Женщина напрокат 2. До того, как стать другой

Пролог — Перед тем, как исчезнуть

Они не зажигали свет.
Комната была серой, как рассвет до первого глотка солнца.
Тёплый воздух. Простыни, пахнущие корицей и телом. Тишина, в которой не было «люблю», но было то, что глубже.

Он вошёл в неё молча. Без вопросов. Без предисловий.
Как будто тело — единственное, что ещё оставалось их собственным.

Пальцы Виктории соскользнули по его ключицам, остановились на шраме — том, который он не носил на теле, а только в памяти. Марк дышал ровно, но будто через неё. Его ладони скользили по её спине, будто запоминали карту, которая завтра будет сожжена.

— Мы больше не будем собой, — прошептала она.
— Никогда, — ответил он, целуя уголок её губ.
— Тогда пусть будет... сейчас.

Он вошёл медленно. Глубоко. До дрожи.
Они не говорили — не нужно было.
Их тела шептали всё за них: ты есть. ты жива. я здесь. я помню.

Вика выгнулась, приняв его полностью. Её ногти оставляли следы на его плечах, как отметки: «я была». Он не ускорялся — двигался с тем ритмом, что напоминает о живом. О вечере, о дыхании, о том, что нельзя будет взять с собой.

Он крепче сжал её бёдра.
Поцеловал шею.
Внутри неё всё горело — не от страсти, а от боли: прощание всегда пахнет кожей и потом.

— Завтра мы исчезнем, — выдохнула она, когда его движения стали резче.
— Мы уже исчезли, Вика.

Он кончил, стиснув зубы, будто пытался задержать момент.
Вика не закричала. Только сжала его в себе — крепко.
Так, будто могла удержать.

Они лежали рядом. Голо. Без масок. Без фальши.
Тело к телу. Сны на паузе.

— Ты ведь будешь помнить меня? — тихо. Почти детски.
— Не тебя, — сказал Марк. — А ту, что жила внутри тебя. Её — никогда не забуду.

Она отвернулась. Не заплакала. Просто выдохнула.
Они знали: утром их заберут. Разведут по разным секциям.
Сотрут остатки.
Переименуют.
Разложат на роли, команды, протоколы.

Но сейчас — ночь.
И в ней они — настоящие.

Последний раз.

P.S Первая часть книги доступна по ссылке https://litnet.com/shrt/PJMX

Глава 1 — Добро пожаловать в тишину

Здание возвышалось вдалеке, как будто специально — подальше от дороги, от привычных форм и запахов. Ни указателей, ни охраны. Серый фасад, гладкий и чужой. Дверь без ручки. Она открылась сама, стоило Вике подойти на полшага ближе. Щелчок — и прохладный воздух ударил в лицо. Ни звука. Ни слов. Только она — и белизна внутри.

Просторный холл с ровным светом. Белые стены, белый пол, даже потолок светился ровно, как под кожей. Не было мебели, цветов, ни одного окна. В центре — стойка. За ней — женщина в сером халате, с перчатками на руках и гладко зачёсанными волосами. Ни приветствия, ни взгляда. Только протянутый пластиковый поднос.

— Раздевайтесь, — спокойно произнесла она. Голос — как с навигатора, ровный, лишённый интонаций. Не просьба. Не приказ. Просто констатация.

Вика не моргнула. Сняла пальто, потом водолазку. Ладони дрогнули, когда коснулись ремня брюк — не от стыда, а от осознания: это не временно. Она снимала не одежду. Она снимала себя.
Бельё — дорогое, чёрное, с кружевом. Последняя деталь, которую она выбрала сама. Оно исчезло в подносе вместе с заколкой, серёжками, браслетом, телефоном, карточками. Даже тонкая нить, которой была перевязана резинка для волос, улетела в пластиковый мешок.

— Имя? — спросила женщина, не поднимая взгляда.

Вика хотела было назвать его — просто чтобы услышать. Чтобы оно всё ещё звучало, всё ещё значило что-то. Но слова застряли. На секунду — только дыхание.

— Имени больше нет, — сказала женщина за неё. — С этого момента ты — без статуса. Только тело. Только объект.

Вику повели дальше. Халат не дали. Только следовать. Коридор был длинным, идеально ровным. Камеры — в каждом углу. Потолок светился так, будто ты в капсуле.
Слева и справа — двери без ручек. Внутри — никто не говорил. Только приглушённые звуки воды, вентиляции, дыхания.
В душевой — плитка тёплая, вода мягкая, без запаха. Зеркала тонировались автоматически. Тело казалось чужим. Чистым не от грязи, а от прошлого.

Её не просили мыться — просто включили воду.
Потом — сушка.
Потом — женщина в белом сканировала кожу.
— Удалений нет. Шрамов — два.
— Половой анамнез — полный?
— Подтверждено.
Вика стояла, не отводя взгляда. Не протестовала. Не спрашивала, зачем. Она знала — вопросы здесь только от наблюдателей. Ответов — не будет.

Щелчок — на запястье защёлкнули браслет с чёрным QR-кодом. Ни имени. Ни номера. Только графика.

— Теперь ты зарегистрирована. Тебя видно.
— Кто видит? — впервые спросила Вика.
Женщина с планшетом посмотрела ей в глаза:
— Все, кому нужно. И никто, кто не должен.

Палата встретила тишиной. Маленькая комната, квадратная. Ни кровати, ни подушки. Только коврик у стены. И сенсорная панель.
На стене загорелось:
Добро пожаловать. Твоя комната активирована. Ты больше не принадлежишь себе.

Вика села на пол. Спина — к стене. Колени — к груди. Грудь — всё ещё дышит. Она не дрожала.
Тело — под контролем. Лицо — как маска. Только внутри что-то сжалось, как если бы кто-то выдёргивал провод за проводом.

Справа — стенка из стекла. За ней — санузел, тоже белый. Слева — тень. Кто-то в соседней комнате тоже активирован.
Камеры не мигают. Просто смотрят. Постоянно.
Здесь нельзя быть собой. Здесь даже мысли — не личные.

Вика закрыла глаза.
Стерильная пустота проникала под кожу.
Но что-то внутри шептало: ещё не поздно.
А что, если уже?

Она легла на коврик, не укрываясь. Ни звука. Ни жеста.
Добро пожаловать в тишину.

* * * * *

Машина остановилась у того же здания. Ни вывесок, ни охраны. Только глухая архитектура тишины. Водитель не произнёс ни слова — просто открыл дверь. Марк вышел первым движением. Чёрный костюм, руки в карманах, лицо — каменное. Он не задавал вопросов. Он знал, куда едет.

На входе его уже ждали. Трое мужчин в чёрной форме — не военные, не охранники. Скорее, как ассистенты системы. Ни приветствия, ни угроз. Просто взгляд — холодный и выверенный.
— Снимите всё, — сказал один из них, протягивая пластиковый контейнер.
— Здесь или внутри? — спросил Марк, впервые заговорив. Его голос был низкий, спокойный, как при допросе.
— Прямо здесь.

Он не возразил. Снял пиджак. Потом рубашку.
— Часы.
Patek Philippe легли в коробку.
— Кольцо.
— Бельё.

Тело Марка было в идеальной форме: рельефные плечи, плоский живот, шрамы — почти незаметные. На секунду он задержал взгляд на своём отражении в стеклянной панели.
Это — последний раз. Последний я.

Контейнер унесли. На запястье — браслет. Щелчок — и теперь он зарегистрирован. Код — не имя. Просто цифра.
Один из мужчин провёл ладонью по его груди. Сенсор — считывает импланты, ЧСС, вшитые датчики.
— Наркотиков нет. Импланты стандартные. Мышечный тонус — выше нормы.
— Глаза, — сказал второй.

Марк поднял взгляд. Прожектор осветил зрачки.
— Зрачки реагируют. Пульс — 68.
— Руки, ноги, чувствительность.

Мужчины проверяли его, как машину. Без личного, без интереса. Всё происходящее было не унижением, а функцией. И всё же внутри — сжимался кулак. Он не сопротивлялся. Только напряг мышцы на мгновение, будто напоминая себе, что всё ещё живой.

В конце коридора — две двери. Одна слева. Одна справа.
Он не знал, кто где, но остановился перед левой.
Камера зафиксировала, как он смотрел на неё. Долго. Слишком долго.
Она уже здесь.

— Двигайтесь, — сказал один из ассистентов.
Марк пошёл. Голый, молча. Никаких халатов. Никаких покрытий. Только воздух, только стены. Только камеры.
В комнате — пустота.
На столе — чёрная форма из тонкой ткани. Обтягивающая. Унифицированная. Рядом — маска. Безликая, с мягкими краями, но давящая самой формой.
Под ней — карточка: «Пятый». Ни фамилии, ни фото.

Глава 2 — Ты не ты

В комнате было слишком светло. Свет падал сверху, выделяя каждую тень на коже, каждую линию ключиц, каждую каплю пота. Здесь не было мебели — только гладкий белый пол и зеркальные стены, в которых отражались они. Одиннадцать девушек, выставленных в линию. Разных тел, разной стати, но в одинаковом состоянии — почти обнажённые, почти чужие себе.

Кружевное бельё было обязательным. Чёрное или телесное. Прозрачное. Без защиты, без смысла. Лифы подчёркивали грудь — тяжёлую или упругую, высокую или расслабленную. У некоторых — соски проступали сквозь тонкую ткань, как упрямые акценты желания.
Трусики были низкие, будто не прикрывали ничего. У Вики — чёрный комплект с тонкой шнуровкой на бёдрах и полупрозрачной чашкой, которая больше обнажала, чем скрывала. Бельё было дорогое, словно подчеркнуть: даже рабыни — элитные.

Кто-то дрожал. Кто-то держал осанку с натянутой гордостью. Но взгляд — у всех одинаковый: вниз. Так велели. Ни одна не смотрела в глаза друг другу. Ни одна не смела моргнуть первой.

Мирра вошла, как призрак. Её шаги не звучали. Белая блуза, чёрная юбка до пола, строгая прямая спина. Волосы — гладкие. Губы — бледные. Глаза — без эмоций.

— Вы не вы, — сказала она, проходя вдоль строя. — Ваши тела больше не принадлежат вам. Они — товар. И если вы хотите выжить, научитесь быть тем, что продают лучше всего: покорной фантазией.

Она остановилась перед одной из девушек. Та была смуглая, с пышной грудью и бьющимся дыханием. Мирра взяла её за подбородок и подняла лицо.

— Ты посмотрела на меня первой?
— Простите...
Щелчок — плётка по бёдру. Девушка вздрогнула, но не вскрикнула.
— Говорить первой — нельзя. Смотреть в глаза — нельзя. Дышать громко — можно только по приказу.

Вика не моргала. Глаза опущены. Плечи — ровные. Она чувствовала, как ткань белья прилипает к пояснице. Как соски напряглись, как будто от холода, но скорее — от того, что всё слишком на виду.
Мирра подошла ближе.
— Ты. Подними голову.

Вика подчинилась. Медленно. Лицо — без выражения.
— У тебя красивые скулы. Их захотят ломать. Губы — естественные. Значит, ими можно будет пользоваться без отторжения.
Пауза. Мирра склонилась ближе.
— Ты думаешь, ты особенная? Умная? Гордая?

Горло пересохло. Вика всё ещё молчала.

— Завтра ты начнёшь возбуждаться при слове «служи». Через месяц — кончать от взгляда. Через полгода — будешь стонать не по команде, а заранее.

Она сделала шаг назад.
— Начинаем. Правила: не говорить, не смотреть, не дышать громко. Только приказы. Только подчинение. Вы — не девушки. Вы — демонстрация.

Мирра хлопнула в ладоши.
— Снять лифчики.

Ткань соскользнула с плеч. Одиннадцать пар грудей открылись свету. Разные формы, разные весы, разные реакции. Кто-то — замер. Кто-то — опустил голову ещё ниже. Вика чувствовала, как кожа на сосках напрягается. Как будто кто-то наблюдает за ней — не в комнате, а внутри.

— Привыкайте к свету. Привыкайте к взглядам. Привыкайте к себе — как к товару.

Мирра замолчала. А тишина стала первой плёткой.

* * * * *

Комната напоминала театр, в котором всё было подчинено одной цели — не играть, а учиться разрушать. Пол — чёрный, матовый, стены — серые, в углах — камеры. Марк стоял в центре. На нём — чёрная тренировочная форма: рубашка без воротника, брюки с плотной посадкой, перчатки. Лицо оставалось открытым. Но не для выразительности — для контроля.

— Расслабься, — услышал он за спиной.
Эрвин вошёл медленно, как дирижёр перед первым аккордом.
— Или сделай вид. Главное — чтобы она поверила.

На ковре у стены — девушка. Молодая, стройная, с распущенными каштановыми волосами. На ней — белое бельё. Грудь открыта. Колени — поджаты. Взгляд — потуплен. Её тело дрожит — не от страха, а от ожидания. Это была не настоящая рабыня. Пока. Это была «сценарная модель» — актриса, тренируемая параллельно. Но сегодня её роль — подчинённая.

— Сценарий простой, — сказал Эрвин, протягивая Марку планшет. — Она провинилась. Ты — наказание.
— У тебя три задачи: приказывать, унижать и контролировать возбуждение.
— Сделаешь всё правильно — она кончит. Но ты — нет. Ты просто направляешь. Управляешь.

Марк медленно опустил взгляд на девушку. Та не поднимала головы. Он прочёл сценарий. Стандартизированный: несколько команд, один резкий удар, словесное доминирование, завершение — психологическое.

— Полицейский, — усмехнулся Эрвин, — ты ведь раньше бил только преступников? А теперь — тех, кого нужно спасти. Забавно, правда?

Марк не отвечал. Подошёл ближе. Его тень накрыла девушку. Он смотрел на неё сверху вниз, как велено. Внутри — всё сопротивлялось. Но снаружи — полное спокойствие.

— Скажи ей, что она грязная, — спокойно сказал Эрвин.

Марк сжал челюсть. Медленно выдохнул.

— Ты — грязная, — сказал он. Голос — глухой, отрешённый.

— Громче. Увереннее. С презрением.

Он наклонился ближе к уху девушки.
— Ты — грязная, — процедил сквозь зубы. — И ты это знаешь.

Плечи девушки дрогнули. Она не плакала. Это было частью задания. Но тело её отреагировало — соски напряглись, дыхание участилось. Это не возбуждение. Это — подчинение, переход в другую зону.

— Шлёпни её по бедру, — велел Эрвин.

Марк поднял руку. Сердце билось чаще. Он ударил. Не сильно. Но достаточно резко, чтобы звук раздался гулко.

— Скажи, что она должна просить о следующем.

— Хочешь — проси, — резко бросил он.

— Не «хочешь». — Эрвин подошёл ближе. — Это не детский сад. Ты должен внушать ей: либо ты — всё, либо ты — наказание.

Марк опустил голову. Глаза — тяжёлые. Голос стал ниже.

— Ползи. И попроси, чтобы я снова тебя ударил.
Пауза.
— Или я заставлю тебя умолять.

Девушка медленно приподнялась на четвереньки. Пошла вперёд. Грудь качалась в такт движениям. Волосы закрывали лицо.

Глава 3 — Механика возбуждения

— С этого момента оргазм — не твоё. — Голос Мирры был почти ласковым, как у матери, читающей сказку. Только сказка здесь была без спасения.

Вика стояла в общем зале, среди других девушек. Комната напоминала студию звукозаписи — приглушённый свет, панели на стенах, камеры направлены не на лицо, а на губы, грудь, бёдра. Пол — мягкий, чтобы не мешать звуку. Здесь не требовали чувствовать. Здесь требовали звучать. Возбуждённо. Правдоподобно. На заказ.

— Оргазм — это актёрская работа, — продолжала Мирра, проходя между телами. — Это не когда ты кончаешь. Это когда ты заставляешь поверить, что хочешь. Что больше не можешь. Что дрожишь от члена, которого нет.

Некоторые девушки нервно хихикнули. Одна — кашлянула. Мирра не реагировала.
— Сейчас вы будете кончать по команде. Не трогая себя. Не двигаясь. Только голос. Только мышцы лица. Только дыхание.

На полу лежали метки. Каждая — место для позы. Кто-то — на спине, ноги разведены. Кто-то — на коленях, грудь приподнята. У Вики — стоя, руки на шее, спина выгнута, как будто её трахают сзади.

На девушках — бельё. Разное. Некоторые почти голые. Кто-то в стрингах, кто-то — в кружевных шортиках, у одной — прозрачный корсет, сквозь который проступали напряжённые соски.
У Вики — телесный комплект, настолько тонкий, что соски выпирали наружу, и казалось, грудь дышит сама по себе. Трусики — с разрезом между ног, открытым, как выложенная витрина.

— Твоя задача, — сказала Мирра, остановившись перед ней, — издать такой стон, чтобы мужчина, даже если он трезвый, дрочил на тебя.
— Не фальшь. Не нытьё. А срыв. Примитивный, грязный, похотливый. Поняла?

Вика кивнула.

Мирра подошла к панели. Нажала кнопку. В комнате повисла тишина, как в театре перед криком.

— Через три секунды — ты «кончаешь». Только звуком. Пошло. Мокро. Громко.
— Один…
— Два…
— Три.

Вика сделала вдох. Почувствовала, как воздух щекочет между губ. И позволила себе выдох — прерывистый, как будто кто-то трахает её резко, безжалостно.

— А-а-а… ааа… аа… да… да… — голос сорвался на полувсхлипы, между ними слышался влажный, затихающий вдох, будто после глубокой посадки.

Голова откинулась. Грудь — вперёд. Бёдра чуть дёрнулись, как будто от последнего толчка.
Голос стал выше.
— Ещё… да… блядь… да!.. — выдохнула она, срываясь, в голосе дрожь, грудь поднимается резко.
Последний стон — хриплый, почти животный. Как будто она потеряла контроль.
Как будто.

Свет мигнул. Камера записала всё: дрожь ключиц, движение подбородка, влажность на коже под грудью.
Мирра подошла. Молча. Взяла планшет. Покрутила запись.

— Пульс — учащён. Губы — дрожат. Звук — достоверный. Секунд пять подряд. Хорошо. Почти идеально.

Вика не двинулась. Лицо — без эмоций.
Но внутри… там было странное. Ни возбуждение. Ни стыд.
Пустота. И точка удовольствия, которую больше не касаются.

Остальные тоже начали. По очереди. У кого-то выходило чересчур театрально: визг, надрыв, щелчки губами.
Одна девушка шептала:
— Пожалуйста… кончи… я хочу, я такая шлюшка…

В другой зоне — блондинка с открытым бюстом, грудь раскачивалась, пока она стонала, глаза прикрыты, рот полураскрыт.
— Дааа… глубже… трахай меня… а-а-а… сильнее, да… — это звучало так натурально, что у Вики под кожей побежали мурашки.
Или она уже действительно кончила?

Всё смешивалось: фальшь, правда, техника, животное.

Вика посмотрела на себя в зеркальную панель сбоку.
Плечи дрожали. Грудь — блестела от влаги. Глаза — пустые.

Ты не ты.

Это была не роль. Это было — новое тело, которое учится возбуждать голосом. Даже если душа молчит.

* * * * *

Их уложили на платформы, как тела перед вскрытием — идеально симметрично, по схеме. Ноги разведены, запястья зафиксированы в мягких петлях. Ни стонов. Ни слов. Только дыхание — редкое, поверхностное, сдерживаемое.

Комната была белой. Слишком белой, чтобы возбуждение чувствовалось естественным.
Именно это — и было целью.

Дверь открылась.

Вошли мужчины. Без масок. Спокойные. Чужие. В чёрных перчатках. Каждый — к своей девушке.
Они не разговаривали. Не смотрели в глаза. Их движения были выверенными, медицинскими.
В руках — тонкие вибраторы телесного цвета. Гладкие. Слегка изогнутые. Пульсация активировалась лёгким прикосновением к основанию.

Один из них встал у ног Вики. Холодные пальцы коснулись внутренней стороны бедра. Раздвинули шире. Она не сопротивлялась.
Это — процедура.
Её тело — часть системы. Её вульва — вход для сигнала.

Он опустился ниже. Без слов провёл головкой вибратора по её половым губам — скользко. Мягко. Почти интимно.
Потом — ввёл.
Медленно, но уверенно. Плотно. Глубоко.

Вика почувствовала, как пульсация оживает внутри неё. Тело мгновенно ответило: мышцы сжались, клитор дрогнул. Она сжала губы. Запрокинула голову. Но осталась неподвижна.

Рядом — те же действия. Девушки тихо вздрагивали, когда чужие руки касались их между ног.
Кто-то — прикусил губу. Кто-то — закрыл глаза.
Но ни одна — не пикнула.

Мужчины отошли. Дверь закрылась.

Голос Мирры раздался из динамиков, как команда богу:
— Упражнение: внутреннее молчание.
— Возбуждение внутри. Снаружи — ничто. Ни звука. Ни движения. Ни желания.
— Камеры будут фиксировать всё: температура, пульс, мышечная реакция, подрагивание глаз.
— Каждая дрожь — ошибка.

Пульсация усилилась.

Вика чувствовала, как вибрации бьют в точку. Мягко. Регулярно. Настойчиво.
Клитор напрягался. Соски — встали.
Внутри — потекло.
Но лицо оставалось каменным.

Она слышала, как в дальнем ряду кто-то сорвался — вздох. Резкий. С губ сорвался шепот.
— Уберите.
Резкий звук шагов. Девушку отвязали. Вывели. Без слов.
Игра закончена для неё.

Глава 4 — Номера вместо имён

Вику разбудили без слов. Только касание — холодной ладони к щеке. Дверь камеры открылась бесшумно, свет за ней был неяркий, но режущий глаза. Её повели — босая, в тонком халате, без белья. Халат пах новой тканью и чем-то стерильным. Под ногами — плитка. Каждый шаг звучал громко, как щелчок плётки в пустоте.

Комната, куда её завели, была пуста. Почти. Только экран на стене и чёрная кушетка по центру. У стены стояла Мирра — в чёрном, как всегда. Её кожа — словно фарфор. Ни одной эмоции.

— Снимай, — сказала она, не глядя.
Вика знала, что снимать. Медленно развязала халат, ткань скользнула по телу, оставляя дрожь. Она осталась обнажённой, стоя под тусклым светом. Соски напряглись. Не от стыда — от холода. Или нет, от взгляда Мирры, который скользнул по её телу, как хирургический нож.

— Повернись. Раздвинь ноги.

Вика подчинилась. Пятки расставлены, пальцы дрожат. Холодный металлический прибор — как сканер — приближается между бёдер. Мягкое жужжание. Им фиксируют «вход». Влагалище. Без комментариев, без стыда. Просто как точку доступа.

На экране появляется надпись: №43

— Теперь ты — это, — сказала Мирра. — И ты не задаёшь вопросов.

К ней подходит другая женщина — в перчатках. На шею застёгивает металлический ошейник с тонкой чип-картой. Внутри щёлкает что-то. Как будто она только что стала собственностью.

— Голос.

Вике подносят микрофон.
— Скажи: «Хозяин, я готова служить».
Она молчит.
— Повтори.

Губы дрожат, но она говорит. Голос звучит не её — чуть хриплый, слишком покорный, слишком натренированный.
— Хозяин, я готова служить.

— Слишком разумно, — отзывается Мирра. — Простони. Медленно. Как будто хочешь, чтобы он зашёл прямо сейчас.

Вика закрывает глаза. Касается себя рукой между ног. Не сильно — просто по коже. Проводит от лобка вниз. В голосе появляется трещинка.

— А-аа… господин…

Мирра останавливает её. Подходит, бьёт по щеке — мягко, но ощутимо.
— Это фальшиво. Ты актриса, а не женщина. Забудь, как чувствовать. Научись звучать так, чтобы не возбуждаться самой.

Вика сжимает кулаки. Потом — вновь раздвигает ноги. Глубоко вдыхает. Простонать — как инструмент. Не как зов.
— Ха-а... ммм... возьмите меня...

На экране включается запись — её голос, отфильтрованный, холодный, как эхо из порнографии. Она слышит себя — и не узнаёт. И именно это, внезапно, заводит. Тело откликается. Между ног — влажно.

Мирра замечает.

— Номер 43, — произносит она, подходя ближе, — тебе предстоит отработать на клиента. Через 20 минут. Без имени. Без души. Только тело.

Вика стоит, не двигаясь. Вся голая, в ошейнике. Только экран мигает её новым номером.

43.

И она впервые ощущает: имя отрезали. И вместе с ним — что-то ещё.

* * * * *

Вику не ведут — волокут. Две женщины в чёрной униформе, с плотными перчатками, не разговаривают. Только щёлкают каблуками по полу и время от времени поправляют на ней ремни. Бельё — новое: полупрозрачный чёрный лиф с вырезами на сосках и тонкая верёвочка между ног, натянута так, что при каждом шаге трусики врезаются в половые губы.

— Стой.

Комната, куда её заводят, — будто люксовый номер. Кожаный диван, стол с вином, мягкий свет. Но вместо зеркала — камера. И чёрное окно над дверью.

Она знает — за ним наблюдают. И знает, кто.

— На колени, — звучит голос Мирры. — Ты встречаешь клиента в позиции «доступ».

Вика встаёт на колени, широко расставив бёдра. К спине привязывают руки — за поясницу. Спина прогнута, грудь подаётся вперёд. Лицо — вверх, глаза полуприкрыты.

Мужчина входит без стука. В чёрной рубашке, маска закрывает пол-лица. Его глаза равнодушны. Это не настоящая встреча. Это — учебная сцена. Но запах его возбуждения — настоящий. Легкий шлейф парфюма и мускуса, перемешанного с вином.

Он обходит Вику по кругу, медленно. Потом — встаёт перед ней, расстёгивает ширинку. Достаёт член. Наполовину твёрдый.

— Улыбнись. Сделай вид, что ты этого ждала, — приказывает Мирра.

Вика улыбается. Губы влажные. Она облизывает нижнюю губу, выгибает шею. И слышит:

— Скажи: «Пожалуйста, дайте мне ваш вкус».

— Пожалуйста… дайте мне… ваш вкус… — шепчет она, заглядывая мужчине в глаза.

Он толкает член ей в рот без подготовки. Глубоко. Сразу. Она захлёбывается, но не отводит взгляда. Рвотный рефлекс — отключён. Обучение дало результат. Она втягивает губы, сосёт, скользит по стволу языком. Мужчина держит её за волосы, медленно двигается.

— Ритм — пятый. Без слюней. Без эмоций, — говорит Мирра.

Вика подстраивается. Каждый глоток — как цифра. Пять движений — вдох носом — пауза. Повтор. Она почти перестаёт дышать. Но во взгляде — игра. Она знает, кто наблюдает. И для кого глотает так глубоко.

Мужчина кончает быстро. На лицо. На губы. Часть — в рот. Её не предупреждают. Это — часть обучения.

— Не вытирай, — говорит Мирра. — Покажи благодарность.

Вика облизывает губы. Глотает. Смотрит в сторону камеры — на стекло, за которым он. Марк. Она чувствует это кожей. И выговаривает почти шёпотом, как вызов:

— Спасибо, господин.

Мирра поднимается со стула.
— Ошибка. Не “господин”. Номер.
Она берёт указку и касается щёки Вики — там, где капля спермы ещё стекает к шее.
— Повтори. Без человека.

Вика застывает. Вдох. И сдержанным голосом:

— Спасибо. Я — сорок третий.

Тишина.
Потом Мирра кивает.
— Хорошо. Отработано. Подготовить к переводу в зону B. Пусть X9 заберёт её.

Вика замирает. Имя — стирается. Но в животе — пульсирует возбуждение. Грязное, унизительное… и почему-то — живое.

* * * * *

Комната была чистой. Слишком. Пахло антисептиком, кожей и страхом. Марк стоял у зеркального стекла и смотрел, как её заводят. Девушка — обнажённая, в ошейнике, руки — за спиной, на запястьях ремни. Её толкнули на колени прямо посреди комнаты. Волосы русые, пепельные. В тусклом свете — как у Вики. Он заметил это сразу.