Жертвы искусства. Капкан для соавторов

1. Пролог: Одна голова хорошо, а две?

Благодарность соавтору Мару Мар,

у нее краткая юмористическая версия романа

Эпиграф:

«Одна голова — хорошо! — удивленно обнаружил Горыныч посреди боя. — Спасибо тебе, Иванушка! За это я тебя не больно сожру! «Ам!» — и всё! Даже не заметишь!»

И проглотило чудище героя вместе с мечом-кладенцом, даже не поморщилося!

Только глотать мечи, шпаги и ножики — много ума не надо, а вот переварить… Всю ночь, пока кладенец в желудке в соляной кислоте ржавел и растворялся, Змия изжога мучила. И потом ещё цельный день отрыжка огнём шла! Чтоб неповадно наперед было кладенцы глотать! Сам, небось, не ковал, не покупал, не крал, не хранил тыщу лет, а компенсацию платить отказался! Одно слово — Гад».

Недобрый Сказочник (со слов Бабы-Яги)

*****

Скромная красавица подошла к кафедре, нервно стиснув в руках маленький черный беретик.

— У вас вопрос? — подбодрил ее Джонсон. — Пожалуйста, чем можем помочь?..

— Вы… можете, наверное, — голос у нее был нежный, тихий, но вскоре окреп. В нём слышалось искреннее волнение. — Пожалуйста, передайте своему герою, что я здесь. Со мной всё хорошо, хотя здесь трудно выжить… Нет, этого, пожалуйста, не говорите, он будет нервничать. Просто скажите, что я здесь. Я жду его.

— Кого? Простите, мы наверное, не совсем поняли…

— Галондара, конечно, — она удивлённо раскрыла глаза. — Я — Зольвин. Вы что, меня не узнаёте? Я думала… Вы видели только мою тень, всё верно, какая я глупая! Простите. Так вы передадите? Раз вы пишете о нас, то могли бы ему намекнуть. У вас же связь!

— Как намекнуть? — ошалело спросил Петров. — С кем поговорить?

— С вашими героями, как вы нас называете, — она смущенно улыбнулась. — Вы мне не верите? Я не читала, я просто знаю, что там происходит. Благодаря вам, знаю. Я будто смотрю фильм обо всем, что происходит после моего похищения. Поэтому, только вы можете мне помочь! Я ведь хочу вернуться, но не знаю, как…

— Так, минуточку, а кто вас вывел на нас? — тоном оперуполномоченного уточнил Петров.

— Джинн, естественно. Он только наполовину джинн, но всё равно может узнать… Он мне помог установить связь с вашим романом.

— Толик, — Джонсон осторожно подёргал друга за руку, — а вот этого она знать не могла. Мы это только мысленно и тет-а-тет… Уважаемая, вы сейчас о том, кого мы называем ибн-Лукум…?

— Да не Альбертик Мармеладкин! — зачастила Зольвин. — Он же только внук джинна! Это его дядюшка, родной брат Фатимы. Вы, что ли, не знали? А как тогда… — В широко раскрытых серых глазах застыло точное отражение ступора, в который впали соавторы. — Вы сможете передать Галондару моё послание? — уже далеко не так уверенно спросила пропавшая дебютантка «Капуса».

— Мы бы с радостью, но как? — осторожно спросил Джонсон. — Как можно говорить с героями, которых… э-э, которые так далеко от нас. Где-то за этой… за границей пространства, да?

— А вы что, не умеете? — прошептала Зольвин и прижала несчастный беретик к груди, чуть не разорвав его в клочья.

Соавторы смотрели на нее, как на новые ворота.

— Какой кошмар! — юная сопрано готова была разрыдаться от разочарования. — Но вы ведь можете, вы можете!.. — всхлипывала она. — Даже если у вас не подключён Эль-Эм, то Галондар сейчас спит особым сном, он вас услышит! Попробуйте! Пожалуйста, спасите нас! Мы же любим друг дружку, или вам это тоже не известно?! — Ее тон до ледяных мурашек напомнил соавторам Галондара, когда тот бушевал в аптеке.

Это что, было на самом деле?..

.

Незадолго до этого, когда жизнь фантастов еще шла своим чередом:

ОДНА ГОЛОВА — ХОРОШО, А ДВЕ?

(из интервью знаменитого писательского тандема Петров-Джонсон интернет порталу «Фэнтезимания»)

— Анатолий и Анатолий, расскажите историю создания своего псевдонима.

П. — По-хорошему, псевдонима-то никакого нет. Есть более-менее раскрученный бренд, состоящий из наших реальных фамилий. Согласитесь, когда вас угораздило родиться в семье Ивановых и Петровых, да ещё решив творить в соавторстве… поневоле придется что-то изобретать. Ведь фамилии наши СЛИШКОМ нормальные…

Дж. — А потому, катастрофически скучные и незапоминающиеся. Нам даже не пришлось ждать подсказки редакторов, сами догадались.

— Почему же тогда вы не стали, скажем, Джонсон энд Питерс?

П. — Что ж мы, басурмане какие? Сразу поняли, что хотя бы одна фамилия должна быть отечественной. А поскольку Петров-Водкин даже при нынешнем уровне образования ещё где-то в подкорке у народа сидит, мне пришлось остаться Петровым.

Дж. — Ну, а я все школьные годы так и был «Джонси», ничего особо менять не пришлось. Мы всего лишь грамотно воспользовались тем, что имели.

— Обратили, так сказать, недостатки в достоинства?

П. и Дж. (хором) — Почему обязательно недостатки и слабости? Мы своими фамилиями гордимся, и семьи нас ренегатами не считают. Но творчески подредактировать лимон до кондиции лимонада нам действительно удалось.

2. Никогда не заключайте пари со студентами

.

Часть 1. ИГРА ВТЕМНУЮ

.

Никогда не заключайте пари со студентами

.

Длинноволосый блондинчик с немыслимо ассиметричной стрижкой (явно косит под эльфа) и горящим сквозь чёлку взором одержимого читателя фэнтези упорно тянул руку. Уверен, что его вопрос самый оригинальный. Ну-с, проверим.

— Скажите, пожалуйста, Анатолий Олегович, ваши герои иногда оживают?

— В каком смысле?

— Ну… — начинающий писатель явно растерялся. Был уверен, что мэтры поймут его с полуслова. Может быть, не желают признаться при всех? — У вас бывает так, что чем дальше вы пишете и лучше узнаёте характер героя, замысел кардинально меняется? Или вы пишете диалог и понимаете, что ваш герой на самом деле никогда бы так не сказал? Бывают ли герои для вас живыми, а история реальной настолько, чтобы с их внутренней правдой стоило считаться, хотя ваш замысел как авторов был иной?

— Это пример того, что я называю по-настоящему невероятной фантастикой, — снисходительно усмехнулся Петров.

— Но Анатолий Олегович…

— Вы уж обращайтесь лучше просто Анатолий, — с напускной легкостью перебил Джонсон. — А то смотрите вы на Михалыча, а отвечать должен я! Хотя запомнить легко, если знать хитрость. Мой многоуважаемый соавтор Петров по своим внешним данным настоящий богатырь из славянского фэнтези, ещё бы кудри подлиннее и бороду лопатой… но и без бороды ему очень подходит «медвежье» отчество Михалыч. Я же фигурой поскромнее и пудовыми кулаками похвастать не могу…

— …зато хитёр, как змей, ловок и остёр на язык, — подхватил Петров. — Прямые ассоциации с Вещим Олегом — тут вам и предсказания, и змея из черепа… Запомнили?

Вся аудитория вразнобой закивала, нестройно посмеиваясь.

— Что касается вашего вопроса, молодой человек. Как вас?..

— Альфамант, — гордо ответил начинающий творец фэнтези.

Никто и накладным эльфийским ухом не повёл и даже в мыслях не хихикнул. На курсах писательского мастерства студенты через одного записывались под псевдонимами и никами. Главное, чтобы имя совпадало с поданной на харакири к мастерам работой. Впрочем, некоторым ещё только предстояло создать свой первый опус под чутким руководством Петрова-Джонсона. Но псевдоним «покрасивше» многие придумывали заранее.

— Да-да, — кивнул Петров. — Благодарим, что вы озвучили один из наиболее живучих мифов в писательской среде. Не знаю, что винить, особую внутреннюю скромность некоторых авторов или их искренний самообман, но так действительно бывает, что замысел в процессе может измениться чуть ли не на 180 градусов!

Например, вместо того, чтобы убить дракона и спасти принцессу, герой желает подружиться с драконом, и они пьют на брудершафт в ближайшем кабачке, а от принцессы перед этим по-тихому избавляются. Но это никаким боком не связано с волей героев. Это вы сами, углубившись в материал, почувствовали внутреннюю логику сюжета, который раньше видели шаблонно и поверхностно. И поняли, что вот так — будет намного лучше, честнее и интереснее вам самим. Почему-то некоторые воспринимают это как озарение свыше, как откровение иных миров, но… Правда в том, что это нормальное писательское чутьё, развитое с годами. Мастерство, ничего больше.

— Совершенно верно, ничего сверхъестественного. Хотя, действительно, открытия такого рода могут нахлынуть неожиданно и вогнать в ступор. Ведь сюжет и предварительный план летят в… Уверен, в каждом из ваших миров есть некое глубокое потустороннее местечко, откуда не возвращаются, — хмыкнул Джонсон. — Этого не надо бояться. Новорожденную идею стоит взвесить, обмозговать со всех сторон и составить новый план действий, только и всего. Есть и такие виртуозы, кто пишет на чистой интуиции, без плана, имея до начала работы только идею и некий общий замысел ее развития, не видя текста дальше, чем до следующего поворота. Но этой спонтанностью не стоит увлекаться. Такой подход доступен большим художникам, может быть, гениям. Когда же играть в «путешествие без середины и конца» начинают непрофессионалы, то и на выходе мы получаем нечто запутанное, вымученное, противоречивое, затянутое и, по большей части, просто скучное, с огромным количеством лишней «воды» в тексте. А как ещё, если писатель и сам не знает, о чём пишет? Кто это будет читать?

— Вот-вот, — голос Петрова приобрёл суровость. — Все разговоры насчет самостоятельных героев: «Они сами всё делают, я только записываю», — либо чистейшая самореклама, мошенничество, либо ложное чувство графоманов. Гениев, просто не осознающих до конца, КАК им удаётся что-то сделать, в расчет не берём. Они редки. И пусть не копаются в своих приёмах, пусть творят. Нам, грешным, приходится оттачивать ремесло. Надеяться, что без труда, на чистом вдохновении к вам в руки косяками полетят золотые рыбки, непродуктивно. Это примерно, как верить в Деда Мороза. Нет, разумеется, мы можем знать и даже специально изучать исторические, языческие, христианские, коммерческие аспекты этого образа, но всерьёз рассчитывать, что под ёлкой в полночь появится подарочек, если вы сами его туда не положили, несколько… наивно.

— Чем раньше удаётся помочь нашим студентам избавиться от иллюзий, накрученных вокруг образа писателя, тем лучше, — вполне серьезно закончил Джонсон. — Формула успеха любой новой книги это Т+У+И. Большой труд, плюс немалая удача, плюс идея, совпадающая с запросами большого количества читателей. Как вы понимаете, влиять в этом уравнении с двумя неизвестными вы можете только на свой труд. А вместо переменной И — идея, поставьте «Искренность». То, что по-настоящему и глубоко волнует лично вас. Вот так и действуйте. Никакой мистики, — Джонсон с обаятельной улыбкой развел руками, как фокусник.

3. Крестины главного героя

.

— Куда это мы влипли? — ворчал Петров, когда соавторы вечером на кухне обсуждали, с какого пальца браться за перековку брошенной им рыцарской перчатки в стальное перо — орудие писателя.

— Прорвёмся, Толик, не впервой! Ищи плюсы! Ты что, не рад? Такой стимул сотворить что-то новенькое, — легкомысленно откликнулся Джонсон, перекапывая лопаткой мегасковороду картошки, нарезанной особым походным способом, «пирамидками». Только так получалось поджарить быстро и равномерно любой объем.

— Стимул это палка, которой подгоняют слонов! — буркнул Петров. Дорезал сыр, ветчинку и помидоры, вытер салфеткой руки, открыл блокнот с условиями будущего романа.

— А точно не ослов? — удивился Джонсон. — Хм, тем лучше! Что мы имеем?

Ноут стоял на подоконнике и пока мирно спал, дожидаясь творческих озарений. Для первых схем соавторы по старинке предпочитали черкать заметки вживую, на листочках, и обсуждать вслух, лучше на ходу. За столом — тоже неплохо. В такие моменты жена Петрова, а раньше — обе мамы, кормить ничего не видящих и не слышащих вокруг «психов» отказывались. Приходилось готовить сено для пегаса собственноручно.

Получив первое признание и неплохие гонорары за переводы в бывших «неприсоединившихся странах» и сериал по их «Вселенной без понтов», (переименованной продюсером в «Героев по понятиям») на излёте 90-х, когда богатые дяденьки больше не отстёгивали миллионы на искусство, даже не отрываясь от тарелки с фуагрой или игры в казино и не оглядываясь, посмотреть, кто просит? — а пришло время контрактов; всерьез «отпахав» лет пять и «скомбинировав» отдельные квартиры, молодые соавторы остались жить в родном доме, рядом с предками. Только теперь — в одном подъезде, на одной лестничной площадке, двери напротив. Это было категорическое условие обоих, чтобы между ними не было общей стенки, и личное — ремонты, скандалы, крики новорожденного Петрова-младшего, бурные вечеринки вечного холостяка Джонси, — поменьше пересекалось с творческим процессом. Удобно устроились, трезво понимая, что быть им вместе — долго, если получится — всегда. Ведь деньги за экранизацию все ушли в новоселья, две скромные машинки и одну свадьбу. А на горизонте уже — рождение наследника и поиск нового издателя, поскольку их родной «Паблишинг» накрылся отливной волной всё тех же 90-х.

— Мы имеем главное условие — детектив. Чтобы сразу прикончить условие с певицей, завязку — сиречь преступление, с которого всё и начнется, — завяжем в опере.

— Считаешь, певицу нужно прикончить? — Джонсон оторвался от плиты, с которой почти сросся, словно кулинарный кентавр — одной рукой мешая картофан, другой ставя чайник, и успевая на смене рук ещё разогревать тушёнку, дорезая в нее зелёный лучок.

— А как же мы обойдемся без волнения ее пышной груди, когда примадонну начнут подозревать в убийстве? Без всхлипов на высоких нотах: «Ах, как я страдаю! Вы не смеете!» Без ссылок на ее многочисленных поклонников, вплоть до драконов королевских кровей, страстных любителей оперы? Так не пойдет! Думаешь, тенор сможет так же убедительно страдать над телом партнерши и крыть полицейский произвол? Я, однозначно, за пышную грудь!

— Ну, это естественно, — заметил Петров, выводя оперную примадонну из жертв в главные подозреваемые, точнее, в центр скандала, как и хотел наглый Фарид. — Не вывести ли нам и этого щенка под видом того самого страстного поклонника оперы — юного мажорчика королевских кровей?

— Мне он не показался настолько юным, но — да. Его место в царской ложе с белым букетом!

— Букетом чертовой дюжины «холодных» бледных роз дорогущего сорта, способных не вянуть месяцами, скрещенных с орхидеями. Название такое…

— Кощеев румянец?

— Да! Самое оно.

— Отлично. Но какие проблемы со следствием могут быть у того, кто просидел весь спектакль в ложе?

— Вероятно, он вмешивается, защищая приму, поскольку убили ее конкурентку, молоденькую сопрано, весьма талантливую и…

— Стоп-стоп! Опять? Скажи ещё блондинку! Что за сексизм, Михалыч? Всё тебе хочется увидеть на первых страницах женский труп! Нас девочки читают!!

— Ладно, пусть будет две жертвы — мужик и юная сопрано. Никто не придерётся.

— Мужик? В оперной труппе? Ещё скажи, в балете! Это кто же, пожилой бас? Шайтан-директор? Рабочий сцены? Их не жалко! Тенор, не меньше! Любимец дам, так чтоб за гробом шли три королевства, и журналисты нарекли весь следующий месяц «парадом черных вуалей», это я понимаю! Кстати, СМИшной вопрос: какой информационной сетью будет опутан мир, раз уж это категорическое условие?

— Эльфомантской! — хмыкнул Петров, помня, кто предложил им аналог интернета. — Эльфомантия — передача и считывание мыслей на расстоянии, врожденная способность лесных народов, а для других — научно-магическая разработка ЭльЭм. С мелкими мобильными артефактами, типа аккумуляторов статического электричества и личного магнетизма в любом обычном человеке.

— Беспроводная и безэкранная? Годится! Связь по ЭльЭму — хорошо звучит. Записывай!

— Пишу-пишу. Когда уже поджарится? Слюнки текут!

— Когда родим героя и не раньше! Минут за пять родим, если напрячься? Давай, Толян, кто наш герой?

— Это совсем легко. Пользуясь дедуктивным методом (от которого нам сплошная польза, хотя и заграждения из колючей проволоки по вселенной натянуты), мы уже знаем, что главный в детективе может либо вести расследование сам, либо отчаянно помогать следствию, в котором он кровно заинтересован, и переплюнуть в этом всех профессионалов, либо… быть хорошо замаскированным преступником. Так кто же он? Жертва убийства, призрак или как-то возвращенный к жизни мститель тоже формально подходит, но…

4. Призраки оперы

.

Над роскошным куполом театра «Капус» — гордостью Глоримунда, зависла ступа с мигалками. Истошно сигналила, требуя открыть и подсветить площадку для посадки. Её сирена напоминала хриплый кошачий мяв. «Капус» неохотно приоткрыл среди подвижных кровельных листов плоскую «лысинку» и включил венчик белых прожекторов. Построенный в виде розы лепестковый купол позволял устраивать над театром невиданные световые шоу — все лепестки подсвечивались, шевелились, расцветали разноцветными лучами, и когда включалась наружная трансляция спектаклей в день премьеры, все, кто не достали билетов, толпились на площади, утешаясь мыслью: «Ещё неизвестно, кому повезло!» Правда, за этот же венец архитектурного творения театр в народе запросто именовали «Капустой».

Сейчас «Капусу» было не до шоу. И уже час, как стало ясно — премьеры завтра городу тоже не видать. И даже не слыхать. Придется вернуть деньги за билеты.

Сегодня, во время генеральной репетиции, шедшей без зрителей, но тоже транслировавшейся через динамики «ухо гоблина» для всех желающих, произошло такое… Директор театра Ундерфельд готов был застрелиться. Но ещё один труп накануне премьеры это перебор!

— Как долетели, Ягда Сычовна? — заискивающе спрашивал директор, подавая руку официальному следователю Комиссии чрезвычайных происшествий. — Прошу осторожнее, ступенечки у нас крутые, лесенка узкая…

— Не старайся, милок, — кряхтя и поскрипывая костяной ногой, баба-Яга перевесилась через край ступы и, не отпуская директора, втиснулась в люк на крыше. — То, что у вас с техникой безопасности — швах, это и за тридевять земель видать. Иначе душегубства на спектаклях не бывало бы!

— Всего лишь на репетиции. Правда, на генеральной. А, может, всё-таки несчастный случай, а? — с надеждой проблеял Ундерфельд.

— Разберёмся! Ёлкин, за мной! Посторони-и-ись, эхх-ма! — Яга, отодвинув директора с пути, села на перила винтовой лесенки. Вжжжжуххх! Только свистнуло и замогильным холодком повеяло.

Ундерфельд с досадой постучал себя кулаком по лбу. Какой несчастный случай?! Если так, ему же как директору и отвечать за случаи у него в театре! Нет, только убийство. Желательно, дело рук психопата — фаната оперы, это повысит сборы от спектакля. Ох, до чего доводит внешний стресс, вне привычных рисков профессии. Самые хитроумные от него катастрофически глупеют!

— Маууу!

— О, Господи! — директор шарахнулся к стене, пропустив мимо шерстистую чёрную молнию с белой манишкой и гребнем синих искр по вздыбленному хвосту и хребту.

— Ёлкин! Не отставай! Где тебя черти носят? — долетело снизу.

— Идуу-ау! — Припарковав ступу, кот учёный, эксперт ЧП-комиссии, через три ступеньки ринулся за начальницей. Директор изо всех сил спешил за ними, чтобы первое знакомство следователей с артистами не прошло без него. Иначе жертв сейчас станет ещё больше!

*****

Директор опоздал секунд на пять. Когда явился, Ягда уже ругалась с примадонной. Прима разливалась оскорблённый соловьём, заламывала руки, стенала, что все желают её смерти — в общем, полный набор защитно-обвинительной реакции на простой вопрос: «Что вы знаете о происшествии?»

— А что я могу знать, если была на сцене! Я пела! У меня есть свидетели! Вы что, меня подозреваете? МЕНЯ?!

Это прозвучало с полной мощью опорного звука, усиленного отличной акустикой «Капуса».

— Трансляцию на улицу отключили? Идиоты! Почему нет?! — зашипел директор на помощника.

— Там собрался весь город, ступу многие видели. Если отключить сейчас, они снесут двери, вломятся сюда. А все входы и выходы мадам следователь велели закрыть и стоять насмерть, дабы преступник или его сообщники, если они ещё внутри, не разбежались!

— Бред! Служебный ход был открыт настежь, кому надо, давно сбежали, — вздохнул директор и обреченно поплёлся успокаивать рыдающую приму. — Ну-ну, Оралинда, богинечка вы наша, никто вас не подозревает, как можно! Это всего лишь формальность…

— Обидеть истинного художника может каждый! — гнусаво от слёз, но очень драматично выдала примадонна, отняв заплаканное лицо от плеча директора, чтобы ее отлично слышали на площади. — Даже если выяснится, что всё это чей-то безумный розыгрыш, нелепое недоразумение, я завтра всё равно не смогу петь премьеру! Мои нервы не вынесут этих испытаний! Так и запишите, что это было покушение на меня! Чтобы выбить у меня почву из-под ног! Ах, Ундерфельд, я гибну!

— Воды! — крикнул директор в настоящей панике, понимая, что не удержит мощное тело примы, обмякшей в обмороке. Его единственный шанс — быстренько сменить мизансцену. Оралинда громко всхлипывала и жадно пила воду с валерьянкой. Глубоко декольтированная пышная грудь ее так вздымалась от волнения, что даже все вокруг театра, кто не видел этого воочию, могли ясно представить всю картину. Только не знали, что костюм примадонны в этом акте — из тёмно-синего шёлка со звёздной россыпью. Многие представляли лиф и шлейф бордовыми или малиновыми. Но диадему в царственной прическе медовых локонов все представляли близко к реальности.

— Так-то оно и лучше. Потише стало, — саркастично усмехнулась Яга без всякого сочувствия к ранимой нервной системе артистов. — Кто обнаружил тело?

Директор осторожно передал Оралинду под опеку хора и показал на усатого верзилу с каштановой гривой ниже плеч и в красном балахоне, расшитом рунами. Любой принял бы его за ведущего артиста, минимум — баритона:

5.

*****

Подсобные лабиринты под сценами театров почти не поддаются описанию. Темнее, неожиданнее и разветвлённее они только в каменном цирке или под большим фонтаном, особенно, если примыкают к подземным городским туннелям.

Но следовательница видела в темноте не хуже пушистого эксперта, только её глаза вспыхивали жёлтым, а у кота учёного — зелёным.

Огневед, натыкаясь на все углы, шёл за ними, присвечивая себе массивным амулетом-жаромером. Яга потребовала не зажигать фонарь. Следы заклятья и теней лучше искать, не добавляя искусственного света. Как есть, так и ладно. Когда впереди возникло лежащее тело, все трое отметили его слабое свечение — признак смерти от магического вмешательства.

— Угу, желтизной отдаёт, значится, не проклятье, не яд и не огнестрел. Тело не трогали? Ёлкин, проверь!

Кот внимательно обошел и обнюхал тело жертвы. Красавец тенор с почти идеальной фигурой (как известно, идеальная форма — шар) лежал лицом вниз, вытянув руки так, словно бежал, пытаясь кого-то поймать. Но споткнулся… и почему-то насмерть.

Следовательница вынула из рукава антенку, выдвинула ее коленца на всю длину и провела вдоль тела, сканируя все внешние и внутренние травмы. Когда погибший шевельнулся и плавно взлетел в воздух над полом, сохраняя ту же позу, позади охнул и перекрестился огневед.

— Никаких признаков огненного заклятья, Фламобор, — чуть иронично сообщила Ягда. — Глянь-ка, твои брызги огня на досках, но не на теле. И костюмчик у него целый. Только лицо перекошено от ужаса, а так весь целёхонек, ни царапины! С головой кое-что неладно, но, может, у него так и при жизни было?

Огневед с интересом нагнулся, разглядывая в свете амулета следы огня на пыльном полу. Но кот-эксперт пролез перед его носом прямо под парящее в воздухе тело тенора и что-то вынюхивал, как собака. С радостным «М-маау!» — прыгнул в сторону, дав знак начальнице, что кое-что нашел, можно опускать.

— Да как же не бездымное? — бормотал огневед. — Вот же следы! Заклятие уничтожения, искристое, огнеопасное! Ну как же нет? А что тогда?

— Заклятие самоуничтожения, — сжалилась Яга. — Убийца пытался уничтожить улику. То, что убило тенора, самоликвидировалось раньше, чем жертва упала. Чтобы мы не нашли. Но Ёлкин у меня кошак не помах, верно?

— Мнеу-у, Ягда Сычовна, можно сказать, повезлоу-у, — солидно мяукнул кот. — Вызывать тени? Здесь их много-у! Так и шастают, и воют! Мрра-а-ак!

— Поглядим, — кивнула Яга, спрятав в пакетик для улик что-то невидимое. — Врубай кино.

Кот зафыркал, забегал кругами по подсобке. При этом шерсть на его хребте искрила всё ярче, так что огневед волновался. Ведь реквизитного барахла от старых и новых спектаклей вокруг полно, холсты, троны, саркофаги и мантии. Полыхнёт — не погасишь!

Но когда кот широко расставил лапы и встряхнулся, все искры с его шерсти полетели строго вверх, собрались в комок и полыхнули маленькой шаровой молнией, осветив коридор под сценой. Стены по-прежнему тонули во мраке, но в центре чуть посветлело. Это открылась призрачная дверь на улицу, и отблеск фонаря над служебным входом попал в подсобку. И тела на полу там ещё не было! Там рвали друг друга на части и боролись тени. Смутно видимые, но всё же темнее сумрака. А как ещё можно выглядеть в полутёмном подвале?

— Эй, вы, мерзавцы! Отпустите девушку! — прогремел голос тенора, и невысокая, но мощная фигура обрисовалась со стороны хода под сцену. Тень в центре стала вырываться ещё отчаянней. И не то чтобы все увидели, но угадывалось, что это стройная девушка, с развевающимися светлыми волосами. Ее хватали и тащили к распахнутой двери то ли двое, то ли трое безликих наёмников в тёмных плащах. Кантонатти кинулся на помощь, но споткнулся о блеснувшую под его башмаком натянутую струну. Тут же невероятно пронзительный призрачный звук, условно усиленный в миллион раз комариный писк, взвился и пропал. Но все, даже слышавшие только бледное эхо, закрыли уши. Эта чистейшая убийственная нота смешалась с криками девушки и отголоском пения сверху, на сцене. Тенор забился в судорогах, зашатался и рухнул на пол, не в силах бежать за похитителями. Перед этим под ногами у него вспыхнула, сгорая, прочная струна. Рассыпалась искрами, извиваясь брошенным хвостом ящерицы.

— Растяжка, — кивнула Яга. — Так я и думала. Вернёмся в зал… нет, я здесь не закончила! Фламобор, открой дверь наружу! И хорошо, что там охрана, они мне и нужны!

— Сей момент, Ягда Сычовна.

Огневед условным стуком вызвал охранников, и те открыли служебный выход. Но следовательнице выйти не дали. Два дюжих охранника ввалились внутрь, таща кого-то под руки. А третий моментально захлопнул за ними дверь и сомкнул оцепление. Публика с площади нешуточно штурмовала театр.

— Вот, мадам следователь, извольте видеть, поймали! — похвасталась охранники. — Пролезть хотел! — они толкали к следовательнице молодого человека не самой спортивной внешности, скорее, интеллигента. Он тяжело дышал и почти не вырывался. — Мы видели, как этот типчик убегал, когда дверь ещё была настежь, сразу после убийства! А вот теперь вернулся, хотел нас незаметно обойти и просочиться внутрь. Да только нас не обойдешь! Убивец, точно! Они ведь всегда возвращаются, верно?

— Я же вам сто раз объяснял, что преследовал похитителей Зольвин! — устало возмутился пленник.

— Ты видел их? — вмешалась следовательница.

6. Нота смерти

.

Следовательница встряхнула конвертик для улик. Тот протяжно пискнул раз в десять слабее, чем в подвале, но всё равно вызвал у многих мороз по коже.

— Если не ошибаюсь, верхняя си-бемоль? Оружие сопрано! — с деланным равнодушием сказала Яга, искоса глянув на примадонну. И совершенно невозмутимо пережидала вызванную этими словами бурю. Галдели все. Прима солировала.

— Кто?! Я?! Да как вы смеете?! Меня саму чуть не отравили! Кто скажет, что я желала смерти Антоше, тот распоследний лжец! Мурилло, подтверди! Аль-Берт, я умираю!..

— Я этого вам так не оставлю!.. Оралинда, успокойся! Никто не думает! Никто и мысли такой даже… Господин директор, сделайте что-нибудь!

— Что я могу, кроме того, что перенести премьеру на день после похорон? — уныло отозвался Ундерфельд. — Ягда Сычовна, голубушка, мы в театре народ чувствительный, воображение зашкаливает, и все на нервах! Будьте любезны объяснить профанам, что вы имеете в виду? Нашли убийцу? Или орудие убийства? Этот юнец причастен к смерти Кантонатти и пропаже Зольвин? Так почему он без охраны?

— Здесь все причастны так или иначе, — проскрипела следовательница. — На всех мне кандалов не хватит! Пока я сообщу вам предварительное заключение о смерти вашего артиста и надеюсь на добровольную помощь в следственном эксперименте. Никто не против? Вот и славно. Так слушайте. Тенор Антонио Кантонатти погиб, споткнувшись о растяжку с «нотой смерти». Воплю, который пронзил ему мозг, позавидовала бы любая банши!

— Очень интересно, в какой тональности вопят банши? — вмешался баритон Мурилло, надеясь шуткой разрядить напряженность на сцене. — Вы уникальный специалист, Ягда Сычовна, а для нас это важно!

— Крик банши вообще не в тональности, — презрительно скривилась примадонна. — Это просто душераздирающий адский вопль и верещание. А «нота смерти» подразумевает…

— Вот тут вы в точку! — сурово кивнула следовательница. — Сразу видно, кто настоящий специалист по нотам! Вопль банши убивает только саму банши. Посмертный стон на болотах этого жалкого призрака уже мало музыкален, поскольку голос сорван ещё до смерти. Фактически, «крик банши» это шепот! И о конкретных нотах там речи не идет. Ошибочное представление, что голос банши слышен в ультразвуковом регистре, породило расхожую легенду, что ее голос похож на писк летучей мыши, оглушительный для того, кто ее всё-таки услышит.

— Исключительно из любопытства, — вмешался Ундерфельд. — Проясните нам, всё-таки, голос банши слышат только те, кто обречен? Или можно случайно услышать ее, как вы говорите, «шепот» и уже это знаменует близкую смерть?

— Нау-учно-у не доказано-у, — мяукнул Ёлкин. — Ведь так и так… Муау… Но кошки слышат их всё время! В по-о-олную громкость! И это-у, доложу я ва-ум-м! Фшшшш! — Ученый кот встряхнулся, с отвращением фыркнул, рассыпав искры с шерсти. Явно считал, что оперные данные банши оставляют желать лучшего.

— Вот-вот, заклятье «нота смерти» — совсем другое дело! — подхватила следовательница. — Это искусство! Натянуть в подсобке заклятую струну мог кто угодно. Да и споткнуться мог кто угодно, не обязательно Кантонатти. Там даже в момент его смерти были другие люди. Но си-бемоль точно взята у некой сопрано… Понимаешь, красавица, куда я клоню? Продемонстрируй-ка нам, что ты ещё можешь взять эту ноту, и я отстану, — Ягда хищно и в то же время поощрительно улыбнулась. Самый матёрый музыкальный критик позавидовал бы её оскалу. Примадонна вздрогнула.

— Разумеется, может! — горячо вмешался потомок джинна. — Оралинда, покажи нам!

— Я сейчас слишком нервничаю! Я не смогу! Я сорву голос! — отнекивалась певица.

— Можете уединиться в моём кабинете, — предложил директор. — Там спокойно и меньше ушей. Да, Оралиндочка? Сейчас мы всё проверим!

— Гм, лучше бы при свидетелях, — следовательница не настаивала, но выглядела разочарованной. Ей явно нравилось изводить примадонну. — Но нет, так нет. Эй ты, Галондар, или как тебя? А твоя пассия могла взять верхнее си-бемоль?

— Легко! — выпалил поклонник Зольвин.

— Я всё-таки не исключаю, что похищение могло быть инсценировкой. И они ловко выманили тенора туда, где натянули для него ловушку.

— Нет! Зольвин никогда..!

— А если нет, как угадать, когда он там пройдет? И время выбрано точно. Ведь никто в зале не слышал криков. Ни роковую ноту смерти, ни воплей девушки. А почему? Да потому что именно в этот момент ваша красавица Оралинда заходилась руладами этажом выше, на сцене. Кроме того, в бокале примадонны были волчьи ягоды, об этом нельзя забывать!

— Да зачем это Зольвин?! — возмущенно выкрикнул Галондар.

— Затем, что только в этом спектакле два сопрано. А во всех остальных…

— Скорее я поверю, что госпожа Оралинда наняла громил похитить или даже убить молодую конкурентку! — выпалил работник сцены. — Ищите, кому более выгодно! Я не могу сказать, тащили они Зольвин на улицу, или толкали в ловушку, но когда появился Контонатти всё завертелось… И яд в бокале — отличное алиби для убийцы!

— А ты всё видел? — кинулся к нему Аль-Берт-Цин, пытаясь вцепиться в горло обидчику. — Так докажи, что ты сам не убийца! Ничтожество! Даже не думай обвинять Оралинду! Она святая!

— Мау-у-у! — взвыл кот учёный, когда кто-то из поклонников оперных див наступил ему на хвост.

7.

*****

— Я хочу сделать заявление! — отлично поставленным голосом, ничуть не пострадавшим от слёз, сообщила прима, как только они очутились в директорском кабинете. — Этот, — она ткнула обвиняющим пальцем в Галондара, — постоянно ошивался возле женских гримерных! Проходу девочкам не давал! Особенно, Зольвин! А у меня, между прочим, бриллиантовое колье пропало! И браслет с бирюзой!

— Что? Мой браслет? — возмутился Мармеладкин-младший. — Когда?

— Как давно случилась пропажа? Три недели ужо? Тогда не считаю, что это имеет отношение к делу. Нужно было вовремя заявлять! А сейчас попрошу спеть для нас! Хотя бы одну ноту. Ту самую.

— Не понимаю, что я должна доказывать? — тряхнула царственной прической Оралинда. — Да, я могу, вообще-то, без проблем взять си-бемоль. Но не сейчас. Вот на премьере…

— Кто отдаёт ноту для убийственного заклятья, тот её теряет, — спокойно пояснила Ягда. — Так что, красавица, брось ломаться, иди к роялю. Я жду! Свидетели ждут.

— Да кто же будет так разбрасываться верхними нотами! — трагически воскликнула сопрано.

— Тот, кто совсем не боится расследования ЧП-комиссии, и думает, что ему всё сойдет с рук! — припечатала Яга. Прима надулась и села за рояль.

— Что за улика у вас там, в конвертике? — тихо спросил Галондар.

— Светлый женский волос. В него превратилась струна-растяжка. Точнее, сработав, она превратилась обратно, в то, чем была до заклятья.

— У Оралинды волосы темнее, — признал работник сцены. — Но ведь она не дура, волос может быть и чужой, да?

— Если волос вырывают вместе с нотой, такое заклятье может провернуть любой, без всякой магии. Но тогда это прямая улика. А так — кто угодно может купить кричалку и похуже. Или сотворить хоть на чём. Хоть на волосе из кобыльего хвоста. Были бы денежки и связи! Или наследственные задатки тёмной магии, — Яга многозначительно повела глазом в сторону внука джинна.

Примадонна «Капуса» явно тянула время. Перебирала клавиши, распевалась, но выдать верхнюю ноту всё не рисковала. Или не могла? Аль-Берт слушал ее с обожанием, не замечая провала своего кумира.

В дверь тихо поскрёбся и заглянул директор. Ундерфельд отозвал следовательницу и быстро зашептал ей на ухо. Оба поклонника оперы вытянули шеи, но ничего не могли разобрать. Тем более, мешали стоны примы и рояля.

— Ягда Сычовна, уж простите, что не сказал вам в зале, но есть нюансик… не выйдет у вас следственный эксперимент. Оралиндочка никогда и раньше эту си не брала. У нее самая высокая нота — соль. Зольвин могла, а наша величайшая… другим она сильна, не си-бемолями! Поверьте, как на духу, вам одной, сугубо между нами. Я ещё жить хочу!

— Понятно, — кивнула следовательница. Полуприкрыв глаза, она ещё минуты три наблюдала за стенаниями Оралинды. — Не мучайся, красавица. Ступай в зал, отдохни. Завтра попробуем. Не ровён час, действительно сорвёшься, а мне отвечай? Страховка у тебя на голос есть? И ладно. Все свободны. Не покидайте город. Если что, везде сыщу! А ты, милок, со мной полетишь в участок.

— Меня в тюрьму? — изумился Галондар. — За что?! Лучше бы помогли мне догнать мерзавцев!

— Посмотрим по дороге, как пойдет, — шепнула ему следовательница. — Но если выбор, кого арестовать — тебя али сынка миллиардера Мармеладкина, то покумекай сам, кого я выберу?

Молодой работник сцены больше не возражал. Снова его обвиняют в чём попало и тащат силой в противоположную сторону от любимой. А время-то идёт!