Жена чародея

Глава 1

Жена чародея

Книга 1

Угольями горящими,

перьями летящими,

глазами неспящими,

трясиной гнилою,

каменной тропою

путь тебе открою…

Глава 1

Однажды набросал кто-то на Великие скалвы* погани разной, нарушил равновесие и наступили лихие времена.

То ли воля земли оскудела, то ли порченного народу на ней топталось больше, а перестали справляться благие силы с засильем злобы, жестокости и жадности.

По Ромханам прокатились волны погромов. Поначалу нелюди сбивались в дикие банды, совершали набеги на деревни и малые города, грабили хутора и владения знати. А потом собрались в безумную орду и понеслись по всему Ромханскому княжеству.

Жгли, разоряли, убивали. Никого не жалели.

А тут еще притихшие было служители Благодатной зеницы снова зов праведный услыхали, добычу почуяли. И, прикрываясь дымом разбойничьих пожаров, затеяли свою охоту за самыми лютыми врагами человечества – за ведьмами и ведунами.

***

Деревня Полянь приткнулась у кромки леса, взбираясь избами на склон холма.

Никто уже и не помнил, когда пришлые из-за гор чужаки построили здесь первый дом. Люди верили, что земля в этих местах особая - издревле хранит великие тайны и неведомые силы, подвластные немногим. Потому в Поляни часто рождались ведуны и знахари, обладавшие защитной, целебной магией и свято хранившие секреты предков.

Долгие сроки жилось тут спокойно и благостно. Народ здешний свято чтил традиции, соблюдал законы и сообща противостоял бесчинствам. Со временем лиходеи разные стали обходить хутор стороной, а ведуны помогали всем страждущим, используя свой особый дар только во благо.

Но когда к власти в Ромханах пришел князь Турил Кирай, чародеев объявили вне закона, и родители стали прятать своих детей, наделенных даром ворожбы.

На ненависть к ведунам у князя Кирая были свои личные причины. По его указу некогда и созвали Благодатную зеницу, взявшую на себя тяжкую ношу по избавлению земли от чародейской пакости.

А началось с того, что единственный сын князя неудачно упал с лошади, покалечился сильно и в замок спешно призвали именитого чародея. Он парню помереть не дал, но и от увечья не избавил. Княжеский наследник и до скорбного случая не отличался статью и умом, а тут и вовсе остался хромым и горбатым, и рассудком пошатнулся.

И прозвали в народе Дарилу Кирая Дурилой Кривым.

Молодой князь к шестнадцати годам уже был женат и дитем обзавелся. Правда, не продолжателя славного рода ему Святые небеса послали, а дочку. Старший Кирай метал молнии, проклиная злой рок и чародеев, боясь, что не дождется внуков и некому будет передать родовой клинок.

Но после того, как кости у молодого Кирая срослись вкривь и вкось, оказалось, что мужская сила не только при нем осталась, но и многажды возросла. За двадцать отведенных ему еще на земле лет немощный князь Дурила все ратные подвиги совершал исключительно на супружеском ложе и наплодил двенадцать отпрысков. Одиннадцать дочерей и долгожданного сына.

Наследник уродился на славу: взял от деда злобу и ярость, а от отца – скудный ум и неуемную похоть. И каким-то недобрым чудом эти качества передавались отныне всем потомкам Кираев.

А вот нынешний князь Михай, праправнук Дурилы, был мудр, хорош собой и гневливостью не отличался. Но в тихом омуте, как известно…

***

Осенние закаты над Полянью пылали огнем.

Яромире которую ночь снился такой закат. Дикий свет падающего за гору солнца прожигал веки. Хотелось проснуться немедленно, приложить к горящим глазам ледяной водицы, вымыть жгучие слезы, но веки слиплись, словно их зашила ядовитой иглой злобная Тэйгуча**.

Откинув одеяло и медвежью шкуру, Яра спустила босые ноги на ледяной пол. Встала и с закрытыми глазами пошла к двери. Ощупью взяла ковшик, зачерпнула воды из стоящей на лавке бадьи и вышла на задний двор.

Раннее октябрьское утро дышало морозцем. Холод мгновенно пробрался под тонкое полотно рубашки, под ногами хрустела заиндевевшая трава, в чистом воздухе плыл горький запах дыма. Лай собак и крики горластых петухов прогоняли ночные кошмары, но привычные звуки просыпающейся деревни не отозвались покоем в душе.

Зайдя за угол избы, Яромира повернулась на восток и долго тонкой струйкой лила на лицо воду из ковша, торопливо шепча обережный заговор, как научила когда-то мать. Мокрая рубашка облепила тело, вытягивая тепло, босые ступни онемели на мерзлой земле, но Яра ничего этого не замечала. Старалась прогнать тревожные мысли о том, что сны ей снятся не простые, а вещие.

Скоро, совсем скоро долетят до мирного селения дурные вести, а вместе с вестями доберутся и плохие люди, несущие разорение и гибель.

И ведь никому об этом не расскажешь. Люди поверить не захотят, а староста Веденей слушать молодую вдову попросту не станет. Не любил он Яру, считал подлянкой, порченной бабой, виноватой в смерти брата.

«За пять лет детей не народила, а мужа сгубила».

Можно сходить к тетке Дарине. Они с матерью Яромиры товарками были, а не так давно Дарина тоже овдовела. Прийти просто по-соседски, по-дружески, а там - как пойдет.

Яра отерла лицо рукавом, с опаской открыла глаза: небо светилось бледным осенним заревом, а не пламенем. Успокоившись, вдовица вернулась в избу и занялась хозяйством.

К полудню, переделав уйму дел, завернула в чистую тряпицу свежеиспеченный хлеб, взяла кубышку с малиной в меду и отправилась в гости.

***

- Ты проходи, Ярка, проходи в избу, - засуетилась Дарина. – Я сама хотела к тебе сегодня забежать, а ты и пришла.

Глава 2

Глава 2

Каждый новый день одинокой бездетной вдовки похож на минувший.

Встала спозаранку, косы туго заплела, под платок спрятала и пошла хозяйством заниматься. Яромира сама себя кормила-одевала, ни от кого милости не ждала. Своей родни не осталось, а родственнички покойного мужа на сноху глядели свысока и знаться с ней не хотели.

За что им спасибо огромное.

После общения с деверем и его женой впору только удавиться.

Овдовев, Яромира перебралась в старую родительскую избу. Из мужниного дома ушла ни с чем. Веденей, правда, расщедрился вдруг - отдал ей одну коровенку да пяток кур. И с тех пор упорно пытался молодую вдову снова взамуж пристроить, но она и слышать об этом не хотела. А желающие имелись, хоть Яра и считалась вдовицей порченной, потому как детей у нее не было.

За спиной шептались, что и сам Веденей на сноху облизывался, а раз получить не мог, то и злился, и презирал. А злить старосту было опасно.

***

…Весь день душу точила тревога. После обеда Ярка, гоня прочь дурные мысли, села прясть. Крутилось в ловких пальцах гладкое, потемневшее от времени веретено, доставшееся еще от прабабки, тянулась нить, из уст лилась тихая песня. Пряха будто кудесы творила. Хотела дом свой защитить, и деревню родную, и всех, кто жил в ней. Опутать, оплести все вокруг мягкой пряжей, чтобы из большого мира в их маленький мирок не пробралось зло.

Закатное солнце сегодня не ярилось, опускаясь за далекую горную гряду. Горизонт светился мягким золотом на темнеющем небосводе.

Яромира закончила прясть, бережно отложила веретено. В здоровенном горшке в печи закипала вода. Ярка приволокла большую лохань и ушат, натаскала в него колодезной воды, разбавила ее горячей. Приготовила чистую рубаху, закрыла печь заслонкой, затушила свечу, чтобы снаружи не было видно, что в хате делается, и разделась.

Встала в лохань, расплела косы и долго мылась, яростно скребя нежную кожу завернутым в тряпицу распаренным пучком сухого тысячелистника и бездумно шепча оберег от разных напастей.

В избе было темно и жарко натоплено, и Яра не спешила одеваться. Раскрасневшаяся, с распущенными до бедер мокрыми волосами, она простирнула в оставшейся воде одежку, вытерла пол. Отбросив назад волосы, выпрямилась и охнула, отшатываясь в угол: показалось, тень какая-то мелькнула в окне.

Яра метнулась к лавке, схватила и натянула рубаху. Сердце билось в груди, словно зверек в силках. Страшно вдруг стало, хоть подвывай. Кто-то шатался вокруг дома, в окна заглядывал? В Поляни дворы расположены не в тесную, а раскиданы по склону до самого леса и луга. Бывало, ребятня заиграется и шныряет под стенами, но они шумные, суетливые, да и в эту пору уже по домам сидели, а тут будто тать проскользнул и растаял во мраке.

Боязливо приблизившись к окну, Яромира долго вглядывалась в ночь, но ничего больше не заметила и немного успокоилась. Прибралась, высушила волосы, сидя у печки. Свечу зажигать не стала, так и сидела в темноте. Спать совсем не хотелось, хоть час был уже поздний, за день устала, и в жарко натопленной избе после мытья еще разморило. Яра прилегла на лавку, закрыла глаза. Тишина и тьма обступили, навалились, уставились на притихшую вдовицу, сверля ее свирепыми взглядами, словно ожидая чего-то. Но усталость взяла свое и, проворочавшись с боку на бок, Яромира все же задремала.

Проснулась от того, что кто-то будто за плечо потряс.

«Вставай, дочка, вставай! Лихо близко!»

Мамкин голос. Она часто снилась, иногда говорила что-то, но Ярка не слышала или не запоминала, а тут так ясно слова разобрала.

Вскочила на ноги, подбежала к окну – там, куда вечером село солнце, теперь занимался огненный рассвет.

Пожар! С холма, с дальнего края деревни, высветив нестерпимо рыжим ночные небеса, катилось пламя.

Яромира бросилась, было, к двери как была, в рубахе и простоволосой, но остановилась, вернулась и принялась спешно одеваться. Шерстяная юбка, теплый кожушок, платок, помешкав мгновение, бросилась к сундуку и вытащила из него плотные полотняные штаны и чулки, натянула на себя, путаясь в юбке и подоле рубахи. Повязала талию широким поясом со старым отцовским охотничьим ножом в потертом кожаном чехле, сдернула висящую у двери котомку, пихнула в нее огниво, каравай хлеба и веретено. Частица дома, связь с родом. Руки сами его ухватили.

Бросив прощальный взгляд на родные стены, выскочила за дверь. Пряталась в ночных тенях и оглядывалась загнанным зверем, спешно пробираясь к дому Дарины.

А потом тишину прорвали страшные крики, бабий визг, безумный лай собак, грохот и топот лошадей. Звуки прокатились по деревне от края до края и то, о чем предупреждали вещие сны, вырвалось из царства дремы и накрыло кошмаром наяву.

- Тетенька, родненькая, вставайте! – охрипнув от страха, Яромира заколотила в дверь.

Погром накатывал бурей, бандиты сметали и поджигали дом за домом, подбираясь все ближе. Мешкать было нельзя ни секунды.

- Ярка… - сонно хмурясь, Дарина распахнула дверь.

Все сразу поняла, метнулась в хату, растолкала по-детски крепко спящую Млавку. Сунула в руки дочери охапку одежды, а Яре - какой-то маленький узелок.

- Вот, возьми, спрячь в котомку. Пригодится, - задыхаясь, проговорила женщина. – Убегайте, девоньки мои, к лесу убегайте, а я следом за вами. Млавка, обувайся живо, остальное в лесу нацепишь. Уводи ее, Ярка!

- Ма-ам, без тебя не пойду никуда! - заверещала девчонка, но Яра обхватила ее за остренькие плечи и потянула к двери.

- К лесу бегите, скорее! Я следом! Одежку только прихвачу, - прокричала им в спины Дарина.

Голос ее потонул в стремительно приближающемся топоте конских копыт и звериных криках, рвущихся из человеческих ртов.

Глава 3

Глава 3

Яркий кленовый лист мягко опустился в буроватую пыль, чудом избежав встречи с копытом пегой лошадки, неспешно трусившей по лесной дороге. Прикемаривший в седле всадник выпустил из рук поводья и опасно скособочился, норовя вот-вот повторить путь упавшего листа. Капюшон просторного черного балахона полностью скрывал лицо потерявшего бдительность раззявы, умудрившегося заснуть посреди разбойничьих угодий. Даже странно, что одинокого путника еще не вышибли из седла точным попаданием из пращи. Вдвойне дивным сие чудо выглядело, если учесть, что за пегой лошадкой так же неторопливо тащились еще две игреневых коняги, обильно нагруженные коробами и корзинами. Впрочем, именно корзины и объясняли как беспечность верхового, так и невероятную робость лихих людей: на лозовых боках неярко поблескивали золотисто-алой краской схематичные изображения широко распахнутых глаз.

Всевидящая и всезнающая Благодатная зеница никогда не дремала, в отличие от своих нерадивых чад. Связываться с церковниками опасались даже самые отпетые бандиты, ибо легенды о всемогуществе и пламенной ярости тех, кто огнем и мечом защищал род людской от происков непотребных чародеев, ходили едва ли не более страшные, чем о самых поганых кознях колдунов и ворожей.

Пожалуй, только этот символ, да еще княжья дружина и могли остановить затаившихся в глубине леса любителей поживиться чужим добром.

Однако выскочившую из лесной чаши девушку грозные зраки не испугали.

- Постой! – громко закричала юная красавица, облаченная в одну лишь простую рубашку, бросаясь наперерез испуганно раздувшей ноздри пегой лошадке.

- Что случилось, сестра? – донесся из-под черного капюшона скрипучий, как бывает у пожилых людей, голос, но при этом не искаженный сонной нечеткостью. Да и сам всадник очень уж быстро подхватил поводья, успокаивая всхрапнувшую кобылу, словно и не дремал мгновение назад, разморенный долгой дорогой.

- Я тебе не сестра! – девушка своевольно топнула ножкой и бросила на нелепо раскоряченную в седле фигуру недовольный взгляд. – Тоже мне братец выискался!

- Все мы братья и сестры в лоне матери нашей церкви… - наставительно задребезжал всадник, но был прерван в самом начале душеспасительной речи:

- Не прикидывайся! Я же вижу, что ты не монах! Ты совсем недавно был с женщиной! – словно в подтверждение своих слов девушка упрямо мотнула длинной светлой косой.

Раскатистый смех, ничем не напоминающий старческое дребезжание, стал ей ответом. Всадник наконец-то стянул с головы капюшон, распрямил ссутуленные плечи и немного сместился в седле, и теперь никакой балахон не мог скрыть, что на лошади сидит бодрый молодой парень, на вид едва ли старше стоящей перед ним блондиночки.

- А ты полагаешь, что монахи брезгуют женским обществом, красавица? Да как бы не так! – он выразительно подмигнул девице, после чего окинул ее ладную фигурку с ног до головы цепким взглядом серых глаз и уже совершенно серьезно спросил: - Так что же вынудило тебя обратиться ко мне, озерная дева?

Та недовольно выгнула бровь, как-то тоскливо оглядела дорогу и близстоящие деревья, после чего слегка повела плечом. Вслед за этим жестом коса сама собой расплелась, раскидывая по девичьей спине пышные пряди длинных, чуть подернутых зеленоватой дымкой светлых волос, простая полотняная рубаха укоротилась и стала почти прозрачной, а голову лесной гостьи плотно охватил мудреный венок из рогоза и водорослей.

- Нужда, - еще раз оглядевшись, ответила красавица. – Нам нужна твоя помощь, колдун.

Парень удивленно присвистнул:

- И что же стряслось в озерном мире, раз вы готовы обратиться за помощью к человеку?

- Ты все увидишь, колдун, если согласишься помочь. В благодарность мы выполним любое твое желание.

Юноша еще раз внимательно осмотрел собеседницу, после чего раздумчиво отозвался:

- Предложение щедрое, но это уже говорит о том, что произошло нечто весьма серьезное. Не зная, о чем речь, я не могу обещать, что справлюсь, даже если очень постараюсь, но готов попробовать. У меня есть одно условие. Знаю, что вы твердо держите данные обещания… Пообещай мне, что выпустите меня и моих животных живыми до заката нынешнего дня по времени моего мира, даже если я не сумею помочь вашей беде, и я пойду с тобой.

Девушка недобро усмехнулась:

- А ты не так прост. Знаешь, что у нас время течет иначе…

- И даже знаю, что вы предпочитаете забирать мужчин навсегда в отместку тем, кто причинил вам зло в прошлом. Знаешь, красавица, я бы даже не отказался провести всю жизнь в объятиях озерных дев, но у меня есть обязательства, и их надо выполнять. Думаю, что одним днем я пожертвовать могу. Выбирай: либо ты даешь обещание, и тогда я приложу все усилия, чтобы вам помочь, либо ищи кого-то другого.

- У меня тоже есть условие! – исподлобья глядя на парня, с неприязнью в голосе произнесла озерница. – Ты пообещаешь, что ни единой живой душе не расскажешь про то, что увидишь в озерном краю.

- И что, ты мне на слово поверишь?

- Каждый зарок несмываемыми письменами слагается. Тебе ль не знать, колдун.

- Даю слово, - склонил голову всадник. – Секреты я хранить умею. И не только свои.

- Что ж, тогда и я обещаю, что до исхода дня в земном мире ты и твои лошади вернетесь из озерного края живыми.

- И дрозд, - мгновенно отозвался парень.

- Дрозд? – недоуменно переспросила девушка.

Сразу после этого вопроса на плечо всадника спикировала небольшая, не пойми откуда взявшаяся птичка с блестящим буровато-синим оперением. Вцепившись острыми коготками в черную ткань балахона, она склонила головку набок и настороженно уставилась на озерницу умным круглым глазом.

- Да, я, лошади и дрозд, - подтвердил юноша, бережно коснувшись пальцем птичьей лапки.

- Хорошо, обещаю, что ты, твои лошади и... хм… дрозд вернетесь живыми в земной мир до исхода дня по вашему времени.

- Веди, - он легко спрыгнул на дорогу, взял в одну руку поводья пегой лошадки, а вторую протянул озернице.

Глава 4

Глава 4

- Пусти ты меня, пусти! – тоненько ныла Млавка, пытаясь вырвать руку из крепких пальцев Яромиры. – Там же мамка! Я ее вот туточки подожду, а то разминемся, и не найдет она нас. Пусти!

- Она найдет, найдет. Дарина лес знает, следы читать умеет. А нам надо подальше отойти, - избегая смотреть на зареванную девочку, твердила молодая вдова.

Она спешила вперед, глубже заходя в чащу, без остановки пробиралась среди деревьев и тащила за собой упирающуюся Млавку.

Как сказать девчонке, что встречи с матерью ей не дождаться?

Когда со всех ног мчались от дома Дарины, Яра на ходу помогала Млаве накинуть одежку. У кромки леса оглянулась, задохнулась от ужаса и быстрее повлекла вперед путающуюся в рукавах кожушка девчонку. Сердце бешеным трепыханием зашлось в груди, а перед глазами стояла, словно выжженная, картина: пламя, рвущееся из окон дома Дарины, клубы дыма, застлавшие небо над хутором, и мечущиеся по подворью черные всадники. И никого, бегущего следом за ними.

Но, может, смогла выбраться тетенька? Успела спрятаться?

Жили они с Млавкой просто, хозяйством владели нехитрым: козой, курами, огородом. Бесценным добром Дарины была дочка да крепкая, мужем построенная хата. А где бандитам взять нечего, там они сразу жгли, убивали и с землей ровняли.

Говорили, что иногда забирали лихоимцы кого-то с собой – мастеров искусных, красавиц молодых. Одних для пользы, других для потехи. Куда потом пропавшие люди девались, никто не знал, только больше их среди живых не встречали.

Дарина была знатной ткачихой, но разбойникам ее мастерство вряд ли понадобится.

Бледный осенний рассвет едва проникал сквозь багряную листву и тяжелые, черные лапы елей и сосен. Страшные звуки разоренной деревни были уже не слышны, но со стороны Поляни наползал дым, смешивался с утренней мглой и мутил воздух. В таком куреве проще спрятаться от злых глаз, но надо дальше в чащобу зайти, и Яромира, ориентируясь больше на память и чутье, чем на зрение, потащила девочку вглубь зарослей, петляя меж черных стволов.

Древние леса в Ромханах были смешанные, густые и для незнающих здешние места считались непроходимыми. Охотники нередко натыкались в чащобах на обглоданные зверями тела незадачливых путников, но Яра с детства знала здесь чуть не каждое дерево, овраг или поляну.

- Где же мама, а? – девочка испуганно заглядывала в лицо старшей товарке. – Почему нет ее?

- Не знаю, лапушка, - задыхаясь, проговорила Яра. – Мы с тобой к лесу напрямки кинулись, а Дарина могла стороной бежать, через огород дядьки Шуста. Значит, встретим ее у Волчьего оврага.

Сказала это и сама почти поверила.

Пусть так и будет, помоги, Великая Матерь.

Млавка успокоилась немного, затянула крепче платок, вытерла нос рукавом и заперебирала тонкими ножками шустрее. Вскоре уже Яромира едва поспевала за девочкой.

Пылающий хутор, а вместе с ним и прежняя жизнь остались далеко позади, и запыхавшиеся беглянки решились сбавить шаг. Опавшая листва шуршала под ногами. Звуки далеко разносились по лесу в предрассветной тишине.

- Кто эти люди? – после недолгого молчания спросила Млава.

- Не люди это. Нелюди.

- Зачем они творят такое?

- Запугать хотят, власть свою показать над всеми законами. Лихими себя чувствуют, неподсудными, - вглядываясь в мутный полумрак, ответила Яра.

- Им что же, и князь не указ? – возмущенно воскликнула девочка.

- Никто им не указ, но и на них управа найдется, - мрачно отозвалась молодая вдова.

А пока найдется хоть какая управа, сколько еще бед они натворят. Да и князь что-то не очень спешил порядок наводить. От конных дружин, изредка проезжавших по главным трактам, и от жиденьких отрядов доблестных стражей, мелькавших возле крупных сел и городов, но вглубь княжества не заходивших, толку было мало. Разбойничьи ватаги с ними быстро справлялись, воинским добром свои запасы пополняли, а князю отсылали гостинцы - обозы с отрубленными головами.

Где-то хрустнула ветка, испуганно вскрикнула и шумно захлопала крыльями птица. Меж деревьями пронесся и быстро стих какой-то тревожный ропот.

Яромира жестом остановила девочку, приложила палец к губам и, схватив Млавку в охапку, метнулась за ствол огромного дуба. Беглянки затаились, боясь вздохнуть. Стояли, крепко прижавшись друг к другу, и Яра вот только поняла, что теперь отвечает за дочку Дарины. Беречь ее будет как родную сестренку, которой у нее никогда не было.

Млава округлившимися глазами посмотрела на Яру, та ответила быстрым взглядом, безмолвно велев помалкивать и не двигаться.

Неподалеку кто-то прятался, словно тоже заметив или услышав беглянок.

- Мамка там… - с плещущейся в глазах горячей детской надеждой, одними губами проговорила мелкая. Яромира в ответ снова строго зыркнула на нее и нахмурилась.

На погоню не похоже, разбойники не таились, налетали сразу. Зверь какой-то добычу выслеживал? Яромира потянулась к висящему на поясе охотничьему ножу. Млавка в ужасе зажала рот ладошкой.

- Стой тут. Не вздумай носа показать, пока знак не подам, - зашептала Яра в девчачье ухо. – На-ка, вот, возьми, - он сняла с плеча и отдала Млавке котомку. - Если вдруг что, беги со всей мочи к Волчьему оврагу и прячься там. Поняла? – она слегка встряхнула девочку за плечи.

Та мелко покивала, испуганно сопя.

Меж стволов и ветвей послышался всхлип, следом шорох и тихие голоса. Не звери это, люди. И хоть старались они вести себя тихо, но возня, прерывистое дыхание и шепотки четче слышались в тяжелом от влаги воздухе.

Яра чуть выглянула из-за неохватного дуба: между разросшимися кустами орешника залегли плотные тени, а те, кто прятался в них - затаились. Вдова притиснула девчонку к стволу, жестом и строгим взглядом напоминая свой наказ, и вышла из укрытия.

- Кто там? Покажись!

- Ярка? Ты?

Она вздрогнула, услышав знакомый сипловатый голос деверя, и сам Веденей показался из зарослей. В исподних штанах, рубахе навыпуск и сапогах, всклокоченные волосы в саже, а на пропаханный бороздами глубоких морщин лоб стекала тонкая струйка крови. Видно, как и они с Млавкой, бежал с хутора впопыхах, едва успев обуться. В крепкой руке Веденей сжимал толстый сук и не опустил его, увидев вдовицу.

Глава 5

Глава 5

Совсем стемнело, но Риго не остановился. Неуемное, смутное беспокойство точило сердце, и парень гнал кобылку вперед и вперед. С приближением к месту назначения дремавший на плече под капюшоном дрозд вдруг заворочался и выглянул из своего укрытия.

- Что, тоже неладное чуешь? – пробормотал юноша.

Птичка встрепенулась и взмыла в ночное небо. Вскоре вернулась и отчаянно заверещала у всадника над головой. Парень вгляделся в горизонт и увидел далекое зарево в черном дыму. Грязно выругался, пришпорил кобылку и, пригнувшись к остро пахнущей лошадиным потом холке, свернул с дороги и через поле помчал к лесу. Так путь короче, и Риго все еще надеялся, что не опоздал.

Но, как ни крути, а время упущено. Озерницы. Шельмы.

Да и не только их в том вина. Он тоже мог все устроить раньше, как только начались погромы. На что надеялся?

В груди шевельнулось что-то. Досада или совесть, не разберешь. Помеха какая-то, без которой прекрасно обходился все эти годы.

Проехав лесом, сколько было можно, Риго спешился и привязал лошадей к березе. Дрозду велел ждать здесь же, и тот, нахохлившись, уселся на луку седла одной из кобылок. Парень понесся сквозь деревья, а черный балахон делал его похожим на ночную тень. Стремительное продвижение юноши сопровождалось лишь похрустыванием листвы, но не громче, как если бы в чащобе прошмыгнул вышедший на охоту зверь.

Деревня полыхала. Часть домов, расположенных на холме, уже догорала, видать, разбойники налетели оттуда. Говорили, что лихоимцы имели в своем арсенале какой-то жидкий чудо-огонь, разгоравшийся без всякого огнива. Стоило плеснуть немного, и негасимое пламя мгновенно пожирало хоть дерево, хоть камень, словно стог сухого сена. От такого не было спасения.

Демоны в человечьем обличье сделали свое дело и убрались. Дома прогорели, ни одного целого не видать. Полянь стала погостом, и над черными останками некогда оживленной, мирной деревни плыл в осеннем воздухе густой, смрадный чад. Никто не придет сюда, чтобы восстановить деревню, никто не займет эти земли еще долгие годы. После себя разбойники оставляли только разруху и проклятия.

Горький дым лез в ноздри и выедал глаза. Но Риго помнил расположение каждого дома и вслепую добрался до знакомого подворья.

Что он чувствовал, ступая по пепелищу, в которое превратилось его прошлое? Или его сердце умерло вместе с гибелью тех, о ком он лишь изредка вспоминал эти годы? А, может, оно умерло намного раньше, и Риго не чувствовал ничего, кроме выжженной и уже остывшей пустоты в груди?

Поддернув полы балахона, парень плотнее обмотал вокруг головы капюшон, закрывая рот и нос, и полез в самое нутро догоравшего пожарища. Мог постоять в стороне, разумно уговаривая себя, что никого здесь не найти, но природное упрямство заставило заглянуть в преисподнюю.

В раскаленном воздухе метались искры и хлопья пепла, жар выжигал глаза, и они слезились, туманя зрение. Стиснув зубы, Риго обошел пепелище, заглядывая под обломки. На месте сарайчика тлела кучка угольев. Добротный дом прогорел до основания, будто был сделан из лучин, а не из толстых бревен. Если в хате кто-то был, то от них и костей не осталось.

Парень выбрался из пекла, и ноги сами понесли прочь отсюда.

- Прощайте, теперь уже навсегда… - проговорил тихо.

Глаза все еще слезились, и Риго вытирал их рукавом балахона, осыпанного пеплом и провонявшего гарью. Шагал, не останавливаясь, не глядя по сторонам.

Где-то совсем рядом раздался жалобный скулеж. Парень остановился, пригляделся: чуть ли не под самыми его ногами лежала и тряслась всем своим небольшим тельцем собака. Сливаясь цветом шерсти с пожухлой травой, псина свернулась в клубок и смотрела на человека полными боли и тоски глазами. Передняя лапа и морда в свежей крови. Видать раненая животина отползла от пожарища, на сколько хватило сил. Но вряд ли это можно считать спасением, лишь отсрочкой: ночью из лесу на запах крови выйдут хищники, и псина неминуемо станет добычей.

- Угораздило же тебя, - вздохнул парень.

Собака ответила тонким комариным писком.

Риго наклонился, подобрал найденыша, завернул в полу балахона и, не оглядываясь, продолжил путь к лесу.

- Потерпи, пискля, - тихо пробормотал парень, добравшись до привязанных лошадей. Нахохлившийся дрозд оглядел псинку с явным неодобрением, а потом долго косился умным круглым глазом на юношу, наощупь вытаскивающего что-то из корзины. Выпутав дрожащую животину из прокопченного балахона, Риго зубами вытащил притертую пробку из стеклянного флакона и аккуратно плеснул на раненую лапку и морду немного маслянистой жидкости. Собачка дернулась и снова жалобно заскулила.

- Сказано: потерпи! Сейчас легче станет, а чуть позже нормально подлечу, - вернув пробку на место, шикнул колдун. Поплотнее затолкав увенчанную шариком пробку в горлышко флакона, Риго сунул зелье обратно в корзину, а собачонку положил в полупустую котомку, на дне которой виднелись какие-то тряпки. – Отсюда хоть не вывалишься.

Только после этого дрозд вспорхнул с лошадиной холки и привычно уселся на плечо хозяина.

- Их больше нет, Мал. Никого нет, - парень ласково погладил птичью лапку. – Только вот эта псина. Не бросать же.

Дрозд взглянул на хозяина так, словно готов был поспорить, но лишь склонил голову, касаясь перышками влажной мужской щеки.

И снова по лесной дороге ехал сонливый старый монах, только лошадки в этот раз перебирали копытами куда шустрее.

***

Светало, и Риго приглядел небольшой ложок, из которого раздавалось журчание ручейка. Привязав лошадей в тени, монах ловко соскользнул на землю, старательно обтер коней тряпицей, а потом извлек из недр вьюков котелок и отправился к ручью.

Прежде чем наполнять посудину, парень ненадолго погрузил в воду кончики пальцев. Затем споро соорудил костерок, над которым на крепкой палке приладил котел. Обустроив очаг, вернулся к ручью и с наслаждением умылся, избавляясь от покрывавшей кожу копоти. От запаха гари до поры избавиться не получилось, дым пожарища намертво въелся в одежду и волосы.

Глава 6

Глава 6

- Как тебя зовут, дитя? – спросил монах, протягивая кружку, в которую плеснул что-то из зеленоватой бутыли.

- Млавка, - робко отозвалась девочка, бросая вопрошающий взгляд на Яру. Та нахмурилась.

Чем этот чернец ребенка напоить хочет?

- Благодарствуйте, отче, за доброту вашу, - сказала вдова, пытаясь хоть что-то разглядеть в черных тенях под низко надвинутым на лицо монаха куколем, - но сестрица моя в строгих правилах воспитана. Без моего позволения ни напитков, ни пищи она у незнакомых людей не примет.

- Предусмотрительно, - со снисходительным смешком монах, наконец, откинул капюшон. – И раз твоя осторожность распространяется и на то, что благословлено блаженным взглядом, отведай первой. Или страшишься?

А монах-то совсем молодой. И ладный какой.

Яромира решительно взяла у него кружку и, под хитрым прищуром серых глаз, сделала глоток. На языке растаял горьковато-сладкий вкус травяной настойки, маслянисто прокатившей по горлу и разлившейся в груди приятным теплом. Сразу вспомнилась мама и ее чудодейственные многотравные сборы от всех хворей и печалей. Кое-чему Яромира у нее научилась, и в зелье монаха ей почудился знакомый привкус и аромат. Как и в самом странствующем праведнике что-то неуловимое привиделось. Черты лица у него крупные, резкие, словно мастерским резцом выточены. Холодные и бездонные серые глаза под изгибами черных бровей. И глядит так, будто медвежьи капканы защелкивает. Такой уж точно ведунов насквозь видит. Даже затылком.

Яра передала кружку Млавке и быстрым мазком пальцев стерла оставшуюся на губах влагу.

- Значит, говоришь, имя твое Млава? – обратился монах к девочке, затыкая бутыль пробкой. – А ты - сестра ее, – он зыркнул на Яру. – И как же звать тебя… сестра?

- Яромирой зовут, - ответила вдовица.

- А мамка ваша кто?

И прежде чем Яра успела ответить, Млавка выпалила:

- Дарина, и она обязательно придет, - девочка вернула кружку, утерла губы и поморщилась. – Горько.

Ему что за дело, кто чья мамка?

Тревога колючей поземкой снова закружилась в душе Яры. И показалось ей, словно тень мелькнула на лице монаха, когда услышал он имя Дарины.

Что чернец делал в Поляни, кого искал? У него балахон опален, и запах гари в ткань въелся, значит, не издалека он на пожарище смотрел, а в самое пекле полез, выискивал что-то. Может, по душу Дарины и явился? Только не водилось за ней никаких грехов. Не умела тетенька колдовать. Уж скорее мать Яромиры можно было к ведуньям причислить за ее редкий дар травницы. Но матушки уж нет давно.

Что-то здесь не так… Надо тихонько предупредить Млавку, чтобы помалкивала.

- Ох, и угораздило же вас, отче, оказаться здесь в такой лютый час! – притворно запричитала Яромира. - Но нам ли жаловаться. Уж так свезло вас повстречать…

- Вечные странники мы, - невозмутимо ответил чернец. – Куда дела правосудные направят, туда и путь держим.

- А вы, святой отец, бывали в наших местах раньше, знали кого в Поляни? – распахнув глаза, с глуповатым любопытством спросила Яромира.

Ничего не дрогнуло на лице монаха.

- В местах этих бывать приходилось, а в Поляни не знал никого, - сказал, как отрезал. – Ну, девицы-красавицы, ступайте к костру, ступайте. Отдохните, погрейтесь, - перевел разговор на другое. И голос его зазвучал легче, с напускным благодушием. - Угоститесь скромной пищей. Немного ее, но хватит всем подкрепиться перед дальней дорогой. Не вечно же вам в лесу теперь сидеть. Надо пробираться туда, где безопасно.

- Неужто есть такие места? – забыв притвориться дурочкой, спросила Яромира.

- Есть такие места, - заявил монах. – Мир так устроен, сестрица. Не бывает все везде черно, где-то и свет виден.

Семейство Веденея вовсю пользовалось гостеприимством служителя Благодатной зеницы, наворачивая из котелка сытно пахнущую кашу. Единственной ложкой, охая и вздыхая, орудовала Божена. Веденей отломил кору от ствола поваленного дерева, взял полоску себе и раздал детям. Олянка сидела, сжавшись в комочек, и тихонько плакала, глотая крупинки каши вместе со слезами. Станил жевал неторопливо, угрюмо поглядывая на отца.

Яромира хотела было достать из котомки каравай, который с собой прихватила, убегая из дома, но решила приберечь хлеб, пока и монашьих щедрот хватит, чтобы немного сил набраться. Она усадила Млавку ближе к костру, а сама отделила с помощью ножа три пластины белой, остро пахнущей древесины от расщепленного ствола упавшего дерева, одну дала Млавке, вторую протянула монаху. Тот, вздернув темную бровь, щепку взял, но к каше не притронулся. Яра только раз зачерпнула из котелка, проглотила и больше не смогла съесть ни крошки.

- Что, не нравится моя стряпня?

Яра вздрогнула, услышав тихий вопрос над самым ухом. Чернец сидел рядом с ней, и она отчетливо чуяла в свежем лесном воздухе дымную горечь, намертво въевшуюся в монашье одеяние.

- Стряпня отменная, только не лезет ничего в горло…

- А мы когда к Волчьему оврагу пойдем? – шмыгая носом, громко спросила Млавка. – Там мамка, небось, уже заждалась. Вдруг не поспеем, и она уйдет. Потеряемся же.

Все сидящие за костром переглянулись, даже Божена перестала горестно охать и застыла с полной ложкой каши у рта.

- Скоро. Скоро пойдем, - Яра погладила девочку по руке. – Чуток переведем дух и пойдем. Поешь пока.

- Я не устала! И есть не хочу. К мамке хочу! Она ждет, а мы тут расселись! – из глаз Млавки брызнули сердитые слезы.

Яромира не знала, как и когда правильней всего сказать ребенку, чтобы не слишком надеялась на встречу с матерью. Что ее, встречи этой, может и не случиться больше никогда. И что теперь надо думать о том, как выживать, не имея ничего за душой.

Вдова вспомнила про узелок, который ей перед побегом сунула в руки Дарина. Заглянуть бы туда, может, монетки найдутся. У нее самой ни гроша с собой, а Млавку в пути кормить надо. Да и вообще мало ли что.

Глава 7

Глава 7

Пока Млавка скармливала остаток каши прижимающей уши псинке, а Веденеево семейство пыталось как-то утеплиться оказавшейся в их распоряжении одежкой, Яра взялась отмыть в ручье котелок. Дело малоприятное, но нужное, к тому же позволявшее ненадолго остаться наедине с собственными мыслями.

А мысли одолевали вдовицу одна черней другой. Нежданный попутчик, так и не назвавший своего имени, подсказал, что примерно в одном дне пути отсюда есть монастырь, куда он готов проводить полянских погорельцев. Там, мол, монахи помогут. Боязно было Яре идти в обитель служителей Благодатной зеницы, да ведь и выбора особо не было. Надо с чего-то заново начинать, куда-то с Млавкой прибиться. Зима скоро, крыша над головой нужна, пища, а теперь еще забота на ней - сестренку названную поднимать. У монастырей-то земли есть, на них тоже люди работают, может, и удастся в какое село монастырское пристроиться. Хотя на селе-то в первую очередь мужики нужны справные, а баба с дитем, да без защитника…

Словно под тяжестью всех этих думок, голова Яры все ниже и ниже склонялась над ручьем, пока наполненный водой котелок вдруг, словно живой, не потянул ее за собой с мокрого камня, на который молодка неловко опиралась ногой.

- Не поздновато для купания, сестра? Водица уже холодна, - раздался над ухом насмешливый голос. Сильная рука вдруг крепко обхватила за талию, плотно прижимая Яру к мужскому телу, показавшемуся вдовице обжигающе-горячим даже сквозь монашеский балахон и ее собственный толстый кожушок.

- Ваша правда, отче, - щеки Яры полыхнули румянцем от неловкости. – Сама не своя нынче, руки-ноги не слушаются. Спасибо, что удержали, не то бы вся вымокла. Котелок упустила, - она попыталась отстраниться, потянувшись к торчащему из воды совсем рядом закопчённому пузатому боку, да так и замерла, отчетливо ощутив пониже спины, что монах, может, и праведник, да все одно мужчина, к тому же совсем молодой.

- Осторожней, сестрица, в дороге опасности подстерегают на каждом шагу, - негромко рассмеялся Риго и сам отпустил женщину, тут же начавшую смущенно расправлять юбку. Выудив из ручья котелок, он вернулся к лошадям, подумывая, что был бы совсем не против еще раз увидеть, как эта красавица заливается румянцем, желательно, без посторонних глаз вокруг.

***

Сколько Божена ни вздыхала, ни охала и ни дергала Веденея за рукав, на лошадь ей сесть не позволили. Монах спокойно, но непреклонно возвестил, что в случае появления лихих людей лошади должны быть хотя бы не замореными, потому верхом могут проехаться только дети, а остальные и своими ногами обойдутся.

Яра не возражала. Она вообще старалась не привлекать к себе лишнего внимания, не зная, от кого лучше держаться подальше: то ли от деверя с женой, то ли от чернеца, потому послушно шагала рядом с одним из коней, поглядывая снизу вверх на Млавку, возившуюся с собачкой. Девочку усадили в седло, Мшицу пристроили в короб рядом, на второго коня посадили Станила, а Олянку Веденей лично подсадил на пегую лошадку, которую монах вел в поводу. Девушка так и не пришла в себя после ночного бегства: тихая, безучастная, она, казалось, мало что замечала вокруг, лишь изредка утирая нос, с кончика которого нет-нет да скатывались крупные слезы.

Обеда как такового не было: Риго позволил всем немного посидеть на краю дороги и съесть по куску хлеба с салом, а потом решительно повел лошадей дальше, кидая задумчивые взгляды на небо и не слушая нескончаемых стенаний Божены.

- Не успели! – монах остановился так резко, что Веденей сбился с шагу. – Ночевать будем здесь, - указал Риго на достаточно широкую поляну, расположенную по правую руку от дороги.

Пока беглецы собирали в окрестностях валежник и обустраивали кострище, монах принялся мудрить со стоянкой. Первым делом вытесал из жердинки три колышка с прорезями, которые плотно забил в землю прямо посреди поляны. К колышкам он привязал лошадей, запутав поводья вокруг прорезей. Веденей краем глаза наблюдал за происходящим, но не вмешивался, хотя и не мог взять в толк, почему бы коней просто не привязать к дереву. Затем монах долго ходил вокруг мирно пощипывающих траву лошадок, внимательно осматривая листья на былинках и периодически связывая между собой некоторые стебельки. Веденей уже все глаза сломал, стараясь понять, чего такое монах там выискивает и зачем траву мнет, когда его настойчиво подергала за рукав Божена:

- Слышь, старый, зрящий-то ведьмин круг наводит, точно тебе говорю, – прошипела она, указывая взглядом на монаха.

- Да ты никак, сказилась, дура! – сама мысль была крамольной. – Почем тебе знать, как выглядит ведьмин круг!

- А на что это еще похоже? – она выразительно выпучила глаза.

Веденей вынужден был признать, что, если всматриваться, связанные промеж собой растения образовывали вокруг лошадей неровный круг, формой больше похожий на яйцо, узкой частью устремленное к лесу.

- Не знаю. И вообще я впервой со служителем зеницы в дороге оказался, может, им так положено. А ты много зрящих вблизи видала? То-то!

На этом странности, вроде, закончились. Пока бабы стряпали, монах безучастно сидел неподалеку, прикрыв глаза, словно к чему-то прислушивался. Отужинав, он вернулся на то же место и просидел, почти не шевелясь, до самой темноты.

- Собаку покормить надо, - ровным голосом сообщил Риго, легко поднимаясь. – Бери кашу, чадо, пойдем кормить твою Мшицу.

Млавка непонимающе поморгала, потом послушно и суетливо накидала комочков остывшей каши на разлапистый кленовый лист, а Риго подхватил девочку под мышки и легко понес к лошадям. Яра, не особо доверявшая чернецу, двинулась следом. Пока шла, успела подумать, что проще было собаку принести к костру, а не ребенка тащить к собаке, но сильно удивиться не успела: парень водрузил девочку на спину одной из лошадей и быстро развернулся к Яре.

- Помочь пришла? Вот молодец! Садись с ней, - с этими словами Риго ловко подсадил женщину, и она оказалась в седле позади Млавки раньше, нежели успела возмутиться. – А теперь, красавица, делай что хочешь, зажимай девчонке рот, но только чтобы она не орала, - понизив голос, серьезно проговорил чернец. – Поняла? – и Ярка быстро кивнула, не сразу осознав, что речь монаха очень уж изменилась. – Обе ртов не раскрывайте, что бы ни происходило. И запомните, сестрицы – до зари будете в безопасности, если с места не двинетесь.