Железнодорожница 3

Глава 1

Стоял жаркий июльский день, когда в дверь нашей московской квартиры неожиданно позвонили. Да еще и постучали следом. Как к себе домой — с явной уверенностью, что в силу каких-то причин им здесь обрадуются.

Интересно, кто бы это? Вроде ни с кем не договаривались увидеться, никого в гости не ждали. Вчерашним воскресным вечером мы вернулись домой с дачи тети Риты. Сегодня утром Дима ушел на службу. А мы с Риткой устроили себе хозяйственный день. С утра убирались, мыли окна и полы, протирали поверхности. А сейчас, после обеда, Ритка с удовольствием уселась за свое любимое пианино, а я пошла на кухню готовить к ужину.

Под звуки классической музыки из гостиной я и пошла к дверям. С удовольствием осмотрела себя в зеркале в прихожей. Поправила прическу. Волосы благодаря моему новому парикмахеру и импортному шампуню смотрятся гораздо лучше. Давно уже не те жидкие и редкие, которым я ужаснулась в далекий день своего попадания. Пусть не длинные, зато густые и блестящие, как шелк.

Ой-ой-ой, так это же соседка наверно пришла — Ольга с четвертого этажа! Она как раз обещала занести рецепт какого-то сногсшибательного пирога. Не то рыбного, не то грибного.

И я поторопилась открыть дверь.

И обомлела.

На площадке стоял… улыбающийся Вадим! У его ног громоздились несколько увесистых чемоданов.

— Привет, Альбина! — выглядел он без сомнения потрясающе — бордовая футболка поло, синие джинсы, модные серо-голубые кроссовки. Густая шевелюра темных волнистых волос и фирменная обаятельная улыбка делали его лицо еще более красивым.

— Привет, — вымолвила я, даже не думая скрывать своего изумления.

— Сколько лет, сколько зим, как говорится, — продолжал он улыбаться, как будто не замечал моего строго-вопросительного взгляда.

С чего он вдруг сюда заявился? Аж за десять тысяч километров. По-моему, мы все выяснили, расстались по-доброму, развелись официально. Он прекрасно знает, что я живу с новым мужем, и у нас все хорошо.

— А откуда ты адрес узнал? — по-прежнему неприветливо поинтересовалась я.

— А я деду позвонил, он и сказал, — жизнерадостно сообщил Вадим, — а то нам с Тонькой, кроме тебя, и не к кому обратиться. Представляешь, Тоньке за ударный труд путевку дали в подмосковный санаторий…

Тут он кивнул на женщину, стоявшую рядом. И только тогда я ее заметила. Невысокая, полноватая, с длинными русыми волосами и прозрачно-голубыми глазами, она смотрела на меня смущенно и настороженно. Короткое трикатиновое платье — голубое с большими яркими цветами, — оттеняло загар.

— А в санаторий не приняли, что ли? — я перевела взгляд с нее на бывшего мужа.

— Да нет, что ты, еще как приняли! — начал он объяснять. — Тонька там три недели жила, как положено, в основном корпусе. А я комнатку снимал рядом, в деревне. В общем, отлично время провели. Каждый день на электричке в Москву ездили. Все здесь обошли, все! И на метро покатались, и даже на спектакль ходили в театр… как там он называется…

— В Малый театр мы ходили, — важно подсказала его спутница.

— Точно! И на ВДНХ побывали, и на Красной площади. А на сегодня у нас билеты были, домой ехать. Ну, и приезжаем мы в аэропорт. И тут Тонька в слезы — не хочу, мол, домой, и все! Хочу в Москве остаться! Не хочу отсюда никуда уезжать! Не хочу! Такую истерику мне закатила, хоть стой, хоть падай. Что ты будешь делать? Ну, мы сразу к тебе! — при этих его словах я даже зубами заскрежетала от злости. — Позвонил деду на Енисейскую с переговорного пункта, номер-то я помню. И вот мы здесь, — Вадим счастливо вздохнул, — на тебя вся надежда!

На пару секунд я замешкалась, прикидывая, как бы половчее захлопнуть дверь. Прямо перед их наглыми носами.

Но из-за этих двух секунд я и не заметила, как звуки пианино в глубине квартиры вдруг стихли.

И в прихожей появилась Ритка.

— Папа! — задохнулась она от восторга при виде Вадима. — Папочка! Да что ж ты там стоишь, родненький? Проходи скорее! Ты что, тоже в Москве? Уже вернулся с морей? А мама говорила, ты надолго в рейс ушел!

Вадим, не раздумывая, тут же поднял чемоданы и ловко занес их в нашу квартиру.

— Что, доча, соскучилась? — соизволил он погладить Ритку по головке. И обернулся на дверь: — Тонь, заходи!

Вот не было печали, черти накачали! Я растерянно наблюдала, как девчонка суетится вокруг незваных гостей, а сама готова была завопить словами Катерины из прекрасного советского фильма: «Господи, откуда, ну откуда ты взялся на мою голову?».

Дима сегодня обещал в кои-то веки вернуться со службы пораньше. К тому же, мы целую неделю не виделись из-за отъезда на дачу. И вот — на тебе, — придет человек домой, а тут такой сюрприз в виде моего бывшего мужа. Вместе с его спутницей.

— Проходите, наши дорогие, устраивайтесь, — щебетала Ритка, — у нас места много! Сейчас все чемоданы разместим. В зале будет неудобно, лучше в спальне…

— Рита, в какой спальне? — решила я вмешаться в этот бедлам. — У тебя же там односпальная кровать, а людей, как ты видишь, двое. В зале хотя бы диван раскладывается.

— Ой, да мы хоть где, — всплеснула руками Тонька, — лишь бы крыша над головой!

Глава 2

Я налила еще чаю, себе и гостям, в яркие чашки с блюдцами, из сервиза.

— И как вы так решились все бросить, и сорваться с насиженного места? — не переставала я удивляться.

— Но ты ведь тоже все бросила и переехала, — резонно заметила Тонька, наслаждаясь индийским чаем с печеньем, — а нам что? Я вообще привыкла деревни менять. Куда посылали, туда и ехала, и ничего. Не померла, как видишь. Приезжала и сразу в работу вливалась. Про меня вон даже в газетах писали! Я как чемоданы разберу, покажу тебе вырезку из «Амурского вестника».

— Ох ты, и что там написано? — заинтересовалась я.

— Хвалят, — небрежно и емко бросила Тонька, — описывают случай, как я рано утром пришла на вызов к больному ребенку и поняла, что ему срочно надо в городскую больницу. И ни минуты терять нельзя! Каждая минута — на вес золота! А время — пять утра, ни автобусы еще не ходят, ни электрички.

— И личных машин ни у кого нет, — подсказала я. Такие уж сейчас времена, машины — редкость.

— Конечно, нет, — кивнула Тонька, — а на лошади далеко не уедешь. И вот что делать? Мать рыдает, отец, того и гляди, все волосы себе повыдирает. А я хватаю ребенка и бегом к дороге. На наше счастье, «КАМАЗ» груженый ехал, остановился. «Довези, — говорю, — до Хабаровска, ребенку в больницу срочно надо». Он: «Садись». Это уж потом выяснилось, что водителю вообще в другой город надо было. Специально крюк сделал.

— А чо? — воскликнул Вадим. — Если б я так ехал на своем грузовике, так тоже довез бы прямо до больницы!

— Даже не сомневаюсь, — одобрительно кивнула я и опять повернулась к женщине, — а как вы в кабине поместились?

— Мамашу не взяли, ей места в кабине не хватило, — ответила Тонька, — водитель с напарником ехал. А я с краю с ребенком на руках примостилась. Возле больницы нас высадили, я бегом в приемный покой. Врачам болящего передала. Слава Богу! И тут на меня сестры с недоумением смотрят и спрашивают: «А ты чего босиком, мать?». Смотрю, и точно босиком приехала! И даже не заметила!

Тонька рассмеялась, а я посмотрела на нее с уважением.

— Какая ты молодец!

— Ой, да таких случаев знаешь сколько было за мою практику, не перечесть, — раскрасневшись, отмахнулась она, — а босиком я всю жизнь бегаю, мне так удобно. Я ж деревенская, с рождения к труду приучена. Даже зимой, бывает, если надо из дома к сараю перебежать, и то могу босиком выскочить. Но ты не думай, у меня все есть, и одежда приличная, и обувь.

Я спохватилась:

— Ой, да ты устала уже наверно в платье уличном сидеть! Может, тебе халат выдать?

— Не надо, у меня все с собой есть, надо только чемоданы разобрать. Но я сначала помыться схожу, потом уж переоденусь. А то твой скоро придет небось. Не хочется ему мешать отдыхать.

— Да ты не помешаешь, не переживай. Он человек понятливый. Сегодня обещал пораньше вернуться, но вообще всякое бывает. У них Федор Дмитриевич такой неугомонный! Иной раз придет и неожиданно скажет: «А давайте-ка, ребят, слетаем в Мурманск, проверим, как там дела идут». Ну то есть, хочет врасплох застать, чтобы проверка настоящей получилась.

— Это какой же Федор Дмитриевич? — поднял брови Вадим. — Неужели сам…

— Да, сам Устиновский, — подтвердила я, — но Дима его всегда называет по имени-отчеству, уважает очень. Они в Афганистане познакомились, там министр и пригласил Диму в Москву.

Теперь и у Вадима, и у Тоньки глаза сделались круглыми. Они медленно покачали головами и многозначительно переглянулись. Наверняка подумали, что теперь-то уж точно в Москве с нашей помощью пристроятся.

— Ну ты, мать, даешь! — протянул Вадим. — Хорошо устроилась.

Честно сказать, я и сама так считала. С того самого дня, как мы с Димой поженились и приехали в Москву, я не переставала чувствовать себя самой счастливой на свете. И, просыпаясь каждое утро, с изумлением осознавала, что сама себе… завидую. Но вовсе не потому, что Дима поднялся по карьерной лестнице. Для этого были совсем другие причины.

Тонька получила от меня чистое полотенце и упорхнула в ванную. А Вадим стоял у окна и смотрел на оживленный проспект, куда выходило окно кухни. А я смотрела на него и понимала, что отныне моя цель — сделать так, чтобы он со своей Тонькой поселился где-то неподалеку от нас. Потому что испортить Ритке детство я не позволю никому, даже самой себе.

— Пойдем в зал, — предложила я.

Там попросила Ритку слегка отвлечься от своего излюбленного занятия:

— Рита, помоги гостям устроиться, потом помузицируешь. Надо подумать, куда их вещи сложить. В стенку, к примеру, в тумбочку или на антресоли.

— Да мы разберемся, — успокоил меня Вадим, — Тонька сейчас из ванны выйдет, все сама сделает, она у меня хозяйственная. А ты никак собралась куда-то?

— Да, надо к соседке сходить, за рецептом пирога. Хочу испечь к вечернему чаю.

Я скинула тапочки в прихожей, переобулась в туфли и помчалась к подруге на четвертый этаж.

Возможно, рано пока величать Ольгу подругой, мы знакомы-то всего пару месяцев. Просто здесь, в Москве, совершенно не с кем было потрепаться, а женщине это жизненно необходимо! Не все ведь вопросы обсудишь с мужем. Для некоторых тем должны быть подружки. Иначе будешь обрушивать поток своего красноречия на случайных людей — продавцов, парикмахеров, попутчиков в троллейбусе. А открывать перед всеми подряд душу как-то неловко.