалась с портрета, но глаза у неё были грустными — такими, какими Мила запомнила их в последний день совместной жизни.

Тогда, два года назад, пришло уведомление о внедрении программы «Равных возможностей», и мамин голос дрожал, когда она говорила: «Солнышко, так будет лучше для тебя». Рядом с портретом мамы висел быстрый, нервный набросок папы, сделанный по памяти после того, как Мила поняла — черты его лица начинают стираться из памяти. Папа работал инженером, любил джаз и читал ей сказки перед сном, а теперь жил с чужим ребенком, пока его дочь изучала программирование у чужих людей. В правом углу стены располагался автопортрет — девочка с вопросительными знаками вместо глаз, под которым детским почерком было написано: «Кто я?» Мила нарисовала его три месяца назад, в день пятнадцатилетия, которое отмечала с семьей Волковых среди купленного торта, подаренного планшета и неловко спетой песни «Happy Birthday».

Тогда она поняла — день рождения празднует не она, а девочка по имени Мила, временно живущая в семье программистов.

За окном «Новый мир» просыпался под звуки того же гудка, что разбудил её. В соседних домах загорались окна — точно такие же, как её окно, за каждым из которых просыпался ребенок в чужой семье, кто-то из которых уже привык к такой жизни, а кто-то еще сопротивлялся системе.

Но система работала безупречно: каждые полгода происходила перезагрузка жизни, приносившая новую семью, новые навыки и новые возможности развития, которые должны были сделать всех детей «Нового мира» универсально подготовленными к любым вызовам будущего. «Равные возможности для всех» — гласили лозунги на билбордах, установленных на каждом углу города. Мила взяла планшет — подарок семьи Волковых — и начала рисовать единственное, что принадлежало только ей в мире принудительного равенства.

Линия за линией, штрих за штрихом на экране появлялась обычная девочка с печалью в глазах.

Девочка, которая каждые полгода становилась дочерью новых людей, изучала новые предметы, осваивала новые навыки, но никогда не становилась собой — всегда дочерью, всегда ученицей, всегда адаптирующейся, но никогда просто Милой. Рисуя, она думала о фразе, услышанной на прошлой неделе в документальном фильме об истории социальных экспериментов, который показывала ей Наталья Волкова.

«Где равенство, там нет выгоды», — говорил Маркс про товарный обмен, но Мила чувствовала, как слова приобретают новый смысл в контексте её жизни.

В их городе все было равным: дома, зарплаты родителей, возможности детей — но почему тогда все выглядели такими несчастными? Почему Наталья Волкова плакала по ночам, думая, что Мила спит, а её собственная мама, встреченная случайно на улице месяц назад, выглядела как человек, потерявший всякий смысл существования?

«Мила, завтрак готов!» — раздался голос за стеной.

Наталья Волкова, приемная мама номер четыре, программистка тридцати восьми лет, которая взяла Милу в семью, потому что система рекомендовала развивать технические навыки у художественно одаренных детей. Добрая женщина научила её основам Python и JavaScript, показала красоту алгоритмов, объяснила элегантность математических формул, но каждый раз, когда Мила рисовала вместо программирования, в глазах Натальи появлялось недоумение: зачем тратить время на то, что не пригодится в следующей семье? «Иду!» — крикнула Мила, закрывая рисунок и поднимаясь с кровати. Подойдя к окну, она посмотрела на улицу, где где-то жили её настоящие родители, где-то стоял дом, который она до сих пор считала своим, где-то существовала девочка, которую она когда-то называла собой.

Глава 1. Алгоритм справедливости

В понедельник утром, ровно в 7:15, когда коридоры школы №7 «Нового мира» еще пустовали в предрассветной тишине, Мила Сергеева сделала то, что могло изменить её жизнь навсегда — она включила камеру телефона и начала говорить правду о системе, которая превратила детей в товар. Сидя на подоконнике в дальнем крыле здания, где утром не ходили охранники, она направила объектив на себя и произнесла слова, которые вынашивала в голове уже несколько недель: «Привет, меня зовут Мила, мне пятнадцать лет, и я хочу рассказать вам о том, как работает обмен детьми в нашем городе». Голос её дрожал от волнения и страха, но камера продолжала записывать, фиксируя каждое слово девочки, которая впервые решилась публично проанализировать экономику своей собственной жизни.

За окном медленно разгорался рассвет, окрашивая одинаковые дома в мягкий розовый цвет, но Мила видела только экран телефона, где отражалось её лицо — бледное, решительное, готовое объяснить то, что взрослые предпочитали не замечать.

«Два года назад у меня была семья — настоящая семья, где существовала прибавочная стоимость любви», — начала она, используя термин, который изучала на уроках обществознания, хотя тогда не понимала его применения к собственной жизни. «Мама вкладывала в меня больше, чем получала обратно, папа тратил время и силы на мое развитие без ожидания немедленной отдачи — так устроена настоящая семья, где люди готовы отдавать больше, чем берут».

Мила говорила медленно, подбирая слова, которые могли бы объяснить сложные экономические отношения простым языком, доступным её ровесникам. «Потом пришла система равных возможностей и сказала: каждый ребенок должен получить одинаковый набор навыков, равный доступ ко всем видам деятельности». Пауза, во время которой девочка собиралась с мыслями. «Знаете, что получилось на самом деле? Нас превратили в товар, который обменивают по принципу эквивалентности — ребенок на ребенка, навык на навык, полгода на полгода».

Слова резали её изнутри, но она продолжала говорить, потому что молчание означало согласие с системой.

«Маркс писал: где равенство, там нет выгоды», — продолжила Мила, вспоминая фразу, которую недавно изучали на уроке истории. «Он говорил про товарный обмен, но я поняла — когда детей обменивают как товары равной стоимости, никто не получает настоящей выгоды». Девочка смотрела в камеру, пытаясь донести мысль, которая казалась ей революционной в своей простоте. «В настоящей семье родители готовы вкладывать в ребенка больше, чем он может дать им взамен, а ребенок получает любовь, которая не требует немедленной отдачи — получается неравный, но выгодный для всех обмен». Загрузив видео в TikTok под хештегом #товарныйобмен, она пошла на урок математики, не подозревая, что запустила процесс, который заставит многих людей пересмотреть свое отношение к системе равных возможностей.

Первый урок тянулся мучительно медленно, пока Мила решала уравнения и думала об экономике человеческих отношений.

Виктор Петрович — седой математик, который преподавал в школе уже тридцать лет — был одним из немногих учителей, кто помнил времена до системы и мог сравнивать то, что было, с тем, что стало. Садясь за парту, Мила украдкой проверила телефон — видео посмотрели уже сто человек, что было необычно для её аккаунта, обычно посвященного рисункам. Но сегодня цифры росли быстрее, и каждый новый просмотр означал еще одного человека, который услышал её анализ системы через призму экономической теории. «Сергеева, убери телефон», — строго сказал Виктор Петрович, но в его глазах Мила увидела не раздражение, а что-то похожее на понимание — возможно, он догадывался о том, что происходит в душах его учеников, которые каждые полгода меняли семьи как перчатки.

В перемену к Миле подошла Ника Самойлова — тихая одноклассница, с которой они почти не общались.

«Я посмотрела твое видео», — сказала Ника, оглядываясь по сторонам. «Ты говорила про эквивалентный обмен... А я думала об этом по-другому». Девочка говорила тихо, словно боялась, что её услышат не те люди. «Мой брат живет в другом районе уже год — система сказала, что нам полезно развиваться отдельно. Но знаешь, что странно? Семья, которая взяла его, получила мальчика, который умеет программировать, а отдала девочку, которая только учится этому». Мила слушала и понимала — Ника нащупала важную мысль о неравноценности обмена, который система называла справедливым. «Получается, некоторые семьи получают больше, чем отдают?» — уточнила Мила. «Именно», — кивнула Ника. «И самое интересное — чиновники, которые управляют этими обменами, сами в них не участвуют. Их дети живут с ними постоянно».

Тогда Мила поняла — система равенства работает только для тех, кто не имеет власти её изменить.

Во время большой перемены, спрятавшись в библиотеке, она записала второе видео — на этот раз про то, кто получает настоящую выгоду от системы равных возможностей. «Представьте рынок, где торговцы меняют товары, но сами торговцы в обмене не участвуют», — начала Мила, развивая мысль Ники. «Они получают процент с каждой сделки, контролируют цены, устанавливают правила, но их собственные товары никогда не попадают на рынок».

Девочка говорила все увереннее, чувствуя, как в её голове складывается понимание настоящей экономики системы. «В нашем случае чиновники, педагоги, психологи получают зарплаты за то, что управляют нашими переходами, изучают эффективность системы, пишут отчеты о нашем развитии — но их собственные дети остаются вне этого обмена». Пауза, во время которой Мила формулировала главную мысль. «Получается, мы создаем прибавочную стоимость для взрослых, которые работают в системе, а сами получаем только равный обмен — ребенка на ребенка, полгода на полгода».

После школы цифры на счетчике просмотров показывали уже полторы тысячи, а комментарии множились каждую минуту.

«Боже, никогда не думал об этом как о рынке», писал @artem_code. «Ты права, мы как товар, который продают и покупают», добавляла @sonya_piano. Но больше всего Милу поразил комментарий от пользователя @economics_teacher: «Студентка, вы делаете правильные выводы. Маркс писал именно об этом — класс, который контролирует средства производства, всегда получает прибавочную стоимость от труда тех, кто этими средствами не владеет».