Журналистика без цензуры

Пролог

Подъезд был новый — светлый, чистый, пах краской и теплом. Здесь было так спокойно и привычно, что всё происходящее казалось ещё более запретным. Я стояла на коленях перед мужчиной, которого видела впервые, и ловила на себе его тяжёлый взгляд.

Он молчал. Просто достал свой член — толстый, налитый, с гладкой блестящей головкой, немного изогнутый в торону и положил ладонь мне на затылок. Я провела языком вдоль ствола, медленно, чувствуя вкус кожи и пульсирующую жилку.

— Смелей, — сказал он низко.
— Думаешь, я не справлюсь? — я подняла глаза, позволив себе лёгкую улыбку.
— Проверим, — его пальцы сжали волосы.

Я открыла рот шире и впустила его внутрь. Член заполнил рот сразу, упруго, властно. Я двинулась ритмично, сжимая губами, рукой помогая у основания. Слюна быстро потекла по подбородку, и мне это понравилось — липкая влага только подогревала азарт.

— Вот так… — он выдохнул, уткнувшись затылком в стену. — Глубже, давай глубже.
Я застонала, скользнув языком по головке.
— Хочешь, чтобы я захлебнулась?
— Хочу, чтобы ты не останавливалась, — его голос дрогнул, но в пальцах была только твёрдость.

Я послушно склонилась вперёд, пропуская его глубже, сглатывая. Я ритмично двигалась, ускоряясь, чувствуя, как он наливается всё сильнее.

— Ты любишь это? — спросил он, глядя прямо в глаза.
Я оторвалась на секунду, провела языком по его члену и прошептала:
— А ты разве не видишь?
— Вижу, — его дыхание стало прерывистым. — Ещё быстрее.

Я подчинилась. Губы сжимали сильнее, щёки напряглись, язык скользил, звук чавканья разносился в тишине подъезда. Его стоны стали громче, руки сильнее давили на затылок.

— Чёрт… да… продолжай… — он почти рычал.
Я ускорилась ещё, чувствуя, как член дёргается у меня во рту, как его тело напрягается до предела. И в следующее мгновение горячие рывки заполнили рот. Я сглатывала, жадно, не отрываясь, пока он сжимал волосы и тяжело дышал.

Только потом я отпрянула, вытерев губы тыльной стороной ладони. Он застегнул брюки и, не меняя тона, бросил:
— Неплохо. Ещё увидимся.
— Может быть, — ответила я спокойно, вставая на ноги.

Дверь в его квартиру хлопнула, и он ушёл. Я осталась одна в теплом подъезде — с горячими губами, влажным подбородком и дрожью в теле. Я улыбалась. Потому что это не было случайностью. Не ошибкой. Это был шаг туда, куда я сама решила идти.

Я знала: это ещё далеко не конец. Но о причинах расскажу позже.

А пока я лишь зафиксирую для себя: в этот вечер я получила материал по своей журналисткой деятельности, который невозможно придумать.

Глава 1. Последний шанс

Редакция гудела, как растревоженный улей. Кто-то быстро стучал по клавишам, кто-то чавкал круассаном, пытаясь в последний момент добить абзац. Запах кофе вперемешку с чужими духами стоял таким плотным, что хотелось открыть окно. Но я сидела за своим столом и смотрела в экран. Передо мной лежал текст — очередная сухая статья про «десять способов разнообразить секс без затрат». Даже заголовок звучал так, будто его писала машина.

С каждой строкой я чувствовала пустоту. Это не материал, это набор слов. Ни страсти, ни дерзости, ни меня. Я знала: Андрей увидит цифры — и скажет прямо в лицо то, чего боюсь больше всего. Что я — пустое место.

Телефон завибрировал. Этот звонок знали все: вызов в кабинет редактора. Внутри похолодело. Я поправила волосы, которые всегда электризуются и встают дыбом, словно дразнят меня. Но что толку в этих движениях? Важнее было то, что на душе — а там паника и тихая ярость.

Я постучала и услышала его голос: спокойный, ровный, почти без эмоций. Зашла. Его кабинет всегда выглядел идеально: стопки бумаг разложены, монитор светится графиками, воздух будто холоднее, чем в остальном офисе. Андрей поднял глаза. И всё. Уже этого взгляда хватило, чтобы внутри всё сжалось.

— Садись, — сказал он.

Я опустилась на край стула. Сердце колотилось так, будто я пробежала марафон. Я знала: сейчас будут цифры, сухие факты, и каждый из них — приговор.

— Я посмотрел статистику, — сказал Андрей спокойно. — Твои материалы проваливаются. Удержание ниже на треть. Люди не читают.

Словно меня ударили. Я знала, что тексты пустые, но не думала, что настолько.

— Это временно, — попыталась выдавить я. Голос прозвучал слабее, чем хотелось.

Он чуть приподнял бровь.
— Временно? Здесь нет «временно». Или работает, или нет.

Я сглотнула. Всё внутри дрогнуло. Сколько сил я тратила, чтобы попасть сюда. Сколько ночей сидела над темами, переписывала, выжимала из себя. И вот — одним предложением всё перечеркнуто.

— Вы хотите меня уволить? — спросила я. Старалась, чтобы голос звучал твёрдо, но он предательски дрожал.

— Я хочу тексты, которые читают. Если их нет — не вижу смысла держать автора, — ответил он тем же спокойным тоном.

Молчание повисло между нами. Я почувствовала, как пальцы дрожат на коленях. В голове стучало одно: всё, конец. Снова возвращаться в никуда, снова объяснять друзьям и родным, почему я не смогла. Снова слушать чужие советы о том, что «можно было пойти работать в пиар».

Но в этот момент что-то перевернулось. Его холодный взгляд словно ударил током. Внутри поднялась злость, перемешанная с отчаянием.

— Дайте мне два дня, — услышала я свой голос. — Я напишу материал, который будет другим. Который будут читать.

Он посмотрел на меня, прищурился.
— Два дня? И что ты успеешь?

— Успею, — сказала я. — Просто поверьте.

На секунду мне показалось, что он усмехнулся. Или это был лишь отблеск лампы. Но он кивнул.
— Хорошо. Два дня. Но если снова пустота — разговор закончен.

Я вышла из кабинета и только тогда позволила коленям дрожать. Воздух в редакции показался густым, липким, и каждый взгляд коллег резал по нервам. Но вместе со страхом внутри впервые за долгое время загорелась искра. Я почувствовала её ясно — будто тело само подсказало: хватит быть тенью.

* * * * *

Кухня в редакции всегда была похожа на поле боя. Маленькая комната с облупленной краской на стенах и вечным запахом растворимого кофе. Здесь решались мелкие интриги, раздавались шутки и подколы, здесь чувствовалось, кто сегодня жертва, а кто — охотник.

Я вошла туда с дрожью внутри. Казалось, весь офис уже знает, что у меня неприятности. Сколько раз бывало: Андрей вызывает к себе — и через полчаса в кухне обсуждают, кто на вылет.

Светлана стояла у раковины, наливала воду в свою дорогую кружку с золотым ободком. Её строгая юбка сидела идеально, волосы блестели. Даже здесь, среди запаха пыли и кофе, она выглядела так, будто вышла с обложки корпоративного журнала. Светлана всегда играла роль «идеальной журналистки»: уверенной, собранной, красивой. Она никогда не позволяла себе слабости, и именно поэтому её колкости звучали особенно больно — потому что исходили из женщины, которая будто бы не знала поражений.

— Ну как там у шефа? — её голос прозвучал мягко, но я знала этот оттенок. В нём всегда пряталась игла.

— Рабочие вопросы, — ответила я коротко, открывая шкафчик за дешёвой кружкой.

Светлана улыбнулась, отпила воду.
— Ты держись. Правда. В нашей профессии важно уметь вовремя уходить. Иногда это даже благороднее, чем тянуть до конца.

Укол был точный. В груди защемило. Я почувствовала, как рука дрожит, когда наливаю себе кофе. В такие моменты легче всего сорваться, нагрубить, сказать всё, что думаю. Но в редакции слова — оружие, и каждая фраза потом возвращается эхом.

В дверях появилась Марина. Растрепанная, в джинсах и футболке, с рюкзаком, из которого торчала шоколадка. На ней не было макияжа, волосы сбились в непослушный пучок, но именно в этой неряшливости скрывалась лёгкость. Марина всегда была другой — хаотичной, смешливой, способной одним словом разрядить даже самую ядовитую атмосферу. Она могла подколоть, но её шутки не ранили, а спасали.

— Опять допрос с пристрастием? — сказала она и оперлась о дверной косяк. — Свет, дай ей хоть глоток кофе сделать.

Светлана бросила на неё взгляд, полный ледяного раздражения, и тут же снова натянула улыбку.
— Просто по-дружески интересуюсь. Мы же команда.

— Ага, — усмехнулась Марина. — Команда гладиаторов. Кто сегодня выживет, тот и молодец.

Я сделала глоток горячего кофе, обжигая губы. Горечь помогла удержаться от слов, которые уже рвались наружу. Светлана всегда знала, как задеть. Она красива, собранна, уверена. В ней было слишком много маски и слишком мало тепла. А Марина — её противоположность: беспорядочная, иногда резкая, но в ней чувствовалась честность.

Глава 2. Ловушка тела

Кафе было почти заполнено: офисные работники обедали в спешке, официанты метались с подносами, в воздухе пахло супом и свежим хлебом. Я выбрала столик у окна, заказала салат и кофе, но еда казалась ненужной. Гораздо больше хотелось выговориться.

Олеся вошла шумно, как всегда. Её не было сложно заметить — яркая, в коротком пальто цвета вина, с серьгами-кольцами и звонким смехом. Она не имела никакого отношения к журналистике, работала в ивент-агентстве и жила так, будто жизнь — вечеринка, где всегда можно сменить музыку. Моя лучшая подруга села напротив, сбросила сумку и тут же схватила меню.

— Господи, ты выглядишь так, будто тебе объявили войну, — сказала она, щёлкнув ногтем по столу. — Что случилось?

Я потёрла виски.
— Всё плохо, Лесь. Начальник сказал: два дня. Если не напишу что-то живое, меня выкинут.

Она нахмурилась.
— Два дня? Серьёзно? Это вообще как?

— Никак, — горько усмехнулась я. — На хороший текст нужна неделя минимум. А я сижу и понимаю: всё, что пишу, пустое.

Олеся наклонилась вперёд, её серьги закачались.
— А ты что пишешь-то?

— О сексе, — ответила я сухо. — Вернее, пытаюсь. Но выходит как в женском журнале: советы, списки.

Она прыснула.
— Так вот и проблема. Ты пишешь, как будто тебе самой скучно.

Я посмотрела на неё.
— А как иначе? Это же работа.

Олеся покачала головой.
— Нет, Ева. Сейчас люди читают только жесть. Им подавай эмоцию, риск, правду, от которой у них щёки горят. Всё остальное они пролистывают.

— Легко сказать, — я поджала губы. — Мне нельзя облажаться.

— Так не облажайся. Сделай что-то, от чего самой будет стыдно, страшно и весело одновременно. А потом напиши.

Я молчала. В её словах не было профессионализма, но было что-то настоящее. Она говорила не как редактор, а как читатель. И именно это резануло сильнее всего.

— Например? — спросила я тихо.

Олеся улыбнулась и ткнула вилкой в мою тарелку.
— Ну, ты же всегда хотела экспериментировать. Вот и начни. Купи игрушку, надень её и иди на работу. Пусть никто не знает, а ты будешь с этим жить. Это же кайф — тайна на глазах у всех.

Я рассмеялась — громко, нервно.
— Ты с ума сошла.

— Может быть. Зато тебе будет, о чём написать, — подмигнула она. — Представь: статья от первого лица. «Как я работала с вибратором внутри». Да это разорвёт читателей.

Смех схлынул, и внутри у меня что-то дрогнуло. Она произнесла слова, которые сразу легли на бумагу. Заголовок уже жил в голове. Я сделала глоток кофе, чтобы скрыть дрожь в пальцах.

— Лесь, ты даже не понимаешь, что ты сейчас предложила, — прошептала я.

— Зато я вижу, как у тебя глаза загорелись, — спокойно сказала она. — Значит, это то, что нужно.

Мы ели молча. Я смотрела в окно на улицу, где спешили люди, и думала: может, это и есть мой шанс.

* * * * *

Вечер встретил тишиной и мраком. Квартира казалась ещё пустее, чем обычно, будто стены знали: завтра решится судьба. Сумка упала на пол, ноутбук включился сразу же. Белый экран мигал, словно приговор. Завтра к вечеру главный редактор потребует текст, и если его не будет, дверь редакции захлопнется так же холодно, как и взгляды коллег.

Ходьба по комнате была нервной, бесцельной. Паника клокотала внутри: что можно успеть за одну ночь? Героя не найти, интервью не провести, фактуру не собрать. Единственное, что оставалось в распоряжении, — собственное тело, собственные мысли, дерзость, готовая прорваться наружу.

Слова Олеси гремели эхом в голове. Её смех, уверенный и чуть наглый: «Сделай жесть. Надень игрушку и иди в офис. Напиши об этом. Читатели сойдут с ума». В кафе эта идея казалась безумием, но в тишине квартиры превратилась в приказ.

Тумбочка у кровати хранила забытый артефакт. Чёрная коробка, запылённая, давно не открытая. Внутри — маленькая вещица, которая могла стать спасением. Пальцы дрожали, когда крышка приподнялась. Вибратор включился, и тихое жужжание разрезало тишину. Волна тепла прошла по телу, внутри всё сжалось от предвкушения и страха. Смогу ли вынести это в офисе, среди людей, под холодным взглядом Андрея? Сумасшествие, но именно оно могло обернуться шансом.

Зеркало показало женщину в домашней футболке, с усталыми глазами, но с огнём в зрачках. Пальцы коснулись лица, губ, и вдруг стало ясно: впервые за долгое время отражение выглядело живым. Не измученным, не уставшим — а готовым рискнуть.

— Осталось двенадцать часов, — прозвучало в тишине. Голос дрогнул, но в нём слышалась решимость. — Либо это будет сделано, либо всё кончено.

На кровати вибратор лег рядом с блокнотом. На чистой странице возникла надпись: «Эксперимент №1». Рука вывела неровными буквами: «Как я работала с вибратором внутри». Заголовок резал глаз своей наготой, но в этом и заключалась сила.

Мысли метались. Что, если кто-то заметит? Что, если не получится скрыть дрожь? Что, если главный редактор догадается, что текст родился не за столом, а внутри самой журналистки? Позор, увольнение — всё это казалось реальнее, чем успех.

Но ещё страшнее было другое: уйти тихо, без следа, оставив после себя лишь мёртвые статьи, которые никто не вспомнит.

Подготовка к утру превратилась в ритуал. Простое чёрное платье до колен, мягкое, но облегающее. Чулки. Никаких лишних деталей. Снаружи — обычная сотрудница редакции, внутри — женщина-бомба с таймером.

Сон не приходил. Мысли стучали в голове, каждая минута тянулась, как шаг к краю. Тело ворочалось в постели, вставало, снова подходило к тумбочке, брало вибратор и снова прятало.

Под утро накрыл рваный, короткий сон. Приснилось: редакция, белый свет ламп, главный редактор читает строки. Лицо остаётся каменным, но в глазах — едва заметная искра, та, которую он всегда прячет. Просыпание было резким, сердце билось так, будто выстрел.

Семь утра. Пять часов до конца. Ледяная вода смыла остатки сна, платье легло на тело так, будто ждало своего часа. В сумку отправились ноутбук, блокнот и — в последнюю секунду — маленькая коробка с игрушкой.

Глава 3. Приглашение в тень

Квартира Иры встретила меня теплом и мягким светом. Полки с книгами тянулись вверх, как винтовые лестницы, торшер пыхтел жёлтым кругом, на кресле у окна дремал серый плед. На столике — чашки с рисунками, тарелка с пирожными и вазочка с мандаринами. В этом уюте время действительно шло медленнее, и журналистка внутри меня чуть расслабилась.

Ира металась между кухней и комнатой — хвост, большие очки, худи на размер больше и джинсы. Её доброта всегда напоминала о безопасных местах, которых в моей жизни стало меньше. Она улыбалась так, будто знала: нас снова ждут признания. Тело успокаивалось — но только до первого хлопка двери.

Олеся влетела, как вспышка. Красное короткое платье, кожаная куртка, серьги-кольца, яркая помада — её шум всегда делал вечер громче. Она скинула каблуки у входа и плюхнулась на диван, не снимая куртку. Я ещё не успела разжать пальцы на чашке, как начался допрос.

— Так, девчонки, сегодня исповедь! — бросила она, закидывая ногу на ногу. — Ева, выкладывай, как ты там на работе дрожала с игрушкой внутри.

— Олеся! — всплеснула руками Ира и покраснела. — Потише, соседи услышат.

— Пусть слушают, может, жизнь у них повеселеет, — хохотнула Олеся и утащила пирожное. Я сделала глоток чая, пытаясь спрятаться за кружкой. Сердце отстукивало рваный ритм.

Таня пришла последней — аккуратная, полноватая, в строгом платье и с безупречным каре. Первым делом поправила скатерть, как будто порядок — её вторая кожа. Сняла пальто и вздохнула, заметив мой взгляд. В её голосе всегда слышалась бухгалтерия смысла.

— Опоздала, но хоть без стука каблуков, — сказала она. — И, кстати, Ева, ты обязана всё рассказать. Я сериал ради этого пропустила.

Я села ближе к торшеру и обхватила чашку ладонями. Внутри всё сжималось, но молчать было бесполезно — эти женщины всё равно бы достали до сути. Журналистка выбрала честность, как всегда. Воздух стал плотнее.

— Ладно, — выдохнула я. — Пришла на работу без белья. С вибратором внутри. Целый день. На планёрке кивала Андрею, а ноги дрожали; в туалете еле сдержалась… в конце всё-таки… — голос споткнулся.

— Классика жанра! — прыснула Олеся. — А статью написала?

— Написала. И статья побила все рекорды, — сказала я и впервые позволила себе улыбку. Радость вперемешку со страхом — то ещё топливо. Тишина в комнате звенела.

— Поздравляю, — сухо подвела итог Таня.

— Только теперь придётся повторить.

— У меня две недели, — добавила я тише. — Андрей сказал: если не побью рекорд снова — считай, конец.

— Две недели? — Ира округлила глаза. — Это же очень мало!

— Это вызов, — подмигнула Олеся. — Идеально.

— Идеально? — Таня покачала головой. — Она может вляпаться. Это не игра, девочки.

— Хватит, Танюха, — отмахнулась Олеся. — Читатели жрут это как пирожки. Надо просто поднять градус.

Она наклонилась ко мне и понизила голос:

— Есть одно местечко. Форум. Shadow.

— Форум? — Ира напряглась, будто слово пахло опасностью. — Насколько это вообще безопасно?

— Он платный. Двести долларов в месяц. Нужна рекомендация — у меня есть, — спокойно сообщила Олеся. — И там жёсткие правила: вход через фотоидентификацию на камеру, скан паспорта. Секс — только с презервативом. За нарушение — моментальный бан, вычисляют быстро.

— Двести долларов? Паспорт? Звучит как развод, — приподняла бровь Таня.

— Это фильтр, — пожала плечами Олеся. — Случайные туда не пролезают. Сидят те, кто знают, чего хотят: игры, сценарии, фетиши, всё под никами.

— А мне это зачем? — спросила я, прислушиваясь к собственному страху.

— Можно же просто встретить кого-то… может, даже любовь, — робко вставила Ира.

Любовь — слово, от которого щемит, но сейчас мне нужен материал, а не сказка. Ставка уже сделана, таймер тикает громче дыхания. Журналистка внутри щёлкнула тумблер: фактура важнее мечты. Это про работу и жизнь одновременно.

— Я не знаю, — честно сказала я. — Страшно. Но это может быть шансом.

— Конечно шансом, — уверенно кивнула Олеся. — Там готовые герои для твоих текстов.

— Только потом не плачь, — буркнула Таня. — Если что-то пойдёт не так.

— Я буду рядом, — мягко сказала Ира. — Если решишься — пиши сразу.

— А я дам рекомендацию, — добавила Олеся. — Но с тебя потом коктейль у меня дома.

Мы засмеялись, и смех срезал верхнее напряжение, как пенку с кофе. Но в комнате всё равно осталась тонкая тень. Внутри меня уже тикал таймер: две недели — и никакой пощады.

* * * * *

Пирожные на тарелке таяли быстрее, чем разговоры, бокалы оставляли влажные круги на дереве. Девчонки сидели каждая по-своему: Олеся — вповалку на диване, с поджатой ногой и дерзкой ухмылкой; Таня — ровно, будто на совещании, спина прямая, взгляд строгий; Ира устроилась на полу у кресла, обняв бокал обеими руками, словно он был спасательным кругом. Я же держала свой бокал так, будто в нём — ответ на всё.

— Ну, девочки, — протянула Олеся, — давайте мозговой штурм. Евке нужен новый текст. У кого какие идеи?

— Может, про женскую дружбу? — мечтательно сказала Ира. — Что мы вместе, поддерживаем друг друга. Это ведь важно.

Я уже знала реакцию. Олеся прыснула:

— Да кому это нужно? Люди хотят трахаться, а не читать про кружки по интересам.

Ира обиделась, но быстро собралась:

— Любовь, дружба — это же тоже близость.

Таня только скривилась:

— Ира, мы же не книжный клуб. Тема должна быть горячей, иначе Андрей не пропустит.

Я вздохнула и подтвердила:

— Да. Он сказал: или рекорд, или конец.

Олеся подняла палец, как училка:

— Значит так. Вариант первый: секс в такси. Представь — сидишь сзади, водитель делает вид, что не видит.

— Ты с ума сошла? — рассмеялась я. — Это же опасно.

— И незаконно, — тут же добавила Таня. — Ей ещё не хватало в полицию попасть.

— Ладно, ладно, — фыркнула Олеся. — Тогда в подъезде.

— Спасибо, но я люблю жить без грибка на плитке, — съязвила я.

Глава 4. Взнос за откровенность

Суббота началась с непривычной тишины. Вчера я вернулась поздно, усталая и перегруженная разговорами. Сейчас квартира встретила меня прохладой. Я прошлась босиком по полу, ощущая, как холод пробирается в ступни, и поймала себя на мысли: даже полы сегодня звучат громче, чем мои мысли.

На кухне чайник зашипел лениво. На нормальный чай заваривать листья не было сил, поэтому я просто бросила в кружку пакетик, смотрела, как вода темнеет, и вспоминала вчерашний вечер. Олеся в красном платье, со своей вечной дерзкой ухмылкой, громко рассказывала про Shadow. Таня поджимала губы, повторяя «опасно», а Ира смущённо прятала глаза, но слушала с любопытством. Тогда разговор казался игрой, почти сплетнёй. Сегодня он превратился в реальность.

Телефон лежал рядом, чёрный экран отражал моё лицо. Я решилась и нажала на знакомое имя. Гудки тянулись, как жевательная резинка, пока наконец не раздался голос Олеси — бодрый, слишком громкий для субботнего утра.
— Ну что, Ева, выспалась? — она даже поздоровалась так, будто мы сидели за одним столом, а не в разных квартирах.
— Относительно, — буркнула я. Голова ещё гудела, но не от алкоголя, а от мыслей. — Кинь приглашение.
— О-о, созрела! — засмеялась она. Слышно было, как она прикуривает сигарету. — Я думала, ты ещё будешь ломаться, а тут такой сюрприз. Ладно, держи. Но смотри: никаких «передумала». Shadow не любит сомневающихся.

Сообщение пришло мгновенно — сухая строчка с ссылкой. Казалось, телефон стал тяжелее, будто в руку вложили ключ от двери, за которой неизвестно что. Я уставилась на экран, и сердце стучало так громко, что даже чай в кружке дрожал вместе с пальцами.

Раздался резкий стук в дверь. Я дёрнулась, пролив каплю чая на стол. Сосед. Его шаги ни с чем не перепутаешь. Я открыла, и действительно: Виктор Иванович, вечно в спортивных штанах и тапках, с растрёпанными седыми волосами и привычной полуулыбкой.
— Ева, доброе утро, — сказал он бодро, будто у нас не суббота, а понедельник. — Слышала? Вечером в понедельник собрание жильцов. Лифт опять барахлит. Будем решать, кто скидывается на ремонт.
— Поняла, спасибо, — кивнула я, пряча телефон за спину.
— Не пропусти, — усмехнулся он. — А то всё бегаешь куда-то, не появляешься. Молодёжь нынче только в своих компьютерах и сидит. Вот у меня внуки в деревне — так хоть воздухом дышат.

Я улыбнулась вежливо, кивнула снова. Виктор Иванович всегда был таким — простым, прямым, с разговорами о внуках, лифте, даче. Его жизнь была понятна: пенсия, коммуналка, мелкие бытовые войны. И именно поэтому его слова каждый раз звучали как напоминание: есть простая, «нормальная» жизнь. Но моя уже давно пошла другой дорогой.

Закрыв дверь, я снова осталась в тишине. На столе остывал чай, на экране телефона горела ссылка. Внутри всё спорило: Таня со своим «опасно», Ира с «а вдруг любовь?», Олеся с «давай, не ной». И мой собственный голос — журналистки, которая знает: фактура не рождается в кухне. Её ищут там, где страшно.

Я села за стол, включила ноутбук. Белый экран ослепил, курсор мигал, как метроном. Руки тянулись к клавиатуре, но мысли были не о статье, а о форуме. Как выглядит та регистрация, о которой говорила Олеся? Камера, паспорт, анкета. Смогу ли я спокойно держать взгляд? Не дрогнет ли рука?

Я сделала глоток чая. Горечь обожгла язык, и в этот момент стало ясно: оттягивать больше нельзя. Следующая статья не напишется сама. Shadow мог стать билетом к спасению — или прямым путём к краху. Но отказаться означало остаться в пустоте.

Я провела рукой по лицу, глубоко вдохнула. Телефон снова загорелся уведомлением: «Приглашение ожидает подтверждения». Я коснулась экрана пальцем. Всё решится сегодня.

* * * * *

Я перенсла сслыку с телеона на ноутбук и долго смотрела, как будто это не просто адрес сайта, а вход в другую жизнь. Ладонь вспотела, когда курсор навёлся на строку. Щёлк. Экран потемнел, появилась строгая форма: чёрный фон, белые поля, никаких картинок, никакого глянца. Только минимализм и сухость инструкций.

«Приветствуем. Доступ по приглашению. Подготовьте документ для подтверждения личности».

Тело вздрогнуло. Это был не форум-игрушка, а система. Серьёзная, холодная. Как будто захожу не на сайт, а на собеседование в закрытый клуб, где проверяют даже дыхание.

Я нажала «Продолжить», и камера на ноутбуке зажглась красным глазком. Сердце подпрыгнуло. На экране появился мужчина — в чёрной футболке, с наушником, с равнодушным лицом. Модератор. Голос его звучал ровно, без намёка на улыбку.
— Добрый день. Подтвердите личность. Паспорт в кадр.

Рука предательски дрожала, когда я взяла паспорт с полки. Красная обложка, залоснившаяся от лет. Я открыла страницу, подняла к камере.
— Имя и дата рождения вслух, — спокойно приказал он.

Я назвала. Сухо, безэмоционально. Он кивнул, сделал пометку.
— Спасибо. Теперь улыбнитесь.

Я скривилась в слабую улыбку, чувствуя, как уголки губ дрожат. Не для фото, не для воспоминаний — для входа в место, где я буду без лица.

— Подтверждено. Теперь анкета, — сказал модератор и отключился. Экран снова стал чёрным с белыми полями.

Строка за строкой: рост, вес, возраст. Пальцы стучали по клавишам, будто вбивают мою уязвимость. 160 см, 62 кг, 28 лет. Дальше — «предпочтения». Я на секунду зависла. Что написать? Честно или осторожно? Внутри журналистка спорила с женщиной.

Вписала: « Интересуют различные эксперименты, где есть игра и новые ощущения. Хочу ситуации, которые заставляют сердце биться быстрее и провоцируют на риск. Интересен элемент правил — когда задаются рамки, а внутри них можно позволить себе больше. Важно присутствие партнёра, который понимает границы и умеет держать атмосферу. Для меня ценно не количество встреч, а их насыщенность, ощущение, что происходящее потом хочется превратить в память. Готова пробовать новое, если это оставляет след в голове и теле».

Фото можно было загрузить, но система сразу предупредила: «Рекомендуем использовать силуэты или детали тела. Полные фотографии не обязательны». Я закрыла папку с селфи и выдохнула с облегчением. Пусть видят слова, не лицо.

Глава 5. Тишина на двоих

Утро вторника началось с привычного шума города за окном: дворники скребли лопатами по асфальту, соседи хлопали дверями, лифт снова скрипел, будто собирался сломаться окончательно. Я сидела с телефоном на кухне, лениво помешивая чай, и думала, что пора рассказать девчонкам о своём решении. Палец завис над экраном, и наконец я написала:

Ева: Девочки, у меня новости. Нашла первый эксперимент — игра молчание. Встреча в парке в среду вечером.

Сообщение улетело в общий чат с названием «Бабский заговор». Мы создали его полгода назад, когда однажды напились у Олеси и решили, что «женская мафия должна держаться вместе». С тех пор чат жил своей жизнью: мемы, жалобы, фото новых платьев и бесконечные обсуждения мужиков.

Первой, как всегда, откликнулась Олеся. Её сообщения всегда взрывались огнём и смайлами, будто она заходила в чат в блестящем платье.
Олеся: 🔥🔥🔥 Ну ты даёшь! Встреча без слов? Это ж прямо кино! 🍷
Олеся: Главное — накрась губы ярко, а остальное он глазами дочитает 😏

Я усмехнулась. Она никогда не менялась: шумная, дерзкая, всегда толкает меня вперёд, даже если сама ещё не успела подумать.

Через пару минут написала Таня. Её стиль — коротко, сухо, по делу.
Таня: Ну, хоть без секса. Парк — безопасно.
Таня: Но не забывай: такие молчуны тоже бывают мутные.

В каждом её сообщении всегда проскальзывал бухгалтерский скепсис. Но я знала: если случится что-то серьёзное, именно Таня приедет первой, без лишних слов.

Ира появилась последней. Наверное, снова сидела в книжном и перебирала романы.
Ира: О, это звучит так романтично! 😍
Ира: Молчание — это же как сцена из фильма, когда всё понятно без слов.
Ира: Ева, это очень красиво.

Я улыбнулась. Для неё даже самые странные эксперименты превращались в сказку. Она верила, что любовь можно найти где угодно — даже в тишине парка.

— Ну вот, — пробормотала я в пустую кухню. — Каждая по-своему, а вместе как хор.

Олеся снова выдала:
Олеся: Давайте так: она пишет нам «иду», потом через час «всё норм». Если тишина — мы звоним 🚨
Таня: Согласна.
Ира: Поддерживаю. Ева, так хотя бы спокойнее будет.

Ева: Окей, договорились. Перед встречей напишу. И ровно через час — отчитаюсь.

Сообщения полетели одно за другим: Олеся прислала мем с женщиной в чёрных очках и подписью «Когда молчишь, но соблазняешь», Таня отреагировала смайликом с поднятой бровью, а Ира — сердечком.

Я откинулась на спинку стула и поймала себя на том, что улыбаюсь. Всё это — их разные голоса, их реакции — делали мой шаг не таким одиноким. Да, я сама решилась зарегистрироваться в Shadow, сама выбрала молчание в парке. Но теперь за спиной чувствовалась команда прикрытия: шумная Олеся, строгая Таня и мечтательная Ира.

Я сделала глоток чая и набрала ещё одно сообщение:
Ева: Если что — вы мои страховки. Но девчонки… я правда хочу это попробовать.

Ответы пришли почти одновременно.
Олеся: Мы с тобой, тигрица 🐯
Таня: Просто будь осторожна.
Ира: Ты найдёшь там то, что ищешь 💫

Я положила телефон рядом с кружкой. Экран потух, но в груди оставалось ощущение, что я не одна. Да, в среду вечером мне придётся молчать с незнакомым мужчиной целый час. Но сейчас я уже знала: у этого молчания есть голос. И он звучит в моём чате — в этих коротких фразах, смайлах и подколках, которые держат меня на плаву.

* * * * *

Среда тянулась мучительно медленно. В редакции день был обычным: звонки, суета, бумажные стопки, вечные комментарии Светланы, колкости Марины. Я делала вид, что сосредоточена на заметках, но мысли всё время ускользали в одну сторону — вечер, парк, незнакомый мужчина, игра молчание. Каждая минута до конца рабочего дня казалась вечностью.

Когда часы наконец показали шесть, я собрала бумаги в стопку, захлопнула ноутбук и вышла, чувствуя, как внутри дрожит. Не от страха, а от напряжения, похожего на предэкзаменационное.

Дома я открыла шкаф и долго вертела в руках вещи. Хотелось выглядеть естественно, но не слишком просто. На улице было лето — тёплое, густое, с запахом липы и нагретого асфальта. Я выбрала платье: не длинное, чуть выше колена, лёгкое, с тонкими бретельками. Оно струилось по телу, оставляя плечи открытыми. Я смотрела в зеркало и понимала: слишком празднично для прогулки? Но и не надеть его — значит предать дрожь, которую я уже чувствовала.

К платью добавила простые сандалии, волосы собрала в небрежный хвост, чуть подвела глаза. Я не хотела производить впечатление «вызова». Это должно быть молчание, не маскарад.

Телефон мигнул. Я открыла чат «Бабский заговор» и набрала:
Ева: Девочки, я пошла.

Олеся ответила первой, как будто сидела на взводе:
Олеся: Вперёд, тигрица! 🐯🔥
Таня отозвалась сухо:
Таня: Будь осторожна.
Ира добавила:
Ира: Ах, как в фильме! Держим кулачки 💫

Я положила телефон в сумку и вышла.

На улице вечер был мягким. Воздух пах липами и жареным мясом от ближайшего ларька. Люди спешили по своим делам, но я шла медленно, чувствуя каждый шаг. Сандалии стучали по плитке, платье липло к ногам от лёгкого ветра. Тело было напряжено, будто каждая клетка готовилась к чему-то необычному.

Я шла через центр к парку. Солнце уже садилось, фонари загорались один за другим. Я поймала своё отражение в витрине: женщина в лёгком платье, с серьёзным лицом и глазами, в которых дрожит ожидание. Журналистка идёт на встречу с героем, которого сама выбрала.

Чем ближе я подходила к парку, тем сильнее билось сердце. Внутри меня спорили два голоса. Один — осторожный: «Ты идёшь к незнакомцу. Даже если без слов, это риск». Другой — дерзкий: «Именно это и есть материал. Именно за этим ты сюда пришла».

Глава 6. Моё второе я

Четверг в редакции тянулся серым, как всегда. Светлана щёлкала каблуками в коридоре, Марина жевала шоколадку прямо над клавиатурой. Андрей прошёл мимо, бросив лишь: «Сроки», — и закрылся в кабинете. Все жили своей текучкой. А я открыла ноутбук и почувствовала, как внутри дрожит: сегодня я должна написать текст, который перевернёт игру.

Курсор мигал на белом экране. Первые слова вспыхнули сами:
«Иногда молчание громче секса. Особенно, когда оно превращается в игру».

От этой строки по коже пробежали мурашки. Я сделала глоток холодного кофе и начала писать.

«Он не сказал ни слова, когда подошёл. Его глаза были тише любых приветствий. Рука, протянутая ко мне, стала предложением, от которого нельзя было отказаться. Я вложила свою ладонь — и почувствовала, что вошла в договор без слов. Каждый его шаг, каждый взгляд — это был язык, который понимало не ухо, а тело».

Слова текли легко, словно сами знали, куда лечь. Коллеги за спиной обсуждали новости, смеялись над мемами в чатах, а я тонула в своём молчании.

«Мы шли вдоль аллеи. Его пальцы едва касались моего запястья, и это касание било сильнее поцелуя. В тот момент я поняла: слова — это шум. Настоящая близость рождается в паузах, в дыхании, в том, как твоя рука ищет чужую ладонь».

Я остановилась, перечитала и продолжила, позволяя воспоминаниям о парке ожить на экране.

«Первый поцелуй был осторожным. Как точка в конце фразы. Второй — жадным, как восклицание. Он впился в губы так, будто хотел переписать всю мою статью своим дыханием. В его тишине было столько жажды, что я поняла: молчание — это не пустота. Это способ кричать телом».

Я чувствовала, как сама возбуждаюсь, описывая это. Сосед по столу Марина что-то бубнила, а у меня дрожали пальцы на клавиатуре.

«Его ладонь легла на моё бедро. Медленно, осторожно, но я почувствовала в этом больше откровенности, чем в любых словах о желании. Ткань платья казалась барьером, но именно она делала прикосновение ещё сильнее. Мы сидели на лавочке, окружённые тишиной парка, и я ловила себя на том, что дышу чаще, чем позволяю себе в редакции. Молчание оказалось громче любого стука клавиш».

Я набирала абзац за абзацем, и каждый из них был как исповедь.

«Люди привыкли доверять словам. Но слова — это маски. Их можно подбирать, ими можно манипулировать. А молчание честнее. Оно оставляет только тело и дыхание. Я поняла: в нём нет обмана. В нём только двое — и всё, что они боятся произнести, становится ещё громче».

Я подписала статью не своим именем. В графе «Автор» написала одно слово: Милена. Это было и прикрытием, и признанием. Я выбрала имя любимой писательницы — Милены Блэр, чьи книги когда-то научили меня, что секс можно описывать как искусство. Теперь её имя стало моим флагом.

Кнопка «Опубликовать» щёлкнула, как замок. Статья ушла в сеть.

Уже через пару часов счётчик просмотров прыгал вверх. Комментарии сыпались десятками, потом сотнями.

Читатели восторгались:
— «Вот это текст! Читаешь — и чувствуешь, как у самой колени дрожат».
— «Автор, вы смелая. Спасибо, что пишете то, о чём другие молчат».
— «Я никогда не думал, что молчание может быть таким возбуждающим».
— «Кто бы вы ни были, пожалуйста, продолжайте».

Но были и те, кто плевался:
— «Опять грязь на сайте. Уберите эту порнографию!»
— «Лучше бы писали про политику, чем про свои свидания».
— «Никакого стиля. Женский дневник, выдаваемый за журналистику».
— «Редакция окончательно скатилась».

Я читала всё, не отрываясь. Хвала возбуждала, грязь закаляла. Главное — равнодушных не было. Люди спорили, ругались, цитировали меня. Текст жил своей жизнью, и я — вместе с ним.

Вечером, собирая сумку, я ещё раз перечитала первую строку: «Иногда молчание громче секса». И улыбнулась. Теперь это знали не только мы вдвоём в парке. Теперь это знали тысячи.

* * * * *

Пятничное утро в редакции было шумнее обычного. В коридоре гремели шаги, кто-то громко обсуждал свежую новость о курсе доллара, в кухне хлопали дверцы шкафчиков. Но поверх всего стоял один гул — обсуждение вчерашней статьи. Я слышала обрывки фраз: «Ты читал?», «Ну это же откровенная исповедь», «А кто эта Милена?».

Марина встретила меня в дверях с рюкзаком, висящим на одном плече, и шоколадкой в руке.
— Ева, ты слышала? Там статья вчерашняя — бомба. Комменты кипят. У меня ощущение, что теперь половина офиса читают не новости, а твой… ну, то есть этот текст.

Я сделала вид, что удивилась.
— Правда? Даже не смотрела.
— Ага, конечно, — протянула она с хитрой улыбкой. — Ну, если это не ты, то явно кто-то очень на тебя похож пишет.

Светлана прошла мимо, щёлкая каблуками, и как будто специально громко сказала коллеге:
— Вот до чего докатилась журналистика. Теперь личные фантазии выдают за репортаж. Стыд и позор.

Я почувствовала её взгляд в спину, но промолчала. Пусть злится. Пусть считает грязью. Чем больше злости — тем громче успех.

Через десять минут пришло сообщение от секретаря: «Андрей ждёт в кабинете».

Я вошла и привычно ощутила холодный порядок. Кабинет был как аквариум: стеклянная перегородка, белый стол, ровные стопки бумаг. Андрей сидел прямо, руки сложены, взгляд безэмоциональный, но в уголках глаз мелькала искра — редкая, когда он был доволен.

— Садись, — сказал он коротко.

Я опустилась на стул.

— Статья под псевдонимом «Милена» бьёт рекорды. 600 тысяч просмотров за вечер, тысяча комментариев, сотни перепостов. — Он чуть качнул головой. — Это вдвое больше, чем у нашей самой популярной рубрики за месяц.

Андрей сделал паузу, глядя прямо в глаза.
— И помни, — добавил он тихо. — Про то, что «Милена» — это ты, знаю только я, Марина и Светлана. Для остальных редакции Милена Блэр — отдельная журналистка, которая работает удалённо. Пусть так и остаётся. Тебе это же выгодно: прикрытие и свобода для экспериментов.

Глава 7. Коридор с белой плиткой

Я проснулась от звонка — экран светился белым прямоугольником. Голос мамы был спокойный, но в нём пряталась тревога: давление скачет, кружит голову, «ничего страшного, просто сходи со мной». В груди коротко кольнуло — сегодня хотела добить небольшую статью, но реальность уже поправляла приоритеты. Я открыла рабочий чат и быстро набрала: «Андрей, уйду в поликлинику с мамой, подойду позже».

— Не забывай про работу, — всплыло через десять секунд.

— Не забуду, — ответила я и выключила экран.

Экран погас, и вместе с ним — редакционная броня. Я кинула в сумку блокнот, надела пальто и побежала вниз по лестнице. Холодный поручень резанул ладонь, и тело моментально пришло в тонус, будто кто-то нажал скрытую кнопку. Не расплескай себя по дороге. Соберись.

Коридор поликлиники встретил влажной прохладой и запахом хлорки, в котором угадывался привкус дешёвого кофе из автомата. Мама сидела на пластиковом стуле у стены, пальцами мяла край сумки, как билет на поезд. Лицо спокойное, глаза настороженные — это её способ держать мир в порядке. Я присела, накрыла её руку своей и почувствовала тонкую сухость кожи, знакомую с детства, — шуршащую, как страница медкарты.

— Ну что, как ты?
— Как все. Не молодею. Давит, как эта лампа, — она кивнула на моргающий прямоугольник под потолком.
— Сейчас разберёмся. Я с тобой.

Мы встали в очередь к регистратуре. Электронное табло мигнуло и зависло на трёх одинаковых цифрах. Девушка за стеклом проговорила, не поднимая глаз: «Участковый номер? Карта у вас?» Карта, конечно, «гуляла» — то на третьем участке, то в архиве, то «сейчас найдётся». Пара за спиной спорила об антибиотиках, ребёнок в углу скатывал бахилу в шарик. Дыши. Это обычный день, не сюжет.

— Фамилия? — спросили из окошка.
— Львова, — мама чётко, как пароль.
— А Вы кто? — стекло отразило мой профиль, словно чужой текст.
— Дочь, — ответила я и почувствовала, как внутри вспыхнула маленькая лампа: слово «дочь» сидело во мне крепче, чем «журналистка».

Аппарат талонов выплюнул полоску бумаги, и она сразу плюхнулась краем в лужицу возле кулера. Я схватила её раньше, чем вода успела расползтись, промокнула о рукав. В номере размылось две последние цифры, будто у события вдруг пропал финал. Мы сели напротив кабинета, где монотонно жужжал тонометр.

— Ты поздно отвечаешь, — мама посмотрела прямо.
— Работы много. Иногда пишу ночью.
— От работы кони дохнут. Слышишь?

Я кивнула, хотя в животе коротко дернулось: контроль — любимое слово у всех, кто меня любит. Дверь кабинета приоткрылась, вышла женщина с аккуратно намотанным шарфом, пахнувшая валидолом и жвачкой. Её место заняла соседка по очереди, громко вздохнув, будто опустилась в глубокую воду. В этот момент телефон дрогнул в ладони — «Новый комментарий к колонке». Я перевернула экран вниз, как прячу тело под плащом.

— Опять работа? — мама заметила движение.
— Да. Но сейчас — ты, — я улыбнулась, и улыбка вышла теплее, чем обычно.

Лампа над нами продолжала мигать, гул принтера резал воздух, пластиковые стулья скрипели. Я смотрела на мамину ладонь: голубые прожилки, узор времени, который не подделать. Если она спросит, что я пишу — отвечай. Но не сейчас. Пусть сначала ровно подышит.

Я достала из сумки блокнот, раскрыла на чистой странице. Рука сама повела первую строку: «Белая плитка помнит наши слабости». От этой фразы стало странно легко — так бывает, когда попадаешь в нужный ритм. Мама смотрела боковым взглядом, в котором не было подозрения — только материнская бухгалтерия: пришла вовремя, рядом сидит, не суетится.

— Записываешь?
— Всегда. И хорошее, и плохое. Иначе всё растворяется.
— Только не растворяй себя, — сказала она тихо, будто свечу задула.

Я снова накрыла её руку, чувствуя тёплый пульс под кожей. Коридор шумел — кто-то ругался на запись, кто-то смеялся в телефон. Двери кабинетов хлопали одинаково, как метки в тексте. В этой какофонии моё тело неожиданно успокоилось. Вот она, настоящая ставка: остаться дочерью и не предать журналистку. Я выдохнула глубже и поймала свой ритм — медленно, быстрее, пауза.

* * * * *

Позже нас отправили к другому кабинету — тот самый коридор, где теснота давила сильнее любого диагноза. Стулья в ряд, потолок низкий, лампа мигала, как морзянка. Мама села аккуратно, спина прямая, руки сложены поверх сумки. Я рядом — будто школьница, которую снова вызвали на разбор.

— Хватит так много работать, — начала она без прелюдий.
— Работа, мам. Статьи не пишутся по звонку.
— Удобно говорить «работа». А как же личная жизнь?

Я вздохнула. Вот оно, пошло по привычному маршруту.

— Мам, у меня действительно полно дел. Днём встречи, вечером сажусь писать и могу до трёх ночи застрять за текстом.

— И что ты там пишешь до трёх? Про политику? Про экономику? Нет ведь. Я иногда заглядываю в твой журнал… Ева, это же… странно.

Я почувствовала, как плечи напряглись.

— Ты читаешь?
— Иногда. Не всё, но попадается. Неужели нельзя писать приличнее?
— А если приличнее — кто читать будет?

Она посмотрела так, будто я предложила продать фамилию за копейки.

— Люди читают грязь ради любопытства. А потом думают, что автор такой же.
— А я и есть такой же человек, мама. Живой. Со всеми желаниями.
— Дочка, — она сжала моё запястье, — я не хочу, чтобы про тебя думали плохо.

Скрипнул стул рядом: мужчина в клетчатой рубашке громко раскрыл газету и уткнулся в статью про цены на гречку. Коридор шептал: «кто крайний?» — «у меня только спросить».

— А что Серёжа бы сказал, — продолжила мама.
— Мам, пожалуйста…
— Он бы точно не позволил тебе такое писать. Он всегда держал тебя в рамках.
— Вот именно. Он держал. Я в этих рамках едва дышала.
— Ты слишком драматизируешь, — снова вылетела у неё эта фраза.

Я откинулась на спинку стула, чтобы не сорваться.

Глава 8. Подготовка к экзамену

Вечером я открыла ноутбук и привычным движением зашла в Shadow. Форум встретил чёрным фоном и пульсирующими никами, словно сама тьма дышала внутри экрана. Ветка за веткой — чужие фантазии, объявления, договорённости. У каждого здесь своя маска: кто-то ищет «строгую», кто-то «послушную», кто-то придумывает себе целые легенды.

Я открыла редактор и набрала: «Ищу студента второго курса. Неопытного, но не девственника. Для одной встречи. Без лишних вопросов».
Палец завис на клавише «Enter», и сердце толкнуло в рёбра. Нажала.

Ответы посыпались почти сразу.

— Старушка, ты серьёзно? Зачем тебе мальчики?
— Милфа решила развлечься? Лучше бы мужика нормального нашла.
— Тётя, вам не студента надо, а психотерапевта.

Я скривилась, но не закрыла вкладку. Тролли здесь всегда были — такие же паразиты, как комары летом. Их жужжание только подтверждало: текст зацепил.

Через пару минут пошли нормальные ответы:

— 19 лет, айти. Был один раз, хочу попробовать снова. Могу прямо завтра.
— 20 лет, спортфак. Опыт — 2 девушки. Рост 182, вес 80. Пишите в личку.
— 18 лет, девственник. Но очень хочу, чтобы вы были первой.

Я усмехнулась. Нет, не то. Мне нужен мальчишка, который уже знает, как пахнет чужая кожа, но ещё не превратился в коллекционера тел.

Открыла анкеты.

Первый — айтишник. Аватарка с картинкой процессора, сияющего зелёными линиями, как схема из учебника по информатике. В анкете гордо написано: «Разбираюсь в железе и в женщинах». Я усмехнулась. В железе — да, в женщинах — вряд ли.

Второй — спортивный. На аватарке мускулистый герой из комиксов, обтянутый шортами. В анкете всё по пунктам: рост, вес, любимые упражнения. «Был два раза, но выдержка железная». Я поморщилась: выдержка нужна на тренировке, а здесь важна живая дрожь.

Третий — юрист. Его аватар — золотые весы Фемиды, блестящие так, будто скопированы из клипарта. В тексте самоуверенно: «Знаю, как сделать так, чтобы вы больше никогда не забыли ночь со мной». Слишком взрослый, слишком хвастливый. Мне нужен не оратор, а тот, у кого щека вспыхнет от прикосновения.

Я листала дальше. Под веткой всё прибывало комментариев:

— Студент не потянет такую. Вы же его сожрёте.
— Респект за честность. Умеете заинтриговать.

От этих строк внутри стало теплее. Да, я умею. И хочу, чтобы дрожь от ожидания разделили со мной.

Я открыла очередную анкету. 19 лет, истфак. Пишет много и пафосно: «Обожаю ролевые игры, готов воплотить всё, что пожелаете». На аватарке — картинка спартанца с копьём, мускулистый герой в красном плаще. Нет, слишком много слов и слишком мало простоты.

Следующий — экономист. Опыт — «десяток девушек». В анкете каждая строка пропитана бравадой. Аватарка — фото ключей от «БМВ» на ладони, снятых в полумраке. Такому важнее похвастаться вещами, чем почувствовать рядом человека.

И вдруг я наткнулась на строку, которая зацепила. 19 лет, студент филфака. В анкете всего пара строк: «Был три раза. Хочу попробовать в другой роли. Не всё понимаю, но интересно». Его аватарка отличалась от остальных: не героика и не показуха, а простая чёрно-белая картинка с раскрытой книгой на столе и чашкой кофе рядом. Минимализм, честность. Вот он. Не кричит о себе, не навязывает образ. И этим — цепляет.

Я перечитала дважды. Без бахвальства, без лишних слов. Честно и коротко. Вот он. У него ещё не устоявшиеся привычки, но уже есть опыт дыхания и касания. Такой мальчишка растеряется от взгляда, и именно это мне нужно.

Под веткой в этот момент появилось новое сообщение:

— Старшая хочет поиграть в училку? Ну-ну. Только не перепутайте студента с дворником.

Я усмехнулась и закрыла окно комментариев. Пусть пишут. Я уже выбрала, на ком остановлюсь. Но переписываться не стала. Не время.

Я закрыла ноутбук и на секунду задержала ладонь на крышке. Внутри было то самое чувство, ради которого я вообще пришла в Shadow: лёгкий ток под кожей, смесь риска и азарта. Учительница и студент. Я нашла сюжет. И теперь он будет жить во мне до встречи.

* * * * *

В кухне тихо закипал чайник. Я налила себе кружку, вдохнула запах чая и вернулась к столу. Сердце не отпускало. Я снова открыла ноутбук, пролистала ветку вниз и ещё раз нашла анкету филолога. Строчки короткие, сухие, но именно в этой простоте чувствовалось нечто настоящее. Три раза. Хочу попробовать. Не всё понимаю, но интересно.

Рука сама повела курсор в личку.

Milena:

— Добрый вечер. Ты оставлял анкету?

Ответ пришёл быстро, будто он сидел перед экраном и ждал.

19_filk:

— Да. Это я. Если ещё актуально — я могу.

Я прищурилась. Никаких смайлов, никаких лишних слов.

Milena:

— А твой опыт действительно три раза?
19_filk:

— Да. С одной девушкой. Полгода назад. Всё было… неловко. Но я хочу попробовать ещё. И понять больше.
Milena:

— И ты готов слушать и выполнять, как скажу?
19_filk:

— Я думаю, да. Хотя если честно — немного стесняюсь.

Я усмехнулась. Немного? Ты дрожишь весь в тексте, мальчик.

Milena:

— Стыд оставь за дверью. Главное — слушай и не задавай лишних вопросов. Понял?
19_filk:

— Понял.

Пауза. Потом всплыло сообщение.

19_filk:

— Хотите фото? Чтобы вы понимали, с кем говорите.

Milena:

— Присылай.

Картинка загрузилась. На этот раз — не безликая аватарка, а настоящее фото. Парень снят, кажется, в университетской аудитории: серая доска за спиной исписана мелом, на стене висит карта Европы. Он стоит чуть боком, в светлой рубашке, воротник неловко смят, волосы тёмные, слегка растрёпанные, будто пробежался рукой перед съёмкой. Лицо ещё совсем юное: кожа чистая, щёки гладкие, взгляд мягкий, немного растерянный.