Жена А

Синица в руке

Ноги дрожат. На отлив за стеклом опустилась птичка с желто-синей грудкой. Синица? Птаха деловито склонила голову, будто интересуясь, чем тут заняты обитатели кухни. Полюбопытствовала секунду-другую и занялась содержимым кормушки, вырезанной из кефирного пакета.

«Как же так получилось?»

Алена всхлипывала, все еще стоя на коленях. Я подтянул штаны, застегнул, не глядя, на пуговицу.

Я только что кончил Алене в рот. Вот так вот, запросто. Совершенно неожиданно для себя. Или не совсем? О чем я подумал, когда впервые зашел к ним в гости? Когда здесь же, на кухне, впервые увидел жену друга, почему-то сидящую на полу, прислонившись спиной к шкафчику рядом с газовой плитой. Тогда ее губы были на том же уровне, что и сейчас. И во мне что-то едва заметно дрогнуло.

По-моему, на ней были те же обтягивающие брюки, что и сейчас. Они немного задрались, открывая дорожки татуировок, ленты орнаментов, устремлявшихся от лодыжек вверх. Я ее представлял иначе. Как-то мы собрались на выходных вместе с друзьями, по-взрослому, по-семейному. Одиночкой пришел лишь самый младший из нас, Мишка. И что он сказал в оправдание:

–Она у меня скромная. Алене не комфортно, если она оказывается среди незнакомых людей. И вообще, она… необычная.

Действительно, неординарная. Мы с утра завезли гостинцы их сыну в детский загородный лагерь. На автобусе поехали, мой «рено» на ремонте. Папе некогда, он на работе. А у нас двоих времени навалом. Алена в отпуске, я— временно безработный. Малыш, косясь на меня, целовал маму, застенчиво признаваясь в любви. Она выглядела абсолютно счастливой.

А час спустя, я опустил сумку с требующей стирки мальчишеской одежкой на пол прихожей. И проскользнул вслед за женщиной на кухню. Прижался сзади, подхватил снизу под упругие груди. Как давно я не стискивал женщин вот так! Наверное, с тех пор, как звал их всех девушками. Алену я смело бы назвал девушкой. Ее неполные тридцать как магнит притягивают мои изрядно заскучавшие «далеко за сорок». Так приятно держать ее, ошеломленную внезапной атакой. С догорающей спичкой в пальцах правой руки. Возможно, именно огонь помешал ей дать отпор нахалу в первую же секунду. А потом? Ей понравились губы, отодвинувшие волосы с виска? Впившиеся, одновременно ласково и требовательно, в шею под ухом? Или чуткие груди под футболкой предательски напряглись, требуя продолжения? Она постаралась свести руки перед собой, зажимая мои запястья подмышками, но рефлекторная защита не сработала. Ладони не собирались отступать, ощупывая, поглаживая, завоевывая. Алена попыталась сделать шаг в сторону, но я не дал ей шанса. Развернул к себе, ее руки сами собой обняли меня за шею. Девушка смотрела на меня снизу вверх. В ее взгляде соседствовало несочетаемое,– удивление, возмущение, легкое презрение, чуточку страха. Это от жены моего друга. Вызов, готовность к борьбе, оценка меня как противника,– от горделивой женщины. Покорность, готовность принять обстоятельства, наивность,– от юной девочки, которую увлекает за собой опытный матерый мужчина. И что-то еще, первобытное, почти животное, пульсировало в зрачках, соперничая в ритме с участившимся дыханием.

Одна рука сдвинула чашку лифчика, вторая обхватила зад. Я потянулся к ее губам. Они как раз приоткрылись, когда кончик пальца чиркнул о сосок.

Отворачивалась она плавно, как в замедленной съемке.

–Я в губы не целуюсь…

«Что это значит? У нее и раньше были любовники? Или есть?»

Она не может сдержать постанывания, когда горошина соска прокатывается между моими пальцами.

–Правда?— я пытаюсь заглянуть ей в глаза, но она продолжает отворачиваться. Ладонь откровенно месит ее плоть, разогревая, как глину. Целую шею, щеки, ушко. И бесцеремонно мну задницу.

–Се… Сер.. Сережа, не надо,– последняя попытка оттолкнуть, уже не руками, они так и остаются безвольно охватывать шею, а всем корпусом. Животом, боком, бедрами…

Живот. Мягкий женский живот. В него так восхитительно упирается мужская твердость. Моя твердость!

–Ох!— что это, притворство, наивность, расчет? Не школьница ведь на первом свидании. Что невероятного в эрекции мужика, одна рука которого наполнена твоей грудью, а вторая норовит нырнуть под пояс?

Как же мне хочется познакомиться с ее киской! Что насчет крепкого рукопожатия для начала?

–Нет, Сережа, нет!— ее рука судорожно охватывает мое запястье, отталкивая, уводя в сторону.

–Почему, Алена?— продолжаю ласкать ее грудь, наслаждаясь полноценно поднявшимися сосками. Просовываю колено между ее ногами, и она с готовностью опускает свою женственность на мое бедро.

–Мне нельзя,– ее теплое гнездышко почти незаметно потирается о ногу. Вверх-вниз, вверх-вниз.— Сегодня нельзя, понимаешь?

«Разводит или на самом деле? Вот почему, почему мужику так необходимо трахнуть бабу, чтобы…»

Не успеваю додумать о «чтобы». Руки продолжают сладкий труд, Алену порядочно повело. Тихонько ойкает на каждом выдохе, бедра выписывают уже геометрически выверенные восьмерки, а не просто толкают по прямой. Интересуюсь вкрадчиво, на ушко:

–Тебе хорошо, милая?

Вместо ответа она замирает, сильно стискивая бедра, и, не открывая глаз, протяжно с низким стоном, откидывает голову. Ее губы, с еще не стершейся полностью помадой, складываются в соблазнительное «о».

–Ты же не оставишь меня в таком состоянии, деточка?

«Неужели кончила? Ее что, муж на голодном пайке держит?»

Она расслаблена, взгляд не сфокусирован. Видимо, еще не вернулась из своих светлых далей.

Кофе со сливками

Сегодня у Алены на работе запарка. Вернее, запарка у исполнителей, что непосредственно верстают, наполняют сайт содержанием, подгоняют картинки в нужный формат, делают так, чтобы кнопки при нажатии открывали нужные ресурсы. Этим занимается Миша. Он—исполнитель, Алена,— креативщик. Ей не нужно засиживаться за служебным компом до упора, воюя с упрямыми кнопками. Так что кнопками сейчас занимаются двое. Ее муж, выбивая бесконечные дроби на клавиатуре. И я, одну за другой, расстёгивая их на рубашке Мишиной жены. Она предпочитает мужской тип одежды. Сегодня, правда, традиция соблюдена ровно наполовину. Сверху кремовая сорочка унисекс, снизу—вполне приличная офисная юбка. По версии для начальства,— Алена обсуждает эскизы с клиентом. Мишка же знает, что Алена дома. И даже знает, что со мной. Он сам попросил подбросить ее сначала до мастерской, забрать принтер из ремонта, потом до детского садика. Лифт отключен уже два дня, так что просьба доставить технику до места логична.

Пока она возилась с замком двери на лестничной площадке, я, пристроив груз на перила, любовался соблазнительными ногами и обтянутыми темно-синей юбкой формами. Открыв дверь, Алена пропустила вперед мальчика, потом, не оглядываясь, вошла сама, оставив дверь открытой. Я чуть подождал, пока мама с сыном разуются. И сразу отправился на кухню. Девушка появилась на пороге через минуту, под музыку Диснея.

—Чай, кофе?— как ни в чем не бывало, предложила хозяйка, ставя чайник на плиту.

На этот раз газ бодро вспыхнул, а спичка отправилась в пепельницу.

—Тебя,— озвучил свой вариант я.

С нижними застежками удобнее справляться, опустившись на стул. Выпрастываю края рубашки из-под юбки. Алена смотрит чуть свысока, не помогая мне, но и не мешая. Принтер мирно стоит на кухонном столе. Ребенок устроился перед телевизором в комнате. Сегодня у него мультики, которые в обычный день под запретом. У его мамы, кажется, тоже намечается то, что папа вряд ли одобрил бы.

На ней ослепительно белый кружевной лифчик. Странно, что не просвечивает через рубашку. Мои губы пускаются в путешествие по его верхним границам. Загорелая кожа Алены покрывается мелкими пупырышками. Спешу мелкими, почти невесомыми поцелуями одарить грудь над кружевами. Руки у Алены безвольно свисают, и вся она сейчас сама покорность обстоятельствам,— челка упала на глаза, голова стыдливо опущена, раздвинутые полы рубашки разошлись в сторону, обнажив живот. А в пупке у жены моего друга, оказывается, пирсинг. Хитро подмигивающий на свету голубоватый камешек.

—Здорово!

—Что?

Я и не понял, что сказал вслух. Кончиками пальцев прошелся по камешку, легонько зацепив ногтем.

—Сколько в тебе еще неизвестного.

—Неужели?

—Мне хочется знать все, все твои тайны,— рубашка летит на пол. Она будто и не замечает, что одежда теперь уже у ее лодыжек.— Как же увлекательно быть первооткрывателем!

—Так уж и перво…

даю договорить, закрывая рот поцелуем. Руки тем временем справляются с упрямой застежкой изящного бюстгальтера. Бретельки по плечам, раскол между грудей углубляется. Это Алена запоздало сопротивляется, сводя плечи и пытаясь удержать ткань.

—Позже расскажешь, кто у тебя был первым,— девушка вскидывает голову то ли возмущаясь, то ли принимая вызов.— А пока я хочу узнать твою грудь. Увидеть, как она появляется из кружев, как Афродита из опадающей морской пены.

Отвлеченная словами, Алена ослабляет сопротивление. Я медленно тяну материю вниз, миллиметр за миллиметром обнажая бюст. Кожа под лифчиком радует глаз абсолютно молочной белизной.

—Не загораешь топлесс?

Пальцы безошибочно находят сосок, выкручивая как маленькую вишневую лампочку. Девушка закусывает на миг губу. Она уже собирается что-то ответить, но я не позволяю:

—Муж запрещает? Или он также любит кофе со сливками, как и я?

Она вздыхает с легким всхлипом, прижимая судорожно мой затылок, язык прокладывает скользкую тропиночку между грудей.

—Со сливками…— повторяет едва слышно Алена, зарываясь пальцами в волосы. Ее глаза прикрыты— Говори еще...

Я наслаждаюсь, зарываясь носом в пышную, подошедшую, будто тесто на дрожжах, грудь. Описываю полумесяцы там, под плотью, где собираются капельки пота. И снова, широким мазком— между.

—Ощущения— как у мальчишки, пробующего пломбир,— вполне искренне признаюсь я.

—Мальчишки… пломбир…,— она отшагивает назад, опирается попой на край кухонного стола, не размыкая контакта, увлекает за собой. На секунду открывает глаза, изгибается, дотянувшись до шторы. В кухне становится заметно темнее.

Игры в петтинг продолжаются в тишине. Газ, сгорая втуне, ворчит и нехотя освещает помещение. Алена время от времени вздрагивает и едва заметно всхлипывает, отдаваясь ласке, и, одновременно, сдерживая себя.

—Мама! Мам!

Алена реагирует не сразу, пару секунд приходя в себя.

—Ну м-а-а-ам!— настаивают из комнаты.

—Одну минуту! Она нагибается за блузкой, мозг фиксирует позу, член рефлекторно вздрагивает, требуя свое сейчас, сию минуту. Обреченно вздыхаю, помогая ей привести себя в порядок. Даже не смотрит на меня, прикрывшись челкой, как вуалью!

—Ну что? Соку?— Слышится из комнаты. И, после паузы,— В следующий раз будь паинькой, возьми сам. Я? Я готовлю… Дядя Сережа мне помогает.

Я хмыкнул, покосившись на пустую конфорку. Хорошее объяснение. Емкое и почти правдивое.

Вернулась Алена уже в длинном халате, с туго затянутым поясом. Не глядя, будто меня и не существует в природе, загремела посудой, поставила, наполнив водой, кастрюлю на плиту. Кажется, плохой знак. Но я не привык отступать. Совсем как пионер из советского познавательного мультика, раскалывающий твердый орешек знаний.

Пикник у обочины

Всю неделю возил знакомых, знакомых знакомых и совсем посторонних в столицу. Им экономия, мне какой-никакой заработок. В выходные мы на пикнике. Я, Мишка, его старший брат, Дима, Алена и маленький Антошка. Ближний круг, так сказать. Накалывая мясо на шампур, замечаю короткие косые взгляды единственной в нашей маленькой компании женщины.

Вскоре аппетитный аромат жареного мяса распространяется по поляне. Дмитрий с Михаилом выпивают, к будоражащей ноте специй добавляется дразнящая нота выдержанного коньяка. Даже Алена, украдкой взглянув на играющего в телефон под сосной сынишку, шустро опрокидывает рюмашку. Я за рулем, и, соответственно, данная радость жизни сегодня не про меня. Правила есть правила. Впрочем, мне и так хорошо. Хорошо от летнего жаркого солнышка, от веющего с речки прохладного ветерка, от безмятежных облаков, плывущих в небе, от вечно занятых делом пчел на лугу. От выходного хорошо. И от того, что рядом Алена. Да и Мишка с сыном. Они мне нравятся. Мишка играет строгого и мудрого вождя племени. И я наслаждаюсь его актерским мастерством. Действительности образ не соответствует никак, но в том и волшебство искусства. И это прекрасно. Антон слишком мал, чтобы что-то изображать. Его естественность так же великолепна. Димку я почти не знаю, но включу в список источников вселенской благодати, так и быть, и его.

С Аленой остаемся наедине буквально на пару минут, когда спускаемся к речке ополоснуть шампура. Подчеркнуто безразлично она интересуется, куда я запропал на неделю. Объясняю про извозчичий приработок, про то, что постоянная работа пока не светит. Алена слушает вполуха, отмывая от жира металл. И тут меня осеняет! Скучала! Она по мне скучала! Стараюсь не показывать вида, возвращаюсь к мангалу. Диму с Мишкой уже немного повело, и они уселись на расстеленном поверх осоки покрывале, разговаривать значительные разговоры о политике, спорте и общем мироустройстве. Антошка их слушает, раскрыв рот. И это здорово. На краткий миг я остро, до боли, завидую Мише. Воображение рисует, как сын так же завороженно внимает моим не совсем трезвым откровениям. Как под рукой оказывается покатое женское плечо. И как с наступлением темноты Алена приходит в нашу спальню, умытая на ночь, пахнущая травяным шампунем, в короткой полупрозрачной ночнушке…

Да, кто о чем, а я…

—Алена, а не хочешь поучиться водить авто?— выдаю я громко, на всю поляну, совершенно неожиданно для себя.

Михаил и Дмитрий замирают в недоумении, синхронно повернувшись в мою сторону. Алена едва не поперхнувшись золотистым напитком, медленно переводит взгляд с меня на мужа и обратно.

Мужчины, не сговариваясь, смеются.

—Ну что ты! Алена и техника— вещи не совместные!

—Опять!— женщина бросает испепеляющий взгляд на мужа,— а я хочу попробовать!

Мне показалось, или «хочу» она произнесла как-то по-особенному, с нажимом?

—Аль… Ну может не надо. Ты ж все-таки того…,— Дима, отвернувшись от Антошки, изображает легкий удар пальцами по шее.

—Да,— чуть заплетающейся скороговоркой поддерживает брата Михаил,— вождение ведь штука…

Уже и Антошка заволновался, придвинувшись ближе к мамке.

—Я обещаю вернуть вам жену и маму в целости и сохранности!— решаю вступить в прения и я.

—Раз так…— слышится звон сдвигаемых бокалов, Мишка прижимает к боку сына, показывая муравейник на опушке и что-то втолковывая. Димка начинает азартно не то уточнять, не то возражать. О нас забывают тут же.

Первый круг демонстративно узкий. Алена сидит на соседнем кресле. Я роняю скупые пояснения о педалях и переключении скоростей, но очень скоро замолкаю, рука перекочевывает на бедро пассажирки и ученицы.

Алена бесстрастно смотрит в окно. Ладонь неумолимо влечет туда, где теснее.

—Жаль, что на тебе джинсы,— подражая девушке, как можно безразличней произношу в пустоту.

—Почему?

Ответить сразу не получается.

Нам машут рукой. И муж бежит к машине. Неужели что-то заметил? Открываю окно, вернув руку на рычаг.

—Ребят, ну вы так всю поляну выхлопом загазуете. Вон дорога до холма, а там по кругу объедете его. Идет?

—Идет! – внутренне улыбаюсь я. Алена продолжает сердито смотреть в окно. Типа дуется за прежнюю реплику супруга?

—Так чем не угодили джинсы?— раздается через минуту, когда «рено» с черепашьей скоростью ползет к холму. Моя рука также неторопливо повторяет уже освоенный маршрут.

—Через них я лишен удовольствия ощущать изумительную гладкость… твоей кожи.

—Изумительную…,— Алена прикрывает глаза. Откидывается на спинку кресла, ноги чуть расходятся, и ребро моей ладони оказывается там, где теснее всего.— Еще скажи что-нибудь… о моей коже.

—Теплая как нагретый греческий мрамор,— даю волю поэтическим метафорам я,— и чуткая, как натянутая паутинка в лесу, вибрирующая при малейшем дуновении ветра.

Алена коротко стонет:

—Почему? Ну почему так…

—Как?

—Стоит тебе начать говорить, и я готова забыть все и слушать тебя бесконечно…

Рено заворачивает за холм, тут же обнаруживаю плавный съезд в лес. Через минуту мы уже самозабвенно целуемся. Тесные брюки ученицы с упорством обреченных держатся на бедрах, и моим пальцам приходится ограничиться лишь поверхностными короткими экскурсиями к основной экспозиции. Что вовсе не мешает Алене кончить.

—Опять я первая,— шепчет она виновато.— Но зато, у кого-то наступило время о…