Живой дом

Живой дом

Живой дом

Изгородь глухой стеной окружала дом. Лиза не сразу сообразила сунуть в густую листву руку. Ойкнула от боли и выдернув руку, увидела каплю крови на запястье. Изгородь зашелестела листвой, несколько красно-жёлтых цветов, как показалось Лизе, потянулись в её сторону, будто принюхиваясь. Наконец, опознав входящего, ветки изгороди раздвинулись, пропустив Лизу во двор.

Всё тут было как в её детстве. Дорожка огибала дом. Слева – уличный туалет, справа – хозпостройка, а дальше – летняя кухня. За домом – огород с ровными рядами качанов капусты и кустов картошки.

«Там на автомате всё стоит, - объясняла сестра. – Как мама настроила, в последний свой день. Урожай всходит, сгнивает, впитывается обратно, и так по кругу четыре раза в год» Прежде, чем дверь провела анализ, биозамок заботливо попрыскал место забора крови заживляющим клеем, Лиза какое-то время смотрела на огород. Туда и ушла мама, легла среди грядок, на следующий день только платье её и нашли. Специально надела синтетическое, чтобы все всё поняли, грибница не приняла такой материал.

«Ешь из погреба, программа получше стоит. И с огорода… я не смогла.» Сестра заботливо напоминала Лизе, как жить в старом их доме. Зайдя в прихожую, с минуту изучала сучковатый пульт. Верхняя панель тускло мигала брюшками светлячков. По углам тесной прихожей стояли четыре высоких, бурого цвета муравейника. Сервисные муравьи обеспокоено забегали.

«Включить седьмой режим обслуживания, - вспоминала Лиза наставления сестры. – Левый блок – вообще не трогай, собьются настройки – придётся самой картошку копать.» Аккуратно, ощупывая каждый рычажок, Лиза перевела дом в седьмой режим, сразу же из муравейников по стенам поползли тонкие цепочки насекомых.

Дом оплыл, так показалось Лизе, или просто она стала выше? Когда последний раз она тут была? Больше двадцати лет назад, как уехала учиться в колледж.

Гостиная изменилась, Лиза сразу это почувствовала. Двери не на своих местах, и углы в комнатах скосились, а ароматические цветы, растущие из стен, не жёлто-оранжевые, как любила мама, а оттенка скорее песочного. И запахи – нет, не её детства, но что-то знакомое.

Лиза бродила по дому, трогала постаревшую мебель, нежный мех обоев. Разулась и минут пять пальцами ног мяла мягкую травку, покрывавшую пол. Ей не показалось, всё убранство дома встрепенулось. По занавескам забегали паучки, подплетая местами прохудившуюся паутинную ткань. Несколько муравьиных отрядов спешно чинили потухший светильник. Вечерело, и по потолку ползал слой светлячков.

В подвале, из земляных стен росли яблоки, помидоры, баклажаны, мясные и рыбные котлеты, хлебница, зелень, но Лиза сорвала только квадратный, тёмно-красный плод. В семье ему так и не дали название. Особый мамин рецепт, гибрид груши, хурмы, бобовых и животных генов. Излюбленный детский завтрак Лизы, никто кроме неё «эту штуку», или «вкусняшку», или «завтрак чемпионки», или «съедобную какашку», не ел. Сестре и отцу запах казался отвратительным. Зато идеальный баланс белков, жиров и углеводов, и Лиза, только учуяв запах, уже захлёбывалась слюной. Один из секретов, которые мама унесла с собой в грибницу.

Лиза аккуратно сняла красную шкурку, нарезала плод на дольки. Села на довольно засопевшее кресло и какое-то время смотрела на яркую, сочную мякоть.

- Мама, мне нужна твоя помощь, - наконец сказала Лиза. – Я знаю, что ты здесь. Ты всегда хотела остаться в доме, ведь так?

По стенам пробежала лёгкая волна, или светлячки закрутились в новый узор?

- В городах такого нет, там всё строят из бетона и стали, так дешевле. – Продолжала Лиза. – А еще в парламент внесли закон об унификации видов, с генетической вольницей борются. После пандемии началось, в Африке, говорят, была вспышка мутагена, потому туда и скинули нейтроннную бомбу. А таких как ты, мамуля, сейчас ведьмами называют, ввели маркировку грибниц и лицензию на вмешательство в ДНК, даже домашних растений.

Муравьи подхватили одну дольку, аккуратно спустили её по ножкам стола, перебежали кухню и взобрались на кресло, аккуратно уложив еду в руку Лизе. Волокнистая мякоть растеклась по языку терпким, сладко-солёным, слегка вяжущим вкусом. Лиза откинулась в кресле, спиной чувствуя, как структура мебели подстраивается под её анатомию. На потолке светлячки выстраивали сложные фигуры, спирали, пересекающиеся круги, многоугольники. От этого по стенам пробегали волнистые тени.

Лиза чувствовала, как её отпускает напряжение. В ладонь легла еще одна долька «вкусняшки».

- Меня не принимают грибницы, - рассказывала Лиза. – Постоянные сбои. Три квартиры сменила. Муниципальные, строгие, маркированные, будь они неладны. Я половину зарплаты трачу, чтобы стабилизировать жильё. И я знаю, что ты хотела, как лучше, но пять процентов мутации – это много. Почему у меня, почему не у Маринки? Ты ведь что-то этим хотела сказать?

Светлячки рисуют простые геометрические фигуры.

- Разрешение на ребёнка нам так и не выдали. Не знаю, но с Максом, скорее всего, покончено. Он ведь их этих, унификаторов. Хотя он долго закрывал глаза, но на него давят. А я не знаю, я ведь его… - Кресло впитывает слёзы Лизы, слегка опускает спинку и ласково разминает шею, спину, волны давления и тепла проходят вдоль позвоночника. – Признавайся, это твоя работа, мамуля. Что в этой штуке такого? Зачем ты меня им пичкала? И вывела ведь специально для меня, так?