Главное сокровище нага

Пролог

Тепло не просто касалось кожи, оно словно укачивало и убаюкивало. Обещало покой и полное забвение тревог, как будто я наконец-то оказалась в пространстве, где не существует ни долгов, ни звонков от коллекторов, ни унизительных поисков мужчин с толстыми кошельками, которые могли бы оплатить мои прихоти и избавить от рутинных забот. Я чувствовала себя так, словно меня завернули в мягкое облако, под которым можно забыть обо всём, кроме сладкого ощущения блаженства.

Это было настолько прекрасно, что я не удержалась и открыла глаза. Оно и понятно, ведь последнее, что я помнила, это жуткая пирамида с дурацкими вопросами, а затем жуткое падение.

Так что сейчас мне определенно было необходимо понять где именно я оказалась.

Как только свет перестал слепить глаза я тут же их протерла и было от чего, потому что я оказалась в буквальном смысле этого слова в пещере Али-Бабы. Куда не кинь взгляд везде было золото, драгоценные камни и украшения. Всё это было не складом, не хранилищем, а дикой, необузданной россыпью богатств, столь невероятной, что сердце моё на миг остановилось, а дыхание перехватило от восторга.

Я рывком села, и звон рассыпавшихся монет прокатился по залу, словно меня приветствовала сама стихия богатства. Этот звон пробрал до костей, он отзывался в голове эйфорией, он звучал как обещание: «всё это твоё». Я провела пальцами по холодным монетам, и они скользнули меж ладоней с тем звоном, что всегда манил меня, когда я проходила мимо витрин ювелирных магазинов. Я жадно вжала пальцы глубже, как будто боялась, что всё исчезнет, и только это прикосновение могло доказать мне, что я не сплю.

Мысли понеслись вихрем: если прихватить хотя бы одно кольцо, спрятать маленький камень, то можно разом расплатиться со всеми долгами, перестать унижаться и притворяться, что меня устраивает роль охотницы за вниманием мужчин, которых на самом деле я презираю. С этой горы я могла бы построить новую жизнь, купить всё то, чего мне всегда не хватало: роскошь, уважение, возможность больше никогда не прятать своё настоящее имя за маской «Элеоноры». Я видела, как переливаются короны, как сверкают ожерелья, и каждый блеск говорил: «возьми меня, ты заслужила».

Но эйфория оборвалась так же внезапно, как и появилась, когда из тишины донёсся звук, от я иногда просыпалась по ночам в холодном поту. Это был шорох. Протяжный, скользкий, слишком знакомый, чтобы спутать его с чем-то иным. Я замирала в детстве от фильмов о джунглях, зажимала глаза, чтобы не видеть экран, я испытывала панику при виде даже игрушечных змей, и теперь этот самый звук наполнил пространство вокруг меня.

Я судорожно сглотнула, сердце забилось с такой силой, что казалось, его слышат даже стены. Страх змей был моим вечным проклятием: липкий, неконтролируемый, парализующий. И вот он оказался рядом. Не где-то далеко, не на картинке, а здесь, в реальности, среди золота, которое так манило и так же предательски выдавало мою дрожь. Неужели эту сокровищницу охраняет какое-то пресмыкающееся? Еще вчера я бы рассмеялась над таким предположением, но после приключений в пирамиде я была совсем не уверена в том. что мои смые страшные кошмары не начнут превращаться в правду.

— Ты проснулась, — произнёс низкий, бархатный голос, в котором не было ни тени спешки. Он звучал так, будто его обладатель давно ждал этого момента и теперь наслаждался каждой секундой.

Я резко подняла голову и замерла. Передо мной был мужчина, настолько красивый, что в иной ситуации я бы не удержалась и разглядела его, как картину: высокий, статный, с чертами лица, выточенными словно из мрамора, с глазами, которые светились золотым огнём. Его красота была слишком правильной, слишком совершенной, как дорогая безупречная вещь, которую невозможно не заметить. Но вся эта красота превращалась в чудовище, стоило лишь опустить взгляд ниже. Я не удержалась и заорала.

Ни ног, ни привычной человеческой опоры — вместо этого из его тела уходил в темноту массивный хвост, покрытый плотной чешуёй, переливавшейся в отблесках золота. Он шевелился, неспешно, с той опасной уверенностью, которая вызывала животный ужас. Чешуя поблёскивала, издавая тихий скрип, и этот звук был хуже любого крика.

Я вжалась спиной в гору сокровищ, обнимая руками монеты, словно они могли защитить меня. В голове грохотали противоречия: жадность, которая требовала схватить как можно больше, и страх, который приказывал бежать, но ноги не слушались. Я чувствовала, как холодный пот стекает по спине, и всё, что я могла — лишь цепляться взглядом за его золотые глаза, которые словно насквозь видели мою дрожь, мои мысли, мою жадность.

Он чуть склонил голову набок, и на губах появилась улыбка. Не насмешливая и не приветливая, а такая, от которой становилось ясно: он знает обо мне всё, даже то, чего я сама боялась в себе признать. Его взгляд скользнул по моим рукам, сжимающим монеты, и задержался там, где страх и алчность слились в единое чувство.

— Золото зовёт тех, кто принадлежит ему, — произнёс он мягко, как будто констатировал истину. — И оно никогда не ошибается.

Глава 1

Найрис

Я проснулся от пронзительного воя магических сирен, которые всегда звучали одинаково: тяжело, тревожно и безапелляционно. Их резонанс проходил сквозь камень, пробирался под кожу и не оставлял сомнений в том, что произошло что-то серьезное. Этот звук невозможно спутать с простыми колоколами, человеческими криками или рычанием зверей. Он был соткан из древней магии, веками державшей под землёй то, что являлось смыслом моего наследия и венцом власти рода. Более того, он сообщал о том, что что-то произошло в сокровищнице, самом сердце родового гнезда, месте где хранились не только золото и драгоценности, но и древние магические артефакты.

Я поднялся стремительно, отбрасывая остатки сна, и хвост ударил по каменному полу, издавая сухой резкий звук, который отозвался эхом под высокими сводами. Гнев поднимался вместе со мной, подогреваемый пониманием, что никто не имеет права пересекать границы моей сокровищницы. Нарушить священную тишину этого места означало бросить вызов самому сердцу моего существования.

Я двигался по коридорам так быстро, что каменные стены дрожали от резких ударов хвоста, а магический вой всё ещё рвал пространство вокруг меня. Каждая секунда задержки была пыткой, каждая мысль всё больше разжигала ярость. Я был уверен, что увижу дерзкого врага, осмелившегося осквернить святая святых, и готовился вступить с ним в схватку. Но то, что я обнаружил, оказалось совершенно иным.

Я распахнул двери сокровищницы, и на мгновение глаза ослепило сияние. Золото переливалось в беспорядочных горах, камни горели словно собственным светом, ткани мягко струились между коронами и статуэтками. Всё это я видел тысячи раз, но впервые в центре этого великолепия я заметил чужое дыхание. Там, где никогда не должно было быть никого, лежала женщина.

Она расположилась на золоте так, словно это была её подушка и одеяло одновременно. Вся её фигура выражала жадность и любовь к деньгам. Глаза были закрыты, а спокойное дыхание намекало на то, что незнакомка спит. Её волосы рассыпались по золоту, блестя в его свете, а тонкая фигура казалась вырезанной из иной породы мира, чуждого нашим глубинам.

Я не поверил сразу. Женщины в нашем мире слишком редки, чтобы просто так появиться здесь, без причины и без хозяина. Каждая из них стоит дороже армий и городов, ради них идут войны, проливаются реки крови, рушатся династии. Они — наше будущее, редчайшее сокровище, которое бережётся всеми силами. И сейчас одна из них оказалась прямо в моей сокровищнице, среди золота, которому она прижималась, словно пыталась слиться с ним в одно целое.

Я двинулся ближе, медленно и намеренно, позволяя хвосту скользить по монетам, издавая тихий шелест, напоминающий шипение. Она вздрогнула, так и не открыв глаз, но не отпустила золота. Эта алчность, неотделимая от страха, казалась мне удивительной и занимательной. Я видел перед собой не просто женщину, а сочетание двух сил, каждая из которых по-своему притягивала и дразнила.

Я остановился всего в нескольких шагах и позволил себе внимательно рассмотреть её. Лицо, слишком живое для иллюзии. Грудь, часто поднимающаяся от сбившегося дыхания. Пальцы, не желающие отпускать золото. Всё в ней было настоящим. И всё в ней принадлежало кому-то, потому что такие находки не бывают случайными.

Я склонил голову чуть набок и позволил губам тронуться улыбкой, в которой смешались интерес и скрытое превосходство. Она должна была видеть, что я не тороплюсь, что я хозяин этого пространства и судьбы, в которую она попала.

Я сделал ещё одно движение, и в этот момент она всё-таки подняла голову, встретив мой взгляд. Её глаза расширились, дыхание перехватило, а потом — крик, полный первобытного ужаса. Он разорвал воздух сокровищницы так резко, что отразился от стен, ударил в своды и вернулся ко мне оглушающим эхом.

Она дрожала, вцепившись в золото, словно в последнюю опору, и всё же продолжала удерживать на себе мой взгляд. Мне даже показалось забавным произнести слова, которые в иной ситуации звучали бы почти лаской:

— Ты проснулась.

Фраза, больше похожая на констатацию, чем на приветствие, сорвалась с моих губ сама собой. И в ту же секунду её тело содрогнулось, пальцы всё ещё держали монеты, но взгляд потерял фокус, и на лице отразилась та граница, где человеческий разум уступает страху. Я успел кинуться вперёд и подхватить её прежде, чем голова бессильно откинулась назад. Женщина рухнула в мою грудь, потеряв сознание, и звон золота вновь прокатился по залу, будто подтверждая моё право на эту находку.

Я задержал дыхание, прислушиваясь. Сердце её билось часто, дыхание было неровным, но ровное тепло исходило от кожи, а значит, опасности для жизни не было. Она не умерла, не исчезла иллюзией, не растворилась туманом, как это бывает с наваждениями. Она была настоящей.

Я опустил взгляд на её лицо. Даже в обмороке оно сохраняло черты упрямства, губы оставались сжатыми, а на виске дрожала тонкая жилка, выдавая внутреннее напряжение. Её страх передо мной был безусловным, но жадность… она даже здесь не отпустила золото добровольно, монеты пришлось вытаскивать из её пальцев, когда сознание отняло у неё силу. Это было занятно. Страх можно подавить, жадность можно направить, и то, и другое открывало множество возможностей.

Я позволил себе тихую усмешку. Женщина в сокровищнице — это уже само по себе событие невероятное. Женщина без клейма, с жадностью в глазах и страхом змеи в сердце — событие вдвойне удивительное. Как можно так панически бояться змей в мире, где только змеи и есть? Настоящий парадокс.

Я провёл хвостом по золоту, разравнивая следы её движений. Никто не должен был видеть, как она вжималась в сокровища, словно в них была её единственная защита. Никто из клана не должен был догадываться, что сокровищница подарила мне больше, чем просто металл и камни.

Я поднял её на руки, ощущая лёгкость и тепло её тела, и посмотрел на двери, которые уже успели впитать в себя мою команду молчать. Клан не должен знать о ней. Никто из братьев не должен её видеть. Она будет моей тайной до тех пор, пока я сам не решу иначе.