Жемчужные слезы, болотные следы

Глава 1

Статуи музея казались насмешкой над самим концептом человечности. Неправильные, угловатые формы одних фигур выглядели так, словно из этих углов хотело вырваться что-то плохое, темное, неприятное. Другие же, наоборот, выглядели слишком просто. В их обтекаемой гладкости не было ни изящества, ни силы. Только… пустота.

Следующий зал — фигуры, разбитые вдребезги. Отдельно руки, ноги, взрыв, запечатленный в самом его движении и застывший в вечности. Этот образ понравился Нанне гораздо больше. Было похоже на то, как она себя чувствовала.

Бесчисленные века назад Нанна умерла от горя, чтобы не разлучаться со своим любимым мужем. Бесчисленные годы она добровольно провела в заточении Хельхейма, где стала дорогому Бальдру тенью и поддержкой. Всего лишь сотню лет назад она позволила усталости взять верх над бесконечным долгом и погрузиться в короткую дрему. Сегодня Нанна проснулась и обнаружила Хель, лежащую поперек кресла, в котором сидел тот, ради кого она однажды взошла на погребальный костер.

Нанна чувствовала себя разбитой вдребезги, совсем как эти статуи.

Рука не-мужа непринужденно покоилась на талии Хель и в этом жесте не было ни малейшего намека на то, что ему неприятно. Как будто чужая женщина на его коленях была для него обыденным делом. Но ведь это было неправильно!

От воспоминаний на глаза вновь навернулись слезы. В ушах стоял непринужденный легкий смех Бальдра, и за этим звуком предательства она не слышала, как ее слезы, превратившись в жемчужины, с глухим стуком отскакивали от каменного пола музея и катились прочь, словно хотели всем рассказать о горе своей хозяйки.

— О-о-о! — раздался возле нее полный удовлетворения возглас. — Морской, а еще идеально круглый!

Одна из жемчужин закончила путь в руке у незнакомца. Нанна вздрогнула и сделала шаг назад, немедленно возвращаясь из горчащих воспоминаний в постылую реальность. От ее движения последняя слезинка сорвалась вниз, на лету превращаясь в крупную жемчужину.

— Опа, опа, да тут на косарь, не меньше! — воскликнул незнакомец и побежал за покатившейся драгоценностью.

То, что ее драгоценные слезы привлекали людей, богиня знала. Билет в этот музей она обменяла как раз на одну из жемчужин. Но этот незнакомец — она чувствовала это, — не был смертным.

Костюм-тройка смутно узнаваемого кроя натянулся, стоило незнакомому богу присесть, собирая оставшиеся жемчужины. Одежда удивила ее больше, чем совершенно неприемлемое поведение.

Такие костюмы были в ходу еще до ее сна, но за век с лишним мода сильно изменилась. К чему были три полоски с двух сторон пиджака и брюк? И для чего на пиджаке было вышито его имя? Еще и на английском. У богов-то не было проблем с чужими языками, но и они стояли сейчас не в Лондоне, а в одном из музеев Москвы.

Хотя… для нее все вокруг казалось странным. Да и сама Нанна в удобной кружевной сорочке выглядела лишней. В музей она вбежала, прячась от пугающе бездушного города. Кто же знал, что и музеи — островки памяти — тоже так сильно изменятся.

— Слушай, роднуль, а тебе платье сильно надо? — наконец обернулся он, спрятав последнюю жемчужину в карман брюк. — Знаю человечка, который обожает северную моду девяностых. Ну, позапрошлых девяностых.

— Герр Адидас, как вам не стыдно?! — покраснела Нанна.

Какой бесцеремонный! Она хотела возмутиться и высказать все, что думала о такой вопиющей наглости. Нанна стерпела, когда он поворачивался к ней задом и присваивал себе ее слезы! Ничего не станет говорить о нынешней моде! Но так унижать богиню!

— Герр… кто? — растерянно переспросил незнакомец. Она выразительно посмотрела на его пиджак. — А! Понял! Прости, красавица, запутал. Ты… погоди, давно среди людей-то была?

— Я спала.

— Так понимаю, как платьюшко пошили, так и… все, понял-понял, — незнакомец вынул из карманов обе руки и поднял их на уровень плеч, словно хотел показать свою безопасность.

И вдруг Нанна почувствовала, как что-то резко изменилось. Незнакомый бог перестал сдерживаться. Теперь она чувствовала не просто какого-то бога перед собой, теперь…

— Вы — демиург, — прошептала она еле слышно, но ее все равно услышали.

Незнакомец, тот, кто стоял у истоков своего мира и мог в два счета отправить Нанну в вечный сон, кивнул и развел руками. Немного шутливо, с долей наигранной театральщины, но так, на грани, словно мнение какой-то северной богини верности было для него важным.

— Грешен, я. Адидас — это фирма, которая очень любит лепить логотип на свою продукцию. А мое имя — Омоль. Из коми. Это там, чуть восточней, — он, подождав, пока Нанна протянет ему руку, поцеловал ее. — Вы меня простите за грубость, с лет вашего бодрствования изменилось очень-очень много. Манеры пострадали больше всех, тут или подстроишься, или запомнишься, как “вон тот чудила”.

Нанна кивнула. Понимала. Уж давно минуло время, когда люди жили по законам богов. Теперь все подстраивались.

— Я — Нанна, — она присела в легком поклоне. — Из…

— А вы не жена ли Бальдра? — вдруг перебил ее обрадовавшйся Омоль. — О-о-о, все понял, любезная. У него только о любимой жене и разговоров.

Упоминание о муже больно кольнуло в груди. Нанна понадеялась, что терзавшая сердце боль никак не отразилась на ее лице.

Увы, демиурга обмануть сложно.

Она улыбнулась через силу. Хотела сказать, что все в порядке, чтобы Омоль не заморачивался. Открыла рот, чтобы успокоить странного нового знакомого. Только горло сжалось. Не слова из него вырвались. Вымученный всхлип.

— Ну-ка, ну-ка, душенька, вы чего! — Омоль сделал к ней несколько шагов. Протянул руки и застыл, не стал трогать. Позволил решить самой.

Костюм фирмы Адидас на ощупь оказался жестким и прохладным. Нанна спрятала лицо, не желая думать о том, почему создатель мира не сумел нагреть ткань. Его объятия казались надежными, крепкими, но отдавали знакомым холодом подземного мира. Будучи верной женой своего мужа, она хорошо помнила эти ощущения. Но в Хельхейме ледяной холод. Омоль — тонкий, едва уловимый запах болота.