Капитан Алексей Морозов терпеть не мог очереди. Не потому что нервничал — как раз наоборот. Он мог часами стоять на плацу в любую погоду, не пошевелившись. Но в коридорах гражданских учреждений было что-то такое, что выбивало его из привычного ритма: чужие эмоции, запах дешёвого кофе, шуршание бумажек, и этот вечный, липкий шум, в котором невозможно было услышать собственные мысли.
Сегодня коридор опеки напоминал вокзал. Плакал ребёнок, кто-то говорил по телефону, женщина в леопардовом пальто на всё отделение ругалась из-за потерянной справки.
Алексей сидел на жёстком пластиковом стуле, держа на коленях аккуратную папку с документами. Пальцы привычно сжимали край картона — словно автомат, только вместо металла под ладонью был гладкий картон. В папке было всё: свидетельство о смерти брата, заключение психиатра о состоянии девочки, характеристика с места службы, копии наград, даже аккуратно подшитая фотография — где Лиза ещё с отцом и матерью, с лентами на утреннике. Фотография была нужна не по списку, но Алексей положил её сам. Почему — он бы не смог объяснить.
— Капитан Морозов, — из кабинета высунулась женщина в очках. — Вы следующий.
Он поднялся. Привычным движением поправил плечи — не по уставу, а по привычке — и вошёл внутрь. Кабинет был маленький: стол, шкаф, пластиковые стулья, цветок в углу. За столом — две женщины: постарше и помоложе. Постарше, судя по табличке, была Заведующая отделом опеки и попечительства. Молодая — видимо, специалист, та самая, что звонила ему вчера.
— Присаживайтесь, — сказала заведующая, перекидывая папку ближе к себе. — Алексей Андреевич, да?
— Так точно, — отозвался по привычке, затем, поймав лёгкую усмешку в её взгляде, исправился: — Да.
Она что-то пробормотала, перелистывая документы, ставя штампы. Младшая внимательно смотрела на него, разглядывая как экспонат: строгая форма, аккуратные нашивки, лакированная обувь.
— Значит так, — наконец сказала заведующая, откинувшись на спинку стула. — По документам у вас всё в порядке. Характеристика с места службы отличная. Доход стабильный, жильё — есть комната в общежитии для офицеров…
Она подняла глаза:
— Но этого недостаточно.
Алексей не дёрнулся. Только чуть сильнее сжал пальцами край стула.
— Недостаточно — для чего именно? — голос оставался спокойным.
— Для оформления опеки с перспективой усыновления, — она говорила официально, но в голосе сквозило сочувствие. — Одно дело — временная, пока мать жива... она, конечно, в реабилитационном центре, но юридически — жива. Другое — постоянная. Вам нужна отдельная жилплощадь. Семейная.
Он молчал. Про «мать жива» слушать было особенно тяжело, но спорить он не собирался. Спорить с фактом — бессмысленно.
— Я подал рапорт на улучшение жилищных условий, — сказал он. — Мне обещали служебную квартиру в новом доме. Как только выйдет приказ…
— Как только, — мягко перебила она. — Но вы же понимаете: пока приказа нет — для нас её как бы тоже нет. У вас комната в общаге. Для взрослого — нормально. Для ребёнка — нет.
Младшая специалист вмешалась:
— Опека может пойти вам навстречу при условии, что будет перспектива как минимум двухкомнатной квартиры. По нашим данным, такие квартиры в вашем новом доме получат только офицеры с семьями.
Слово «семьями» прозвучало особенно чётко.
— У меня есть семья, — отрезал Алексей. — Племянница.
— Официально — вы одинокий мужчина, — спокойно ответила заведующая. — Это просто юридический факт, не обижайтесь. Одинокий мужчина с ребёнком — это всегда вопрос к нам. Особенно, если служба связана с риском.
Он снова молчал. Где-то на заднем плане сознания привычно всплыло: «Без эмоций, Морозов, не тут их место». Голос комбата, ещё училищного.
Он перевёл взгляд на бумагу, где аккуратно значилось его имя — будущий опекун.
— Что вы от меня хотите? — спокойно спросил он.
Заведующая вздохнула, сложив ладони на столе.
— Мы ничего «не хотим». Есть требования. Для того чтобы вопрос с опекой решился быстро и в вашу пользу, вам нужен статус, который показывает стабильность. Проще говоря…
Она выдержала паузу:
— Жена.
Марина Лазарева ненавидела звонки, на которых на экране высвечивалось «Неизвестный номер».
Раньше — потому что это могли быть рекламщики. Теперь — потому что это мог быть он.
Телефон завибрировал на кухонном столе, когда она как раз вынимала из духовки пирог — первый за много недель. Квартира съёмная, чужая, тесная, с облезлыми обоями. Но духовка работала исправно, и от этого почему-то становилось легче. «Неизвестный номер».
Марина замерла всего на секунду, потом нажала на сброс и, не глядя, перевела в режим «не беспокоить». Телефон лёг в сторону, экран потух. В квартире опять стало слишком тихо. Она поставила пирог на подставку, опёрлась обеими руками о столешницу и пару раз глубоко вдохнула.
— Ты не вернёшься, — тихо сказала она самой себе, как мантру. — Всё. Хватит.
Артёма не было в её жизни уже почти полгода — официально. Неофициально он присутствовал постоянно: в попытках дозвониться, в странных сообщениях через общих знакомых, в облегчённо-угрожающих смс: «Ты же понимаешь, что без меня у тебя ничего не получится». Получается, Артём. Получается… плохо, но всё же.
Она сняла старую прихватку, машинально перебросила волосы на одну сторону, чтобы не мешали, и подошла к окну. Там был двор, такой же серый, как и все дворы в промышленных районах: детская площадка с облупленными качелями, четыре машины, дворник с лопатой.
Надо что-то менять, в который уже раз подумала она. Работа в маленьком офисе, где платят в конверте. Съём однушки, где хозяйка звонит раз в неделю, уточняя: «А мужчины у вас не живут?»
Всегда ощущение, что она не дома, а временно где-то приткнулась.
Она вздохнула, отойдя от окна, и включила чайник. Телефон снова завибрировал. На этот раз — сообщение. Экран загорелся, и Марина, хоть и не хотела, но всё равно посмотрела.
Районный ЗАГС пах одуванчиковыми букетами, дешёвым парфюмом и бумагой. Никаких арок из цветов, шаров, скрипачей и плачущих мам. В коридоре — скамейка, облупленная зелёная краска на стенах и ещё две пары, которые терпеливо ждали своей очереди. Одна — совсем молодые, в джинсах и кедах, с общим рюкзаком на двоих. Другая — пара постарше, дама в строгом костюме и мужчина в пиджаке, они разговаривали о кредите на ипотеку.
Марина сидела на краю скамейки, сжимая в руках папку с документами так, будто внутри лежит не заявление в ЗАГС, а паспорт в другую реальность. На пальце — ничего. Платье — простое, молочного цвета, шерстяное, до колена. Без фаты, без «невестинского» пафоса. Волосы собраны в аккуратный пучок, макияж лёгкий. Она сознательно выбрала «не свадебный» образ. Не хотелось врать хотя бы себе.
Рядом сидел Алексей. Он был в строгом тёмном костюме, который явно носил редко. Белая рубашка, галстук. Никаких пиджачных цветов, бантиков, брошей. Только маленький значок с флагом на лацкане — привычка из армейской жизни. Он сидел ровно, спина прямая, руки на коленях. Внешне — спокойствие и контроль. Внутри, Марина чувствовала, у него сейчас не намного легче, чем у неё. Просто он умел это прятать.
— Ты как? — тихо спросила она, больше чтобы заполнить паузу.
— Нормально, — ответил он коротко.
Слово «нормально» прозвучало, как «к бою готов».
Она кивнула, хотя его «нормально» совсем не помогало её собственному сердцу перестать тарабанить в груди. ЗАГС. Ты сейчас в ЗАГСе, Марина. Со своим… будущим мужем. Которого знаешь месяц. Отлично, просто отлично.
За этот месяц они виделись ещё пару раз в городе. Один раз — в парке, где он привёз Лизу, чтобы Марина с ней познакомилась. Девочка сначала смотрела настороженно, но потом, когда Марина показала ей, как лепить снеговика «с косой», растаяла и попросила: «А расскажите ещё сказку».
Второй раз — в той же кофейне, где обсуждали детали: кто что берёт на себя, как будет выглядеть переезд. Они подписали что-то вроде «домашнего договора» — список правил на обычном листе А4, который Алексей потом убрал в папку, рядом с формами ЗАГСа. Звучало смешно и страшно одновременно. Третья их встреча была сегодня утром.
— Я подъеду за тобой к дому, — написал Алексей накануне. — Проще быть вместе.
Она согласилась.
Он приехал ровно в назначенное время, как поезд по расписанию. Серая «Шкода», чистая до блеска. Он вышел из машины, обошёл, открыл ей дверь, как будто так делал всю жизнь. Марина засмеялась от неожиданности — нервы, наверное.
— Мы же не… — она указала взглядом на его галантный жест.
— Привыкаю, — сухо отозвался он. — К роли.
И вот теперь они сидели в коридоре ЗАГСа напротив двери с табличкой «Зал торжественных регистраций» и ждали, когда их пригласят.
— Волнуетесь? — неожиданно спросила женщина из соседней пары — та самая, в строгом костюме. Она повернулась к Марине с лёгкой, почти сочувственной улыбкой. — Я каждый раз волнуюсь. У меня третий брак.
Марина чуть не поперхнулась воздухом.
— Третий? — выдохнула она.
— Так бывает, — философски сказала женщина. — Главное — правильно выбрать партнёра, а всё остальное приложится. — Она оценивающе посмотрела на Алексея. — У вас жених серьёзный, смотрю. Военный?
— Да, — коротко ответил он.
— Надёжные они, — кивнула женщина. — Иногда суровые, но надёжные. Вы хорошо устроились. — Она подмигнула Марине и повернулась обратно к своему мужчине, ничего не подозревая о том, насколько «хорошо» всё на самом деле.
Если бы вы знали, как мы «устроились»…
— Не обязательно со всеми обсуждать детали, — негромко сказал Алексей, наклоняясь к Марине. В голосе — не упрёк, а предупреждение.
— Я ничего и не обсуждала, — так же тихо возразила она. — Это она сама…
Дверь в зал распахнулась.
— Следующие! — звонко объявила сотрудница ЗАГСа в ярко-розовой блузке.
Молодая пара в кедах вскочила, чуть не уронив рюкзак. Они прошли мимо, держась за руки, и исчезли за дверью вместе с родителями, которые выскочили из-за угла с букетами и телефоном наперевес.
Марина смотрела им вслед и пыталась понять, чего больше: зависти или облегчения. Зависти — к тому, что у них всё «по-настоящему», с глупыми улыбками и дрожащими пальцами. Или облегчения — что ей не нужно изображать эту беззаботную, счастливо влюблённую невесту.
— Морозов — Лазарева? — позвали через несколько минут.
Она вздрогнула. Морозов — Лазарева. В последний раз так звучат фамилии отдельно.
Алексей поднялся первым, затем подал Марине руку. Это было неожиданно — его ладонь тёплая, крепкая. Она впервые коснулась его так — открыто, без перчаток, без случайных стыков локтями. И почувствовала, как от этого простого прикосновения внутри становится… чуть устойчивее.
— Готовы? — спросил он.
— А у нас есть вариант? — попыталась пошутить она, но голос прозвучал хрипло.
— Всегда есть, — серьёзно ответил он. — До подписи.
Фраза, вместо того чтобы успокоить, почему-то закрепила ощущение: дальше дороги назад не будет. С подписью или без — всё равно жизнь уже свернула на другую тропинку.
Они вошли в зал. Зал оказался куда менее торжественным, чем на картинках в интернете. Необычно высокие потолки, горшечные растения у стен, пара рядов стульев. На стене — герб, под ним — стол с зелёной суконной скатертью. За столом — женщина средних лет в строгом костюме, с папкой перед собой. Чуть поодаль — та самая сотрудница в розовой блузке, которая уже примерилась к музыкальному пульту. Никаких гостей. Никаких плачущих мам и смеющихся подружек. Только они двое и двое сотрудников ЗАГСа.
— Ну что ж, — женщина за столом взглянула в документы. — Жених и невеста… Морозов Алексей Сергеевич, Лазарева Марина Андреевна? Всё верно?
— Да, — ответили они почти в унисон и оба чуть поморщились от синхронности.
— У вас… — женщина пробежалась взглядом по листам. — Переход в закрытый гарнизон, да? — Она бросила на Алексея профессионально-понимающий взгляд. — Военные, военные… — пробормотала, что-то подписывая. — Ну что, торжественную речь будем читать или ограничимся краткой формой?
Снег к этому дню уже примяло и присыпало заново. Город был серо-белым — не праздничным, а рабочим. Машины шипели по мокрому асфальту, люди торопились по своим делам, а Марина сидела на переднем сиденье «Шкоды» и сжимала в руках маленькую синюю книжечку.
Пропуск. Точнее — «Временный пропуск №…» на имя «Морозова Марина Андреевна». С фотографии на неё смотрела слегка растерянная девушка с собранными в хвост волосами и слишком серьёзными глазами.
— Всё нормально, — спокойно сказал Алексей, переключая передачу. — Это просто бумага.
— Просто бумага, — повторила она, глядя на печать. — Эта «просто бумага» решает, пустят меня дальше колючей проволоки или нет.
— За проволокой не зона, — фыркнул он. — Обычный гарнизон.
Для него — обычный. Для неё — другой мир. В заднем сиденье Лиза сосредоточенно рисовала в альбоме. Она поехала с ними сегодня — «надо показать тёте Марине наш дом», сказала, не терпящим возражений тоном. В руках у девочки были новые фломастеры — подарок Марины, который уже уверенно перекочевал в разряд «личных сокровищ».
— А там будет площадка? — вдруг спросила Лиза, не отрываясь от рисунка. — И ёлка? И магазин с киндерами?
— Всё будет, — ответил Алексей. — И ёлка, и магазин, и даже две площадки.
— А собаки? — включилась Марина. — И табличка «территория охраняется злыми бабушками»?
Алексей бросил на неё короткий взгляд и, кажется, даже чуть заметно улыбнулся.
— Бабушки есть, — признал он. — Собаки — тоже. Табличка пока только в устной форме.
Марина хмыкнула и снова посмотрела на пропуск. За последние две недели всё завертелось так быстро, что голова не успевала. Паспорт со свежей фамилией, визит в часть, оформление документов на прописку, знакомство с начальством — майор Савельев посмотрел на неё внимательно, кивнул и сказал: «Только не устраивайте мне тут сериал. Гарнизон — место маленькое».
Теперь вот — переезд. Сегодня они должны официально заехать в гарнизон, забрать ключи от служебной квартиры и начать «новую жизнь», как уверенно сказала Оля по телефону. Новая жизнь, ага. С колючей проволокой по периметру и пропуском вместо приглашения.
— Сейчас будет КПП, — предупредил Алексей.
Марина подняла глаза. Впереди, за поворотом, дорога упёрлась в пост: шлагбаум, будка, несколько фигур в форме. По периметру — забор, местами — настоящая колючка. Над будкой — табличка с названием части и стандартной фразой про «проезд и проход по пропускам».
У Марины внутри всё сжалось. Вот он, вход в другой мир.
— Не бойся, — негромко сказал Алексей, будто прочитал её мысли. — Это просто процедура.
Просто процедура. Только вот для неё эта процедура означала: либо она заедет туда как жена капитана, либо развернётся обратно — в город, к Артёмовым «камри» под окнами. «Шкода» плавно подкатила к шлагбауму. К машине подошёл дежурный — сержант лет двадцати пяти, в зимней форме, с ушами, спрятанными под шапкой.
— Здравствуйте, товарищ капитан, — бодро отрапортовал он, заглянув в салон. — Документы на машину… И… — его взгляд упёрся в Марину, потом в Лизу. — А это у нас?
— Жена, — просто сказал Алексей. — И ребёнок.
Слово «жена» в его исполнении по-прежнему резало слух, как новый ботинок — пятку. Марина уверенно протянула сержанту пропуск, стараясь не выдать, как сильно у неё потеют ладони.
— Временный, — пояснил Алексей. — Постоянный будет через две недели.
Сержант взял пропуск, пробежал глазами по данным, сверил с паспортом, потом снова посмотрел на Марину уже чуть иначе — уважительно что ли.
— Морозова Марина Андреевна, — прочитал он. — Жена капитана Морозова. — Кивнул. — Добро пожаловать.
Слова прозвучали официально, но Марина всё равно почувствовала, как внутри что-то перевернулось. Добро пожаловать. Как будто ей выдали билет в закрытый кинотеатр, куда раньше не пускали.
— Могу проехать? — уточнил Алексей.
— Конечно, товарищ капитан, — сержант щёлкнул каблуками, поднял шлагбаум. — Проезжайте.
Когда «Шкода» подкатила ближе к будке, Марина успела заметить ещё пару лиц. Один молодой солдат оторвался от журнала и уставился на машину, потом толкнул плечом соседа и что-то шепнул. Тот тоже глянул и ухмыльнулся. В будке мелькнула женщина в вязаной кофте — видимо, проверяющая или кто-то из местного обслуживающего персонала. Она тоже задержала взгляд на Марине, скользнула вниз — пальто, сапоги, сумка, кольцо — и хмыкнула. Взгляд был быстрый, опытный. Записано. Новая жена. Городская.
— Уже… смотрят, — прошептала Марина, когда шлагбаум медленно поднялся.
— Привыкай, — спокойно ответил Алексей, ведя машину дальше. — Тут ничего не скрыть. Если кто-то сьел лишнюю котлету в столовой — через час весь гарнизон знает, кто именно.
— Весело у вас, — пробормотала она.
Дорога за КПП была… другой. Не как в городе. Марина прижалась ближе к стеклу.
Сначала справа потянулись казармы — длинные, однотипные здания, серые, но аккуратные. Между ними — ровные дорожки, плац, на котором сейчас никого не было. Чуть дальше — стоянка с военной техникой: грузовики, какие-то закрытые кунги. Всё чётко, по линейке.
Слева — пятиэтажки. Типичные военные дома: одинаковые, с аккуратными подъездами, свежей краской на стенах. Во дворах — детские площадки, железные турники, натёртые до блеска лавочки. Между домами сновали люди — женщины в пуховиках, дети в комбезах, пара мужчин в форме.
— Это казарменная зона, — пояснил Алексей, кивая вправо. — Тут солдаты живут. Чуть дальше — часть офицерского общежития. А вот там, — он покосился влево, — наш жилой сектор.
— А магазин? — вклинилась Лиза с заднего сиденья. — И садик, и…
— Сейчас увидишь, — улыбнулся он дочке.
Марина удивлялась количеству людей. Она ожидала чего-то… более пустынного. Ан нет. Гарнизон жил: где-то слышался детский смех, где-то — лай собак, где-то — музыка из окна.
— У вас тут… другой мир, — тихо сказала она. — Внутри мира. Как маленький город.
Первые дни под одной крышей начались не с романтики, а с будильника в 5:30. Он выстрелил где-то возле соседней подушки, противным электронным писком, который идеально подходил для казармы, но совсем не подходил для тёплой спальни с мягким одеялом и женщиной, которая только-только привыкла спать без страха.
Марина дёрнулась, спрятала лицо под подушку и одновременно поняла две вещи:
Она больше не одна в комнате.
Этот человек реально встаёт в полшестого. По собственной воле.
— Извини, — негромко сказал Алексей.
Он сидел на краю кровати, уже наполовину одетый — в футболке и спортивных штанах. В комнате горел ночник, но даже его света хватало, чтобы увидеть: он встал не «сейчас», а уже успел дойти до ванной и обратно. Волосы влажные, на подбородке — следы свежего бритья.
Он встал до будильника. До будильника, — обречённо подумала Марина.
— Всё нормально, — пробормотала она из-под подушки. — Убей его, пожалуйста. Или хотя бы сделай потише.
— Это рабочий, — спокойно пояснил он, выключая пищащее зло. — Я привык.
— Я не привыкла, — честно сообщила она, переваливаясь на другой бок и заворачиваясь в одеяло. — Можно мне вообще другой часовой пояс, пока вы там воюете с подъёмом?
Он усмехнулся — тихо, почти беззвучно.
— Сегодня у меня планёрка в семь, — объяснил. — Надо быть в части пораньше. Ты ещё спи. Я постараюсь не шуметь.
Да-да, конечно. «Не шуметь» на шести квадратных метрах, где каждый скрип слышен как выстрел.
Он поднялся, и кровать едва заметно качнулась. Марина, укрывшись с головой, слушала звуки: шорох формы, тихий щелчок шкафа, глухой стук ремня, приглушённый звон брюк. Вроде бы ничего особенного, но после тихой коммуналки, где она жила с мамой, это было… другое. Чужой ритм. Военный.
Через пару минут дверь тихо приоткрылась, впуская полоску света из коридора.
— Я… завтрак сделаю, — сказал оттуда Алексей. — Лизу разбужу сам, ты можешь поспать.
Марина высунула из-под одеяла только глаза.
— Вы это каждый день так? — сонно уточнила.
— Почти, — он проверил часы. — Бывают ночные, тогда немного по-другому. Привыкнешь.
Она не была уверена, что хочет к такому привыкать, но кивнула и снова нырнула в подушку.
Через минуту на кухне что-то зашипело. Запахи — яйца, тосты, чай — поползли по квартире, как сигнал: «Подъём по части».
Интересно, когда он успел научиться готовить? В армии? На курсах выживания?
Когда Марина через полчаса всё-таки вылезла из кровати, завязав на талии тёплый халат, картинка на кухне была… не такой, какую она ожидала увидеть от сурового капитана.
За столом сидела Лиза, в пижаме с маленькими зайчиками, с аккуратным хвостиком на макушке. Перед ней — тарелка с кашей и кружка с какао. Алексей стоял у плиты, в уже надетой форме, и что-то жарил на сковороде.
— Я не хочу кашу, — с серьёзным видом говорила Лиза, уткнувшись ложкой в тарелку. — Она на меня смотрит.
— Каша не может смотреть, — спокойно отвечал Алексей, помешивая на сковороде. — У неё нет глаз.
— Есть, — возразила Лиза. — Вон, изюминки. Они как глаза.
Марина остановилась на пороге, прижавшись к косяку, и просто смотрела.
Он двигался уверенно, но очень тихо, как человек, который привык думать о каждом звуке. На плите — маленькая сковородка с омлетом. На столе — аккуратно нарезанный хлеб, крошек почти нет. На подоконнике — пока что ничего, всё пусто, бело.
— Доброе утро, — сказала Марина, когда поняла, что превращается в шпионку.
Лиза обернулась, глаза у неё блеснули.
— Тётя Марина! — Она чуть не опрокинула ложку, пытаясь одновременно махнуть рукой и не потерять кашу. — Ты проснулась. Я думала, ты будешь спать долго, потому что девочки… — она задумалась, — девочки любят спать.
— Девочки любят, когда их не будят будильником в 5:30, — поправила её Марина и бросила взгляд на Алексея.
Он чуть виновато пожал плечами.
— Привыкаем к общему режиму, — сказал. — Завтрак ещё тёплый.
— Я могу сама… — начала Марина, но он уже поставил перед ней тарелку.
Омлет, помидоры, ломтик сыра. Всё — как в армии: просто, функционально, без изысков. Но выглядело это по-домашнему.
— Спасибо, — она села за стол. — Я вообще умею готовить, если что. И завтрак — тоже.
— У нас график, — коротко объяснил он. — По будням я сам. Ты можешь включаться, когда проснёшься. — И добавил, чуть смущённо: — Лизе привычнее, когда завтрак одинаковый.
Марина кивнула. Понимала. После такого, как у девочки жизнь перевернулась, стабильность в виде одинаковой каши писалась в список «обязательных лекарств».
— А что у нас по плану? — спросила она, ковыряя омлет. — Я тут всё равно пока… безработная.
— Сегодня я после обеда вернусь, — сказал Алексей. — У нас короткий день. Покажу тебе садик, частично штаб, магазин. Вечером — у меня дежурство. Приду поздно.
Лиза внимательно слушала, потом вставила своё:
— А днём я покажу тёте Марине площадку, — серьёзно заявила. — И мы будем строить крепость. Только не из снега, а из снега и палочек. С палочками устойчивее.
Марина улыбнулась.
— Я в твоём распоряжении, — сказала она. — Только дай мне час… очнуться.
— Ей надо кофе, — вдруг уверенно сказала Лиза. — Оля говорила, что тёти из города любят кофе.
Оля, ты что ей уже успела рассказать?
Алексей посмотрел на Марину вопросительно.
— Ты пьёшь кофе? — уточнил.
— Я им дышу, — честно ответила она. — Особенно после твоего будильника.
— У нас пока только растворимый, — сообщил он. — Я не успел купить что-то… приличное.
Марина встала, прошла к шкафчику, куда вчера с вечера раскидала свои пакеты, и торжественно достала из пакета пачку молотого кофе и маленькую турку.
— Я подготовилась, — заявила она. — У меня есть план по оккупации кухни.
— Главное — не нарушай пожарную безопасность, — сухо отозвался он, но в голосе было уже меньше контроля.