Жестокое сердце во власти любви

1 глава.

Даниель

10 лет назад

Я проснулся с чувством необъяснимой тревоги. Приподнявшись на локтях, холодный блеск на тумбочке привлек мой взгляд. Ключ от сейфа.

Отец всегда скрывал от меня этот ключ. Я знал о его делах, но он не хотел, чтобы я был в курсе. Он старался оградить меня от этого мира, полного жестокости и кровавых интриг.

В сейфе хранились важные документы, от которых зависели жизни. Это было настоящее выживание, полное опасностей. Но почему отец оставил ключ? Он же не хотел, чтобы я имел к этому доступ. Почему?

Сердце забилось, как барабан в предчувствии бури. Я сорвался с кровати, пальцы судорожно сжали холодный металл ключа. Он обжигал кожу. Бросившись к двери, я распахнул ее и вылетел в сумрачный коридор. Там, замершая у окна с тряпкой в руке, стояла Анита, наша давняя служанка, лицо которой было белее утреннего инея за стеклом.

– Где отец?! – мой голос, резкий, как удар хлыста, разорвал тишину.

Она вздрогнула так, будто ее ударили. Глаза, полные невысказанного ужаса, забегали, избегая моего взгляда, уставившись куда-то в узор паркета.

– Я… не знаю – прошептала она, и в этом шепоте слышалось что-то большее, чем просто неведение. Страх. Вина? – Он… он уехал очень рано… Ничего не сказал…

Ложь. Чувствовалось в каждом слоге. Я прошел мимо нее, не удостоив взглядом, оставив ее дрожать в коридоре.

Я зашёл в кабинет отца. Знакомый запах кожи, табака и старой бумаги. Я схватил трубку телефонного аппарата, пальцы дрожали, набирая знакомый номер. Гудки. Монотонные, пронзительные, резавшие слух, как тупое лезвие. Они длились вечность, эхо отчаяния в тишине кабинета. И вдруг – щелчок. Соединение.

– Отец! Где ты?! Что происходит?! – выпалил я, голос сорвался на крик.

В ответ – тяжелое, прерывистое дыхание. Хрип. Бульканье. Будто человек тонул в собственной крови.

– Отомсти… – прохрипел голос, едва различимый, полный нечеловеческой муки и… невероятной силы воли. Голос отца, но искаженный до неузнаваемости предсмертной агонией.

– Что?! Отомстить?! Кому?! – закричал я, леденея от ужаса. – Где ты?!

– Ты… должен… отомстить… Семье… Сильвестри… – каждое слово давалось ему с неимоверным трудом, сквозь хрип и клокотание. – Ты… обязан… Они...

*БАМ!*

Звук разорвал связь и тишину кабинета одновременно. Короткий, сухой, беспощадный. Выстрел в упор. Знакомый до жути звук на стрельбище, но здесь он означал конец. Окончательный и бесповоротный.

Связь оборвалась. Телефон выскользнул из моих внезапно ослабевших, ватных пальцев, грохнувшись о дубовый паркет с глухим, обвиняющим стуком. В ушах стоял оглушительный звон – эхо того выстрела, прозвучавшего за тысячи километров, но отозвавшегося внутри моего черепа.

Адреналин, горький и обжигающий, хлынул в кровь. Отец. Мысль пронеслась молнией. Я сорвался с места, не помня себя, снося стул на пути. Дверь кабинета распахнулась с треском. Лестница вниз мелькала под ногами – я прыгал через ступени, едва касаясь их, сердце рвалось из груди. Холл, залитый холодным утренним светом, проникавшим сквозь витражи.

У массивных дубовых дверей, как каменные изваяния, стояли двое охранников. Их обычно непроницаемые лица были напряжены, глаза метались, избегая моего взгляда. В их позах читалась не просто растерянность, а животный страх.

– ГДЕ ОТЕЦ?! – мой крик, полный ярости и нечеловеческого ужаса, грохнул под сводами холла, заставив их вздрогнуть. Казалось, стены содрогнулись.

Гробовая тишина. Тяжелая, давящая. Они переглянулись, словно ища спасения друг у друга. Их молчание было громче крика.

– Я ЗАДАЛ ВОПРОС! ОТВЕЧАЙТЕ, ЧЕРТ ВАС ВОЗЬМИ! – Я ринулся к ближайшему, вцепился в грудь его форменного кителя. Ткань хрустнула под пальцами. Его напарник инстинктивно рванул руку к кобуре у бедра, но замер, увидев безумие в моих глазах.

– Мы... не знаем, сэр Даниель, – выдавил охранник, которого я тряс. Голос его был глух, взгляд прикован к моему безумно сжатому кулаку, занесенному для удара. – Последний раз... вчера вечером... Уехал один... Мы...

Лжецы! Предатели! Яростный рев требовал выплеснуться в действии. Я напряг мышцы, готовый обрушить кулак на его виновато опущенное лицо. И в этот самый миг, когда ярость вот-вот должна была найти выход...

– А-а-а-а-АХ!

Крик. Пронзительный, раздирающий, полный такого же нечеловеческого ужаса, донесся сверху. Из родительской спальни. *Мама.*

Все внутри оборвалось. Я отшвырнул охранника, как ненужное тряпье, и ринулся обратно по лестнице. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется. Дверь в спальню была приоткрыта. Я ворвался.

Мама сидела на краю огромной кровати, сгорбившись, маленькая и беззащитная. Ее плечи судорожно вздрагивали от рыданий, лицо было искажено гримасой невыносимой боли и страха, залито слезами. Платье помято, волосы в беспорядке. Увидев меня, она вскочила, глаза расширились до предела, полные немого ужаса.

– Даниель! О, Боже! Даниель! – Она сделала шаг, протянув дрожащие руки. – Твой... твой отец... – Голос срывался, задыхались, слова рвались клочьями, перемешанные с рыданиями. – Они... позвонили... сказали... что... – Ее глаза стали стеклянными, потерянными. Она схватилась за грудь, пальцы впились в ткань. Лицо исказилось мукой. – Он... м... – Последний слог, должно быт "мертв", так и не сорвался с губ. Ее глаза закатились, став белесыми щелочками, колени подкосились, и она рухнула на персидский ковер, как подкошенный цветок, беззвучно и стремительно.

Нет! Мама! НЕТ!

В больнице

Она находилась в реанимации. У нее были проблемы с сердцем, и из-за стресса возникли осложнения.

Вдруг раздался звонок. Звонок был резким, неожиданным, как выстрел в тишине собора. Незнакомый номер. Холодный, лишенный эмоций голос в трубке. Прокурор.

2 глава.

Агнеса

Я проснулась от странных звуков, доносившихся снизу. Бум-Бум-БУМ. Собственные удары заглушили новые звуки - выстрелы?

Я выскользнула из комнаты, прижавшись к стене. И тут - крик. Отцовский. Не просто крик - вопль, вырванный болью или ужасом. Сердце в груди взорвалось адреналиновой метелью, застучав так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет и покатится по ступеням вниз. Каждая ступенька на лестнице была пыткой. Воздух густел, пропитанный запахом страха и... пыли? Нет. Крови?

То, что открылось внизу, вышибло дыхание. Комната выглядела так, будто через нее пронесся торнадо, одержимый бешенством. Осколки вазы - любимой маминой вазы! - сверкали на паркете, как слезы. Кресло опрокинуто, обивка порвана. Книги разметаны, страницы трепетали, как раненые птицы.

И в центре этого хаоса... Отец. Неузнаваемый. Лицо - маска синяков и запекшейся крови. Он лежал неподвижно, жутко неподвижно. А неподалёку с ним в нескольких шагах стоял мужчина с пистолетом в руках, целясь в голову.

— Теперь ты за всё ответишь, — произнес мужчина. Его голос был тихим, но от этого было ещё страшнее

Ответишь. За что? Что отец мог сделать этому... этому демону в дорогом костюме?

Меня охватила паника.

Я рванулась вперед, не думая, движимая лишь слепым инстинктом защиты. Я бросилась на колени перед отцом, раскинув руки, попытаясь заслонить его своим телом. «Нет!» - кричало все внутри. Внезапно раздался выстрел.

Оглушительный ГРОХОТ! Не просто звук - ослепительная вспышка. Огненный клык впился в плечо, вырвав из горла короткий, дикий вопль. Боль в плече, как удар раскаленного лома. Я вскрикнула, отшатываясь. Мужчина замер, его темные, бездонные глаза расширились от шока. Но в них, сквозь удивление, пробежала искра чего-то дикого, почти... восхищенного?

— Пожа-а-луйста... — выдохнула я, хватая ртом липкий от боли воздух.

Вид крови всегда сводил меня с ума, а сейчас она была повсюду: на отце, на полу, теплая струйка ползла по моей руке.

— Не убивай его... Пожалуйста... — голос был хриплым шепотом. Я попыталась подняться, опираясь на здоровую руку, но мир закружился воронкой. Эти черные, бездонные глаза были последним, что я увидела, прежде чем темнота накрыла с головой, как тяжелое одеяло.

***

Проснулась я от запаха. Антисептик. Дорогие духи с ноткой чего-то древесного... и под ними - сладковатый, тошнотворный шлейф крови. Моей крови. Я открыла глаза. Чужая комната. Высокий потолок с лепниной, тяжелые портьеры, мебель, которая выглядела так, будто помнила Наполеона. Где я? Что за оперный театр кошмаров?

Рядом стоял человек в белом халате. Врач. Лицо - маска профессионального безразличия.

— Проснулись? Как самочувствие? — голос ровный, как линия горизонта, и столь же безжизненный.

— Где... я? — прохрипела я. Попыталась приподняться - и белый нож боли в плече заставил вскрикнуть. Память нахлынула волной: отец, кровь, ледяной голос, выстрел! — Отец! Где отец?! — голос сорвался, звонкий от ужаса в этой чужой тишине.

Врач лишь сжал губы. Его взгляд быстро скользнул в сторону, к дверям. Молчание повисло тяжелее свинцового одеяла. Предательское молчание.

— ГДЕ ОН?! — выкрикнула я, отчаянье сжимая горло как удавка.

Он резко выдохнул, будто я отвлекала его от важного дела, развернулся и вышел. Просто... вышел. Оставив меня одну с лавиной вопросов: Где я? Кто этот мужчина с глазами ночи и пистолетом? Что натворил отец? И главное... жив ли он?

Подъем с кровати был квестом уровня "эксперт". Каждое движение - удар током в плечо. Бинт был чистым, но под ним пульсировало алое пятно. Я отвернулась, глотая ком тошноты.

Не сейчас, Агнеса, держись!

Комната была огромной и холодной, как склеп аристократа. Подошла к окну - второй этаж. За ним - бескрайняя темная чаща леса, сливающаяся с хмурым горизонтом. Высоко. Очень высоко и далеко от всего знакомого.

Ждать возвращения "доктора ледяного взгляда" Ждать возвращения "доктора ледяного взгляда"? Спасибо, нет. Я выскользнула в коридор.

Тишина. Не просто тишина - гробовая. Она давила на уши. Длинные тени от высоких окон тянулись по стенам, как щупальца. Мои босые ноги шаркали по холодному, отполированному до зеркального блеска паркету. Дом был огромен и красив до ошеломления. Повсюду висели картины в золоченых рамах - портреты суровых мужчин и томных дам в пудреных париках. Они смотрели на меня свысока. "Некогда вам, ребята, у меня побег намечается!"

Шла наугад, сердце колотилось где-то в горле. И вот она - величественная лестница, спускающаяся вниз, в сумрачный, как пещера, холл. Выход! Сердце забилось с новой силой, будто барабанная дробь перед казнью. Спускалась медленно, цепляясь здоровой рукой за холодные, гладкие перила. Каждое движение ноги отдавалось эхом в больном плече. Преодоление. Шаг за шагом.

Вот она! Массивная дубовая дверь, украшенная коваными узорами. Она казалась порталом в свободу. Я протянула дрожащую руку к тяжелой, холодной ручке... И тут:

— Далеко собралась, Мышонок?

Голос. Его. Резкий, как удар хлыста, холодный, как сталь. Я обернулась, будто меня током ударило. Он стоял позади меня с ухмылкой на лице. Высокий, мощный, как утес. Дорогая рубашка была небрежно расстегнута на пару пуговиц, открывая сильную шею и ключицу. Темные волосы слегка растрепаны, будто он только что провел рукой в раздражении. Красивый. Дьявольски красивый. И пугающий до дрожи в коленях и подкашивания ног. На его губах играла та самая ухмылка - полунасмешливая, полу... заинтересованная?. И... кровь. Темные, почти черные, давно засохшие пятна на безупречно белой манжете, на длинных, сильных пальцах.

Внезапная вспышка памяти: отец на полу. Его лицо - кровавое месиво. Его рука, поднятая с пистолетом. Чья кровь теперь украшает этого демона? Отца? Его собственная? Кого-то еще?

3 глава.

Даниель

Я ворвался в дом своего врага, не обращая внимания на охранников — мои люди уже позаботились о них.

В руках я держал пистолет, который незамедлительно издал три выстрела в небо, словно сигналя о начале операции.

В доме я столкнулся с Таиром — он быстро спустился со второго этажа и, не говоря ни слова, бросился на меня.

Не в силах сдержать гнев, я с силой ударил его пистолетом по лицу. Звук был сочный, хрустящий, как ломаемая морковка. Он рухнул на паркет. Но упрямство – семейная черта? Даже полуоглушенный, с лицом, залитым алым ручьем, он попытался шарахнуть меня. *Мило.* Я ловко перехватил его руку – детская забава – и всадил прикладом еще раз, для симметрии. Он снова ахнул паркетом.

— Теперь ты за всё ответишь, — мои слова прозвучали тише выстрела, но ледянее стали. Ненависть пульсировала в висках, сладкая и знакомая.

Он лежал, хрипя, на грани отключки. Я отступил на пять шагов, поднял "Беретту". Мишень – лоб. Чистая работа. Палец уже сжимал спуск…

И вдруг – белое пятно. Хрупкое, стремительное. Она метнулась, как испуганная лань, и рухнула на колени перед папашей, раскинув тонкие руки-крылья. "Нет!" – будто крикнул весь ее вид. Я резко дёрнул руку вверх. Глухой хлопок. Черт! Пуля, предназначенная Таиру, резво прожужжала мимо и… впилась ей в плечо.

– Ай! – Ее крик был коротким, больше от неожиданности, чем от боли. Я замер, будто вкопанный. Глаза сами собой расширились. Шок. И… восхищение? Эта хрупкая фарфоровая кукла бросилась под пулю? За него? Смелость или глупость? Или и то, и другое?

– Пожа-а-луйста... – выдохнула она хватая воздух. Ее голос, прерывистый от боли и страха, прозвучал громче выстрела в тишине зала. Капли крови алели на белой блузке, как жуткие бусины. – Прошу… не убивай… – уже шёпотом, и она попыталась подняться, схватившись за раненое плечо. Но силы оставили ее. Глаза закатились, тело обмякло.

Ко мне подскочил Вал, моя правая рука и, пожалуй, единственный человек, которому я мог доверить... ну, почти всё. Он окинул сцену быстрым взглядом, его каменное, обычно невозмутимое лицо дрогнуло от чистого изумления.

— Босс… Вы и его дочь… Того? — Он запнулся, явно не зная, как назвать этот абсурд. Я лишь медленно, как кот, сытый неожиданной добычей, растянул губы в широкой, хищной ухмылке. Ответ был красноречивее любых слов.

Я наклонился и поднял ее. Легкая. Как пушинка. Или как ангел, упавший с небес прямиком в адскую кузницу. Белоснежные волосы рассыпались по моему рукаву, лицо бледное, почти прозрачное, с длинными, темными ресницами, и… голубые глаза. Даже закрытые, я помнил их цвет – как небо после грозы, чистое и бездонное. Невинность и беззащитность исходили от неё волнами. "Как такая жемчужина родилась у этой старой акулы? Ирония судьбы?"

Я вышел из дома Сильвестри, направляясь к машине, а Вал тащил окровавленного, но живого Таира – удивительно, почему я не добил его сразу? Мягкотел? Ха! Никогда. Стратегия? Интрига? Или... этот белый ангелочек с пулей в плече?

— Куда, босс? – водитель прервал тягучую тишину в салоне, глядя в зеркало заднего вида.

Я не сводил глаз с девушки, чья голова бессильно лежала у меня на коленях. Ее бледность, контрастирующая с темной тканью моих брюк, была... гипнотизирующей.

— В особняк, — отрезал я. Чертовски красива... и чертовски проблемна.

У моего особняка нас встретили свои. Я снова взял ее на руки, ощущая холодок ее кожи сквозь тонкую ткань пижамы. Легкая, как котенок.

— Вызови Марчелло. Пусть осмотрит её А этого… — я кивнул в сторону Вала тащившего Таира, как мешок картошки, — в Ангар. Живым. Пока что. — "Пока что" – мое любимое слово. Оно оставляло столько возможностей...

Я поднялся на второй этаж и зашёл в свою спальню. Мог бы и в гостевую но почему то принес сюда. Положил девушку на кровать, и в комнату вошел врач.

я бережно уложил ее на кровать. Вошел Марчелло, мой личный врач, его сумка с инструментами брякнула знакомо.

— Позаботься о ней. Пулевое – не царапина. И сообщи мгновенно, как только очнется, — бросил я, уже направляясь к двери. Дверь закрылась с мягким, но окончательным щелчком.

Вал поджидал в коридоре, лицо – маска делового интереса.

— Очнулся, — коротко доложил он. Я знал, о ком. Время для второго акта.

***

Ангар встретил меня своим фирменным коктейлем запахов: машинное масло, пыль, бетон и… страх. Густой, как смог. Таир лежал на сером полу, руки-ноги связаны профессиональными стяжками – элегантно и надежно. Бледный, как мел, но глаза горели чистой, неразбавленной ненавистью. Кровь на брюках запеклась темно-бордовыми корками.

— Ну, ну, ну… — я церемонно расставил руки, как конферансье. – Кого я вижу? Сам Таир Сильвестри, поверженный лев наших дней! Как поживаешь? Удобно устроился? — Моя ухмылка была шире, чем ворота ангара. Наслаждение моментом – редкое удовольствие.

Он только хрипел, пытаясь перевести дух. Слов не было. Только ненависть, густая и липкая.

— Вот что меня действительно интригует, — я сделал театральную паузу, наслаждаясь напряжением в воздухе, — Твоя дочурка. Весь город трепещет перед именем Таира Сильвестри! А вот о дочери… тишина. Глухая стена. Ни в газетах, ни в сплетнях, ни в досье моих любопытных ребят. Как так, а? Спрятал свою жемчужину так хорошо, что даже я, со всеми моими… ресурсами, прозевал? — Я весело подмигнул невидимому зрителю, играя с ним.

Эффект был мгновенным. Зрачки Таира расширились до размеров пятаков, в глазах мелькнул первобытный, животный ужас.

— Где она?! — хрип вырвался из его пересохшего горла.

Я медленно присел на корточки, как зоолог перед редким, опасным экспонатом. Молчал. Наблюдал, как страх грызет его изнутри, как червь.

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ!? —он рванулся, как раненый зверь в капкане, но веревки и слабость швырнули его обратно на холодный бетон. Отчаяние в его голосе было музыкой.