Жатва

***

Город утопал в протестах. Беспорядки, вспыхнувшие из‑за антикоррупционной поправки мэра, тянулись уже целую неделю. Народ, обычно прикованный к телевизорам, сорвался с места и вышел на холодную, залитую дождём улицу. Сначала — десятки, потом сотни, потом тысячи. И вскоре всё пространство заполнила живая, гулкая масса.

Когда люди стекались на главную городскую площадь к условленному часу, с высоты они выглядели как змеи, скользящие по каменным трещинам города, спеша к его сердцу. Но собравшись вместе, они превращались в исполина — в титана, растянувшегося между домов. Он лежал, ворочался, не находил себе места, словно его терзала боль. Казалось, ещё миг — и он наберётся сил, встанет и пойдёт по стране, сметая всё на своём пути.

Город дрожал и стонал под весом исполина. Каждым вечером он чувствовал, как тот оживает. Ближе к утру титан, утомлённый, засыпал, а то и вовсе умирал, чтобы вечером возродиться с новой силой.

Никто не мог совладать с этим великаном. Но мэр не собирался сдаваться. По утрам, когда исполин иссякал, в город въезжали небольшие чёрные автобусы — раковые опухоли титана, и рвали его на куски. Они останавливались у поредевшей толпы протестующих, устало возвращавшихся домой, и выхватывали первых попавшихся людей. Автобусы набивались до отказа и исчезали так же внезапно, как появлялись.

Тем, кому удавалось избежать этой жатвы, оставалось лишь украдкой, обходя проспекты и главные улицы, пробираться к своим домам.

***

После очередного налёта, спасаясь от жнецов с дубинками, фанатично пытавшихся перемолоть как можно больше «испорченных плодов» города, от толпы незаметно отделились трое совершенно незнакомых друг с другом людей.

Антон пил вечером один, как делал это почти всегда. Алкоголь постепенно затуманивал голову, и в какой‑то момент ему показалось, что он готов на подвиг. За окном гулко кричала толпа, и эти звуки тянули его наружу. Он оглядел квартиру. Тесная однушка, давно потерявшая вид, казалась ему клеткой. Старая мебель, купленная когда‑то вместе с женой, теперь казалась чужой и стояла как памятник прошлому. Когда ушла жена, квартира осталась ему — вместе с пустотой и тишиной.

Все мечтают стать героями. Никто не мечтает оказаться серым рабочим на заводе, доживающим свой век в одиночестве, среди выцветших обоев и скрипучих шкафов. Но если вдруг кто‑то об этом мечтал, тогда Антон исполнил его мечту.

Антон подошёл к окну. На секунду представил, что он бросает коктейль Молотова в ряды солдат, а затем произносит пламенную речь, стоя на сгоревшем автомобиле. Осушив рюмку водки, он накинул куртку и выбежал во двор.

Вася вместе с коллегами вышел из проходной завода. Вместо того чтобы направиться к автобусной остановке, они свернули за угол и, передавая друг другу пластиковый стаканчик, осушили несколько бутылок водки, купленной заранее. Мужики привычно ругали власть, жаловались на жизнь, но постепенно их слова перестали доходить до Васи.

Он уже не слушал их — внутри него говорил чей‑то голос. Голос был вязкий и тягучий. «Если бы чиновники не воровали, ты жил бы хорошо. Зарабатывал бы больше. Не ругался бы с женой. Может, и жена была бы другая…». Мысли путались, но голос звучал громко и уверенно.

«И ведь ничего не нужно делать, — продолжал голос. — Не учиться, не искать новую работу. Достаточно свергнуть мэра — и жизнь станет лучше. Тогда уже можно даже бросить пить. Зачем пить, если всё и так будет хорошо?»

Вася оставил компанию пьяных мужиков. К автобусной остановке он опять не пошёл — домой ехать не хотелось. Голос внутри велел идти к мэру. Спросить, зачем тот портит ему жизнь. Как именно портит, Вася уже не помнил, и объяснить не мог. Но голос был настойчив: идти надо.

Третьей в их компании оказалась девушка. Невысокая, симпатичная блондинка в спортивной кофточке и обтягивающих джинсах, в которых её попа выглядела неприлично соблазнительно. По правде говоря, Антон оказался рядом с ней потому, что в толпе давно шёл позади и не мог отвести взгляд от её фигуры. Когда подъехал автобус, он инстинктивно рванул следом, будто боялся потерять её из виду. И по какой‑то молчаливой договорённости они продолжили путь вместе.

— Меня Антон зовут, а вас? — спросил он, обращаясь скорее к девушке, чем к грязному нетрезвому мужику, который плёлся позади. Но первым отозвался именно тот.

— Вася… На работу через три часа, а я домой со вчерашнего дня так и не заходил, — пробубнил он жалобно, резко остановился и опустил взгляд. Под ногой оказалось что‑то мягкое. Вася отшатнулся, увидев мёртвую кошку, и брезгливо отпрыгнул в сторону.

Антон промолчал — он даже не слушал Васю. Всё это время его взгляд был прикован к лицу девушки.

— Маша, — коротко отозвалась она, заметив его пристальное внимание.

— А ты… — начал Антон, пытаясь завязать разговор, но его перебил внезапно подбежавший Вася.

— Я этот звук ни с чем не спутаю! Прячемся!

Теперь и Антон услышал гул мотора. В ста метрах, из‑за угла дома, медленно выползал старый «ПАЗик».

— Бежим! — скомандовала Маша и, не дожидаясь никого, рванула в первый попавшийся подъезд. Вася бросился следом. Антон, задержавшись на секунду, последовал за ними.

Внутри было темно, пахло затхлостью и сыростью. Все трое прижались к стене у двери и замерли, прислушиваясь к звукам снаружи.

Звук мотора приближался. Антон на миг представил себя капитаном подводной лодки, которая в глубине моря скрывается от вражеского эсминца. Звук дизеля эсминца становился всё громче, пока не стал совсем невыносимым. Сейчас в воду упадут железные бочки — глубинные бомбы. Но вместо этого он услышал, как со скрипом распахнулась железная дверь автобуса, и грубый мужской голос коротко скомандовал: обыскать подъезд.