Главная проблема ректора космической академии

1. 

Главная проблема ректора космической академии

Он — хладнокровный и дисциплинированный командор армады Ксора

Она — полукровка ксорианца и человека, которой запрещено даже близко подходить к Ксорианской Космической Академии.

Однако она поступает и отлично учится, а спустя полгода по досадной случайности обман вскрывается.

1.

— Сколько ещё ты собираешься здесь красоваться, коротышка? — кидает Иридия, подходя вплотную.

Чистокровная ксорианка. Высоченная, как жердь, со слабо выраженной талией, как и все они, с длинными ногами и роскошной грудью в облегающем спортивном костюме из эластокожи. Волосы зачёсаны назад, и по плечам струится белоснежный шлейф, розовый на кончиках. Она испепеляет меня своими отливающими перламутром глазами.

Вокруг нас мгновенно возникает вакуум. Все курсанты замирают, наблюдая наш конфликт.

Иридия снова нарывается на драку. Я знаю. Это не в первый раз, и я умею уходить от этих конфликтов.

Моя цель — не отсвечивать. И уж точно не нарываться на дисциплинарные беседы.

К тому же в прямом столкновении даже завалящая ксорианка меня уделает, ведь во мне только половина их крови.

— Ты о чем? — Я поднимаюсь, убираю планшет в сумку, надеваю лямку на плечо.

— Не притворяйся, — она смотрит на меня с высоты своего роста в два с небольшим метра. Громадная каланча. — Купер. Ты с ним заигрывала! Я вижу тебя насквозь, выскочка!

Ах Купер. Курсант-старшекурсник. Прекрасный образчик мужественности и красоты ксорианских мужчин. Мне он безразличен. Только что фигура хорошая и мордашка ничего, но на этом всё.

— Мне плевать на твоего Купера, — говорю твердо, чуть наклонясь к ней для убедительности. — Может, хватит докапываться? Успокойся.

Ещё пара мгновений тяжелых гляделок, и её кулак летит мне в лицо.

— Что ты творишь?! — Я едва успеваю увернуться, инстинкт спасает меня от первого удара.

— Закрой рот! — рычит она и, воспользовавшись моментом, сокрушительно бьет меня локтем в скулу.

Так мощно, что меня разворачивает и по инерции швыреят на пол. Я не успеваю встать, когда Иридия подходит и заносит ногу, чтобы добить, но застывает и кривится.

Её тело дрожит, взгляд становится страдальческим, а руки, словно связанные невидимыми нитями, опускаются.

Такая реакция бывает только, когда кто-то более сильный берет твое тело под контроль.

Внутренне сжимаюсь, что это ректор Крейт, но на импровизированную арену выходит директор по воспитательной работе капитан Селварис. Высокий, крепкий ксорианец с тёмно-серебристым отливом волос. В глазах светится ярость.

Выдыхаю с облегчением. Меньше всего мне хочется попасться на глаза ректору в близкой беседе.

— Хватит! — голос капитана Селвариса разрывает вмиг образовавшуюся тишину. Он смотрит на Иридию. — Шаргат, в мой кабинет! — Капитан Селварис переводит на меня более мягкий взгляд и подает руку: — Поднимайся, Мэлтис. Я провожу тебя.

Растираю ладонью ушибленную скулу и берусь за его руку. Он легко поднимает меня на ноги. Странно, конечно, что Иридию он одну к себе в кабинет отпустил, а меня в медблок собрался вести, но не мне, простому курсанту, думать о мотивах старших по званию.

Но он приводит меня не в медблок!

Раздвижная дверь открывает передо мной пространство камеры для допросов. Я и не знала, что в академии есть такие помещения!

Сердце пускается вскачь. Хочется убедить себя, что это просто процедура разбирательства такая или это сделано для моей безопасности, но я сама в это не верю. Становится очень тревожно. Вдруг капитан Селварис как-то догадался о том, что я из себя представляю?

Да ну бред. На мне линзы, которые делают глаза как у ксорианцев, а ещё блокиратор мозговых альфа-волн. Я уже полгода успешно скрываюсь и учусь в космоакадемии на правах чистокровной ксорианки!

Капитан Селварис запирает меня в небольшой комнате, облицованной графитовыми поликарбоновыми панелями со столом посередине, по сторонам которого стоит два обыкновенных стула.

Мои шаги в магнитных ботинках гулко отдаются по металлическому полу. Ума не приложу, что мне собираются предъявлять. Я ничего не нарушала. Ну, кроме того, что полукровок не берут в Академию. Но я тщательно замаскировалась и до этого момента все было хорошо!

Дверь пикает замком, и в комнату допросов входит сам ректор Крейт. От него фонит Силой ксорианцев и просто мужской мощью. Однако самое страшное то, что я отчетливо ощущаю его альфа-волны, и между ног сразу становится горячо.

Так не может быть!

Какого. Черта. Я. Это. Чувствую?!

Альфа-волны полукровок-девочек действуют на ксорианских мужчин, как валерьянка на котов вперемешку с виагрой. Поэтому все немногие полукровки живут в человеческих гетто и носа наружу не показывают. Только меня потянуло служить в космической армаде Ксора. У меня есть веская причина тут находиться, это дань погибшему на войне отцу.

Я раздобыла несколько чипов-блокираторов, чтобы не светить своим излучением и не ощущать альфа-волн ксорианских мужчин. Только вот что-то с ректором Крейтом вся защита оказалась бесполезна. Неужели он настолько сильный ментал, что пробивает блокировку?

Он тоже улавливает мои альфа-волны, и его взгляд становится хищно-маслянистым, голодным. Он ведет носом в воздухе и медленно растягивает губы в улыбку, только выходит довольный оскал.

2.

Ксорианцы внешне очень похожи на людей. По крайней мере, в одежде их можно отличить лишь по высокому росту и переливу глаз, будто на радужку капнули жемчужного перламутра.

Командор Таррел Крейт — самый сильный ментал и самый влиятельный ксорианец в Академии. Темно-синий китель со знаками отличия едва вмещает силу его широких плеч, белоснежная сорочка небрежно расстегнута на две пуговицы. Он снял галстук, значит, шел поговорить неформально. Во всем облике этого мужчины улавливается власть и строгость, присущая большинству ксорианцев.

Его взгляд оглаживает мое лицо, спускается к шее, тормозит на обтянутой форменной курткой груди. Логическая часть моего сознания кричит об опасности и хочет бежать, но есть инстинктивная, ксорианская, и она нежится в этом горячем взгляде, заставляет распрямить спину, чуть выпятить грудь, даже вильнуть бедрами.

Я подхожу к стулу, который стоит спиной к двери, и опускаюсь на него, подставляя глазам ректора затылок. Он молчит, но я чувствую, что следит за каждым моим движением.

От взгляда ректора по спине бегут мурашки. Странно, что он ещё не взял мое тело или разум под контроль. Видимо, играет. А трусики продолжают намокать. Я теку по нему просто потому что иначе не получается. Так работает моя генетическая организация. И мне дико стыдно за реакцию тела, щеки краснеют, во рту скапливается слюна.

За спиной раздается два аккуратных шага, и его руки ложатся мне на плечи. Ласковое прикосновение. Ректор Крейт молчит, но его молчание пробегает мурашками по коже даже под плотно прилегающей аластокожей. От него веет непоколебимой уверенностью, а в нос забирается немного терпкий мужской аромат, и флер дорогого легкого парфюма, похожего на свежесть морозного утра.

— Кто прислал шпионку в мою академию? — наклонившись, он низким голосом произносит мне на ухо.

Я порывисто выдыхаю, тяну носом. Бомбический запах. Внутри напалмом разливается желание, но я пока могу связно мыслить.

— Меня никто не посылал, — произношу на новом выдохе.

Ректор Крейт медленно ведет ладони мне под волосы. Прикосновения обжигают кожу. У него нежные ухоженные пальцы. Непроизвольно наклоняю голову и трусь о его руку по-кошачьи. А он, похоже… искал чип, потому что в следующее мгновение небольшой квадратик микросхем с мигающим светодиодом оказывается на столе. К счастью, чип не раскалывается, огонек продолжает мигать.

И я осознаю, что альфа-волны он все-таки блокировал. Теперь его нет, и меня кроет ещё сильнее. Мозг клинит. Анализировать что-то у меня сил уже нет.

Пальцы ректора стискивают пряди волос у корней и чуть тянут назад, вынуждая запрокинуть голову. У меня наверняка уже совершенно осоловелый взгляд. Я плавлюсь рядом с ним в буквальном смысле.

Но когда я вижу его глаза, полные ни разу не шутливого выражения, дыхание перехватывает. В них плещется негодование, смешанное с желанием, но негодования больше. Этот ксорианец контролирует себя значительно лучше, чем я.

— Зачем тогда маскировка? — спрашивает он и опускает вторую руку к моей груди, забирается в чуть расстегнутый ворои форменной куртки и сминает полушарие, пропуская напряженный сосок между пальцев.

— М-м-м-ум, — вырывается у меня непроизвольно.

— Отвечать, курсант, — цедит ректор и снова чуть сильнее стискивает грудь.

— Я… просто… хочу… — мычу, задыхаясь от новой волны возбуждения.

Он будто не понимает, что только сильнее распаляет меня.

Или наоборот — отлично понимает. И мучает меня сладкой пыткой предвкушения.

— Учиться! — выкрикиваю, стараясь уже ответить на вопрос. — Учиться… я хочу… учиться… тут.

Ректор отпускает меня и медленно обходит стол. Задерживается с другой стороны, не торопясь берет мой чип и делает вид, что сейчас сомнет. Меня пронзает ледяной ужас, и я машу руками, не находя слов сразу. Не представляю, что со мной будет в окружении пары сотен курсантов-ксорианцев всех курсов и преподавательского состава. Ректор Крейт усмехается и возвращает чип на стол.

У него красивое, но жесткое лицо, точно вытесано из камня. Четкая линия подбородка, длинный прямой нос, пронзительный взгляд, которым он точно мысли сканирует. Мягкие на вид губы — задерживаю на них взгляд и машинально зажимаю ладони между сведенных бедер. Желание ощутимо щекочет внизу живота, и я ерзаю на стуле, пытаясь примириться с ощущениями.

— Сними линзы, курсант, — приказывает ректор Крейт.

У меня нет и мысли ослушаться. С зеркалом было бы проще, однако я на протяжении последних пары лет ставила и снимала их каждый день, так что делаю на ощупь. Несколько раз моргаю, а внутри все скручивает от острой нехватки мужских ласк. Кладу линзы рядом с чипом. Придется достать новую пару…

— Красивые глаза, — низкий голос ректора вклинивается в воспаленный мозг, заставляет взглянуть на мужчину. — Твои линзы отличного качества, такие не всем по карману, курсант.

Он снова направляется мне за спину и встает так близко, что я чувствую тепло его тела. А-а-а! Что же он делает!

— Мы с мамой хорошо живем. — Веду плечами и несколько глубже расстегиваю куртку из эластокожи. Под ней ничего нет, и в получившийся вырез снова ныряет рука ректора, целенаправленно находит сосок и немного сжимает.

— На папину военную пенсию… — признаюсь честно и закрываю глаза, борясь с крышесносными ощущениями между ног.

— Встать, курсант, — раздается над ухом новый приказ, и рука ректора исчезает.

Я поднимаюсь на дрожащих ногах и хочу развернуться к ректору лицом, но он пинком отшвыривает мой стул и встает у меня за спиной. Прижимает меня к себе, обхватывая спереди. Ягодицами ощущаю налитую силой плоть, обжигающе горячую даже через два слоя одежды.

Инстинкты вынуждают меня прогнуться в спине и плотнее вжаться в ректора. Из-за спины доносится хриплое рычание, а потом его мощные руки рывком разделяют полы моей форменной куртки. Молния корежится, рассыпая выпавшие зубчики. Ректор Крейт не снимает, а стягивает куртку с моих плеч, выворачивая её на руки, заодно фиксируя их прижатыми к телу. А потом его пальцы зарываются мне в волосы и некулонно нагибают над столом.

Визуалы героев

Ректор Таррел Крейт

Холодный и харизматичный лидер, воплощающий идеалы ксорианской дисциплины и силы. Его безупречный контроль над эмоциями и мощные ментальные способности делают его грозным противником и авторитетной фигурой в Академии.

______________

Курсант Мелисса Мэлтис (по кличке Мята)

Курсант Мэлтис — хрупкая внешне, но невероятно стойкая и решительная девушка, полукровка, стремящаяся доказать свою ценность в мире, где ей нет места. Её упорство и умение справляться с болью и трудностями вызывают уважение, хотя её нестабильная природа создаёт немало сложностей. Несмотря на её сильный характер, в ней есть искренность и уязвимость, делающие её одновременно трогательной и вызывающей восхищение.

3.

Замираю в предвкушении. Уже выть готова, как кошка в течке. Но мгновения тянутся невероятно медленно. Я снова пытаюсь проделать свой трюк и потереться попой о мужчину, но он придавливает мою талию к столу и держит так, что не шелохнуться. Закусываю губу.

— Я жду ответа, — звучит сзади с угрожающе возбужденной интонацией.

А потом мужские пальцы касаются нежной кожи у меня между ног, перебирают по складочкам, размазывают влагу.

— Ум-м-м, — мычу, опираясь лбом о столешницу. Бомбически приятно и катастрофически мало! — У-м-м-чусь…

Пальцы ректора усиливают движения, скользят по моей набухшей промежности, вызывая в теле спазмы наслаждения, но как нарочно обходят самую чувствительную точку стороной.

— Полукровкам запрещено учиться в Академии, — рычит сзади ректор и на этот раз целенаправленно находит нужное место. Делает пару кругов пальцами, отчего я едва не кончаю, а потом убирает руку.

Мне становится почти больно. Разгоряченная плоть жаждет прикосновений, внутри все скручивает судорогами. Мое дыхание становится прерывистым и поверхностным, а в глазах застывают слезы инстинктивного отчаяния. Логикой я понимаю, что ничего страшного не случилось, но тело сходит с ума.

— Я… Я ненавижу гребаных… Жуков! — все-таки пытаюсь ответить на его вопрос, эта сладкая пытка начинает превращаться в несладкую. Дыхание сбивается, но я продолжаю говорить: — Я хочу… сражаться с ними! Более… лояльного курсанта… не найти!

Будто в качестве вознаграждения ректор снова ласкает меня, на этот раз проталкивая один палец внутрь. Мычу от удовольствия сквозь сомкнутые губы. Он отлично понимает, как меня плющит просто от того, что он рядом, а любые его действия — это и вовсе взрыв мозга.

— Твою историю проверят, — цедит ректор, скользя пальцем внутрь и наружу.

Он прибавляет к нему второй, чуть растягивает меня. И я надеюсь, что готовит к своему члену. В душе все уже выгорело от стыда, а мозг отравила дикая похоть. Я сплошной комок нервов!

Ректор двигает пальцами, постепенно ускоряя ритм.

— Если ты шпионила… — произносит он, затем наклоняется и проводит языком по моей спине, ведет по позвоночнику снизу вверх, а потом прикусывает шею.

Его пальцы творят у меня между ног что-то непотребное, но умело не доводят меня до пика. Я прогибаю спину, пытаясь пустить их глубже — бесполезно. Ректор намеренно дразнит меня. Издевается.

— Если ты шпионила, — снова рычит он. — Тебя ждет трибунал!

Да мне сейчас плевать. Хоть два трибунала. Внутри печет, будто углей насыпано. По телу то и дело пробегает дрожь.

— Возьмите… — не выдерживаю и прошу. — Меня. Ректор Крейт.

— М-м-м, — раскатисто раздается сзади. Пальцы покидают мою лоно, и ректор втягивает воздух носом. — Ты вкусно пахнешь…

Он так и продолжает давить мне на талию, не давая сдвинуться с места, а потом я ощущаю между ног головку его члена. Горячую, твердую, но с нежной кожей. Мне хочется качнуться назад, чтобы она в меня скользнула, но ректор не позволяет.

— Пожалуйста… — вырывается само с мольбой, потому что возбуждение уже становится болезненным. Кожа горит, чувствительность выкручена на максимум, дрожу всем телом, как перетянутая струна.

— Ты ещё пощады попросишь, — с долей насмешки отвечает ректор и плавно погружается в меня.

Сразу на полную длину. Достает до донышка. Замирает, давая привыкнуть. А мне наконец хорошо, мое лоно обхватывает, обтягивает его член, у меня нет никакого дискомфорта. Напротив приятная наполненность разносит по нервам эндорфиновый выплеск, и от наслаждения на мгновение темнеет в глазах.

— Слад-ка-я, — рокочет ректор и начинает двигаться.

Боже, какой это кайф! До этого момента я видела только в учебниках по естествознанию, каковы ксорианцы без одежды. Теперь познаю на практике.

У меня секс был только раз и с человеком. Ксорианцы не идут ни в какое сравнение. К тому же альфа-волны. Тело от них возбуждается на инстинктах, само, а ещё у ксорианцев очень внушительный размер достоинства, природная харизма, мужская мощь, которая кружит голову.

Ректор медленно и с оттяжкой насаживает меня на свой член, явно наслаждаясь процессом, а я качаюсь на волнах неуклонно подбирающегося оргазма, но стараюсь сдерживать стоны. Вдруг за пределами допросной кто-то нас услышит. Хотя… Эта мысль даже немного остужает возбуждение — меня же теперь вышлют обратно на Ксор!

— Правильно думаешь, — вдруг произносит ректор, усиливая и делая толчки резче, как будто злится. — Вышлю на первой попавшейся эвауцационной шлюпке. Твоя учеба окончена.

4.

Во мне взрывается бомба. Прочитал мысли, это понятно. Но… Накатывает злость и ядовитая обида. Я вовсе не хотела, чтобы этот секс повлиял на его решение. Но очень надеялась, что смогу убедить его в своей решимости, и он закроет глаза на незначительное нарушение. В конце концов, я полгода училась на отлично по основным предметам!

Возникает жгучее желание вывернуться и посмотреть в ему глаза. Хоть взглядом показать, насколько мне важно остаться в Академии. Я ещё не успела принять это решение до конца, но начинаю сопротивляться, пытаясь соскочить с таранящего меня члена.

Ректор раскатисто смеется, рычит и всем телом прижимает меня к столу, а свободную руку отправляет мне между ног и принимается гладить клитор.

Это сильнее меня. Всего несколько его движений пальцами, и я взрываюсь на его члене. Ловлю дикий фейерверк эндорфинов и серотонина. Безвольно распластываюсь на столе, на ближайшие мгновения совершенно не способная двигаться.

— Не брыкайся, Мелисса, — хрипло произносит ректор Крейт и снова начинает двигаться во мне. — Ты посмотришь мне в глаза, когда я сам этого захочу.

Меня снова клинит от разнонаправленных чувств. Тело млеет и тащится от ощущений, инстинкты ликуют, а в душе разыгрывается буря.

Ректору Крейту уже не приходится прижимать меня к столу. Я сама не могу двигаться. Меня с головой окутывает новая лавина возбуждения, и сейчас я готова на что угодно, лишь бы этот секс не заканчивался. Но ректор снова, как на зло, будто прочитав мысли, внезапно отстраняется и выходит.

Я едва не стекаю со стола на пол, но он подхватывает меня на руки раньше и укладывает спиной на стол. Отстегивает магнитные ботинки, они падают на пол с глухим звуком, а потом окончательно стягивает с меня штаны и трусики.

На задворках плывущего сознания маячит мысль, что я, должно быть, выгляжу сейчас крайне развратно. В порванной форменной кофте и полностью голая ниже. Но мой воспаленный мозг только сильнее возбуждается от мысли об этой картинке.

Ректор Крейт встает между моих свесившихся ног и закидывает лодыжки себе на плечи. Я неразборчиво мычу, сама не понимая, что хотела сказать, а потом ощущаю, как он вламывается внутрь. И меня снова уносит волной эндорфинов.

— Я знаю… — рычит он между жесткими толчками на грани грубости. — О чем… ты думаешь.

— А вы… — я отвечаю ему так же рвано. — Не… читайте… мысли.

Одна рука ректора сжимают мою талию, другая ложится на грудь и чувствительно играет с соском. Выгибаюсь навстречу, хотя думала, что уже без сил.

— Ты… слишком… громко… думаешь! — цедит ректор, вколачиваясь, как отбойный молоток.

Он перемещает руку с груди мне на промежность, и пока член таранит лоно, пальцы дразнят клитор. Это закономерно стремительно приближает меня ко второму оргазму, который оказывается ещё более ярким.

Внутри все сжимается и пульсирует, дыхание рваное, кожа покрывается испариной. Дрожу всем телом, совершенно не соображая, где я и что происходит, и только мощные толчки ректора возвращают в реальность. Он больше не ждет, пока я зафиксирую ощущения, только разгоняется. Похоже, тоже близок к кульминации.

Хочется прикоснуться к нему, но форменная куртка так и держит мои руки прижатыми к телу. Чувствую себя бабочкой, нанизанной на гвоздь. Очень сексуальный, возбуждающий, теплый и твердый гвоздь.

Комната снова наполняется хлюпающими и шлепающими звуками, моими стонами и рычанием ректора, а потом он резко отстраняется и в одно движение опускает меня на пол на колени. Открываю рот, ещё не осознав, что делаю. Видимо, это тоже инстинкты. Ректор сразу вставляет член мне в рот, держит голову за волосы, даже чуть душит, но мое возбуждение настолько велико, что я не испытываю никакого дискомфорта. Оргазм в теле ещё не отзвучал, и все действия ректора накладываются на него приятным эхом.

Он делает несколько грубых толчков и извергается, наполняя мой рот густым семенем.

Сама поражаюсь парадоксальности своих мыслей — плевать на пол некрасиво, поэтому проще… проглотить. Но главная жидкость ксорианцев, на удивление, приятная на вкус, сладковатая, чем-то напоминает топленое молоко — дико деликатесный продукт на Ксоре — так что я и глотаю с некоторой долей удовольствия.

Ректор отпускает мои волосы и оступает на шаг. Поднимаю взгляд от его голых ног до головы, ловлю горячий взгляд, в котором смешивается ярость и желание, растерянно смотрю на него. А он наклоняется и, взяв меня за талию, аккуратно поднимает и усаживает на стол.

— Ты как там? — спрашивает с легкой усмешкой в голосе. — Что-то у тебя по мыслям совсем тишина.

Фокусирую на нем взгляд. Смотрю в красивые темно-ореховые глаза с перламутровым переливом. Закусываю губу, решаясь говорить или нет.

— Я сделаю все, чтобы остаться в этой Академии, ректор Крейт, — произношу как можно более весомо. — Готова на что угодно.

Мое тело, только что получившее второй оргазм, плевать на это хотело. Оно снова начинает возбуждаться. Это просто издевательство какое-то! В несколько быстрых движений сбрасываю куртку с рук, нащупываю на столе позади себя чип и беззастенчиво леплю под волосы. Становится немного легче. Какую-то часть альфа-волн ректора чип всё-таки блокирует.

— С чего такая решимость, курсант? — холодно спрашивает ректор и ставит руки по краям от моего тела.

Он наклоняется ко мне, между нашими губами остается всего пара сантиметров, беспристрастно смотрит мне в глаза.

Дрянной чип подводит! Не справляется! Между ног нестерпимо печет!

— Это неважно. У меня свои причины. — Меня снова плющит от желания, от ауры ректора Крейта, от его запаха и ещё очень свежих воспоминаний о его члене внутри меня. — Дайте мне доучиться и увидите, я убью Жуков больше, чем все мои коллеги из Академии. Я не оступлюсь, даже если вы будете мешать…

Он не дает мне договорить и ловит мои губы в горячий собственнический поцелуй. В голове снова поднимается шум, а тело предательски выгибается. Обхватываю руками плечи ректора и непроизвольно впиваюсь ногтями в кожу. Слышу тихое одобрительное рычание. Мужской запах становится гуще, а подо мной уже скользко от моих соков.

5. (Таррел)

Два часа назад

Селварис входит в мой кабинет без стука. По напряженному лицу и сдвинутым бровям понимаю, что у него что-то серьёзное.

— Таррел, у нас на борту лишний пассажир, — произносит он без приветствия.

Я отрываю взгляд от голограммы на столе и, едва приподняв бровь, произношу:

— Поясни.

— Полукровка среди курсантов, — отрывисто отвечает Дарий. — Она подралась с другим курсантом, и я заметил, что у неё линзы.

Внутри всё холодеет. Полукровка на борту орбитальной станции. Это неслыханное нарушение! Если эта информация всплывёт, скандала не избежать. Процедура отчисления требует строгого соблюдения правил, а депортация на Ксор — веского обоснования. То, что полукровка полгода скрывалась среди ксорианцев, выяснится и станет пятном на репутации Академии.

Я не показываю гнева, лишь сплетаю пальцы перед собой.

— Кто ещё в курсе?

— Только мы с тобой, — отвечает Селварис. Его голос твёрд, но я чувствую напряжение. — Мелисса Мэлтис. Наверняка шпионка. Надо принять решение, что с ней делать.

— Отчислять, естественно, — говорю ровно. — Но сначала допросить. Я займусь.

Селварис кивает и уходит. А я открываю личное дело Мелиссы Мэлтис.

Полгода. Полгода она оставалась незамеченной. В голове не укладывается, как ей удалось столько времени водить инструкторов за нос.

Полукровки, даже если замаскируются под нас, — наденут линзы и блокиратор альфа-волн — не в состоянии пройти вступительные испытания. Их бракуют ещё на этапе отбора. А эта… Она не просто проникла в Академию, но и держалась молодцом. Значит, училась так, чтобы не отчислили. Выдающийся экземпляр.

Открываю табели оценок. К моему удивлению, она отлично учится по всем основным предметам. У неё прекрасно работает мозг как в гуманитарном, так и в техническом направлении. Десять из десяти по Космической инженерии и механике и столько же по Биологии и медицине в космосе. Единственное, что у неё не на десятку, а всего на семь баллов — Выживание в экстремальных условиях и силовые дисциплины, типа Рукопашного боя.

То есть передо мной отличный образчик гибрида, уступающего чистокровным ксорианцам только физически. Ментальные способности у неё в полный рост. Интересно. Внутри возникает чувство, которого там быть не должно — любопытство. Я давно держу эмоции под контролем. Это позволяет управлять Академией четко и строго. А обнаружение полукровки в рядах курсантов выбивает меня из привычного ритма. Злит и интригует одновременно.

Направляясь в допросную, уже думаю, как построю беседу. Она наверняка с блокиратором, так что неконтролируемого влечения можно не опасаться. А значит, я буду давить Силой и убеждать сознаться словами, возможно, угрозами. Хотя, думаю, она не будет в состоянии заблокировать чтение мыслей, так что я смогу закончить этот допрос очень быстро.

В голове всплывают воспоминания о давней искрометной связи с полукровкой. Короткий и совершенно улетный роман, продлившийся месяц или и того меньше. Но эти воспоминания посещают меня до сих пор.

Полукровки сочетают в себе эмоциональность людей и ментальную Силу ксорианцев. А ещё альфа-волны — встроенный афродизиак, который напрочь свинчивает крышу и срывает всякие тормоза.

Открываю себе дверь вживленным в руку чипом и вхожу в допросную. Взгляд цепляется за хрупкую невысокую, а в сравнении с ксорианками, и вовсе мелкую девчонку. Она немного напугана, смотрит на меня огромными глазами, которые притягивают, несмотря на линзы. На щеке наливается лиловым здоровенный синяк.

В штанах против воли все мгновенно каменеет. Вот же срань. Я чувствую её альфа-волны. Как, если на ней блокиратор? Может, сломался в драке? Но тогда Селварис пришел бы ко мне с стояком до потолка. И вообще в Академии начался бы дикий хаос. Нет. Тут что-то другое.

Я велю ей сесть, а сам нахожу блокиратор альфа-волн у неё под волосами. Отличная модель, дорогая, должна была сработать. Без него меня охватывает дикое желание, но я сдерживаюсь, чтобы все-таки договорить. Какая же сексуальная дрянь! И пахнет от неё смесью ароматов карамели и лилий.

Контролировать себя рядом с ней невероятно сложно. Я бы хотел к ней не прикасаться, но рука сама тянется к её груди, пальцы захватывают сосок. Я веду диалог, и полукровка отвечает, что пришла сюда учиться. Ну-да, ну-да. Читаю мысли, когда умудряюсь словить сосредоточенность. Не врет, если верить образам у неё в голове.

Черт, заводит так, что я не могу удержаться. Её оголенные эмоции — желание, страх, возбуждение — всё это обрушивается на меня, захлестывает сокрушительной волной. Она чувствительная и резонирует со мной на уровне, который я никогда не испытывал с нашими женщинами. На языке так и вертится слово «совершенство», но я не позволяю себе его произнести.

Она не сопротивляется, не может. Её тело не подчиняется разуму. А моё — приказам здравого смысла. Она реагирует на меня безусловно, не в силах противостоять альфа-волнам.

Двечонка подаётся вперёд, выгибается, словно сама ищет продолжения, а я позволяю себе исследовать её тело, отмечая каждую пробежавшую по её будоражащим изгибам дрожь, каждый выдох, каждый стон. Мы сливаемся в неистовом сексе, заставляя друг друга терять контроль.

Отлично кончив в её благодарный рот, усаживаю девчонку на стол. Надо уже довести этот допрос, каким бы нелепым он ни казался, до логического завершения и принять решение, как с ней поступить.

Она нацепляет чип, но он совсем слегка глушит её альфа-волны, так что её возбуждение едва ли падает.

Её исступленная решимость сделать что угодно, лишь бы не депортация, забавляет меня.

Хотя, если не кривить душой, я только пытаюсь казаться себе таким хладнокровным и принципиальным.

Скандал с её отчислением никому не нужен. Но это полдела.

Я стою рядом с ней, опираясь руками о стол по сторонам от её бедер, и понимаю, что не хочу отпускать её от себя. Не хочу даже из рук выпустить. Я хочу оставить её себе, запереть в каюте и иметь пожизненный доступ к её горячему бомбическому телу, к её оголенным эмоциям, к тому, что только что испытал. Эта полукровка превзошла даже стародавние влажные ощущения от предыдущей такой связи.

6.

Я вся обращаюсь в слух. Глаза ректора гипнотизируют мои. Я снова дико его хочу, хотя между ног уже ощущается легкий дискомфорт от усталости.

— Тебе придется доказать, что ты достойна оставаться среди ксорианцев, — холодно говорит он. — Со своей стороны я поспособствую, чтобы тебя не раскрыли.

Мелко киваю, ощущая, что на лице сама растягивается широченная улыбка. Меня до макушки затапливает радость. Я докажу! Я всем докажу, что я ничем не хуже чистокровных ксорианцев! А ректор Крейт только что сказал, что поможет! Видимо, сам факт, что я тут оказалась, повлечет скандал и ударит по Академии.

— Рано радуешься, — жестко осаждает меня ректор. — В базе знаний Ксора несправедливо мало информации о полукровках. Раз уж ты тут оказалась, ты станешь объектом исследований. После занятий ежедневно будешь являться на исследовательский уровень. Предупрежденные о тебе сотрудники начнут проводить тесты.

По спине стекает холод и даже остужает снова разыгравшееся желание.

— Какие тесты? — спрашиваю осторожно.

— Это тебе скажут в лаборатории, — бросает он, выпрямляясь, и кривит лицо в досадливой гримасе. — Надо это прекращать.

Не успеваю понять, что именно он имеет ввиду. Он закрывает глаза, и через мгновение мое возбуждение полностью падает. Глаза округляются сами. Если это то, о чем я думаю, он просто дикой силы ментал, способный влиять на физику гормонов и нервных окончаний.

— Да, я временно отключил возбуждение, чтобы мы могли договорить, — подтверждает он мою дикую догадку и отступает от стола.

Принимается одеваться. Провожаю глазами его спокойные, лишенные суеты движения. Ректор Крейт — средоточие достоинства и уверенности. Признанный непререкаемый лидер и просто безумно красивый мужчина. Во мне сейчас нет отупляющего возбуждения, а мое мнение о нем не поменялось.

— Ты полгода скрывалась на борту орбитальной станции. Твой чип блокировал альфа-волны. Почему со мной ты их чувствуешь, думала? — спрашивает он уже ровным тоном.

— У меня не было возможности это проанализировать, командор Крейт, — отвечаю как по уставу, хотя так и сижу голая на столе в луже, оставшейся от собственного желания.

— Вот и мне это интересно, курсант, — произносит он. — И много чего ещё.

Последнее он тянет многозначительно, обещая мне большой фронт работ по участию в исследованиях. Мне немного боязно, как это будет, но я не стану возражать. Он и правда может меня отчислить, а это означает крах двухлетней подготовки, не говоря уже о цели, которую я поставила себе ещё в детстве.

Ректор надевает наконец свой синий китель и поднимает с пола мои штаны из эластокожи вместе с трусиками, на грани грубости вкладывает их мне в руки и велит одеваться.

— Я принесу тебе новую кофту. Охрана проводит тебя до каюты, — бросает он, направляясь к двери. — И не забудь надеть линзы.

На этом ректор Крейт пикает дверью и покидает комнату для допросов. Спустя несколько мгновений ко мне возвращаются остаточное возбуждение. Похоже, ректор вышел из зоны, в которой работает ментальная энергия.

Я ведь подспудно чувствовала, что нельзя оказываться рядом с ним. Во время приветственной речи, когда я впервые увидела его, терлась в заднем ряду новоприбывших курсантов, чтобы быть подальше, если он вдруг пройдет вдоль шеренги ксорианских девушек и парней.

Я улавливаю его альфа-волны раньше, чем он входит. Ловлю его взгляд, в котором снова разыгрывается похоть, но внешне он её полностью гасит. Только перламутровые глаза выдают желание.

Он бросает мне свернутую кофту. Задерживает взгляд на моей оголенной груди, когда я переодеваюсь. Облизывается. Черт, я снова мокрая. Это что-то нереальное. И правда, почему блокиратор с ним не помогает?

— За тобой придет охрана. До встречи завтра в шесть на уровне А7, — произносит он низким тяжелым голосом. — Не появишься — я не буду тебя искать, просто отчислю и депортирую. Это ясно?

— Ясно. Я появлюсь, — отвечаю от волнения хрипло. — До встречи.

Ректор Крейт уходит. Охранники появляются спустя минут десять. Меня выводят из допросной на уровне А65, провожают до лифта, поднимают на уровень А35, где располагаются каюты первокурсников, и оставляют. Электронные часы напротив лифта показывают начало десятого.

Направляюсь к своей двери и обнаруживаю послание, написанное на ней маркером: «Тебе не жить, коротышка». Я даже знаю, чьих это рук дело. Иридия, похоже, не собирается оставлять меня в покое. Наверное, ей влетело за драку, и она решила, что я на неё нажаловалась.

На мгновение сердце ускоряется, но я быстро беру себя в руки. Плевать. Мы в разных группах и почти не видимся. А после занятий меня теперь ждут исследования, так что шансов пересечься вообще мизер.

Черт. Только сейчас приходит осознание — я слишком легко согласилась на эти исследования… Удивительно, что тут вообще есть лаборатории. Хотя я ведь и о допросных тоже не знала! Орбитальная станция Академии, оказывается, хранит не один секрет!

Собираюсь открыть дверь и вспоминаю, что сумка так и осталась на учебном этаже. Поздновато, конечно, идти за ней, но я все же возвращаюсь к лифту и поднимаюсь на уровень А25. Один из нескольких, на которых проходят занятия.

Тихо выскальзываю из лифта в полутемный коридор. Работает только дежурное освещение — светодиодная полоска вдоль пола на уровне коленей. Чувствую себя воришкой, крадущейся в ночи. Но я не воришка, мне просто нужна моя сумка.

В зоне отдыха светлее. Космос, на удивление, сквозь панорамное гермостекло заливает зону отдыха серебристым светом.

Подбираю сумку, вешаю на плечо и уже собираюсь уйти, как слышу мужской голос из темного угла у меня за спиной.

— А я все думал, когда ты появишься, Мята…

Боже, только не он. Почему так не везет?

_________________

Привет, волшебные!

7.

Купер. Чёрт бы его побрал. Только его мне сейчас не хватало.

— Эх Мята-Мята! Ты не очень спешила за своими вещичками, — добавляет он с издевкой.

Меня так называют среди курсантов за зеленоватый оттенок на кончиках платиновых волос.

Напрягаюсь всем телом. Поворачиваюсь на звук его голоса. Купер выходит на свет. Высокий, как и все ксорианцы, крепкий, уверенный. Волосы графитового цвета с легким серебристым отливом, перламутровый взгляд, в котором светится насмешка.

Он выглядит так, будто считает, что весь мир принадлежит ему.

— Чего ты хочешь, Купер? — спрашиваю ровно, стараясь не выдать раздражение.

— С тобой поговорить, — отвечает он мягко, но его голос слишком глубокий, слишком насыщенный надменностью. — Ты мне нравишься, Мята. И я знаю, что ты это чувствуешь.

Мое раздражение мгновенно сменяется внутренним холодом. Он впервые так напирает. Слишком прямо. Может, поссорился с Иридией?

Отступаю на шаг, крепче сжимая лямку сумки, но он тут же сокращает дистанцию.

— Иридия знает, что ты тут? — спрашиваю едко.

— Эта курица? — Купер усмехается, его губы искривляются в пренебрежительной ухмылке. — Она ни в какое сравнение с тобой не идёт. Ты… особенная.

Это могло бы мне польстить, но вызывает лишь отторжение. Его слова скользят по мне, как склизкий слюнявый язык.

— Тебе следует закончить отношения с ней, прежде чем переключаться на новое, — говорю с достоинством.

Купер делает ещё пару шагов и оттесняет меня к стене, утопающей в полумраке. Здесь нет света от окна, и у меня в душе клубится тревога. Вдруг с чипом все-таки что-то не так, и я не чувствую, а он улавливает мои альфа-волны?

— Мята, мне плевать на Иридию, — Купер прижимает меня к стене, наклоняется ближе, и я чувствую его тепло. — Она пустое место. Вот ты — совсем другое дело.

Я отворачиваюсь, чтобы не ловить его горячий взгляд. Совсем страшно становится.

— Отойди, Купер, — говорю твёрдо, собрав остатки уверенности. — Мне всё равно, что ты себе думаешь.

— Нет, — голос его становится жёстче, а взгляд — острее. В следующее мгновение он ставит руки по сторонам от моей головы, опирается локтями о стену и оказывается так близко, что его дыхание гладит меня по щеке. — Не пытайся сбежать, Мята. Ты всё равно будешь моей.

Во мне просыпается агрессия. Я пыталась быть милой, с ним не прокатывает. Значит…

— Отвали! — выкрикиваю и бью его согнутой в колене ногой. Попадаю по бедру, но этого достаточно, чтобы он отшатнулся. Не теряю ни секунды и вырываюсь из ловушки.

— Не приближайся ко мне, Купер! — бросаю через плечо, убегая по коридору.

За спиной раздаётся его смех:

— Побегай пока, Мята! Всё равно далеко не убежишь.

Я запираюсь в своей каюте и тяжело дышу. Вторая адреналиновая встряска за один вечер — это слишком.

Я принимаю короткий душ в паровой капсуле и ложусь спать. Просыпаюсь отдохнувшей и довольной. Но потом наваливаются воспоминания. О том, что было с ректором Крейтом. Это все еще отдается в теле легкой слабостью, как после добротного занятия по рукопашке. И выжигающим душу стыдом. Теперь, возможно, он захочет повторить. А я? Захочу? Нет. Да вот только сказать «нет» вряд ли получится.

Вспоминаю, что Купер перешел в наступление. Это плохо. Иридия точно не будет этому рада. Получается, у неё теперь есть почва для ревности? Но я-то в этом не виновата! Вот с Купера пусть и спрашивает!

Наконец напоминаю себе о том, что вечером мне велено подняться на уровень А7. Страшно, что там меня ждет. А в животе против воли собирается тепло, стоит подумать, что я увижу ректора Крейта. И к щекам приливает кровь. Снова.

Собираюсь в кучу и иду на занятия. Нет времени сейчас рефлексировать.

День проходит спокойно, но зловещее предчувствие не оставляет меня ни на мгновение. Иридия не попадается мне на глаза, это странно и даже пугает. Но частью души я радуюсь, что между нами хотя бы сегодня не было столкновений.

После занятий оставляю сумку в каюте, на двери которой так и красуется ненавистническое послание, и иду к лифту. Часы напротив показывают без пяти минут шесть. Ректор Крейт, похоже, нарочно выбрал такое время. В районе шести вечера в коридорах практически никого нет. У курсантов или факультативы, или трудовая повинность, или заслуженный отдых. Выползать народ начинает ближе к семи.

В голове каша из мыслей и образов. Мне все-таки очень страшно, что за исследования придумал ректор Крейт. И, наверное, особенно страшно, потому что я не могу от них отказаться. Это ощущение несвободы колет в желудке подспудной тревогой.

Я подношу руку с вживленным пропуском к кнопке вызова. Тихий гул лифта отдается в теле легкой вибрацией. Двери начинают расходиться в стороны, когда я краем глаза вижу три высоких женских фигуры. Они бегут. Стремительно приближаются ко мне и ещё до того, как я шагнула в кабину, сшибают меня на пол.

На мгновение теряю ориентацию в пространстве, но этого хватает напавшим, чтобы скрутить меня. Кто-то держит за ноги, кто-то заламывает руки, а перед лицом появляется рожа Иридии.

— Я тебя предупреждала, тварь ты конченая! — шипит она, брызгая слюной. А потом бросает помощницам: — Тащите её на склад!

Две другие ксорианки в четыре руки волокут меня по коридору до ближайшей двери. Попытки вырваться не приносят результата. Они сильнее, и их две. Меня заволакивают в складское помещение — небольшую комнатку со стеллажами по периметру, бросают на пол, а потом в живот прилетает тяжелый магнитный ботинок Иридии.

В глазах темнеет на мгновение. Дыхание сбивается. Боль настолько лютая, что на глаза выступают рефлекторные слезы. Хочется схватиться за ребра, но я понимаю, что не смогу защититься. Они все равно меня поколотят. Нужно не позволить чипу сорваться с головы. Поэтому сцепляю руки на затылке и стараюсь свернуться так, чтобы получить как можно меньше ударов по ребрам. Но ксорианки удовлетворяются и тем, что могут бить по спине и ногам.

8. (Таррел)

Смотрю в голограмму на стене кабинета, на которую вывел камеры с уровня А7. Курсант Мэлтис вот-вот должна выйти из лифта. Уже 18:01, а её всё нет.

В венах закипает гнев. Я предупреждал эту полукровку, что отчислю за опоздание. Дразнит дрянь? Проверяет границы? Я её ещё не наказывал, и она не представляет, на что способен мантал моего уровня.

Девочка бросает мне вызов своим опозданием на исследовательский уровень? Что же, он принят! После того, что я дал ей шанс остаться, она решила испытать мое терпение! С трудом подавляю раздражение. Никто не смеет так себя вести со мной!

Кликаю по клавиатуре на столе и вызываю логи биочипа курсанта Мэлтис. Такие вживляются всем сотрудникам и курсантам при погрузке на борт орбитальной станции. Это необходимая мера безопасности плюс удобное приспособление, включающее в себя пропуски, ключи, допуски. Все в одном месте — в правой ладони.

На голоэкран выводятся графики жизненных показателей, гормональный и клинический состав крови, пульс, давление, насыщение кислородом.

Невольно округляю глаза. Пульс сто восемьдесят. Уровень адреналина, норадреналина и кортизола зашкаливает — превышенная концентрация гормонов боли в крови и растет. Есть остатки серотонина и дофамина — организм курсанта Мэлтис пытается регулировать болевые ощущения. Картинка такая, будто с девчонкой что-то происходит.

Брови сами собой хмурятся. Что за чертовщина?

Вывожу на голоэкран её геопозицию. Точка её чипа на уровне А27, в складской комнате 2746. Перебираю кнопки сенсорной панели, выводя на экран камеры наблюдения с двадцать седьмого уровня.

Камера находится в углу склада, обзор не очень удачный. Но я вижу сцену, которая демонстрирует жестокое избиение тремя курсантками кого-то на полу. Неприятная догадка сама вползает в мозг. Курсант Мэлтис и есть та, которую пинают эти трое.

Давлю вспыхнувшую ярость. Дело не в полукровке, а в нарушении Устава.

— Чёрт. — Я резко встаю.

На ходу вызываю охрану по внутренней связи:

— Срочно подойти на склад 2746 уровень А27. Драка. — Произношу в трубку, одергивая китель. — Троих зачинщиков арестовать и и доставить на изоляционный уровень для дисциплинарного разбирательства.

Затем связываюсь с медиками:

— Группу экстренной помощи на А27, — произношу уже у двери кабинета. — Комната 2746. Пострадавшую доставить в медблок.

Выхожу из кабинета и поспешно направляюсь к тому складу, не давая себе времени на сомнения и раздумья.

Когда я спускаюсь на А27, охрана уже остановила драку и вывела троих курсанток в коридор. Все трое уже в наручниках, ожидают препровождения на изоляционный уровень. Подхожу вплотную, ощущая, что хочу сделать им такую же боль, какую испытала по их вине Мэлтис.

онечно, я этого не сделаю, я умею действовать по Уставу. Хотя они и заслужили.

— Вы втроем напали на одного, этот низкий поступок порочит светлые заветы Пути Ксора, — говорю низко, гася ярость.

Девушки опускают взгляды. Надеюсь, им стыдно. Путь Ксора — не книжица для чтения перед сном. Это кредо каждого ксорианца. Оно делает нас теми, кто мы есть — миротворцами космоса, которые защищают тех, за кого больше некому постоять.

— Увести, — сухо обращаюсь к охране. — На изоляционный уровень. Немедленно.

Охранники уводят провинившихся курсанток.

Я захожу на склад, склоняюсь над Мелиссой. Она лежит, свернувшись клубком, глаза зажмурены, на лице страдальческое выражение. Дыхание сбивчивое, но она всё ещё крепко прикрывает голову руками.

Хочется поднять её на руки и утешить, но если те, кто на неё напал, что-то повредили в теле, я могу только усугубить ранения. Поэтому усилием мысли отключаю ей текущую боль. Девочка сразу расслабляется и… отключается. Похоже, только адреналин от боли и держал её в сознании.

На склад вбегают трое медиков, быстро оценивают ситуацию.

— Её срочно в капсулу, — приказывает один из них, едва поводив сканером вдоль грудной клетки полукровки.

— Я пойду с вами, — заявляю твердо и дожидаюсь, когда они погрузят полукровку на гравитонные носилки.

Капсула для заживления закрывается, отгораживая полукровку от меня и остального мира. Врач, который провел диагностику, сообщает, что травмы не критичные — несколько сломанных ребер — потребуются от получаса до часа для полного восстановления.

Мне бы правильно уйти, но то ли совесть не дает, то ли другая какая-то мысль, которую я не могу кристаллизовать. В голове так и крутится мысль о том, что будто обязан быть тут и проконтролировать, что она пришла в норму.

Успокаиваю себя тем, что формально я имею право ожидать выздоровления пострадавшего на борту курсанта, поскольку несу ответственность за всех, кто находится на орбитальной станции, так что тут не придерешься.

Я остаюсь в палате. Флер её альфа-волн слабый, едва щекочет внизу живота, хотя даже так я ощущаю тлеющее на задворках сознания возбуждение.

Мысли посещают нерадостные. Чем-то же курсант Мэлтис вызвала такую ярость? Тут не просто повздорили, она не на шутку разозлила этих девиц. Могли они раскрыть её сущность и возненавидеть как расово неполноценную особь? По идее нет, только мужчины нашей расы ощущают альфа-волны полукровок.

Странно. Эти курсантки могли бы нанести Мэлтис куда более серьезные повреждения, если бы я не появился вовремя. Наверное, даже хотели.

Что же ты такого сделала, девочка?

Вынимаю коммуникатор и просматриваю последние перемещения курсанта Мэлтис. Замечаю кое-что странное вчера вечером. Открываю камеры на двадцать пятом уровне и вижу, как полукровка обжималась с одним из старшекурсников. Молодой мужчина прижимает её к стене и, кажется, даже целует! Их лица слишком близко, камера не улавливает, что происходит между ними.

Внутри вспыхивает такое пламя гнева, что я непроизвольно сжимаю кулаки. Вот, значит, какая у нас курсант Мэлтис? Времени даром не теряет!

Когда капсула пикает завершением лечения, полукровка ещё немного сонная, но уже осознанно таращится на меня сквозь стекло. Тонкая хламида по середину бедра пошло облепляет упругую грудь с торчащими сосками. Улыбаюсь и сам ощущаю, что выходит кровожадно. Блокирую капсулу, чтобы она не открывалась, и стучу по стеклу пальцем.

9. (Таррел)

Девчонка возбуждается все сильнее. Стискивает бедра, тянет и соединяет ладони внизу живота. Меня тоже затрагивают её альфа-волны даже сквозь её бесполезный чип. Он почему-то не работает в полной мере. Член уже каменный, внизу живота тянет.

— За… сумкой зашла, командор Крейт, — отвечает она, а голосок дрожит, потому что я в этот момент мысленно усиливаю её возбуждение. Пока только на уровне гормонов, увеличиваю выделение эстрогена. Вот у неё сейчас между ножек-то печет!

Мне самому интересно, будет ли ей мучительно такое воздействие. В любом случае, прекращу, как только получу интересующий меня ответ.

— Ты зашла туда, чтобы встретиться с курсантом по имени… — тяну, давая ей возможность закончить фразу.

— Купер Эйлон, командор Крейт, — более прерывистым голосом отвечает полукровка. — Я не планировала… он сам… меня нашел.

Смотрю в коммуникаторе за тем, как происходила эта случайно-неслучайная встреча. Член ноет. А ревность не дает поверить ей на слово. Черт. Откуда взяться ревности? Что я такое вообще думаю? Просто не люблю, когда курсанты начинают неформальные отношения. Это всегда заканчивается плохо.

После слов о том, что курсант Купер был инициатором, замечаю тонкие нюансы движений, становится ясно, что полукровка правда не собиралась с ним встречаться. Даже шарахнула его разок, когда он её прижал.

Ослабляю собственное воздействие на организм полукровки и отпираю капсулу.

Когда стеклянная крышка с тихим шелестом съезжает на сторону, курсант Мэлтис медленно приподнимается в сидячее положение. Её красивые глаза маслянисто блестят от возбуждения. Ещё бы, если бы продолжил, я бы довел её до оргазма. Надо будет как-нибудь на это посмотреть.

От этой мысли непроизвольно облизываю губы. Самого штормит рядом с ней. Но пока на ней чип, все же не на десять баллов, хотя разница небольшая — член стоит все равно колом.

Беру себя в руки и строго приказываю:

— Встать, курсант.

А сам не отрываю глаз от её лица. Полукровка спускает ноги с капсулы и аккуратно встаёт. Чуть пошатывается, но всё же удерживает равновесие. Её стойкость вызывает противоречивые чувства: восхищение, раздражение… и желание немедленно развернуть её спиной к себе и взять прямо над капсулой. Проклятые альфа-волны.

— Благодарю за спасение, командор Крейт, — говорит она твердо.

— Не стоит благодарности. Моё дело следить за порядком в Академии, — отвечаю, глядя ей в глаза.

Она отводит взгляд первой.

— Почему на тебя напали? — спрашиваю. Холодно, без эмоций. Только прямой вопрос.

— Я не знаю, командор Крейт, — отвечает она немного нервно. Уклоняется от правдивого ответа. Её мысли скачут, как обезьяны, перескакивая с одного образа на другой. Чистый хаос.

— Ложь, — говорю ровно. — У тебя был конфликт с Иридией. Затем она пришла с подругами, чтобы избить тебя.

Она сглатывает. Я отчетливо замечаю, как её плющит в моем присутствии. На секунду её взгляд проясняется, и я улавливаю вспышку страха. Читаю её мысли — она боится, что я отчислю её?

— Это… личное, командор, — наконец произносит полукровка.

Личное. Прекрасное слово, которое ничего не объясняет. Сильные менталы не терпят неопределённости, а я один из них. Подхожу вплотную, заставляя её поднять голову, чтобы встретить мой взгляд. Она отступает, но упирается в капсулу.

— Личное? — тоном, от которого кровь сворачивается в жилах, переспрашиваю я. — На борту Академии нет места «личному». Здесь ты под моим контролем, курсант. И будешь говорить правду.

Она молчит. Её взгляд полон эмоций, которые меня только больше заводят. В сознании пульсирует жгучее желание вжать её в эту капсулу и добиться не только ответов, но и безоговорочной покорности.

Провожу ладонью вдоль её шеи, вниз, к ключице, замедляю движения, чувствуя, как её кожа становится горячее под моими пальцами.

— Ты молчишь, потому что считаешь это проявлением силы? — спрашиваю, продолжая касаться её, спускаю руку к груди и дергаю сосок через ткань больничной робы. — Или думаешь, что таким образом ты сохранишь гордость?

— Это… неважно, командор, — выдавливает она, выгибая спину навстречу моей руке, её голос звучит хрипло, едва слышно.

— Неважно? — поднимаю бровь, другой рукой скольжу по её бедру, задирая больничную робу, сжимаю крепкую накачанную ягодицу. Ммм. На девочке нет трусиков. — Мне это важно, и ты скажешь мне. Прямо сейчас.

Она отчаянно не хочет говорить, качает головой. Я не могу не восхищаться её упрямством, но не позволяю себе расслабиться.

— Ты проверяешь мои границы, курсант? — спрашиваю и запускаю вторую руку под её рубашку, подхватываю под бедра и усаживаю на корпус капсулы голой кожей. Её тело дрожит. Взгляд полон дикого возбуждения.

— Нет, командор, — отвечает она, выгибаясь, как кошка.

— Тогда почему ты молчишь? — я берусь за её колени, развожу точеные ножки, скольжу пальцами по внутренней стороне бедер к её мокрому от смазки лону.

— Я… не… стукачка, — тихо произносит она, с закрытыми глазами, перемежая слова тяжелыми вздохами.

Я забираюсь двумя пальцами ей между ног, другой рукой надавливая на плечи, вынуждая отклониться. Картинка получается пошлой до невообразимости. Будоражит.

— Хочешь, чтобы я поверил в благородство? — произношу тихо, тараня пальцами мокрую и скользкую от соков дырочку. — Или ты просто боишься, что я накажу не их, а тебя?

Дыхание полукровки становится рваным и поверхностным.

— Я… не буду… никого… закладывать, — выдавливает она из последних сил, дрожа всем телом. Пальцами я ощущаю её пульсацию, она уже почти на пике наслаждения. Но здесь мы договорим иначе. Убираю руку и слышу возмущенно-обиженный стон.

Девочка фокусирует на мне мутный взгляд, лицо раскраснелось, дыхание тяжелое. Чё-орт, она такая сексуальная, что я жалею, что мы не в моей каюте. Я бы ей спать не дал. У самого тело пылает, но я беру себя в руки. Сейчас я должен быть другим — холодным, строгим, неприступным.

10.

Я захожу в лифт и поднимаюсь на уровень А7, ощущая, как от нервов ладони становятся влажными. Даже не догадываюсь, что меня ждёт. Ректор Крейт оставил мало времени на раздумья. В голове только его слова: «Ты должна доказать, что достойна находиться здесь».

Когда двери лифта открываются, я вижу просторное круглое помещение, отделанное холодным серебристым металлом с закрытыми дверями по периметру. Повсюту натыканы панели с мигающими экранами, в центре — похоже, центр управления, компьютеры, соединённые кабелями. Здесь всё пропитано атмосферой экспериментов и скрытого напряжения.

Едва выйдя на уровне, я сразу чувствую ректора Крейта, и в спине снова начинает тянуть. Он в сопровождении ещё одного рослого ксорианца с графитовыми волосами, направляется ко мне. И чем ближе подходит, тем сильнее меня плющит его аура. Сглатываю и завожу руки за спину, как подобает при встрече командования.

Спутник ректора Крейта смотрит на меня холодно и оценивающе, словно видит не человека, а набор параметров для исследований.

Доктор Лоренс Пэрис

Ксорианец. Глава исследовательской программы на орбитальной станции.
Доктор Лоренс Пэрис — хладнокровный и целеустремлённый исследователь, полностью преданный науке. Он известен своим саркастическим чувством юмора и абсолютным отсутствием интереса к чьим бы то ни было эмоциям, что делает его почти социопатом.

— Курсант Мэлтис, — ректор останавливается и жестом подзывает меня. — Это доктор Лоренс Пэрис, он будет исследовать тебя.

Подхожу ближе, ощущая растущую тревогу каждой клеткой тела.

— Приятно познакомиться, курсант Мэлтис, — произносит Пэрис ровным голосом. Улыбки нет, но в его глазах сквозит насмешка. — Я прослежу, чтобы твои мозги не слишком быстро спеклись.

— Постараюсь не разочаровать, — отвечаю, хотя от его цинизма внутри поднимается волна липкого страха.

Ректор Крейт перехватывает инициативу:

— Первая цель — понять, почему чип, который носит курсант Мэлтис, блокирует альфа-волны только частично.

— Это может быть связано с особенностью природы полукровок, командор Крейт, — задумчиво тянет доктор Пэрис. — Мы начнём с измерения уровня альфа-волн и реакции мозга курсанта Мэлтис на разное магнитное излучение. Это не должно быть тяжёлым испытанием.

— Отлично, — соглашается ректор.

Внутренне содрогаюсь. Не должно быть тяжёлым? Я готова терпеть что угодно, чтобы остаться здесь, но ректор мог бы хотя бы попытаться скрыть своё спокойное равнодушие.

— Идем в лабораторию, полукровка, — призывает меня Пэрис. — Проверим потенциал твоего серого вещества. Ну и заодно узнаем, выдержит ли твоя ментальная сеть базовое магнитное излучение.

Он направляется в одну из дверей, натыканных по стенам круглой залы. Я молча шагаю за ним. Ректор идет следом. Мне так тревожно, что даже альфа-волны ректора едва ли меня заводят. Аппарат в лаборатории похож на две массивные дуги, которые образуют вокруг пациента закрытую конструкцию. Кабели соединяют дуги с консолью со световыми индикаторами и сенсорной панелью, над которой мигает голоэкран.

Пэрис выдвигает некое подобие носилок из желоба между дугами и жестом приглашает меня лечь.

— Устраивайся поудобнее. Это займёт минут десять, — спокойно говорит он и саркастично добавляет: — Ну… если ты не вырубишься раньше.

Ложусь на платформу, спиной чувствуя холод металла. Дуги начинают смыкаться надо мной, и на мгновение меня охватывает клаустрофобия.

— Начинаем, — произносит Пэрис. — Постарайся не двигаться и сильно не вопить.

Платформа плавно движется внутрь аппарата. Магнитное поле активируется, и я сначала ощущаю лишь лёгкую вибрацию. Затем в голове возникает странный зудящий шум, как будто кто-то сыплет песок на металлическую поверхность. Шум усиливается, а вместе с ним нарастает тошнота. Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на дыхании.

— Ты как там, курсант? — насмешливо спрашивает Пэрис через динамик.

— Всё в порядке, — выдыхаю сквозь сжатые зубы.

Аппарат постоянно издает гул на разной частоте. Появляется покалывание в теле. Руки и ноги словно обжигает электрическими разрядами. Ощущаю пульсацию вены на виске, но больше ничего не происходит. Чувство, что аппарат вышел на пиковую нагрузку, и хуже уже не будет.

Когда платформа, наконец, выезжает из аппарата, я открываю глаза. Пэрис берет меня за плечо и помогает сесть, в теле легкая слабость, но я чувствую себя сносно. На верхней губе становится тепло и мокро. Прислоняю пальцы к носу и обнаруживаю кровь на подушечках.

— Молодец! Отлично справилась! Впечатляющий результат для полукровки! — ушей касается голос Пэриса, и его рука буднично сует мне в ладонь несколько бумажных салфеток, а затем снова раздается его голос: — Объект с отличным потенциалом, командор Крейт! Только теперь неплохо бы сюда бригаду медиков и медицинскую капсулу, если не хотите, чтобы такой выдающийся гибрид развалился на куски.

Ректор появляется у меня в поле зрения, приближается вплотную и поднимает мое лицо к себе за подбородок. Фокусирую взгляд на его красивом лице. На нем отражается беспокойство и, кажется сожаление, будто ему не все равно.

— Оставьте нас, доктор Пэрис, — строго приказывает он и вручает все свое внимание мне.

От него сейчас веет не возбуждением, а заботой. И мое желание будто спит. Наверное, из-за сенсорной перегрузки. Ректор Крейт берет из дозатора на небольшом столике рядом с аппаратом пару влажных салфеток, убирает мою руку, которой я зажимаю нос, и аккуратно вытирает мое лицо. Кровь больше не течет.

11. (Таррел)

Голос, донёсшийся от двери, принадлежит Дарию Селварису, главе дисциплинарного совета Академии. Что он тут забыл?!

Дарий Селварис

Глава дисциплинарного совета Академии, властный и расчетливый ксорианец, чьё суровое обаяние и хищная харизма внушают страх. Он педантично придерживается устава, но умеет использовать лазейки в своих интересах, балансируя на грани дозволенного. Его пристальный взгляд и жесткая манера общения создают ощущение постоянной угрозы, а острый ум делает его опасным противником в любых интригах.

Поправляю одежду и медленно поворачиваюсь, закрывая курсанта Мэлтис плечом. Селварис стоит в дверном проёме, оглядывает меня и полукровку с отражающимся на лице шоком и скептической насмешкой.

— Таррел? Ты это серьезно? — произносит он медленно, растягивая слова, будто нарочно пытаясь затянуть этот неловкий момент. — С полукровкой?

Я чувствую, как позади меня сжимается Мэлтис. Мозговая активность у неё очень яркая. В мыслях ужас, что Селварис заставит меня выдворить её. К тому же я все ещё чувствую её альфа-волны, они возбуждают даже в этой ситуации. Чёрт бы их побрал.

— Чего ты хотел, Дарий? — произношу ровно, сохраняя полное хладнокровие. — Я всё объясню позже. С чем ты пришел? Давай ближе к делу.

— Ближе к делу? — переспрашивает он, делая шаг в лабораторию и оглядывая обстановку, явно пытаясь оценить ситуацию. Его взгляд ненадолго задерживается на курсанте Мэлтис, и в его глазах мелькает интерес, от которого я мгновенно напрягаюсь. — У нас трое курсантов в изоляторе. Ты дал приказ, чтобы их допросили. И теперь возникает вопрос: что с ними делать дальше?

Я заставляю себя сделать шаг к Дариусу, хотя близость Мэлтис продолжает будоражить мои нервы.

— Решение уже принято, — отвечаю сухо. — Они останутся в изоляторе на сорок восемь часов в качестве дисциплинарного взыскания. После этого вернутся к занятиям на особом контроле с твоей стороны.

— Таррел, ты совершаешь ошибку, — Селварис снова бросает взгляд на Мэлтис. — Ты ведь понимаешь, что если кто-то узнает про эту полукровку…

— Ты явился, чтобы напомнить мне о моих обязанностях? — перебиваю его. Говорю тихо, но с предупреждением в голосе. — Поверь, Дарий, я всё прекрасно понимаю. И мне не нужна твоя лекция.

Мэлтис боится его. Нет, Селварис умеет быть грозным, но сейчас это связано с тем, что он может сорвать наше с ней соглашение. Она не доверяет мне! Боится, что я не способен ответить за свои слова! Это надо прекращать.

— Увидимся позже, Мэлтис — говорю ей, не поворачиваясь, и направляюсь к выходу вместе с Селварисом. Проходя мимо Пэриса, добавляю: — Закончите запланированное на сегодняшний день.

Мы с Селварисом выходим к лифту и поднимаемся на уровень А2, административный уровень. Там я иду к себе в кабинет, жестом зовя его за собой. Зайдя внутрь, включаю защиту от прослушек и предлагаю ему присесть за журнальный столик, тем самым показывая, что пойдет неофициальная беседа. Мы с ним уже много лет работаем в связке, так что есть надежда, что мне не придется прибегать к рычагам воздействия и мы легко договоримся.

Селварис, усевшись на предложенное место, скрещивает ноги и внимательно смотрит на меня, как хищник, оценивающий добычу. Я сажусь напротив, переплетаю пальцы.

— Ты уверен, что контролируешь ситуацию, Таррел? — спрашивает он, чуть склонив голову.

Проверяет, действительно ли я понимаю, на какой территории нахожусь.

— В отличие от тебя, я всегда контролирую ситуацию, — произношу я спокойно, но добавляя угрозы голосу.

— Тогда объясни, что ты задумал, — Селварис не отводит взгляда, словно пытался выжечь дыру у меня на лбу. — Почему она до сих пор здесь? Почему ты натравил на неё нашего вивисектора? Это в любом случае кончится скандалом.

— Исследования полукровки могут принести больше пользы, чем ты можешь себе представить, — произношу твёрдо. — Она уже доказала свою стойкость. Если мы выясним, что её природа может быть использована для усиления нашей армии, это изменит правила игры. Откроет громадные перспективы!

— Ага, а ещё огромный политический скандал! — Селварис чуть ли не прыскает слюной от гнева. — Ты представляешь, как отреагируют левые, если станет известно, что полукровкам доступно образование в Академии для чистокровных?!

— Значит, создадим специкорпус… — отвечаю устало, досада берет! Что за твердолобый баран! — И вообще, смысл заглядывать так далеко? Я только начал изучение этой полукровки!

— Ты нарушаешь устав, Таррел, — голос Дариуса становится холоднее. — Я должен сообщить на Ксор, чтобы тебя отстранили от руководства Академией.

На мгновение я задумываюсь, а потом позволяю себе усмехнуться и откидываюсь на спинку кресла.

— В таком случае, и я должен сообщить, да? — вкрадчиво спрашиваю в ответ.

Дариус напрягается, поднимает плечи, а взгляд становится настороженным.

— Сообщить о чём? — выговаривает он осторожно с шипящими нотками.

— О том, как ты развлекаешься одновременно с несколькими девицами из числа курсантов. — Я намеренно говорю ровно, чтобы каждый мой слог врезался ему в сознание. — Я рад, что твоей ментальной сети хватает, чтобы окучить сразу четверых, но, знаешь, это тоже нарушение устава.

Селварис молчит, его взгляд становится ледяным, но в глазах мелькает тень страха.

— Так ты знал? — спрашивает он ошеломленно.

— Я знаю всё, что происходит в Академии, Дариус, — отвечаю, чуть наклоняясь вперёд, чтобы он понял, что я не блефую. — Давай разойдемся краями и не будем закапывать друг друга?

12.

Доктор Пэрис окидывает меня своим фирменным оценивающим взглядом и жестом подзывает в другой кабинет. Внутри только бело-серое эргономичное кресло посередине. Усаживаюсь в него, повинуясь жесту Пэриса. Оно без фиксаторов на подлокотниках, но все равно есть ощущение, будто я попала на допрос. Доктор вытягивает из подголовника датчики, облепляет мою голову силиконовыми присосками, которые слегка покалывают кожу.

— Чип, — требовательно произносит он, протягивая ладонь.

Я напрягаюсь. Чип — моя защита, щит от бесконтрольного влечения, от воздействия альфа-волн чистокровных. Сейчас я ничего не чувствую к Пэрису, как и к другим ксорианцам, кроме ректора, но если сниму… Раньше я не думала, что буду бояться этого, а теперь, когда я хочу «хотеть» только одного ксорианца, влечение к другим, даже если оно непроизвольно, мной самой ощущается как предательство.

— Доктор Пэрис… это обязательно? — спрашиваю робко.

— Абсолютно, — отвечает он буднично, даже не поднимая на меня взгляда. — Излучение и восприимчивость альфа-волн можно измерить только без чипа. Не переживай, Мэлтис, я не кусаюсь. Я вообще ничего не делаю без научного интереса.

Скрепя сердце снимаю чип и вкладываю его в его протянутую ладонь. Пэрис тут же кладет его на стол рядом с оборудованием, не придавая ему никакого значения. Как я и ожидала, внутри разливается тянущая волна возбуждения. Пэрис ксорианец. Он высокий и симпатичный. С более короткими волосами и экзотическими раскосыми глазами. Не такой мощный и крепкий, как ректор Крейт, но без блокировки мое тело реагирует на него точно так же. И от этого пулсирующего ощущения между ног становится гадко.

— Начнём с простого, — произносит Пэрис, включая аппарат. — Расскажи о себе. Как росла, как воспитывалась, где училась.

Его насмешливый тон царапает слух, точно ножом по стеклу. Я напрягаюсь ещё сильнее, стараясь сосредоточиться на вопросах, а внутри уже жутко припекает.

— Я выросла в самом сердце человеческого гетто, — начинаю говорить, стараясь удерживать голос ровным. Судорожно сцепляю руки на бедрах, чтобы не выдавать дрожь. Внутри всё кипит, пульс отзывается в висках. — Мы с мамой ни в чем себе не отказывали. Жили на отцовскую военную пенсию. Но она все равно учила меня быть хорошей. Не сильнее, не умнее, а хорошей. По-человечески.

— По-человечески? — переспрашивает Пэрис, склонив голову, словно я сказала что-то необычное. Попутно кликает что-то на панели управления аппаратом.

— Да, — киваю, с трудом выдавливая из себя слова. Тело горит от возбуждения, хотя я и пытаюсь не обращать на это внимания.

Он даже не пытается казаться заинтересованным, а я чувствую, а меня с головой захлестывает волна противного желания.

— Когда ты поняла, что ты... другая? — продолжает он, скользя взглядом по панели. Его руки ловко вводят какие-то данные, будто я здесь и вовсе не нужна.

— Когда дети начали дразнить «ублюдком», — отвечаю, стараясь держаться спокойно, но голос всё же дрожит и дыхание становится прерывистым. — Или, может быть, когда моё тело начало реагировать на таких, как вы.

Последние слова даются с трудом. Я хочу, чтобы он скорее прекратил это исследование, потому что это невыносимо. Самой гадко от того, что демонстрирует тело, но я ничего не могу предпринять, только делать вид, будто ничего не происходит.

— Интересно, — произносит он, даже не поднимая глаз. — И что ты сделала?

— Ничего, — резко отвечаю, а потом добавляю тише: — Я пыталась спрятать это. Подавить. Чип помогает, но... как выяснилось, не всегда.

Пэрис наконец поднимает взгляд, и я на мгновение замираю — он совершенно холоден, его абсолютно не трогает то, что со мной происходит.

— Доктор Пэрис, — выдыхаю я, вопрос сам срывается с губ. — Вы сами… ничего не чувствуете?

Он слегка наклоняет голову, будто пытается понять, зачем я это спросила. Потом уголки его губ поднимаются в едва заметной усмешке.

— Ничего, — отвечает он просто, словно обсуждает скучный эксперимент. — У меня особенное строение психики. Я не испытываю влечения. Вообще. Для меня ты — объект исследования. Ценный объект, но только объект. Физическая разрядка, если нужна, не требует партнёра. Это вопрос биологии, не более.

Я сглатываю, возбуждение стекает в живот липкой, омерзительной волной. Стыд и раздражение борются внутри меня. Меня физически заводит этот ксорианец, но на эмоциональном уровне я не хочу его. Совсем. И ощущение собственной беспомощности против его альфа-волн бесит сильнее всего.

— Это просто невероятное издевательство, — выдыхаю я, чувствуя, как щёки начинают гореть.

Пэрис лишь коротко усмехается, снова переключая внимание на панель.

— Наука, курсант Мэлтис, — говорит он, не поднимая глаз. — Эмоции здесь не нужны.

— Часто ли мне придётся участвовать в исследованиях без чипа? — спрашиваю затравленно. Мне жутко не хочется повторения.

Пэрис завершает настройку аппарата и поворачивается ко мне.

— Часто, — произносит он спокойно, словно это очевидный факт. — Если ты планируешь остаться в Академии, тебе придётся привыкнуть.

В этот момент дверь кабинета открывается, и я резко оборачиваюсь. На пороге стоит ректор Крейт, прожигает меня насквозь взглядом, которым можно убить, если хорошо размахнуться. Его глаза вспыхивают, а моё тело пошло реагирует на его присутствие. Сейчас, без чипа его мощь напрочь срывает мне крышу. Чёрт. Это просто пытка!

— Закончили? — резко спрашивает он, не отводя от меня глаз.

— Да, уровень и тип альфа-волн записаны, — отвечает Пэрис совершенно невозмутимо. — Ближайшее время подопытный объект мне не нужен.

Подопытный объект. Это режет по живому. Мне хочется провалиться под землю от лютого стыда за физиологию тела и за то, что согласилась стать крыской для экспериментов.

— Тогда снимите датчики, доктор Пэрис, — стальным голосом цедит ректор Крейт.

Пэрис быстро отлепляет от моего черепа все присоски и позволяет слезть с кресла. Встаю на дрожащих ногах и тянусь к своему чипу, чтобы хоть как-то ослабить воздействие возбуждающих альфа-волн, но ректор Крейт его перехватывает и жестом велит мне следовать за ним.

13.

Лифт распахивает диагональную дверь, и в лицо бьет поток холодного воздуха. Ежусь. Возбуждение стихает, хотя и не уходит совсем.

Я впервые в доках. Это огромная труба, метров сто в диаметре, наверное. В дальнем конце тяжелая гермодверь, через которую сюда могут влетать грузовые суда. За ней раскинулся великий и бесстрастный космос.

Мы выходим на широкий трап, будто висящий посередине и тянущийся вдоль глухой задней стены дока. Что над головой, что под трапом одинаково большое расстояние. Если свалиться за перила, неминуемо разобьешься. Магнитная подошва ботинок лязгает по рифленой металлической поверхности, в нос проникает запах масел и топлива.

Командор Крейт указывает на небольшую стойку у правого края и уверенно направляется туда. Я следую за ним чуть поодаль. Не понимаю, как правильно держаться, и выбираю нейтральную дистанцию в пять метров. Напряжение звенит в спертом пропахшим металлом воздухе и въедается в кожу.

Ректор Крейт доходит до досмотровой зоны, где на ленте сканера лежит открытый контейнер, вокруг которого стоят трое офицеров охраны и курсант Илайя Саркан, бледная настолько, что цвет кожи почти сливается с платиной волос.

Содержимое контейнера, кажется, и стало предметом разбирательства. Я не подхожу, но и с моего места видно, что внутри, аккуратно сложенными в паралоновый кофр, лежат чипы, вроде моего.

Ректор Крейт приближается к Илайе, его высокий силуэт кажется подавляющим на её фоне.

— Курсант Саркан, — произносит он холодно. — Груз был отправлен на ваше имя. Объясните, что происходит.

— Командор Крейт, это ошибка! — на повышенных тонах отвечает Илайя. — Я… я не знаю, кто отправил это! Это не моё!

— Не ваше? — Крейт поднимает бровь, в его голосе звучит сталь. — Груз пришел на ваше имя, и вы пытались забрать его, верно?

Илайя умолкает, сжимая губы в тонкую линию.

— Офицерам вы сказали, что это груз курсанта Мэлтис, — продолжает ректор. — Почему тогда вы пытались забрать чужую посылку?

Плечи Илайи опускаются и горбятся.

— Я специально привел сюда курсанта Мэлтис, чтобы сразу прояснить непонятности с этим грузом, — гремит ректор Крейт. Я восхищаюсь его выдержкой и самообладанием. И непререкаемым авторитетом — офицеры смотрят на него с почтенным благоговением.

— Сержант Дэрсис, мне нужна транспортная накладная на этот контейнер, — голос ректора продолжает рассекать воздух.

Его аура вызывает во мне волну трепета, который уже идет не от физики тела. Это уважение. Он продолжает допрашивать Илайю прямо тут, все сильнее загоняя в угол.

— Почему вы сказали офицерам досмотра, что это посылка для курсанта Мэлтис? — наконец он окончательно запирает её в угол. — Вы пытались опорочить честное имя коллеги?

— Эти чипы… отправили мои друзья на мое имя, ректор Крейт, — с искренним видом выдыхает Илайя. — Но они предназначаются не мне. Эта лилипутка-выскочка обратилась ко мне за помощью, потому что не справляется с нагрузками!

Задыхаюсь от возмущения. Вот же дрянь! Врет ректору в глаза и не краснеет!

Илайя стреляет в меня злорадным взглядом. У меня на голове волосы шевелятся. Ну просто шик! Я у них просто общий козел отпущения. Илайя — подруга Иридии. Наверняка, это ещё одна акция, чтобы проучить меня за несуществующие шашни с Купером.

— Курсант Мэлтис, подойдите! — строго подзывает меня ректор Крейт, и я вздрагиваю. Обжигает меня свирепым взглядом, когда я встаю рядом с ним. — Что вы знаете об этом грузе? Вы заказывали эти чипы?

— Ничего не знаю, командор Крейт, и чипы не заказывала. — отвечаю честно. — Мне они не нужны, я учусь на отлично!

Крейт внимательно смотрит мне в глаза, будто пытаясь проникнуть в мои мысли. Ну же! Я знаю, что ты умеешь читать, что я думаю. Я правда впервые вижу эти чипы и впервые слышу о том, что такие вообще бывают!

— Сержант Дэрсис, вызовите охрану, — произносит ректор, не отводя взгляда от меня. — Пусть проводят курсанта Саркан в изолятор.

Илайя выкрикивает «Нет!», но тут же сдувается под взглядом ректора и смиренно ждет, когда за ней придут. А он берет один чип из контейнера, задумчиво вертит в пальцах, а потом включает.

Мне вдруг становится нехорошо. Ощущение, что нечем дышать, будто оказалась в толще густого киселя. В ушах поднимается тихий гул. Картинка чуть двоится, но я ещё различаю Илайю, которая никак не реагирует, только что с недоверчивым удивлением смотрит на меня.

Головокружение усиливается, а мир вокруг плавится, как в зыбком мареве.

— Курсант Мэлтис, с вами все в порядке? — с подозрением спрашивает ректор, но я не могу ответить. Меня прям сильно шатает.

Судорожно ищу опору и хватаюсь за ограждение трапа. По инерции меня клонит за него, и перед глазами появляется огромная высота, а внизу стальные переборки и ребра жесткости. Где-то так далеко, что почти не правда. Картинка выглядит игрушечной.

На мгновение кажется, что я лечу в пропасть.

— Мэлтис! — ушей словно издалека касается голос ректора Крейта, и цепкая рука грубым рывком утягивает меня от поручня к стене. Сам ректор оказывается так близко, что я чувствую его запах. Но на этом мир окончательно меркнет.

Я прихожу в себя на больничной койке. Это уже само по себе странно — обычно лечение происходит в капсуле заживления. Почему меня оставили в палате?

Привстаю на локти — на мне короткая больничная туника серебристого цвета. Помещение вокруг совершенно пустое, кроме койки, на которой я лежу. Ни оборудования, ни стульев, ни стола, ни шкафов. Стены почти сливаются с полом, отличаются только матовостью. Справа узкая дверь, похоже, в душевую, рядом небольшая дверца, как для котов, только на уровне пояса, предназначение которой мне пока непонятно.

Дверь пикает магнитным считывателем, и входит тот, кого я ожидала увидеть последним.

______________

Привет, мои волшебные!
Пока мы гадаем, кто же пришел навестить Мяту в больничной палате, предлагаю получить удовольствие от ещё одной книги нашего космического литмоба «Страсть в звёздной академии»
«Светлячок для тёмного стража» Анны Дрэйк и Анны Шепард
https://litnet.com/shrt/nbgd

14. 

Дариус Селварис. Этот человек после нашей последней встречи вселяет в меня страх.

Он заходит в палату, его тяжёлый шаг и властная осанка действуют деморализующе. Он смотрит на меня так, словно я уже виновна в чём-то непростительном.

— Курсант Мэлтис, — раскатисто гремит он на все небольшое помещение. — Расскажите мне, что вы знаете о тех чипах? Откуда они, зачем вы их заказали?

Я нервно сглатываю. Его холодно-заинтересованный взгляд прожигает меня насквозь.

— Я ничего не знаю об этом грузе, командор Селварис, — отвечаю твёрдо, стараясь выглядеть спокойной. — Он не имеет ко мне никакого отношения.

Селварис подходит ближе, его высокий силуэт угрожающе нависает надо мной.

— Не врите мне, курсант, — резко бросает он, а его взгляд становится ледяным. — Илайя Саркан указала именно на вас. Вы думаете, я поверю, что она выдумала это на ходу?

— Курсант Саркан это придумала, именно так, командор, — выговариваю с расстановкой. — Ей нужно было найти, на кого спихнуть вину.

— Чистокровным ксорианцам на этой станции ни к чему ментальные улучшения, курсант Мэлтис, — презрительно тянет Селварис. — Кому, как не полукровке, которая не в состоянии тягаться с другими курсантами, пытаться себя улучшить?

— Я отлично успеваю по ментальным дисциплинам, командор, — отвечаю ровным тоном, но внутренне начинаю закипать.

— Хватит! — он повышает голос. — Просто сознайся! И расскажи, как достала, кому они предназначались. Нам нужно перекрыть этот путь поставки нелегальщины в Академию!

Я вздыхаю, понимая, что как бы я ни ответила, Селварису всё равно. Он явился закопать меня и будет добиваться ответа, который подтвердит его подозрения.

— Я сказала всё, что знаю, — повторяю, поднимая подбородок. — Это ложь. Я впервые увидела эти чипы в контейнере в зоне досмотра!

Его лицо кривится в усмешке, он явно готов надавить сильнее, когда дверь палаты открывается, и в комнату заходит ректор Крейт. В его глазах свирепая ярость, и одно его присутствие заставляет воздух в комнате буквально завибрировать. А у меня в животе сразу поднимается рой бабочек.

— Дариус, — рычит он угрожающе низким голосом. — Я же просил тебя не беседовать с ней!

— Мы только начали, Таррел, — отвечает Селварис с нарочитой усмешкой. — Присоединяйся.

Крейт делает шаг вперёд, его уничтожающий взгляд прожигает Селвариса, который на глазах сдувается.

— Выйди, Дариус, — произносит он холодно. — Я сам продолжу.

Глава дисциплинарного совета на мгновение обретает раздосадованный вид, но быстро берет себя в руки.

— Как скажешь, — цедит Селварис пренебрежительно, затем одаривает меня взглядом, в котором читается зловещий намёк и все-таки покидает комнату.

Крейт подходит ближе.

— Как ты себя чувствуешь? — ставя руку на край моей койки.

— Странно, командор Крейт, — отвечаю как по уставу и замечаю, что он кривит лицо, будто ему не нравится. — Почему я тут?

— Это тебе доктор Пэрис расскажет, — произносит он и бархатисто добавляет: — и давай наедине без официоза, ладно? Называй меня Таррел.

От этого предложения я таю и покрываюсь мурашками.

— Хорошо, Таррел, — слегка ему улыбаюсь.

Дверь палаты открывается снова, и входит Пэрис.

Смотрит на меня привычно ровно и отстранённо.

— Доктор, что вы можете сказать о реакции курсанта Мэлтис на чипы? — спрашивает Крейт, не сводя с меня глаз. Его буравящий меня взгляд усиливает тянущую волну желания, которая все сильнее захватывает меня.

— Это интересный случай, — говорит Пэрис, глядя на планшет. — По задумке, чипы такого типа увеличивают ментальный потенциал пользователя. Так, более слабым менталам становятся доступны возможности, которых они лишены в нормальном состоянии. Включение чипа рядом с курсантом Мэлтис вызвало ментальную перегрузку и потерю сознания.

Он произносит это так просто, будто пересказывает сюжет скучного боевика.

— Это парадоксальная реакция, — добавляет он тем же безэмоциональным тоном. — Вероятно, это связано с её двойственной природой. Или же, в чем я сомневаюсь, у курсанта Мэлтис чрезмерно большой ментальный потенциал, и его принудительное увеличение привело к разрыву связи мозг-сознание. Я проведу дальнейшие исследования, чтобы понять, как они воздействуют на её ментальную сеть.

Этот ксорианец меня вымораживает и пугает. Говорит обо мне так, будто меня тут нет. Точнее, я мебель. А мне страшно делается — второй раз я точно не хочу испытывать действие тех чипов на себе.

— Отлично, доктор Пэрис, — ректор Крейт улыбается уголками губ. — У вас есть вопросы к курсанту Мэлтис?

Пэрис качает головой.

— Вы сможете приступить к работе через пять минут, — выговаривает ректор Крейт, явно намекая Пэрису, что ему стоит выйти.

Тот правильно понимает намек, и вскоре мы остаемся одни. Я плавлюсь рядом с ректором, снова в бедрах застревает слабость, а дыхание становится частым и поверхностным. Он сейчас тоже в полный рост ощущает мои альфа-волны.

Он подносит руку к моему лицу и аккуратно убирает за ухо пару прядок, которые прилипли к влажной щеке. Проводит подушечками по скуле, спускается к подбородку и, чуть надавив, вынуждает меня открыть рот. Его взгляд становится жадным.

А я лежу и иррационально кайфую от этих прикосновений, потому что это хоть что-то. Я хочу больше, хочу ощутить кожу Таррела скользящей по своей, хочу его в себе, хочу поцелуй, я все хочу.

Он проводит большим пальцем по моей губе и аккуратно касается им нижних зубов. И я смыкаю губы на этом пальце. Не отрываясь смотрю в глаза мужчине и вижу, как в них сгущается тьма.

Он шумно тянет носом воздух и отнимает руку от моего лица.

— Не сейчас, Мелисса, — произносит хрипло. — Черт бы тебя побрал! Какая же ты… горячая!

Не решаюсь спрашивать, что ему мешает. Принимаю как есть. Не сейчас, значит, не сейчас. Но кто мешает мне подразнить его.

Адресую ректору хитрый взгляд, затем обхватываю губами собственный большой палец и чуть посасываю. Черт, он невыразимо сексуальный. В его лице читается яростное желание и растущий гнев. Вторая моя рука непроизвольно тянется под простыню, норовит нырнуть под больничную рубашку. Присутствие этого мужчины плющит меня, и мне просто как воздух сейчас необходима разрядка.

15.

Тревога впивается в сердце ледяными когтями. Голоса снаружи гулко отражаются от стен коридора. Один из них я узнаю сразу — без сомнения, это голос доктора Пэриса. Его холодная насмешка и бритвенно острый цинизм слишком характерны, чтобы спутать.

— Доктор Пэрис, вы уверены, что исследования безопасны? — спрашивает второй голос.

Он низкий и спокойный, кажется, принадлежит Селварису. Но тот не говорит так спокойно.

— Не время думать о безопасности, — Пэрис коротко усмехается, и в его тоне сквозит сарказм. — У нас в руках гибрид с уникальным ментальным потенциалом. Это почти чудо, что она оказалась тут. Цепочка случайностей, которая привела нас на порог невероятных открытий!

Гибрид? Она? Док говорит обо мне. Правда как о предмете, как о неодушевленном объекте. Это в духе Пэриса, но… В душу пробирается страшное ощущение фатальности. Я совершила ошибку, согласившись на исследования.

И я тут же себя осаждаю. Нет! Если так говорить, то ошибкой было вообще поступать в Академию. А это не может быть ошибкой! Потому что так нельзя думать.

Мама все детство рассказывала мне истории о боевых миссиях моего отца, которые он провел до моего рождения. Он умер, защищая космос от мерзотных Жуков, паразитов, которые перемещаются от планеты к планете и полностью уничтожают все, к чему прикасаются.

Мой отец был героем. Он отдал свою жизнь за безопасность всех разумных рас! Я выросла с дикой жаждой отомстить Жукам за него. И пошла по его стопам! Поэтому я в Академии. Поэтому я останусь и пройду все исследования! Чего бы это ни стоило. Иначе все, о чем я мечтала, окажется тщетно.

Предположительно Селварис что-то отвечает, но глуше, и я не могу разобрать слов.

— Исследования ментального потенциала гибрида сейчас наш приоритет, — снова произносит Пэрис.

— А если она не выдержит? — я снова слышу второй голос.

Он явно настроен осторожнее. И его сомнения меня пугают. Он и вовсе не уверен, что следует проводить эти исследования. Хочется отмахнуться — да что со мной будет? А вдруг… Вдруг исследования и правда опасны и могут меня убить? Не глупо ли будет лишиться жизни, так и не добравшись ни до одного Жука?

— Если не выдержит, значит, она бесполезна, — отрезает Пэрис, его тон становится хладнокровным, безразличным. — Но я думаю, она справится. Её ментальная сеть — это находка. Наш карманный гибрид — новый шаг в совершенствовании ментальных технологий. Вы понимаете масштабы?

Я замираю, словно приросла к полу. Все это звучит так, что меня уже принесли в жертву науке. Карманный гибрид? Сжимаю кулаки. Для него я просто ресурс.

Но… Надо признать — наши цели совпадают, хотя никто, даже ректор Крейт, не знает, зачем я тут. Я нарочно уходила от ответа. Подумаешь, хочу уничтожать Жуков! Кто не хочет? Истинная причина, связанная с отцом, остается моей сокровенной тайной.

— И всё же это рискованно, как бы скандала не вышло, — мягко возражает первый голос. — Вы уверены, что командор Крейт одобрит такие методы?

Я снова замираю, затаив дыхание. Вспоминается его равнодушие, с которым он отреагировал на слова Пэриса о первом исследовании. И одновременно с этим, как заботливо вытирал мое лицо от крови в той же лаборатории.

— Командор Крейт прекрасно понимает, что у нас нет другого выбора, — отвечает Пэрис с лёгкой насмешкой. — Он сам дал добро на эксперименты. Он полностью вовлечён, хотя и старается сохранять дистанцию. А объект исследований никто спрашивать не будет.

Вот и ответ. Он жестоко распорядился мной. Что ещё раз подчеркивает, что я для него ничего не значу. А может, даже хуже — расово неполноценное существо, которое он не может выставить из Академии по каким-то своим причинам.

В памяти всплывает то, как я плавлюсь в его присутствии, и становится жутко тошно. Это какая-то особо изощренная и жестокая шутка — возбуждаться от одного присутствия человека, кому на тебя не просто наплевать, кто отдал добро разобрать тебя на запчасти ради научного прорыва!

Я перевожу сбившееся дыхание. Чувства в раскоряку. Мне жутко оттого, что я не хочу бороться против того, что задумали Крейт и Пэрис.

Большая часть моего сознания соглашается на исследования, свято верная жизненной цели, которую я наметила себе в детстве. По сути, у меня только один рычаг борьбы — отчисление из Академии. А я просто не могу повернуть назад. Не теперь, когда я уверена, что могу выучиться!

Дверь рядом с моей щекой вдруг слегка подрагивает от звука шагов. Я поспешно отступаю и запрыгиваю обратно на койку, стараясь успокоить дыхание и выглядеть, как ни в чём не бывало. Дверь пикает замком, затем открывается, и в палату входит Пэрис. Его лицо, как всегда, непроницаемо, а взгляд цепкий, как у хищника.

— Ну что, полукровка, пойдем, пальчик уколем, — он иронично улыбается на одну сторону. — Поднимайся, хватит валяться. Ты уже в порядке, а у нас сегодня большие планы.

Я делаю вид, что не в курсе того, что только что услышала, но изображать растерянность не приходится. Я в смятении.

Он открывает дверь, и я выхожу из палаты вслед за ним. Не узнаю уровень А7. Все совсем не такое светлое, какой я запомнила прошлую лабораторию. Глухой коридор, с темно серыми панелями на стенах, стерильный и пустой, вскоре приводит нас в огромный зал с высоченным потолком, непонятным оборудованием и камерами наблюдения. Одна из стен увенчана гермодверью, на которой светятся предупреждающие символы.

— Где мы? — шепчу я, замерев на месте.

— Добро пожаловать в место, о котором ты даже не подозревала, — усмехается Пэрис. — Здесь происходит все самое интересное!

________________

Привет, мои волшебные!
Вскоре мы узнаем, что это за место такое секретное, а пока предлагаю скоротать время за ещё одной книгой нашего космического литмоба «Страсть в звёздной академии»
«Звёздочка для ректора космической академии» Елены Островской
https://litnet.com/shrt/nKna

16.

Пэрис приводит меня в лабораторию, которая больше похожа на медицинский блок: здесь стерильно, на стенах мигают панели, под потолком подвешены автоматические манипуляторы с иглами и инструментами. Посередине — гравитонное кресло с фиксирующими ремнями. Я стараюсь не выказывать страха, хотя по спине бегут мурашки.

Док велит сесть в кресло. Исполняю нехотя, опасаясь, что он меня сейчас зафиксирует, но нет. Всё выглядит так же, как на медосмотре в Академию. Кровь из пальца, из вены, затем он неприятно выдирает у меня несколько волос прямо с корнем и помещает в наполненную какой-то жидкостью пробирку.

— Теперь мне нужна пункция спинномозговой жидкости, — уверенно произносит Пэрис. — Ляг набок, обхвати колени руками и прижми подбородок к груди.

— Зачем? — только и нахожусь что спросить. Понятно, он все равно сделает то, что надо. Но я почему-то не готова просто так на все соглашаться.

— Генетический анализ. — Он поднимает голову и одаривает меня ледяным взглядом. — Я проверю, насколько твоя ДНК способна выдерживать нагрузки, которые тебе предстоят.

Выполняю все, как он сказал. Ощущаю на шее, в районе седьмого позвонка, что-то влажное, и носа касается запах антисептика. А потом Пэрис прокалывает кожу чем-то длинным и тонким. Спину и затылок пронзает боль. Ощущение, будто через позвоночник проходит ледяной разряд электричества. Сжимаю зубы, терплю, не давая себе заскулить, хотя на ресницах повисают рефлекторные слезы. Если я уже сейчас начну жаловаться, что будет дальше?

— Готово. Молодец, — отзывается Пэрис, убирая иглу. — Теперь переходим к следующему этапу.

Я распрямляюсь и встаю с кресла, хотя в теле тяжелеет слабость, а в душе стелется раздражение, замешанное на тревоге. Нервы ни к черту после разговора, который я подслушала, решаюсь на прямой вопрос:

— Доктор Пэрис… о чём вы говорили с Селварисом?

Руки Пэриса замирают на панели, и он медленно поворачивается ко мне. Его взгляд становится колючим, как у хищника, заметившего слабость в жертве.

— А ты не робкого десятка, полукровка, — наконец произносит он, губы изгибаются в тонкой насмешливой улыбке. — Да, это был Селварис. У тебя к нему какие-то вопросы?

Я медленно качаю головой. Вдох-выдох. Надо просто задать самый пугающий вопрос.

— Вы… действительно считаете, что я выдержу? — спрашиваю, но не то, что хочу.

Пэрис складывает руки на груди и чуть пружинит на пятках.

— Я ставлю на тебя, полукровка, — отвечает он почти небрежно. Его тон так спокойно циничен, что от этого только хуже. — На карте стоит уже слишком много, чтобы позволить тебе провалиться.

— А какие… — я не могу сразу закончить вопрос. Сглатываю, пытаясь подавить дрожь. — Какие риски?

Он поднимает одну бровь, будто этот вопрос действительно забавляет его.

— В худшем случае ты умрёшь, — говорит он, словно обсуждает меню на обед. — Или, если повезёт, останешься в коме, из которой однажды выйдешь. Ну, или станешь овощем — без мозга, но живая. Уверен, найдётся применение и для такого ресурса.

Кулаки сжимаются сами, и холод пробегает по спине, сковывая и так ноющий позвоночник. Мне хочется врезать ему, чтобы сбить эту насмешку с лица.

Видимо, переживания отражаются у меня на лице, взгляд Пэриса становится снисходительным.

— Не переживай так, — произносит он отстраненно, делает жест идти за ним и отправляется к выходу из лаборатории. — Следить, чтобы ты была в порядке, — в моих интересах. Я оберегаю свои активы.

Слово «активы» снова режет слух. Я больше не человек, не курсант, не девушка. Надо уже привыкнуть, что для него я — строка в таблице и набор статистических данных.

— А если… что-то пойдёт не так? — выдавливаю из себя, хотя понимаю, что не услышу ничего утешительного.

— Тогда ты пойдёшь в статистику как ещё одна ошибка, — он бросает взгляд через плечо, оценивая мою реакцию. — Полезное дело, не так ли? Быть частью науки.

Мне хочется кричать, но я прикусываю губу и просто иду за ним. Его равнодушие невыносимо.

— Ладно, — говорит он, открывая передо мной дверь ещё одной комнаты. — Переходим к следующему этапу. Ты ведь хочешь доказать, что чего-то стоишь?

В этой комнате посередине стоит кресло, окружённое аппаратурой. На кресле полный шлем и множество датчиков на длинных пружинистых проводках.

— Это тест на совместимость с ментальной сетью, — объясняет он. — Ксорианские технологии тесно завязаны на ментальные способности. Для управления кораблями пилоты соединяют своё сознание с системой. Считай, что это возможность проверить свои способности управлять ксорианскими кораблями. Ты же хочешь летать?

Ох… Я очень хочу летать. Ведь именно на пилотируемых аппаратах можно подобраться к жучатникам и уничтожить их.

— Это безопасно? — я не могу не спросить, вспоминая его слова в коридоре.

— Нет. — Его сухой ответ заставляет меня застыть. Он замечает моё выражение лица и добавляет с легкой улыбкой: — Шучу. В худшем случае — лёгкая перегрузка. Не хуже того, что ты уже испытывала.

Он усаживает меня в кресло, креплениями с присосками фиксирует руки и ноги.

— Зачем? — у меня снова по спине катятся мурашки. Почему здесь все такое... страшное?

— Чтобы ты не свалилась во время симуляции, — отвечает доктор. — Если дернешься и упадешь, симуляция прервется неправильно, а это чревато плохими последствиями. Это для твоей безопасности.

Зараза, мне спокойнее все равно не становится. А Пэрис как ни в чем не бывало опускает мне на голову полный шлем, закрывающий лицо, датчики внутри сами прилепляюстя к вискам и затылку.

— Расслабься, — говорит Пэрис. — Найди центральный узел сети. Это будет похоже на луч света.

Я пока ничего не вижу и не понимаю. Темнота.

А потом вдруг... Как только программа запускается, моё сознание переносится в виртуальную реальность. Я вижу панели управления корабля, всё вокруг напоминает кабину истребителя. Я рассматривала такие на агитках в армаду Ксора, которые маме остались как воспоминание об отце.

17.

— С хорошей, — выбираю, хотя выбор без выбора. Я всё равно узнаю обе новости, но неясно, в каком порядке они больше меня расстроят.

— Хорошая новость, — говорит Пэрис наконец, отрываясь от монитора и переводя взгляд на меня. — Ты сможешь доучиться в Академии. Потенциала достаточно, чтобы пилотировать корабли классом мощности ниже PN15.

— А плохая? — шепчу я, сердце больно сжимается в груди.

— При попытке пилотирования кораблей более мощных, чем PN15, твой мозг просто сгорит, — отвечает он равнодушно, словно сообщает прогноз погоды.

Стараюсь удержаться, чтобы не вспыхнуть эмоциями. Боль от его слов смешивается с раздражением. PN15 слабенькие истребители! Мне этого мало! Но никаких «жаль», никаких «мы поработаем над этим» от Пэриса не услышишь. Просто факт.

Пэрис снимает с меня датчики и кивает на дверь.

— Всё. На сегодня достаточно. Идём обратно в палату.

Я молча следую за ним, чувствуя странное облегчение, что на сегодня всё закончилось. Внутри, правда, зудит тревога: эти эксперименты явно не последние. Когда мы добираемся до палаты, Пэрис останавливается перед дверью.

— Чип, — говорит он, протягивая руку.

Я хмурюсь.

— Снова? — мой голос пропитан усталостью.

— Тебя не затронут чьи-либо альфа-волны, — сухо объясняет он. — Позже я верну его тебе.

Скрепя сердце, снимаю микросхему с головы и вручаю доктору. Без нее я чувствую себя уязвимой, словно лишённой доспехов. Сразу в спине начинает тянуть, и я отворачиваюсь от Пэриса. Защищаюсь хотя бы так.

— Отдыхай, — добавляет он с явным намёком, что разговор закончен, закрывает дверь и уходит.

Я прохожусь по палате и вдруг вспоминаю, что хотела спросить о том, когда обещал прийти ректор Крейт, и иду к двери. Подношу руку к магнитному считывателю — не пикает. Дверь не открывается. Черт.

Повторяю операцию. И ещё раз. Безрезультатно.

Меня заперли! Как пленницу. А все под каким красивым соусом! Освобождена от занятий. В душе поднимается паника — вдруг я вообще больше не вернусь в учебный корпус? Что, если меня просто определили на опыты, и на этом все обучение для меня закончилось?!

Пытаюсь успокоиться. Я расспрошу об этом ректора Крейта, как только увижу. Я буду достаточно убедительной, чтобы он ответил!

Чтобы как-то скоротать время, я принимаю душ, смывая с себя остатки экспериментов и чужих прикосновений. Белые стены душевой давят на меня, как и вся эта стерильная палата. Ложусь на койку, вытягиваясь под простыней, и через какое-то время все-таки проваливаюсь в сон.

Меня будит шуршащий звук. Нахмурившись, обвожу взглядом палату. Маленькая дверца рядом с душем открыта. Внутри бутылка воды и что-то в запаянной упаковке.

Еда.

Гадкая догадка копошится тошнотой в желудке. Эта палата не лабораторная, а карантинная. Полностью отрезанная от уровня.

Сердце замирает: что ещё они подозревают обо мне? Почему такая изоляция?

Помечаю себе в голове, что надо спросить Пэриса об этом. Или даже ректора Крейта. Однажды же он придет меня проведать? Не может не прийти!

Но моя дверь не пикает. Пищу доставляют ещё два раза, и я заключаю, что наступил вечер, но Пэрис не приходит. Как и после следующего приема пищи, который явно поступил после ночи.

Я отсчитываю время по количеству раз, сколько мне присылают еду.

К вечеру второго дня я начинаю медленно сходить с ума. Все вокруг слишком белое и совершенно безликое. Одиночество в стерильной белой комнате давит. Зачем это? Это тоже часть эксперимента? Или они обо мне забыли?

Утром третьего дня, когда шторка для еды снова распахивается, предлагая мне какой-то паек и бутылку воды, я не выдерживаю.

— Эй! — кричу, барабаня в дверь. Внутри в тугой узел сплетается страх, злость, обида, паника, чего я только ни чувствую! — Пэрис! Вы обо мне не забыли? Или это пытка такая? Ау!

Ответа нет. Лишь тишина.

На четвёртый день крыша едет совсем ощутимо. Нервы на пределе. Посещают параноидальные мысли, что орбитальную станцию захватили Жуки и перебили всех снаружи, а я тут, взаперти, которая получает еду и воду посредством роботов. Однажды запасы кончатся, и я умру от жажды. Или голода. Смотря что закончится быстрее.

В какой-то момент между вторым и третьим приемом пищи за дверью раздается шум шагов. Мгновенно оживляюсь, спрыгиваю с каталки. Внутри плещется облегчение и радость, хотя в глубине сидит обида на жестокость Пэриса и равнодушие Крэйта.

Когда дверь пикает и открывается, в палату входит ректор.

С ужасом осознаю, что я сейчас без чипа. Его присутствие пронизывает мозг альфа-волнами. Тело мгновенно скручивает от возбуждения. Ещё острее, ещё более сокрушительно, чем последний раз в допросной. Низ живота предательски заливает волна жара, дыхание становится сбивчивым.

Я ненавижу себя за это. Ненавижу это желание, которое накатывает, когда он рядом. Особенно сейчас, когда злость на него кипит внутри.

— Привет, Мэлтис, — произносит он, щупая меня взглядом.

— О, я прямо счастлива вас видеть, командор Крейт, — отвечаю с язвительной улыбкой, не удержавшись от колкости. Внутри желание лавой выжигает внутренности, но снаружи я хочу показать ему все свое негодование. — Удивительно, что вы обо мне вспомнили!

Он медленно закрывает за собой дверь, и в его глазах опасно скапливается тьма. Комната становится тесной, воздух густеет.

— Ты себя слышишь, курсант? — спрашивает он хрипло, растягивая губы в плотоядную улыбку, и направляется ко мне.

— Вы меня заперли и забыли тут! — выкрикиваю, пятясь назад, пока не упираюсь спиной в холодную стену.

Меня затапливает одновременно страх, лютое желание, гнев. Ещё чуть-чуть, и будет нервная перегрузка.

Он останавливается передо мной, настолько близко, что между нами остаётся лишь пара сантиметров. Его дыхание касается моей кожи, обжигает, заставляя меня сжаться в комок эмоций, которые я не могу контролировать.

18. (Таррел)

Пэрис только сегодня сообщил, что новый чип готов. К сожалению, он так и не выяснил, почему старый блокиратор альфа-волн, который носила Мэлтис, не работает именно со мной, но разработал такой, который должен заблокировать все, что только можно.

Я иду на А6 в приятном предвкушении, что сделаю Мэлтис небольшой сюрприз, заменю её старый чип на новый, который поможет нам не испепелять друг друга альфа-волнами. Она, должно быть, обрадуется.

Я был капитально занят эти несколько дней, но не заходил к ней по другой причине — Пэрис попросил её не тревожить. Сказал, что наблюдает за её показателями в динамике.

Я соскучился, хотя мне неправильно даже думать об этом. Поэтому нацепляю холодную маску и открываю дверь палаты, в которой находится моя полукровка с каменным лицом.

Однако стоит мне войти за дверь, я сразу понимаю, что попал в западню. Тормоза срывает к чертям. Пэрис, гад! Не сказал, что оставил Мэлтис без блокиратора. Её оголенные яростные эмоции передаются мне на ментальном уровне. С удивлением сокрушительно ощущаю её обиду и горечь. Она кричит, что ненавидит меня, но дрожит всем телом от лавиноподобного желания. Мое возбуждение не меньше, настолько отупляющее, что я не в состоянии удержаться. Какой-то частью сознания отсекаю, что надо будет разобраться, с чего она вдруг проявляет такую агрессию, но мозг вожделеет свои эндорфины, заставляет поддаюсь порыву и сначала утолить желание.

Я прижимаю Мелиссу к стене, ловлю дерзкий, непримиримый взгляд, и внутри вспыхивает новая жажда — не только овладеть, не только подчинить, а увидеть в этих красивых человеческих глазах нежность. Сейчас там только похоть и ярость. Но полукровка не может сопротивляться альфа-волнам, сдается.

Я нежно касаюсь её губ своими, как бы давая право выбора, хотя мы оба понимаем, что его на самом деле нет. Ни у меня, ни у неё. Она жадно впивается в мои губы, наши языки встречаются, смешиваются вкусы. Член пылает и ноет, но я сначала собираюсь распалить мою девочку до предела.

Скольжу ладонями к её талии, стискиваю упругую ягодицу. Задираю к себе бедро. Её горячее тело откликается на каждое моё движение, я впитываю её дрожь. Она цепляется за меня, впивается ногтями в плечи, так что я ощущаю уколы даже сквозь китель. Её дыхание становится всё более прерывистым.

— Мелисса, — шепчу я, наслаждаясь звучанием её имени.

Она выгибается ко мне, её губы находят мои снова. Наш новый поцелуй похож на поглощение. Растворение друг в друге. Я хочу заставить её забыть обо всём, кроме нас. Хочу, чтобы она знала: сейчас она принадлежит только мне.

Скольжу рукой ей под рубашку, касаюсь пальцами обнажённой кожи, и с удовольствием внимаю её тихий стон. Я позволяю себе ласкать её медленно, давая ей время привыкнуть к каждому моему прикосновению.

Её грудь напрягается под моими пальцами, её соски твёрдые, словно ждут моих ласк. Я спускаюсь ниже, покрываю поцелуями её шею, линию ключицы, чувствую, как она замирает, когда мои губы касаются её груди.

— Таррел… — тихо произносит она, звучание моего имени её голосом проникает под кожу.

Я смотрю на неё, её щеки пылают, глаза полны желания, и я знаю, что сейчас она такая же, как я: на грани потери контроля. Или уже за гранью…

Её рубашка оказывается на полу. Я беру её на руки, перенося на койку, ощущая, как пылает её кожа. Её ноги обвивают меня, её тело подо мной мягкое и горячее. Я позволяю себе замереть на мгновение, глядя в её глаза. Там уже нет ярости, только смешанное с удивлением желание.

— Ты моя, Мелисса, — выдыхаю ей в губы, буравя ошалелым от желания взглядом.

Она тянется к моему поясу, ловко расстёгивает ремень. Касается моего изнывающего от желания члена.

Шумно выдыхаю, ощущая её прикосновения.

— Хочу тебя, — её шёпот звучит как мольба, и я больше не могу ждать.

Я двигаюсь ниже, целую её живот, прокладываю дорожку ниже и касаюсь языком её нежной кожи. Она стонет, выгибается, закидывает обе пятки мне на спину. Нахожу языком самую чувствительную точку и ощущаю крупную дрожь женского тела.

Я продолжаю ласкать её, пока она не выкрикивает моё имя, срываясь в первую волну наслаждения. Её удовлетворение разжигает моё желание ещё сильнее.

Первый оргазм ещё пробегает по её телу легкими судорогами, а она уже тянет руку и за плечо тянет меня к себе. Призывает овладеть ею.

Я вхожу в неё, чувствуя, как она сжимается вокруг меня, принимая меня целиком. Упираюсь одной рукой в матрас, второй удерживая девочку за бедро. Наши тела двигаются в едином ритме, она впивается ногтями мне в плечи. Ощутимая, но приятная боль. Я срываю быстрые жадные поцелуи с её губ, слышу стоны, ловлю каждый вздох.

Вскоре она уже готова ко второму оргазму. Напрягается подо мной всем телом, смотрит на меня блестящими от удовольствия глазами, и я ощущаю, как её лоно начинает сокращаться и пульсировать на моем члене. Её стоны смешиваются с моим низким рыком, а исполненный страсти оргазм отдается приятной волной в моем теле. Я взрываюсь вместе с ней, изливаясь ей на живот..

Мы замираем на некоторое время, тяжело дыша. Воздух вокруг кажется наэлектризованным. Я смотрю на неё, касаюсь её лица и убираю прядь волос за ухо. Она — воплощение женственности и нежности. Её хочется спрятать от всех тревог и опасностей космоса, а не выставлять на передовую. Но сейчас ей придется участвовать в исследованиях, как бы досадно мне от этого ни было.

— У меня для тебя сюрприз, Мелисса, — произношу тихо, отстраняясь, хотя член снова начинает подниматься.

Поднимаю с пола китель, забираюсь в карман и вынимаю оттуда обновленный чип. Мелисса смотрит на него удивленно, не понимая, что это, а я без приглашений наклоняюсь и леплю его ей под волосы.

И-де-аль-но! Я больше не испытываю подогревающих желание альфа-волн. Взгляд полукровки мгновенно становится из маслянисто-осоловелого осмысленным. А потом снова наполняется яростью. Не забыла она своих претензий. Что же, пусть скажет, я хоть узнаю, в чем дело!

19.

Я лежу на койке, тяжело дышу, мои мысли скачут в разные стороны. Таррел надевает брюки и остается с голым торсом. Красивый, как бог. Вот так просто, словно ничего не было, он надевает чип и смотрит на меня, будто ничего не случилось. Чип, который он надел мне, мгновенно стер напряжение альфа-волн, но эмоции никуда не делись.

Во мне поднимается волна ярости. Всё, что я держала в себе бесконечные часы в одиночестве, выходит наружу, и я уже не могу сдерживаться.

— Вы исчезли, — начинаю я резко, голос дрожит от напряжения. — Сколько прошло времени? Три дня? Четыре? Я даже не уверена.

Его взгляд становится холодным и оценивающим. Встаю и, грубо встряхнув больничную хламиду, напяливаю на голое тело.

— Никакого объяснения, никакого предупреждения! — продолжаю я, повышая голос. — Меня просто заперли в этой комнате, как лабораторную крысу!

Он мрачнеет, но по-прежнему молчит, словно выжидает чего-то. Это выводит меня из себя ещё больше.

— Я понятия не имею, что происходит! — выговариваю ещё тверже, не в силах остановиться. — Здесь нет ни окон, ни часов, ни звуков! Только белые стены, койка и эта маленькая дверца, через которую мне подают еду, как в тюрьме!

Таррел делает шаг ко мне, но я отступаю, не позволяя ему приблизиться.

— Я — курсант Академии, а не подопытная мышь, — выплёвываю, чувствуя, как слёзы начинают жечь глаза. — Я хочу учиться. Я хочу быть пилотом! Почему вы решили, что со мной можно так обращаться?

— Мэлтис… — наконец начинает он, но я обрываю его.

— Нет, не перебивайте, дайте договорить! — выкрикиваю я, слезы все-таки скатываются по щекам. — Вы думаете, что это нормально? Просто оставить меня здесь. Без чипа, без объяснений, без намека на поддержку?

Он замирает, явно пытаясь справиться с собой, и сейчас я отчетливо вижу в его глазах гнев.

— Я не знала, сколько времени прошло, — продолжаю я, срываясь на шёпот. — Не знала, придёте ли вы вообще. И знаете, что я подумала? Что вы решили: раз я теперь подопытная крыса, то и внимания больше не заслуживаю!

Он делает ещё один шаг ко мне, и я уже не отступаю, только буравлю его взглядом.

— Вам хоть раз приходило в голову, каково это? — спрашиваю я, мой голос всё ещё дрожит. — Каково это — быть полностью изолированной, без малейшего понятия, что будет дальше?

— Мэлтис, — произносит он тихо, но я не даю ему возможности продолжить.

— Мне было страшно, — говорю я, голос дрожит. — Я понятия не имела, что со мной сделают дальше. Может, за пределами этой камеры все давно захвачены Жуками, а меня пока кормит автоматика! А вы… вы просто не приходили! Почему вы не навещали меня?

На мгновение в комнате становится тихо. Я смотрю на него, не в силах скрыть боль, которая поселилась у меня внутри.

— Ты закончила? — тихо, но твердо спрашивает Таррел.

— Нет! — выкрикиваю я, злость вспыхивает с новой силой. — Почему я в этой карантинной палате? Почему меня держали здесь несколько дней в полной изоляции? Что ещё вы скрываете?

— Держали здесь? — Таррел удивленно поднимает брови. — В изоляции?!

Судорожно киваю и складываю руки на груди.

— Так, я понял, — тихо произносит он будто самому себе. — Пэрис не говорил, что изолировал тебя. И палата не карантинная. Здесь все такие.

— Вы понимаете, что все выглядело так, будто вы сдали меня на опыты и забыли обо мне?!

Он выдыхает и поджимает губы, словно борясь с самим собой, а затем подходит и нежно заправляет выбившиеся волосы мне за ухо. Этот жест внезапной заботы так обескураживает, что я даже не протестую.

— Ты права, некрасиво вышло, — говорит он, и голос его звучит тише, чем обычно, но от этого не менее уверенно. — Я поручил Пэрису заботу о тебе, и он не справился с задачей должным образом. Я с ним разберусь.

Я чувствую, как что-то внутри меня слегка смягчается, но не готова просто так отпустить всё.

— Это было жестоко, — выговариваю я, стараясь сохранить твёрдость.

— Да, — соглашается он, и в его глазах мелькает нечто болезненное. — И мне жаль, что ты прошла через это. Это недопустимо.

Он ненадолго замолкает, будто подбирает слова, а затем добавляет:

— Но, Мэлтис, я никогда не воспринимал тебя как подопытную мышь. Ты важнее, чем ты думаешь.

Его слова звучат так уверенно, что я невольно начинаю верить.

— Ты не подопытная крыса, Мэлтис, — повторяет он, глядя мне прямо в глаза. — Ты — ключ к будущему.

Я забываю вдохнуть, не зная, как реагировать на эти слова.

— Ключ? — переспрашиваю я, не веря своим ушам. — Вы серьёзно?

— Да, — отвечает он твёрдо. — Всё, что ты проходишь, — это не просто ради науки. Ты — уникальная.

Я смотрю на него, пытаясь понять, шутит он или нет.

— Вы так говорите, будто я какая-то… волшебная палочка, — фыркаю я, хотя его слова начинают проникать в моё сознание.

— Я знаю, что это правда, — его голос становится чуть мягче, но не теряет уверенности. — Ты не понимаешь, насколько ты важна. Ты человек. Ты курсант. Ты наша надежда. И я не дам тебя в обиду, Мэлтис. Ни Пэрису, ни кому бы то ни было.

Я отвожу взгляд, пытаясь переварить его слова. Они заживляющим бальзамом ложатся на израненное сердце. В них хочется верить, осознавать свою исключительность, ценность для ксорианцев, для армады. Сейчас, когда нет перфорирующего мысли возбуждения, я могу мыслить здраво. То, что сказал ректор Крейт невообразимо тепло отзывается у меня в душе.

Он подходит, почти невесомо берет меня выше локтя и заглядывает в глаза, в которых уже почти высохли слезы.

— Иди сюда, Мэлтис, — он обнимает и прижимает меня к себе. — Я больше такого не допущу.

В этом жесте нет секса, только забота и согревающая поддержка. Мне её невыразимо не хватало.

Спустя несколько вязких мгновений он все-таки отстраняется.

— Если ты готова, — произносит осторожно, будто не хочет огорчить или испугать. — Пэрис приготовил для тебя новое исследование.

20.

Я иду за командором Крейтем по широкому коридору уровня А6, купаясь в ощущении его непререкаемой уверенности. Его альфа-волны меня не беспокоят, и это радует. Сначала было в диковинку возбуждаться от одного его появления, но быстро утомило. Сейчас я благодарна, что могу находиться рядом и не испытывать дикого желания.

— Что за исследование на этот раз? — спрашиваю, едва поспевая за его широкими шагами.

— Пэрис объяснит, — отвечает он не оглядываясь. Говорит отрывисто, будто сам не в восторге от того, что мне предстоит.

Когда мы входим в лабораторию, доктор Пэрис уже ждёт нас. Он оборачивается, окидывает меня своим привычным насмешливым взглядом и кивает Крейту.

— Командор Крейт, курсант Мэлтис, — произносит он, чуть растягивая слова, будто наслаждается моментом. — У меня всё готово. Можно начинать.

— Кратко объясни, что сегодня за исследование, — Таррел смотрит на него так, что тот, кажется, теряет долю своей самоуверенности.

— Конечно, — отвечает Пэрис, складывая руки за спиной. — Сегодня мы будем проверять реакцию и выносливость курсанта Мэлтис в условиях изменённой гравитации. Пониженной и повышенной. Это необходимо для оценки её физиологических и ментальных возможностей.

— Почему именно это? — уточняет Крейт.

— Гравитационные нагрузки — ключевой фактор в боевых действиях на кораблях и в сражениях с Жуками, — поясняет Пэрис. — Нам нужно понять, как гибридная природа нашей полукровки позволяет справляться с перегрузками.

— Начинайте. Я останусь, чтобы понаблюдать, — заявляет командор Крейт, складывая руки на груди и устремляя на Пэриса испытующий взгляд.

Мы снова идем по коридору, пока не добираемся до нужной комнаты. Толстая герметичная стеклянная перегородка делит её на две части. В ближайшей находится, похоже, пульт управления, угол отгорожен загородками на манер примерочной, за стеклом — большая камера с поручнями, тросами и различными грузами. Рядом со стеклом есть такая же герметичная дверь.

Пэрис выдает мне специальную одежду и отправляет переодеваться. И пока я облачаюсь в полностью обтягивающий скользящий а-ля спортивный комбинезон, он без эмоций объясняет цель эксперимента:

— Сейчас ты испытаешь условия пониженной гравитации. Мы протестируем, как твоя ментальная сеть справляется с координацией в таких условиях.

— А что, если я не справлюсь? — спрашиваю я, выходя из-за загородки.

— Ты просто упадёшь. Вниз. Очень медленно, — усмехается он.

Таррел стоит в стороне, скрестив руки на груди с непроницаемым лицом, но я чувствую его незримую поддержку. По крайней мере, мне кажется, он за меня болеет.

Я вхожу за стекло, и дверь с шипением закрывается.

— Начинаем, — говорит Пэрис и нажимает кнопку.

Камера гудит, и я сразу ощущаю в теле непривычную легкость.

На уровне 0.8G я двигаюсь без особых проблем. Это похоже на прыжки на батуте — легко и весело. Однако с каждым следующим понижением гравитации контроль над движениями становится сложнее. Поднимается легкая тошнота, будто внутренности не на месте.

Когда Пэрис заявляет, что гравитация 0.5G, я с трудом удерживаюсь на ногах.

— Прыгай, — командует Пэрис.

Я отталкиваюсь от пола и взмываю выше, чем ожидала. Хватаюсь за поручень, чтобы не улететь к потолку, и замечаю через стекло, что Таррел качает головой. Он не согласен? Ему не нравится? Но он продолжает наблюдать.

На 0.2G каждое движение становится испытанием. Тело словно перестаёт подчиняться. Грузы, на которые указывает Пэрис, переносить жутко неудобно, несмотря на их лёгкость. Пот заливает лицо, и сердце колотится в пищеводе.

— Понижаю гравитацию до 0.1G, — произносит Пэрис.

Я тяжело сглатываю, готовая к тому, что начну парить. Это только снаружи красиво выглядит, а ощущения на самом деле гадкие.

— Стоп, — командует Таррел, — вы увидели достаточно, доктор Пэрис.

Гравитация возвращается к норме, и тело вдруг становится невероятно тяжелым. Я неожиданно теряю равновесие и падаю на пол. Он резиновый, не больно, и я сразу, конечно встаю, чтобы не показывать слабости. Ощущение собственного веса непривычно сдавливает ноги и позвоночник, даже выпрямиться непросто, но вскоре тело вспоминает нормальный уровень гравитации, и ощущения быстро приходят в норму.

Мы покидаем эту лабораторию и заходим в соседнюю. Она просторнее. И камера за стеклом значительно больше. Внутри не грузы, а спортивные тренажеры — беговая дорожка, нечто для плечевого пояса, штанга, гири.

Пэрис напутственно объясняет, что теперь будет проверять мои способности в условиях повышенной гравитации.

Я так же, как и в прошлый раз захожу за стекло, дверь запирается, Таррел подходит вплотную к перегородке, будто волнуется. С чего ему волноваться? Скорее всего, ему исключительно интересно, какие результаты я покажу.

— Начинаем, — объявляет Пэрис. — Готова?

— Всегда готова, — отвечаю с ложной уверенностью.

Я встречаюсь взглядом с Таррелом, он неотрывно смотрит на меня. В глазах мелькает то ли тревога, то ли сожаление, и мне становится не по себе. Снова возникает ощущение загнанной в угол лабораторной мыши. Но сейчас на кону моя пригодность быть в армаде Ксора. Надо показать, на что я способна!

— Для начала 1.5G.— по ушам ездит привычно насмешливый голос Пэриса. Иногда мне кажется, что он вообще не умеет говорить иначе. — Встань на беговую дорожку и запусти режим легкого бега.

Лицо Таррела по-прежнему выражает озабоченность, а в чокнутом ученом чувствуется азарт и любопытство. Ему вообще не страшно, что со мной может что-то случиться.

Камера снова гудит, но на этот раз моё тело становится тяжелее. Я запускаю дорожку, и она начинает двигаться. Каждый шаг требует усилий, но пока небольших. Я справляюсь, хотя пот снова льется в три ручья. И дыхание затрудняется, будто на грудь давит груз.

На уровне 1.8G ноги начинают ныть, но я бегу как ни в чем не бывало.

— Всё в порядке? — ушей касается голос Таррела. — Мэлтис, как ты себя чувствуешь?

21.

Командор Крэйт кладет тяжелую руку Пэрису на плечо и разворачивает его к себе на крутящемся стуле. Воздух вокруг них накаляется от ментального воздействия, я кожей это чувствую. Пэрис сжимается и смотрит на собеседника затравленно.

— Я запрещаю подобные тесты, доктор Пэрис! — жестко чеканит Таррел. — Запрещаю подвергать жизнь и здоровье курсанта Мэлтис опасности. Это ясно?

Он смотрит на Пэриса так, будто хочет уничтожить взглядом. У доктора дрожат пальцы, плечи напряжены, в глазах застыл ужас, на лице страдальческая гримаса. Я не знаю, что конкретно он сейчас делает, но вижу, что Пэрису физически больно. Ощущаю мощь ректора всем своим существом, и в животе скапливается тепло. Я с удивлением отмечаю это, ведь новый чип делает меня полностью невосприимчивой к альфа-волнам.

— Это ясно, доктор Пэрис? — свирепо повторяет вопрос Таррел.

— Я… Я-асно, — доктор Пэрис, похоже, сейчас в штаны наделает. — Я подготовлю другую программу для курсанта Мэлтис.

— Сразу бы так, — более спокойно произносит командор Крейт. Оборачивается ко мне, и его взгляд смягчается. — Пойдем, Мелисса. Я провожу тебя до твоей палаты.

Я пытаюсь встать, но ноги все ещё не пришли в норму, и я падаю обратно на банкетку. В глазах ректора мелькает досада, он подходит ко мне и поднимает на руки. Снова.

Сейчас у меня хватает сил, чтобы обнять его за шею. Он выносит меня из лаборатории и идет в сторону моей палаты. Жмусь к нему, вдыхая, кажется, самый любимый во Вселенной аромат, и слышу его чуть хриплый голос:

— Если ты будешь так прижиматься, Мэлтис, — он наклоняет голову и касается губами моей щеки. — тебе не поможет никакой чип.

Боже, как приятно знать, что он хочет меня даже так, хотя я сейчас ни на что не способна.

— Чип защищает от неконтролируемого влечения, — шепчу ему на ухо. — А когда оно исходит по собственной воле, защита и не нужна, правда?

Ректор издает рычащее «ммм» и плотнее стискивает мое тело. От его близости я тоже начинаю возбуждаться, хотя, уверена, и мы оба это понимаем, что сейчас ничего не будет.

Таррел открывает мою палату собственным вживленным пропуском и, внеся внутрь, кладет меня на койку, которая все ещё пахнет нашим прошлым сексом.

Я распластываюсь по ней, вдыхая запах сбитой простыни, а когда поворачиваю голову к ректору, вижу его совсем рядом, он смотрит на меня в упор.

Взгляд голодный, жаждущий. Таррел тоже вспомнил, что тут недавно происходило.

Привстаю на локти и с вызовом заглядываю ему в глаза.

— Не дразни меня, Мелисса, — рычит Таррел сквозь сжатые зубы. — Тебе сейчас нужен отдых.

Я ощущаю, что он себя сдерживает. Его взгляд щупает мое лицо, спускается к губам, и через мгновение Таррел сминает их собственническим поцелуем. Отвечаю со всей страстью, которую могу в себе найти. Этот ксорианец сводит меня с ума.

— Мне нужно уйти, Мелисса, — выдыхает он мне в губы, разорвав поцелуй, и упирается своим лбом в мой. — Как только восстановишься после сегодняшних исследований, вернешься к занятиям.

Меня как холодной волной обдает.

— Я хоть сейчас готова уйти отсюда! Таррел… — произношу с немного возмущенной интонацией и осекаюсь, осознав, что снова назвала его по имени, хотя это прямое нарушение субординации.

Ректор выпрямляется.

— Это приказ, курсант, — жестко произносит он. — Твое физическое здоровье в приоритете. Я предупрежу инструкторов, тебе дадут нагнать программу.

Ну хоть это немного утешает. Неуверенно киваю.

Ректор Крейт разворачивается и уходит, оставляя меня в бездушных белых стенах палаты.

Я так утомилась, что тело как камнем придавливает к койке. Нет, все же он был прав, я сейчас не способна вернуться к занятиям. Восстановление необходимо как воздух.

Я просыпаюсь от шуршащего звука отсека для еды и с трудом добредаю до него, чтобы забрать, видимо, завтрак. Сегодня он другой, чем обычно. Вместо протеинового батончика, контейнера с маслами и воды мне досталось несколько кэнов — алюминиевых герметичных баночек — с явно непростой едой. На них есть названия: «ПлазмаВитал», «Гравитон», «МагноСтаб».

Что форма выпуска, что эти слова, которые мне ничего не говорят, намекают на то, что это спецпитание. По составу я тоже определить не могу, чем это полезно, но однозначно понимаю, что хуже от этих банок мне не будет.

Запоминаю названия и принимаюсь поглощать завтрак. Вкус у содержимого терпимый. На настоящую еду не похож, но и не гадкий. Все жидкое, что-то более соленое, что-то более сладкое, но в целом съедобное.

Спустя минут двадцать, по ощущениям, я вдруг ловлю резкий прилив энергии и бодрости. В теле, которое все ещё тяжелое после испытаний гравитацией, поселяется чувство, что оно прямо в реальном времени восстанавливается. Тупая мышечная и костная боль уходит, прибавляется сил.

Похоже, кто-то позаботился о том, чтобы я быстрее пришла в норму. И я даже догадываюсь, кто.

Я провожу в палате весь этот день до вечера. Ко мне снова никто не приходит, но сейчас меня это не терзает. Более того, я даже рада. Тело требует физических нагрузок, и я время от времени качаю пресс, закинув ноги на койку, отжимаюсь, приседаю или держу планку. Для меня это интимные моменты, и если бы меня потревожили, я бы чувствовала себя неловко.

Вечером дверь в палату пикает на открытие, и входит Пэрис со стопкой одежды. Новая — а может, и постиранная моя старая — форма. Сверху на стойке лежит контейнер с линзами.

— Ты возвращаешься в общежитие, полукровка, — не очень довольным тоном цедит он. — Переодевайся и выходи. Я провожу тебя до лифта. Эту одежду оставь тут, она тебе понадобится.

Ох ты ж! Да у меня тут, похоже, личный номер образовался! Но-да ладно. Я на нервном подъеме, и меня не трогают такие перспективы. Наоборот — я жду новых исследований, чтобы самоотверженно доказать ещё раз, что я ничем не хуже чистокровных.

Не понимаю, зачем меня провожать, но киваю. Вставляю линзы и принимаюсь переодеваться, как только за Пэрисом закрывается дверь. Судя по отсутствию пиканья, он не запирает её, так что, когда я, полностью одетая, подхожу к ней, она по сенсору распахивается передо мной.

22.

— О чём это? — спрашиваю я осторожно, сдерживая порыв рвануть к своей каюте.

— Как это «о чём»? — Шайла вскидывает брови, с видом «ну очевидно же!». — Тут ходят слухи, что из-за тебя отчислили четверых! Четверых, Мята! Говорят, ты их заложила. Иридию Шаргат, Илайю Саркан и ещё двух девчонок.

Я напрягаюсь. Я и не знала, что их отчислили. Внутри разливается волна тепла и тревоги — думаю, не обошлось без вмешательства ректора, Таррел их отчислил. Плохо, что это связывают со мной. А я в жизни ни разу не ябедничала и не жаловалась. Проходила сквозь все дерьмо стиснув зубы. А тут… Досада берет!

— Я никого не закладывала! — чеканю я. — Они были замешаны в контрабанде каких-то чипов. Илайя засыпалась и, похоже, за компанию утянула остальных.

Умалчиваю о том, что Иридия с двумя подружками наваляли мне в подсобке. К тому же я не знаю, те ли две ксорианки отправились вслед за ней на Ксор.

— Правда? — Шайла прищуривается. — А ты там каким боком? Тебя неделю почти не было! Все уверены, что тебя держали в изоляторе.

Я рассказываю Шайле о том, что Илайя пыталась свалить свой проступок на меня, поэтому мне пришлось долго и упорно давать объяснения.

— Я тут ни при чём, — заканчиваю разговор, подавляя раздражение.

— Слушай. — Она качает головой, будто не слышит меня. — Тогда следующий вопрос. Правду говорят, что ректор Крейт положил на тебя глаз?

Я замираю и уставляюсь на неё.

— Что? Нет! Что за глупости? — отмахиваюсь, но уши начинают гореть.

— Ну, не знаю, — Шайла пожимает плечами. — Просто так спросила. Вы ведь тесно общались в изоляторе? Он обычно ведет допросы курсантов.

— Пфф! Допросы! — фыркаю. — Скажешь тоже! Вообще-то этим командор Селварис занимается. Командора Крейта я видела за это время один лишь раз. В доках, когда он вызвал меня на разбирательство.

Вру безбожно. Стыдно делается. Я не должна так делать. Хорошие, какой учила меня быть мама, так не поступают.

Шайла растягивает губы в лукавой улыбке.

— Ладно-ладно. Я тебя поняла, Мята. Я рада, что ты вернулась, — она по-дружески касается моего плеча и добавляет: — Ну ты это… осторожней будь, ладно?

— Конечно, — говорю я буднично, а внутри все переворачивается. И от собственного вранья, и от мысли о том, что раскроется моя связь с ректором. Тогда ни одна моя оценка не будет иметь значение. Все будет опошлено этим служебным романом. Не говоря уже о санкциях, которые должны быть наложены в таком случае.

Шайла машет рукой на прощание и наконец уходит. Я подхожу к своей каюте и уже издалека замечаю, что на двери больше нет той отвратительной надписи, которую оставила Иридия. Кто-то её стёр. Это радует, но и вызывает тревогу, хотя я не могу понять, что именно меня пугает в том, что кто-то отмыл мою дверь.

Наконец-то я дома! Устало падаю на койку. Вроде бы ничего сложного — я лишь проехала на лифте и дошла до каюты, а чувствую себя вымотанной. Усилием воли заставляю себя раздеться, забираюсь в паровую кабину и, едва не вырубившись прямо там, укладываюсь спать.

Наутро просыпаюсь бодрой. Внутри приятное предвкушение занятий. Я соскучилась по лекциям. Хотя где-то глубоко возится тревога, что придется много наверстывать.

Завтракаю в столовой как всегда одна, хотя то и дело ловлю на себе взгляды курсантов. Кто-то поглядывает презрительно, кто-то с опаской. Вздыхаю, понимая, что славу стукачки теперь с меня ничто не смоет. Не подходить же к каждому с оправданиями, да и кто поверит? Пока я была на уровне А6, Селварис или Крейт провели расследование по тем чипам и покарали причастных. Я вообще ни при чем. Только теперь это неважно. Тем более, их отчисление выглядит и вовсе как мелочное сведение счетов.

После завтрака начинаются пары. Первая — по Истории войн и дипломатии. Горячо любимый, но, наверное, самый тяжелый для меня предмет. Из-за гибели отца мне неизменно больно слушать о войнах с Жуками, которые происходят уже не одно столетие. Гуманоидным расам удается теснить эту падаль, но они неизменно приходят вновь и вновь.

Преподаватель капитан Зорнел Феракс вообще не обращает на мое появление никакого внимания. Тут я спокойна. Догнать отставание по Истории войн и дипломатии будет легко — прочитать несколько параграфов.

Следом идет пара по Энергетическим системам. На ней отставание чувствуется. Пока меня не было, прошли новый тип двигателя, и сегодня практика по расчетам мощности для разных кораблей для маневрирования и входа в гиперпространство. Успокаиваю себя усилием воли, что легко это наверстаю.

После обеда наступает третья пара — Боевые искусства и тактическая подготовка. По этому предмету я всегда училась на четыре, капитан Каспер Водрайк лишь скептически качает головой, когда мы разбиваемся на пары в спарринге. Партнерша Талия Фернесс успешно уделывает меня. Не с моей комплекцией всерьез тягаться с ксорианками.

Наконец последняя на сегодня пара по астронавигации. Один из моих любимых предметов. Капитан Зейвил Хоррокс учит нас, как прокладывать курс в космосе и гиперпространстве, как расшифровывать показания бортовых приборов, строить маневры вхождения в атмосферу или выхода на орбиту. Главное — знание этого предмета дает возможность стать пилотом! Если повезет — первым!

Но ведет его не самый приятный преподаватель. Капитан Хоррокс создает впечатление жесткого принципиального типа, для которого важнее не знания курсантов, а цифры в табеле успеваемости. Но, чего не отнять — рассказывает отлично и объясняет на совесть.

Сегодняшний материал плохо мне дается, потому что это продолжение прошлой темы, которую я не слушала. За время отсутствия я сильно отстала, пропустила пять занятий, и после пары капитан Хоррокс подзывает меня к себе. Он так и сидит за столом аудитории, небрежно листая журнал успеваемости на планшете-коммуникаторе.

Он, как и все ксорианцы, высокий, широкоплечий, статный. Но у него суровое холодное лицо, и взгляд коршуна, пробирающий до костей. Я невольно сжимаюсь, подходя ближе.