Жертвуя королевой

Пролог

Анна вышла на дорогу. Ее запястья саднили, на них еще оставались следы от тугих ремней, колени болели от долгого нахождения в неудобной позе, но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью, оставившей кровоточащие отметины в душе. Слезы стояли в глазах, но она не давала им выхода. Она обещала себе быть сильной. Ради Эрика. Ради их любви. Ради памяти о нем. И все, что происходило с ней, включая и последние три часа жизни, которые хотелось выжечь из памяти серной кислотой – тоже. У тротуара ждал автомобиль. Дорогой, черный и вымытый до блеска, что, кажется, с него можно было бы есть. И ты бы ела, если бы пришлось, да? Анна поймала свое отражение в затемненном стекле заднего окна и поежилась. Пухлые губы дрожали, глаза были широко открыты и казались от этого еще больше. Выбившиеся из высокой прически пряди шелковистых светлых волос падали на плечи. Водитель открыл перед Анной дверь и жестом пригласил ее внутрь.

В салоне было темно и прохладно. Едва различимо звучал блюз. Негритянка надрывно исполняла песню. В ее словах слышалось обещание светлого и счастливого будущего. В тот момент Анне хотелось верить темнокожей певице, хотелось, чтобы ее слова оказались пророческими. Кожаное сиденье поскрипывало под бедрами, едва скрываемыми вечерним коктейльным платьем. Точнее тем, что от него осталось после встречи с Джозефом. Сейчас, глядя на собственные дрожащие руки, лежащие на коленях, Анна не могла поверить, что все это происходит с ней. Так же было, когда она впервые повстречала Эрика. Своего единственного, любимого Эрика.

Когда он впервые появился в ее жизни, Анна и подумать не могла, что Эрик – мужчина ее мечты, с которым она впервые разделит постель так, как делят ее мужчина и женщина, что он будет единственным, с кем ей захочется делить темноту бессонных ночей, за которого она согласится выйти замуж и которого вскоре потеряет навсегда. А еще она не могла подумать о том, чем именно закончится для нее эта поездка в Италию.

Анна прильнула к стеклу, стараясь отвлечься от мыслей и обжигающих тело и разум воспоминаний. Джозеф шептал ей, что она совершила ошибку, когда постучалась в его двери. Он сказал, что теперь, на эту ночь не сможет ее защитить, что она предоставлена сама себе и исход игры – игры? Как это можно называть игрой? Люди погибают по-настоящему – от него не зависит. Джозеф сказал, где можно спрятаться, и теперь предстояло решить, послушать его совета или проигнорировать. Ведь они играют по разные стороны, а значит, в том безопасном месте Анну может ждать ловушка.

Кожа на лодыжке под трекером неприятно пощипывала. Анна ощущала себя загнанным зверем, но знала, что сейчас этот трекер – не только сигнальный огонь для мафии, призыв к ее убийству, но и спасительный маяк. Ведь кое-что к исходу третьего дня ей удалось понять... Иронично, но часто нашим спасением становится то, что может нас уничтожить. Если бы она не согласилась поучаствовать, страшно подумать, что бы было. Пожалуй, ее тело покоилось бы на дне Адриатического моря. Так случилось с другими – с теми, кто не смог пройти отбор.

Анна вздрогнула, когда автомобиль остановился. Из машины вышел водитель и открыл перед девушкой дверь. На бархатном итальянском он пожелал ей спокойной ночи и поклонился. Девушка кивнула и посмотрела на часы. Теперь время, как и электронный браслет на ноге, было ее союзником и врагом. Просто нужно пережить еще одну ночь – думала Анна – а потом еще одну. Без минуты полночь. Ударил колокол в старой кирпичной церквушке, стоявшей на возвышенности и понуро глядевшей на холмистый задремавший городок.

Время пошло. Попробуй дожить до рассвета.

Глава первая

Когда Анна отправлялась в Италию, собираясь устроить «римские каникулы», она и представить не могла, что окажется на смотровой площадке в самом сердце города и будет любоваться исчезающим в лучах закатного солнца днем в объятиях незнакомца. Последнее обстоятельство казалось ей особенно невероятным, ведь с тех пор, как от нее ушел Эрик, ушел навсегда и безвозвратно, оставив ей лишь память о себе, множество родных и любимых запахов в их маленькой квартирке и помолвочное кольцо, она не подпускала к себе близко ни одного мужчину. Все они казались грубыми, неотесанными, недостаточно умными или недостаточно чуткими. Все они недотягивали до Эрика. Все они – не он. Не проходило ни дня, чтобы Анна с тоской не вспоминала своего жениха. До сих пор она не могла поверить в то, что он оставил ее. Кажется, она до сих пор ощущала на коже следы его поцелуев, а в ушах его ласковый шепот, обещавший ей нежность и страсть. Эта поездка в Италию тоже была связана с Эриком. Они планировали ее вместе, собирались сделать ее своим медовым месяцем.

Только вот теперь Анна шла одна по бесконечно красивым улочкам города, держа в руке не руку любимого, а его фотоаппарат и цветную карту, которая совершенно не помогала разобраться. Мобильный, как на зло, сел, и Анна не могла позвонить гиду и уточнить, как добраться до экскурсионного автобуса. Кажется, она задумалась всего на мгновенье, но, придя в себя, поняла, что стоит посередине улицы в окружении незнакомых ей людей. Они быстро сновали туда-сюда. С уличных веранд кофеен слышались громкие голоса и радостный смех. Анна оглядывалась по сторонам в надежде заметить красную кепку экскурсовода и его высокий флажок, но натыкалась лишь на свое испуганное отражение. Тут и там с огромных панорамных окон под приветливыми пестрыми вывесками на нее смотрело лицо испуганной и до неприличия хорошенькой блондинки. Шелковые волнистые пряди были собраны в высокий хвост. Несколько локонов выбилось. Пухлые губы были приоткрыты. Огромные светло-карие глаза, округлившиеся от страха, выглядели еще больше. Девушка дышала быстро, чувствуя, как вздымается ее грудь под тонкой обтягивающей футболкой.

Неужели я не могу иначе? Почему я все порчу? Мир без тебя кажется мне таким жестоким, таким серым, таким холодным.

Анна вздрогнула, когда почувствовала на своем запястье горячую крупную крепкую руку. Она взглянула сначала на смуглую кисть, держащую ее предплечье, а после проследила взглядом и увидела того, кому принадлежала эта крепкая смуглая рука. На девушку смотрел широкоплечий высокий брюнет. Одет он был явно не по погоде, кажется, его не пугали ни зной, ни яркие солнечные лучи. Сплошь в черном, на нем была дорогая кожаная куртка, темная футболка, под которой отчетливо прослеживался накаченный торс, и темные плотные джинсы, облегающие рельеф сильных мышц. Мужчина что-то быстро говорил по-итальянски и улыбался, не стесняясь рассматривать Анну с головы до ног. Он смотрел жадно, ненасытно, страстно, казалось, он видел девушку обнаженной, пронизывал ее насквозь своим бесцеремонным взглядом. Вместе с тем взгляд не был жестоким, а был теплым и ласковым, и это особенно контрастировало с его голубыми, как небо, глазами на фоне смуглой кожи. Удивительное, манящее сочетание льда и ночи.

Заметив негодование на лице девушки, мужчина перешел на французский язык. Она покачала головой, едва сдерживая улыбку. Мужчина театрально изобразил удивление, и это забавляло Анну, заставляя забыть о том, что она потерялась в незнакомом городе. Его пристальный взгляд гипнотизировал, отгоняя прочь тревожные мысли и печальные воспоминания. Перебрав, кажется, с десяток языков, мужчина отчаянно развел руками. И тогда Анна сжалилась над ним, наконец заговорив на беглом английском языке с едва различимым акцентом. Мужчина хлопнул себя по лбу, раскинув руки.

— Мне стоило догадаться раньше, — перейдя на английский, сказал он, — однако в свое оправдание должен сказать, что ваша красота столь универсальна, что я не смог понять, откуда вы родом. Моя ошибка, bella. Меня зовут Сальваторе.

— Очень приятно, Сальваторе, — тихо сказала Анна, опуская взгляд вниз, чтобы не начать кокетничать с мужчиной. — Я Анна.

Ей казалось, что каждая минута, проведенная с ним – это шаг прочь от Эрика. Но она не могла, попросту не хотела покидать его. Он был нужен ей как воздух. Всегда нужен. Даже если теперь его нет рядом. Прошло полтора года с того дня, как он покинул ее навсегда. И все говорили ей – друзья, ее родители, его родители – что ей нужно двигаться дальше, что она не обязана хоронить себя вместе с ним. Анна, ты так молода, так прекрасна. Эрик бы желал тебе этого. Он бы хотел для тебя счастья, уж будь уверена, крошка – говорила Анне его мать, Катрин, потрясающей красоты женщина, с мудрым добрым взглядом. Эрик унаследовал ее красоту, огранив ее мужественностью и ростом отца. Они создали совершенство, всегда думала Анна и не понимала, как можно отказаться от совершенства?

— Как ты смотришь на то, чтобы я показал тебе город? — улыбнувшись, сказал Сальваторе и провел двумя пальцами по предплечью Анны. Это прикосновение было подобно разряду тока. Девушка давно не чувствовала на своей коже ласк, которые может подарить только мужчина. По спине побежали мурашки. В груди застрял вздох. Делая над собой усилие, девушка наконец подняла глаза и посмотрела на мужчину.

— Признаться, я отстала от своей группы, и мне нужно найти их, добраться до гостиницы и отдохнуть.

— Дай мне шанс, Анна-bella, я покажу тебе этот городок таким, каким его не знают даже итальянцы. — Улыбка исчезла с лица Сальваторе. Он смотрел серьезно и вопросительно. Вдруг в его брутальных мужественных чертах появилась мальчишеское волнение… Искренность.

Глава вторая

Джозеф сидел в своем кабинете, гладя на ускользающий алый луч заходящего солнца. Не пройдет и дня, как начнется Игра. Мужчина предвкушал ее. Кажется, теперь Игра стала единственным его проводником в мир настоящих чувств. Деньги, оружие, связи и влияние, простирающиеся далеко за пределы Италии – все это надоело ему к сорока годам. С самого детства Джозеф хотел большего. Он отказывался довольствоваться тем, на что соглашалось большинство. Он был жадным, был ненасытным. Однако его страстность и пыл были уравновешены незаурядным интеллектом и умением думать наперед. Джозеф всегда знал, когда нужно проявить осторожность, а когда необходимо действовать решительно и рисковать. Быть может, именно поэтому риск не был риском для него в привычном смысле слова. Ведь если продумываешь наперед, если знаешь большинство возможных исходов событий, сложно проиграть, а потому и сложно ощутить азарт.

Еще Джозеф был беспощаден. Он знал, что человечность – это слабость. Такой урок преподнесла ему жизнь, не успел он достигнуть возраста десяти лет. Это было в Америке, в месте, где он родился. Его отец был жестоким мафиози, но очередь пуль, направленных в грудь, оказалась жестче. Солнечный октябрьский день – Джозеф помнил, как сейчас – в руках рожок с разноцветным мороженым. Оно уже немного подтаяло и тонкой струйкой текло по руке. Джозеф наклонился посмотреть, не капнуло ли оно на коричневые шерстяные брючки. А затем были выстрелы. Малыш Джозеф не знал, сколько времени провел, крепко зажмурившись и вцепившись рукой в колени. Когда он наконец решился открыть глаза, вокруг кричали люди, мигали проблесковые маяки полицейских машин и карет скорой помощи, а мороженое растаяло целиком. Вафельный рожок размяк. Разноцветное мороженое стало красной лужицей. Потом были разбирательства, суды, строгие лица копов. И они с мамой сбежали назад в Италию. Под чужими именами с поддельными документами. В Италии они начали спокойную тихую жизнь, но Джозеф не был согласен с матерью. Женщина воздавала благодарственные мольбы богу за свою жизнь и за жизнь своего единственного сына. Джозеф же не знал, за что благодарить бога. Он хотел отомстить. Кажется, с того дня, как убили его отца, он, подобно вампиру, стал мучиться жаждой. Жаждой чужой крови. И Джозеф шел на поводу у своего желания изо дня в день из года в года, чтобы стать тем, кем он теперь стал. Грозой и ужасом каждого, кто живет в тени и готов поступиться законом ради собственной выгоды.

В семнадцать лет он отправился в Америку. Увидев ее небоскребы и снующие желтые пятна такси, он ужаснулся, не поверив, что когда-то его родители приехали сюда за лучшей жизнью. Италия была благородна, изысканна, она хранила историю и множество тайн. Америка же была подобна рэкетиру, угрюмому бандиту, который берет физической силой. Джозеф приехал в Америку по обмену – он учился блестяще, делал успехи в точных и естественных науках, а потому никого не удивило, что именно он получил грант на эту поездку. Днями он корпел над учебниками, бился с уравнениями, многоэтажными формулами и сложными задачами, а вечерами учился совсем другому ремеслу. Он с самого детства привык вести двойную жизнь, так сильно вживаясь в роль, что порой сам забывал, кто он есть и зачем он вернулся в Америку.

Найти тех, кто убил его отца, оказалось легкой задачей. Еще более легкой задачей оказалось их убить. Джозеф думал, что отнять чужую жизнь – легко. Особенно если эта жизнь тех, кто отнял жизнь самого близкого человека. Но Джозеф ошибся. Его рука дрогнула. Он помедлил и сам словил пулю, но все-таки сумел отомстить. Шрам на ноге стал для Джозефа напоминаем о том, какие неизведанные глубины прячутся в сердцах людей. Даже в его собственном. И это вызвало в нем живой интерес. Помимо денег и власти, помимо желания контролировать, ему, будто зараженному великой идеей ученому, хотелось постичь суть человеческого естества. Так и появилась Игра. Сначала только мысль, после конкретный план, и уже сейчас – на протяжении последних десяти лет – игра действительно стала Игрой.

Правило Игры были абсолютно просты: первое – будь собой и второе – попробуй выжить до конца любой ценой. Пятнадцать игроков. Пятеро охотников и десять ланей. Лани безоружны. Охотники вооружены до зубов. За ночь может умереть лишь одна жертва. И если захочет, она может отбиваться. Если сможет, пусть сражается за свою жизнь до конца. И пусть лани думали, что жеребьевка проходит случайным образом, на самом деле это было не так. Джозеф всегда решал, кому какая выпадет роль. И охотниками всегда были претенденты. Те, кто хочет связать свою жизнь с миром порока, насилия и вседозволенности. С миром Джозефа. Каждый из них читался, будто открытая книга. Игра была подобна сыворотке правды, детектору лжи. Она срывала маски и обнажала суть. Джозеф с удовольствием наблюдал за происходящим. Бывало, он участвовал в играх сам. Но такое случалось редко. В периоды, когда он вообще переставал что-либо чувствовать…

Лед звонко стучал по тонкому стеклу. Джозеф сделал глоток и набрал номер Марисоль. Одна из немногих женщин, сумевших выдержать испытание Игрой. Она оказалась кровожаднее многих мужчин. Истинная охотница. Она понравилась Джозефу в ту секунду, когда из всего представленного оружия выбрала короткий нож.

— Я хочу смотреть им в глаза, когда они будут умирать, — пожав плечами, ответила она на немой вопрос Джозефа относительно выбора оружия. Прочие выбирали пистолеты и винтовки. — А еще он легкий. — Добавила Марисоль.

Черные, как вороное крыло, волосы и такие же черные глаза в ореоле длинных ресниц на белом, как жемчуг полотне тонкого лица. Марисоль была похожа на фарфоровую куклу – такая же точеная и миниатюрная. Но внешность обманчива. За ее внешностью пряталась беспощадная хищница. Марисоль привела свою команду к победе и справедливо заслужила свое место подле Джозефа.

Глава третья

Сальваторе вдавил педаль газа в пол. Он не смотрел на часы, но знал, что его время на исходе. Как глупо, думал он, сжимая руль, как же глупо. Такая маленькая оплошность могла стоить абсолютно всего. Джозеф не прощает и не дает второго шанса – эта первое и главное правило, которое выучил Сальваторе, наблюдая из тени и выполняя мелкую грязную работу, лелея внутри план подобраться как можно ближе к Джозефу. Джозеф любил играть. Не он один, думал Сальваторе, не он один.

На заднем сидении тихо застонала Анна. Кажется, я вколол ей слишком мало, стиснув зубы, заключил мужчина и бросил быстрый взгляд на заднее сидение через зеркало заднего вида. Эта девчонка одурманила его. Грустно и больно было в этом признаваться, однако признать все же стоило – проведенный с ней вечер не был необходимостью. Он этого хотел. Хотел, потому что она тоже этого хотела. Между ними пролетела искра – это правда. Но она не сможет разжечь пламя, способное уничтожить его планы. Нет. Не сможет.

Сальваторе остановился у кованых ворот перед виллой Джозефа. Вилла стояла на уединенной оконечности полуострова на самой вершине пологого холма, за которым расстилалось Адриатическое море. Его волны хмуро шумели, разбиваясь об отвесные скалы. Внутри горел свет, значит, все уже собрались. Однако ворота были призывно открыты. Стоявшие возле них охранники с автоматами, кивнули и пропустили Сальваторе внутрь. На подъездной дорожке стояли автомобили. Они многое могли бы рассказать о своих владельцах. Сальваторе усмехнулся и открыл заднюю дверь, доставая все еще спящую Анну.

Он слегка пошлепал ее по щекам.

— Просыпайся, bella, нам пора познакомиться с одним очень важным человеком. — Ласково сказал мужчина. — Ты слышишь меня?

Анна едва могла разлепить глаза. Она что-то несвязно бубнила. Сальваторе показалось, что она говорит на итальянском, хотя он не мог быть в этом до конца уверен, и это его удивило. Днем при встрече девушка не понимала его итальянский. Мужчина скептически оглядел девушку. Футболка задралась и смялась, обнажая плоский красивый живот. Взъерошенные волосы торчали в разные стороны. Наконец Анна открыла глаза и, крепко вцепившись в локоть Сальваторе, прильнула к нему. То и дело она повторяла имя «Эрик». Кто этот чертов Эрик – думал мужчина – ее несостоявшийся бойфренд или почивший отец?

Мужчина прислонил Анну к дверце автомобиля и достал из багажника воду. Он мельком глянул на часы. Еще пять минут. Я успею.

— На, выпей, Анна. — Сальваторе поднес к губам девушки горлышко бутылки и дал ей немного воды. — Сейчас тебе будет лучше. Ты слышишь меня? Понимаешь, кто я?

— Сальваторе, — улыбаясь пьяной улыбкой, прошептала Анна и погладила его по щеке, где выступила небольшая щетина.

— Все верно, bella, сейчас мы зайдем внутрь, — указывая большим пальцем себе за плечо, сказал мужчина, — и ты должна вести себя тихо, хорошо?

Девушка кивнула и расплылась в широкой улыбке, продолжая повторять имя мужчины. Сальваторе впервые сталкивался с такой реакцией на снотворное, но отчасти это его даже веселило. Все, что происходило в его жизни необычного и выбивающегося из привычных рамок, заключил он, в конечном счете приносило ему только пользу, потому что он умел быстро адаптироваться и находить для себя выгоду. Поправив одежду и, как мог, прическу Анны, он взял ее под руку и повел внутрь здания. Встречают по одежке, Сальваторе это знал, но был готов преподнести своего третьего ягненка в таком виде, представив это как экзотическую упаковку. Джозефу нравилось его умение выкручиваться, и Сальваторе собирался на этом сыграть.

Часы пробили одиннадцать ночи ровно в тот момент, когда Сальваторе с повисшей на его руке Анной вошел в просторный зал, выполненный в классическом стиле. Высокие вазы с живыми розами окаймляли стены, на которых висели картины. Сальваторе знал, что это подлинники, а потому каждый раз с замиранием сердца смотрел на них, удивляясь тому, что тысячи и тысячи людей изо дня в день глазеют в музеях на подделки. Ценность искусства преувеличена, думал он. Ничто не истинно, все дозволено.

— Сальваторе, мой мальчик, — раскинув руки, громко сказал Джозеф и печально взглянул на Анну. — Усади синьорину…

— Анна. Ее зовут Анна, — сказал Сальваторе.

— Синьорину Анну в кресло. Я вижу, она измучена дорогой и совсем выбилась из сил.

Джозеф щелкнул пальцами. Через мгновение появились слуги. Они, не поднимая головы, быстро подошли к Сальваторе и Анне, усадили девушку в кресло и дали ей стакан воды.

Сальваторе бросил быстрый взгляд на собравшихся. Все они с любопытством разглядывали представшую перед ними картину, предвкушая гнев, который должен вот-вот обрушиться на мужчину. В отдалении, прячась в тени, отброшенной статуей Венеры Милосской, безусловно оригинал, стояла Марисоль и улыбалась. Сальваторе знал, что эта внешне хрупкая красивая женщина обращается с ножом лучше, чем хирург. Про себя он давно прозвал ее мясником. Только ей не нужно было острое лезвие – своей улыбкой она причиняла не меньшую физическую боль, чем ножом. Сальваторе кивнул Марисоль и взглянул на Джозефа.

Тот стоял над Анной, прижав сцепленные ладони к груди. Девушка пришлась ему по вкусу. Это не ускользнуло и от взгляда остальных четверых. Кажется, гроза пройдет стороной – подумал Сальваторе, но выдыхать не спешил. Джозеф был непредсказуем. И пускай технически Сальваторе не опоздал, успев оказаться в зале вовремя, Анны здесь не должно было быть. Как и положено ягненку, она должна ждать в овчарне. Хотя, само собой, сложно назвать овчарней роскошные покои, которыми искушает Джозеф своих жертв. В любом случае, это частичный, но все-таки промах, потому Сальваторе внимательно следил за каждым движением босса и ждал. Он не позволял себе нервничать, выказывая тем самым слабость, однако в настоящую минуту мог назвать себя хладнокровным с трудом.

Глава четвертая

Анна шла по темному узкому коридору, слыша впереди стоны и детский плач. Ее сердце сковывал ужас, но она чувствовала, что должна идти вперед. Позади ей слышались чьи-то тихие шаги. Стены, укутанные темнотой, казалось, прятали в себе черные злые тени. Анна чувствовала, что за ней наблюдают. Она ускорила шаг, пытаясь отыскать источник света, но его не было. Она шла на звуки, они не предвещали ничего хорошего, но по крайней мере, принадлежали кому-то живому, знакомому. Анна споткнулась обо что-то, лежавшее на полу, и упала, больно ушибив колени.

— Милая, это ты? — послышался голос. Его голос. Голос Эрика. Анна подняла глаза и увидела своего любимого лежащим на полу и прикованным цепями по рукам и ногам. Его тело кровоточило, на коже тут и там виднелись следы зубов и когтей.

— Эрик, это я, Анна, слышишь меня? — девушка почувствовала подступающий к горлу комок и, забыв о собственной боли, попыталась подняться и освободить своего жениха. Однако, чем больше усилий она предпринимала, чтобы приблизиться к нему, тем дальше он становился и тем сильнее кровоточили его раны. — Помоги мне, Эрик! — взмолилась девушка. — Помоги освободить тебя.

Эрик засмеялся. Его смех был болезненным и злым. Анна не узнавала его. Вдруг лицо любимого исказилось, превратившись в лицо Сальваторе.

— Анна-bella, подойди ко мне, у меня есть для тебя подарок.

Девушка повиновалась и подошла ближе, чувствуя парализующий душу и тело страх.

— Возьми же его, скорее, — мужчина протянул Анне небольшой сверток. Сверток был теплым и шевелился. Анна приподняла уголок одеяла и увидела малыша. Малыш плакал, совсем крохотный, розовый и милый. Он был безумно похож на Эрика.

— Любовь моя, — услышала Анна над ухом родной и до боли любимый голос. Эрик обнимал ее сзади и гладил по волосам. — Посмотри в отражение, так будет выглядеть наше семейное фото. Девушка подняла глаза и увидела старинное зеркало в обрамлении кованой цветочной рамы. Она стояла в свадебном платье и держала на руках свернутого в окровавленную фату мертвого младенца. Их с Эриком младенца. Сзади стоял Сальваторе и громко смеялся. — А ты знаешь, Анна-bella, мой маленький секрет? Скажи, ты знаешь, кто меня убил?

Анна открыла глаза, обнаружив себя лежащей в роскошной двуспальной кровати с бархатным балдахином. Ее тело было покрыто холодной липкой испариной от приснившегося только что кошмара. В ушах все еще стоял жуткий смех Эрика в обличии Сальваторе. Ты знаешь, кто меня убил? Стоило ей приподняться, как за опущенным балдахином послышались тихие шаги. В голове тут же всплыли картинки произошедшего накануне. Сальваторе… Сердце сжалось. Девушка вспомнила их поцелуй и поняла, как жестоко обманулась, приняв пыл мужчины за проявление симпатии. Нет. Он обманул ее. Воспользовался ей. И теперь она в плену. Рука потянулась к груди. Анна всегда делала так машинально, когда волновалась. На шее висела цепочка с помолвочным кольцом, напоминание об Эрике, ее личный амулет. Цепочки не было… Анна с тоской вздохнула и впервые ощутила настоящий страх, граничащий с паникой.

Конечно, она понимала, что все это глупо, но роскошность убранства, шелковые простыни, бархатный балдахин – это пугало ее больше, чем темный сырой подвал, влажный плесневелый матрас и цепи, которыми она была бы прикована к батарее. Выходит, Сальваторе богат, а значит, в его руках большая власть, а потому шансы выбраться резко падали. Какой бы золотой ни была клетка, она все-таки клетка. И говоря на чистоту, если она золотая, значит, выбраться из нее почти невозможно. Анна сглотнула, стараясь унять бешеное сердцебиение.

Кто-то отодвинул балдахин, впустив солнечный свет. Девушка сощурилась. Когда глаза привыкли к свету, она увидела двух женщин. Вся их внешность от одежды до поз была скромной и умеренной.

— Где я? — стараясь придать голосу хладнокровия, спросила Анна. Ответа не последовало. Ни одна из женщин даже не дернулась, услышав вопрос. — Вы меня слышите? Вы можете сказать, где я?

Женщины продолжали молчать, занимаясь тем, чем должно. Они взбили подушки, дали Анне стакан прохладной воды со льдом и лимоном, положили подле нее шелковый халат. Девушка взяла стакан воды, он приятно холодил ладонь, однако Анна не спешила пробовать его содержимое, почему-то уверенная, что в нем может содержаться снотворное или наркотик. С другой стороны, думала Анна, если он захотел бы, то вколол бы что-то опять, бесцеремонно и жестоко, так, как сделал это вчера. Анна понимала, что сейчас полностью находится в его власти – во власти Сальваторе – и не подозревала о том, что вскоре ей предстоит встреча с тем, кто на самом деле стоял за происходящим.

Анна пригубила воду. На запах и вкус вода была…водой с лимоном. Убедившись в этом, девушка сделала сначала небольшой осторожный глоток, а после залпом осушила стакан. После вчерашнего ее мучила жажда. Слуги вышли, оставив ее наедине с собой. Девушка пошла в ванную комнату и встала под горячие струи воды. Она закрыла глаза и, уперевшись ладонями в белый кафель, постаралась расслабиться. Мысли роились в голове, каждая из них была пронизана страхом. И желанием… Перед глазами всплывал образ Сальваторе, а в руках все еще будто бы ощущалась твердость и тепло его тело. Немыслимо – корила себя девушка – я должна выбраться отсюда, чего бы это мне ни стоило. Если придется, она готова была сыграть в любовь, даже не подозревая, что прямо сейчас на нее были устремлены две пары жестоких изучающих глаз. Они смотрели на нее, полностью лишенные сострадания с жестоким интересом, с маниакальным любопытством.