Жена Хана

Глава 1

ЖЕНА ХАНА

Ульяна Соболева

АННОТАЦИЯ

- Если узнаю, что ты мне лжешь, Ангаахай, я раздеру голыми руками твою грудную клетку и сожру твое сердце. – прохрипел мне в волосы, а я сильнее прижалась к нему и по мере того, как он все больше трясся, я переставала дрожать. И напрасно переставала. Мои круги ада только начинались. Быть невестой дьявола ничто по сравнению с тем, что ждет жену дьявола. 
#очень жестокий гл герой
#альтернативная Россия ( автор может чудить)
#грязный секс
#мат

ГЛАВА 1

Бог как раз тогда подстраивает встречу, 
когда мы, в центре завершив дела, 
уже бредём по пустырю с добычей, 
навеки уходя из этих мест, 
чтоб больше никогда не возвращаться. 

«По дороге на Скирос» 

 Мои воспоминания оборвались на том, как я вышла в темный коридор чтобы отдышаться. Мне стало плохо в той удушающей атмосфере боли. Плохо от каждого удара, который обрушивался на Тамерлана и от понимания, что со мной что-то не так. У меня все плывет перед глазами и дрожат колени. Не надо было ехать, не надо было стремиться жить его жизнью полностью. Я никогда ее не пойму, я никогда не смогу принять вот эту ее часть, где жестокость граничит с безумием, а человеческая жизнь не стоит и гроша. И перед глазами взлетающий кулак соперника Хана, обрушивающийся на голову моего мужа, врезающийся ему в грудь, и я вздрагиваю вместе с ним, чувствуя, как начинаю задыхаться и покрываться каплями холодного пота. Перед глазами двоится и от слабости немеют кончики пальцев.

- Вам нехорошо? Я выведу вас на свежий воздух, - голос кого-то из охраны, довольно знакомый и я даже не поднимаю голову, чтобы посмотреть кто это. Да, мне надо на воздух. Меня тошнит от увиденного и кажется я способна выскочить на ринг и помешать этому бою.

Мне нужен глоток кислорода. Но вместо воздуха к моему рту прижимается какая-то тряпка и я падаю в глубокую черную яму с которой вынырну совсем не скоро, с которой вынырну уже в машине на переднем сидении рядом с мужчиной в черной маске. Мои руки связаны, а рот закрыт кляпом. Я мычу и сопротивляюсь, дергаясь всем телом. Человек за рулем не обращает на меня внимание. Мне видны только его руки, он одет во все черное и он всю дорогу молчит. Пока не зазвонил его сотовый. Он ответил не по-русски, а на монгольском. Я уже узнавала этот язык и даже различала некоторые слова. Машина выехала на трассу, за город, а мне становилось страшнее с каждой секундой.

Я не понимала кто это и с какой целью меня похитили. Сердце колотилось в бешеном ритме, и я смотрела то на похитителя, то в лобовое стекло. Но когда машина остановилась я от ужаса не могла пошевелиться. Мужчина грубо вытащил меня наружу и швырнул в мокрую от росы траву. Задыхаясь я смотрела на черную маску, а на меня глаза из-под маски. Мне показалось, что сейчас он достанет пистолет и разнесет мне мозги. Ведь меня для этого выкрали. Чтобы убить. Иначе зачем им было это делать.

- Беги. Беги так далеко, как только сможешь. Иначе он найдет и убьет тебя. Поняла? Вернешься – Хан вывернет тебя наизнанку. Для него ты лживая, блядская шлюха. Он отдал приказ закопать тебя живьем. Здесь немного денег и паспорт. Если будешь умной – может повезет и выживешь, а он не найдет тебя.

Человек в маске швырнул в меня каким-то свертком, а я отрицательно качаю головой, отползая назад, не совсем понимая зачем все это. Зачем меня вышвырнули где-то в пригороде, зачем весь этот странный спектакль. Я все еще глупенькая маленькая Верочка, которая тыкается как слепой котенок из угла в угол.

- Кто вы? Зачем вы это делаете?

- Ты же хотела на свободу? Давай беги. Добрые люди помогли тебе. А ослушаешься – пожалеешь. Тебя не пощадят! Убьют как вонючую вшивую сучку!

Мужчина вернулся в машину и резко сдав назад выехал на дорогу, развернулся и с оглушительным визгом трущихся об асфальт покрышек понесся по трассе.

Моей первой мыслью было вскочить и действительно бежать. Ловить попутку, мчаться до первой остановки и нестись к маме Свете. Ведь я свободна. Жива, цела и совершенно свободна. Я даже схватила сверток, развернула – меня не обманули там были деньги и паспорт с моей фотографией на другое имя. Какое-то время я лихорадочно думала. Кто-то в доме моего мужа устроил для меня побег. И я никогда не узнаю с какой целью. В благородство людей я уже перестала верить. Одного раза хватило. Я все же быстро учусь. Значит от меня хотели избавиться. Кто бы это не задумал он все просчитал и это мой единственный шанс спастись. Другого такого не будет никогда.

На секунду перед глазами возникло лицо Тамерлана, его взгляд, его полные сочные губы и волосы, упавшие на лоб, слегка влажные от пота. Сердце дрогнуло и до боли захотелось дотронуться до этих волос руками, убрать со лба, провести кончиками пальцев по шрамам.

«Для него ты лживая, блядская шлюха. Он отдал приказ закопать тебя живьем». И я почему-то не засомневалась ни на секунду – он мог отдать такой приказ, если узнал, что я сбежала. Нет…это иллюзия. Такой человек, как Хан не умеет любить, не умеет отдавать сердце. Одно мое неверное движение, и он меня казнит так жестоко, как только можно себе представить.

       Попутку я действительно поймала. Сердобольный дачник, возвращающийся с рыбалки со старой овчаркой подобрали меня на остановке и подбросили на стареньких, потертых жигулях в город. Пока ехала и смотрела в окно, сквозь тоненькие капельки моросящего дождя, меня трясло от предвкушения… от понимания, что я увижусь с мамой Светой, что я больше не под замком, не в золотой клетке, не под вечным конвоем в непрекращающейся борьбе за выживание. Денег в свертке хватит для того, чтобы уехать и переждать пока ОН будет лютовать. Спрятаться так, чтобы не нашел. Уехать может быть в деревню к троюродной сестре мамы Светы. Туда даже автобусы не ходят, меня бы там сам черт не отыскал…а сердце сжимается, сдавливает от внезапно нахлынувшей волны страха – найдет, этот зверь способен найти меня где угодно. Из-под земли откопать «или в нее закопать» твердит внутренний голос.

Глава 2

Настоящая правда всегда неправдоподобна, знаете ли вы это? Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи 
Ф.М. Достоевский

Он копал яму молча, я тоже молчала. Смотрела как напрягаются его огромные сильные руки, как бугрится мышцами под взмокшей рубашкой сильная спина. Момент, когда мне показалось, что я в безопасности в его объятиях развеялся, как тонкая дымка и следа не осталось. Что ж, значит такова моя участь и в этот раз это мой выбор. Я повернулась к памятнику и посмотрела на тонкие черты лица женщины, на слезы в ее глазах, на скорбную складку в уголках рта. Она стоит на коленях, ссутулившись, с поникшими плечами и мокрыми волосами и тянет руки куда-то или к кому-то…к кому-то, кого любит всем сердцем. Подножие памятника увито мелкими дикими розами, острые шипы охраняют строение. Перевела взгляд на руки Хана – исцарапаны до крови, чтобы стать перед памятником на колени ему нужно было развести в стороны кустарники. Я не раз видела эти царапины и никогда не знала откуда они появились.

Что за страшную тайну скрывает этот мужчина, какое лютое зло произошло с ним и сделало его настолько жутким и диким, захватило всецело и наполнило густым, липким мраком? Мне казалось эта тайна спрятана здесь, за гладкой мраморной женщиной, внутри нее. Он похоронил свою боль и приходит молиться ей так чтоб никто не видел. И меня он тоже закопает прямо здесь…если не произойдет чуда. Но в чудеса я уже давно не верила.

Хан закончил копать и ловко выпрыгнул из глубокой ямы. Воткнул лопату в землю, смахнул пот со лба тыльной стороной ладони. Потом подошел ко мне тяжелой поступью. Остановился рядом и посмотрел мне в глаза.

- Как ты там сказала? Ты меня любишь?

Я кивнула, стараясь выдержать взгляд и не сломаться под ним, не дать раскрошить мою решимость выстоять до конца. Здесь и сейчас решится моя судьба. И я или стану по-настоящему ему женой или умру. Третьего не дано.

- Не надо мне кивать. Говори. Я люблю тебя, Хан. Поэтому я вернулась.

И прищурил глаза, выжидая. Я больше не могла прочесть в его зрачках ровным счетом ничего. Ни боли, ни отчаяния, ни разочарования. Там стало непроницаемо темно и страшно. Вспомнился тот Хан, с красной розой за праздничным столом. Мрачный, огромный, как черный хищник.

- Я люблю тебя, Тамерлан. Поэтому я пришла к тебе. Я тебе верю.

Усмехнулся. И эта усмешка на доли секунд преобразила его лицо.

- Красиво…очень красиво. Каждое твое слово такое же красивое, как и ты сама.

Провел пальцами по моим волосам, по скулам, по шее и вдруг со всей силы толкнул в грудь, и я пошатнувшись полетела на дно ямы. Приземлилась на живот пластом прямо в грязь. Сердце зашлось от ужаса. Ну вот и все. Это конец.

- Только я давно не верю красивым словам и поэтому мы поиграем в детектор лжи. Если солжешь – я закопаю тебя здесь живьем.

По всему моему телу прошла дрожь, и я с трудом поднялась на дрожащие ноги, оглядываясь и с замиранием сердца глядя на слои земли, окружающие меня со всех сторон. Даже не знаю, что страшнее лежать в гробу или вот так видеть черноту к и грязь под которой ты задохнешься.

- Я закапываю – ты рассказываешь. Если я поверю – я остановлюсь, а если нет, то покойся с миром, Ангаахай.

- Что рассказывать? – в отчаянии спросила я.

- Расскажи мне обо всем. О себе, о том, за что любишь такого психопата, как я, почему сбежала, с кем, какого хера вернулась. Просто говори. Давай. Время пошло.

Он стал сверху, вместе с лопатой и бросил первую порцию земли мне под ноги. Вот и настал конец всему и это не плохо. Это просто очередной конец и возможно теперь я стану свободной, я обрету покой, я воссоединюсь с людьми, которые меня любят.

Я посмотрела на комья, упавшие на мои голые пальцы и начала говорить. Не с ним. Нет. Я говорила с мамой Светой. Говорила так, как если бы она была передо мной, и я могла бы рассказать ей обо всем что случилось. Первое время я все еще чувствовала, как земля падает мне в ноги, видела, как заполняется яма, а потом это перестало иметь значение. Я рассказывала ей обо всем. День за днем в его доме, минута за минутой. Рассказывала о ненависти, о боли, об ужасе. Об Эрдэнэ, о слугах, о своих кошмарах и о том, как мечтала сбежать и даже желала ему смерти. Пусть меня за это похоронят живьем, пусть закопает меня здесь, но я не солгу. Пусть это станет моей последней исповедью.

- Не знаю в какой момент все изменилось. Его взгляд стал другим. Я начала чувствовать, как мне его не хватает. Как хочется ощутить его запах и успокоиться, ощутить звук дыхания, сильные ладони на своей спине. Мне с ним не страшно. Мне кажется он может спрятать меня даже от камнепада или обрушиться этим камнепадом на мою голову. Я бы хотела…хотела стать для него больше, чем никем. Хотела бы чтобы он пусть даже не любил…но уважал меня и был чуточку привязан ко мне, а я бы могла дарить ему нежность. Когда он прикасается ко мне…когда гладит мои волосы, трогает мое лицо, тело я чествую себя цветком, раскрывающим свои лепестки под ласковыми пальцами хозяина. Ни с кем и никогда мне не было так хорошо. Он совсем другой внутри. Не такой, как кажется. Иногда я смотрю на него и мне кажется он весь покрыт толстой коркой, наращённой годами. А под ней свежее мясо, под ней глубокие раны и стоит только подцепить эту корку и …Поэтому нельзя прикасаться, поэтому каждый, кто приближается может умереть. Но я бы не смогла причинить ему боль. Я вернулась, потому что это был мой выбор. Вернулась, чтобы посмотреть ему в глаза и покорно принять свою судьбу. И если моя судьба не рядом с ним, то пусть я умру от его рук и на его глазах. Не прячась, не убегая. Пусть он знает, где закопал меня именно он, а не кто-то…кто-то в безымянной могиле и неизвестно где. Если бы ты была жива, мамочка… я бы много рассказала тебе о нем. Если бы они не убили тебя, если бы я не осталась одна. У меня теперь совсем никого нет и мне не страшно. Я принадлежу ему и пусть он решает жить мне или умирать.

Глава 3

Выражаются иногда про "зверскую" жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток. Тигр просто грызет и рвет и только это и умеет. Ему бы и в голову не вошло бы прибивать людей за уши на ночь гвоздями, если б он даже и мог это сделать. 

Ф.М Достоевский

«Вам нехорошо? Я выведу вас на свежий воздух». Они повторяли эту фразу один за другим, а я смотрела в их лица и понимала, что это не тот голос. ЕГО среди них нет. Выстроившиеся в шеренгу, с опущенными головами. Все как один молчаливые и покорные. И одна из таких «покорных» тварей отдала меня в руки врага. Без сожаления, пользуясь моей слабостью…как и те, кто воспользовались слабостью мамы Светы.

- Что здесь происходит? Что за цирк?

Обернулась и дух захватило, когда увидела своего мужа. Стоит позади меня, как всегда подошел очень тихо, беззвучно и теперь смотрит так пристально, что от этого пронизывающего взгляда по телу бегут мурашки. Я нагло устроила допрос без него….и за этим может последовать что угодно. Если я все та же «никто» я дорого заплачу за эту выходку.

- Госпожа приказала собрать всех охранников, которые были с вами в день ее исчезновения на ринге, - поклонившись, сказал Октай, -  и произнести «Вам нехорошо? Я выведу вас на свежий воздух».

Едва он произнес эту фразу перед глазами мелькнуло опущенное лицо и учтиво протянутый локоть, предложенный, чтоб я на него облокотилась. Коренастая фигура, мощные плечи…Я узнала – это был он – ОКТАЙ! Начальник личной охраны Хана. Судорожно сглотнув я обернулась к нему.

- Повтори еще раз!

- Что повторить, - взгляд метнулся от меня к хозяину и на губах появилась дурацкая усмешка. Голову не опускает, потом спохватился и опустил. А меня начинает трясти мелкой дрожью.

- Повтори эту фразу. Скажи ее еще раз.

И дышать становится все труднее.

- Это глупости. Зачем мне ее произносить? Меня там не было.- снова метнул взгляд на Хана, руками нервно теребит рукава, то сжимая, то разжимая кулаки.

- Произнеси! – скомандовал Хан, - Она приказала – выполняй!

- Но…меня там не было, ты же знаешь, господин, я в тот день…

- ПРОИЗНЕСИ! Пока я не заставил тебя это сделать!

- Бред какой-то. Ладно. Ладно, я скажу. «Вам нехорошо? Я выведу вас на свежий воздух».

 Это был он. Тот самый голос. И этот человек. Я помню его лицо…пусть смутно, но помню. Оно всплыло у меня перед глазами. Зачёсанные назад волосы, выпуклая родинка возле левой брови.

- Он был там, - едва шевеля губами, сказала я и в нерешительности посмотрела на своего мужа, - я его слышала. Это он подошел ко мне и вывел на улицу. Этот человек…

- Ложь! Меня там не было! Ты приказал мне оставаться дома! Я бы не посмел ослушаться. Я…

Хан кивнул на Октая.

- Взять его!

- Что? – Октай растерянно смотрел по сторонам, - Это же…это абсурд! Только потому что какая-то девка сказала? Какая-то твоя русская шлюха указала на меня пальцем? Ты веришь ей, а не мне? Твоему преданному псу?

При слове «русская шлюха» к моим щекам прилила кровь с такой силой, что они вспыхнули, как после пощечин. Хан резко вскинул голову, и его верхняя губа нервно задергалась. Он повернул голову к склонившимся безопасникам.

- Данзан! – Один из охранников поднял голову и поклонился, дальше Хан говорил по-монгольски, и я практически ничего не понимала. Только видела, как смертельно побледнел Октай, как округлились его глаза и затрясся подбородок.

Его схватили под руки, а он качал головой и вопил что-то, вырывался, потом бросился в ноги к Хану. Схватил его за ботинки, за щиколотки, прижался к ним головой. Что-то шептал, о чем-то молил, но Хан его отшвырнул ударом в лицо на несколько метров. Тяжело дыша я смотрела как Октая поставили на колени. Тот, кого мой муж назвал Данзаном, кивнул второму мужчине, они схватили бывшего начальника за голову и у того потекли слезы из глаз.

- Госпожаааа, -  взмолился по –русски, - пощадите! Молю! Пощадите меня!

     Я смотрела то на Хана, то на воющего на земле Октая.

- Тамерлан…может не надо…

- Не уверена? Или точно слышала его голос? От тебя зависит накажут его или нет.

- Как накажут? – тихо спросила у Хана, поймав его взгляд и чувствуя невыносимое волнение, как будто здесь и сейчас накажут меня.

- Ему отрежут язык, за то, что смел назвать мою жену шлюхой, а затем отрубят голову за предательство.

Хладнокровно ответил мой муж. Я содрогнулась от ужаса и от того, каким спокойным голосом Тамерлан вынес Октаю приговор. Повернулась к мужчине, стоящему на коленях.

- Если признаешься, то тебя пощадят. Ты не умрешь. Я обещаю.

Краем глаза замечаю, как напрягся Хан и чувствую, насколько напряжена сама, словно внутри все нервы натянуты струной.

- Да…да! Я выполнял приказ…

- Чей?

- Ваш, - Октай весь трясся смотрел то на меня, то на Хана, молитвенно сложа руки, - вы прислали мне сообщение на сотовый приехать срочно и следить за госпожой, а потом вывести ее к машине.

Хан нахмурился и шагнул к своему бывшему начальнику, схватил за шкирку.

- Что ты несешь? Когда я присылал такую смску?

- Когда были на ринге. Я точно говорю. Мне написали вы… с вашего сотового. Я вывел ее…вывел на улицу и посадил в машину. Так было написано…

- Блядь! – Хан замахнулся и наотмашь ударил Октая, тот снова отлетел назад и пополз прочь от своего палача, - Мне почему не сказал? Почему молчал? Почему, твою мать?!

Глава 4

Любовью все покупается, все спасается... Любовь такое бесценное сокровище, что на нее весь мир купить можешь, и не только свои, но и чужие грехи еще выкупишь. 

Ф.М Достоевский

Сделала несколько маленьких шажков, ощущая легкие покалывания в кончиках пальцев и в ногах. Их буквально свело судорогой от едкого желания дотронуться до него, до его волос, колючей щеки, мощной кисти руки, ощутить эту тяжесть на своем теле. Спрятаться от всего за этим непробиваемым каменным человеком. Укутаться в его жар, в его неистовость и ощутить себя защищенной. Я все же скучала по нему. И даже не представляла, что так будет…Ведь я должна ненавидеть этого мужчину. Но вместо ненависти во мне бушуют совсем другие чувства. Они зародились там, в лабиринте, когда я увидела его скрюченного у памятника. Они зародились, когда я увидела отчаяние в его глазах и поняла, что он страдал. Из-за меня.

От мысли об этом захотелось броситься к нему, сдавить руками, накинуться губами на его губы. Но подойдя ближе вдруг уловила запах спиртного довольно сильный, им пропитался воздух и смешивался еще с каким-то непонятным запахом…настораживающим и заставляющим сердце биться чаще, сильнее и больнее. Духи. Сладкий, навязчивый аромат духов. Он остался на его рубашке и в волосах. Когда я склонилась ниже мне показалось это смрад яда, и я сейчас задохнусь. Взгляд зацепился за красные следы на воротнике и на мочке уха. Помада.

Он …он был с другой женщиной. Вернулся от нее домой. Вот почему не ко мне, вот почему здесь на диване. Стало не просто больно, а невыносимо больно, как будто мне в сердце загнали раскаленные иглы и вбили их поглубже, так чтоб зашлась, чтоб онемела от неожиданной пытки. Отшатнулась, но Хан вдруг резко схватил меня за руку и распахнул красные от алкоголя глаза, подернутые пьяной дымкой, злые, колючие. И мне показалось, что того Хана, который смотрел на меня мягко, с нежностью, никогда не было. Он мне приснился. Показался. Ничего не изменилось…А я наивная идиотка. Какое отчаяние я там разглядела. Мне просто сильно этого хотелось. А он…Тамерлан похотливое животное. Пока я ждала его и страдала изменял мне с какой-то девкой…эти ночи, которые я томилась в нашей постели, он провел в ее кровати.

- Что такое? Передумала? – рыкнул и приподнялся на диване. Теперь запах алкоголя и вонючие женские духи отравили все вокруг и мне казалось я дышу серной кислотой.  

- Передумала! – выдохнула ему в лицо и попыталась вырвать руку из его пальцев, но они сжались сильнее, сдавили до хруста мое запястье с такой силой, что казалось сломают. – От тебя воняет…другой женщиной.

Ухмыльнулся, глядя на меня осоловевшим взглядом.

- Отличный нюх. Воняет и что с того?

Он даже не отрицает, даже не думает скрывать. Каждым словом вгоняет эти иглы так глубоко, что у меня перехватывает горло.

- А… а как же я? – прозвучало отвратительно и жалобно, стало мерзко самой и так хотелось бежать прочь или вцепиться ему в лицо, - Почему?

- Я не обязан отчитываться! – отшвырнул мою руку и сел на диване, опуская ноги вниз, издавая низкие стоны от каждого движения. Мертвецки пьян, так что даже сидит неровно. Взялся за голову и поморщился, – Принеси мне виски с бара.

Встала во весь рост, задыхаясь от боли и обиды, чувствуя, как меня всю трясет, как слезы не просто душат, они разрывают мне грудную клетку. Еще никогда в жизни я не ощущала такого отчаянного разочарования, такого опустошающего сводящего с ума удара в солнечное сплетение.

- Я не слуга. Пусть слуги несут.

Развернулась, чтобы уйти, но он сцапал меня лапищами и сдавил с такой силой, что потемнело перед глазами. Как только успел встать с догнать с такой скоростью. Глаза полыхают злостью, прожигают меня насквозь. Пьяный мрак, мрачный, способный на что угодно.

- Слуга, раба, будешь кем я захочу, чтоб ты была. – опустил взгляд на мои губы и невольно облизнулся, потом посмотрел на вырез тонкого халата и расхохотался. Гадко, унизительно, противно. Так, что мне захотелось его ударить.

- Пришла меня соблазнять, да? Пришла чтоб тебя прислакали, погладили, полизали, подрочили пальцами, а потом нежненько натянули? – он говорил все это пошло, мерзко, так грубо и отвратительно, что меня тошнило и я зажмурилась, чтоб не видеть в этот момент его лицо. Не хочу слышать…Он не может всего этого мне говорит.

- А я не хочу так. Мне надоело. Я драть хочу, до воплей, до синяков, по самые гланды в рот забивать, трахать в каждую дырку сильно и жестко. До боли. Чтоб не повизгивала, а орала в голос. До хрипоты. Мне так нравится, поняла? Нравится, мать твою! Можешь мне это дать? Свою боль и крики можешь? – смотрит мне в глаза, чуть пошатываясь, - Не можешь…ты лебедь…тебя так нельзя. Но пиз***ц как хочется! До ломоты в костях хочется….до…безумия…хочется…

Ярость резко сменяется несчастным выражением лица, поволокой в глазах и скорбными складками у рта. Гладит мою голову, нежно проводит по щеке, по ключице. Хочется сбросить его руку, но я не могу. Меня парализовало. Я хочу только одного бежать от него как можно дальше.

- Ты хрупкая… сломаю и…. и дышать не смогу. Понимаешь? Я сдохну…это больно …так дохнуть… – тыкается лбом в мой лоб, - Хрустальная лебедь, каждое перышко…ласкать, целовать… преклоняться.

И резко отталкивает к стене так, что чуть не упала. Смотрит исподлобья, качается, а мне хочется заорать от боли и обиды.

- А еб***ся хочу? Поняла? Грязно, пошло совокупляться. Когда мне надо будет поиграться в нежность я приду к тебе. А теперь пошла вон! И… и пусть мне принесут виски! Сейчас, б***дь!

Выскочила за дверь, тяжело дыша, чувствуя, как слезы текут из глаз, ручьями, застилая видимость, заставляя саму шататься, натыкаться на стены, на перила, пока не заскочила к себе и не рухнула на пол, содрогаясь от рыданий. Не получится у меня не быть жертвой…он не даст. Никогда. Растопчет, раскрошит и сапогами по этим крошкам пройдется. Нет… я все же его ненавижу. Сильно, отчаянно ненавижу.

Глава 5

С самой глубокой древности старики внушают молодым, что они умнее, – а к тому времени, как молодые начинают понимать, какая это чушь, они сами превращаются в стариков, и им выгодно поддерживать это заблуждение.

Сомерсет Моэм

- Ты обещал мне, что твой внук женится на моей дочери. Это было обговорено, когда она родилась. Ты не сдержал свое слово, Батыр. Твой внук опозорил мою дочь, прилюдно отказался от помолвки и женился на этой…, - Арвай подбирал выражение, но не посмел произнести вслух оскорбительное слово, а Батыр выпрямился в своем кресле и прищурился, ожидая насколько тот осмелеет. – а теперь предлагаешь объединить усилия против твоих врагов?

- Какое отношение к нашему бизнесу имеет несостоявшаяся свадьба моего внука с твоей дочерью? – чуть подался вперед, придерживаясь морщинистой рукой за край стола, - Мы говорим о золоте, о слитках, о прибыли в миллиарды. Мои рудники сгорели их восстанавливают, и они заработают снова. Как ты понимаешь презренный металл не горит. Это лишь вредительство и акт вандализма. Вызов. Начало войны. И я пока не знаю кто настолько оборзел, что позволил себе такое…но обязательно узнаю. Ты должен выполнить три заказа. Они не терпят отлагательств взамен я щедро вознагражу тебя.

Арвай нервно отбивал ритм по столу и его челюсти от напряжения были сжаты настолько, что казалось желваки прорвут кожу. И чем дольше он молчал, тем мрачнее становилось лицо старика Дугур-Намаева.

- Я сейчас не могу выполнить заказы, Батыр. У меня нет запасов. Все в работе. Я бы рад помочь, но…

-  Хватит! – Скорпион ударил по столу и тот вздрогнул. – Пошел вон!

- Что?

- Вон пошел отсюда!

- Ты…ты смеешь меня гнать? Как собаку? – глаза Арная налились кровью и лицо пошло красными пятнами.

- Ты и есть собака. Жалкая, трусливая псина. Вон с глаз моих!

- Ты об этом пожалеешь! Мой род такой же древний, как и твой! Мое состояние не многим меньше и…

- Я сказал пошел отсюда вон. И я уже пожалел, что считал другом трусливого шакала.

- У тебя скоро не останется друзей! Не останется никого! Ты сдохнешь в одиночестве! Тебе даже стакан воды никто не подаст! – Арнай приблизился вплотную к старику, склонился над ним, - Вся твоя родня – это волчья стая, готовая разорвать друг друга за крошку золота. Когда ты сдохнешь они поубивают друг друга и твою империю распродадут с молотка.

Старик резко схватил Арная за галстук и сильным движением затянул петлю так, что лицо бывшего друга побагровело.

- Прежде чем я сдохну — я узнаю с кем ты спелся за моей спиной, а потом сниму живьем шкуру с тебя и с каждого, кто тебе дорог. А теперь пошел на хер отсюда!

Разжал пальцы и Арнай, задыхаясь тут же отпрянул назад.

- Ты сначала доживи! – прошипел он и быстрым шагом, кашляя, поперхиваясь пошел в сторону парковки.

Стервятники. Чувствуют, что появился сильный враг, бросивший вызов и затаились, выжидая. А вдруг Золотого Скорпиона завалят и кому-то удастся ухватить самый жирный кусок пирога, когда начнется дележка.

Батыр достал с кармана коробочку с лекарствами, вытряхнул несколько таблеток на ладонь и закинул в рот, запил водой, глядя вслед Арнаю. Этот пес принесет еще немало неприятностей. Глаз да глаз за ним. Вполне возможно, что кто-то попросил его не помогать Скорпиону.

- Что такое, дед? Крысы валят с тонущего корабля?

Не оборачиваясь поставил стакан на стол и ухмыльнулся. Пришел-таки. Чертов сукин сын. Упрямый и наглый ублюдок, посмевший отказаться прийти на семейный совет соизволил явиться.

- Корабль не потонет. Это лишь маленькая пробоина, которую надо залатать. А крысы на то и крысы, чтобы вечно куда-то бежать.

Тамерлан обошел деда и стал напротив, заслоняя собой солнце, впервые показавшееся на небе за эти дни. Батыр отметил, что внук немного похудел и лицо чуть осунулось. На костяшках пальцев едва засохшие корки и порезы.

- Супружеская жизнь не сахар, да внучок? Вот женился бы на дочери этого Крысиного Короля и может быть не сбивал бы руки о стены. Жаргал бы точно от тебя не сбежала.

Посмотрел внуку в глаза, но укол не достиг цели. Взгляд Тамерлана не изменился.

- Твои информаторы плохо работают. Моя жена не сбегала. Ее выкрали, и она уже давно вернулась обратно.

Густые седые брови Батыра поползли вверх, а длинные, толстые усы чуть дрогнули.

- Буду гнать в шею поганцев. Зря только деньги сосут. Ты присаживайся. В ногах правды нет.

- Ничего я постою. Мне нравится смотреть на тебя сверху вниз.

- Польсти себе хотя бы так. Но я сижу на троне, а ты стоишь в луже собственного дерьма.

Все же разозлился. Не мог не разозлиться. Внуку всегда удавалось вывести из равновесия такого спокойного и рассудительного Дугур-Намаева старшего.

- Лучше стоять в собственной луже дерьма, чем смотреть как тонет твой корабль.

- Он не тонет! – Батыр ударил кулаком по столу, а Тамерлан усмехнулся и все же сел на стул.

- Кто-то очень сильно этого хочет. Кому ты так насолил, дед? Впрочем, вопрос риторический. Гораздо легче найти тех, кому нет.

- Зачем пришел?

- Соскучился. Хотел справиться о твоем здоровье.

- Не сдох, как ты и пророчил еще поживу. – потом налил себе еще воды в стакан, - Если я не выполню три последних заказа на поставки золота моя репутация даст трещину, и я потеряю партнеров с востока. Сроки горят. Крысиный Король отказался помочь.

- Я знаю.

Их взгляды встретились и брови старика перестали хмуриться.

- Имя и репутация Дугур-Намаевых будут запятнаны.

- Заказы будут выполнены в срок.

- Как?

- У меня есть свои шахты и они работают.

Глава 6

Глава 6

Каждый из нас одинок в этом мире. Каждый заключен в медной башне и может общаться со своими собратьями лишь через посредство знаков. Но знаки не одни для всех, а потому их смысл темен и неверен. Мы отчаянно стремимся поделиться с другими сокровищами нашего сердца, но они не знают, как принять их, и потому мы одиноко бредем по жизни, бок о бок со своими спутниками, но не заодно с ними, не понимая их и не понятые ими. 
Сомерсет Моэм

Меня сопровождал пожилой мужчина в шелковом костюме с золотистой вышивкой. Я обратила внимание, что в этом доме весь обслуживающий персонал одет в униформу, соответствующую интерьеру дома. В прошлый раз я не осматривалась по сторонам. Я была слишком подавлена, испугана и мне было все равно, где страдать. Для меня оба дома были просто клетками, в которых я испытывала мучения и ужас. Сейчас мне кажется это было давно… и даже не верится, что я могла настолько ненавидеть все, что касалось моего мужа. 
Все изменилось настолько, что теперь мне безумно, до дрожи во всем теле интересен каждый мизерный факт из его биографии, каждый штрих и оттенок. Интересно все, что касается Тамерлана Дугур-Намаева потому что я намерена стать частью его мира или умереть. Третьего не дано. Третье меня никогда не устроит. Я буду воевать за все, что может стать моим. И прежде всего за него самого. 
Красивый дом. Огромный, напоминающий дворец, много вычурных завитушек в интерьере, много золотого цвета и блеска. Ощущение античности, запах старины и вековых традиций. Дом вне времени и пространства. На стенах великолепные картины сражений, охоты, пиршеств времен татаро-монгольского ханства. Старинное оружие начищено до блеска и сверкает бликами в струящемся из огромных окон дневном свете. 
Я нервничала…внутри меня бурлил адреналин, как будто в моей крови бушевало торнадо из самых разных эмоций. Одна из них конечно же страх и некое возбуждение от собственной наглой смелости. Я иду в клешни самого скорпиона. В клешни страшного человека, пожалуй, единственного, кто пугал меня больше собственного мужа. Но если я струшу мне никогда не подняться с колен. А я стоять на них больше не намерена. 
Поднялась по сверкающей белизной лестнице с витыми золотыми перилами и, медленно выдохнув, вошла следом за слугой в огромную, просторную оранжерею под открытым небом. Точнее с крышей из диковинных цветов, сплетенных между собой в живые узоры разных цветов. Старик сидел за круглым стеклянным столиком в плетенном кресле, его ноги прикрыты клетчатым пледом, а на плече сидит огромный черный ворон и старик кормит его с ладони кусочками сырого мяса. 
Едва я вошла они вместе с птицей повернулись ко мне. По коже пошли мурашки, и я нервно сглотнула комок, застрявший в горле. Оказывается, я совершенно не готова к этой встрече и пожилой мужчина с буйными седыми волосами и зорким взглядом черных глаз внушает мне мистический ужас, как и птица, сидящая на его плече. 
- Смотри, Генрих, кто к нам пришел? 

Захотелось развернуться и бежать прочь так быстро, чтоб в ушах свистело, но я решительно пошла вперед. Ни за что не покажу этому старику свой страх и слабость.

- Ангаахай? Или называть тебя как-то иначе? Внук придумал тебе имя, но у тебя имеется и твое настоящее…– акцент похож на акцент Тамерлана. И голоса у них тоже похожи.

- Нет, Ангаахай мое настоящее имя.

Никаких эмоций в глазах Батыра и ворон нервирует пристальным взглядом, чуть склонил голову и смотрит на меня так, как будто сейчас вспорхнет и выклюет мне глаза.

- Присаживайся. Завтрак будет с минуты на минуту. Сегодня ты выглядишь иначе…, - осмотрел меня с ног до головы, заставив то бледнеть, то краснеть. Да, я тщательно готовилась к этой встрече и оделась скромно, не броско в светло-голубых тонах, волосы заплела в косу. Зимбага лично помогала мне выбрать наряд и прическу.

- Не думаю, что это будет иметь значение, если ты ему не понравишься, то не важно во что будешь одета…а если понравишься…хотя, это из разряда фантастики, то понравишься и в самых отвратительных тряпках. Но Батыру Дугур-Намаеву не нравится никто, кроме него самого и его обожаемого внука.   

Я села напротив старика и покосилась на ворона, который спрыгнул с плеча хозяина на стол и осторожно ступая по краешку двигался в моем направлении.

- Это комплимент?

- Нет. Констатация факта.

Он и не думал быть со мной приветливым. Оказалось, что я на это рассчитывала…хотя бы даже в виде лицемерия, но я ошиблась. Вошел слуга с подносом. Начал расставлять перед нами чайник с ароматным чаем, чашки и нарезанные треугольниками кусочки жирного, слоеного пирога, украшенного вишнями. Мне услужливо налили чай и положили в блюдце кусочек сладости. Я поблагодарила слугу и поднесла чай ко рту.

- Думаешь я позвал тебя для милого семейного завтрака? Для меня ты дешевка хоть в тех шлюховатых тряпках, что в этом наряде.

Едва коснулась губами ароматной жидкости, обожгла губы и не отпила.

- Сколько ты хочешь за то, чтобы исчезнуть навсегда из жизни моего внука?

Быстрый взгляд на морщинистое лицо, покрытое пигментными пятнами. Смотрит прямо в глаза так же плотоядно, как и его ворон. Нет, не похотливо, а именно плотоядно с желанием отклевать кусок мяса и сожрать. И мне вдруг приходит в голову, что это он сделал…он приказал похитить меня и обставить все так, будто я сбежала. Это он хотел от меня избавиться. Я резко поставила чашку на стол.

- Я не думала, что счастье вашего внука имеет цену.

Старик рассмеялся, а ворон приблизился ко мне еще ближе. И это напрягало, нервировало и давило. Я должна обороняться и ожидать подвох от них обоих.

- Девочка…ты реально считаешь, что принесешь Лану счастье? Ты? Убогое существо с помойки?

Глава 7

Удержать мужчину женщина может только одним способом. И запомните: важен не первый раз, когда она ложится с ним в постель, а второй. Если она после этого его удержит, значит, удержит навсегда. 

Сомерсет Моэм

- Как ты смела поехать к нему одна? Не предупредив меня?!

- Никто не говорил, что я не имею на это право!

- Не имеешь! Ты не на что не имеешь прав!

Рычит, а сам сжимает мои руки, всматриваясь в мое лицо так будто не видел его сотни лет. И мне самой кажется, что и я не видела его столько же…

- Тогда пропиши для меня права, свод законов для пустого места, которое зовется твоей женой!

- Вот именно – зовется! Никогда не забывай об этом!

Я и не забывала. Он не давал ни на секунду ощутить себя чем-то большим, чем просто игрушка, которая ненадолго задержится в его жизни.

- Тогда сделай так, чтоб не звалась!

И стойко выдержать его взгляд, сцепившись с ним и видя, как дергается его подбородок и уголки рта.

- Еще одна такая выходка и я стану зваться вдовцом!

- Стань! Не много изменится…я что есть, что нет.

- Как ты смеешь поднимать голос на меня и перечить мне?!…, - осматривает меня с ног до головы и взгляд противоречит его словам, гневу. Там, на дне двух обсидиановых бездн, сверкает голод, он не просто сверкает он пульсирует в черных зрачках, буквально слившихся с радужкой. Опустил глаза на мои губы, на вырез моего платья и снова мне в зрачки своими жуткими впился.

- Я зашью тебе рот…, - тихим шипением.

- Зашей! Я тебя не боюсь!

Замахнулся, а я смотрела ему в глаза, не отворачиваясь и не жмурясь, не прикрываясь руками. Его огромная ладонь сжалась в дрожащий от напряжения кулак и медленно опустилась, а я с облегчением неслышно выдохнула.

Он вдруг, как очнулся, вздрогнул и тут же обернулся, и я вместе с ним. На балконе стоят его тетки и смотрят на нас с нескрываемым жадным любопытством, а дед выехал на коляске с оранжереи и вместе с вороном на плече сверлит нас своими узкими глазами. Хан поклонился им, разводя руками, как клоун в театре.

- Цирк окончен, блядь!

Потом обернулся ко мне и рявкнул:

- В машину!

Тамерлан силой засунул меня на переднее сидение. А сам сел за руль. Впервые видела его одного в машине. Обычно мы всегда были с водителем. Но в этот раз он приехал за мной сам. И он был дико зол, так зол, что я видела, как гуляют желваки на его скулах и пальцы впиваются в руль.

       Хан молчал и это молчание пугало сильнее его ярости. Машина разогналась до бешеной скорости, а он все давил и давил на газ. Волосы упали ему на лицо, а руки напряглись до вздувшихся вен-канатов на запястьях. И мне нравились эти вены, они ассоциировались для меня с его дикой силой, с его звериным темпераментом. Так близко ко мне, пылает жаром, пахнет потом и мужчиной. При резком повороте волосы упали ему на лоб, и я протянула руку, чтобы их убрать, но он тряхнул головой, не позволяя дотронуться.

Смотрела на стиснутые челюсти, на сжатые губы, на бороду и кожу покалывало от желания ощутить его всем телом. Согреться от его кипятка, задрожать всем телом как от удара током, когда он прикоснется ко мне. Вспомнилась поднятая рука, бешеный взгляд и то как пальцы сжались…Не ударил.

«Ты женщина, Ангаахай, а он мужчина и он тебя хочет…Запомни пока он думает головой, он тебе не принадлежит, заставь его не думать…заставь его чувствовать. Заставь его думать другим местом…».

Сделала громче музыку в салоне автомобиля загремели басы. Хан всегда слушал тяжелую музыку, мрачную, эмоциональную. Я протянула руку к волосам и выдернула заколку так, чтоб волосы заструились по спине. Не смотрит на меня, впился взглядом в дорогу, но я успела заметить как быстро отвернулся в зеркале.  

Расстегнула пуговки спереди на платье до самого пояса, приподнялась на сидении высвобождаясь от ткани, потянула наверх, стаскивая с головы и отшвырнула на заднее сидение. Когда-то этот способ сработал и сблизил нас. Он сказал, что хочет грубо, что хочет …хочет без нежности, что так ему нравится больше…пусть будет так. Я уже терпела и смогу вытерпеть снова.

Резкий поворот головы, мимолетный взгляд загоревшийся как мгновенно вспыхнувшие угли от порыва ветра. Скорее взгляд животного, чем человека. Пугающе сочный, пылающий голодом.

- Оденься! – рычанием и руль сжат еще сильнее, старается смотреть на дорогу, сцепив челюсти.

Он предлагал мне молиться, но я больше ничего не боюсь. Зачем мне молиться, если самое страшное уже давно произошло, а самый жуткий человек из всех, кого я знала сидит рядом и мое тело жаждет, чтобы он к нему прикоснулся.

Завела руки назад, щелкнула застежкой лифчика и так же отшвырнула его назад, ремень впился в кожу между голыми грудями и прохладный воздух заставил соски сжаться… натирает нежную кожу и грудь лежит поверх, контрастируя с черной тканью. Снова обернулся и на дорогу. Кадык дернулся и на виске запульсировала жилка.

- Я сказал оденься!

- Нет, - бросила с вызовом и потянула вниз трусики, освобождая от них одну ногу и ставя ее на сидение, продолжая смотреть на его лицо, на четкий профиль с орлиным носом и тяжелый подбородок, на губы такие полные, чувственные, мягкие даже на вид. Пальцы скользнули по животу вниз, к выбритому наголо лобку.

- Твою мать! – проследил за моими пальцами, поднял взгляд на грудь и судорожно выдохнул, - Прекратииии, блядь!

- Нет…, - схватила его за руку и поднесла ее ко рту, быстро обхватывая пальцы губами, жадно втягивая их в рот, как он учил и требовал когда-то. Смачивая слюной, скользя языком по фалангам. Какие они огромные и сильные, какие солоноватые и пахнут сигарами, пахнут чем-то едким. Хочу эти пальцы в себе. Зашипел, скалясь:

Глава 8

Люди привыкли придавать словам слишком большое значение, им кажется, что слова могут сделать многое. На самом же деле слова обычно обладают весьма слабой убедительностью. Они лишь смутно передают те глубокие, бурные чувства и желания, которые за ними скрыты. И сердце прислушивается только тогда, когда ему перестает мешать язык. 

Теодор Драйзер

Осторожно отстранилась и посмотрела прямо в черные глаза. Какие они мрачные, тяжелые. Каждый раз имеют другой оттенок. Никогда не бывают одного цвета. Вот и сейчас они каштановые, прозрачные и вокруг зрачка черные лучи расходятся к краям. Меня в них тянет изо всех сил, как в дьявольский лабиринт и так странно видеть свое отражение в его зрачках.

- Смерть — это слишком просто…

Прищурился внимательно меня изучая, но улыбка не пропадает. И мне кажется я так зависима от его реакции. Она так важна мне. Как в детстве ребенок ждет одобрения родителей, так мне необходима его поддержка. Это ощущение, что мы на одной волне.

- Я хочу, чтоб они жили. Ведь умереть можно только один раз.

Улыбается еще шире и в глазах появляется блеск, еще не понятный мне, совершенно незнакомый. И я не знаю он разочаруется или наоборот примет мое решение. Я не знаю, чего именно он от меня ждал. Я и сама не знала, как поступлю.

- Как называлось то лекарство, которое они кололи маме Свете?

Расхохотался и провел указательным пальцем по моему носу.

- Маленькая страшная женщина? Они были твоим подарком. Ты можешь делать с ними все что захочешь.

- Я хочу, чтоб они жили… и всю свою жизнь жалели о том, что совершили.

- Значит так и будет…С сегодняшнего дня их жизнь превратится в ад и этот ад будет очень долгим.

Кивнул кому-то за моей спиной и снова посмотрел на меня.

- Еще раз сделаешь что-то без моего ведома очень сильно пожалеешь. Поняла? Никаких поездок! Никакой самодеятельности!

Кивнула и сама прижалась к нему, пряча лицо на широкой груди и тяжело дыша. Это была страшная война…внутри меня. Там, в том здании, где я могла почувствовать себя Богом. Первым порывом было обрезать веревки. Спустить каждого из них в бочку с цементом, растворить, расплавить, отомстить за маму. А потом пришло понимание, что для меня это ничего не изменит…Ее уже нет. И не вернуть. А они даже не успеют пожалеть или раскаяться перед смертью. Иногда жизнь — это далеко не гуманный выбор. И я выбрала для них жизнь. Такую, как решит Хан. Такую, чтоб они каждый день помнили за что она настолько длинная и мучительная.

***

Мне не нравилось приезжать в этот дом. Не нравилось это ощущения, будто я ступила в улей ногой, разворошила там все и теперь меня вот-вот облепят осы и искусают так, что я распухну от яда и умру. Они все напоминали мне ос и шершней. Гости Батыра. Одетые в шикарные наряды, в смокинги и вечерние платья, как на красной дорожке в Голливуде. Каждый из них фотографировался рядом с Дугур-Намаевым и приподносил ему подарок.

Дед, восседал на своем инвалидном кресле, оборудованном как трон и всем своим видом напоминал монарха. Только короны и скипетра не хватало. На его узких губах нет улыбки, они сжаты в одну тонкую линию. Он принимает подарки, кивает благосклонно и снисходительно, передает свёртки и коробки своему помощнику, стоящему позади кресла, а сам даже не смотрит на гостей.

Я везу впереди себя кресло с Эрдэнэ и рядом вышагивает Хан. У малышки на коленях большая коробка с подарком. Она сжимает ее тоненькими пальчиками и поднимая головку, заглядывает на меня. Ей было очень страшно ехать сюда.

- Я не хочу…они все будут на меня смотреть!

- И пусть смотрят.

- Обсуждают какая я несчастная и убогая?

- Нет. Завидуют какая ты красивая и счастливая.

- Кто станет завидовать девочке без ног?

Я склонилась к ней и провела пальцем по ее бархатной щечке.

- Я. Я тебе завидую. Ты красиво рисуешь. Ты умеешь танцевать руками, ты прекрасно поешь, ты лепишь, ты вышиваешь и вяжешь и даже играешь на фортепиано, у тебя красивые карие глаза и великолепные волосы.

А девочка вдруг схватила меня за руки и прижала их к своему лицу.

- Я люблю тебя, Вера. Я так люблю тебя. Почему тебя раньше не было рядом со мной? Мне кажется, что я все это время жила в черной яме!

На глаза навернулись слезы, и я прижалась губами к ее мягким ладошкам.

- И я тебя люблю, моя родная. Очень люблю. И сейчас я рядом с тобой. Покажи подарок для деда. Ты его закончила?

Она застенчиво улыбнулась.

- Не уверена, что стоит его дарить. Ему может не понравится…Все подарят какие-то крутые штуки, а я…

- Стоит. Ты ведь делала его даже не зная пригласит ли нас дед на свой День Рождения. Нет ничего дороже подарка, сделанного своими руками. Покажи мне.

Когда няня занесла в комнату блестящего золотого скорпиона, сделанного из глины в виде вазы, оплетенной золотыми клешнями с загнутым шипованным хвостом вместо ручки, я не смогла сдержать восторженного возгласа.

- О Боже! Это ты сделала? Сама? С ума сойти! Как красиво!

- Да? Правда красиво?

- Очень красиво. Великолепно! Ты такая талантливая!

- Мне помогал учитель по лепке. Я бы сама не смогла….

- Ну и что…Помогал. Онлайн мастер-класс через скайп это разве большая помошь? Аааа, это так невероятно красиво. Вау! Девятилетняя девочка, вылепившая такое чудо. Это же …это же гениально.

Она смеялась на каждый мой возглас и ее щеки горели румянцем. Такой довольной я еще никогда ее не видела.

***

И сейчас Эрдене держала вазу на коленях и очень нервничала. Она боялась, что деду не понравится ее подарок. Ее нервозность передавалась и мне. Особенно эти пристальные взгляды, полные болезненного любопытства, ненависти и презрения. Я вижу, как они шепчутся и как бесцеремонно дети тыкают в Эрдэнэ и их матери даже не одергивают их. Будь моя воля все они вылетели бы отсюда за один косой взгляд в сторону девочки.

Глава 9

Глава 9

Обыкновенная женщина, повинующаяся голосу чувства и глубоко, по-настоящему любящая, не способна на коварство, так же как малый ребенок; она всегда готова пожертвовать собой и стремится возможно больше отдать. 

Теодор Драйзер

Генрих вел меня к оранжерее и уже сейчас я отчетливо почувствовала запах дыма. Он становился все отчетливей и отчетливей по мере того, как я приближалась к дому…а потом я увидела огонь. Он охватил все левую сторону дома и полз огненными гирляндами по стенам, крыше и по фундаменту. И из-за того, что между двумя частями здания находилась арка с проходом в сад, пожар начал бушевать только в одном крыле. Его до сих пор не заметили. Я дернулась бежать обратно в залу, звать на помощь, но птица заорала, хватая меня то за плечи, то за руки, преграждая дорогу и размахивая крыльями. Она кружила надо мной так, словно вот-вот выклюет мне глаза, если я только попробую уйти. Сумасшедшая, невменяемая, как и все в этом доме.

- Что ты хочешь от меня? Там пожар! Надо звать на помощь! Левое крыло отрезано от дома! Может там никто не знает об огне. Вся прислуга кланяется в ножки твоему хозяину!

Но птица конечно же не понимала меня и продолжала тянуть, но я прикрылась от нее руками и хотела уже бежать обратно, как вдруг ворон бросился к оранжерее и начал стучать клювом в стекло, биться и кричать. Неужели там кто-то есть? Поэтому ворон так нервничает?

Огонь уже пробирался к стене оранжереи и птица стонала и металась все сильнее. Я решила заглянуть в окно. Подбежала к увитой розами стене и прижалась лбом к стеклу. Не сразу увидела темную фигуру, распростертую на полу, а когда увидела, то сильно постучала в окно, но Батыр Дугур-Намаев лежал на животе, уткнувшись лицом в пол и не шевелился. Его кресло стояло рядом, и он явно с него упал то ли в попытке встать, то ли дотянуться до стола.  Внизу, у ножек стульев и подставок для цветов ползли клубы дыма и все помещение уже подернулось пеленой вонючего тумана.

- Господин! – я билась в стекло, не зная, как правильно обратиться к деду Тамерлана, но он меня не слышал. Хотела было броситься звать на помощь, но увидела, как языки пламени перекинулись на дальнюю стену оранжереи и поползли по витым веткам вверх к крыше. Я осмотрелась в поисках чего-то, чем можно было разбить окно, но меня окружал ровно постриженный зеленый газон. Зажмурилась и изо всех сил ударила в окно локтем. Стекло посыпалось внутрь помещения, но острые края остались торчать, и я попытавшись выдернуть их, порезала пальцы, но не обращая внимание на боль забралась в оранжерею. Бросилась к деду в надежде, что он жив и мне удастся привести его в чувство.

- Вставайте, пожар! Слышите? Батыр! Вставайтееее! – я трясла его за плечо, но он не двигался. В ужасе я приложила пальцы к его запястью, пытаясь нащупать пульс, потом перевернула его на спину, прижалась ухом к груди – сердце бьется. И что мне делать? Если попытаться поднять его на кресло тогда я смогу его отсюда вывезти. Где-то сбоку раздался треск и пламя словно пробежало волной по потолку, показывая кончики оранжевых языков, сквозь мгновенно начавшие обугливаться деревянные балки, подпирающие стеклянную крышу-купол. Я изо всех сил напряглась и приподняла Батыра, потащила к коляске. Несмотря на дряхлость и худобу он оказался очень тяжелым, и я с огромным усилием усадила его на сидение, хотела было повезти, но вместо движения коляска издала жалобный скрип, дернулась сильно вперед, дед выскользнул обратно на пол, а колесо от коляски отпало и покатилось в сторону стены, которая вдруг вспыхнула пламенем и начала вздуваться пузырями, которые лопались и заполняли гарью все помещение.

Застонав от отчаяния, я схватила деда под руки и изо всех сил потянула в сторону двери. Дышать становилось все сложнее, мне казалось, что дым заполнил мои легкие, что он забивается мне в глаза и словно когтями дерет мне горло. Когда мне все же удалось дотянуть деда до двери, и я силой толкнула ее вперед – та не поддалась. Я подергала ручку и внутри все похолодело – оранжерею заперли снаружи.

Батыра Дугур-Намаева закрыли внутри оранжереи, сломали колесо на коляске и подожгли левое крыло дома. Он должен был здесь сгореть, и никто бы сразу его не обнаружил. Я схватила один из стульев и изо всех сил ударила по стеклянной двери, раздался звон, посыпались осколки, просунула руку, нащупывая замочную скважину, чувствуя, как опять порезала руку, но ключа в замочной скважине не оказалось. От отчаяния я закричала, оглядываясь назад и понимая, что времени совсем мало. Еще немного и огонь подберется к нам. А вытащить старика через разбитый проём я не смогу. Что же делать. Что делааать?

Ворон кружит, носится над своим хозяином, кричит и что-то дергает клювом в кармане пиджака, тянет изо всех сил и снова вьется над стариком. Я бросилась к Батыру, сунула руку в карман! Да! Ключ! О Боже!

- Молодец, Генрих! Умный мальчик! – я говорила сама с собой, пытаясь отвлечь себя, не дать погрузиться в панику. Я ведь прекрасно понимала, что могу сбежать отсюда сама и спасусь, приведу людей…но скорей всего, Батыр Дугур-Намаев уже будет мертв к тому времени.

Огонь пополз по полу, пожирая на своем пути декоративные деревья, воспламеняя цветы и полыхая в горшках. Кажется, я в самом аду и именно так выглядит сама преисподняя, когда обрушивается на грешников.

Я вылезла через разбитый проем в двери, окровавленными пальцами повернула ключ в замочной скважине и обратно к Батыру. Изо всех сил, задыхаясь, тащила его по полу, чувствуя, как силы покидают меня, как предательски кружится голова.

- Лети…Генрииих, лети, зови на помощь. Хана зови…слышишь? Веди его сюда! Давай! Ты же умница! Ты молодец!

Птица покружила надо мной, взмахивая крыльями и улетела через окно наружу, а я снова потащила деда по полу в сторону коридора, с ужасом понимая, что не дотащу его до улицы и, скорей всего выход из здания уже завалило рухнувшими балками. Я слышала грохот и треск. Каждый миллиметр казался мне километром, а вес деда тонной. Я уже не понимала ползу ли я или лежу на месте, но делала попытки тащить, пока не упала рядом с дедом, тяжело дыша и понимая, что у меня уже нет сил.