Жестокий. Моя по контракту

Пролог

– Я могу дать тебе эти деньги, мышка. Даже больше. Сразу. Сегодня.

Сердце Алины бешено заколотилось. Надежда? Ловушка?

– Что... что мне нужно сделать? – выдохнула она, боясь услышать ответ.

Его губы почти коснулись ее мочки уха, голос упал до низкого, интимного шепота, грубого и не оставляющего места недопониманию:

– Ты ляжешь в мою постель. Когда я скажу. Сколько раз я скажу. Без возражений. Без нытья. Без этих... – он презрительно ткнул пальцем в сторону ее влажных от навернувшихся слез глаз, – ...жалких слез. Пока не надоешь. Твоя работа здесь остается. Плюс сто тысяч сверху каждый месяц к зарплате. Как бонус за... старание.

Мир перевернулся. Алина отшатнулась, как от удара током. Отвращение, жгучее и тошнотворное, подкатило к горлу.

– Нет! – вырвалось у нее, голос хриплый от ужаса. – Я не... Я не могу! Это...
– "Нет" не принимается, Соколова, – перебил он резко, его лицо вновь стало каменным, а глаза – ледяными щелями. – Твой выбор прост. Или ты идешь домой, к своей умирающей собаке, и мы больше не знакомы. Или ты соглашаешься. Сейчас. Сию секунду. Я не люблю ждать.

Он выпрямился, смотря на нее сверху вниз, как на товар на прилавке.

– Решай.

Глава 1

Дождь стучал по крыше старой московской однушки, как будто пытался выбить последнюю надежду. Алина сидела за столом, пытаясь сосредоточиться на черновике дипломной работы по Образу маленького человека в ранних рассказах Чехова, но мысли упрямо уползали в сторону. Комиссар, ее старый немецкий боксер, тяжело дышал на своем коврике у батареи. Слишком тяжело. И слишком тихо. Обычно к этому времени он уже тыкался холодным носом в колено, напоминая о вечерней прогулке.

— Комиссар? – Алина отодвинула стул. Сердце сжалось в ледяной комок. – Мальчик, что с тобой?

Пес попытался подняться. Его мощные, когда-то уверенные лапы заплетались, как у щенка. Он сделал шаг и завалился на бок, слабо поскуливая. Алина бросилась к нему.

— Нет, нет, нет! – Она опустилась на колени, гладя его седую морду. Комиссар посмотрел на нее преданными, но мутными глазами. И вдруг Алина почувствовала под рукой теплую влагу. Он не просто упал. Он описался. Комиссар, который терпел до последнего и просился на улицу даже больным гриппом. Это не просто старость, – пронзила ее ледяная мысль. Это что-то страшное.

Паника, острая и слепая, схватила за горло. Бросив диплом на стол, она схватила телефон. Пальцы дрожали, с трудом попадая по иконкам.

—Ало, такси! Срочно! Толбухина 34! В ближайшую ветклинику на Ленинском! – выдохнула она в трубку, одновременно натягивая на Комиссара старую отцовскую куртку – его любимую подстилку в машине. Пес почти не сопротивлялся, лишь слабо взвизгнул, когда она взяла его на руки. Он был таким тяжелым, а она такой маленькой. Слезы застилали глаза, но она стиснула зубы. Держись, мальчик. Держись ради папы.

Дорога в такси превратилась в адский кошмар. Водитель бросал недовольные взгляды на большую собаку на заднем сиденье. Комиссар хрипел, его тело временами била дрожь. Алина прижимала его к себе, шепча бессвязные слова утешения – больше для себя, чем для него. Перед глазами мелькали картинки: отец, такой сильный и смеющийся, вручает ей маленький пушистый комочек – Это твой личный телохранитель, доча! Комиссар Рекс! Как они втроем гуляли в парке, папа, опираясь на трость, но крепко держа ее за руку, а Комиссар важно шел впереди. Как папа, уже слепой и слабый, на смертном одре гладил голову пса и просил Алину шепотом: Позаботься о нем, солнышко. Он… мой последний друг.

В клинике пахло антисептиком и страхом. Молодой ветеринар с усталым лицом осмотрел Комиссара, задал скупые вопросы. Алина чувствовала себя виноватой, что не заметила ранних признаков.

— Оставим на обследование, – сказал врач без особых эмоций. – Анализы крови, рентген, возможно, УЗИ. Через час будет яснее. Подойдете.

Час. Шестьдесят минут чистой пытки. Алина вышла на улицу. Дождь стих, оставив после себя сырую прохладу. Она купила бумажный стаканчик самого дешевого кофе в ларьке напротив и уселась на мокрую скамейку в крошечном скверике. Кофе был горьким и противным, но она глотала его большими глотками, пытаясь заглушить дрожь внутри. Мысли путались, цеплялись за прошлое, обжигали будущим. Операция? Лекарства? Сколько? Где взять денег? Стипендия едва покрывала коммуналку и еду. Папины сбережения, оставленные на черный день, давно кончились на его похороны и первые годы учебы. Мать… Алина сжала стаканчик так, что он смялся. Мать ограничивалась редкими переводами и еще более редкими, неловкими звонками. Просить у нее? Бесполезно и унизительно.

Ровно через час зазвонил телефон. Номер клиники.

— Алло? – голос Алины прозвучал чужим и хриплым.

— Подойдите, пожалуйста, результаты готовы.

Каждый шаг по холодному линолеуму коридора отдавался гулким эхом в пустоте ее души. Врач пригласил в кабинет. Его лицо было непроницаемым, но глаза смотрели с плохо скрытой жалостью.

—Алина, – он посмотрел в бумаги. – Ситуация серьезная. У вашей собаки… – он сделал паузу, подбирая слова, но Алина уже прочла приговор в его глазах. – …обнаружено объемное образование в области головного мозга. Опухоль. Доброкачественность сомнительна, учитывая стремительность симптомов и возраст пациента.

Мир сузился до точки. Звук собственного сердцебиения заглушал слова врача.

— Оперировать… – она прошептала.

— В данном случае операция на головном мозге у собаки такого возраста и размера… – врач покачал головой. – Риски крайне высоки. Шансы на успех минимальны. Скорее всего, животное не переживет наркоз или послеоперационный период. Даже при удачном исходе… качество жизни будет очень низким. Учитывая агрессивность роста… – Он вздохнул. – Самый гуманный вариант – не продлевать страдания. Мы можем провести процедуру эвтаназии здесь и сейчас, максимально безболезненно. Вам не нужно платить за обследование, только за… процедуру.

— Нет! – Слово вырвалось само, резкое и громкое. Алина вскочила. – Нет! Я… я заберу его. Заплачу за анализы. Заплачу.

Она сунула руку в сумку, вытащила почти пустой кошелек, отсчитала последние крупные купюры. Денег хватило только на анализы. Документы о диагнозе легли в сумку жгучим грузом. Она подхватила Комиссара на руки – он казался еще более тяжелым и безжизненным. Врач проводил ее взглядом, полным сожаления и бессилия.

Дорога домой была безмолвной. Комиссар дремал, тяжело дыша. Алина прижимала его к себе, капли слез падали на его шерсть. Папа, прости… Я не могу… Я не могу его так оставить.

Дома она осторожно уложила пса на подстилку, накрыла его курткой отца. Потом схватила телефон. Гугл. Ветеринарная клиника опухоль мозга собака Москва. Сотни ссылок. Она начала звонить. Клиника за клиникой. Описывала симптомы, просила выслать документы по электронке.

— Увы, мы не берем такие сложные случаи у пожилых животных…
— Хирург-невролог в отпуске…
— Требуется МРТ, у нас нет оборудования…
— Слишком высоки риски, мы не рекомендуем…

Каждый отказ был как удар ножом. Надежда таяла с каждым звонком. Отчаяние сжимало горло все туже. И вдруг…

— Здравствуйте, – женский голос в трубке звучал устало, но без прежней безнадежности. – Получили ваши документы. Сложный случай, да. Но… теоретически операбельный. У нас есть опытный хирург, специализирующийся на нейрохирургии у крупных пород. Но вы должны понимать: гарантий никаких. Риск летального исхода – более 70%. Послеоперационный период крайне тяжелый, потребуется длительная реабилитация в стационаре под круглосуточным наблюдением. И это… очень дорого.

— Сколько? – Алина перехватила дыхание. Сердце колотилось где-то в горле.

Цифра, озвученная в трубке, прозвучала как приговор: Предоплата за операцию и первичный стационар – 200 000 рублей. Дальнейшее лечение и содержание – от 50 000 в неделю. Минимум две недели. Плюс лекарства.

Двести тысяч. Плюс минимум сто. Плюс лекарства. Полмиллиона. Минимум. У нее в кошельке – три тысячи. На еду до стипендии.

— У вас есть немного времени, – сказал голос, словно издалека. – Опухоль растет быстро, но не мгновенно. Пару недель, может, чуть больше. Рассмотрите варианты: кредит, займы… Но решение нужно принимать быстро. Если решитесь – приезжайте завтра на консультацию к хирургу.

Алина что-то пробормотала в трубку, бросила телефон на диван. Она опустилась на пол рядом с Комиссаром, обняла его за шею, уткнувшись лицом в его шерсть. Телефон завибрировал – сообщение от Насти: Привет! Как дела? Не хочешь сходить в кино в выходные? У меня лишний билет!

Алина зарыдала. Громко, надрывно, как не плакала даже на папиных похоронах. Комиссар слабо ткнулся мордой в ее руку. Она плакала о нем, о папе, о своей беспомощности, о неподъемных деньгах, о том, что мир так жесток. Плакала, пока не кончились слезы, оставив после себя пустоту и ледяное, четкое понимание: бросить Комиссара она не может. Это предать папу. Предать их обоих. Это – перечеркнуть последние годы своей жизни, наполненные заботой о слепом отце и его верном псе.

Она встала, вытерла лицо. Подошла к столу. Рядом с черновиком диплома лежал рецепт от ветеринара из первой клиники. Обезболивающее, поддерживающая терапия. Еще тысяч на пять. Последние деньги.

Глава 2

Утро встретило Алину ледяным туманом за окном и тяжелым дыханием Комиссара. Она почти не спала, ворочаясь на узком диване, прислушиваясь к каждому шороху пса. Таблетка обезболивающего, купленная вчера на последние деньги, давала лишь призрачное облегчение. Комиссар дремал, но его тело время от времени сковывали мучительные, мелкие судороги, заставлявшие его тихо поскуливать. Каждый скулеж впивался в сердце Алины острыми когтями.

Нельзя так, – билась в панике мысль. Надо что-то делать, пока ждем консультации в той клинике.

Она натянула самую теплую кофту, потертую куртку отца, и, бросив последний взгляд на спящего пса, выскользнула из квартиры. Цель – аптека на углу. Там, за стойкой, стояла знакомая женщина лет пятидесяти, Марина Ивановна, с умными, усталыми глазами.

— Здравствуйте, Марина Ивановна, – голос Алины звучал сипло от недосыпа и слез. – Посоветуйте, пожалуйста… У меня собака, старый боксер. Вчера поставили… диагноз. Опухоль в голове. И у него… – она сглотнула ком в горле, – …судороги. Мелкие, но он мучается. Нет ли чего-то, чтобы облегчить что бы и животным помогло? Хотя бы судороги снять?

Марина Ивановна внимательно посмотрела на нее, на покраснения под глазами, на дрожащие руки.

— Бедняга, – вздохнула она с искренним сочувствием. – У нас подходящего твоему питомцу ничего нет, но у меня подруга работает в зооаптеке, сейчас ей позвоню и уточню что можно тут попробовать.

Женщина взяла свой телефон и набрала номер. Послышались гудки. На том конце провода взяли трубку: алло, Мариночка слушаю тебя моя дорогая!

- Верочка, тут такое дело, ко мне сейчас девочка подошла у неё у собаки судороги на фоне опухоли в голове. Есть ли какое средство чтобы это дело подправить чтоб собачки легче стало?

-Мариночка средства-то, конечно, есть. Но все они рецептурные! У твоей девочки рецепт есть или выписка от ветеринара с диагнозом?

-Конечно выписка от врача есть по поводу рецепта я уточню.

-Ну если выписка с диагнозом есть, то пусть подходит попробуем с ней что-нибудь подобрать. Я сегодня на смене.

-Спасибо моя дорогая! Помни в пятницу мы собираемся с девчонками так что жду тебя в кафе! Пока-пока.

Женщина положила трубку и посмотрев на Алину произнесла: -иди за документами от врача, а потом на сибирскую 15 там попросишь веру скажешь, что ты от меня. Всё понятно?
— Понятно, спасибо вам огромное Марина Ивановна.! – кивнула Алина, чувствуя, как слезы снова подступают.

Алина вернулась домой, посмотрела на Комиссара и схватив папку с документами начала в телефоне искать эту зооаптеку. Ей повезло, на автобусе до неё пара остановок. Пока ехала смотрела на проезжающих мимо людей, ей и раньше нравилось наблюдать за прохожими. Было в этом что-то медитативное.

Автобус остановился около маленького неприметного здания с кучей всяких объявлений о организациях находящихся в этом здании. Алина сверилась с картой и обойдя здание нашла вывеску «Мокрый хвост». Маленькая аптека, оформленная в оранжево-белых тонах с лисичками на стенах, встретила её тишиной.

- Извините! Есть кто? Я от Марины Ивановны приехала! - Алина слегка повысила голос, чтобы её было слышно.

Занавески рядом с кассой распахнулись, вышла женщина невысокого роста с полной фигурой, одетая в оранжевую форму с белыми отпечатками лап на воротничке. Она окинула Алину хмурым взглядом и строго произнесла: -давай документы.

Она долго смотрела, сверяла и что-то набирала на компьютере. Потом подошла к стеллажу и вытащила упаковку лекарств и положила на прилавок.

— Вот этот препарат поможет, но! У него есть побочки и он дает сильную нагрузку на почки. Долго его использовать нельзя, учитывая возраст и заболевание- не больше двух недель и в самой маленькой дозировке. И еще- они вызывают сонливость, рвоту и потерю координации.

—Я возьму, спасибо.

— С лечением не затягивай, лучше начать сейчас. Это конечно дорого будет, но, если есть возможность не тяни.

—Мне отказали во всех ветеринарных клиниках кроме «Надежды». Говорят, лучше усыпить…

—Пффф, сейчас что врачи пошли такие, и те, что люди лечат и те что животных лечат- лишь бы от них отвязались не трогали. Никто не хочет брать тяжелые случаи. А если кто и берет, то за очень большие деньги. Ну чтобы наверняка отказались от этой затеи. Ты их не слушай. Да возраст собаки большой. Но это не повод её не лечить, сейчас делают операции на головном мозге у собак даже пожилых. Противопоказаний много, есть риск осложнений после операции. Но повторюсь если есть возможность попытаться вылечить-надо пытаться. Животные также цены, как и люди, это они часть нашей жизни – а мы для них вся их жизнь, они полагаются на нас и поддерживают нас.

Алина была благодарна этой женщине, впервые за день услышала хоть что-то хорошее.

Цена за маленькую упаковку таблеток оказалась не такой большой, как девушка переживала. У неё оставалось немного. Но колебаний не было. Она отсчитала купюры, бережно взяла коробочку.

— Спасибо вам огромное.
— Держись, – мягко сказала фармацевт. – И помни – это паллиатив. Без серьезного лечения… – Она не договорила, но Алина и так все поняла. Без полумиллиона – конец. Аптека пахла травами и безнадежностью.

Дома Комиссар встретил ее слабым вилянием обрубка хвоста. Алина разломила одну таблетку пополам, растерла в порошок, смешала с небольшим количеством воды и осторожно влила ему в пасть, поглаживая горло, чтобы проглотил. Потом села рядом на пол, подложив под спину подушку, и стала ждать, затаив дыхание.

Прошло минут тридцать. Судороги не исчезли полностью, но стали реже и слабее. Еще через полчаса Комиссар попытался встать. Лапы заплетались меньше. Он дополз до миски с водой и начал жадно лакать. Алина чуть не зарыдала от облегчения. Работает! Хоть что-то!

— Молодец, мальчик, молодец, – шептала она, гладя его по холке. – Вот так, пей.

Но когда она насыпала ему обычный сухой корм, радость померкла. Комиссар попытался есть, но с первого же кусочка стал давиться, кашлять, выплевывая еду. Панический страх мелькнул в его глазах. Алина быстро убрала миску.

— Ладно, ладно, не надо, – успокаивала она его, а себя – тем более. – Не можешь глотать – не будем мучиться. Подожди.

Она порылась в холодильнике. Нашла филе курицы и морковь, порезанную для варки супа. Нарезала все на еще более мелкие кусочки и поставила варить, как сварилось- пробила блендером и начала перемешивать- быстрее остынет.

Глава 3

Дождь стучал по стеклянному фасаду клуба Волчьей Стаи, когда Алина подошла к тяжелой двери кабинета Артема Волкова. Она сжала папку с документами так, что костяшки пальцев побелели. Тише. Спокойнее. Просто будь серьезной, – мысленно повторяла она, сглатывая ком в горле. Образ Комиссара, слабо вилявшего хвостом утром после таблетки, придал ей решимости. Она постучала.

Войдите.

Голос был низким, резким, лишенным тепла. Алина толкнула дверь.

Кабинет поразил своим контрастом с шумом клуба. Тишина. Пространство, залитое холодным светом от панорамных окон. За массивным столом из черного дерева сидел Артем Волков.

Он был огромен. Даже сидя, он доминировал над пространством. Широкие плечи, напряженные под тонкой тканью темной рубашки. Руки, сложенные на столе, – мощные, с выступающими венами и старыми шрамами на костяшках. Лицо – резкое, словно высеченное из гранита: тяжелый подбородок, прямой нос, глубокие морщины у губ. Но больше всего Алину пронзили глаза. Серые, как промозглая московская мостовая, холодные и оценивающие. Они скользнули по ней – от скромных туфель до волнистых каштановых волос, собранных в строгий хвост. Взгляд был не наглым, а… инспектирующим. Как оценивают новый станок на производстве.

– Соколова? – спросил он. Голос был ровным, но в нем чувствовалась сталь.
– Да. Добрый день, Артем Сергеевич, – Алина едва слышно сглотнула, стараясь улыбнуться. Будь вежливой.
Он кивнул на стул напротив. – Садитесь.

Алина опустилась на самый краешек, выпрямив спину. Руки с папкой лежали на коленях.

– Лена прислала вашу статью-неплохо написано. Филолог. Учительница. – Он произнес это без насмешки, но и без интереса. Констатация факта. – До этого писали?
– Д-да. Для студенческой газеты. Небольшие статьи. И… вела блог о классике, – добавила она поспешно, надеясь, что это прозвучит как плюс.
Он лишь поднял бровь.

– Блог. – Слово повисло в воздухе. – Расписание, встречи, пресс-релизы, посты для соцсетей. Иногда – личные поручения. Справляться надо быстро и без ошибок. Я не терплю некомпетентности и… – его взгляд стал тяжелее, – …слезливости. Понятно?

Алина кивнула так быстро, что голова закружилась.

– Понятно. Я очень ответственная. И… и научусь быстро. Обещаю. – Голос дрожал, но она заставила себя смотреть ему в глаза. Ради Комиссара. Ради денег.

Артем изучал ее секунду дольше, чем было комфортно. Его взгляд скользнул по ее лицу – милым, но не броским чертам, большим карим глазам с янтарными искорками, сейчас широко открытым от напряжения. Остановился на плотно сжатых губах. Казалось, он искал слабину.

– Хорошо, – наконец произнес он, откидываясь в кресле. Звук кожаного чехла громко скрипнул в тишине. – Проверю. – Он протянул руку. – Документы.

Алина подала папку. Их пальцы не коснулись. Он открыл ее, бегло пробежался глазами по распечаткам ее статей. Лицо оставалось непроницаемым.

– Сентиментально. Но грамотно. Структура есть, – констатировал он, закрывая папку. – Первое задание. – Он толкнул к ней через стол стопку бумаг. – Мои интервью за последние полгода. Выделите ключевые темы, повторяющиеся вопросы. И черновик поста о предстоящем бое с Чшен Ли. Без пафоса. Сухо, информативно, с выжимкой моей позиции. К 18:00. На почту.

– Хорошо, Артем Сергеевич. Сделаю, – Алина поспешно собрала бумаги, стараясь не уронить.
– И, Соколова? – Он остановил ее, когда она уже встала. – Опоздания – сразу увольнение. Слезы – тоже. Вы здесь, чтобы работать. Точка.

– Да, – прошептала она, чувствуя, как жар разливается по щекам. – Я поняла. Спасибо.

Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Прислонилась к холодной стене коридора, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось как птица в клетке. Он был… пугающим. Холодным, как айсберг, и таким же неумолимым. Ни капли тепла, ни намека на человечность. Только требования, давление, оценка.

Но он дал шанс. Алина разжала ладони. Они были влажными. А деньги… Зарплата ассистента… Это реальный шанс для Комиссара. Она посмотрела на часы. До 18:00 оставалось несколько часов. Надо работать. Не подвести. Не дать ему повода выгнать.

Глава 4

Дым сигар застилал воздух в полумраке приватного клуба «Кулак» . Артем Волков развалился в кресле из черной кожи, пальцы медленно водили по ободу бокала с двадцатилетним виски. Рядом – его ближний круг: тренер Марат бывший боксер с лицом, напоминавшим разбитую тротуарную плитку, менеджер Виктор, холеный, с глазами хорька и пара прилипчивых спонсоров и его лучший друг, что недавно вернулся в страну из Китая, где у него проходил бой - Лев Царев.

– ...так и говорю этому идиоту с камерой: Если твоя вспышка еще раз бьет мне в глаза, я вгоню ее тебе в глотку! – Виктор самодовольно раскатисто смеялся, выпячивая грудь в дорогом пиджаке.
– Слишком мягко, Вик, – проворчал Марат, разминая мощную шею. – Надо было сразу ломать палец. Чтоб запомнил. Артем, ты что молчишь? Как думаешь?

Артем медленно поднял взгляд. Его серые глаза, обычно ледяные, сейчас были мутными, как грязный снег. Он не спал вторые сутки – тренировки, переговоры, нервы перед боем. Адреналин выгорел, оставив только раздражение и глухую, звериную усталость.

– Думаю, что вы оба – болтуны, – хрипло бросил он, отпивая виски. – Скучно.

Тишина повисла неловко. Спонсоры переглянулись. Виктор натянуто улыбнулся.

– Ладно, ладно, не кипятись, Волк. Может, сменим тему? Вот у тебя же новая пассийка, говорят, модель? Карина? Огонь!

Артем резко поставил бокал. Звон стекла о мрамор был резким, как выстрел.

– Пассийка? – он усмехнулся, но в усмешке не было веселья. – Та, что требует кольцо через месяц знакомства? Та, что ревнует к воздуху? Та, что орет, если я не отвечаю на звонок через пять минут? Его голос набирал громкость, грубый, как наждак. – Это не пассийка. Это – гвоздь в гроб.

Звук смеха Царя был неожиданным, как выстрел в тишине после слов Волкова. Он покачал головой, глаза блеснули в полумраке.

– Ох, Артем, ну ты даешь! Гвоздь в гроб... – Царев отхлебнул из своего бокала, улыбка не сходила с его лица. – Знакомо, брат, ох как знакомо. Вот только я, кажись, пересмотрел свои взгляды на этот счет. На женщин, то есть.

Волков нахмурился, устало скользнув взглядом по другу.
– Это еще с чего? В Китай слетал – и просветлел? – Голос его был все таким же хриплым, но появилась тень интереса.

– Просветлел, не просветлел... – Царев развел руками. – Просто понял, что мне, оказывается, эти... как их... тощие струночки с вечным салатом вообще не заходят. – Он презрительно сморщил нос. – Помнишь, у меня была та, Маринка? Все «фигура-то, фигура-се», один листик на тарелке. А обнимешь – кости одни, суповой набор, ей-богу! Где глаза были – ума не приложу. Наверное, ниже пояса смотрели, ага. – Он хмыкнул. – Красота – она же... в другом. В тепле, что ли. В полноте жизни. Чтобы человеком чувствовал себя рядом, а не вешалкой для дизайнерских тряпок.

Виктор, все еще пытавшийся разрядить обстановку после вспышки Волкова, подал голос, подмигнув Царю:
– Ого, Лев! Да ты что, нашел себе, значит, постоянную бабу? Раз так философствуешь? Неужто остепенился, наш блудный сын?

Царев улыбнулся, но на этот раз улыбка была другой – спокойной, даже немного таинственной. Он откинулся в кресле, пальцы переплел на животе.
– Все может быть, Виктор. Все может быть, мой друг. – Он посмотрел куда-то поверх голов присутствующих, будто разглядывая что-то важное в дымной завесе. – И знаешь... остепениться – это, по-моему, не самое плохое, что может случиться. Порой даже необходимо.

Марат, до этого мрачно молчавший, фыркнул, не отрывая взгляда от своего бокала:
– Остепениться? После того скандала, что на тебя вылили перед самым отъездом? Там же грязи столько было – хоть лопатой разгребай. Весь интернет гудел. Ты ж сам говорил, чуть карьеру не похерил.

Царев повернул голову к тренеру его друга. В его глазах не было ни смущения, ни злости. Только странное, глубокое спокойствие.
– Ну... выбрался, – произнес он просто, пожимая плечами. – Выходит, не зря старался. И знаешь что? Сейчас... сейчас у меня все просто прекрасно. Ну, знаешь, как бывает? Тишина. Порядок. Чувствуешь землю под ногами. – Он снова посмотрел на Волкова, и его взгляд стал каким-то... оценивающим. – Конечно, чего уж там. Но доволен. Искренне доволен. Вот так-то.

Слова повисли в воздухе, тяжелые и неожиданные. Виктор открыл рот для очередной шутки, но передумал. Марат перестал мять шею, уставившись на Царя. Спонсоры замерли. А Артем Волков... Артем почувствовал, как что-то внутри него сжалось.

Он снова поднял свой бокал, но виски вдруг показалось ему невыносимо горьким. Он глядел на Льва, на его спокойное, уверенное лицо, на эту новую, непонятную умиротворенность. "Доволен. Искренне доволен".

А он? Артем Волков, "Волк", чемпион, которого все боятся и все хотят? Он развалился в этом кожаном кресле, опустошенный до дна, с "гвоздем в гробу" вместо женщины, с раздражением вместо радости, с бессонницей вместо покоя. Доволен ли он своей жизнью? Этой бешеной гонкой, этими людьми вокруг, этим виски, которое уже не радует? Доволен ли он Кариной? Этой истеричной, требовательной тенью, которая цеплялась за него, как репейник? Доволен ли он... вообще хоть чем-то, кроме гулкого звона канатов на ринге и краткого забытья в нокауте соперника?

Вопросы, поднятые простыми словами друга, обрушились на него с неожиданной силой. Он отставил бокал с резким стуком. Шум в клубе, смешки спонсоров, голос Виктора – все это внезапно ушло куда-то далеко, заглушенное громким, навязчивым вопросом, эхом, отражавшимся в его собственной опустошенной голове: "А доволен ли ты?" Звериная усталость сменилась новой, еще более гнетущей тяжестью – тяжестью неудобной правды, которую заронил в него Лев Царев своим спокойным "доволен".
Он встал. Два метра мышечной массы и ярости заставили остальных инстинктивно откинуться в креслах.

– На сегодня хватит. Я еду.

****

Пентхаус Карины пахло дорогими духами и тревогой. Она встретила его в полупрозрачном шелковом пеньюаре, с нарочито обиженным выражением на идеально сделанном лице.

– Тесенька! Наконец-то! Я звонила сто раз! Где ты был? С кем? Она попыталась обвить его шею руками.

Артем отстранился от нее, как от назойливой мухи. Его взгляд скользнул по ней без интереса. Красиво? Да. Но сейчас эта красота вызывала в нем только тошноту. Пустота. Истерики. Требования.

– Убери руки, Карина. Не в настроении.

– Опять не в настроении?! – голос ее взвизгнул. – Ты вечно не в настроении! Ты вечно занят! Я что, твоя игрушка? Тебе нужна только...

Он не дал ей договорить. Один шаг – и он вплотную перед ней. Его рука сжала ее запястье не больно, но с такой силой, что она ахнула и замолчала. В его глазах горел холодный, нечеловеческий огонь усталости и презрения.

– Ты права, – сказал он тихо, и его тишина была страшнее крика. – Ты – игрушка. Которая надоела. И я больше не хочу в нее играть. Забери завтра свои шмотки из моей квартиры, к вечеру. Ключ оставь у консьержа.

Он бросил ее руку, как тряпку. Она зарыдала, но его это не тронуло. Он прошел мимо, в спальню, собрал пару своих вещей в спортивную сумку. Ее истеричные вопли:

Глава 5

Следующие дни стали для Алины сплошным кошмаром наяву. Комиссар слабел на глазах. Таблетки помогал все меньше, судороги возвращались чаще, он почти не вставал, ел только жидкое пюре с ложечки и с трудом пил. Рана в душе Алины от унизительного разноса Волкова еще не затянулась, а тут – новый удар. Звонила клиника.

– Алина Сергеевна, добрый день. Напоминаем, что для начала предоперационной терапии и поддержания стабильного состояния Комиссара необходимо привезти собаку на неделю за ним наблюдать, сделать необходимые анализы. Для этого важно внести 50 тысяч на счет калинники за содержание и все манипуляции и лекарства. Желательно сегодня-завтра.

Пятьдесят тысяч. Алина опустилась на пол рядом с псом, спрятав лицо в его шерсть. Половина ее первой зарплаты, которую она еще даже не получила! Но отступать было нельзя. Каждый день был на счету.

С трясущимися руками она набрала номер, по которому бы ни за что не позвонила если бы у неё был другой шанс. Мать.

– Алло? – голос на том конце был ровным, чуть отстраненным.
– Мам... Привет, это я. Мне... срочно нужны деньги.
– Опять? – вздох был тяжелым, усталым. – Алина, я же помогала тебе с институтом...
– Мам, пожалуйста! Это для Комиссара! Он очень болен, ему нужна операция, а сейчас – предоплата за лечение. Пятьдесят тысяч. Я отдам! Как только получу зарплату. Обещаю!

Пауза. Густая, неловкая.

– Твой отец и его дворняга... Вечно проблемы, – прозвучало с ледяным недовольством. – Пятьдесят тысяч... Ладно. Переведу. Но это в последний раз, Алина. Ты взрослая, разбирайся со своими проблемами сама. И давай дату, когда вернешь.

– Спасибо, мам! Большое спасибо! – Алина чуть не расплакалась от облегчения, игнорируя колкость. – Я переведу сразу, как получу зарплату. Через три недели.

Деньги пришли через час. Алина, не теряя ни минуты, вызвала такси, бережно укутала Комиссара в одеяло и повезла в клинику. Процедура оформления заняла время – подписание бумаг, осмотр ветеринара, передача лекарств. Она вышла из клиники, когда до начала ее рабочего дня оставалось всего двадцать минут. Пробки...

Она опоздала на двадцать минут.

Сердце бешено колотилось, когда она вбежала в "Волчью Стаю", стараясь не привлекать внимания. Но тщетно. Дверь его кабинета распахнулась, и он заполнил собой весь проем. Лицо было темнее тучи.
– Соколова! – его голос гулко прокатился по коридору, заставив пару администраторов замереть. – Ко мне. Сейчас.
Она вошла, едва переводя дух, чувствуя, как вся кровь отливает от лица.
– Артем Сергеевич, простите, я...
– Опоздание. – Он перебил ее, не дав договорить. Слово прозвучало как приговор. Он медленно обошел стол и встал перед ней, подавляя своим ростом. – Двадцать минут. После вчерашнего... "шедевра". У тебя вообще мозги есть? Или ты решила, что правила писаны не для тебя?
– Нет! Я... у меня экстренная ситуация, – выпалила Алина, голос дрожал. – Моя собака, она очень больна, я везла ее в клинику, там очередь, оформление...
– Собака?! – он фыркнул, и в этом звуке было столько презрения, что Алину будто ударили. – Ты опоздала на работу из-за собаки? Это твои проблемы, Соколова, а не мои! Собирай вещи и – вон!

Паника, ледяная и всепоглощающая, сжала горло. Увольнение. Деньги. Комиссар умрет.

– Нет! Пожалуйста! – Слезы, которых она так боялась, хлынули градом. Она не могла их сдержать. – Простите! Я больше не опоздаю! Никогда! Я буду работать ночами, сделаю все что угодно! Пожалуйста, не увольняйте! Мне... мне очень нужна эта работа! – Она умоляюще сложила руки, готовая упасть на колени.

Артем смотрел на нее – на ее заплаканное лицо, трясущиеся плечи, на униженную позу. В его глазах мелькнуло что-то – не жалость, а скорее раздраженное любопытство. Ее отчаяние было слишком настоящим, слишком животным, чтобы быть игрой.

– Слезы? – произнес он тише, но не мягче. – Я же говорил – слезы равно увольнению.
– Я... я не плачу! – отчаянно соврала она, пытаясь стереть лицо рукавом. – Это... аллергия! Пыль! Пожалуйста!

Он тяжело вздохнул, будто перед ним надоедливая муха. Его взгляд скользнул по ее фигуре – жалкой, сгорбленной, но все еще старающейся держаться.

– Ладно, – бросил он резко. – Последний шанс. Но опоздание – не бесплатно. Штраф.Пятнадцать тысяч. Из зарплаты. Следующий промах – вылетишь без разговоров. И чтобы слез я больше не видел. Ясно?

Пятнадцать тысяч. Еще одна дыра в и без того тощем бюджете. Но это не увольнение.

– Ясно! – выдохнула она, едва сдерживая новые слезы облегчения. – Спасибо! Я сейчас же за работу...

– Вон, – он махнул рукой к двери, уже поворачиваясь к столу. – И принеси нормальный кофе. На этот раз – горячий.

***

На обеденный перерыв Алина вышла с ощущением, что ее переехал каток. Глаза были красными от сдержанных слез, руки слегка дрожали. Настя, встретив ее у кофемашины, сразу нахмурилась.

– Лина? Ты как мертвая. Что случилось? Опять Волк рычал?
Алина кивнула, не в силах говорить. Они взяли кофе и уединились в тихом уголке столовой.

– Он... оштрафовал меня, – прошептала Алина, глядя в темную жидкость в стаканчике. – На пятнадцать тысяч. За опоздание... Я везла Комиссара в клинику. Требовали пятьдесят тысяч предоплаты... Мама дала, но... – Голос сорвался. – Теперь штраф... Операция... Я не знаю, где взять...

Она коротко, сбивчиво рассказала о диагнозе, о неподъемной сумме в четыреста тысяч, о том, что Комиссар – последнее, что связывает ее с отцом.

Настя слушала, глаза округлились.

– Двести тысяч?! Лина, это же... – Она свистнула. – Слушай... Я смогу немного помочь. Не сразу, но тысяч двадцать наскребу. Но это капля в море...

Она замолчала, задумавшись, потом лицо ее озарилось.

– Эврика! Давай сделаем сбор! В интернете! Расскажем историю Комиссара! Ты же пишешь красиво! Фото прикрепим трогательные! Люди любят помогать животным, особенно со сложной судьбой! Я помогу распространить по всем пабликам, группам!

Идея, как луч солнца, пронзила мрак отчаяния Алины.

– Сбор? – она с надеждой посмотрела на подругу. – Думаешь, получится?
– Конечно! – Настя уверенно хлопнула ее по плечу. – Нужно только душевно написать и везде постить. И дать ссылку на кошелек. Давай сегодня вечером у меня засядем? После работы?

Впервые за долгие дни в глазах Алины появился не только страх и боль, но и искорка настоящей надежды. Интернет. Незнакомые люди. Может быть... может быть, чудо возможно?

– Да! – сказала она, и в ее голосе прозвучала капелька решимости, которой так не хватало. – Давай попробуем! Спасибо, Насть!

Она допила кофе, ощущая, как ледяной ком страха в груди хоть немного, но начал таять. Был путь. Была борьба. Ради Комиссара. Ради папы. Она должна была попробовать. Даже если Волков казался непроходимой стеной, а долги росли как снежный ком. Надо было держаться. Ради этого шанса.
Дорогие читатели! Рада что вы читаете мою книгу, это очень греет мою душу) Подайте мне знак, нравится ли вам моя книга) Очень не хватает вашей обратной связи в комментариях)

Глава 6

Вечер у Насти превратился в мозговой штурм. Сидя на полу среди подушек, с ноутбуком на коленях и чашкой остывшего чая, Алина писала. Слезы текли по ее щекам, падая на клавиатуру, но пальцы не останавливались. Она писала о папе – слепом, добром гиганте, нашедшем на помойке крошечного щенка с перебитой лапкой. О том, как Комиссар Рекс стал его глазами, его другом, его ангелом-хранителем. О том, как после смерти отца пес буквально вытащил ее из пучины отчаяния, тыкаясь холодным носом в ладонь, когда она плакала ночами. И о страшном диагнозе – опухоли мозга, о мучительных судорогах, о единственном шансе на спасение через сложнейшую и дорогущую операцию. Она писала о своей беспомощности, о стипендии, которой не хватает даже на лекарства, о работе, которую она готова горбатиться день и ночь, но 200 000 рублей – это пропасть.

Настя сидела рядом, отбирала самые трогательные фото: Комиссар молодой, гордый, рядом с улыбающимся отцом; Комиссар седой, с мудрыми глазами, лежащий у ног Алины за учебниками; последнее фото – слабый, с мутным взглядом, но все еще пытающийся вилять хвостом при ее голосе.

– Готово, – прошептала Алина, вытирая лицо. Текст получился сырым, сбивчивым, но искренним до боли.
– Идеально, – Настя обняла ее за плечи. – Теперь – площадки. Я знаю самые отзывчивые группы по помощи животным, паблики про боксеров, доски объявлений. Давай заливать!

Они создали страницу на краудфандинговой платформе с душераздирающим заголовком: "Спасите Комиссара Рекса: Последнюю Связь с Папой!" Прикрепили текст, фото, выписку из клиники с устрашающей суммой. Настя моментально запустила волну по своим каналам и группам.

Первый час – тишина. Алина безумно обновляла страницу, сердце замирало. Потом – первое уведомление.

+ 500 рублей. Аноним. Комментарий: Держитесь!

Потом еще:

+ 1000 рублей. От Марины. У самой был боксер. Прекрасные псы. Сил вам!

+ 300 рублей. От Сергея. Мальчику повезло с хозяйкой. Хоть немного, но помог.

Слезы снова навернулись на глаза, но теперь – от щемящей благодарности. К полуночи на счету было уже 15 700 рублей. Невероятно! Настя ликовала:

– Видишь! Люди не железные! Пойдет, Лина, обязательно пойдет!

Алина легла спать с легким сердцем впервые за недели. Надежда, хрупкая, как паутинка, но реальная, согревала изнутри.
***
Утро началось с кошмара. С больницы пришло уведомление «Комиссар не проснулся на утреннее кормление.» Она так разнервничалась, что пропустила свою остановку и уехала дальше, потом бежала до работы.

Она опоздала на работу. Снова. Всего на двадцать минут, но Волков был в кабинете. И, судя по грозовому лицу, в еще более скверном настроении, чем обычно. Возможно, из-за вчерашней статьи в таблоиде, где его обвиняли в грубости с фанатами.

– Соколова! – его голос пробил тишину офиса, как нож. – Кажется, вчерашний штраф тебя ничему не научил? Или ты решила, что правила для тебя не писаны?

Алина стояла, опустив голову, сжимая края кардигана. Объяснять про Комиссара? После его реакции на "собаку"? Бесполезно. Унизительно. Опасно.

– Простите, Артем Сергеевич. Больше не повторится, – прошептала она, глотая ком в горле.
– "Не повторится"? – он встал, медленно подойдя к ней. Его тень накрыла ее целиком. – Ты врешь. В твоих глазах – та же глупая надежда, что и вчера. На что ты надеешься, Соколова? На мою доброту? Ее нет. На твою незаменимость? Ты – никто. Песок под ногами.

Его слова били больнее пощечины. Она сжала зубы, чувствуя, как дрожь бежит по спине. Не плакать. Нельзя плакать.

– Я принесла отчеты, – выдохнула она, протягивая папку. – И черновик пресс-релиза по новому спонсору...
Он выхватил папку, листая страницы с преувеличенной медлительностью. Потом швырнул ее на стол.

– Дерьмо. Переписать. К обеду. И принеси кофе. Последнее предупреждение.

Она кивнула, едва сдерживая слезы, и вышла, чувствуя его презрительный взгляд у себя в спине.

Глава 7

Страница сбора светилась на экране ноутбука, как маяк во тьме – 89 200 рублей! – когда дверь распахнулась. Алина вздрогнула, инстинктивно захлопнув крышку, но было поздно. Артем Волков стоял на пороге, его высокий силуэт заполнил дверной проем. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул с ее побледневшего лица на ноутбук, затем – на сияющую Настю.

– Что это? – Голос был тихим, но в нем звенела сталь. Не вопрос, а требование.
Настя замерла. Алина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Страх за работу, за сбор, за Комиссара сдавил горло ледяным обручем.
– Я... это... – начала она, голос предательски дрогнул.
– Страница сбора денег, Артем Сергеевич, – смело вступила Настя, вставая. – Для собаки Алины. Он очень болен, нужна операция...
– В рабочее время? На рабочем месте? – Он перебил, шагнув в кабинет. Его взгляд пригвоздил Алину. – Твоя личная трагедия меня не интересует, Соколова. Ты здесь, чтобы работать. А не клянчить милостыню в интернете.

-Настя, ты где должна быть? На ресепшене! Бегом!

Девушка молча встала и бросила извиняющийся взгляд на Алину пошла к своему рабочему месту.

Он подошел вплотную. Запах дорогого парфюма, кожи и чего-то опасного, звериного, ударил в ноздри. Алина отпрянула к стене.

– Я... я смотрела в обед... – прошептала она, опуская глаза. Унижение жгло щеки.
– Обед закончился час назад, – отрезал он. Его палец грубо приподнял ее подбородок, заставив встретиться с его ледяными глазами. В них мелькнуло что-то... странное. Не только гнев. Любопытство? Прожилка чего-то темного, хищного.

– Но я видел твою страничку. И фотографии. Особенно ту... где ты в майке и шортиках, с этой развалюхой. – Его губы искривились в подобии улыбки, лишенной тепла. – Мило. Наивно.

Алина почувствовала, как кровь стынет в жилах. Он видел. Видел ее дома, уязвимую, без защитного слоя деловой одежды. Видел Комиссара. Читал ее боль.

– Перечитал историю, – продолжил он, его палец медленно провел по линии ее челюсти. Шершавая подушечка оставила огненный след. – Очень трогательно. "Последняя связь с папой". Пафосно. Но... нужны деньги. Очень нужны. Да?

Он наклонился ниже, его дыхание обожгло ухо.

– Я могу дать тебе эти деньги, мышка. Даже больше. Сразу. Сегодня.

Сердце Алины бешено заколотилось. Надежда? Ловушка?

– Что... что мне нужно сделать? – выдохнула она, боясь услышать ответ.

Его губы почти коснулись ее мочки уха, голос упал до низкого, интимного шепота, грубого и не оставляющего места недопониманию:

– Ты ляжешь в мою постель. Когда я скажу. Сколько раз я скажу. Без возражений. Без нытья. Без этих... – он презрительно ткнул пальцем в сторону ее влажных от навернувшихся слез глаз, – ...жалких слез. Пока не надоешь. Твоя работа здесь остается. Плюс сто тысяч сверху каждый месяц к зарплате. Как бонус за... старание.

Мир перевернулся. Алина отшатнулась, как от удара током. Отвращение, жгучее и тошнотворное, подкатило к горлу.

– Нет! – вырвалось у нее, голос хриплый от ужаса. – Я не... Я не могу! Это...
– "Нет" не принимается, Соколова, – перебил он резко, его лицо вновь стало каменным, а глаза – ледяными щелями. – Твой выбор прост. Или ты идешь домой, к своей умирающей собаке, и мы больше не знакомы. Или ты соглашаешься. Сейчас. Сию секунду. Я не люблю ждать.

Он выпрямился, смотря на нее сверху вниз, как на товар на прилавке.

– Решай.

Алина стояла, сжав кулаки, ногти впиваясь в ладони. Перед глазами плыли образы: отец, гладящий щенка Комиссара... Артем с его циничной усмешкой... 89 200 рублей на экране... Которые сейчас не вывести- нужно предоставить документы и их еще рассматривают неделю…И жалкая сумма в ее кошельке. Но сильнее всего был страх – страх завтрашнего утра, когда Комиссар может не проснуться.

– Я... мне нужно подумать, – прошептала она, чувствуя, как подкашиваются ноги.
– У тебя есть до конца дня, – бросил он через плечо, уже выходя.
***

Рабочий день прошел в тумане. Алина механически выполняла поручения, ее мысли были далеко. Вечером, придя в клинику, медсестра провела её к клетке, ее встретил не слабый виляющий хвостом, а тихий стон. Комиссар лежал в луже темной, почти черной рвоты. В ней были прожилки алой крови. Его глаза были закрыты, дыхание – хриплое, прерывистое.

Паника, дикая и всепоглощающая, сжала сердце. Кровь. Знак того, что опухоль прогрессирует, что время кончается.

– Нет! Мальчик, нет! – Алина бросилась к нему, ощущая холод его кожи. Она крикнула медсестре, которая очень быстро вернулась и хмуро на неё посмотрела.

–У него рвота с кровью! Вы что, не видите!?

От этих слов женщина побелела и побежала в коридор. Вернулась с мужчиной средних лет с толстой оправой роговых очков. Ночной ветеринар осмотрел пса, его лицо было мрачным.

– Кровотечение в ЖКТ. Очень плохой признак. Скорее всего, давление опухоли. Нужны срочные меры. Капельницы, возможно, переливание. Это – еще тридцать тысяч. Сразу. Или по договору с клиникой с отсрочкой в 2-3 дня. Иначе он не доживет до утра.

Деньги, присланные матерью, уже ушли на предоплату. На счету сбора – чуть больше 90 тысяч, но они были привязаны к платформе, вывод – через 3-5 дней. У Алины в кошельке – жалкие две тысячи. Она посмотрела на ветеринара, на Комиссара, лежащего без движения на столе, на капельницу, которую медсестра уже готовила. Без вариантов.

– Оплачу, смогу только завтра, сейчас с собой нет…– прошептала она. Договор заключили быстро. Она подписала бумаги и взяли копию паспорта. Комиссара подключили к капельнице. Его дыхание чуть выровнялось.

Домой она вернулась глубокой ночью, одна, в пустую, холодную квартиру. Заварила кофе, но не стала пить. Села за кухонный стол, где висели фотографии: она, маленькая, сидит на плечах у смеющегося отца; отец, уже слепой, гладит огромную голову Комиссара; она и Комиссар-щенок в парке, оба сияющие от счастья. Последняя связь. Последняя ниточка.

Отвращение к Артему, к его предложению, к самой мысли о нем, подкатывало волной. Его грубые руки, его холодные глаза, его презрение... Но перед ней стоял образ Комиссара, истекающего кровью на столе ветеринара. Образ счета в 200 тысяч, к которому постепенно прирастали дополнительные суммы.
Не было выбора. Не было чести, гордости, достоинства. Была только голая, животная необходимость выжить. Выжить самой и спасти того, кто был для нее всем.

С трясущимися руками она достала телефон. Набрала короткое сообщение. Каждое слово резало, как нож:

«Я согласна. Алина.»

Она нажала "отправить" и бросила телефон на стол, как раскаленный уголь. Кофе в чашке остыл, как и все внутри нее. Она уткнулась лицом в ладони, но слез уже не было. Только пустота и ледяная решимость. Ради Комиссара. Ради папы. Она заплатит любую цену.

***

В своем просторном, холодном пентхаусе Артем Волков стоял у панорамного окна, смотря на ночной город. В руке он держал бокал с виски. На столе рядом лежал телефон. Он загорелся короткой вспышкой, вибрируя.

Он взял его, прочитал два слова на экране. Губы медленно растянулись в предвкушающей, жестокой улыбке, обнажив белые зубы. Оскал волка, почуявшего добычу.

"Я согласна. Алина."

Он поднял бокал в тосте самому себе. Игривость, которую он заметил в ее домашней фотографии, эта наивная преданность жалкой собаке – все это делало ее интересной игрушкой. Игрушкой, которая теперь принадлежала ему.

Он отпил виски, ощущая жгучую струю по горлу. Игра только начиналась. И он знал, что выиграет. Как всегда. Ведь он предложил цену, от которой нельзя было отказаться. Цену последней надежды.