Гений

Аннотация

Что может быть общего у дочери мэра города и первого хулигана на районе? Разные судьбы, разные мечты, разные возможности. Но в ночь выпускного бала Илья спас Машу от приставаний пьяного прохожего. А на утро их пути разошлись: ей предстояло поступление в престижный университет, а он выбрал службу по контракту.

Пролог

Я смотрел на нее весь вечер. Смотрел, но ни подойти, ни заговорить не смог. Боялся. Было страшно понимать, что объект моих, пожалуй, самых счастливых воспоминаний – меня не помнит. Для нее я совершенно чужой человек. Незнакомый. Который не нужен ей в нынешней жизни. Она счастлива. Весь вечер улыбается своему фотографу. А он ее лапает в ответ. То обнимет, то погладит, то поцелует. Без стеснений и ужимок. Конечно, а чего ему стесняться? Он ведь ее парень, имеет право в любой момент и целовать, и трогать. Будущий муж, как я слышал. Муж! Я возненавидел это слово, которое являло собой приговор в высшей мере. От одной этой мысли внутри будто что-то передергивало, и орать хотелось во все горло. Я ревную? Да. И ненавижу себя за это. Потому что не имею никакого права ревновать. Потому что все права я потерял, когда сел в тот чертов поезд семь лет назад.

… Мог ли я тогда остаться? Наверное, мог. Если бы хоть на секунду представил, что кому-то нужен – не раздумывая, отозвал бы контракт. Отслужил бы срочником пару лет где-нибудь под столицей и вернулся бы тем же эгоистом, каким и был до этого. А что имею сейчас? Пробитое легкое, лицо в шрамах и военные награды. Не ахти какое богатство. Да, и плевать. Скоро закончатся увольнительные, я вернусь в свой привычный мир, и девочка, воспоминания о которой все эти годы грели душу под бронежилетом – останется в прошлом. Ну, а пока я могу наблюдать за тем, какой красивой и взрослой она стала. Высокая, стройная, темные локоны тяжелыми волнами на спину падают. И только глаза, ее огромные зеленые глаза остались такими же ясными и открытыми, какими я их запомнил. Даже издалека я различал зелень на радужке.

- Илюш, давай выпьем за будущее? – не самая лучшая идея, думая об одной девушке, выбрать другую, но сегодня мне это необходимо. – Ведь каким бы не было наше прошлое, пусть оно останется там, где ему самое место. Далеко позади. А впереди у нас только счастье, легкость, радость и любовь!

Оля явно на что-то намекала, и даже своим закостенелым и загрубевшим в военных действиях разумом я понимал, что именно она имеет в виду. Я ей нравился. Более того, много лет назад она была в меня влюблена и даже предлагала встречаться. Только тогда мои мысли были заняты более низменными, мальчишескими потребностями, нежели романтические приключения, а сейчас… Сейчас я понимаю, сколько важного и интересного я упустил в этой жизни. Сколько событий прошло песком сквозь пальцы. И первое, о чем сожалею, так это о ней. О Маше. Случайной девочке в промокшем от дождя платье. О том, что у нас не случилось первого свидания и первого поцелуя. Мне кажется, что ее губы сладкие, как лесные ягоды, и мягкие, как перышко. Потому что сама девушка выглядит хрупкой и невесомой.

Я сам не понял, как смог прогнать из головы образ, который не покидал меня последние годы. Ольга тянулась ко мне, открывалась, стонала, и ее обнаженная кожа словно зеркало отражала холодный лунный свет.

Нужно жить дальше.

1

Гений снимает ботинки

И падает в нежность коралловых рифов.

Свинцовый подарок на память –

И радует верность запачканных мифов…

(Мураками – «Гений»)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я вяло откидывал от себя мыском ботинка мятую пивную банку, гоняя ее по тротуару как хоккейную шайбу. В старых наушниках, звук в которых нещадно трещал, звучала «Родина» Кости Куляшова. Не патриотично и без энтузиазма, умело нагнетая и без того тягостные мысли в голове.

Домой идти не хотелось. Мать наверняка уже спит, приняв гору антидепрессантов. Она всегда принимает перед сном кучу таблеток – после гибели отца между алкоголем и колесами она выбрала колеса, чтоб совсем уж не скатится вниз по социальной лестнице – хотя куда уж ниже? Поэтому если кто и встретит меня у дверей, то только кот Барсик, и то врядли. Рыжий кусок меха – самое ленивое существо из всех, кого я когда-либо встречал. Подняться со своей лежанки он может только ради естественных позывов. Мне иногда кажется, что не кот – наше домашнее животное, а мы – его. Ведь даже миска с кормом стоит в спальне, рядом с родительской кроватью, а не на кухне, как в любом другом нормальном доме. Надо было вместо кота рыбок завести. Пользы от них больше.

На щеку упала и покатилась вниз, к шее, холодная капля, и я удивленно поднял голову вверх. Начинался дождь, и можно было различить тяжелые тучи над городом. Я даже обрадовался – как раз протрезвею под холодным душем и приду домой уже в нормальном состоянии. Мать не любит, когда от меня наутро несет алкогольными парами. А сейчас перегаром от меня разит за версту – вон, с пацанами выпускной отмечали, прощались. Они завтра документы в вузы понесут, а у меня призыв. Хрен знает, когда в следующий раз увидимся, да и увидимся ли вообще…?

Дождь вошел в раж, я очень быстро промок и начал замерзать. Нет, все-таки надо поспешить домой. Но для начала остановился у небольшого ларька – закончились сигареты. Ленка, моя старая знакомая, работающая тут продавцом, подмигнула и предложила переждать непогоду у себя в ларьке.

-Илюш, промокнешь ведь, заболеешь, - и игриво: - В армию не возьмут.

Вроде бы пошутила, а вроде бы и нет. Все мои друзья и знакомые с самого моего босоногого детства знали, чего я хочу от жизни и к чему планомерно иду. Отомстить за отца, погибшего в Чечне. И для меня это не романтизированная идея, а конкретная цель.

Папу убили по приказу Ибрагима Гафарова – главы одного из чеченских военных кланов. Он тогда долго вел переговоры с правительством нашей страны, чтобы обменять русских пленных солдат на своих офицеров, и когда почти удалось договориться о сделке, отцу и его товарищам отрезали головы. Их убили одним из самых жестоких и средневековых способов, за который Гафаров обязан будет держать ответ. И если наши власти не способны совладать с боевиками, то придется мне это сделать самолично.

-Возьмут, - парировал я. – Теперь меня даже больного в армию возьмут.

-А что так?

-Контракт подписал. На пять лет. Так что теперь все – пишите письма!

Ленка по-детски мило свернула губы трубочкой, изображая удивление, и хотела что-то возразить, но я пресек ее попытку быстрым прощанием:

-Все, до свидания!

Не люблю долгие проводы. Я и пацанам-то только сегодня про повестку рассказал – не хотел раньше времени атмосферу вокруг себя нагнетать. Мать и без этого сама не своя от моего решения, а тут еще и дворовые отговаривать начнут. У старшаков на меня нехилые планы рисуются – в банду меня взять хотят, мол, характер у меня подходящий. При других обстоятельствах я бы, может, и согласился. С бандосами можно подняться на пару уровней жизни и уважаемым человеком стать – тут тебе и бабло, и крыша, и прочие плюшки. Да и риск минимальный. Закончились девяностые, ушла в закат эпоха бригадиров во главе с Сашей Белым. Сейчас все почти открыто и законно.

-А когда уезжаешь? – услышал вслед Ленкин голос. Девушка даже высунула голову в небольшое окошко, чтобы рассмотреть меня напоследок. Запомнить хочет? Ну пусть запоминает, у меня так-то девушки официальной нет, да и неофициальной тоже, поэтому пусть хоть в Лениной памяти я останусь вот таким – молодым и пьяным.

-Утром!

Вот и попрощались. Нет, Ленка – хорошая девушка. Бухает только как мужик, и по этой причине ни один нормальный парень с ней не задерживается дольше месяца. Но добрая. Это она нам Барсика еще котенком отдала. Нашла на улице бездомную беременную кошку и притащила к себе в общагу. А спустя пару недель пристраивала котят в хорошие руки, расклеив объявления по всему району. И честная – на моей памяти не было ни одного недовольного ею покупателя, в отличие от ее напарницы Лиды. Вот Лидку люди не любили и старались в ее смену к ларьку не подходить. Кому червонец недосчитает, кому пиво просроченное продаст. Неприятно с такими людьми дело иметь. С нечистоплотными. А с Ленкой приятно, да…

Мое внимание от Ленки отвлекла девушка. Красивая девушка в красивом платье. Даже не так – очень красивая девушка в очень красивом платье. Будто из музея истории его украла, ей-Богу! Я такие только в сериалах о средневековье видел, вот только сейчас оно висело мокрым тяжелым мешком на хрупких девичьих плечах. Откуда она вообще здесь взялась, в самом нищем и грязном районе города? Заблудилась, что ли? Нет, эта девушка точно не местная – наши девки такие наряды не носят, им яркие топики и короткие юбки подавай, а эта, наоборот, будто на бал собралась. Где-то поблизости обязательно должен быть ее кавалер в костюме под Пушкина, с длинными бакенбардами и во фраке. Врядли она тут одна. Скорее, с театральной труппой решили на страх и риск шаверму местную попробовать.

2.1

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Военврач дядя Боря – человек до мозга костей преданный своему делу. Одному Богу известно, сколько спасенных жизней на его счету. Я сам много раз становился свидетелем, как дядя Боря возвращал с того света пацанов, у которых внутренности на одном честном слове держались, у которых были животы разворочены и половина костей в порошок раздроблена. Да, это было больно, парни орали на весь госпиталь благим матом. Орали, но были живы. Не каждый врач на гражданке может похвастаться такой статистикой. А дядя Боря мог. У него крепкие нервы и удивительная хватка за чужую жизнь. Сколько раз он меня самого спасал? Сколько вытащил из меня пуль и зашил ран? Я уже и считать перестал. А доктор помнит. Удивительно.

-Это уже пятая, Васильев, - рассуждал вслух доктор, обращаясь скорее в пространство вокруг меня, нежели ко мне самому. Потом все же прищурено посмотрел на меня, доставая своим взглядом, кажется, до самого сердца, в самые потаенные его уголки, задевая за еще живые нервы. – Еще пару миллиметров выше – и ты бы остался совсем без легкого.

Я хотел было возразить, но аппарат искусственной вентиляции перекрывает возможность издавать членораздельные звуки. Максимум, что у меня получилось – это закатить глаза. Да, пожалуй, глаза остались единственной частью тела, которая не отзывалась глухой болью на простое движение. О чем там дядя Боря говорит? О легком?

-Не надо на меня так смотреть, - заметил врач мое слабое раздражение. – Следующая пуля может быть в голову, если ты ее и впредь включать не будешь. На кой черт вы за чеченами погнались?

Кажется, я начинаю медленно вспоминать. Наша группа патрулировала улицу, когда возле здания почты остановился грузовик. Выскочили духи и как в одном из лучших сюжетов боевиков – начали палить во все стороны. Таким образом они обычно пытаются показать свою грубость и военную силу. Некоторые так и вовсе из нескольких стволов сразу стреляют, по одному в каждой руке, чтобы нас с толку сбить о своем численном превосходстве. И пока одни стреляли, другие нас обходили. Мы отстреливались и изо всех сил старались держать оборону из четырех автоматов, молясь о скорейшем прибытии подкрепления. Потому что после первого взрыва и последующей за ним автоматной очереди стала ясна цель завязавшейся перестрелки. Нет, это не просто разведывательная вылазка духов. У них есть конкретная цель – почта. Зона коммуникации, а в этом далеком от цивилизации ауле еще и единственная связь с миром. Социально значимый объект, который мы были обязаны сохранить любой ценой, даже ценой собственной жизни. Но последующие несколько взрывов буквально сравняли небольшое здание с землей.

Диверсия удалась. Суки!

Мы с парнями пытались преследовать духов, разорвать их путь к поджидающему неподалеку грузовику, а там, глядишь, и подкрепление к нам подоспеет. Не подоспело… Последнее, что помню – дикое жжение в груди, после которого все внутренности пронзило чем-то острым и горячим.

-Держись, командир! – суетились парни вокруг меня, а я чувствовал, как из уголка рта стекает теплая струйка крови. Верный признак приближающейся смерти. Много раз такое видел, и редко кто выживал после таких ранений.

Очнулся уже тут, в госпитале. С трубкой во рту и болью в грудной клетке, будто мне ее через мясорубку прокрутили. Одно успокаивало – если дядя Боря бухтит, значит, отошла от меня старуха с косой. Не сегодня…

Закрыл глаза, представляя перед собой Машу. Как она сидит рядом со мной на койке, гладит меня по руке, и волосы ее длинным темным водопадом струятся мне на грудь. Так, что я могу чувствовать их свежий запах весны. И глаза ее зелеными каплями росы смотрят на меня, рассматривают, запоминают… Моя девочка.

Едва представил эту картину, и боль начала отступать. В груди разлилось живительное тепло, будто воды из спасительного источника выпил.

«Мы с тобой еще увидимся?»

Снова и снова слышал я во сне ее вопрос, заданным дрожавшим, неуверенным девичьим голосом.

«Конечно»

Разве я солгал? Ни на йоту я не сомневаюсь в своем ответе. Мы обязательно увидимся. Когда-нибудь. Потом.

Именно так я тогда думал, когда уже через пару часов прощался с мамой на перроне. Когда входил в купе с рюкзаком на плечах, в котором лежала домашняя стряпня в дорогу, старый плеер и отцовская зажигалка. Своего рода талисман. Помню, в детстве я засыпал, только если мама клала эту зажигалку, самую обычную, Zippo-вскую – мне под подушку. На кнопку механизма щелкал часто, раз за разом вызывая огонь. Это нехитрое действо помогало расслабиться и переключить мысли на что-то более приятное и далекое, нежели рота уставших, потных бойцов в паре метров от меня.

Сколько прошло лет? Семь? Цифры лгут. Здесь, в горах, год за пять идет. Быстро взрослеешь, начинаешь ценить то, что когда-то казалось бесполезным и не имеющим никакого значения. Жизнь ценить начинаешь. Думаешь о том, что где-то там, далеко, за много километров – твоя мать, друзья, и живы они до сих пор только потому, что ты здесь, ты их защищаешь. Не герой, нет. Защитник. И уже после первой засады, после первого ранения, когда ты всем своим существом почувствовал тихие холодные шаги бабки с косой – ты перестал быть тем слабым безусым юнцом, которого откомандировал сюда военкомат. Возможно, ты даже пожалел о своем решении проходить службу именно здесь, в центре мишени для террористов всего мира, а не в уютной армейской части в окрестностях столицы, но ты уже чувствуешь, как меняется твое мировоззрение. Находится иная цель – защищать своих. Жить и умирать ради них. Самая благородная и самая неблагодарная цель.

2.2

Окрыленный предчувствием скорой встречи, я попытался уснуть, но даже во сне меня нарочно преследовал теперь уже такой близкий образ. Еще немного, каких-то пару часов… Наутро я подорвался ни свет ни заря к той, которую до потери пульса хотел увидеть.

Вспомнить дорогу не составило труда – я никогда ее не забывал. Невозможно забыть последнюю ночь на гражданке. Специально решил не ехать на такси или общественным транспортом. Привычка преодолевать длинные расстояния пешком говорила сама за себя, как-никак, уровень физической подготовки у меня высокий. По крайней мере был, до ранения. И тот путь, который когда-то был пройден за целую ночь, в этот раз занял всего лишь пару часов.

Я не придавался ностальгии, не рассматривал изменившиеся за эти годы вывески магазинов, вспоминая, кто из знакомых раньше жил в том доме, мимо которого я проходил. Мне это в высшей степени неинтересно. У меня была конкретная цель, которую я держал в голове целых семь лет. И эта цель сейчас совсем близко.

Повернул за угол и подошел к дому, где жила Маша. И если за сменившимся городским пейзажем я не следил, то этот дом стал с жадностью рассматривать, стараясь вспомнить его образ семилетней давности, сохранившийся в памяти. Вместо кованного высокого забора здесь теперь огромные металлические ворота, за которыми можно было разглядеть окна верхнего этажа и покатую крышу. Может, стоит подождать на улице, когда появится та, ради которой я сюда пришел? Этот вариант показался мне единственно правильным, вон как раз беседка через дорогу, из которой ворота просматриваются как на ладони, муха мимо моего взгляда не проскочит. В самом деле, я столько лет ждал, неужели несколько часов что-то изменят? Однако же сидеть, просто сидеть в ожидании и ничего не делать, пусть и всего лишь несколько часов, совершенно не хотелось. Именно эту черту характера во мне раньше пытались подавить школьные учителя, а теперь за это активно взялись и военные командиры. Я не умею ждать. Совсем не умею.

И, стараясь не думать о том, что будет дальше, я нажал на кнопку домофона. Прошла как минимум минута, прежде чем я услышал щелчок, и загорелась зеленая лампочка.

-Вы к кому? – женский голос из металлического динамика прозвучал строго и официально.

Догадываясь, что в подобных домах в наружном домофоне может быть встроена видеокамера, я выпрямился и старался держаться уверенно. Хотя о какой уверенности может идти речь? Внутри меня резвился целый ураган эмоций, тайфун по имени Маша. Вот сейчас… еще немного…

-К Маше, - неожиданно робко ответил я и даже не услышал собственный голос. Вот же черт, как раз-таки неуверенным мне не хотелось показаться сейчас, в это самую минуту.

-Она вас ждет?

-Я… я не знаю.

На меня тут же обрушились миллионы мыслей, которые, я думал, что привел в порядок. Помнит ли она меня? Как мне лучше представиться, чтобы она вспомнила, если вдруг забыла? Да нет, должна помнить… Я ведь не забыл… Что нужно сказать в качестве приветствия? Черт, цветы нужно было купить… Большой букет роз. Белых.

Идея нарвать ярких малиновых пионов с клумбы рядом с домом вдруг показалась мне привлекательной, но ворота с металлическим скрежетом начали медленно отъезжать в сторону. От плана совершить набег на клумбу пришлось отказаться, ведь теперь я у хозяев этого дома просматривался как на ладони. Уверен, что сейчас они следят за каждым моим движением.

-Проходите, она сейчас спустится во двор, - услышал я в домофоне все тот же сухой женский голос. Прислуга? Точно. Владельцы таких огромных особняков должны нанимать прислугу – им по статусу не положено махать веником.

Я ступил во двор и прошелся по зеленому газону. После жарких и пыльных аулов, к которым я привык, этот клочок оазиса вдруг стал для меня чужим и незнакомым. Со стороны может показаться, что я впервые вижу такую аккуратно постриженную и ярко-зеленую, напоминающую футбольное поле, траву. Со стороны… Как я сам выгляжу со стороны? В голубой футболке с надписью на английском и черных джинсах, которые мама купила во время моего отсутствия. Ждала, когда я вернусь и переоденусь в гражданское. Правда, с размером она не угадала. Футболка оказалась немного мала и обтягивала тело второй кожей. Было тесно, неудобно, но терпимо. Да и девушкам вроде как должны нравится крепкие парни. Разве нет?

-Вы ко мне?

На пороге стояла высокая, красивая женщина лет сорока. В длинном летнем сарафане, короткие светлые волосы торчали небрежным ежиком.

-Мне нужна Маша, - повторил я.

-Я Маша, - представилась женщина, и у меня вдруг сердце бухнуло вниз так быстро, что я аж испугался. Это такая шутка?

-Другая Маша. Она живет здесь… - я дрожащей рукой указал на дом. – Волосы такие длинные и глаза зеленые…

-Молодой человек, вы, вероятно, говорите о бывших владельцах этого дома? – слишком интеллигентно, слишком правильно она подбирает слова, и мне это не нравится. Верный признак того, что мне здесь делать нечего. – Мы купили его два года назад.

-А бывшие… - я даже заикаться начал: - куда они переехали?

-Этого я не знаю, простите, - короткий ответ, и все мои надежды рухнули и потянули за собой призрачные иллюзии. Единственную возможность найти Машу затопило туманной вспышкой. А ведь я даже фамилии ее не знаю. Это все равно что искать иголку в стоге сена. И если мыслить логически, то она может быть в другом городе или даже в другой стране – как вполне себе объяснимая причина переезда.