На окраинах города внезапно раздались пронзительные крики. Одни люди с гневом проклинали власти, другие, опустившись на колени, заливались слезами, терзаемые страхом перед неизвестностью.
Двухэтажное жилое здание, которое должны были снести и жильцов расселить, пылало ярким огнем. Старая проводка, давно предательски искрившаяся, наконец завершила свой роковой танец, поджигая стены дома. Черные клубы дыма вздымались вверх, растворяясь в небесной синеве. Пламя рвалось наружу через окна верхнего этажа, словно огненные языки, жадно поглощающие все вокруг.
В этом хаосе выделялся пронзительный крик одной женщины, чьи руки судорожно хватались за воздух, словно пытаясь удержать исчезающую надежду. Её голос разрывал тишину, как острое лезвие, разя сердца тех, кто стоял рядом. Люди пытались сдержать её, но она яростно вырывалась, умоляя их позволить ей пройти. Там, внутри этого пылающего ада, оставалась её дочь — хрупкая душа, навечно заключённая в инвалидное кресло.
Её мольбы были полны отчаяния, они звучали как последний вздох. Но те, кто держал её, знали горькую правду: если она ступит туда, назад пути уже не будет. Огонь безжалостен; он поглотит её, оставив лишь пепел.
Вдали прорезал тишину пронзительный вой сирен, и вот уже из-за поворота вывернула пожарная машина, сверкая красными огнями. Толпа людей, словно живая волна, отхлынула назад, освобождая путь для тяжёлой техники.
Пожарные слаженно взялись за дело: кто-то стремительно разматывал шланг, другие поднимали длинную металлическую лестницу, которая, извиваясь, как гигантский змей, тянулась вверх, приближаясь к окнам здания. Когда все приготовления были завершены, мощный поток воды хлынул сквозь разбитое стекло второго этажа, устремляясь внутрь.
Женщина с отчаянием в глазах устремилась к одному из пожарных. Её руки дрожали, когда она схватила его за рукав.
— Спасите мою дочь! — крикнула она, сжимая ткань его куртки. — Она инвалид… Если вы ничего не сделаете, она умрёт!
Пожарный, мужчина по имени Николай, попытался успокоить её:
— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Мы сделаем всё возможное, чтобы спасти её.
Но женщина, потеряв всякую надежду, рухнула на колени.
— Когда вы потушите огонь, моя дочь уже будет мертва…
Николай смотрел на неё, и сердце его дрогнуло. В глазах этой женщины читалась мольба, которую невозможно оставить без ответа. Здание, построенное ещё в советские времена, стояло перед ним, как древний великан, готовый обрушиться от малейшего дуновения ветра. Оно уже давно должно быть снесено, но никто не обращал внимания на его ветхость. Теперь же судьба распорядилась так, что оно могло превратиться в могилу для дочери этой несчастной женщины.
Не колеблясь ни секунды, Николай схватил пожарный ранец и ринулся к подъезду.
— Стой! — раздался голос одного из его товарищей. — Это слишком рискованно!
Слова коллеги лишь скользнули по сознанию Николая, не оставив следа. Он знал, что должен сделать всё возможное. Не ради награды или признания, а чтобы увидеть улыбку на лице этой женщины.
Он пронёсся сквозь стену огня, будто вихрь, рассекающий пламя, и, борясь с жарой, струями воды прокладывал себе дорогу наверх. Поднимался он осторожно, взвешенно ступая по каждой ступени. Лестничный пролёт, потемневший от жара, скрипел и трещал под его тяжестью, как будто готов был обрушиться. Но бетон выдерживал, и пожарный наконец достиг второго этажа.
— Есть здесь кто? — выкрикнул он, осознав свою оплошность лишь спустя мгновение. Ведь он так и не спросил женщину, в какой именно квартире находится её дочь.
В ответ он ничего не услышал и снова закричал, напрягая слух. Наконец, где-то за одной из дверей раздался глухой кашель. Он потянулся к двери, пытаясь её открыть, но она оказалась крепко запертой изнутри. Пришлось приложить усилия, чтобы выбить её, и это заняло почти целую минуту.
Огненные языки жадно лизали стены, окружая их плотным кольцом, несмотря на струи воды, которые его товарищ направлял на второй этаж. Жгучий жар обволакивал тело, а густой дым, словно ядовитый туман, медленно проникал в лёгкие, окутывая сознание сонной тяжестью, заставляя веки смыкаться.
Николай вихрем ворвался в квартиру. Девочка лежала на полу, её хрупкое тело едва заметно вздрагивало. Глаза её были открыты, но взгляд затуманился, словно свет угасал внутри неё. Он мгновенно подскочил к ней, чувствуя, как сердце колотится где-то у горла. Пожарный схватил какую-то футболку, что лежала на кровати, смочил её водой из ранца и прислонил к лицу девочки.
— Держи её! — голос его сорвался на крик.
Он бережно подхватил её на руки и направился к выходу. Спустившись, он уже ощущал близость улицы, когда внезапно его правая нога с треском провалилась. Он потерял равновесие и упал, с ужасающей болью ощутив, как сломанная кость пронзает мышцы ноги.
— Проклятье! — вырвался крик из его груди, и он отпустил девочку, пытаясь высвободиться из ловушки.
С большим трудом освободив ногу, он поднял девочку, чтобы продолжить спускаться к выходу. Он понимал: прыгать на одной ноге нельзя. Тяжесть возрастёт, и тогда лестница может не выдержать. Приходилось, хоть и аккуратно, но наступать на сломанную ногу.
Он шёл вперёд, почти теряя равновесие. Пот, солёный и обжигающий, струился по его лицу, проникая в глаза, от чего они начинали жечь ещё сильнее. Вокруг всё заволокло дымом, видимость ухудшалась с каждой секундой, но он упорно продолжал свой путь вниз. Ему хотелось как можно скорее вырваться наружу, на свежий воздух — лёгкие уже отказывались принимать этот удушливый дым.
Шаг за шагом — и вот он уже на первом этаже. Взгляд его упал на девочку. На её ногах были заметны следы ожогов, но она не чувствовала боли. Её взгляд был устремлён прямо перед собой, а глаза, словно два безмолвных озера, были наполнены слезами, которые тихо катились по щекам. В этом взгляде читалась бесконечная печаль, будто вся боль мира слилась воедино и нашла отражение в этих детских глазах.