В прошлом, когда я задавала вопрос своей матери: «Мама, почему ты назвала меня Марией?», она морщилась, словно от зубной боли. Ей, должно быть, уже сотни раз приходилось отвечать на этот вопрос, и она явно устала от этого. Но я, как зачарованная, продолжала представлять себя маленькой девочкой, живущей в волшебной сказке.
— Не сейчас, Маша, — отвечала она, предпочитая заняться чем-то другим, лишь бы не сидеть со мной. Однако это был один из немногих способов, с помощью которых я могла заставить её уделить мне хоть немного внимания. По какой-то причине, когда она начинала рассказывать мне о своих мечтах до моего рождения, она погружалась в волшебство истории и забывала о том, чем бы предпочла заняться.
— Пожалуйста, мама, — я старалась, чтобы мой голос не был слишком высоким и раздражающим. Это была простая просьба, от которой она вряд ли могла отказаться.
Мама посмотрела на гору немытой посуды, а затем снова на меня.
— Ладно, — сказала она, — ещё разок расскажу.
— Хорошо, — согласилась я, хотя и надеялась, что этого не произойдёт.
— Когда ты пиналась в моём животе, — начала мама, положив руку на свой почти плоский живот, — мне начали сниться сны.
— О чём? — спросила я, как всегда подыгрывая ей, хотя прекрасно знала, что она расскажет.
— О крошечной золотоволосой девочке.
— На мне было зелёное платье, — радостно и мечтательно произнесла я, и от волнения мой голос звенел.
— И три пушистых коричневых медвежонка.
— Как я обожаю эту историю, — говорю я, с блаженной улыбкой на лице
— Точь-в-точь как в сказке про Машу и трех медведей, только медведи в моих снах были к маленькой девочке очень добры.
— Медвежата не обижали маленькую девочку? — спрашиваю я.
— Нет, — тихо отвечает мама. — Они не причинили тебе вреда.
Мне нравится, когда она так погружается всвой сон, что забывает, что маленькая девочка — это всё же не я. Она ведь не знала, что я девочка, пока я не родилась. Я была просто загадочной выпуклостью на её теле.
— Что они делали?
— Они просто играли с тобой. — Она закрывает глаза, снова пытаясь вспомнить образы из своих снов. Уголки её губ приподнимаются в улыбке.
— А как они играли?
— Они щекотали тебя своими носами . Они гонялись за тобой, пока ты не расхохотался так сильно, что упал на траву. Потом они окружили тебя, как большой коричневый меховой ковёр, и обнюхивали со всех сторон.
— А я?Я улыбалась при этом?
— Да. Ты выглядела очень счастливой. Это медвежата делали тебя счастливой.
Я часто мечтала, чтобы медведи из сказки на самом деле пришли за мной, чтобы одиночество, которое я чувствовала почти каждый день, сменилось теплом этого счастья, чтобы я могла уткнуться лицом в их мягкий мех и смеяться, как та девочка из сна.
— И поэтому ты назвала меня Машей?
«Как будто Вселенная пыталась мне что-то сказать», —задумчиво размышляет мама, а затем, словно опустив заслонку, её улыбка исчезает. Она разглаживает юбку и встаёт с дивана.
— Как звали медведей? — окликаю я её, уже скучая по теплоте этой истории.
— Ну я же сто раз говорила тебе, что не помню. . — И это последний раз, когда я рассказываю тебе эту историю. Доченька тебе уже двадцать лет и ты совсем взрослая, давно пора прекращать верить в сказки.
Мама всегда говорила что больше никогда не будет расказывать об этих своих снах, зная, что эта угроза меня напугает, но в тот раз она не отступила. Больше я эту историю от неё не слышала.
Ночью, когда мне было холодно в постели, я представляла, каково это — быть окружённой теплом трёх каких-то мифически добрых медведей. Я часто возвращалась в мамин сон, представляя, как засыпаю в окружении медведей, которые оберегают меня и наполняют радостью пустые и безжизненные уголки моей души. Я хранила этот образ до тех пор, пока не достигла половой зрелости, и симпатичные мальчики заставили меня забыть о медведях, пока не началась моя настоящая история.
Однажды…
МАША
Наручники слишком туго сидят на моих запястьях, впиваясь в кожу и кости. Он застегнул их именно так, как мне нравится. Каждый наручник прикреплён к спинке кровати, широко разводя мои руки. Я сгибаю пальцы в прохладном воздухе, прислушиваясь к каждому звуку, чтобы понять, где он в этой комнате.
Здесь так тихо, и без помощи моих глаз, которые закрыты атласным шарфом, я чувствую дрожь бессилия, от которой сжимается моя киска. Мои ноги тоже привязаны к каркасу кровати, но не наручниками, что очень жаль. Больше всего мне нравится прикосновение металла. Это всегда добавляет остроты.
Из тишины доносится едва слышный шорох ткани, возможно, движение руки, а затем холодный металл скользит по моей груди, и я знаю… он собирается зажать мой сосок…
Звон телефона вырывает меня из сладостных грёз, заставляя сердце биться быстрее. Я протягиваю руку к аппарату, уже зная, что это будет деловой звонок. Время за полночь, и никто из тех, кто знает меня достаточно хорошо, не стал бы беспокоить меня в столь поздний час.
Моё удовольствие было прервано, и я испытываю раздражение. Как же я не люблю, когда меня отвлекают!
— Здравствуйте, это фирма «Золотые замки», — произношу я профессионально, хотя и немного запыхавшись от бега к телефону.
— Здравствуйте, — отвечает мне низкий и мягкий голос, словно лучший сорт шоколада. — Простите за беспокойство. В мой дом кто-то проник и сломал замки на дверях. Не могли бы вы прийти сегодня вечером?
— Да, — я сажусь и сбрасываю одеяло с ног. — Дайте мне минуту, чтобы найти ручку.
Я перевожу телефон в режим громкой связи и начинаю искать в прикроватной тумбочке ручку и блокнот.
— Где вы находитесь? — спрашиваю я. Мужчина называет незнакомый адрес и говорит, что его зовут господин Борн, и мне нужно воспользоваться GPS, чтобы найти его дом. Он также подробно описывает замки, которые ему нужны, и я с радостью обнаруживаю, что все они есть в моём арсенале.
Я заказываю бургер и картофель фри с ванильным молочным коктейлем, а моя подруга Лиза выбирает стейк с картофелем фри и клубничным молочным коктейлем. Официант наливает нам воду из стеклянного кувшина и оставляет его на столе. Мы обе провожаем его взглядом.
«Персонал в этом заведении, несомненно, улучшился с тех пор, как мы ужинали здесь в последний раз», — говорит Лиза.
Я морщусь, вспоминая предыдущего официанта, чьи брюки были слишком низко спущены на его большом животе, обнажая кожу спины и ягодицы.
«Это точно», — соглашаюсь я.
«Итак, кто этот парень — ох, простите, клиент — и что вас в нём так воодушевляет?»
«Я же говорила тебе, что он просто клиент, но он был симпатичным. Он был таким загадочным, молчаливым, задумчивым. Ты же знаешь, как я люблю сдержанных мужчин».
«Да, потому что тебе нравится представлять, что снаружи они холодные и сдержанные, а внутри просто кипят страстью к тебе», — говорю я.
«Я уверена, что он кипит страстью, но умеет это скрывать, он как вулкан, который вот-вот готов взорваться», — признаю я свои фантазии.
«Откуда ты это можешь знать?» — с сомнением и сарказмом спрашивает подруга.
«Я не могу тебе этого рассказать. Конфиденциальность личного пространства клиента. Скажем так, я узнала кое-что личное о нём, пока работала».
Лиза наклоняется вперёд.
«Ну же, Машка. Ты должна мне всё рассказать. Ты же знаешь, что я сохраню всё это в тайне».
А вот ничего такого я как раз и не знаю. Лиза, конечно, хорошая подруга, но сдержанность — это уж точно не про неё. Болтушка каких ещё поискать. Я провожу пальцами по губам, показывая, что плотно их сжимаю.
Лиза недовольно смотрит на меня, видно, как её изнутри просто распирает от любопытства.
Официант возвращается с нашими молочными коктейлями, и Лиза улыбается ему, соблазнительно поправляя волосы.
«Большое вам спасибо, молодой человек!»
«Не за что, девушки!»
Моя подруга буквально тает от восторга. Когда он убирает со следующего стола, она обмахивается рукой.
— Разве тебе не нравится, когда у симпатичного мужчины есть хорошие манеры?
— Он знает, как обслуживать своих клиентов, чтобы они оставляли хорошие чаевые.
— Он может называть меня, как хочет, в постели и в любое время.
Мы обе разразились смехом, но она наблюдала за ним, словно орлица, кружащая над зайцем.
— Может быть, ты хотя бы назовешь мне имя и опишешь внешность твоего клиента?
— Его зовут Роберт, — отвечаю я. — И он высокий, смуглый и красивый в грубоватой, мужественной манере… брутальный, если вы понимаете, о чём я.
«Дух-хранитель?» У Лизы есть пунктик насчёт духов-хранителей. Она считает, что у всех людей есть тотемное животное, на которое они больше всего похожи либо по характеру, либо по внешности, либо и по тому, и по другому. Лиза убеждена, что мой дух-хранитель — жёлтая бабочка. Жёлтая из-за моих золотистых волос, а бабочка — потому что она чувствует, что я неуравновешенная.
— Медведь, — выпаливаю я. — Он крупный, у него тёмные волосы и борода.
— Волосы на груди?
Я фыркаю, делая глоток молочного коктейля.
— Как вы думаете, что я делаю, когда прихожу в чужие дома, чтобы сменить замки?
— Вы можете просто сказать, — говорит она, глядя мне прямо в глаза.
— На нём был свитер. Слава богу, он не просвечивал.
— Нет ничего лучше мощной волосатой мужской груди, как ковёр, которому можно прижаться.
Я морщу нос. Мне нравятся немногочисленные волосы на груди у мужчин, но называть их ковром или пледом — это не очень приятно. Явно перебор.
— Ну же, подруга, — давит на меня Лиза, — какой у него цвет глаз?
— Коричневые, — говорю я. И потом становятся золотые. Странные, блестящие, сияющие, излучающие золото. Но об этом я своей подруге не рассказываю. Она обвинит меня в том, что я перечитала «Сумерки» или что-то в этом роде.
— Хорошо. У него большие сильные руки? — Лизка мечтательно закатывает глаза к потолку.
О, да! Ещё какие сильные и мускулистые.
— У него хороший дом? — продолжает мечтательно она.
— Как замок из сказки про Дракулу, — признаю я.
— Значит, он богат? — глаза подруги уже загораются от интриги.
— Кто знает? У людей могут быть огромные дома, доставшиеся по наследству, но совсем не быть денег.
— Да, — Лиза потирает подбородок и изучает меня. — У меня хорошее предчувствие насчёт этого парня.
Помимо странной одержимости духами-хранителями, Лиза также верит, что у неё есть шестое чувство.
— Ну и что вызывает у вас хорошее предчувствие?
Она шевелит пальцами, глядя вверх и влево.
— Я не уверена. Он кажется мне подходящим для вас.
Я фыркаю и откидываюсь на спинку стула, иронично смотрю ей в глаза.
— Вы думали так и о Девоне.
Лиза вот так же очень хвалила моего бывшего, пока он не бросил меня ради какой-то рыжей сучки.
— Да, что ж поделать, Девон пошёл против своей судьбы.
— И прямо в чужую вагину.
— Именно! — она многозначительно подмигивает пальцем вверх. — Мистическую силу влагалища нельзя недооценивать.
В тот самый момент, когда она произнесла последнюю фразу, наш официант подошёл к столику, чтобы подать тарелки с нашей едой. Однако он был настолько поражён услышанным, что немного перепутал тарелки, прежде чем поставить их на стол. Моя подруга с трудом сдерживала смех, а щёки молодого официанта мгновенно покраснели.
Когда он ушёл, забыв пожелать нам приятного аппетита, мы обе начали хохотать.
К восьми часам вечера мы уже потягивали фирменный коктейль. Я не имела ни малейшего представления о том, что находилось в этом бокале, но после того, как я выпила половину, у меня начала кружиться голова. Музыка играла достаточно громко, чтобы пол вибрировал, а огни вспыхивали белым, бирюзовым, тёмно-синим и фиолетовым, создавая ощущение, будто ты находишься под водой.
Публика представляла собой разношёрстное собрание: от студентов, едва достигших двадцатилетнего возраста, до сорокалетних профессионалов в области алкоголя. Мы с Лизой заняли места на табуретах у барной стойки, предвкушая ещё по одному бокалу, и бармен, который напоминал молодого Марлона Брандо, был именно таким, каким представляла его Лиза.
Маша
— Там были медведи! — задыхаясь, сбивчиво кричу я охрипшим голосом. — Там были два больших медведя! Они напали на человека! Они учуют наш запах! Нам нужно бежать отсюда! — мои глаза в этот момент, наверное, вылезли из орбит.
Иван ухмыляется своей неизменной улыбкой, двигается медленно и лениво.
— Медведей уже нет, Маша. Я их спугнул.
— Чего? Ты их напугал? У меня дрожат руки от адреналина, но я начинаю выходить из режима «бей или беги». Почему Иван здесь? И как он смог отпугнуть двух огромных медведей за такое короткое время? И почему он так спокоен?
Иван кивает и облизывает губы, протягивая руку, чтобы коснуться моей.
— Теперь всё в порядке, девочка. Просто возвращайся со мной. Ты в порядке. Тебе нечего бояться и некого.
Я делаю шаг назад, вокруг меня вырисовывается лес. Порыв ветра треплет мои волосы, и я вздрагиваю. Я хочу довериться этому мужчине, но я его не знаю и чувствую себя более уязвимой в этой лесной глуши, чем когда-либо прежде.
— Всё в порядке, Маша. Я отведу тебя обратно к твоей машине и провожу в город.
— Мне нужно пойти в полицию! — говорю я. — Я должна сообщить о случившемся.
Иван осторожно берёт меня за руку и ведёт обратно к дому. Тот мужчина всё ещё там? Медведь его убил?
— Там был мужчина, — говорю я. — Медведь… он…
— Я не видел там человека, — говорит Иван. — Медведи просто искали там еду в мусорных баках.
— Нет там был мужчина. Я приехала сюда, чтобы сменить его замок, но он был… он был… — меня накрывает, я давлюсь рыданиями и не могу выговорить остальные слова.
Иван кладёт руку мне на плечи, притягивая ближе к себе. От его рубашки пахнет сосновыми шишками и зимним морозом, хотя он такой тёплый.
— Всё в порядке. Тебе не о чем беспокоиться.
«Но я должна сообщить в полицию», — как заведённая, повторяю я.
Мы приближаемся к дому, и я лихорадочно оглядываюсь по сторонам, желая убедиться, что меня не поджидает опасность в виде стаи медведей. Я сомневаюсь, стоит ли доверять этому парню, но какой у меня есть выбор? Я не смогу убежать от него. Но почему он здесь?
— Что ты им скажешь? — спрашивает он. Он пожимает плечами, как будто идея что-то им говорить бессмысленна.
— Ты не понимаешь. Медведи убили его. Я слышала крики. Такие ужасные крики. Я обхватываю голову руками, и воспоминания об этом ужасном звуке снова будто пронзают мои уши.
— Здесь никого не было, Мария. Только несколько медведей забрели сюда в поисках еды.
Я хмурюсь, потому что точно знаю, что это неправда. Крики, которые я слышала, были полны боли. Мог ли человек так кричать и убегать до прихода Ивана?
Но зачем ему лгать? Я смотрю на него, и его лицо бесстрастно, как будто ему нет до меня никакого дела. Как будто всё, из-за чего я запаниковала, было плодом моего воображения.
— Там были медведи! - пытаюсь ему обьяснить опять
Иван улыбается. «Просто у медведей плохая репутация, — говорит он. — На самом деле они не интересуются людьми. Они приходят за едой, которую люди оставляют после себя».
Я не уверена, говорит ли он серьёзно. Я видела статистику о смертях людей от нападений медведей, и они ведь хищники. А люди сделаны из мяса, и вполне себе съедобного.
Мы почти у дома, и я оглядываюсь по сторонам, почти уверенная, что мы услышим хруст лап по листьям и нам снова придётся бежать. Моя машина уже видна. Думаю, я могла бы добежать до неё, если бы медведи были там. Но вместо медведей я вижу только Роберта и Харольда, которые опираются на то, что, как я могу предположить, является их машиной. Это огромный чёрный грузовик, такой же мрачный и зловещий, как их дом, и такой же мощный.
Лицо Роберта серьёзное и обеспокоенное. Он подходит ко мне, кладёт руки мне на плечи и осматривает меня с головы до ног.
— Ты в порядке?
Я киваю, чувствуя, как от его беспокойства у меня в горле встаёт ком. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то беспокоился обо мне, и я просто не могу этого принять.
«Что ж, к счастью, видимо, обошлось».
Я оглядываюсь через плечо Роберта и вижу, что Иван тихо разговаривает с Харольдом, а тот смотрит на своего брата, но затем переводит взгляд на меня, и я замираю под его пристальным взглядом. Кажется, он становится выше у меня на глазах, распрямляет плечи, высоко держит голову, и я не могу отвести взгляд.
Харольд пристально смотрит на меня. Его взгляд кажется темнее, голоднее. Иван встаёт между нами, и Харольд сжимает кулаки по бокам, словно едва сдерживается. На самом деле, то, как он стоит и почти рычит, напоминает мне медведя, вставшего на задние лапы.
Я отступаю на шаг от Роберта, который, оглянувшись через плечо, поворачивается ко мне спиной, становясь между своими братьями и мной.
— Тебе лучше уйти, — говорит Роберт. — Садись в свою машину и уезжай.
Его голос звучит настойчиво. Интересно, а он видел медведя?
Я бегу к своей машине, запрыгиваю внутрь, хватаю сумку и нащупываю ключи, запирая двери. Чёрт, чёрт! У меня так сильно дрожат руки, что я с трудом вставляю ключ в зажигание, и мне приходится держаться за руль, чтобы не упасть. Я выезжаю оттуда на полной скорости, прежде чем мне приходит в голову оглянуться.
Когда я смотрю в зеркало заднего вида, я не вижу медведей.
Я не вижу, как братья Бьёрн запрыгивают в свои грузовики.
Я вижу, как Роберт и Иван удерживают Харольда, который смотрит вслед моей машине, и его глаза снова вспыхивают золотом.
По пути в город меня одолевают противоречивые чувства: то я дрожу от страха и плачу, то меня охватывает странная эйфория от осознания того, что я избежала опасности.
Этот маньяк, этот извращенец, не причинил мне вреда. Он явно намеревался меня изнасиловать. Возможно, он видел, как я приезжаю чинить замки, и заманил меня в хижину, заказав вскрытие замков. Хитрый ублюдок! Меня начинает трясти при мысли о том, что он мог бы сделать со мной, если бы ему удалось удовлетворить свою мерзкую похоть. Вероятно, он бы просто прикопал меня где-нибудь в лесу, и никто бы меня не нашёл.
Я уже дома, когда звонит мой телефон, и я радуюсь, что мне больше не нужно озираться по сторонам в поисках опасностей. Я молюсь, чтобы это был Роберт, и надеюсь, что это он звонит, чтобы дать мне ответ, который я так жажду услышать.
И это действительно Роберт.
— Ты придёшь сегодня вечером? — говорит он бархатным голосом.
— Сегодня вечером? — я немного удивлена и очень взволнована. Сейчас восемь вечера, и я уже в пижаме.
— Да, но мне нужна твоя помощь!
Думаю, тогда я наконец приняла решение.
— Я скоро приеду, — говорю я, и Роберт отвечает так, что у меня намокают трусики.
— Хорошая девочка, — бормочет он своим хриплым голосом и вешает трубку.
О боже. Я в ужасе и восторге, счастлива и полна трепета. Это может стать лучшим опытом в моей жизни, это то, чего мне не хватало с тех пор, как у меня появилось сексуальное влечение. Или это может быть ужасно. Это может оказаться не похоже на фантазии, которые я придумала в своей голове. Есть в этом и большой элемент опасности, и я готова всё это принять, даже если это глупо и крайне рискованно.
Я должна рискнуть, ибо нет ничего хуже, чем никогда не попробовать и не узнать, каково это на самом деле.
Воображать, но не испытывать — это проклятие. Я не хочу сожалеть об этом в холодные одинокие ночи будущего. Поэтому я делаю то, что сделала бы любая женщина, охваченная страстью. Я сажусь в машину и еду в тёмный, загадочный особняк в глухом и мрачном лесу, отчаянно желая ощутить вкус мужчины, от которого у меня мурашки бегут по спине, а между ног становится влажно.
В доме Борна темно, как и в ту ночь, когда я приехала, думая только о работе. Теперь я размышляю обо всём, что увидела, и обо всём, что мне предстоит увидеть. Чудо, что я не промокла насквозь, потому что идёт дождь.
Да, я снова надела комбинезон поверх атласного пижамного комплекта. Это проще, чем выбрать что-то впечатляющее. Я хочу, чтобы Роберт представил, что у меня под бесформенной рабочей одеждой. Я хочу, чтобы у него потекли слюнки от желания и предвкушения увидеть меня обнажённой.
Моё сердце бьётся втрое быстрее, пока я жду у двери, когда он откроет. По крайней мере, я надеюсь, что он откроет. Что, если к двери подойдёт Гарольд?
Но меня встречает Роберт, одетый в мягкий тёмно-коричневый свитер и джинсы, с ещё влажными после душа волосами и щетиной на лице, которая выглядит чертовски сексуально.
— Ты приехала очень быстро, — говорит он, пропуская меня внутрь и поспешно закрывая за мной большую тяжёлую дверь. Она с грохотом запирается, словно подчёркивая моё появление. То ли он нетерпелив, то ли просто взволнован. Я не могу понять, что именно. Моё тело охватывает жар, который словно исходит из самых глубин.
— Не хочешь выпить? — спрашивает он, как любезный хозяин.
— Конечно, — отвечаю я. — У тебя есть что-нибудь покрепче? Я имею в виду алкоголь, но в данных обстоятельствах я густо краснею из-за двойного смысла сказанного.
Он встречается со мной взглядом, и его губы дёргаются. Я подозреваю, что он хотел бы ответить грубой шуткой, но он слишком воспитан.
— Виски, — говорит он. — Или красное вино, если виски для тебя слишком крепкий.
Мне нравится жёстко, хочу я прошептать. Я бы хотела опуститься на колени и показать ему, как сильно мне это нравится.
“ Виски было бы неплохо. ....Неразбавленное.
Роберт наливает две порции виски в два хрустальных бокала, похожих на антикварные. Я жду, пока он протянет мне мой, и залпом выпиваю. Чёрт, обжигает всё горло, но это приятно. — Ещё? — спрашиваю я, и Роберт удивленно кивает.
В этом человеке по-прежнему ощущается стоическое спокойствие, хотя, вероятно, он испытывает восторг от мысли о предстоящем вечере. Я делаю глоток из бокала, и алкоголь начинает затуманивать мой разум. Возможно, я смогла бы дойти до конца, но мне не хватает смелости сделать последние шаги.
— А где твои братья? — спрашиваю я. — Они здесь?
— Нет. Ивану нужно было кое-что сделать. Он взял с собой Харольда.
«Итак, мы одни».
«Да».
Мы смотрим друг на друга, и я не отвожу взгляд так долго, как только могу выдержать его интенсивность.
— Ты хочешь подняться наверх?
У меня перехватывает дыхание, когда он облизывает губы. Я так близко. Так близко, что мне кажется, будто я могу рухнуть под тяжестью эмоций. Я не могу вымолвить ни слова, чтобы сказать ему «да», и он ищет на моём лице признаки того, что я передумала. Он беспокоится, что это слишком. Он боится, что я просто подыгрывала ему, и теперь, когда мы близки, я не смогу довести дело до конца. Смог бы он справиться с разочарованием? Я знаю, что не смогла бы.
Меня накрывает волна нежности к этому мужчине, который так рискует ради меня. Я протягиваю руку и беру его за руку, потрясённая её теплом. Он практически горит. Его взгляд опускается на наши соединённые руки, и он обхватывает мои пальцы своими.
“Я готова”.
Мимолётная улыбка и глубокий вдох показывают мне, что он чувствует. Затем он ведёт меня наверх.
Комната освещена тусклыми лампами, стоящими на двух столиках в противоположных углах. Здесь тепло от настоящего огня, горящего в великолепном богато украшенном камине, над которым возвышаются изящные свечи в высоких бронзовых подсвечниках. Пока я оглядываюсь по сторонам, Роберт закрывает за нами дверь и запирает её.
О, этот звук. Поворот ключа. Лязг металла о металл.
Я дрожу, несмотря на жару в комнате.
Когда я оборачиваюсь, Роберт кажется каким-то особенно большим: плечи шире, грудь шире, а большие руки висят по бокам, напрягаясь. Он не двигается ко мне, но его взгляд следит за всем. Он вдыхает, слегка раздувая ноздри, и я представляю, что он чувствует мой запах — пьянящую смесь возбуждения, страха и ванильных духов, которыми я сбрызнула себя перед уходом. Я пахну так, что меня хочется съесть.
Сделает ли он первый шаг?
Я сомневаюсь в этом.
Я где-то читала, что в ситуации доминирования и подчинения вся власть принадлежит подчиненному. Мужчинам нравится завоевывать, но хорошие мужчины хотят знать, что их женщина хочет, чтобы ее завоевывали. Меня возбуждает, когда меня подавляют и контролируют. Я должна быть достаточно смелой, чтобы по-настоящему ценить это, когда он берет верх.
Я медленно подхожу к нему, вдыхая пьянящий аромат его одеколона. Он действительно подготовился ко мне, и это возбуждает. Когда он мыл своё тело, возбуждался ли он, представляя, что собирается сделать со мной позже? Держу пари, что да.
Роберт смотрит мне в глаза, его челюсть дёргается от напряжения между нами.
Я провожу пальцем по краю его лица и прикусываю нижнюю губу, ожидая, клюнет ли он на приманку. Он должен захотеть отправиться со мной в незабываемое путешествие.
— Когда я была здесь в последний раз, до твоего звонка, я ласкал себя, представляя это с тобой.
Он хватает меня за запястье и крепко сжимает его, раздувая ноздри, подносит мою руку к носу и глубоко вдыхает. Его глаза закрываются, как будто от моего запаха у него закружилась голова. От того, как его большая рука сжимает моё запястье, у меня тоже кружится голова.
— Тебе не следует играть со мной, — почти рычит он, глядя на меня с отчаянной надеждой.
- А я бы не посмела”.
Он клюёт на наживку. Его свободная рука хватает застёжку-молнию на моём комбинезоне и дёргает её вниз, к промежности, а затем он стягивает с меня комбинезон, и тот кучей трепья лежит у моих ног. Стоя в одном нижнем белье, я чувствую себя уязвимой и одновременно сильной. У меня есть то, чего он очень хочет: возможность позволить ему воплотить свои фантазии, и впервые в жизни я собираюсь поддаться своим страстям. Я так взволнована, что едва могу дышать.
«Если станет слишком тяжело, ты можешь в любой момент сказать мне, чтобы я остановился. Просто выбери слово, которое не будет неправильно истолковано в этот момент».
Я говорю первое слово, которое приходит мне в голову. — Каша.
Роберт коварно улыбается. — С таким именем, как Маша, я должен был догадаться, что ты помешана на сказках. Что ж, то, что произойдёт дальше, не будет похоже ни на одну из прочитанных тобой сказок. Он наклоняется так, что его лицо оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего, и наше дыхание смешивается. От того, что он так крепко меня держит, и от его размеров, нависших надо мной, я становлюсь влажной. — Ты помнишь своё обещание? Я киваю. — Хорошо. — Он наклоняется ещё ниже, пока я почти не чувствую его губы на своих.
Затем его горячий язык облизывает мою верхнюю губу.
Я чувствую эти ощущения повсюду, от корней волос до клитора, и стону от этого мимолетного прикосновения. Он делает это снова, на этот раз захватывая мою верхнюю губу между своими и нежно посасывая ее. У него вкус виски, и его губы плотно прижимаются к моим. Он целует меня медленными, откровенными движениями языка, крепко удерживая мою голову рукой, зарывшейся в мои волосы, и я хнычу от этой сдержанности. Он медленно отстраняется, его веки отяжелели, а губы увлажнились, затем медленно ведёт меня обратно к кровати.
“Скажи мне, чего ты хочешь”, - приказывает он.
Я краснею, не уверенная, что могу внятно сформулировать свои фантазии. Он проводит пальцем по моим разгорячённым щекам. — Всё, что угодно, — шепчет он. — Я сделаю всё. Но я не могу догадываться, милая . Ты должна мне говорить чего ты хочешь
Между моих ног набухает клитор, и я делаю глубокий вдох, чтобы собраться с силами и расправить плечи. Я могу это сделать. — Я хочу всего, — признаюсь я, глядя ему в глаза. — Боли, удовольствия, чтобы ты вывел меня из зоны комфорта, заставил умолять, умолять тебя, отказывать мне, а потом дать мне всё.
Его лицо смягчается, как будто я только что сказала ему, что люблю его. — Я собираюсь воплотить твою фантазию в реальность. — Его глаза темнеют, превращаясь в обсидиановые омуты с порочным блеском. — Ложись на кровать и раздвинь ноги и руки.
Я делаю, как он велит, вздрагивая, когда моя спина касается прохладных простыней, а металл первой манжеты прижимается к моему запястью. Когда механизм щёлкает, я вздыхаю. Роберт прижимается губами к коже над манжетой и нежно целует.
Затем он привязывает мою ногу кожаным ремешком. Он старается закрепить его там, где нет пластырей, и я наблюдаю, как его огромные руки ловко справляются с задачей, не спотыкаясь. Он подходит к другому углу и берёт меня за другую ногу, глядя на меня, когда притягивает её к ограничителю. Мне трудно так широко раздвинуть ноги, и он смотрит на меня в ожидании согласия. Когда он убеждается, что я хочу этого так же сильно, как и он, его взгляд опускается на полоску атласа между моих ног. Я чувствую, какая я мокрая. Может быть, он тоже это видит. Эта мысль одновременно и ужасает, и возбуждает.
РОБЕРТ
Чувствует ли она то же, что и я, — абсолютную радость от того, что нашла кого-то, кто даст ей всё, что ей нужно?
Я хочу большего, несмотря на то, что я сказал ранее, что это будет разовая акция.
Но этого не может быть — не тогда, когда Харольд и Иван хотят её по очереди, не тогда, когда мы все хотим гораздо большего. Но это перебор. Это слишком жестко. Мои руки скользят по её бокам и рукам, когда я поднимаюсь, чтобы развязать ей запястья и снять повязку с глаз. Она моргает, проясняя зрение, и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, от которых у меня сжимается сердце. Она прекрасна и идеальна — во всём.
Моё лицо напряжено от переполняющих меня чувств. Мои губы всё ещё влажные от её удовольствия, и я не могу отвести от неё взгляд, желая обнять её и нежно поцеловать.
Этот опыт — именно то, что нам обоим было нужно, но я хочу большего. Я хочу всего.
Но она здесь не для этого. Она не готова пока знать всё. Она здесь для того, чтобы я доминировал, а она подчинялась. Я нежно глажу её по волосам, пока собираюсь с мыслями. Затем я собираю волю в кулак. — Вот так, милая. Ляг на живот.
Стоять на коленях со связанными руками непросто, особенно на мягкой поверхности, поэтому я помогаю ей опуститься на живот, вытянуть руки над головой и повернуться лицом к одеялу. Я так нежно глажу её спину и ягодицы, что это щекочет, и она извивается. На её безупречной коже остаются следы от моей руки, но они не идут ни в какое сравнение с тем следом, который я жажду оставить на её плоти. Этот след не сотрётся за несколько дней вдали от меня. Этот след останется с ней навсегда.
Она наблюдает, как я соскальзываю с края кровати и снимаю одежду, пока не остаюсь перед ней обнажённым. Её взгляд скользит по мне, расширяясь от восхищения при виде моего мускулистого торса и ног, дольше всего задерживаясь на моём члене, который я сжимаю в горячей ладони. Она облизывает губы, когда я отпускаю его, и он касается моего пупка. Потянувшись к ящику прикроватной тумбочки, я достаю презерватив и быстро надеваю его. Каждое движение приближает нас к тому моменту, когда я войду в неё, и я с нетерпением жду этого. Её губы приоткрываются, и мне нравится представлять, что она вот-вот попросит меня поторопиться.
Обойдя кровать, я развожу её ноги, стараясь не задеть повреждённые лодыжки, и опускаюсь на колени между ними, прижимаясь к ней всем телом. Я тяжёлый и сильный, я обнимаю её так, что она должна чувствовать себя беспомощной, но полностью безащитной. Я берусь за свой член у основания и проталкиваю его между её половых губ, потираясь о её скользкий, набухший клитор, а затем толкаюсь внутрь, проникая со всем не глубоко. — Ты такая влажная, — говорю я, закрывая глаза в попытке взять себя в руки. — Такая чертовски готовая для меня.
Я такой большой, а она такая маленькая. Первый толчок будет возможно болезненным, но она достаточно влажная, и когда я проскальзываю дальше, это просто потрясающе. От того, как крепко она сжимает меня, я издаю долгий низкий стон, и она тоже. Я смеюсь от удовольствия. — Грязная девчонка, — шепчу я. — Грязная девчонка, жаждущая моего члена. Я снова проникаю в неё, раз, другой, пока наверное не достигаю её шейки матки, задевая пробку в её заднице. Я надеюсь, что она чувствует себя хорошо и удовлетворённо, а двойное проникновение дарит ей новые ощущения.
— Ты такая приятная, — говорю я ей, хватая её за руки обеими ладонями и крепко прижимая к себе, пока я вхожу в неё сзади. Моё горячее дыхание обжигает её шею, а её тихие стоны заводят меня ещё сильнее. Она пытается пошевелиться, чтобы толкнуться навстречу моему члену, но я держу её крепче, желая, чтобы она полностью отдалась мне. Она обмякает в моих руках, позволяя мне почувствовать её покорность, полностью отдавая мне своё удовольствие. Мои толчки становятся более неистовыми, жесткими и быстрыми, выбивая воздух из ее легких с каждым толчком. “ О ... черт ... да, ” рычу я ей в ухо. “Позволь мне почувствовать тебя. Позволь мне почувствовать, как ты кончаешь на моем члене”.
Она стонет, и я даю ей ещё больше, чтобы снова довести её до предела. Я отпускаю одну руку и погружаю палец в горячую глубину её рта. — Соси его, — резко говорю я. — Покажи мне, что ты сделаешь с моим членом в следующий раз.
Я закрываю глаза, погружая пальцы в её рот по самые костяшки, чувствуя, как её киска крепко сжимается вокруг моего члена. «Вот так, вот так», — говорю я, трахая её так сильно, что мы сдвигаем кровать. Я потерян, в бреду, а Мария подо мной. Моё тело напрягается, хватка на её запястьях становится жёсткой, когда я кончаю. В голове грохочет, а перед глазами вспыхивают яркие белые молнии.
Я не могу остановиться, вхожу в её киску, снова и снова трусь о пробку. Наша кожа блестит от пота, а грудь синхронно вздымается и опускается. Ей хорошо? Этого она хотела? Чувствовать себя использованной и униженной, испытывать боль от сосков до кожи на бёдрах и ягодицах, от хорошо оттраханной киски? Достаточно ли я ей досттавил удовольствия? Я медленно выхожу из неё и снимаю презерватив, завязываю его и бросаю на пол рядом с кроватью. Затем я поворачиваю её и развязываю запястья, нежно целуя каждое из них, освобождая её от пут. Я ложусь рядом с ней, нежно поглаживая её грудь и бёдра, очарованный красными пятнами, которые нахожу на её теле. Она поворачивается ко мне и сияет лучезарной улыбкой.
— Тебе этого достаточно? — тихо спрашиваю я, глядя ей в глаза в поисках подтверждения.
Она кивает. — Это было идеально круто. — Она прикусывает губу и мычит, не зная, как выразить свои чувства. — Я никогда не думала, что поделюсь с кем-то чем-то подобным. Я никогда не думала, что почувствую то, что мне нужно, за пределами своих фантазий.
Моё сердце замирает от удовольствия. Мы можем быть незнакомцами, но мы идеально подходим друг другу, по крайней мере, в этом смысле. Харольд верит в старые сказки о судьбе и предназначении, но я всегда сомневался.
Не сейчас. Во всяком случае, не об этом.
Я чувствую себя возбуждённым и воодушевлённым, меня бьёт током, как никогда раньше, — и всё это благодаря девушке-слесарю по имени Маша.
Она протягивает руку, чтобы коснуться моей груди. — Кто ты, Роберт Борн?
Я бы хотел сказать ей, но она не готова это услышать. И мои братья скоро вернутся. Я не смогу скрыть тот факт, что она была здесь; они учуют её запах ещё на пороге, может быть, даже снаружи, но, по крайней мере, ей не придётся встречаться с ними, пока Харольд злится, а Иван осуждает мои действия.
Я бы хотел, чтобы она оставалась в моей постели несколько дней, но это невозможно. По крайней мере, пока. Не сегодня.Еще рано.
МАРИЯ
Роберт хватает одеяло, чтобы прикрыть свой член, но я всё ещё полностью обнажена. Полностью обнажена и стесняюсь этого гораздо больше, чем десять минут назад.
Такой секс не является эмоциональным в традиционном смысле. Мы не смотрели друг другу в глаза, не шептали нежные слова и не ласкали друг друга. Всё было по-настоящему, но это не значит, что я не чувствовала заботу Роберта или не замечала, что он нежный и хороший во всех важных аспектах.
Сейчас, когда мы лежим вместе, он гладит меня по лицу.
— Мария, — шепчет он, и моё сердце замирает. — Где ты была всю мою жизнь?
Я широко улыбаюсь, и внутри меня поднимается волна радостного облегчения. — Играла с замками и ключами.
— Это необычная профессия для женщины. Роберт заправляет выбившуюся прядь мне за ухо и проводит пальцами по моей щеке.
“Я необычная женщина, что поделать! Люди до сих пор удивляются моей профессии!
— Да, — говорит он. — Во всех смыслах. — Он смотрит на часы. — Я не хочу этого говорить… но у нас мало времени.
“Твои братья должны вернуться?”
— Да. И было бы лучше, если бы тебя здесь не было.
Это именно то, чего я ожидала, исходя из наших предыдущих разговоров, но то, что меня попросили уйти так скоро после секса, всё равно задевает. Мне нравится проводить время с Робертом и расслабляться в этой удобной кровати. Выходить на холод и ехать домой в свою одинокую постель — не самая привлекательная перспектива. Но ещё больше мне кажется, что мне нужно его тепло и сила, чтобы вернуться из тех мест, куда он заводил меня с такой умелой страстью и сдержанной жестокостью.
“ Как они узнают, что я здесь? - Спрашиваю я.
“ Твоя машина. ” Роберт улыбается. “ И твой запах.
Я хмурю брови и морщу нос. Он говорит, что от меня так сильно пахнет, что его братья заметят, что я в доме? Я только что приняла душ, когда пришла сюда. Неужели мои духи такие резкие?
“Мои духи?”
Роберт качает головой. — Это трудно объяснить… и у нас нет времени.