На негнущихся ногах я брела по больничному коридору, словно призрак, потерявшийся в бесконечном лабиринте белых стен. Каждый шаг отдавался болезненным эхом, а слова врача звенели в голове беспощадным приговором, разбивая мир на осколки. Почему именно я? Этот вопрос раскалённым клеймом жёг сознание, не давая вздохнуть полной грудью.
Утро началось как обычно. Перед поездкой за город мне нужно было сходить на приём к врачу. Думала, что он скажет о небольшом гормональном сбое, выпишет таблетки, и я отправлюсь к сестре и любимым племянникам на все праздники. Но вместо этого мой мир рухнул. «Синдром истощения яичников» — эти слова разорвали тишину кабинета и погрузили меня в бездну отчаяния.
Я куталась в колючий шарф, пытаясь удержать подмышкой папку с анализами, которые теперь казались мне не просто бумагами, а тяжелейшим грузом, придавившим мою душу к земле. В сердце не просто стучала тревога — оно разрывалось от боли, а мысли не просто метались, они кричали, бились в агонии, как птицы в тесной клетке без выхода. Мне ещё не исполнилось тридцати, а жизнь уже поставила на мне жестокий, несправедливый крест. А ведь я ещё не успела по-настоящему пожить: сперва учёба в университете, потом работа, чтобы обзавестись собственным жильём. И вот когда я наконец начала мечтать о семье, о маленьких ручках, обнимающих мою шею, судьба обрушила на меня этот ужасный, безжалостный приговор.
Я замерла у окна, прижав дрожащие пальцы к холодному стеклу. За ним город утопал в искрящемся снежном покрывале, таком чистом и безмятежном, что сердце сжималось от горькой иронии. «Синдром истощения яичников» — эти слова звучали в голове как зловещая мелодия часов, безжалостно отмеряющих жалкий остаток времени, чтобы почувствовать счастье материнства. У меня осталось всего несколько месяцев, чтобы забеременеть, а потом... потом это станет невозможным, навсегда, безвозвратно. Эта мысль сжимала сердце ледяной хваткой смерти, и я зажмурилась, ощущая, как дрожат веки в тщетной попытке сдержать горячие, обжигающие слёзы.
На пороге клиники я подняла заплаканное лицо к равнодушному небу, позволяя снежинкам таять на горячих щеках. В груди клокотало от обиды и непонимания: за что? ЗА ЧТО МНЕ ЭТО? Этот крик рвался из самых глубин души, но застревал в горле, превращаясь в беззвучное рыдание. Снежинки кружились в своём безмолвном танце, напоминая о детских сказках, где волшебница встряхивала перину, даруя миру чудесный снегопад. Но сейчас, когда моя жизнь рассыпалась карточным домиком, даже это волшебство казалось жестокой насмешкой судьбы. В голове пульсировал только один вопрос, от которого подкашивались колени: «Что же мне теперь делать?» — а внутри разрасталась бездонная пропасть, готовая поглотить последние крупицы надежды.
«Синдром истощения яичников» — эти слова звучали в голове как зловещая мелодия часов, безжалостно отмеряющих жалкий остаток времени, чтобы почувствовать счастье материнства. У меня осталось всего несколько месяцев, чтобы забеременеть, а потом... потом это станет невозможным, навсегда, безвозвратно. Эта мысль сжимала сердце ледяной хваткой смерти, и я зажмурилась, ощущая, как дрожат веки в тщетной попытке сдержать горячие, обжигающие слёзы.
Снег продолжал падать, окутывая мир белым покрывалом, но внутри меня росло отчаяние. Улицы были безлюдны; редкие прохожие пробирались сквозь метель, укрываясь капюшонами и ворча на непогоду. Я едва передвигала ноги, будто время замедлило свой бег, а в голове пульсировал один вопрос: «Что же мне теперь делать?»
Согласно безжалостному заключению врача, у меня оставалось совсем мало времени — песчинки в часах моей женской судьбы неумолимо утекали. Но последние полгода я даже не встречалась ни с кем, погрузившись в работу с головой. Эта задача теперь казалась мне невыполнимой, чудовищной насмешкой судьбы. Мысли, что нужно спешить, давили на меня как лавина, которая готова смести всё живое на своём пути. Предпраздничное настроение испарилось, растворившись в снегопаде и пронизывающем холоде.
Я села в машину, но внутри всё клокотало от обиды и яростной, бессильной злости на весь мир. В этот момент зазвонил телефон — резкий, пронзительный звук выдернул меня из тягучего болота печальных мыслей. Это была моя сестра Ира.
— Машка, где ты пропадаешь? До тебя невозможно дозвониться, — её сердитый голос заставил на мгновение забыть о моих бедах. — Во сколько приедешь? Димка уже ёлку из леса принёс. Никитка с Соней её сейчас наряжают, только тебя и ждут!
— Ир, слушай... — выдохнула я, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе. — Меня не ждите! Я в городе останусь, к вам потом как-нибудь подъеду.
Слова вырывались из меня с трудом. Не хотелось никого сейчас видеть, будто я отстранялась от всего, что когда-то было мне дорого, отгораживаясь невидимой стеной от счастливого мира, в котором мне больше не было места. Чувствовала, как по щекам катятся слёзы — горькие и холодные, как снег за окном.
— Это ещё что за новости? — начала возмущаться сестра, её голос звенел от негодования. — Садись в машину и дуй сюда сейчас же! Мы все тебя ждём!
— Тут метель разыгралась, — попыталась оправдаться я.
— Это у вас в городе метель, а у нас в Лужках всё спокойно. Мороз, снежок, пирогами и хвоей пахнет. Благодать, да и только. Садись в машину и приезжай! — её категоричный тон не оставлял мне шансов на отказ.
Я положила телефон на сиденье рядом и задумалась. Поездка к сестре могла стать спасением от этого душного кокона печальных мыслей, который грозил задушить меня окончательно. Но как справиться с этой непрекращающейся душевной болью? Она вцепилась в меня острыми, ядовитыми когтями, не желая отпускать ни на секунду. Закрыв глаза, я попыталась представить себе уютный домик: светлые комнаты, наполненные звонким детским смехом и сладостными ароматами домашней выпечки, смолистый запах хвои, согревающий душу. В глубине истерзанного сознания робко теплилась крошечная искорка надежды, что именно там, среди любящих людей, мне удастся хоть ненадолго забыть о своей печали.
Решение о возвращении пришло внезапно: я свернула с трассы на районную дорогу, и в этот момент стихия ударила в бок машины с такой силой, что я испуганно начала озираться. Небо потемнело до черноты, словно кто-то пытался запереть меня в этой снежной западне. Я крепко схватилась за руль, чувствуя, как беспомощно скользят колёса по обледенелой дороге.
Как только свернула, внутри вспыхнуло тревожное чувство: нужно немедленно возвращаться. Это ощущение накрыло меня ещё десять минут назад, но найти безопасное место для разворота оказалось настоящим испытанием.
Приступ здравомыслия пришёл ко мне задолго до того, как мощный порыв ветра заставил машину плясать на дороге. Честно говоря, отправляться в такую бурю было глупо с самого начала. Метеорологи предупреждали о надвигающемся циклоне, который должен был обрушиться на регион в ближайшие часы, но стихия разразилась быстрее, чем я смогла это понять.
В один миг видимость упала до нуля. Буря обрушилась на землю, закручивая снежные хлопья, словно в безумном миксере для коктейлей. Фары моего автомобиля выхватывали лишь небольшую часть дороги, а вокруг не было видно ни одного автомобиля — ни впереди, ни сзади. За всё время пути мне встретилось лишь несколько машин, и теперь я чувствовала себя совершенно одинокой в этом белом хаосе.
А если кто-то всё-таки едет? Ничего же не видно! Куда развернуться? Врезаться во встречный транспорт? Или затормозить и получить удар сзади? Мысли путались в голове, страх сжимал грудь.
Я ругала себя за неразумность и понимала: нужно срочно принимать решение, чтобы выбраться из этой кутерьмы живой и желательно невредимой. Сбросив скорость до минимума, я прижалась к рулю, напряжённо всматриваясь в снежные вихри за лобовым стеклом. Искала съезд или развилку — что угодно, что позволило бы мне развернуться.
Среди однообразного пейзажа из снежных зарисовок неожиданно появилось какое-то неясное пятно. Я наклонилась ближе к рулю, всматривалась в белую завесу за окном и заметила что-то тёмное справа. По форме это напоминало дорожный знак…
— Так-так, — произнесла я с надеждой, сбавила скорость и почти остановилась возле знака. На нём значилось название села «Рыжики». Указатель показывал поворот направо.
— Понятно, — обрадовалась я. — Теперь ясно, где я.
Название посёлка «Рыжики» вызвало у меня тёплые чувства, но радость быстро угасла, когда я увидела, как буря становится всё свирепее. Я глубоко вздохнула, решив рискнуть. В памяти всплыли образы этого места летом: живописные домики под пригорком, ухоженные дворы и уютные улочки. На окраине располагались супермаркет, придорожное кафе с мотелем, заправка и даже аптека. Этот посёлок показался мне островком спокойствия после городской напряжённой жизни.
Я повернула направо, надеясь, немного защититься от бурного ветра и снегопада. Поворот оказался резким, колёса слегка заскользили по заснеженной поверхности. Двигатель заурчал напряжённо, но машина послушно вошла в занос, и я на пределе сил старалась удержать её на дороге.
Снежные вихри кружились вокруг, словно пытались задержать меня. За окном бушевала метель, но впереди, насколько хватало света фар, дорога казалась вполне чистой.
Вот и подумалось мне, что никуда я не доеду — Лужки находятся где-то там, за бурей-вьюгой, в полусотне километрах отсюда. Но назад уже не повернуть. Приехали! Я решила спокойно добраться до мотеля и заночевать там. Если не будет свободных номеров — что ж, можно будет попроситься на постой к местным жителям. Ещё летом я познакомилась с несколькими добродушными старушками, у которых, возвращаясь в город, всегда покупала яблоки и малину.
С этой мыслью я облегчённо выдохнула и откинулась на спинку сиденья. Только теперь поняла, как была напряжена — мышцы спины казались каменными.
Я в самом деле испугалась. Не так чтобы караул, но серьёзные опасения имелись. И было от чего пугаться — я понимала, что могла застрять на дороге и… А вот что «и…» — неясно, но точно ничего хорошего, и последствия были бы весьма неприятными.
Так что не поеду я сегодня дальше села «Рыжики», решила я, а сестре позвоню и предупрежу. Вдохнула поглубже, стараясь успокоиться. Надо ехать, а то действительно врежусь в какой-нибудь свежий сугроб, наметённый метелью. И где тогда помощи искать? Других автомобилей я уже минут двадцать не видела — ехала одна по этой пустынной дороге.
«Люди на Новый год ёлки наряжают, салаты стругают, у телевизора сидят, — ворчала я на себя, осторожно съезжая с обочины на трассу. — А не мчатся на край света».
Внезапно справа заметила отблеск — неровный луч света, чудом пробившийся сквозь снежную завесу. Он привлёк моё внимание. Что бы это могло быть?
Я прищурилась, всматриваясь в снежную круговерть, сбросила скорость до минимума и притормозила прямо на повороте к «Рыжикам».
Я колебалась всего несколько секунд, но желание помочь взяло верх над осторожностью. Медленно свернув с трассы, я почувствовала, как сердце забилось чаще. Каждый метр приближал меня к неизвестности. Снег под колёсами скрипел, а буря продолжала неистово реветь.
На дороге, ведущей к поселку, недалеко от поворота виднелся размытый тёмный силуэт машины. Он неподвижно стоял у левого края и освещал поле одиноким лучом правой фары.
Что же с тобой случилось?
Страх охватил меня, когда я увидела машину на встречной полосе. Она совсем немного не доехала до посёлка. Придётся сворачивать с дороги, чтобы выяснить, что произошло с водителем и пассажирами.
О, Боже ты мой! Святые угодники и иже с ними! Какое же здесь хаос творится! Я сразу же захотела забраться обратно в свой уютный «Жучок». Ветер чуть не оторвал дверцу, хоть я и вцепилась в неё обеими руками.
Снег громко захрустел под ногами, и ледяной холод моментально проник под одежду. Пальцы в перчатках тут же окоченели. Стало зябко, холодно, а душе неуютно… А вокруг… — непроглядная тьма, снежный буран и никого вокруг… жуть!
Я наклонила голову против ветра, натянула шапку глубже, запахнула края куртки, дрожащими руками потянула собачку молнии и, собравшись с духом, направилась к застрявшему фургону. Постучалась в дверь. Тишина. Но по темнеющему силуэту на месте водителя я поняла, что там кто-то есть. С волнением взялась за ручку двери и дёрнула. Внутри сидел пожилой мужчина, навалившись грудью на руль и опустив руки.
— Эй, вы в порядке? — позвала я и, встав на подножку, тронула его за рукав. — Я могу чем-то помочь?
Трудно было сказать, что с ним. Сквозь завывания вьюги я расслышала слабый стон и наклонилась ближе.
— Что с вами? — пыталась перекричать порыв ветра.
— Сердце прихватило, — прошептал он едва слышно.
«Слава богу, жив», — с облегчением подумала я. Коленкой оперлась на край сидения, схватила водителя за куртку и, приложив усилие, откинула его от руля.
Мне удалось разглядеть его бледное стариковское лицо. Белая борода и седые всклокоченные волосы торчали в разные стороны. Я стянула перчатки, подула на ладони, согревая их своим дыханием, и принялась расстёгивать воротник на его куртке.
— Я сейчас скорую вызову. Потерпите! — сказала я и принялась хлопать по карману в поисках телефона. Но каково же было моё разочарование, когда, найдя его, увидела погасший экран: телефон был полностью разряжен и не подавал признаков жизни.
«Тьфу! Что за чертовщина творится?!» — выругалась я про себя.
— Как вас зовут? — незнакомец крепко схватил меня за руку широкой мозолистой ладонью.
— Маша, — растерянно ответила я внезапно осипшим голосом, пытаясь высвободиться из хватки, но она оказалась неожиданно сильной.
— Маша… — с нежностью повторил он. — Какое хорошее имя, доброе. А я Николай Егорыч. Помогите мне, прошу вас, Машенька. Мне нужно срочно груз доставить.
— Какой ещё груз? Вам в больницу нужно, а вы о глупостях думаете! — срывающимся голосом выпалила я, ощущая, как страх заползает в грудь.
— Нет, нет! Прошу вас, времени осталось мало, — пробормотал он в панике.
«Неужели бредит? Вот этого только не хватало!» — мысли крутились в голове, как снежные вихри за окном. Я замерла в растерянности, не зная, что предпринять.
— Сейчас потерпите, я постараюсь найти помощь, — сказала я, снова пытаясь включить телефон, но экран по-прежнему безмолвствовал.
— Николай Егорыч, мой смартфон разрядился, может, у вас есть с собой телефон? — спросила я.
— У меня нет телефона. Послушайте, Машенька, у меня в багажнике коробка, нельзя её оставлять. Отвезите меня домой, у меня там таблетки, я их выпью, и мне станет лучше, — проговорил Николай Егорыч.
Он схватил меня за руку так сильно, что мне стало страшно. Я отшатнулась от неожиданности, и порыв ветра тут же бросил мне в лицо пригоршню снега. В одно мгновение белый вихрь проник в салон машины, быстро наметая сугробы по углам.
— Садитесь за руль и поезжайте. Прошу вас, это совсем рядом, я покажу вам дорогу, — с трудом выдохнул Николай Егорыч.
— Но как же я за руль сяду? — растерянно спросила я.
— Если вы мне немного поможете, то я переберусь на соседнее сиденье.
Я вновь поднялась на подножку и начала помогать Николаю Егорычу пересесть на пассажирское место.
— Ничего! Ничего, — подбадривал он меня, кряхтя от напряжения. — Я уже сейчас!
Как большая неповоротливая кукла, он перевалился через ручку переключения скоростей и подлокотник. Я ругала себя, на чём свет стоит за беспомощность и с усилием перекинула ноги старика на пассажирскую сторону. Наконец, он тяжело плюхнулся на соседнее место.
— Теперь можно ехать, — пробормотал Николай Егорыч, прерывисто дыша.
Я торопливо обдумывала, куда лучше отправиться. В больницу — это было бы правильно, но с такой видимостью я вряд ли быстро её найду. Или лучше домой к старику? Про «стены, которые помогают» понятно, но есть ли у него лекарства? И ещё этот непонятный груз… Ах ты боже мой!
— Поторопитесь! Это важно! — проговорил Николай Егорыч, прикрывая глаза.
В его голосе прозвучала паника, подстегнувшая меня.
— Подождите, я скоро, — ответила я и, захлопнув дверь, побежала к своей машине.
«А если кто угонит моего «Жучка»? — размышляла я, притираясь боком к обочине. — Хотя в такую погоду и волк не рыщет, и медведь не вылезает из берлоги».
С этими мыслями я нежно погладила руль своей машины, словно прощалась с верным другом.
— Извини, дорогой, придётся тебе немного подождать, — пробормотала я вслух и, развернувшись корпусом, ухватила за ручки свою сумку на заднем сиденье.
«Не время расслабляться», — напомнила я себе, въезжая в распахнутые ворота.
Ветер, словно живое существо, с новой силой обрушился на меня, заставляя сжиматься от холода. Снег хлестал в лицо, как будто сама метель пыталась остановить меня. Я обогнула машину спереди и, перекрикивая завывание стихии, закричала:
— Держитесь, Николай Егорыч!
Стараясь не терять ни секунды, я помогла старику вылезти из машины. Добравшись до крыльца, с трудом открыла незапертые входные двери. Ветер толкал в спину, и я практически ввалилась в тёмные и холодные сени, прошла внутрь и, не сдерживая волнения, прокричала:
— Куда вас проводить?
— В конце коридора есть комната, — тихо произнёс Николай Егорыч. Его голос звучал так, будто он боролся с болью, и это тревожило меня. — Помогите мне дойти туда.
Я кивнула, стараясь разглядеть в темноте дорогу. Внутри было так холодно, что казалось, воздух сам по себе замерзает.
— Где здесь свет включается? — спросила я, чувствуя, как холодный ветер гуляет по коридору, несмотря на то, что я закрыла за собой входную дверь.
— Выключатель на противоположной стене, — раздалось в ответ.
Я медленно двинулась к выключателю, каждый шаг давался с трудом. Ветер с такой силой бил в окна, что стёкла жалобно дребезжали. Того и гляди ворвутся в дом сотнями осколков. За окном снег стучался в дверь, как будто пытался проникнуть внутрь. Я нащупала выключатель и нажала на него — ничего. Свет не включился.
— Николай Егорыч, — позвала я, стараясь скрыть растущее беспокойство. — Кажется, нет электричества.
— Не может быть! — пробормотал он с недоверием. — Возможно, это из-за метели. Давайте, Машенька, я сам попробую включить.
Я почувствовала его руку на своём плече — тёплую и уверенную, но заметно дрожащую. Раздался щелчок, но света всё не было.
— Наверное, провода оборвались из-за непогоды, — предположил он.
Внезапно послышался треск — что-то упало в соседней комнате. Я вздрогнула и обернулась, но во мраке не было видно ничего, кроме светло-серых оконных пятен.
— Не бойтесь! Это всё сквозняк! — успокоил меня Николай Егорыч.
Он распахнул очередную дверь, и я почувствовала ледяной ветер, который заставил волосы встать дыбом.
Внутри комнаты было темно и тихо. Я шагнула вперёд и наткнулась на что-то мягкое — возможно, кресло?
— Николай Егорыч, — прошептала я с дрожью в голосе, — вы уверены, что здесь безопасно?
— Да, Машенька… Это самое безопасное место в мире, — его голос дрогнул так сильно, что у меня перехватило дыхание. — Я сейчас зажгу свечи, а потом камин затоплю. Только принесите коробку.
Я кивнула и вышла в коридор, сердце колотилось в унисон с гулом метели за окном. На миг остановилась у двери. Снаружи буря продолжала свирепствовать, закручивая снежные вихри. Я сделала шаг в снег, оставляя за собой цепочку следов, которые быстро заполнялись белоснежными хлопьями.
Найдя в багажнике нужную коробку, я схватила её и почувствовала лёгкость, словно держала лишь пустоту.
«Что же в ней может быть такого важного?» — пронеслось у меня в голове, пока я несла коробку к дому. Едва заметное пламя свечи в подсвечнике с трудом рассеивало тьму. Передавая коробку Николаю Егорычу, я заметила, как его руки дрожат. Он поспешно подхватил её, поставил на стол и тихо произнёс:
— Спасибо вам большое. Сейчас растоплю камин, станет теплее…
Но не успел он сделать и нескольких шагов, как его высокая фигура вдруг покачнулась.
— Николай Егорыч, что с вами? Как вы себя чувствуете? — испуганно вскрикнула я, сердце моё забилось чаще.
Он попытался улыбнуться, но вместо этого на его лице появилась лишь кривая ухмылка, полная боли и усталости.
— Всё в порядке, просто немного устал, — произнёс он тихо, но я заметила, как он держится за сердце.
— Вам необходимо отдохнуть, — настаивала я, подойдя ближе и глядя в его глаза, которые казались тусклыми и полными тревоги. — Позвольте помочь вам.
— Вы правы, Машенька, мне нужно отдохнуть, — сказал он, присаживаясь на стул.
Я села рядом, тревожно вглядываясь в его лицо. В темноте черты старика стали резкими, а глаза — тусклыми.
— Вы говорили, что у вас в доме есть лекарства, — напомнила я, стараясь скрыть нарастающее беспокойство.
— Рни в соседней комнате, — тяжело вздохнул он. — Помогите мне туда дойти.
— Вы плохо выглядите. Может, всё-таки позвать кого-нибудь? — предложила я.
— Вы не переживайте за меня, — ответил он с натянутой улыбкой, которая лишь усилила мою тревогу. — Я сейчас приму лекарства, отдохну немного, и мне полегчает. Вот увидите!
Я помогла Николаю Егорычу дойти до кровати и проследила, чтобы он принял лекарства. По его тихому и ровному дыханию поняла, что он заснул.
Я вернулась в комнату и осмотрелась. Мне было неуютно в чужом доме. Я опустилась на стул, размышляя о том, что делать дальше.
«Как известно, любопытных девушек часто ждут неприятности. Что, собственно, со мной и произошло», — вздохнула я. «Ира наверняка с ума сходит от переживания. А возвращаться к машине в такую метель — настоящее самоубийство. Жаль, что телефон разрядился».