Жестокий Ректор для Белой Эльфийки

Глава 1. Начало катастрофы

Аэлитэль

— Леди Аэлитэль! Опять! — кричал адепт Яков, сбив дыхание, и почти завыл: — Магия исцеления не работает!

— Сериент валарис! — слова сорвались с моих губ прежде, чем разум успел вмешаться. Я уже знала — тщетно. Заклинание вспыхнуло светом, но тот тут же рухнул в пустоту, как в яму без дна, будто кто-то вырвал из него саму душу.

Я склонилась над адептом, лежащим на койке. Кожа — белее льда, дыхание — еле уловимое. Чёрные полосы там, где должны пульсировать вены, прорезали руки и шею, как смертельные корни. Даже диагностические чары, привычные и точные, не находили точки опоры, соскальзывая с тела, словно оно уже наполовину не принадлежало живым. Всё, что касалось жизненной силы, вязло в мерзкой, холодной, мёртвой тьме.

Мои попытки вылечить адепта были провальны. Но эти следы… они тянулись глубже, чем любая болезнь или яд. Они леденили саму душу. И тогда как удар кинжала под рёбра, пришло осознание — это некромагия. Чистая. Живая. Без стыда и границ.

Я, Аэлитэль Травиэль — куратор факультета белой магии. Моя обязанность — защищать и исцелять. Но сейчас я была лишь зрителем, беспомощным и униженным. Каждая попытка помощи высасывала из меня силы, а адепты… продолжали умирать.

Оставался один путь. Омерзительный, унизительный, но единственный. Я знала, чем это обернётся: насмешки, ухмылки, долгие годы ядовитых напоминаний. И всё же выбора не было.

Мне придётся пойти к тому, к кому я поклялась никогда не обращаться.

К Вейну.

Эта чертовщина началась всего пару дней назад. Из ниоткуда. Меня тогда срочно вызвали в соседнюю аудиторию — одному из адептов внезапно стало плохо. Я помню, как вбежала туда, а он уже сидел на полу, обхватив живот, бледный как мел. Я пыталась наложить чары, но прямо на моих глазах он начал чахнуть, словно кто-то вытягивал из него жизнь.

А потом… его вырвало. Чёрной, вязкой жижей, от которой по коже побежали мурашки. Запах был… не из этого мира. Мы быстро перевели его в лазарет, надеясь, что он просто чем-то отравился. Или… что, может быть, этот глупец добрался до свитков с тёмной магией.

Парадокс — тёмные маги ломятся к нам за защитой, а мои белые адепты, в которых я вкладываю годы учёбы, играют в тьму, как в детскую забаву. Глупцы.

— Зовите менталистов! И медсестер! — бросила я, уже выходя из комнаты. Нужно было немедленно найти ректора. Этого надменного, вечно недовольного некромага, который сжёг бы мой факультет дотла, если бы не благородное спонсорство патронов. Одним из них, к слову, был мой отец.

Я почти бежала по коридору, юбка цеплялась за ботфорты, подол мешал делать шаги. Воздух в академии был сухим и тяжёлым, и каждый удар каблуков отдавался в висках. Кабинет Вейна оказался заперт в “Игле Вечности”.

— Чёрт! — выдохнула я, резко разворачиваясь.

Главный зал. Огромные двери, свет факелов, гул голосов… но его там тоже не было. Несколько студентов обернулись на мой стремительный вход, но я не удостоила их взглядом. В груди стучало так, что казалось — сердце вырвется, пока я его ищу.

Я остановилась лишь на секунду, чтобы сделать глубокий вдох. Нужно было сбросить дрожь, хотя пальцы уже сжимали подол мантии так, что костяшки побелели.

Келья. Если он не в кабинете и не в зале — значит, там. Я сорвалась с места, мчась по узкому коридору, в котором стены давили, будто стремились сузить проход. Ладони стали влажными, а в голове звенела только одна мысль: правильно ли делаю?

И ещё — признание, которое резало изнутри: я иду к нему сама. К тому, кто с удовольствием вцепится в мою слабость, как в трофей.

Я постучала в тяжёлую деревянную дверь, но в ответ — тишина. Стиснув зубы, ударила сильнее.

Дверь резко распахнулась. И в этот момент сердце пропустило удар.

Дорогие читатели, добро пожаловать в Магическую Академию Пяти Врат! Тут будет весело, горячо и неимоверно интересно! Я очень надеюсь на вашу поддержку!

Ставьте звездочки, добавляйте в библиотеки и комментируйте! Для вас мелочь, а для автора радость на весь день )))

1.1

Вейн стоял передо мной в одних тёмных, небрежно застёгнутых кожаных штанах. Его тело… Я знала, что он много пережил, но не так. Шрамы пересекали грудь, плечи, живот — старые, бледные, и свежие, розовые, как напоминания о войне, которую он ведёт всегда и везде. Но мой взгляд застыл на одном. В области сердца. Я уже видела этот шрам. Помнила почему Малкорн сам взял в руки клинок и… На коже играли тени от факела, и я поймала себя на том, что не могу отвести взгляд.

— Леди Аэлитэль, — произнёс он с ленивой, почти ядовитой усмешкой, оценивая мой внешний вид так, словно я была нелепой фигуркой в витрине. — Что-то случилось? Или вы просто соскучились по моему обществу?

— Не начинай, Вейн… — я попыталась сохранить ровный голос, хотя понимала что дрожу.

— О, — он чуть склонил голову, холодный взгляд пронзил до костей, — значит, всё-таки беда. Раз уж вы пришли ко мне добровольно.

В его словах было всё: насмешка, вызов, напоминание о том, как он умеет переворачивать любую ситуацию себе на пользу. И я ненавидела его за это… почти так же сильно, как ненавидела себя за то, что пришла.

— Мои адепты… — выдавила я, пытаясь отдышаться.

— Эти неудачники? — в его голосе сквозило притворное удивление и откровенное презрение.

— Перестань! — я не выдержала, сорвалась на крик. Голос дрогнул, и от этого злость только усилилась.

Я хотела что-то еще сказать, но сердце вдруг ударило слишком сильно, носок сапог запнулся об порожек, и ноги подкосились. Мир качнулся, и я рухнула прямо перед ним на колени, вцепившись в косяк двери, чтобы не упасть лицом в пол.

Вейн даже не пошевелился, чтобы меня поддержать. Только скрестил руки на груди, опершись плечом о дверной косяк, и смотрел сверху вниз так, словно я была забавным зрелищем, а не эльфийкой, которой срочно нужна помощь. Его губы едва заметно тронула ухмылка — медленная, лениво-ядовитая.

— Ты ужасен, — выдохнула я, глядя прямо в его холодные глаза.

— Всё как ты любишь, Итэль, — в уголках его губ скользнула насмешливая тень.

— Не смей меня так называть! Или…

Я сама не поняла, как резко вскочила на ноги, но он был быстрее. Вейн рывком перехватил мою руку, даже не пытаясь быть осторожным, и дернул к себе. Кончик моего носа почти упёрся в его подбородок, и я почувствовала его дыхание — тёплое, слишком близкое. Его взгляд прожигал, раздевал до самой души, обнажая слабости, о которых я старалась забыть.

— Или что, Итэль? — он специально выделил каждую букву, капая ядом в моё имя. — Опять папочку позовёшь?

Эти слова ударили сильнее, чем любое заклятие. Лучше бы он швырнул меня в стену или проклял на месте — всё, что угодно, лишь бы не слышать это. Лишь бы не ощущать этот запах его кожи, смесь металла и тьмы. Лишь бы не чувствовать жар его тела, который почти касался моего.

Нет, Итэль… не смей…

— Мои адепты… заразились чем-то, — сказала я тихо, заставляя себя не смотреть на его губы. — Это… это твоя магия.

— Моя? — его брови чуть приподнялись, а уголок губ изогнулся.

— Некромагия, — я выдохнула уверенно, хотя внутри всё дрожало. — Я уверена.

1.2

— Некромагия, — я выдохнула уверенно, хотя внутри всё дрожало. — Я уверена.

— То есть ты хочешь сказать, что это я отравляю твоих адептов? — в его голосе скользнула лениво-опасная насмешка.

— Нет! — я резко качнула головой. — Я этого не говорила, не перекручивай! Просто… эта магия…

Я запнулась, чувствуя, как его взгляд буквально вдавливает меня в пол.

— Я не могу её очистить, — выдавила наконец. — Она как сорняк. Пускает корни, цепляется, и чем больше пытаешься вырвать — тем глубже врастает.

— Люблю твои метафоры, Итэль, — тихо усмехнулся он, и я поняла, что это не комплимент. — Но ты пришла ко мне не за тем, чтобы жаловаться на садоводство.

— Мне нужна твоя помощь… — слова застряли в горле, но я всё-таки произнесла их, глядя ему прямо в глаза.

— Что? — он моргнул медленно, почти лениво, но в голосе зазвенело удовольствие. — Что-что? Повтори, — он наклонился чуть ближе, и я почувствовала, как его дыхание скользнуло по моей щеке. — А то, может, у меня помутнение разума.

Пауза повисла между нами, как тонкая натянутая нить.

— Ты… что, просишь меня о помощи? — он произнёс это так, будто смаковал каждое слово, как изысканное блюдо, которое ждал годами.

Я сжала зубы, чтобы не сорваться. Да, он наслаждался каждой секундой моего унижения. И хуже всего — я знала, что он ещё не начал по-настоящему.

— Да! — сорвалось с моих губ громче, чем я планировала. — Да, Ректор Малкорн Вейн! Я, куратор Белого факультета магии, прошу у тебя помощи! Что тут такого?! — меня трясло от злости, каждое слово вырывалось, как удар.

— Ничего, — протянул он, и в этой ленивой интонации слышалось откровенное наслаждение. — Просто приятно видеть тебя такой…

— Какой? — я шагнула ближе, глядя на него снизу вверх, готовая вцепиться в его горло, если он ещё раз усмехнётся.

— Уязвимой, — произнёс он тихо, почти ласково, но от этого слово прозвучало как острие ножа, вонзившееся в сердце.

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Потому что он был прав. И потому что ненавидела себя за то, что он это видел.

— Да! — я почти выплюнула это, стиснув кулаки. — Да, я сейчас уязвима. Но и ты тоже, Вейн, — прошипела я, ловя его взгляд. — Если главы земель узнают про это, если Совет узнает, будет скандал! Не только я могу лишиться статуса — ты тоже.

Он чуть приподнял бровь, и я уловила, как на миг его ухмылка дрогнула.

— Ты ведь ректор, — я произнесла это медленно, смакуя каждое слово, так же, как он любил смаковать мои. — А значит, падать тебе есть с чего.

1.3

— Не слишком вы ведёте себя как Белая, леди Аэлитэль, — Вейн скрестил руки на груди, и движение подчеркнуло рельеф его мышц. Они напряглись под кожей, играя в отблесках факела, и я ненавидела себя за то, что на секунду потеряла нить разговора.

Он уловил это. Конечно, уловил. Его взгляд стал чуть теплее, но не от доброты — это было тепло хищника, который почуял слабину в добыче.

— Осторожнее, — его голос стал ниже, мягче, но от этого только опаснее. — Иначе кто-нибудь подумает, что за этой вашей святой мантией прячется совсем не святая женщина.

— Это не должно вас беспокоить, Ректор Вейн, — я отчеканила, стараясь держать спину прямо.

— Меня не беспокоит, — он чуть пожал плечами, — всё, что я хотел, я уже видел. Ничего выдающегося.

Нужно было уйти. Просто развернуться и уйти. Не поддаваться эмоциям. Но он всегда делал меня уязвимой. Всегда. Что тогда, в годы учёбы, когда я была адепткой Итэль, а он — адептом Малкорном. Что сейчас, когда я куратор, а он ректор. В его глазах я всё ещё была слабой. Из-за него.

Моя рука взметнулась быстрее ветра. Звук пощёчины разнёсся по всей келье. На его щеке выступила капля крови — я не только ударила, но и оцарапала его.

Вейн не закричал. Не повысил голос. Он просто коснулся пальцами того места, где секунду назад горела моя ладонь, и большим пальцем собрал каплю крови.

О, боги… святая Эльфа… Глядя мне прямо в глаза, он медленно облизал палец. Это было так развратно, так намеренно непристойно, что ноги у меня снова начали подкашиваться.

— Ступайте к своим адептам, леди Аэлитэль, — его голос был тихим, но в этой тишине слышалось всё: предупреждение, угроза… и капля вожделения, от которой по спине пробежал холодок. — Они ведь… нуждаются в вас.

Это был прозрачный намёк: убирайся. Прямо сейчас. Пока он держит себя в руках. Но я чувствовала — Вейн зол. Очень зол.

— Утром посещу ваш факультет, — он сказал это медленно, с лёгким нажимом на каждое слово. — Посмотрим… что же у вас там творится.

1.4

Я вылетела из его кельи, как выпущенная из арбалета стрела. Шла с идеально прямой спиной, словно кто-то привязал к ней стальную линейку, — только так я могла не выдать дрожь в коленях. Вейн мог сделать со мной всё, что захочет. Он был ректором. Некромагом. Подонком, привыкшим держать мир в ладони.

Дыхание сбилось, едва я добралась до Белого факультета. Я шагнула в свою келью, захлопнула дверь и сползла на пол, как марионетка, у которой перерезали нити. Позорно. Без сил. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди и сбежать подальше — туда, где нет его голоса, его взгляда… и меня, такой слабой.

Дрожь в пальцах не прекращалась. Сердце бешено колотилось о грудную клетку, будто пыталось пробить себе выход. И тут меня пронзило — резкая, жгучая боль, такая, что я едва не вскрикнула. Она прошла по телу, как удар молнии, и я машинально прижала ладонь к груди.

Я начала срывать с себя одежду — пальцы путались в застёжках, ткань цеплялась за кожу, и каждый лишний вдох отдавался в ребрах болезненной отдачей. Мантия упала на пол, за ней рубашка, корсет… Оставшись в одном белье, я едва удержалась на ногах, но подошла к зеркалу.

Отражение встретило меня бледным лицом и расширенными зрачками. Но взгляд упал ниже — и я замерла. Прямо под ключицей, расходясь в стороны, как паучья паутина, темнела тонкая чёрная вена. Она пульсировала в такт сердцу, будто живая, будто сорняк, который не приглашали на клумбу.

— Сериент валарис! — слова сорвались с моих губ автоматически. Магия послушно поднялась изнутри, согревая пальцы, но, коснувшись чёрной паутины на моей груди, она рассыпалась в ничто.

— Люмен альтиор! — я почти выкрикнула, но и это не дало результата. Вена продолжала медленно пульсировать, словно издеваясь.

Зажмурившись, я в отчаянии перебирая в памяти всё, чему меня учили, пока наконец не вспомнила — заклинание, которое никогда не использовала. Слишком древнее, слишком опасное, слишком… забытое.

— Сар’иен морталис люмен экс! — древние слова хрипло вырвались из горла, отозвавшись эхом в самой груди. Воздух вокруг задрожал, вены на руках выступили, как будто сама я стала проводником силы, которую не должна была держать.

Чёрная паутина под кожей дернулась, как живая, и… замерла. Не исчезла — просто застыла, словно выжидая.

Я тяжело выдохнула, ощущая, как грудь будто сжимают ледяные пальцы. Это была лишь отсрочка… короткая передышка перед тем, что неизбежно придёт.

1.5

Когда эта дрянь успела пробраться в меня? Неужели — пока я была у Вейна? Но… даже от самой мысли, что он мог быть причиной болезни моих адептов, внутри всё перекрутило. Он не мог! Хотя… в голове уже булькало ядовитое: “не мог?”

Он никогда не любил Белый факультет. Всегда считал нас, белых магов, слабаками, недостойными настоящей власти. Презирал тех, кто работал со светом, и меня — особенно. Прошло больше десяти лет, а его взгляд так и не потеплел. Всё тот же холод. Всё та же готовность уничтожить.

И я была уверена — если бы представился шанс, он бы с удовольствием увидел, как я падаю… без сил… без света… в темноту.

В прошлый раз меня спас отец… но я уже не адепт, не та наивная, слабая эльфийка, которой он привык меня видеть. Теперь я куратор, и за моей спиной факультет, жизни, ответственность… и слишком много врагов.

У изножья кровати вдруг замерцал кристалл связи. Отец. Лёгок на помине…

Я быстро накинула тунику, зашнуровав её на все петли, как броню перед боем. Подошла, взяла кристалл в ладони и закрыла глаза.

— Итэль, — в голосе отца звучал привычный ледяной баритон, — завтра приедет мой давний знакомый. Я хочу, чтобы ты с ним встретилась. Его интересуют некие свитки про древние травы. Они есть в вашей библиотеке.

Холод прошёлся по моей спине. Знакомый. Я знала этот эвфемизм. Очередной жених. Очередная попытка “устроить мою жизнь”, как он это называл.

— Добрый вечер и тебе. Отец, завтра… завтра я занята, — я попыталась ввести в голос твердость, но в ответ получила лишь снисходительное молчание.

— Ты найдёшь время, — сказал он так, как будто уже всё решил за меня. — Встреча состоится. Это не обсуждается, Итэль.

— Я… — начала было возражать, но он уже разорвал связь, даже не дав закончить фразу. Типичный граф Травиэль.

Кристалл погас, оставив в ладонях ледяной холод и глухую, тягучую злость. Завтра мне придётся разрываться между факультетом, заражёнными адептами… и очередной бессмысленной игрой в чужие планы на мою жизнь.

Вроде ничего не забыла… ах да. И Вейном.

В груди, там, где уже расползалась чёрная паутина, неприятно кольнуло, словно сама тьма внутри меня откликнулась на его имя. Пугала меня не странная болезнь — нет, куда сильнее страшило то, что придётся работать с Вейном. Единственным человеком во всей Академии, от которого я держалась подальше. Все эти годы.

И завтра эта дистанция исчезнет.

Любимые наши, очень ждем ваших комментариев! Ваша поддержка для нас значит очень многое! Спасибо вам что читаете! Спасибо, что комментируете!

Визуал. Аэлитэль

Прекрасная Леди Аэлитэль

Глава 2. Женихи, предатели еще и менталисты

Аэлитэль

Утро встретило меня серым светом и запахом беды. Той самой – едким, как гниль, запахом чёрной жижи. Я стояла посреди лазарета, опираясь о койку, и пыталась не слышать.

Не слышать хрипы, стоны, этот мерзкий булькающий звук в вёдрах. Не видеть, как лица моих адептов, вчера ещё живые и яркие, сегодня стали землистыми, изрезанными чёрными жилами. Они пульсировали под кожей, как злые черви.

– Декан Аэлитэль! – Голос старшей медсестры срывался. – Келлин… он не дышит!

Ком в горле. Ещё один. Я кивнула, но сжав зубы, пошла помогать. Я смогу удержать хоть немного его жизнь. И жизнь других. Бессилие грызло меня изнутри острее любой чёрной вены.

И под ключицей – та же мерзкая пульсация, скрытая высоким воротником. Сар’иен морталис люмен экс…

Заклятие держало, но не побеждало. Напряжение росло.

И тут пришёл он.

Вейн. Вошёл, как всегда, внезапно и властно. Чёрный плащ, меховая оторочка. Остановился на пороге. Его взгляд – холодный, сканирующий – медленно прошелся по аду моего факультета. По койкам. По лужам чёрной гадости. По потерянным глазам медсестёр.

Ни ухмылки. Ни колкости. Только сосредоточенность. Опасная. Я видела, как его глаза сузились. Будто он читал невидимые письмена боли в воздухе. Видел. Видел суть.

И именно этот его взгляд показывал, что он Архинекромант не на пустом месте.

“Держись подальше”, – кричал инстинкт.

Я отступила за спину адепта старшего курса, поправлявшего повязку. Пусть видит хаос. Лишь бы не меня. Не заметил ту паутину под тканью. Под его взглядом любая броня казалась бумажной.

Вейн пошёл. Не спеша. Мимо коек. Лишь слегка поворачивал голову, будто ставил метки. Пальцы чуть шевелились – не колдовал, а… считывал.

Как будто трогал незримые нити заразы, тянущиеся от одного к другому. Все замерли. Медсёстры опустили глаза. В зале повисла гнетущая тишина. Только хрипы да бульканье.

Он рядом. Слишком. Его аура – озон, кровь и холодная глубина – давила на виски. Я затаила дыхание, уставившись в трещину на колонне.

Не смотри. Проходи. О боги, проходи мимо.

Шаги смолкли. Прямо передо мной. Спину пронзил ледяной пот. Воздух перехватило.

– Декан Аэлитэль, – голос, низкий, ровный. Без насмешки. От этого – страшнее. – Отчёт.

Я подняла голову. Встретила взгляд. В этих тёмных глазах не было злорадства. Было что-то острое. Пронзающее. Будто он видел не только больных, но и чёрную паутину на мне, и дрожь в руках, и ужас внутри.

– Вы видите сами, ректор Вейн, – голос мой звучал чужим, натянутым. – Симптомы у всех одинаковы. Белая магия бессильна. Ментальные барьеры не держат. Это…

– Это не некромагия, что-то похожее, – закончил он за меня. Спокойно. Факт. – Живое проклятие. Направленное. Не случай. – Взгляд скользнул по залу, высчитывая. – Первый больной?

– Элиас. Три дня назад. Аудитория 4-Б.

Короткий кивок. Будто подтверждал догадку. Потом взгляд снова – на меня. Пристально. Слишком. Моя стена деканского достоинства трещала по швам.

– И вы, – тихо, задумчиво. Шагнул ближе. Опасно близко. – Держитесь… крепко. Для того, кто провёл ночь в этом аду. Или причина бледности – другая, леди Аэлитэль?

Сердце грохнуло о рёбра, отдаваясь в чёрной паутине.

Знает! Видит! Паника схватила за горло. Рот открылся – солгать, огрызнуться – но слова застряли комом. В его глазах мелькнуло что-то – не триумф, нет. Скорее… понимание. Холодное, безжалостное понимание хищника, нашедшего раненую добычу. И что-то еще… что-то, отчего по спине пробежал ледяной ожог.

2.1

Прежде чем я успела что-либо вымолвить, его рука молниеносно сжала мое запястье. Не грубо, но с такой неумолимой силой, что любое сопротивление было бы бесполезно и унизительно. Его пальцы, горячие сквозь ткань рукава, обожгли кожу. Не магия – просто его прикосновение.

— Что вы… — начала я, пытаясь вырваться инстинктивно, но он уже повернулся и потащил меня за собой. Не к выходу. Вглубь факультета. Прочь от глаз.

— Вейн! Отпусти! Куда?! — зашипела я, спотыкаясь о подол проклятой юбки, чувствуя, как на нас устремляются десятки глаз – испуганных, недоумевающих. Адепты, медсестры… все видели, как ректор, некромаг, почти волочит их декана по безупречным некогда плитам пола.

— Молчи, — его приказ прозвучал тихо, но с такой ледяной властью, что челюсти сами собой стиснулись. Он не смотрел на меня. Его взгляд был устремлен вперед, на тяжелые дубовые двери в конце длинного коридора. Двери в старую библиотеку факультета – тихое, пыльное царство забытых фолиантов и запретных знаний.

Он толкнул дверь плечом. Старые петли взвыли жалобно. Запах пыли, пергамента и вековой сырости ударил в лицо. Полумрак. Бесконечные ряды стеллажей, уходящие вглубь, как каменные своды склепа. Он втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь за спиной с глухим стуком. Звук щелкнувшего засова прозвучал громко, как приговор.

Вейн развернулся ко мне. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь высокие витражные окна, его лицо казалось высеченным из мрамора – жестким, неумолимым. Он все еще держал мое запястье. Его пальцы, словно раскаленные тиски, будто прожигали ткань, достигая самой кости.

— Теперь, Итэль, — его голос был низким, опасным шепотом, заполнившим звенящую тишину библиотеки. Он наклонился чуть ближе, и его дыхание, теплое и чуждое, коснулось моего лба. — Покажи мне. Где оно? «Летописи Проклятых Практик». Отдел Запретных Знаний. Секция «Некротическая Коррозия». Сейчас.

2.2

Он отпустил мою руку. Я почувствовала, как по коже, где сжимали его пальцы, бегут мурашки – смесь боли, унижения и чего-то еще… непонятного. Я не стала противиться. Не было сил. Да и смысла? Я кивнула, коротко, и повела его вглубь лабиринта стеллажей. Мои шаги глухо отдавались в тишине. Каждый звук – шорох платья, скрип половицы – казался оглушительным. Я чувствовала его взгляд у себя в затылке. Жгучий. Пронизывающий.

Вот он. Запыленный дубовый шкаф с магическими замками, потемневшими от времени. Я пробормотала разблокирующее заклинание – древнее слово, которому меня научил прежний декан. Замки щелкнули. Я потянула тяжелую створку.

Фолиант лежал на месте. Толстый, в кожаном переплете, с вытисненными серебром знаками, которые мерцали тускло даже в полумраке. «Летописи Проклятых Практик». Я потянулась, чтобы достать его, но Вейн был быстрее. Его рука легла на переплет.

Он открыл книгу. Листы зашелестели под его пальцами. Он листал быстро, уверенно, его взгляд скользил по древним текстам, выцветшим чернилам. Я видела его сосредоточенность, ту самую, что заставляла забыть о циничной маске. Он искал.

Внезапно его движения остановились. Пальцы замерли на странице. Его лицо, обычно столь бесстрастное, исказила гримаса… не гнева. Холодной, беспощадной ярости. Он медленно поднял голову, и его глаза, черные и бездонные, впились в меня.

— Смотри, — его голос был ледяным лезвием.

Я шагнула ближе, заглянула. Страницы. Их было несколько. Или должно было быть. Вместо текста – аккуратные, идеально прямые пустоты. Вырезано. Бритвой или магией – неважно. Вырезаны именно те страницы, что описывали проклятие, его природу… и способы противодействия. Оставлены лишь заголовки, зловеще нависающие над пустотами: «Умбра Вивенс»... «Коррупция Анимы»... «Контра-Ритуалы».

Пустота. Глухая, зияющая. Как провал в земле под ногами.

Мое сердце упало, замерло где-то в области живота, превратившись в ледяной ком. Весь воздух вырвался из легких со свистящим звуком. Руки задрожали. Я схватилась за край стеллажа, чтобы не упасть.

Предатель.

Не просто болезнь. Предатель здесь, в стенах Академии. Кто-то, кто знал, где искать. Кто-то, кто хотел, чтобы мы не нашли ответа.

Вейн молчал. Он смотрел на пустые места в книге, и в его глазах бушевала буря. Ярость. Холодный, расчетливый гнев. Его пальцы сжали пергамент так, что тот сморщился.

— Крыса, — прошипел он наконец. Слово повисло в пыльном воздухе, тяжелое и ядовитое. — В наших стенах завелась крыса, Итэль. И она только что доказала свое существование.

Он захлопнул фолиант с грохотом, от которого с полки посыпалась пыль. Звук эхом разнесся по мертвым коридорам библиотеки, похожий на погребальный звон. По моей спине пробежал ледяной пот. Это была не просто болезнь.

2.3

Воздух в коридоре Белого факультета был густым от отчаяния и сладковато-тошнотворного запаха черной жижи, пропитавшей камни.

Я шла рядом с Вейном обратно из библиотеки, чувствуя, как пыль запретных фолиантов въелась под ногти, а в груди — ледяная пустота, зиявшая на месте вырезанных страниц.

Предатель. Где-то здесь.

Шаги Вейна гулко отдавались по плитам, словно отсчитывая секунды до новой беды. Мои мысли метались: Кто? Зачем? Как спасти их?

Именно тогда он появился. Будто материализовался из самых раздражающих фантазий моего отца.

— Леди Аэлитэль!

Голос прозвенел, как серебряный колокольчик в поминальной тишине. Эльф. Высокий, изящный, в одеждах из переливчатого шелка Сильванаара, с длинными, как спелый колос, золотистыми волосами. Его глаза, цвета весенней листвы, светились нарочитой учтивостью.

Жених. Очередной «благородный кандидат». Он преградил путь, и его улыбка была столь же безупречной, сколь и неуместной.

— Аэридан Морнлит, к вашим услугам. Ваш отец, граф Травиэль, упоминал о вашей… занятости, но я не смог удержаться от того, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение столь блистательной деканше.

Его взгляд скользнул по моей запачканной мантии, по лицу, на котором, я знала, читались усталость и напряжение. В его глазах мелькнул холодок оценки – словно я была редким, но подпорченным цветком.

Ярость вспыхнула во мгновение ока. Усталость, страх за адептов, гнев на отца за эту дурацкую игру в женихов, пока мир рушился – все слилось в один резкий порыв.

— Не сейчас! — Слова вырвались резко, грубо, перекрыв его сладковатые интонации. Я даже не попыталась смягчить голос. — Уходите, лорд Морнлит! Сейчас абсолютно не время для светских визитов!

Эльф отпрянул, будто я плеснула ему в лицо кислотой. Идеальные брови взлетели вверх, учтивая маска треснула, обнажив шок и глубочайшее неодобрение. Он открыл рот – наверняка для изысканного упрека в нарушении эльфийских норм приличия.

— Дела идут хуже некуда, а тут женихи...

Сухой, как осенняя листва под ногами, голос Вейна разрезал напряженную паузу.

Я вздрогнула, забыв о его присутствии. Он стоял чуть позади, скрестив руки на груди, наблюдая за эльфом с видом человека, изучающего особенно назойливого жука.

Его темные глаза холодно скользнули по моему лицу, ловя отблески неконтролируемого гнева.

— Есть вам когда развлекаться, Итэль. Особенно в таком… живописном антураже.

Его тон не был откровенно насмешлив. Это была констатация абсурда. Но именно это – его ледяное спокойствие, этот намек на мои «развлечения» – добило меня. Вся ярость, сдержанная перед эльфийским щеголем, обрушилась на Вейна.

— Развлекаться?! — Я резко развернулась к нему, полностью игнорируя ошеломленного Аэридана. — Вы называете это развлечением?! Мои ученики умирают! В стенах Академии – предатель, укравший наши последние надежды! А вы… вы стоите здесь и отпускаете свои ядовитые шуточки?! Может, займетесь чем-то полезным, Ректор Вейн, вместо того чтобы комментировать мою личную жизнь?!

Глаза Вейна сузились до опасных щелочек. В них вспыхнул холодный, синий огонек некроманта. Он сделал шаг ко мне, и его тень, казалось, поглотила весь свет в коридоре.

— Полезным? — Его голос упал до низкого, вибрирующего шепота, предназначенного только для моих ушей. — Я только что обнаружил нож в спине Академии, Итэль. Я сканировал этот кошмар, пока вы разыгрывали святую недотрогу. И именно я нашел след крысы. Не ваши белые молитвы, не ваши эльфийские церемонии. Я. Так что не учите меня полезности. А ваша «личная жизнь»… — Он бросил быстрый, убийственно презрительный взгляд на опешившего Аэридана, — …мешает работе. Уберите ее. Пока я не убрал ее сам.

Я открыла рот, готовая выкрикнуть что-то ужасное, что-то, что сожжет мосты навеки, но…

2.4

— Декан, ректор! — крик медсестры прорезал воздух, заглушив мою злость, мои мысли, всё. Только не это. Нет…

— Ещё двоих привезли!

Я моментально забыла про гнев на Вейна, про Морнлита, про всё остальное. Ноги сами понесли меня к лазарету, сердце гулко отбивало такт в груди. Ещё двое моих учеников… Ещё двое. Это было слишком. Слишком больно.

В груди, там, где красовалась эта клятая чёрная вена, кольнуло так резко, будто она издевалась надо мной, пульсируя в унисон с моей беспомощностью.

Я мчалась по коридору, не чувствуя ног. Ткань мантии путалась, дыхание сбивалось, но я не могла позволить себе остановиться. Лазарет был совсем рядом, и крики уже долетали до меня раньше, чем я толкнула дверь.

Внутри царил хаос. Два адепта корчились на койках, их тела выгибались в судорогах. Один, сжав зубы до скрипа, вдруг распахнул рот и изрыгнул поток чёрной жижи. Второй захлёбывался тем же, глаза закатывались. По белоснежным простыням расползались уродливые пятна, от которых веяло холодом.

— Держите их! — крикнула медсестра, бросаясь к ближайшему.

Дверь распахнулась вновь, и в комнату стремительно вошли менталисты. Не простые адепты — а сами Деканы факультета менталистов. Близнецы.

С первого взгляда их легко было принять за отражение друг друга: высокие, темноволосые, с одинаково резкими скулами и обжигающим взглядом серых глаз. Их движения были быстрыми, уверенными, хищными. Даже в этой неразберихе они выглядели так, будто владели ситуацией — или, по крайней мере, людьми.

— Лиандрос, — произнёс один, не отрывая взгляда от адепта.

— Айден, — второму хватило лишь полуслова, чтобы брат понял.

Они двигались синхронно, почти зеркально, вытягивая руки к больным. Сила менталистов ударила в пространство, воздух загудел, словно натянутая струна.

Я застыла на мгновение, осознавая, что в комнате стало ещё теснее — не из-за людей, а из-за их власти. Эти двое всегда действовали так, будто мир создан лишь для того, чтобы подчиняться им.

— Братья Сатингейл, — прозвучало почти у моего уха.

Вейн. Он стоял за моей спиной. Близко. Чертовски близко. Его дыхание скользнуло по коже, горячее и слишком личное. Боги, у меня что, колени дрожат?!

— Ты позвала? — его голос был тихим, но в этой тишине слышалось куда больше: насмешка, вызов, власть.

— Да, белая магия… — я попыталась выговорить ровно.

— Слаба, — лениво закончил он за меня. Его слова скользнули по нервам, как лезвие. — Наконец-то ты это поняла, Итэль.

Я стиснула зубы, чтобы не зашипеть в ответ.

— Тут работы непочатый край, — спокойно произнёс Декан Лиандрос, даже не поднимая головы. Будто он не жизнь спасал, а проверял домашнее задание.

И в этом равнодушии было что-то ещё хуже насмешек Вейна — холодное, менталистское превосходство.

Перед глазами ударила резкая вспышка света. Мир качнулся — или это было моё тело? Я не сразу поняла, как ноги подкосились, но почувствовала, как чьи-то крепкие руки сомкнулись на моей талии, удерживая от падения.

В нос резко ударил аромат парфюма — густого, тёмного, с металлическими нотами. Слишком знакомого. От этого запаха внутри всё сжалось, будто кто-то выдернул воздух из лёгких.

Пальцы Вейна впились в ткань моей мантии, и я ясно ощутила силу, скрытую в этом небрежном удержании. Не забота — власть.

— Итэль, — в его голосе скользнуло то ли удивление, то ли раздражение. Будто я нарушила какой-то его личный порядок, сваливаясь в его руки.

Любимые наши, ну как вам? Ждем ваши комментарии! Нам очень не хватает вашего мнения!

Визуал. Вейн

Ректор Вейн

2.5

— Декан… — мой голос прозвучал хрипло, слабее, чем я хотела.

— Я займусь ею, — холодно произнёс Вейн, игнорируя странные взгляды всех кто был в лазарете. Хотя его слова были обращены только к братьям Сатингейл, что лишь хмыкнули в унисон. — А вы… я пришлю помощь с Тёмного факультета.

Его тон не предполагал возражений.

В следующий миг я ощутила, как он легко подхватил меня на руки. Моё тело словно ничего не весило для него, и от этого стало ещё хуже — я ненавидела собственную слабость. Голова склонилась ему на плечо, а сердце забилось так громко, что казалось, он его слышит.

Коридоры пролетали мимо размытыми пятнами света и тени. Он нёс меня уверенно, словно я принадлежала ему, и никто не смел заговорить или остановить нас.

Вейн распахнул дверь моего кабинета, шагнул внутрь и опустил меня на диван. Аккуратно. Слишком аккуратно. Словно… словно беспокоился. Абсурд. Он не был способен на заботу.

— Ничего не хочешь мне сказать? — его голос прозвучал холодно, с тем же скрытым раздражением, будто я снова не оправдала каких-то его невидимых ожиданий.

— Нет, — еле выдохнула я, чувствуя, как веки становятся свинцово тяжёлыми. На груди, там, где расползалась проклятая чёрная паутина, жгло так, будто под кожу залили расплавленный металл.

Я зажмурилась, стараясь не поддаться слабости. Но это было бесполезно. Каждая клеточка тела ныла, будто изнутри меня медленно выжигали каленым железом. Нужно было снова произнести заклинание, заглушить боль хоть на мгновение… но не при нём. Только не при Вейне. Я не могла позволить ему узнать. Ещё этого мне не хватало.

Тишина в кабинете тянулась липкой паутиной. Я уже почти провалилась в забытьё, когда ощутила его прикосновение. Лёгкое, осторожное — кончиками пальцев по линии моей руки. Слишком внимательное для того, кто вечно скрывал свои эмоции.

Моё сердце дернулось. Я поняла, что он хочет. Нет, не спасти. Он хотел сорвать с меня тунику, добраться до того, что я прятала. Его пальцы скользнули чуть выше, и у меня внутри всё похолодело.

— Нет! — я резко оттолкнула его, сил хватило лишь на это. Голос сорвался, но в нём звучала настоящая паника.

Его глаза сузились. Недоверие, подозрение. Он видел, что со мной что-то не так. Чувствовал.

— Вон, Вейн, — выдавила я, уставившись прямо в его холодные глаза. — Убирайся.

Он задержался на мгновение, будто решая, стоит ли спорить. Но потом, медленно, почти лениво, развернулся и ушёл, оставив за собой гулкое эхо шагов и тяжесть своего взгляда.

Когда дверь закрылась, я, дрожа, расстегнула тунику. Зеркало напротив дивана отразило правду, от которой кровь застыла в жилах: чёрная паутина расползлась шир

Дорогие мои, как вам начало? Вы уже полюбили Вейна? В него невозможно не влюбится))))

Глава 3. Не верное решение

Аэлитэль

Я заставила себя подняться. Каждое движение отзывалось болью, но я должна была выглядеть собранной. Умылась ледяной водой, зашнуровала тунику до горла, пригладила волосы, чтобы ни один выбившийся локон не намекнул на слабость. Я — куратор Белого факультета. И никто, особенно Вейн, не должен видеть, как глубоко трещит моя броня.

Коридоры были пусты, но казалось, что стены шепчут, что тьма уже в них поселилась. Я шагнула в лазарет — и замерла.

Возле койки стоял юноша в чёрной форме Тёмного факультета. Высокий, с бледной кожей и точёными чертами лица. Его волосы отливали синеватым оттенком в свете кристаллов, а взгляд красных глаз был слишком внимательным, слишком холодным. Вампир.

Ришард. Третий курс. Его знали все девочки — и не только Тёмного факультета. Они украдкой засматривались на него, строили нелепые мечты, будто этот хищник способен кого-то любить. Красота, в которой сквозила угроза.

— Что ты здесь делаешь? — мой голос прозвучал жёстко, хотя внутри сердце снова ухнуло вниз.

Ришард нехотя оторвался от книги в руках, его губы дрогнули в недовольной линии.

— Меня прислали, — сухо бросил он. — Контролировать уровень тёмной магии. И ещё… — он чуть приподнял том, переплетённый в чёрную кожу. — Читать.

Он сказал это так, будто речь шла о наказании, а не поручении. В каждом его движении читалось раздражение: он явно предпочёл бы быть где угодно, только не здесь.

— Вейн прислал только тебя? — я вскинула бровь, нотка любопытства всё же прорвалась сквозь усталость. — Другие адепты не придут?

— Другие? — Ришард лениво перевёл на меня взгляд, в котором отражалось равнодушие, почти скука. — Вы об Вивьен? — он облокотился на край койки, словно это был не лазарет, а гостиная. — Наши деканы не отпускают её далеко, из-за… особенного положения.

Он произнёс это слишком небрежно, но я уловила тень раздражения в его голосе.

— Залетела от драконов, — бросил он почти шёпотом, но достаточно громко, чтобы я услышала. И угол его губ дрогнул, превращая слова в едкую насмешку. — А теперь мне приходится решать все её проблемы.

Внутри меня что-то болезненно кольнуло. Вампир говорил легко, равнодушно, но за этой ленивой усмешкой чувствовалась ярость. Молодой хищник, которого заставили играть в няньку, и теперь он срывал раздражение на каждом слове.

Он напоминал мне его… Вейна. Молодого, такого же недоступного. Холодного, с этим надменным взглядом, словно весь мир обязан стелиться у его ног. Не зря Вейн присматривает за Ришардом… их объединяет слишком многое.

3.1

Вот только я цеплялась за надежду, что Ришард не окажется таким же подонком, как Вейн. Что не одурманит голову юной, наивной адептке, не сыграет на её доверии. Что не разобьёт чьё-то сердце так же жестоко, как когда-то разбили моё.

Что не превратит первую и единственную любовь в пепел.

Я взялась за обход. Подходила к каждому адепту, проверяла пульс, дыхание, реакции. Смотрела в глаза, стараясь внушить хотя бы крупицу надежды. Разговаривала с медсестрами, выслушивала сбивчивые отчёты. Переговорила и с братьями Сатингейл — их уверенные, спокойные голоса резали сильнее крика. Они подтвердили слова Вейна. Это была живая тьма. И кто-то заражал моих адептов намеренно. Кто-то хотел им смерти. Страданий.

— Декан Аэлитэль, — Ришард подошёл, когда я наконец позволила себе отойти в сторону. Боль в груди жгла, будто уголь под кожей, но я выпрямилась.

— Да. Да, Ришард, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Что у тебя?

— Это похоже на древнюю магию, — произнёс он негромко, но отчётливо. Его красные глаза блеснули в полумраке. — Она питается жизненной силой и светом. Чем больше света, тем дольше выживает проклятый.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Проклятье… живое, — продолжил он, и его голос был слишком взрослым для юноши третьего курса. — Порожденное эхом Чёрного Зеркала.

Он склонился к книге, раскрытой на том месте, где не хватало страниц, и вдруг замер.

— Здесь, — тихо сказал он. — На месте вырванных страниц… след. Почти невидимый, но я его знаю.

— След чего? — спросила я, хотя уже боялась услышать ответ.

— Запретного алхимического реагента, — он поднял глаза. — В моей семье… кое-кто им баловался. Он мог быть использован для стабилизации “живой тьмы”.

У меня похолодело в груди. Значит, это не просто проклятье. Это была “живая тьма”. Как горгона — отрубишь одну голову, на её месте вырастут две новые. Мы могли вылечить одного адепта, но тут же заболевали двое других. И так будет продолжаться, пока весь свет не иссякнет. Пока не погибнут все.

Боже… Святые леса… сердце моё сжалось, будто сама природа отшатнулась от этой мысли.

— Где Вейн? — мой голос прозвучал резче, чем я планировала.

— Ректор… я не зна… — Ришард начал было отвечать, но дослушать я не успела.

Я уже шагала по коридорам Академии, каблуки стучали по каменным плитам в унисон с бешеным биением сердца. В голове оставалась только одна мысль: найти Вейна. Найти его немедленно. И донести до Совета то, что мы узнали.

Это не была просто проблема. Это было предвестие конца. Конца Белого факультета. Конца Академии. Конца всего, ради чего я жила и за что боролась.

3.2

Я нашла его в библиотеке. Тёмные ряды полок, запах старых пергаментов, свечи, отбрасывающие дрожащие тени. Вейн стоял у стола, перелистывал древний фолиант, и свет мягко скользил по его острым чертам лица. На мгновение я задержала дыхание — слишком живое воспоминание о том, как он держал меня на руках, вспыхнуло в памяти.

— Вейн, — мой голос прозвучал тише, чем хотелось. Я заставила себя подойти ближе. — Ришард сделал догадку. Это живая тьма. Эхо Чёрного зеркала. Мы должны немедленно собрать Совет.

Он закрыл книгу с глухим стуком и медленно поднял взгляд. В этих глазах не было страха — лишь холодное раздражение.

— Совет? — Вейн произнёс это слово так, будто оно было ругательством. — Я не собираюсь плясать под дудку этих старых трусов. Они будут неделями спорить о протоколах, пока твои адепты сдохнут у тебя на руках.

— Ты не понимаешь! — я шагнула ближе, почти срываясь на крик. — Это может уничтожить Академию. Это может уничтожить всех нас!

— Я понимаю куда больше, чем ты думаешь, — его голос стал низким, опасным. Он сделал шаг ко мне, и теперь между нами не было воздуха. — Поэтому я сделаю так, как нужно, а не так, как хочется тебе или твоему Совету.

— И что же ты предлагаешь? — прошипела я.

На его губах мелькнула тень усмешки.

— Я вплотную подключу братьев Сатингейл. Пусть просканируют каждого адепта. Каждого преподавателя. Мы вытащим заразу на свет, — он выделил последнее слово так, что морозок пробежал по коже. — Без Совета. Без лишнего шума.

— Но… у них власть! — я сделала шаг ближе, хотя это было безумием. — Они могут помочь!

— Чем? — рявкнул Вейн так, что несколько свечей у ближайших полок погасли, оставив нас в полутьме. Его ярость буквально ощутимо ударила в пространство. — Чем мне поможет Совет? Или ты так сильно хочешь рассказать всё папочке?

Я открыла рот, но слова застряли. Он уже стоял слишком близко. Слишком. Его грудь почти касалась моей, горячее дыхание обжигало щёку. Я чувствовала, как он смотрит — не просто смотрит, а пронизывает насквозь, словно читает тайные страницы моей души. И я поняла: он знает. Он видит, что я что-то скрываю. Что тьма уже дотянулась до меня.

Я отступила на полшага, но его взгляд всё равно держал меня на месте.

— Возможно… — я выдавила, — возможно, Совет всё же нужно уведомить.

Он ухмыльнулся, и уголок его губ дрогнул.

— Правда?

— Но только для того, — я повысила голос, чтобы не сорваться, — чтобы их тоже просканировали. Чтобы исключить заражение. Чтобы никто не посмел думать, будто это только проблема Белого факультета.

На миг между нами повисла тишина, тяжёлая, как острие кинжала у горла. И я точно знала: Вейн слышит не только мои слова, но и бешеный стук сердца, и то, что я прячу под туникой.

— Впервые за день, что-то умное от тебя, — Вейн произнёс это тихо, но так, что каждое слово впилось в меня, как игла.

Я вздрогнула. От его тона, от близости, от того, что он позволял себе говорить так со мной — и я ничего не могла противопоставить. Он склонился чуть ниже, и расстояние между нами стало неприличным. Его губы почти касались моего виска, дыхание обжигало кожу.

— Но не обольщайся, Итэль, — продолжил он, и его голос стал опасно мягким. — Совет я просканирую лично. Каждого.

Сегодня на Ботаншу скидка!

https://litnet.com/shrt/fko4

3.3

Я замерла. Его взгляд скользнул вниз, к моей груди, и я поняла — он нарочно дал понять, что проверит и меня. Что видит сквозь мою мнимую броню.

Моё сердце колотилось так, что казалось, он слышит каждый удар.

— Совет не позволит… — мой голос дрогнул, но я всё же выговорила.

— Не позволит? — Вейн усмехнулся, и в этой усмешке было больше вызова, чем смеха.

В следующее мгновение он резко шагнул вперёд. Мою спину вдавило в холодный стеллаж, книги глухо зашуршали, будто сами возмутились. Его рука сомкнулась на моём запястье, другая — легко, будто играючи, скользнула вниз, задевая край юбки.

— Здесь я решаю, Итэль, — прошептал он у самого уха, его голос был низким, обволакивающим, как яд. — Я. Главный.

Ткань юбки дрогнула, когда его пальцы начали медленно задирать её вверх. Его ладонь коснулась моей ноги — сначала осторожно, почти лениво, потом выше, к бедру. От прикосновения по коже побежали искры, дыхание перехватило. Я пыталась шевельнуться, но тело не слушалось, каждая клеточка была парализована его властью.

— Ты всё ещё думаешь, что можешь диктовать условия? — его губы скользнули ближе, нос едва коснулся моей шеи. Он вдохнул глубоко, так, будто запоминал мой запах, и этот жест был интимнее любого поцелуя.

В груди смешались страх и предательское возбуждение. Эмоция, которую я не могла себе позволить.

— Нет… — выдохнула я и, собрав остатки сил, резко оттолкнула его.

Вейн отстранился медленно, словно позволил это сделать. Его глаза блеснули в полумраке библиотеки — тёмные, прожигающие, в которых не было ни капли раскаяния. Лишь обещание.

— Пойду поговорю с братьями, — лениво бросил он, словно ничего не произошло, и направился к выходу из библиотеки. Его шаги звучали глухо, размеренно, как удары молота по моим нервам.

Я стояла, прижавшись к стеллажу, не в силах пошевелиться. Воздуха катастрофически не хватало. На коже всё ещё горели следы его прикосновений, а в ушах отдавался низкий тембр его голоса.

Боги… святые леса…

Мне нужно было думать о заражённых адептах, о Совете, о живой тьме, что расползается по Академии. Но вместо этого сердце сжималось от совсем другой боли. От мысли о нём. О Вейне.

И оттого, что, как бы я ни ненавидела его… я уже не могла отрицать, что часть меня всё ещё тянется туда, где живёт тьма.

3.4

Три дня я терпела. И это я сейчас не про боль в груди — хотя она становилась всё сильнее, невыносимее, выжигая меня изнутри. Чёрные вены уже растянулись по всей левой стороне, впились в кожу, как проклятые корни, и почти добрались до правой. Но хуже всего… тонкая, едва заметная чёрная жилка поползла вверх, к шее. Как клеймо, как приговор. У меня было мало времени. Но у моих адептов — ещё меньше.

Каждый день кто-то умирал. Каждый. День.

Я была на грани истерики. Голос срывался, когда я пыталась отдавать приказы, руки дрожали, и только привычка держать спину прямо спасала от того, чтобы сорваться на крик. Менталисты работали, не покладая рук, их ауры выжигали пространство до звонкого гула, но всё было тщетно — слишком много заражённых, слишком мало ответов.

А Ришард… Ришард сидел в углу, окружённый древними свитками, пергаменты шуршали под его бледными пальцами. Его хмурый, отрешённый взгляд скользил по строчкам, и даже он, этот юный вампир с надменной красотой и холодом в глазах, выглядел сейчас измученным. Но он копался, искал, рылся в пыли веков, будто верил, что где-то в этих старых заклинаниях спрятан ключ.

А я… я больше не верила. Свет угасал слишком быстро.

Я долго колебалась, но боль в груди и стоны умирающих адептов сломали мою гордость. Я подошла к одному из зеркал связи. Его гладкая поверхность холодила пальцы, и я почти ненавидела себя за то, что сейчас собираюсь сделать. Это было плохой идеей, но я почти отчаялась…

Лицо отца проступило сквозь серебро, строгое, властное, с тем самым взглядом, от которого в детстве я забывала слова.

— Добрый день, отец.

— Добрый, дочь.

— Отец… скажи мне, — голос дрогнул, но я продолжила, — ты слышал когда-нибудь о живом проклятии?

Его брови взлетели, глаза сверкнули тревогой.

— Итэль! — резкий, как удар плетью. — Что случилось? Немедленно отвечай!

Я закусила губу, но скрывать было бессмысленно. Он видел меня насквозь, всегда.

— В Академии… беда. Адепты заражены. Проклятие тянет их силу, питается светом… — я сглотнула, стараясь говорить ровно. — Но у нас уже есть план. У Вейна всё под контролем.

Только я произнесла это имя — и зеркало дрогнуло от гнева отца.

— Вейн?! — взорвался он так, что я невольно отшатнулась. — Ты посмела доверить что-то этому выродку?! Тому, кто мечтал сжечь твой факультет дотла?!

— Отец, прошу, — я подняла руку, пытаясь его успокоить. — Он принял все необходимые меры!

— Все? Почему тогда Совет в неведении?! Этот выродок всегда идет против правил! Он погубит Академию! Нужно срочно созывать совет!

— Нет, отец! — я сто раз пожалела, что связалась с ним, — у нас не было другого выхода. Дай мне сутки. Одни сутки. Если ситуация не изменится — ты сам сможешь вмешаться.

3.5

Его глаза метали молнии, но он замолчал. Молчание длилось мучительно долго.

— Сутки, — наконец сказал он, отчеканив каждое слово. — Но если хоть один адепт умрёт за это время, Итэль… я сам явлюсь в Академию. И никто, даже твой Вейн, не посмеет встать у меня на пути.

Зеркало погасло, оставив меня одну с холодом в груди и знанием, что время стремительно утекает сквозь пальцы.

Ночь была пыткой. Я почти не спала — каждый раз, как только проваливалась в забытьё, просыпалась от боли в груди. Чёрные вены ныли, словно в них текла не кровь, а ледяный яд. Слова отца звенели в голове, как неотвратимый приговор: «Если хоть один адепт умрёт — я сам явлюсь». И за этим эхом — его ненависть к Вейну. Глухая, безжалостная, не знающая меры.

На рассвете я заставила себя подняться. Шаткая, выжатая, с дрожью в руках, я направилась в лазарет. Я должна была увидеть адептов, должна убедиться, что хоть кто-то ещё держится.

Но меня перехватил Аргус, мой помощник. Влетел в коридор, взъерошенный, с глазами, полными паники.

— Декан Аэлитэль! — выдохнул он, останавливаясь передо мной. — Вас ждут в зале Совета!

Я замерла.

— Кто ждёт? — слова сорвались слишком резко, почти криком.

— Совет, — Аргус сглотнул, будто и сам боялся произнести это.

Шок ударил в меня, как молния. Мир пошатнулся.

— Этого… этого не может быть, — прошептала я, голова закружилась. — Отец обещал… он обещал мне сутки!

Аргус смотрел на меня с жалостью, но молчал. Мне не нужно было подтверждений. Я уже знала: он не дал мне времени.

Совет здесь. И всё, что я пыталась скрыть, может всплыть наружу. Это было непоправимой ошибкой.

Итэль… ты тупица!

Двери в зал Совета распахнулись тяжело, будто сами стены сопротивлялись моему шагу внутрь.

Первое, что я увидела — Вейн. Он сидел в кресле, откинувшись в спинку, и смотрел прямо на меня. Его взгляд был ледяным, прожигающим, как клинок. Так смотрят на предательницу.

Вокруг стола уже собрался весь Совет. Лица напряжённые, недовольные, кто-то откровенно раздражён. Тяжёлые ауры заполнили зал, и воздух стал вязким, будто им дышать было невозможно.

Братья Сатингейл тоже были здесь. Они делали вид, что слушают, но на деле — работали под шумок, их пальцы двигались синхронно, незаметные ментальные плетения пробегали по залу. Они уже искали источник, пока другие спорили.

За спиной Вейна стоял Ришард. Бледный, с кругами под глазами, перепачканный пылью от древних свитков. Он выглядел так, будто не спал три ночи. И всё же держал книгу в руках, стоя прямо, как тень своего ректора.

И тогда заговорил мой отец. Его голос был раскатистым, властным, будто удар грома.

— Это всё твоих рук дело, Вейн! — он ткнул пальцем в сторону некромага. — Я предупреждал, что если дать тебе власть, Академия падёт! И вот — Белый факультет умирает, адепты гибнут, а ты сидишь и ухмыляешься!

3.6

Голос отца гремел под сводами зала, и каждый его акцент бил по мне больнее, чем любое заклинание. Он стоял, опираясь руками о полированный стол, и его пальцы, сжимавшие дерево, были белы от ярости.

Вейн же, напротив, казался воплощением ледяного спокойствия. Он откинулся в кресле, положил ногу на ногу, и лишь легкий нервный тик у него на скуле выдавал внутреннее напряжение.

— Ты скрывал угрозу, Вейн! — продолжал отец, и его взгляд, холодный и осуждающий, скользнул по мне, будто я была всего лишь уликой, а не дочерью. — Ты игнорировал протоколы, ты узурпировал власть, пока эта… эта чума пожирала Академию изнутри! И для чего? Чтобы потешить свое чудовищное эго?

Я стояла у порога, чувствуя, как каменный пол уходит из-под ног. Воздух в зале был густым, пропитанным ненавистью и страхом.

Члены Совета перешептывались, бросая на Вейна взгляды, полные подозрения. Они видели в нем удобного козла отпущения. Разрушителя их спокойного, размеренного мира.

— Мы не скрывали угрозу, граф Травиэль, — голос Вейна прозвучал тихо, но с такой металлической твердостью, что шепот мгновенно стих. — Мы ее изучали. Пока Совет предавался бессмысленным дискуссиям, мы искали источник. И, кажется, нашли.

Он медленно поднялся с кресла. Его движение было плавным, хищным. Он не смотрел на отца, его взгляд был прикован ко мне. И в этих темных глазах я прочитала всё: презрение к этой комедии, ярость из-за моего предательства… и что-то еще. Предупреждение. Молчи.

— Нашли? — отец фыркнул, но в его голосе прокралась неуверенность. — И каков же ваш гениальный вывод, ректор? Кто стоит за этим?

Вейн сделал шаг вперед, к столу. Его тень, отброшенная магическими светильниками, легла на собравшихся, на мгновение затмив их.

— Предатель, — произнес он, и слово повисло в воздухе, тяжелое и звенящее. — Кто-то внутри этих стен. Кто-то, у кого есть доступ к Запретному отделу библиотеки и знания, чтобы активировать древнее проклятие.

В зале поднялся ропот. Отец побледнел, а его советник сразу налил ему воды, которую граф успешно проигнорировал.

— Это чушь! Попытка отвлечь внимание от собственной некомпетентности! Ты хочешь сказать, что один из нас? — он обвел взглядом стол, и несколько его членов невольно отклонились назад.

— Я говорю то, что знаю, — парировал Вейн, и его голос снова упал до опасного шепота. — Страницы, описывающие проклятие и контрмеры, были аккуратно вырезаны. Кто-то готовился. Кто-то знал, что это случится.

И тут его взгляд наконец оторвался от меня и устремился на отца.

— Вы так рвались на этот Совет, граф. Так хотели взять ситуацию под контроль. Может, вы не только о репутации Академии печетесь? Может, вы хотите убедиться, что следы ведут не к вам?

Ой, ой, ой, что происходит..... где ваши комментарии????

3.7

Тишина в зале стала абсолютной. Даже братья-менталисты прекратили свое невидимое сканирование. Отец выпрямился, его лицо исказила маска чистого, неподдельного гнева. Он был оскорблен не как отец, а как аристократ, чью честь поставили под сомнение.

— Как ты смеешь! — он прошипел, и его пальцы сжались в кулаки. — Я десятилетиями поддерживал эту Академию! Я вкладывал в нее состояние! А ты… ты никто! Восставший из грязи некромант, которому дали слишком много власти! Я требую твоей отставки! Немедленно! И я уверен, Совет меня поддержит!

Он обвел взглядом стол, и старейшины закивали, как марионетки. Они боялись его, его влияния, его денег. Их трусость была осязаемой.

И тогда Вейн рассмеялся. Коротко, сухо, без единой нотки веселья. Этот звук заставил меня содрогнуться.

— Моя отставка? — он повернулся ко мне, и в его глазах плясали холодные чертики. — А что на это скажет декан Белого факультета? Ведь это ее адепты умирают. Ее люди в панике. Она лучше всех знает, как я… справляюсь с кризисом.

Все взгляды устремились на меня. Давление стало невыносимым. Я чувствовала, как по спине струится ледяной пот. Под высоким воротником туники жгло черное клеймо. Отец смотрел на меня с немым приказом в глазах. Унизь его. Добейся. Сейчас же.

Вейн смотрел на меня с вызовом. Попробуй.

Я открыла рот, но слова застряли в горле комом страха и ярости. Они разрывали меня на части.

— Я… — голос мой сорвался, звучал хрипло и неуверенно. — Я считаю, что ректор Вейн… действовал в интересах Академии. Он… он пытался остановить эпидемию, пока мы могли ее контролировать.

— Контролировать? — взревел отец. Его лицо побагровело. — Неужели только в этом дело?

Его слова обожгли сильнее, чем любое обвинение. Потому что они били в самое больное. В ту часть меня, что до сих пор помнила прикосновение Вейна в библиотеке. В ту слабость, что пульсировала у меня на груди.

— Отец, я…

3.8

И тут взгляд Вейна снова упал на меня. Холодный, оценивающий. Я почувствовала, как по спине пробежал ледяной холод.

— И кто же, по-вашему, этот предатель, ректор? — отец язвительно скрестил руки на груди, не дождавшись от меня ответа. — Может, вы заподозрите и декана Белого факультета? Она ведь тоже имела доступ. И, судя по ее бледному виду и растерянности, с управлением кризисом явно не справляется. Не слишком ли молода и неопытна для такой должности?

Кровь отхлынула от моего лица. Он бросал меня под колесницу, чтобы добить Вейна. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, защититься, но слова застряли в горле. Все взгляды впились в меня с новым, подозрительным интересом.

— Способности декана Аэлитэль не вызывают сомнений, — раздался резкий, как удар хлыста, голос.

Все замерли. Это сказал Вейн. Он стоял прямо, его поза выражала не просто уверенность, а открытую угрозу.

— Именно она первой идентифицировала природу угрозы, когда другие, — его взгляд скользнул по Совету, — предпочитали закрывать на нее глаза. Именно она, рискуя репутацией, обратилась ко мне, потому что осознала масштаб опасности. Ее решение было единственно верным и единственно возможным. Вопрос ее компетенции — это оскорбление не только ее, но и всего Белого факультета, который держится на ее плечах вот уже который день, пока мы с вами предаемся словопрению.

Отец онемел от ярости. Он не ожидал, что Вейн будет защищать меня.

— Вы… вы покрываете ее! — зашипел он. — Выгодно сделать ее своей сообщницей в этом бардаке!

— Нет, — Вейн сделал шаг вперед, и его тень накрыла половину стола. — Я констатирую факты. И вот еще один факт: единственная причина, по которой у нас до сих пор нет контроля над ситуацией, — это то, что кто-то, обладающий властью и доступом, — он обвел взглядом всех собравшихся, — заранее уничтожил информацию, которая могла бы нам помочь. Так что ищите предателя среди себя, граф. А не пытайтесь переложить вину на тех, кто день и ночь борется с последствиями вашего равнодушия.

Тишина в зале стала абсолютной. Отец был бледен, его губы подрагивали от бессильной ярости. Он проиграл этот раунд, и он знал это.

В итоге, старейшина Квинтус, самый осторожный из них, поднял руку, призывая к тишине.

— Обвинения бездоказательны, а времени нет, — произнес он, глядя на Вейна с неприязнью. — Ректор Вейн, Совет предоставляет вам семь дней. Семь дней, чтобы предъявить нам виновного и остановить эпидемию. Если через неделю ситуация не будет под контролем, вы будете немедленно отстранены. Это окончательно.

3.9

Отец скрипнул зубами, но кивнул. Это был не полный разгром, на который он рассчитывал, но ультиматум. Вейн принял его молчаливым, презрительным кивком. Он не стал что-либо говорить, развернулся и вышел из зала, даже не взглянув в мою сторону. Ришард метнул за ним быстрый, беспокойный взгляд и последовал за своим ректором.

Я хотела было последовать за ними, отчитаться, что-то сказать, но ко мне уже подошел отец. Его пальцы сжали мое запястье с такой силой, что кости затрещали. Советник отца лишь кивнул, оставшись на месте, пока отец шипел мне в лицо:

— Пройдем, дочь, — его голос не предвещал ничего хорошего.

Он практически втолкнул меня в маленькую боковую комнату для приватных бесед и захлопнул дверь. Воздух здесь пахнет воском и старым деревом.

— Ты видишь, во что это превращается? — он начал сразу, без предисловий, его лицо было опасно близко к моему. — Твоя наивность губит все! Ты позволила этому… этому некромагу втянуть тебя в свой хаос!

— Отец, он пытается помочь! — попыталась я возразить, но голос дрогнул. — Без него мы бы уже…

— Молчи! — он рявкнул, и я отпрянула. — Я не для того вкладывал в тебя силы и связи, чтобы твое имя топтали в грязи вместе с его именем! Весь город уже шепчется о том, что декан Белого факультета крутится вокруг Архинекроманта, как сучка в течке!

От его грубости у меня перехватило дыхание. Слезы предательски выступили на глазах, но я сжала кулаки, не позволяя им упасть.

— Это неправда! Мы работаем вместе, чтобы спасти жизни!

— Работаете? — он ядовито усмехнулся. — И где плоды этой работы, Итэль? На похоронах? Я даю тебе выбор. Единственно возможный. Либо ты берешь этого психа под жесткий контроль. Ставишь его на место, заставляешь действовать в рамках устава, а не своих садистских фантазий. Либо ты немедленно и публично дистанцируешься от него. Полностью.

Он выдержал паузу, давая словам впитаться, как яду.

— Аэридан Морнлит все еще заинтересован в союзе. Его семья готова закрыть глаза на некоторую… скомпрометированность твоей репутации, учитывая твое положение и мою поддержку. Но если ты и дальше будешь ассоциироваться с Вейном, даже твоего происхождения будет недостаточно. Никто из достойных домов не протянет руку той, чье имя пахнет серой и трупным тленом. Ты поняла меня? Контроль или дистанция. Третьего не дано.

Он не ждал ответа. Резко развернулся и вышел, оставив меня одну в душной комнате. Я прислонилась к холодной каменной стене, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы. Он не предлагал помощи. Не спрашивал о больных. Его волновала только репутация. Чистота нашего имени.

А где-то в лазарете умирали мои адепты. Где-то в стенах Академии орудовал предатель. А у меня на груди, под тканью, пульсировало и росло черное, живое пятно.

И теперь мне предстояло сделать выбор. Между единственным человеком, который что-то мог сделать, и своим будущим. Между долгом и честью. Если то, что мне оставил отец, можно было назвать честью.

Вейн давил на меня силой и правдой. Отец — долгом и приличиями. Меня разрывали на части.

И тикали часы. Семь дней. Всего семь дней.

Глава 4. Неприятные новости и вечерний визит к ректору

— Декан Аэлитэль! — чей-то голос ударил, как камень в грудь.

— Святые сады, помогите… — прошептала я, едва переставляя ноги.

— Довольна? — голос Вейна разрезал пространство холодом. Но в этот раз за привычной сталью я ясно услышала злость и презрение. Его взгляд прожигал, как будто сам факт моего появления здесь был предательством. Словно этот день, и без того кошмарный, стал ещё хуже.

— Вейн… — выдохнула я, и голос сорвался.

— Что? — он резко сократил расстояние. — Хочешь сказать, что доложила папочке, чтобы спасти факультет? Или, может, решишь хоть раз в жизни сказать правду?

Я сжала кулаки, но не могла отвести взгляда.

— И признаешься, что ты тоже хочешь моей отставки? — его слова били точнее заклинаний. — Что всегда мечтала занять моё место? Захотелось стать ректором, Итэль?

— ЧТО?! — шок вернул мне голос, сорвал с губ крик. Как он мог так подумать?! — Как тебе не стыдно! Я защитила тебя там! Да, я совершила ошибку, сказала отцу, но лишь потому, что переживаю за своих адептов!

Слёзы хлынули сами собой, обжигая щеки, но я не остановилась.

— Для тебя это только цифры, — слова срывались, как крики. — Но для меня они как дети! Они — часть моей души! Белый факультет — моя жизнь! Не просто работа, не галочка в отчёте, как для тебя! И ты смеешь обвинять меня в предательстве?!

Я вскинула голову, глядя прямо в его глаза, полные тьмы.

— Это ты предатель, Вейн! — мой голос дрогнул, но сила в нём только возросла. — Твой холод, твоё безразличие убивают сильнее любой заразы!

— Безразличие? — он сорвался. Шагнул ко мне, вбивая пространство в ноль. Он нависал, наваливался всей тяжестью, вынуждая меня поднять лицо вверх, чтобы встретить его взгляд.

— Если я не бегаю по Академии, как курица с отрубленной головой, — его голос прозвучал тихо, но от этого только страшнее, — это ещё не значит, что мне всё равно.

Эти слова ударили сильнее крика. Каждое было тяжёлым, как камень, и опускалось прямо мне в грудь, туда, где пульсировала проклятая чёрная вена.

Я смотрела в его глаза, ожидая привычного ледяного равнодушия, насмешки или ярости. Но вместо этого заметила нечто другое. Глубоко, под слоями злости и презрения, там сквозила боль. Настоящая. Старая. И, возможно, куда более опасная, чем его холод.

Моё дыхание сбилось. На миг я потерялась, не зная, что сказать. Он — Вейн, некромаг, мой враг, человек, которого я должна ненавидеть… и всё же эта трещина в его голосе сделала его пугающе живым. Слишком близким.

— Ступайте к своим адептам, декан Аэлитэль, — произнёс он спокойно, отступая от меня на шаг. — Ты нужна им.

4.1

И перед тем как уйти он… боги, святые грифоны… смахнул слезу с моей щеки. Лёгким, почти нежным движением, словно боялся, что я рассыплюсь от одного прикосновения.

Дыхание перехватило, мир сузился до этого едва ощутимого касания. Я застыла, словно передо мной стояла королевская кобра — красивая, смертельно опасная. Но сейчас это был Вейн. И по ужасу… они были равны.

Два дня я жила словно в тумане. Всё вокруг было расплывчато, будто мир больше не принадлежал мне. Боль в груди стала невыносимой — каждый вдох отдавался в рёбра, словно внутри поселился раскалённый нож. Чёрные вены расползлись дальше, и я боялась смотреть в зеркало: ещё немного, и они доберутся до лица.

Адепты гибли. Каждый день кто-то уходил, и я больше не могла удерживать их своими силами. Белый факультет угасал, как свеча на ветру. Новостей не было. Ни от Совета, ни от отца. Вейн не появлялся. Всё застыло в ожидании конца.

Я сидела в своём кабинете, уставившись в пустоту, когда дверь тихо скрипнула.

— Декан Аэлитэль, — голос Ришарда был низким, усталым, но удивительно твёрдым.

Я подняла голову. Он стоял у двери, бледный, с красными глазами, в которых отражалась та же безысходность, что и во мне. На руках пыль от старых свитков, будто он снова копался в архивах, ища ответы, которых не существовало.

— Что тебе, Ришард? — мой голос прозвучал чужим, осипшим.

Он сделал шаг вперёд, задержался, будто собираясь с силами, и произнёс:

— Вам нужно пойти со мной. К ректору. К Вейну.

Сердце болезненно сжалось. Боги… последнее, чего я хотела, — снова оказаться перед ним. Но в голосе Ришарда не было ни капли сомнения.

— Это важно, — тихо добавил Ришард, и в его голосе прозвучало что-то такое, отчего по спине пробежал холод.

Я не стала спорить. Сил больше не было. Я лишь поднялась и пошла за ним, чувствуя, как ноги двигаются сами, а сердце бьётся в такт боли в груди. Чёрные вены под кожей ныли, будто знали, куда я иду.

Мы спустились в подземелье. Каменные стены давили, воздух был холодным и влажным, в нём витал запах старой магии и чего-то ещё — опасного, едкого, словно сама тьма пряталась здесь в тени.

В конце длинного коридора горели факелы. Там, в круге тусклого света, я увидела Вейна. Он стоял, сложив руки за спиной, властный, как всегда. Его глаза вспыхнули, когда я вошла, но я не смогла понять — это раздражение или что-то другое.

Рядом с ним — братья Сатингейл. Их фигуры двигались синхронно, а тонкие нити ментальной магии сплетались в воздухе, словно сеть. Они выглядели сосредоточенными и опасными, как охотники, которые уже загнали жертву в угол.

— Мы нашли ниточку, — произнёс Лиандрос, его голос звучал слишком спокойно для того, что он сказал. — Ниточку, ведущую к предателю.

Мир качнулся. У меня пересохло в горле.

4.2

— Кто это? — выдохнула я, чувствуя, как сердце рвётся к горлу.

Братья и Вейн переглянулись. В их взгляде промелькнуло что-то, от чего у меня в груди похолодело. Что это было? Волнение? Недоверие? Или… страх?

— Кто?! — мой голос стал громче, резче, чем я ожидала. Вены на груди болезненно заныли, будто сами знали, какой ответ последует.

— Возникли вопросы, — Лиандрос говорил медленно, осторожно, словно подбирал каждое слово, чтобы не раздавить меня в прах. — Ваш отец, декан…

— Нет! — крик вырвался сам, эхом ударив о каменные стены подземелья. — Этого не может быть!

Воздух вокруг дрогнул. Слова Сатингейла отозвались во мне, как яд, и на миг я едва удержалась на ногах. Сердце билось в безумном ритме, а чёрные вены на груди разгорелись, словно откликнулись на имя отца.

— Итэль, — Вейн двинулся в мою сторону, его шаги эхом отдавались по каменным плитам.

— Не смей, — я выставила руку вперёд. Дрожащую руку. Смешно. Такую же хрупкую, как тонкая ветка перед бурей.

Но он остановился. Его взгляд скользнул по моим пальцам, по трясущейся ладони, и уголок губ едва дрогнул. Не улыбка — скорее насмешка, холодная, как сталь.

— Не защищай его, — произнёс Вейн тихо, но в этих словах звенел приказ.

— Это не может быть правдой, — выдохнула я, и голос дрогнул. — Он мой отец!

— И не совсем приятный эльф, — сухо добавил Ришард, стоявший сбоку. Его красные глаза вспыхнули в полумраке, и он словно нарочно бросил эту фразу, как камень в воду.

Вейн повернул голову и посмотрел на него так, что воздух в подземелье мгновенно стал тяжелее. В этом взгляде было всё: ярость, предупреждение… и обещание, что ещё одно слово — и он испепелит юного вампира без заклинаний.

— Это всего лишь подозрение, — спокойно произнёс Вейн… он что, пытался меня успокоить?! Его голос звучал мягче обычного, но от этого тревога только нарастала.

— Мы проверяем, — подхватил второй брат, его глаза мерцали холодным светом. — Но это не ошибка, увы, декан. Ваш отец… что-то скрывает.

Эти слова ударили, как ледяной клинок в сердце. Мир качнулся. Нет… это не мир — это я. Ноги подкосились, и всё плыло, превращаясь в мутный водоворот теней.

Чьи-то крепкие руки обвили мою талию, удерживая от падения. Шум голосов, торопливые шаги — но всё заглушил его голос.

— Итэль, — шёпот Вейна пробрался под кожу, застрял в каждом нерве, отозвался в груди. Но было в нём ещё что-то… слишком внимательное. Слишком близкое.

4.3

Я сфокусировала взгляд и поняла. Он смотрел не мне в глаза. Его прицельный, прожигающий взгляд скользнул к шее.

Нет…

Я дернулась, пытаясь вырваться из его рук, но его пальцы сомкнулись крепче, железным замком.

— Отпусти, — выдохнула я, чувствуя, как черная вена под кожей бьётся вместе с пульсом. Каждое биение было, как удар в колокол. Да, край воротника сполз, когда он удержал меня… и теперь он знал.

Или… делал вид, что не знал.

— Ты бледная, как моль, — небрежно бросил Вейн, отводя взгляд, словно всё это — ничто. Словно я не стояла на грани разоблачения. Или он просто устал от моих истерик? О, боги, я надеялась именно на это. На его равнодушие. Оно пугало меньше, чем его подозрения.

— Мы продолжим работу, — голос Лиандроса прорезал напряжение, будто нож. — Но… леди Аэлитэль… — он сделал паузу, и в его глазах мелькнуло то, чего я не хотела видеть. Жалость. — Ты должна понимать…

— Я понимаю, — перебила я слишком быстро, закивала так яростно, что закружилась голова, но мне было всё равно. Лишь бы они больше ничего не сказали. Лишь бы не догадались.

Когда разговор закончился, менталисты переглянулись и, не сказав лишнего, ушли. Даже Ришард, обычно любопытный до невозможности, опустил глаза и скрылся в полумраке коридора. Остался лишь Вейн. Его взгляд прожигал сильнее любых заклинаний. Долго. Молчаливо. Будто он видел всё. Будто знал.

Я стояла, сжав руки в кулаки, стараясь не выдать дрожь, но сердце колотилось так, что казалось — его слышит вся Академия. Вейн дернулся, будто хотел что-то сказать, но в итоге лишь скривил губы и вышел. Тихо. Слишком тихо.

О, святые леса… он видел? Он понял?

Я шагнула в свою келью и заперла дверь. Спина соскользнула по дереву, ноги отказались держать. В груди пекло, черная вена будто смеялась надо мной, пульсируя в такт страху. Если Вейн знает… если хоть на миг заподозрит — всё кончено.

Я прижала ладони к лицу. Что делать? Кому сказать? Отец? Нет… он уже поднял шум. Совет? Они сожрут меня первой. Вейн?.. Боги, да лучше сама в гроб лягу, чем доверюсь ему.

Но… никто, кроме Вейна, не поймёт. Больше никто не поможет.

Я ждала вечера, словно казнь. Каждая минута тянулась, как клейкая паутина, и с каждой новой вспышкой боли в груди я понимала — времени у меня нет. К тому моменту, как солнце скатилось за шпили Академии, я уже дрожала вся, словно в лихорадке.

Мои шаги отдавались по коридорам гулким эхом, будто сама Академия знала, куда я иду, и осуждала меня. Каждый поворот, каждая тень на стене кричала: «Остановись!» Но я всё равно подошла к его келье. Подняла руку. Постучала.

Дверь отворилась почти мгновенно. И я сразу ощутила — он ждал.

Запах ударил в лицо первым: терпкий, горячий, с лёгкой горечью. Бурбон. Его любимый. А следом — то, что всегда пугало сильнее всего: опасность. Она исходила от него, как пламя от костра, завораживая и обжигая.

Вейн стоял в дверях, опершись плечом о косяк. Чёрные волосы чуть растрёпаны, рубашка расстёгнута на пару пуговиц, глаза горели тёмным светом.

— Декан Аэлитэль, — произнёс он тихо, почти насмешливо. — Я так и знал, что ты придёшь.

4.4

— Декан Аэлитэль, — его голос был низким, с тенью насмешки, но в каждом звуке скользил хищный интерес. — Я так и знал, что ты придёшь.

Этот шаг через порог дался мне слишком тяжело. Словно ступала не на пол его кельи, а на эшафот. С Вейном… это ведь было одно и то же.

Воздух внутри комнаты был густым — смесь бурбона, тлеющих свечей и чего-то опасного, мужского, что сразу врезалось в сознание. Я заставила себя выпрямить спину, хотя сердце било в грудь, будто хотело вырваться наружу.

— Нам нужно поговорить, — произнесла я почти шёпотом, боясь повернуться и встретить его взгляд.

— Давно это у тебя? — он небрежно перебил, проигнорировав мои слова.

Его дыхание коснулось кожи у виска, и я вздрогнула. Он подошёл ближе, так близко, что ткань моего платья предательски зацепилась за его пальцы. Он мог бы коснуться меня — стоило лишь протянуть руку. И почему-то я знала: он именно этого и ждал.

Мир качнулся, и я поняла — это было не только проклятие, что разъедало мою грудь. Это был он. Его голос, его запах, его тень.

— Чуть больше недели, — выдохнула я. Скрывать не имело смысла.

Его пальцы скользнули под воротник моего платья. Холодные, властные. Он медленно сдвинул ткань, и в следующий миг из его груди сорвался глухой, звериный рык. Я ожидала вопросов, обвинений, но Вейн, как всегда, поступил по-своему.

Резкий рывок — и шелк не выдержал. Ткань с треском разошлась, обнажая грудь до самого белья. Я охнула, инстинктивно дернулась, прикрываясь руками. Но Вейн не дал мне даже шага. Развернул меня к себе, словно я была куклой, и крепко схватил за запястья. Его пальцы врезались в кожу, больно, властно, не давая вырваться.

— Дура, — его голос сорвался в рычание, низкое и опасное, будто он готов был сломать весь мир, лишь бы доказать свою правоту. — Ты ждала, пока эта дрянь доберётся до сердца? Пока оно остановится? Ты вообще понимаешь, что оно может сотворить с твоим разумом?!

— Наверное, уже сотворило, раз я пришла к тебе! — слова сами сорвались с губ, а сердце бешено заколотилось, не от проклятия — от него. — Что ты творишь?!

Он дернулся ближе, и я ощутила, как его тело почти прижимает меня к стене, горячее, тяжёлое. Его пальцы всё ещё сжимали мои запястья так, что кожа наверняка останется в синяках.

— Ты должна была сказать мне раньше! — каждое слово — удар. Он будто пытался вышибить из меня оправдание, дыхание, остатки воли.

— Я ничего тебе не должна, Малкорн! — выкрикнула в ответ, но голос предательски дрогнул.

4.5

Его губы дернулись в кривой усмешке, слишком близко от моих. Так близко, что я чувствовала, как его дыхание скользит по моей щеке, по губам. В этот миг он выглядел не как ректор, не как некромаг, а как зверь, загнавший добычу в угол. И всё же, в моём теле предательски отозвалось желание — жгучее, болезненное, невыносимое.

Я не должна была его чувствовать! Нет! Только не к нему! Только не к этому человеку, от которого следовало держаться подальше, как от огня.

— Ты использовала “морталис”? — его голос был хриплым, почти обвиняющим.

— Откуда ты… — слова застряли в горле.

— Ты слишком предсказуема, Итэль, — сухо бросил он, и взгляд его был острым, как лезвие клинка. — Вы, белые, ничего кроме этого не знаете.

— Перестань унижать белую магию! — я выкрикнула, но даже для себя прозвучала неуверенно.

— Вот к чему привела твоя белая магия, — он зарычал, и в этом рыке было больше страсти, чем злости. Его рука обхватила мою шею, крепко, властно, словно он мог сломать меня одним движением… или удержать от падения.

Он склонился так близко, что горячее дыхание обожгло кожу, а губы на миг коснулись мочки моего уха. От этого прикосновения меня пробило током, сердце рванулось к горлу, дыхание сбилось.

— Ты слабая, — прошипел он, пальцы чуть сжали горло, и я задрожала. — Твоя магия слабая. Все, что ты пытаешься сделать — тлен.

Чёрт. Я понимала, что он прав.

— Помоги мне, — сорвалось с губ. Но сразу же я резко вдохнула, словно обжёгшись собственными словами. — Нет. Не помоги… используй. Мое тело.

— Что? — Вейн чуть отстранился, его глаза сузились. — Использовать… твое тело? — голос стал низким, опасным, а взгляд потемнел, превращаясь в ту самую бездну, которую я однажды уже видела. Всего раз. Тогда, в ту ночь, когда я согласилась стать его. Когда он предал. Когда сделал меня своей — лишь, чтобы уничтожить.

— М-мою кровь… — голос дрогнул, но я заставила себя продолжить. — Это проклятье. Сканируй. Изучи. Возьми её, если нужно. Может, это поможет спасти детей… моих адептов.

Он смотрел на меня так, будто я только что предложила самое извращённое искушение. Его пальцы всё ещё держали мою шею, и я чувствовала, как бешено колотится пульс под кожей. Он мог сделать это прямо сейчас. Вонзиться в мои тайны, выпить мою силу, раздеть меня до сути.

— Декан Белого факультета готова пожертвовать собой? — его голос был низким, опасным, почти хищным.

— Да, — выдохнула я, не думая. Ответ сорвался слишком быстро, слишком отчаянно. Я зажмурилась, ожидая боли, заклятия, чего угодно. Только не того, что он сказал.

— Хорошо, — пауза растянулась, его дыхание обожгло моё ухо. — Раздевайся.

4.6

Я застыла. Сердце билось так сильно, что я слышала его стук в висках.

— Ты… издеваешься? — прошептала я, но голос предательски дрогнул.

— Ни капли, — ответил он холодно. Его тень полностью накрывала меня, а ладонь коснулась пуговиц на моем платье. Той части, которую он не порвал. — Ты сама просила.

Пальцы Вейна двигались медленно, нарочито. Словно смаковал момент, проверял — дрогну ли я, попытаюсь ли оттолкнуть. Но я лишь сильнее вжалась в стену.

— Остановись, — выдохнула, но сама не верила в собственные слова.

— Остановиться? — его губы почти касались моей щеки, дыхание жгло, как раскалённый уголь. По коже бежали мурашки, каждая клеточка тела отзывалась на его близость. — Ты только что умоляла меня спасти своих детишек.

— Они и твои адепты! — сорвалось у меня.

— Новых найдём, — усмехнулся Вейн, и в этой усмешке было столько холодной жестокости, что у меня заледенело сердце. Словно он говорил не о живых людях, а о пешках на шахматной доске.

Ткань под его пальцами поддалась. Первая петля, вторая… шелк сдался, расползаясь, обнажая плечо. Его пальцы скользнули по коже — властно, уверенно, так, что не оставляли и шанса вырваться.

— Вейн… — мой голос дрогнул, тонкий, как нить, то ли от страха, то ли от чего-то более опасного. — Это не шутки.

— Я не шучу, Итэль, — его низкий голос пробрал до самой груди. — Но ты должна понимать: я не сотворю над тобой белое облачко и единорогов. Я некромант. Моя стихия, смерть. Тьма. — Его пальцы сильнее сжали ткань, стягивая её вниз. — Ты готова принять её в себя?

— Если это поможет адептам… — мой шёпот дрогнул, и я отвернула голову, не в силах выдержать его взгляд.

Я зажмурилась, когда платье скользнуло с плеч и упало под ноги. Вены на груди жгли, но сильнее жгло другое — его взгляд. Я услышала, как Вейн резко вдохнул. И этот звук, тяжёлый, полный сдерживаемой ярости и желания, заставил сердце замереть.

— Ложись на кровать.

Колени дрогнули, будто предательски отказались слушаться. Я резко повернула голову, несколько раз быстро заморгала, пытаясь скрыть растерянность.

— З-зачем… на кровать? — слова прозвучали слишком тонко, почти жалко.

— Так будет удобнее, — коротко бросил он.

— Удобнее? — щеки вспыхнули, словно их обдало пламенем.

— Ты каждое слово собираешься переспрашивать? — Вейн резко шагнул ближе, и воздух в комнате стал слишком тесным. Его голос был низким, хриплым, раздражённым — но в этом раздражении сквозила опасная властность. — Бегом на кровать, Итэль. Пока я тебя сам туда не швырнул.

Я сделала шаг к кровати. Сердце грохотало так, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Я ненавидела его. Ненавидела за это чувство, за то, что он умел управлять мной одним лишь взглядом и голосом. Но тело предательски слушалось.

Я опустилась на край постели, стараясь удержать остатки достоинства. Спина прямая, подбородок гордо вздёрнут, хоть внутри всё дрожало, как в лихорадке.

Он замер в полушаге, нависая надо мной, как тень. Его пальцы легли мне на подбородок, заставляя повернуть лицо вверх. В его глазах — ни капли сомнения. Только тьма и холодный расчёт.

— Вот так, — прошептал он, и это прозвучало одновременно приговором и обещанием. — Умница.

4.7

“Умница”... слово ударило в грудь, будто раскалённое железо. Боль пронзила не только тело, но и память. Та ночь. Единственная. Когда он забрал мою невинность. Когда точно так же держал мой взгляд, клялся в вечности, в любви — и разрушил всё.

Грудь сжала судорога, дыхание сбилось. Я вцепилась ногтями в ладони, до крови. Хотела закричать, ударить, вырваться. Но тело снова предало. Веки сомкнулись, и горячий разряд пробежал по позвоночнику, как удар молнии.

Нет! Я не хотела ничего к нему чувствовать. Не хотела снова стать этой наивной девочкой. Но сердце… сердце упрямо билось, как в ту самую ночь.

— Ах! — крик сорвался сам, меня согнуло пополам. Боль была нестерпимой, словно кто-то вгрызался внутрь, рвал кости и жилы. Никогда ещё так не жгло. Никогда.

Я рухнула на кровать, прижимая колени к животу, стараясь удержаться в этом кошмаре. Мир плыл, кровь стучала в висках.

Вейн что-то говорил, но я не слышала — только гул в ушах и дикий хруст боли внутри. Лишь когда он перешёл на крик, слова пробили туман:

— Не отталкивай эту боль! — яростно. — Расслабься! Прими её!

Принять?! Да он сошёл с ума! Мне словно молотками разбивали кости изнутри! Каждая клеточка орала в агонии, рвалась на части.

— Итэль! Итэль! — он твердил моё имя снова и снова, будто заклинание, будто этим мог удержать меня от края пропасти.

Я билась в агонии. Мир расплывался. Неужели воспоминания той ночи стали триггером? Я не знала. Не понимала. В какой-то миг крик вырвался сам, раздирая горло. Слёзы текли, заливая виски. Я хватала ртом воздух — но он больше не входил в лёгкие. Всё. Конец. Я ощущала смерть, холодный поцелуй бездны.

— Рациор соргантиус! — голос Вейна прорвался сквозь туман, как раскат грома.

И вдруг — вдох! Воздух ворвался в лёгкие. Обжигающий, спасительный. И вместе с ним — жар, прикосновение. Губы коснулись чего-то мягкого, горячего, до боли знакомого.

Я распахнула глаза — и в тот миг мир снова остановился. Вейн. Он был так близко, что я чувствовала каждое биение его сердца. Прижимал меня к себе, и… целовал. Не просто целовал — вливал в меня жизнь, давал кислород, возвращал из мёртвых.

Начинается пожар..... как вам? Что думаете будет? М?

Глава 5. Старые раны и мимолетная смерть

Его губы были обжигающе горячими. Такими нежными — и одновременно беспощадно властными. Каждое прикосновение жгло, как печать, оставляемая прямо на душе. Он вжал меня в кровать всем своим телом, так плотно, что я уже не различала, где заканчивается моё дыхание и начинается его.

— Не дёргайся… — прошептал он прямо в мои губы, словно приказ, которому невозможно было противостоять.

Вейн перехватил мои запястья, прижал их к матрасу по обе стороны от головы. Его пальцы были стальными кандалами, и в следующее мгновение я ощутила, как холодная магия стянула кожу. Верёвки — не простые, а созданные из тьмы — сомкнулись на моих руках. С каждой секундой они становились всё плотнее, словно подчёркивая, кто здесь хозяин, а кто — пленница.

— Ч-что? — я распахнула глаза, и холодный страх моментально захлестнул меня, смывая остатки боли. Но она всё ещё тлела внутри, как угли, жгла изнутри, не давая забыть о себе.

— Тьма пробралась слишком глубоко, Итэль, — голос Вейна был низким, почти рычащим. — Нужно обследовать.

Его взгляд скользил по моему телу медленно, тягуче, и от этого по коже бежали мурашки. Я прикусывала губу, уговаривала себя: это не желание… не жажда… он смотрит ради работы, ради исследования.

Да, именно для этого. Только для этого.

Но сердце не верило. Оно бешено колотилось, выстукивая правду, которую я отчаянно пыталась заглушить.

— З-зачем верёвки? — слова сами сорвались с губ, когда холодные путы вновь коснулись кожи. Меня смущало это больше всего. Я и так была уязвима перед ним, а теперь — полностью беспомощна.

Вейн наклонился ниже, его дыхание коснулось моего виска. Шепот заклинания скользнул по губам, горячий, как яд. В ту же секунду чёрные нити ожили и медленно, почти ласково, начали обвивать мои щиколотки.

Я вздрогнула.

— Тебе может быть… больно, — его голос звучал обманчиво мягко, почти заботливо, но глаза сверкали мраком, от которого дрожь пробежала по коже. — Неприятно. Но резкие движения могут помешать… работе.

Слово прозвучало так, будто он вложил в него нечто большее. Нечто, что мы оба старательно хоронили под маской равнодушия. Я пыталась прятать. Сильно. До боли. Но стоило ему приблизиться — и мои стены рушились.

— Что теперь? — прошептала я, вглядываясь в его затуманенные тьмой глаза.

— Нужно осмотреть, — медленно произнёс он, и его пальцы скользнули по краю белого лифа. Я вздрогнула. Его прикосновение коснулось пульсирующей чёрной вены, и в тот же миг мне показалось, что это не проклятие, а моё собственное сердце пляшет в безумном ритме.

От боли? От страха? Нет. О… боги… от возбуждения.

5.1

— Я не сделаю ничего… ненужного, — слова давались ему тяжело, я слышала это в каждом слоге. Исчезла привычная язвительная ухмылка, его желание уколоть. Малкорн смотрел прямо в меня. Внимательно. Изучающе. Но вместе с тем в его взгляде таилось то, от чего сердце сжалось: вожделение… и грусть.

Он протянул руку к столу, и металл хищно блеснул в его пальцах. Нож.

Я застыла, холод пронзил кожу, но дыхание обожгло горло. Одним резким движением Вейн срезал бретели. Шелк упал, оставив мои плечи и грудь без защиты. Второй взмах — и лифчик соскользнул, съехал на черные простыни.

Дернулась, но путы на запястьях и щиколотках держали меня слишком крепко. Всё, что оставалось — дышать рвано, почти судорожно, и чувствовать его взгляд.

— Делай, что нужно, — прошептала я, отвернув голову в сторону. Слишком тяжело было смотреть на него.

Его пальцы скользнули к самой границе черных прожилок, что расползались по моей груди, словно тьма пыталась выбраться наружу. Я вздрогнула, когда он коснулся их.

— Видишь? — голос Вейна звучал низко, глухо, будто он говорил не только мне, но и самой Тьме. — Магия тянется изнутри. Она не просто ранит… она пожирает тебя, Итэль. Забирает силы, дыхание, даже мысли.

Я пыталась выдохнуть ровно, но дыхание сорвалось. Его ладонь скользнула выше, палец обвел изгиб вокруг соска — и мое тело предательски дрогнуло.

— Она питается твоей жизнью, — прошептал он, почти касаясь губами моего виска. — Каждый раз, когда ты сопротивляешься… она становится сильнее.

— Замолчи… — выдохнула я, зажмурившись, но вместо мольбы это прозвучало как тихий стон.

Его взгляд мгновенно потемнел еще сильнее, в нем вспыхнуло что-то опасное и слишком человеческое. Его палец вновь очертил кружок по соску, и я не выдержала — звук, сорвавшийся с губ, был ближе к стону удовольствия, чем к боли.

— Чувствуешь? — он наклонился ближе, его дыхание обожгло мою шею. — Даже Тьма не способна украсть у тебя это.

— Это?.. Что? — мой голос дрогнул. — Я не понимаю тебя…

Но тело не слушалось меня. Непонятный жар зарождался чуть ниже пупка, пульсируя, разрастаясь по венам, словно сама Тьма вплеталась в мою плоть, окуная в грех. Я ненавидела это ощущение… и жаждала его.

— Ты такая красивая… — прошептал он так тихо, что слова ударили в сердце сильнее заклятия.

Я сорвалась.

— Нет! — голос сорвался на крик, истеричный, рваный. — Нет, развяжи меня! Немедленно! Я сказала — нет!

Но боль пронзила грудь так резко, что я вскрикнула. Сердце дернулось, и из глаз брызнули слёзы. Я уже не понимала, что это было — проклятье, разрывающее изнутри, или моя личная мука от того, что делал со мной Вейн.

Я просто хотела, чтобы это прекратилось.

— Будь ты проклят… проклят… — бормотала я, мотая головой, стараясь сбросить его тень, его власть.

— Я уже проклят, Итэль, — его голос прозвучал так низко, что в груди дрогнуло эхо.

5.2

Крепкие пальцы сомкнулись на моём подбородке, безжалостно зафиксировали голову. Я не могла отвернуться. Он вынудил смотреть ему в глаза — глаза, полные тьмы, боли.

— Может хоть так ты ощутишь хотя бы крупицу боли, что чувствую я, — прошептал в мои губы, так близко, что дыхание жгло, словно огонь. — Может хоть так ты поймёшь, что значит разбитое сердце.

— У тебя нет сердца! — выкрикнула я, голос сорвался, как натянутая струна.

— Уже нет, — усмехнулся он горько, так, будто каждое слово рвало его изнутри.

Он склонился над моей грудью. Я думала — будет рассматривать чёрные вены, может, произнесёт заклинание… хоть что-то разумное. Но Вейн, как всегда, поступил иначе. Подло. Жестоко. Непрошено.

Губы сомкнулись на соске, изрезанном чёрными узорами. Тепло, влажно, властно. Он сжал, не причиняя сильной боли, но достаточно, чтобы током пронеслось по всему телу.

Я зажмурилась, судорожно втянула воздух. Слёзы смешались с хриплым стоном, который вырвался вопреки моей воле.

Пыталась дёргать руками, ногами, но тщетно. Верёвки держали меня слишком сильно, впивались в кожу, не оставляя ни малейшего шанса на свободу.

— Перестань! Я против, — выдохнула я. Слишком слабо. Слишком неуверенно. Даже сама слышала, что в это не верю.

— Против? — Вейн едва сдержал смешок, оторвавшись от моей груди. Его взгляд скользнул по моему телу, медленно, мучительно, словно обнажая каждую мысль. — Не лги себе, Итэль. Твоё тело орёт громче, чем твои слова. Ты хочешь этого.

— Н-не… — я прикусила губу так сильно, что ощутила вкус крови.

— Хочешь, — его голос стал хриплым, низким, обволакивающим, как яд, который вливают прямо в вены. — Смотри, как дрожишь. Слушай, как сердце бьётся. Скажи мне ещё раз, что ты не ждала этого момента, когда я снова возьму тебя. Когда напомню, кому ты принадлежишь.

Его рука медленно скользнула вниз, к моему животу. Кончиками пальцев он едва коснулся края тонких кружев, и я зажмурилась, не в силах выдержать этот взгляд.

— Ещё чуть-чуть, Итэль, и твои трусики перестанут скрывать правду, — прошептал он прямо в ухо, так грязно, что кровь в жилах закипела. — Ты вся горишь для меня. Даже Тьма внутри тебя шепчет моё имя.

Я замотала головой, но тело предательски выгнулось навстречу его ладони.

— Малкорн… ах! — я вскрикнула, дыхание сбилось, будто меня ударили заклинанием прямо в сердце.

Его пальцы безжалостно пробрались под тонкое белое кружево, сминая ткань, как ненужное препятствие. Мы уставились друг на друга — я, растерянная и дрожащая, он — с той самой победной усмешкой, от которой хотелось и ударить, и закричать, и утонуть в ней одновременно.

— Врушка, — выдохнул он. — Всегда ею была, Итэль.

5.3

Голос… на одно короткое, коварное мгновение он смягчился. Почти нежный. Почти настоящий.

А потом пальцы скользнули глубже. Горячие, уверенные, беспощадные. Они утопали в моей влажности, и я дернулась от осознания — боги, я была чертовски мокрой. Когда? В какой миг тело предало меня? Когда я ступила через порог этой проклятой кельи? Или ещё раньше — когда решилась выйти из своей?

— Нет… — простонала я, но звук утонул в тишине.

И опять позорно сорвался стон, рвущийся с моих губ, когда Вейн очертил медленный, мучительно точный круг вокруг клитора. Вдох застрял в горле. Сердце билось, как пойманная птица.

— Нравится… — он приподнял бровь, словно считывая мой внутренний крик. Не спрашивал. Констатировал долбаный факт. — Ах, Итэль. Ты для всех так кричишь… или только для меня?

— Н… агх, — ещё одно движение, и позорный, слишком громкий стон сорвался с моих губ. Я пыталась что-то сказать, хоть как-то остановить его, но язык предал меня. Тело не слушалось, оно будто молило о нём, о его прикосновениях. Мозг ещё цеплялся за реальность, шептал, что это неправильно. Но сердце и плоть уже принадлежали Вейну.

Он что-то бормотал — заклинания, проклятия, обещания, не знаю. Я не слышала. Мои стоны глушили его слова.

А потом его палец вошёл в меня. Горячий, жёсткий, слишком реальный. Я выгнулась всем телом, будто под ударом молнии. Стон перерос в крик, горло обожгло воздухом.

И вдруг — резкая вспышка боли. Как нож в грудь, как тысяча игл в вены. Я вскрикнула, дернулась, но не успела осознать, что происходит, как Вейн накрыл мои губы поцелуем. Жестоким. Хищным. Словно пытался задушить крик и украсть мой воздух.

И в этот же миг… второй палец. Он вошёл резко, без предупреждения. Я задохнулась, уткнулась в его губы и потерялась. Сопротивление рассыпалось, как хрупкий стеклянный осколок. Всё смешалось — боль и наслаждение, ненависть и желание. И я уже не знала, чего хочу больше: чтобы он остановился… или никогда больше не выпускал меня из своих рук.

Я кусала губы, мотала головой, но каждое его движение ломало меня сильнее. Его пальцы работали уверенно, безжалостно. Тьма и желание смешались в одно. Я зажмурилась, и мир исчез окончательно.

— А-аах! — крик сорвался с губ, когда волна накрыла. Сначала вспышкой — яркой, ослепительной, разрывающей меня изнутри. Потом долгим стоном, когда тело выгнулось дугой, когда запястья беспомощно натянулись в верёвках.

Я кончила. Перед ним. В его руках. Разбившись вдребезги — и зная, что уже никогда не соберу себя обратно. Никогда не забуду этого. Мое тело не забудет.

— Забавно… — его голос прозвучал низко, хрипловато, будто и сам едва держал себя в руках. На его губах мелькнула кривая усмешка, слишком горькая, чтобы быть победной. — Получилось.

5.4

Слова ударили сильнее, чем его пальцы. Получилось? Что — лечение? Или он говорил о том, как сломал меня, сделал своей?

Я лежала, тяжело дыша, дрожа каждой клеточкой, а его глаза впивались в меня. Там не было жалости. Только тьма… и невыносимое желание, от которого я терялась еще больше.

— Ч-что… — дыхание всё ещё сбивалось, слова срывались шепотом. — Что получилось?

Он медленно вынул из меня пальцы, и от этого движения у меня по телу пробежала судорога. Вейн поднял руку выше, на секунду задержал её в воздухе, словно демонстрировал саму победу. Его взгляд в этот момент был невыносим — слишком голодный, слишком хищный. Но и серьёзный.

— Тьма, — коротко бросил он, опускаясь ближе к моему лицу. — Она отступила. На миг. — Его пальцы коснулись края чёрной вены на моей груди. — Видишь? Она дрогнула.

Я зажмурилась, не в силах поверить. Но… он был прав. Боль притупилась. Пульсирующее жжение стихло. На короткий, проклятый миг.

— Ты слышала себя? — его губы коснулись мочки моего уха, горячее дыхание обожгло кожу. — Каждый твой стон — отзывался в ней. Каждый удар твоего сердца, Итэль, заставлял её сдавать позиции.

— Замолчи, — прошептала я, кусая губу, чтобы не закричать. От унижения. От правды.

— Нет, — он обвел кончиком языка линию от моего уха к шее. — Не притворяйся, что не чувствуешь. Тьма откликается на страсть. На желание. На твоё желание.

Я захлебнулась воздухом. Он был прав. И тогда он рассмеялся. Громче. Открыто. Не скрываясь за ледяной маской, как всегда. В том смехе было слишком много — и ярость, и боль, и наслаждение.

Он смотрел мне прямо в глаза. И вдруг сделал то, от чего у меня подкосились ноги, хотя я и так была прикована к кровати. Его пальцы — те самые, что только что были во мне, — медленно, нарочно медленно, поднялись к его губам.

И он… облизал их. Каждый. По одному. С жадностью. С наслаждением. Его язык скользил по коже, а взгляд оставался прикован к моему лицу.

Святые сады Сильванаара. Мир рухнул. Я едва не потеряла сознание от нахлынувшего жара, стыда и… божественной муки.

— Безумец… — сорвалось с моих губ шепотом, почти беззвучно. Я зажмурила глаза, лишь бы не видеть больше. — Развяжи меня!

Но верёвки только сильнее впились в запястья и щиколотки, словно и они были подчинены его воле.

— Развязать? — его голос стал низким, хриплым, почти звериным. Он наклонился так близко, что его дыхание смешалось с моим, обжигало губы, сводило с ума. — Или связать тебя ещё крепче, Итэль? Скажи… когда у тебя в последний раз был секс? Хм? Женихи ходят к тебе как на праздник, почти каждый день.

— Развяжи! — рявкнула я, сама удивившись, откуда во мне взялась эта сила. Голос не дрожал. Он резал воздух, как клинок. — Немедленно!