Жертвы

Часть 1

«…Продолжаются поиски пропавшей семьи. Напомним, три недели назад молодая супружеская пара с ребенком уехала на дачу на выходные…» — озвучивала строгая диктор областных новостей. Я прибавила звук и прислушалась, как уже не в первый раз рассказывали средства массовой информации, больше с тех с самых выходных на связь молодая пара не выходила, а когда никто из них в понедельник не появился на работе, родственники забеспокоились уже по-настоящему и, не обнаружив никого на даче, прямиком отправились в полицию.  

Особых долгов у пропавших не было, только кредит на машину, который они исправно платили более двух лет, при этом имелись в собственности квартира и дача. Муж, тридцатилетний местный житель, работал небольшим начальником в строительной фирме, его двадцатисемилетняя жена трудилась учителем начальных классов, а семилетний сынишка готовился в сентябре отправиться в первый класс. Никаких видимых причин вот так вот сбегать без объяснений у семьи не было, по крайней мере, родственники назвать таковых не смогли.

И, наверное, в другое время исчезновение этой семьи попало бы в конец новостной программы, куда обычно и вставляют объявления «об ушедших и не вернувшихся», но это был уже четвертый подобный случай в области — раз, и нет целой семьи.

Два года назад в областном центре пропала первая семья: тридцатидвухлетний мужчина, его двадцатипятилетняя жена и их семилетний сын; пятилетняя дочка была найдена мертвой на даче, куда семья отправилась на майские выходные. Пропавшие также относились к благополучным и обеспеченным. Через год, опять же в областном центре, словно испарилась в воздухе еще одна молодая семейная пара с шестилетним ребенком. Правда, в данном случае все было не так однозначно относительно похищения — на исчезнувших числилось приличное количество кредитов и долгов. Еще через полгода уже в совсем маленьком городке, тут неподалеку, снова целая семья, без особых проблем и долгов, как в воду канула… А теперь вот еще одна, и снова небольшой городок, уже совсем рядом с нашим.

При этом пропавших ни живыми, ни мертвыми, ни целиком, ни по частям так и не нашли…

Пока полиция официально не подтверждала связи между этими исчезновениями, учитывая и наличие жертвы в одном из случаев, и разные города проживания, и различные сферы деятельности, и разницу социального положения пропавших, но в народе уже уверенно ходили слухи о «семейном» маньяке…

Я поежилась, убавила телевизор, как только речь пошла о другом, и посмотрела в окно: на улице уже июнь, наконец-то в город пришло тепло, которое что-то все никак не спешило. Здесь я уже три года, долгих три года, в городе, от которого всего в нескольких километрах лесная тайга — леса суровые, темные, дикие. «Да еще и маньяки завелись. Это никак от долгой зимы», — подумала я и хмыкнула. Почему-то я была согласна с народной молвой — эти исчезновения как-то связаны: и либо орудует какая-то странная банда (жертв не грабили, но, возможно, их похищали на органы), либо это все-таки маньяк. И больше я склонялась к последней версии, так как торговля человеческими органами казалась совсем уж чем-то киношным. Кстати, если верить местной журналистики, в последние годы в этой области значительно возросло количество пропавших без вести, именно так — ни мертвых, ни убитых, а канувших в никуда…

«Да уж, отличный городок мне выпал», — немного с сарказмом заметила я про себя, мотнула головой и наложила себе салат в тарелку, села и продолжила смотреть новости, чувствуя, что, хоть я и живу одна, ни мужа, ни детей у меня нет, поэтому вроде никакого интереса для данного типа из семейства «маньячных» представлять я не должна, но все равно, внутри невольно поднималась тревога. Этот человек, а может и не один, явно любит убивать и, я была уверена, скоро он еще больше войдет во вкус, и сообщения о пропавших семьях станут появляться куда чаще… если, конечно, его не поймают...

 «Интересно, а куда же он девает тех, кого убил? — начала я рассуждать про себя. — Ведь если прикинуть, даже навскидку, он должен уже спрятать порядка двенадцати трупов, а это серьезно и непросто. Да и похитить сразу трех — тоже не простое дело… А что он делает со своими жертвами? Если бы он хотел их убить, он бы их убил, сразу, зачем куда-то везти?.. Значит, он с ними все-таки что-то делает… мучает что ли?..» — этот вариант напросился как-то сам собой, я покачала головой, посидела немножко в задумчивости, а потом махнула рукой, отгоняя от себя эти мысли, собрала грязную посуду и принялась ее мыть, после чего искупалась и легла спать — нужно было выспаться…

Проснулась я от звонка будильника, умылась, позавтракала и отправилась на пробежку, настроение мое было приподнято, наверное, первый раз за три года, что я здесь, — сегодня предстоял важный вечер. Свидание…

Очень осторожно я вышла из его квартиры в подъезд и медленно и аккуратно закрыла дверь, ключа у меня не было, поэтому я просто защелкнула ее, благо замок на двери был современный, с ручкой, и позволял так сделать. Я старалась вести себя как можно тише, чтобы ненароком не привлечь внимание — квартиры в этом доме располагались по четыре на этаж, буквой «П», две двери по бокам, две в центре, и любопытные соседи совсем некстати могли увидеть меня в глазок.

Я замерла, прислушиваясь к звукам в подъезде, — было уже за полночь, и в доме стояла тишина, я постояла несколько секунд, вслушиваясь — там: на первом этаже, на улице — не шуршит ли кто у входной двери, не ищет ли ключи от домофона, но было тихо.

Часть 2

Когда я проснулась, на полочке на двери стоял уже привычный бокал с молоком, накрытый как крышечкой овсяной печенькой, и я поняла, что спала я действительно крепко. Я встала, с удовольствием выпила остывшее молоко и съела угощение. Печенье… оно было подрумяненным, мягким, но нерассыпчатым, сладким и чуть жженым на вкус — такое тягуче-сладкое удовольствие, и молоко… оно всегда со вкусом теплого детства. Я умылась и села с ногами на кровать спиной к туалету — передо мной стена, гладкая, ровная, серая, бетонная, обычная стена, и моя тень на ней… в потолке все та же неяркая лампочка, и, словно издалека, монотонный, негромкий гул вентиляции… Внутри меня было спокойно и расслабленно… и тревожно одновременно…

Как же не хотелось теперь умирать, с таким покоем в душе! И как же хотелось на свободу… Одиночество и изоляция изнуряющи и гнетущи, когда ты чего-то очень ждешь, но как оказалось — они еще хуже, когда ты ничего не ждешь: мне хотелось… бегать по траве, раскинув руки, улыбаться солнышку, говорить и спрашивать, мне хотелось, хотя бы просто побыть рядом с ним, с этим молчаливым человеком в маске, держать его за руку и улыбаться — хоть как-то выразить это ощущение счастья, что было сейчас внутри меня… но вокруг только бетонные стены, тихий гул и одинокая лампочка…

На следующий день я проснулась от ноющей боли в животе — как при месячных, я недовольно вздохнула — этого еще мне не хватало… Я села, прислушиваясь к ощущениям в теле, надеясь, что живот просто хочет есть, но нет… Я накрутила в трусы что-то наподобие прокладки из туалетной бумаги и легла, уставившись на дверь, мысленно придумывая, как же попросить у мужчины в маске женских штучек и не умереть при этом от неловкости.

Наконец я расслышала его шаги, я напряглась, открылось окошко на двери, со столика исчез пустой бокал и появился новый, а потом возникла и тарелка с едой, и окошко закрылось, я резко села и только сейчас решилась…

— Погоди, — крикнула я, несколько секунд, и окошко открылось вновь и человек в маске посмотрел на меня, я почувствовала, что краснею, но… — Мне нужно кое-что по-женски, — быстро протараторила я. — Ну, — я подняла руку и покрутила ладонью, получилось что-то вроде жеста а-ля «я ввинчиваю лампочку», — эти дни, понимаешь... — я снова запнулась, резко опустила руку, поняв, что выданный мною жест какой-то странный и неподходящий, щеки просто запылали от румянца, но тут Мясник, к моему облегчению, кивнул, я нервно сглотнула, тоже кивнула и улыбнулась, он закрыл окно и ушел.

Я поела, помыла посуду и легла. Его долго не было и вскоре я уснула. Проснулась от шума открывающегося окна — Мясник поставил на полку небольшую коробочку, взял пустую посуду и ушел. Я не торопясь села, помотала головой, окончательно просыпаясь, и подошла к двери, на полочке стояла упаковка тампонов — их я не очень любила, но… раз не хватило духу произнесли слова «прокладки», виновата сама, деваться некуда.  

Следующие два дня Мясник просто приносил еду, а я… я тут же вставала и подходила к двери, но окошко вновь уже закрыто, и слышны удаляющиеся шаги, и снова только серые бетонные стены, невнятный гул и тусклый свет одинокой лампочки.

Я приуныла, внутри меня словно бы что-то перегорело, — а ведь и правда — что дальше-то? Ну не стало на земле тех четверых ублюдков — от этого не исчезли мои воспоминания, ни один момент из тех дней, от этого не исчезла злоба, что давно поселилась во мне... Да — внутри меня определенно стало спокойнее... но вот смогу ли я измениться… бывает ли такое?.. такое должно быть!

На следующий день Мясник сам принес мне листок и ручку. Я улыбнулась этому, а потом задумалась — а ведь больше некого писать, четвертого, Данилы, уже нет. Я отрицательно помотала головой и пожала плечами, тогда человек в маске взял листок, написал что-то и протянул мне — «Это были все?». Я улыбнулась, хотя мне показалось, что получилось грустно, и кивнула.

— Четвертый был, но… — я запнулась, — но смерть его уже нашла.

Мясник кивнул и ушел, а я совсем загрустила — казалось, та ниточка, что вдруг связала нас, как-то стала тончать, того и гляди — порвется.

Вскоре Мясник принес мне еду, а потом забрал пустую посуду…

И потом снова ничего — только безликий бетон, давящий, холодный, серый, очень серый, слишком серый… я впервые заметила, что серый цвет стен, смешиваясь с тусклым теплым светом лампочки, становится словно чуть зеленоватым... а может мне только так показалось… Я вдруг вспомнила свою комнату в отцовском доме, когда она стала совсем моей, уже после того как мама и брат пропали. Мне было шесть лет, отец отвез меня к бабушке в деревню, где я пробыла около двух месяцев, а когда вернулась, обнаружила уже свою! комнату — всё, больше ничего в ней не напоминало о брате, и как мне тогда это понравилось — что это только мое! Я была королевой, а это мое маленькое царство. И я охотно в нем убиралась, даже наоборот — я не позволяла там убираться никому, кроме меня. Я была с детства немного ревнивая, как к людям, так и к вещам…

Через некоторое время я с некоторым удивлением снова уловила шаги за дверью, Мясник подошел, но открыл не окошко, а саму дверь, вошел, в его руках мешок, на секунду в моей душе смятение: вот так — стала не нужна — на стол. Но я послушно встала, хотя сердце и забилось тревожно и быстро, Мясник молча надел мне на голову мешок и повел — привычный путь, привычные несколько шагов, но какие же они были короткие в этом раз, и вот — снизу в мешок бьет яркий белый свет — мы в «операционной». Но человек в маске повел меня не к столам или стулу, как я уже было подумала, а привычно подвел к стене, привычно пристегнул к ней и снял мешок. Я сначала зажмурилась, но потом все же открыла глаза и присмотрелась — передо мной знакомая картина: мужчина и женщина растянуты на столах, ребенок привязан к стулу, я впервые отметила, что стул был не детским, он был рассчитан на взрослого человека, и от этого мальчик на нем казался совсем крохой… Я отвела взгляд и нервно сглотнула — этих людей я уже не знала, я видела их впервые.