Главный герой становится Злодеем

Том 1. Алый.

Том 1. Алый.

Прозрачная солёная влага смешивалась с горячей алой, капая с бледных губ и подбородка.

Глава 1. Дети – зло.

«Чёрные, как самая тёмная беззвёздная ночь в году, глаза устремили взор на главу Лу только к утру следующего дня».
* * *

Тёмно-серая, почти чёрная ткань мягко шелестела при бесшумном шаге. Тонкие светлые пальцы теребили концы широких рукавов. Хуа Линь услышала ругань, крики, возню на подходе к столпотворению из учеников.

Противные дети с манией величия, желанием быть выше, унижая других. Кто им в головы вкладывает подобную ересь?!

– Бей его!

– Так ему!

– Получай!

– Будешь знать!

– Снизу! Снизу! Снизу! Да нет, так надо!

Гул голосов сшибал с ног, стоило подойти ближе.

Высокие, низкие, полные, худые, младшие, чуть постарше, мальчишки, девчонки – все в ученическом одеянии школы, с заплетёнными длинными волосами. И все выкрикивали советы. Они образовывали круг вокруг главного, собравшего их всех. Это главное извивалось, каталось, скулило, рычало, шипело, сыпало угрозами и ругательствами. Двое мальчишек устроили драку.

– Чао-сюн*, покажи, как надо уважать старших!
(Примечание: 兄/ xiōng/ -Сюн – старший брат;
в тексте: 师兄/ shīxiōng/ шисюн – старший соученик, старший ученик по обучению)

– Да! – выкрик учеников оглушил Хуа Линь, смотревшую на них не добрым взглядом чёрных глаз. На великом слове небожителей «терпение» держался внутри неё комок гнева, раздражения, злости. Надо было устроить драку именно на пути к горе Е*. И пройти мимо нельзя.

Громкий стон выстрелом прозвучал в секундное затишье. Радостные крики волной захлестнули всё вокруг.

Вскинув руку, Хуа Линь втянула прохладный воздух. С кончиков указательного и среднего пальцев сорвалась пыльно-розовая тонкая игла, устремляясь в вечернее голубое небо с перистыми облаками. Ярко-розовая вспышка с хлопком развернулась над головами учеников, заставляя их вскинуть головы и большими глазами смотреть на осыпающуюся розовую пыльцу.

– Учитель Хуа, – раздался мальчишеский голос среди звуков возни на земле.

– Попали, – протянул девичий голос.

– Теперь точно наказания не избежим, – проскулил другой мальчишеский голос.

– Как думаете, успеем ноги сделать? – из гущи донёсся девичий голос.

– Чао-сюн успеет закончить? – одновременно прозвучал мальчишеский голос, выкрикивавший ранее слова о том, как надо уважать старших.

Но никто не обращал внимания на то, что учитель Хуа, Хуа Линь, стояла совсем рядом.

– Даю минуту, чтобы всё прекратилось и все стояли передо мной, – холодный голос Хуа Линь окутал учеников, словно мокрым покрывалом в морозный день.

Все замерли, кроме перекативших мальчишек. Ученики повернули головы в сторону поля практики, к которому вела тропа. И почему только они не устроили драку там? Хуа Линь смогла бы незаметно прошмыгнуть мимо, а с дерущимися разобрался бы кто-нибудь другой.

Секунда, и ученики кинулись кто куда. Одни рванули разнимать дерущихся, другие встали стеной, прикрывая их, третьи – по сторонам, опуская головы и поглядывая друг на друга.

Уложились или нет ученики в минуту, не сказать, но разнять мальчишек получилось не сразу. Те били без разбора. То и дело слышались охи и ахи. Кажись, разнимающему мальчишке прилетело в глаз.

Медленно и плавно Хуа Линь спустилась с трёх бело-серых ступеней, всё также держа ровно спину и голову. Встряхнув рукавами, она сложила за спину руки, совсем не так, как должна сделать девушка, знающая этикет. А Хуа Линь знала и частенько плевала на него. Никто и слова не скажет ей.

Ряд учеников в бело-зелёных одеяниях с опаской подглядывали на Хуа Линь. Двое мальчишек пятнадцати лет, помятые, растрёпанные, в пыли, с дырами на ханьфу, тяжело дышали и смотрели исключительно на землю перед собой.

– Причина, – Хуа Линь смотрела на хулиганов. Они молчали. Рядом ученики тоже молчали. И так в который раз, никто и слова не скажет. Хуа Линь это знала, но всё равно для галочки спрашивала. – Повторюсь в последний раз: причина драки?

Она повернулась боком, рассматривая сочно-зелёную листву.

Мальчишки выпрямились, смотря всё также на землю, подняли голову и... продолжили молчать. Ученики рядом не смели ни головы поднять, ни голоса подать. Дело не столько в страхе перед старшим по возрасту, выше по статусу. Скорее дело в единстве, это же стыд сдать своего.

– Все в зал наказаний, – Хуа Линь резко развернулась, рукава крыльями взметнулись, и прошла мимо шеренги провинившихся учеников.

– Как все? – тихий, не верящий мальчишеский голос.

– Почему? – на грани рыдания девичий голос.

– За что?! – громкий мальчишеский голос.

Запомнить всех учеников у Хуа Линь не вышло с первых попыток, она взяла и бросила это утомительное занятие. Слишком много детей на одну неё. Глаза разбегаются, имена спутываются в единое месиво.

– В зале наказания скажите, что вас госпожа Хуа с горы Е отправила, – повернув к ученикам голову, сказала Хуа Линь.

– Учитель Хуа, – взмолились ученики. Но непреклонная госпожа Хуа с горы Е отвернулась и зашагала прочь от них.

– Попали, – протянул всё тот же девичий голос.

– Зато Ци по заслугам получил.

Голоса ещё пару раз влетали в уши, но скоро затихли. Хуа Линь точно направлялась на гору Е, где разместился её небольшой двор, утопающий в дарах природы. Его выделил прошлый глава школы десять лет назад, когда нашёл на этой самой, ещё пустой тогда, горе на вид тридцатилетнюю Хуа Линь. В рваной, с пятнами крови, странной для главы Лу одежде: широкие, точно длинная юбка, коричневые штаны, светло-серая лёгкая рубашка без завязок и пуговиц, кеды с белыми шнурками. С короткими, переливающимися цветом мëда волосами. Они лишь чуть перекрывали мочки ушей. Худая, кости впивались в тонкую, словно бумагу, кожу. Бледная, точно мелом натëрли.

Чёрные, как самая тёмная беззвёздная ночь в году, глаза устремили взор на главу Лу только к утру следующего дня. Странная девушка представилась Хуа Линь. И как глава Лу узнал из скудного объяснения, она из другого мира, в котором нет духовных сил, никто не летает по небу на мечах, нет демонических тварей, а понятие «совершенствование» используется в книгах, скрашивающих скуку людей.

Глава 2. Собрание полно оскорблений.

«Взгляд серых глаз, чей оттенок близок к цвету мокрого асфальта, как показалось Хуа Линь, тонким, острым крючком цеплялся за кожу».

* * *

Школа Сяофэн была основана тремя поколениями назад. Каждый из глав проявил себя ещё в начале своего пути, и становился главой постепенно, начиная с мелких дел. Только нынешний глава занял свой пост в спешке: прошлый глава Лу сначала пропал на полгода, а после вернулся без сил и на последнем издыхании. Никто и предположить не мог, что крепкий и здоровый глава Лу и двух дней не протянет. Успел лишь написать указ о передаче школы своему старшему ученику, поставить на бумаге печать, написать тайное письмо для Хуа Линь, которую специально с помощью их тайного способа позвал к себе, короткий разговор с ней – и всё: глубокой ночью глава Лу испустил последний вздох.

Нынешний глава не отличался ярым порывом сближаться с соседними школами, как это делали другие, дабы заручиться дружескими отношениями. Хуа Линь называла этот порыв трендом: одна школа начала делать, другие подхватили. Жалкий лесной пожар. Как будто это может спасти, если школа попадёт под гнев вышестоящих. Бред. Никто не поддержит, каждый трясётся над своей шкурой. Рисковать ради призрачных «дружеских отношений» никто не станет, даже не подумают, что там таить. Поэтому Хуа Линь одобрительно качала головой, в этом Чжу Сюй, нынешний глава, поступал правильно. Но остальное в нём ей мало нравилось.

Холодный взгляд каждый раз пригвождал, стоило Хуа Линь попасть в поле зрения главы. Настороженность. Фигура Хуа Линь не вызывала симпатии ни у одного старейшины, ни у одного учителя, ни у её соучеников. Если, конечно, не брать двоих, да и то они сами не на хорошем счету у других. Но и назвать банальное приветствие проявлением симпатии нельзя. Так, среднее. И Хуа Линь устраивало. Хоть носы не задирают, не отворачиваются показно, не кривятся. Всяко лучше.

Один из них стоял перед ней, смотря усталым взглядом. Шиди, Син Юй, не пользовался благосклонностью ни у одного соученика, ни у одного старейшины. Считали его слабым и не понимали, зачем прошлый глава его взял в ученики, словно тому не хватало имеющихся, да и силы в Син Юе не кричали о великих успехах и будущей славе.

– Зачем? – прошептала Хуа Линь, словно её слова – прямое оскорбление главы Чжу.

Син Юй пожал плечами. Его тоже в последнюю очередь ставили в известность. Син Юя не уважали, относились с презрением, часто не замечали. У него даже учеников было... всего один. И тот по случайности. Указал на Син Юя, который бледный в тот день стоял в главном зале. Единственный день, когда все выбранные, отобранные старшими будущие ученики школы Сяофэн могли выбрать любого учителя. Пока все выбирали известных учителей, на перебой кричали хвалебные слова, чтобы оказаться в учениках у выбранного учителя, этот парнишка подошёл и сказал, что пойдёт к нему. Знал бы он в тот день, что к Син Юю не из-за трудностей в характере не шли, выбрал бы его?

Но история не приемлет «если».

– Не пойду, – Хуа Линь повернула голову чуть в сторону. Нет, увольте. Идти в логово белого тигра добровольно? Нет, нет, она ещё не выжила из ума. Она приложила столько сил, чтобы отдалиться от первых попыток соучеников выйти на контакт, чтобы в лишний раз её не трогали. Случай со старейшиной Лю должен был окончательно оттолкнуть всех от неё. После того как нашлась пропажа, Хуа Линь наговорила столько прямых грубых слов, что старейшина Лю в первые на памяти Хуа Линь глупо открывал рот и не мог произнести ни слова. Сколько жалоб тогда получил Чжу Сюй, сложно сказать, но можно предположить, что их было не сосчитать.

– Всех собирает, – тише произнёс Син Юй. Его лицо утратило всякое благородство. Усталость прилипла к нему. Для Син Юя подобные собрания не лучшее времяпровождение, ему тоже не нравились они, но всё же на них ходил. Молча отсиживался и тихо уходил.

– Я не все, – буркнула Хуа Линь. Прозвучало избалованно и высокомерно.

Не прошло и минуты, как она сдалась:

– Старина Цзян тоже, что ли, идёт?

Син Юй пожал плечами.

– Ты не от него? – чёрные тонкие брови нахмурились. Между ними образовалась складочка. Лицо Хуа Линь сразу приобрело строгость. Привычные лень, лёгкий намёт высокомерия и избалованности в миг исчезли со светлого лица.

Син Юй часто проводил время в мастерской старины Цзян – ворчливого, вспыльчивого старейшины, у которого за всё время пребывания в школе Сяофэн не было ни одного ученика. Старина Цзян – младший из старейшин и самый не любимый. Да кому нравится, когда тебя отчитывают за малое? Правильно, никому. А если ты старейшина? Да это же удар грязным сапогом в лицо и втаптывание в жижу из вонючей грязи. А если учитель? Пощёчина, унижение способностей. Никто не выдержит. А Син Юй выносил общество старины Цзян. А Хуа Линь восхищалась стариной Цзян.

– Старина Цзян ещё вчера утром ушёл в город и должен был вернуться до полудня. Похоже, задержался.

– Ничего же серьёзного не могло произойти? – в слух размышляла Хуа Линь, смотря на Син Юя. Утончённое лицо с мягкими чертами, светлая кожа, чуть раскосые глаза цвета сочной травы, светло-русые волосы, высокий рост *. И как он мог не нравиться? Нужно быть слепым, чтобы относиться к нему, как будто он низшее существо. Судили по внешности, не добираясь до внутреннего мира. Так Син Юй внешне притягивал взгляды.

– Поговаривали, что в лесах стали находить тела людей, – совсем тихо поделился Син Юй, а Хуа Линь сделала к нему шаг. – На их телах нашли странные вырезанные знаки, похожие на секту Сюэян*.

Хуа Линь скрестила руки на груди. Секта Сюэян... Ничего подобного за время пребывания в школе Сяофэн не слышала.

– Секта Сюэян давно не проявляла себя, – продолжал Син Юй. – А в последнее время много людей пропали, одних нашли мёртвыми, другие как под землю ушли. Ни следа.

– А эта секта в каких направлениях развивается? – осторожно проговорила Хуа Линь.

– Они практикуют демонический путь.

Глава 3. Жалобы несут за собой разбор полётов.

«Белые одеяния не навечно сохраняют свой девственный цвет».
* * *

От возмущения старейшина Лю раскраснелся настолько, что цвет доходил, по меркам Хуа Линь, до варёного рака. Если даже не ярче. Красный-красный. Это точно не лёгкая краснота лица здорового человека. Старейшине Лю не помешало бы сходить к лекарям, может, те выявят на раннем сроке нечто ужасное и успеют уничтожить врага на корню.

– Глава Чжу, видите! Она же невоспитанная, грубая, слабая, смехотворная девчонка! – голос старейшины Лю гремел на весь зал, если, конечно, не за его пределами.

– Старейшина Лю, следите за словами, – Жэнь Лунь хмуро посмотрел на него.

– Что вам до моих слов! Вы лучше на неё посмотрите! – короткий палец ткнул в Хуа Линь. Её взгляд, полный презрения, был ответом на все слова старейшины Лю. – Её надо не на важное дело брать, а в зашей гнать из школы! Люди увидят и разнесут слухи, что в школе Сяофэн не лучшие учителя, а отбитые на всю голову дураки!

– И Вы, старейшина, занимаете первое место среди этих дураков, – спокойно произнесла Хуа Линь, внутри пребывая в смешанных чувствах. С одной стороны – глава Чжу с походом на великое зло – секту Сюэян – негодование, лёгкий шок, страх, с другой стороны – старикан с потоком оскорблений – злость, раздражение, желание ответить грязно и хлёстко.

– Да как ты смеешь?! – красное лицо приобрело тёмный оттенок, глаза раскраснелись, в них полопались капилляры. – Да я сейчас тебя!..

Старейшина Лю взмахнул рукой.

– Прекратите, – остановил его холодный голос главы Чжу. – Хуа Линь, проявляй уважение к старшим.

Старейшина Лю одёрнул одежду и со злорадной улыбкой посмотрел на зевнувшую Хуа Линь, скрывшую за широким рукавом желание закатить глаза. Как быстро старик почувствовал поддержку, аж краснеть перестал. Ещё бы чуть-чуть, и чёрным стал!

– Старейшина Лю, выбирайте выражения, – прилетело от главы Чжу. Старейшина Лю распахнул глаза и даже приоткрыл рот. Он явно не ожидал, что его, как какого-то мальчишку, будут отчитывать. – Вы не в грязном игровом доме и разговариваете не с пьянчугой без границ и манер.

– Глава, – ошарашенно выдохнул старейшина Лю.

Чжу Сюй поднял руку.

– Мы всё обсудили, план разработан и не приемлет внесения изменений.

Хуа Линь вздохнула. Чжу Сюй точно нацелился испортить ей жизнь. Но ведь никаких стычек, скандалов, ссор, всё спокойно было! А тут нате вам, держите и можете не расписываться. Секта Сюэян – такое важное дело, а берут её. Ту, что в учении среди своих на последнем месте, ту, что предпочитает свободную минуту подремать, а не практиковаться. Да у Хуа Линь ни сил, ни знаний, ни компенсирующих качеств! Она за десяток лет создала вокруг себя такую славу, что ни один в здравом уме, ни в отчаянной ситуации не станет приглашать её ни во что серьёзное, важное, стоящее жизни и смерти. Даже ученики старались лишний раз быстро скрыться при встрече.

Слава Хуа Линь летела впереди неё в школе, за её пределами... Хуа Линь не думала, что о ней знают за пределами школы. У неё ни одного достижения, ни успеха. У Хуа Линь ничего не было.

– Есть ещё что обсудить? – старейшина Лю поднял подбородок и обиженно сложил руки за спиной.

– Жалобы.

На слова Чжу Сюя старейшина Лю хмыкнул и победно посмотрел на зевнувшую Хуа Линь. Что-то, а зевать она умела мастерски. За столько лет отточила навык. Лучшее, что можно придумать, чтобы показать собеседнику о конце разговора.

– Давно пора, – прошептала Цзинь Янь.

– В таком случае, – вскинула руку вверх Хуа Линь, выходя вперёд в пустое пространство между старейшинами и учителями, – у меня есть жалоба. Она короткая и не настолько важная, как все ваши, но тем не менее она нуждается во внимании.

Хуа Линь устремила неодобрительный взгляд чёрных глаз на старейшину Лю, тот аж растерялся.

– Сделайте вы уже что-нибудь с бедной девочкой. Она так старается, так старается. Даже до горы Е звуки циня долетают. Они прекрасны, но какую ночь подряд невыносимо слушать. Девочка ещё пальцы не стёрла до костей?

Сначала краска сошла с лица старейшины Лю, под конец речи Хуа Линь он с новой силой раскраснелся.

– Это ты бездарь и лентяй! Тянь Юань – редкий талант! Её игра способна успокаивать души! Её мастерство растёт! Тебе до неё лет пятьсот учиться, а она добилась такого успеха...

– Так я не претендую на мастерство, – бесцеремонно перебила Хуа Линь, небрежно махнув. Старейшина Лю подавился слюной. Кашель вырвался из глубин его груди, забрызгивая пол прозрачными каплями слюны. Старейшина Мэй в стороне резко отступила ближе к колонне. – Я лишь прошу сделать так, чтобы она оттачивала своё мастерство и добивалась новых высот в другое время или же сделайте ей звуконепроницаемую комнату, поставьте барьер. Я ночами отдыхать от дневной суеты хочу, а не слушать душераздирающие, переходящие в праздничные пляски мелодии.

– А ты слушай! Слушай! Слушай и стыдись! Ученица лучше учителя!

– Старейшина Лю настолько занят учением учеников своих учеников, что уже не помнит, что я не учитель, – Хуа Линь подняла губы в улыбке. Но дружелюбия или примирения она не несла, скорее подчёркивала скрытый сарказм. В школе Сяофэн молчали об этом, но чуть ли не каждый знал: один из учеников старейшины Лю понабрал себе учеников и исчез. Где он – никто не знал. Поиски не увенчались успехом, потому старейшине пришлось взять, временно, конечно, на себя учеников своего непутёвого ученика.

– И слава богу! Такой позор ещё бы учил! Сиди на горе и не высовывайся!

– Так мне сидеть на горе или вы меня выгоните из школы? – припомнила Хуа Линь недавние слова.

Старейшина Лю втянул полную грудь воздуха.

– Старейшина Лю, ещё раз Вам напомню, Вы находитесь не среди грязного сброда, – мороз накрыл зал, звенящая тишина резко надавила на уши. – Следите за словами.

– Разве я не прав? – вскинулся старейшина Лю, устремляя свирепый взгляд на главу Чжу. – Не понимаю, как мой шисюн мог взять её в ученики. Такое недоразумение – пятном...

Глава 4. Убийственно-смертельно.

«...между тёмных елей прошла фигура в бесформенном плаще, прижимая к груди маленький свёрток.»
* * *

Тёмное беззвёздное небо смотрело на Хуа Линь. Или это она смотрела на него. Чёрный, запахнутый по самое горло ханьфу укрывал от возможных ненужных взглядов, позволяя сливаться с темнотой.

Обсуждение плана прошло мимо Хуа Линь. Она не углублялась в слова главы и соучеников. Вера, что Чжу Сюй передумает, не покидала ни на миг. Ну, куда ей до умелых учителей школы Сяофэн? Смех же. Только под ногами мешаться будет.

Вот и сейчас, стоя у ворот школы, Хуа Линь смотрела на тёмное небо с ненавязчивыми мыслями. Передумает. Или, точнее, передумал. Чжу Сюй точно передумал насчёт неё. Он же не хочет опозорить себя и школу. В чём-то старейшина Лю прав: её надо спрятать на горе Е и не показывать людям. Позволить бродить по территории школы и по праздникам разрешать смотреть на мир за распахнутыми воротами. Не больше.

– Какая глупость, – прошептала Хуа Линь, прикрывая глаза.

Не будь она в столь плачевном положении, точно ушла бы из школы и в жизни не пересекалась с её обитателями. Но у Хуа Линь ни родных, ни знакомых за пределами школы Сяофэн, ни знаний о внешнем мире, ни захудалого домика в глуши. Ничего, что могло бы помочь в первое время.

– Какая тихая ночь, – раздался голос за спиной.

Хуа Линь угукнула.

По плечу похлопали.

– Держи.

Хуа Линь повернула голову, открывая глаза. Старина Цзян протягивал ей мешочек.

– По мелочам.

– Спасибо, – Хуа Линь взяла мешок, и он исчез из вида. Она называла это: спрятать от чужих в потайной безразмерный рукав. Смотреть, что в мешочке, не имело значения, старина Цзян, если сказал «по мелочам», значит, мелочь нужная.

Ночную тишину, воцарившуюся между ними, нарушило ворчание:

– Тьфу, сидят в школе, головы у них туманятся, потом страдают люди. Старика оставил жопу греть и чаёк попивать, а тебя – с сектой разбираться. Глава, – скривился старина Цзян. – Что в голове у этого главы? А если в следующий раз скажет идти и со дна мёртвого озера достать кости бессмертной птицы?

– Будет тебе, – потянулась до хруста в спине Хуа Линь. Охнув, она схватилась за поясницу.

– Не нравится мне это, – нахмурился старина Цзян. – Ох, как не нравится.

Хуа Линь тихо хмыкнула, массируя ноющую поясницу. То, что освоить цингун* будет сложно, она знала, но чтобы сорвать спину, получить множество растяжений и вывихов, точно не могла предположить, когда учитель Лу, прошлый глава, принялся за её обучение и становление на путь совершенствования.
(Примечание: Цингун / 轻功/ qīng gōng – способность быстро и легко перемещаться, бег и прыжки за гранью способностей обычного человека.)

– Неспроста секта Сюэян объявилась, не спроста, – качнул головой старина Цзян. – Не ловушка ли это?

– Сходим, проверим, вернёмся и расскажем, – Хуа Линь прислонила ладонь к пояснице, слабое колебание всколыхнуло воздух возле. Тепло проникло под кожу от ладони через ткани. – Меня как бы тоже не радует, но это приказ главы.

– Сам бы сходил, – цокнул старина Цзян. – Отправил младших и сидит в своём кабинете жалобы перекладывает.

Хуа Линь коротко усмехнулась.

– Вот и ответ. Это наказание за многое множество жалоб на меня.

– Дети малые.

– Ладно тебе, – Хуа Линь легко похлопала старину Цзяна по плечу. – Хоть выберусь из школы в ком-то веке. Столько лет уже взаперти сижу.

Тихий смех ни капельку не успокоил старину Цзяна. Как хмурился, так и буравил тёмное небо.

– Будь осторожна, – тихое и серьёзное с толикой скрытого переживания.

– Не волнуйся, вернусь и на несколько дней поселюсь в твоей мастерской, – улыбнулась Хуа Линь. – Сам ещё прогонять будешь.

Все собрались вскоре, через одну чашку чая*.
(Примечание: одна чашка чая – 15 минут)

– Глава, – поприветствовала Цзя Минь. – Все в сборе, можем выдвигаться.

– Хорошо, – послышался за спиной тихий голос. – Тогда выдвигаемся.

– Вы с нами? – удивился ученик Сун Вэня, если память не подводила Хуа Линь.

Хуа Линь даже обернулась. Точно, Чжу Сюй пришёл. Действительно он. В простом коричнево-сером ханьфу с перевязанными лентой волосами в хвосте. И не скажешь, что он глава школы. Как украшения и одежда меняют внешнее восприятие.

– Конечно, глава с нами, – прочистила горло Цзинь Янь. – Это важное дело.

Хуа Линь усмехнулась про себя. Насколько важное, что взяли её с собой. Кого смешат, не понятно.

– Аж полегчало, – ученик похлопал себя по груди, глупо улыбнувшись.

– Выдвигаемся, – глава взмахнул рукой, и перед ним материализовался меч.

Только не это. Хуа Линь отвернулась. Как же она не любила полёты на мече. Взлететь и встать на гнущийся бамбук – да пожалуйста, с одной крыши перелететь на другую – будет сделано, пробежать по поверхности воды – ни слова больше. Но полёты на мече – это так не удобно и страшно. А ещё жёсткий ветер постоянно пытается содрать тебя с твоего же меча.

Полёт на мече – это неудобно, страшно, смертельно.

– Добираемся до леса Инь, у кромки ждём всех, – скомандовал глава.

Первые мечи поднялись в воздух.

Хуа Линь дёрнула уголками губ вниз. Хорошая возможность остаться в школе. Ни опасностей, ни косых взглядов. Одни плюсы, как ни крути.

Обернувшись, Хуа Линь сжала руки. Чжу Сюй смотрел на неё. Столкнувшись взглядами, глава протянул руку.

– Я помогу.

– Я лучше останусь, – Хуа Линь не теряла надежды, что Чжу Сюй сдастся, перехочет брать на себя такое неловкое, стыдное.

Чжу Сюй выдохнул через нос.

Сейчас длинную воспитательную беседу проведёт и отправит обратно на гору Е. И все будут счастливы и останутся со здоровыми нервами.

– Мы не зайдëм в город, можешь не переживать.

Хуа Линь нахмурилась. Она успела забыть сказку, сочинённую учителем Лу для других. В город ей нельзя, плохие люди ищут. Да, прошлый глава придумал отличный план. На удивление, рабочий план оказался. До сегодняшнего дня.

Глава 5. Обряд Верховного Владыки.

«Красная дымка поднялась из раны, моментально рассеиваясь в алой пыли»
* * *

Позади темнота давила и пугала.

Зажечь крохотный огонёк не подвернулось случая. Сначала страх, что найдут, потом...

Хуа Линь стояла в темноте и смотрела с высоты вниз, где ярко горели факелы. В центре стоял продолговатый белый с красными прожилками камень, вокруг него четыре бардовые кучки, соединённые желобами. Возле каждой стены стояли крепкие мужчины с копьями. Непримечательная одежда, пройти они мимо хоть в многолюдном, хоть в безлюдном месте, точно бы не обратила внимания.

Вроде отступала не сильно глубоко, а вышла на подобие окна над потолком зала, где будут проводить обряд, если судить по нанесённым непонятным знакам на стенах и по камню. Жертвенный, похоже.

Хуа Линь бесшумно постучала по лбу. Ничему жизнь не учит. Она втянула воздух и отступила. Пора возвращаться. Не ей геройствовать. Да где она и это качество? Смех один.

– Всё готово? – донёсся молодой женский голос.

– Да, Жрица, – тихий старческий.

Хуа Линь выгнула шею, но уловила лишь прошедших к камню людей. Сильнее выглядывать рискованно.

– Точно? – с напором прозвучал голос Жрицы.

– Конечно. Как я и предполагал, они клюнули. Дураки, – усмехнулся старик.

– Сколько?

– Одна крупная и три мелкие школы, – гордо озвучил старик.

Лицо Хуа Линь в миг потеряло все эмоции. Ни слов, ни эмоций.

– Им оставалось только заявиться в одеяниях своих школ, чтобы уж наверняка их не заметили. Надо же было проколоться уже на подходе. Мы над лесом установили засекающих воронов, они хорошо поработали. Каждый меч засекли.

«Говорила же, меч – не лучший транспорт».

– Отлично, теперь нам никто не помешает.

– Не переживайте, Жрица, они проснутся только к вечеру.

– Нам хватит времени.

Хуа Линь прислонилась к стене и прикрыла глаза рукой. Какой стыд. Как держать лицо потом? Задохнуться можно будет от смеха и смущения. Строили из себя лучших, а прокололись, не приступив к заданию, а взявшись за него, их уложили спать! Как знала, план наихудший. Кто его придумал? Пусть уволится с должности.

– Вы выбрали Верховного Владыку? – осторожно задал старик.

Жрица усмехнулась:

– Он сам себя проявил.

По коже пробежали мурашки. Было нечто зловещее в её словах. Явно мрачное скрывалось за короткой брошенной фразой.

– Мой первый Верховный Владыка, – восхищенно прошептала Жрица, – и он великолепен.

Хуа Линь нахмурилась. У них недавно прошли выборы новой жрицы? Или Верховный Владыка прошлый по наследству достался этой и куда-то делся, что теперь приходится выбирать нового?

– Подходящий час близок, – оповестил старик.

– Да, начинаем, – прочистила горло Жрица.

Минуты три ничего не происходило, Хуа Линь уже подумала уйти, как раздались шаги. Много людей вошло в помещение. Пристроившись так, чтобы оставаться в тени и в случае чего иметь возможность незаметно отступить, Хуа Линь стала свидетелем обряда.

Десять подростков в чёрных простых ханьфу с распущенными длинными волосами сели на колени перед камнем, низко опустив головы, положили руки ладонями вверх на колени. За их спинами встали люди в длинных бесформенных плащах с капюшоном на голове, держа что-то в руках. Жрица, на вид девушка лет двадцати пяти, обошла образовавшийся круг. На ней чёрный ханьфу с красными, белыми и серыми орнаментом со свисающей на мелкой цепочке того же цвета перьями на поясе. В руке Жрица держала на первый взгляд обычную кривую палку, но при детальном разглядывании – извилистые углубления по всей палке складывались в замысловатый рисунок. Кривой кончик имел три «когтя», которые не сразу бросались в глаза.

– Внести подношение, – Жрица прошла между подростками к камню.

Тяжёлые шаги стучали от стен. Пригнувшись, из тёмного прохода, появилась скрюченная фигура в бесформенном плаще с капюшоном на голове. Фигура выпрямилась. Хуа Линь вскинула брови и распахнула глаза. Высоченная фигура громко протопала к кругу из подростков. И только в этот момент Хуа Линь увидела то, что заставило её в миг нахмуриться. Высоченный держал на руках маленького человека с закрытыми глазами, точно он спал, в белых лёгких одеяниях. Мальчик или девочка – Хуа Линь не могла определить, да и не важно было. Маленький человек – подношение. Его, как скот, принесут в жертву.

Сжав кулаки, Хуа Линь хмурилась с такой силой, что складочка между бровями грозилась навеки вечные остаться там.

Жрица указала палкой на камень. Высоченный опустил маленького человека на камень, поправил одежды, волосы, собранные в замысловатые маленькие косы, и отступил.

– Сегодня великий день, – торжественно начала Жрица, вскидывая руку. – Сегодня новое начало с Верховным Владыкой. Сегодня семья Сюэян перестанет бояться никчёмных заклинателей. С сегодняшнего дня мы станем едины. Мы станем сильнее.

С каждым словом Хуа Линь всё отчётливее чувствовала подкатывающую тошноту к горлу. Такой бред она в жизни не слышала. Семья, владыка, никчёмные, единые, сильные... Хуа Линь тряхнула головой. Нет, ей не понять этих людей. Ей абсолютно не понятны все замашки этого мира. За всё время здесь, она никак не привыкла к ним. За две жизни подобного не видела. Было ли это хоть капельку нормально для этого мира? Для мира той жизни это преступление, осуждаемое народом.

Хуа Линь выдохнула.

В этот момент Жрица поднесла кривой, как лапа птицы, конец ко лбу маленького человека. Конец мягко вошёл в нежную кожу, разрезая её, как острое лезвие по тонкой дорогой коже, выводили рисунок. Хуа Линь передёрнуло. Она готова бежать, да ноги приросли к камню.

Конец палки качнулся и отодвинулся от лба маленького человека. Рисунок кровоточил так, словно кожу сняли со лба. Красная дымка поднялась из раны, моментально рассеиваясь в алой пыли.

Как заворожённая, Хуа Линь смотрела на красную дымку и на белое лицо ребёнка лет одиннадцати, а может, и тринадцати. В голове не укладывалась картина. Разве можно так?.. Это же ребёнок, маленький человек, который только-только начинает жить. Не ужели ни у одного не дрогнет сердце принести молодую жизнь в жертву?

Глава 6. Потеря чёткости.

«Хуа Линь перевела нечитаемый взгляд на серое небо, которое приобретало чёткие очертания потолка».
* * *

Сквозь толщу воды слышались частые глухие удары. Скривив лицо, Хуа Линь перевернулась на бок и прикрыла уши рукой. Старый дурак, слова за старое взялся! Раз ему обломали ночные игры на цине, он решил повспоминать практику «один удар – минус целые кости у врага». Разве старик Лю не оттачивал мастерство одного смертельного удара в начале своей жизни, будучи самим ещё учеником? Разве он не вспоминает давние свои учения раз в пол века, когда собирается вместе с другими старейшинами других школ всей Империи? Противный старикан! Чтоб его прихватило в важный момент! Вот так позор будет на его седую голову! И всё равно, что его волосы тёмные лишь с белыми висками.

Это точно издевательство. Хуа Линь приоткрыла глаза. Серый камень. Она отпрянула и хлопнула глазами. Откуда в покоях... Глаза распахнулись. Какие покои, старики и месть? Секта Сюэян, обряд, новый Верховный Владыка. Со скоростью света в голове пронеслись последние события.

С настороженностью Хуа Линь повернула голову на звук. Нечто лохматое, скрюченное, сидело рядом с её ногами и стучало камнем по полу. По другую сторону виднелся ночной просвет. Ночь ещё не закончилась, значит, не много времени прошло. Притянув к себе ноги, Хуа Линь тихо, осторожно поднялась. Лохматое существо продолжало стучать. Пусть так. Хуа Линь двинулась на свет. Так и есть, ночь. И если всё верно, через час или даже меньше день перейдёт в утро.

Хуа Линь приблизилась к краю узкого прохода и, положив руки по обе стороны, выглянула. Пахло сыростью, свежей срубленной елью и чем-то тяжёло-душащим. Но не запахи поразили. Тёмная вода поблёскивала под светом луны. Озеро то ли пруд и высоченная трава, переходящая в густой лес.

Не то. Она вышла не туда. Хуа Линь отступила, хмурясь. Как такое возможно? Не сворачивала, не поворчала, шла по памяти прямо.

Темнота.

Мысленно Хуа Линь шикнула на себя. Только она могла попасть в нечто подобное. Хуа Линь поставила ладони на бока поясницы, привычно массируя.

Стук за спиной прекратился. Хуа Линь точно статуей стала. Шорох.

– Гэ*, – нежный голос пробрал до мурашек. Волосы дыбом встали. – Гэгэ*.
(Примечание: Гэ / Гэгэ / 哥哥 – старший брат; (обращение к мужчине старше говорящего, но одного с ним/ней поколения))

Хуа Линь медленно повернулась так, чтобы видеть лохматое существо. Она ещё помнила, как её сбили и после ударили головой о камень. И здесь были только пострадавшая Хуа Линь и лохматое существо – девушка. Но не она привлекла внимание. Тёмная тень стояла сбоку. Только глаза посмотрели на неё, она кинулась.

Уйдя в бок, Хуа Линь вскинула руку и... ничего не произошло. Ещё раз. Ничего. Тем временем тень ударила ногой в районе живота Хуа Линь, но она увернулась, отступая. Духовные силы не чувствовались. Меридианы словно пересохли, в них исчезли силы.

– Гэгэ, – снова нежный голос. Волна раздражения поднялась.

Хуа Линь пригнулась и ушла от атаки, когда тень намеревалась то ли схватить её за грудки, то ли за шею. Выдохнуть с кратким облегчением не дали слабые, но остро ощутимые удары в спину. Хуа Линь втянула голову в плечи и оступилась в бок. Тень нарисовалась тут же рядом. Не видя иного выхода, Хуа Линь бросилась вперёд. Она ушла сразу от атак с двух сторон. Вставать спиной к противнику – одно из самых глупых вещей, и Хуа Линь ни за что не совершит её, потому она на бегу повернулась лицом к нападающим.

– Гэгэ, – отвлёк на себя голос.

Метнувшуюся тень Хуа Линь заметила с секундным запозданием. Отступила и ударила ногой. Этого хватило, чтобы тень, уворачиваясь, завалилась на бок и проехалась рукой по неровному полу. Она снова бросилась на Хуа Линь. Та отступила. И ещё. И... Опоры под ногой не оказалось. Рука схватила ткань и утянула тяжёлое за собой – тень полетела следом за Хуа Линь.

– Гэгэ.

Поверхность исчезла под ногами, пустота встретила их. Распахнув широко глаза, Хуа Линь сразу их зажмурила. Сердце упало в желудок, ударило и скакануло в горло, стуча перепугано.

Водная гладь разрезалась, поглощая незваных гостей.

Сердце билось в горле, мысли разлетелись по дальним углам, глаза обожгло, стоило разомкнуть веки.

Из первой жизни Хуа Линь имела навыки плавания, но за десять лет в этом мире ей ещё ни разу не приходилось плавать, если не считать процедуры в ванной, поэтому, оказавшись в озере то ли пруду, она с паникой поняла, что напрочь позабыла обо всём.

Пик панических мыслей приближался к крайней точке, как ноги почувствовали твёрдую поверхность. Мозг заработал со сверхскоростью. Оттолкнувшись, Хуа Линь задвигалась наверх. Она приоткрыла глаза на мгновение. Поверхность близко. Ещё парочку рывков и спасительный воздух. Ещё один, занесло вперёд... Рядом колыхнулась вода. Схватили за вороти и дëрнули. Горло сдавило. Хуа Линь хапнула вместо воздуха воды. Тошнота подкатила к опасной высоте по горлу.

Звуки ворвались с бесцеремонным выдергиванием из воды. Швырнули. Хуа Линь рухнула в жестковатую траву. Завалилась на бок и открыла рот. Озёрная вода вылилась. Спасительный вдох перекрыли рукой. Перевернули на спину. Замотав головой, брыкая руками и ногами, Хуа Линь ощутила, как остатки противной воды стекали по горлу. И снова тошнота. Такая сильная, до тёмных пятен в глазах, до шумовых пробок в ушах. Горло словно онемело.

Чужая тяжесть тела исчезла с новой, более сильной волной всепоглощающей темноты. Словно пробки выбило в электрическом щитке. На короткий миг всё возвращалось, отдавая болью то в горле, то в животе.

Чёрные ресницы дрогнули. Шершавое коснулось шеи. Веки распахнулись.

Тёмные верхушки елей уткнулись в серое небо и размешивали кончиками серость в нём.

Уже светло.

Лесная тишина ласкала слух.

Шершавое прошлось по шее.

Хуа Линь перевела взгляд в сторону. Чëрные, как само ночное небо, глаза встретились с ярко-синими. Драгоценные камни под лучами солнца.

Глава 7. Разговор со стариной Цзяном.

«Белая ткань балдахином скрывала находившихся по разные стороны».
* * *

Хуа Линь пребывала в прескверном расположении духа. Син Юй ушёл двумя часами ранее, оставив после себя наихудшее. Всё в жизни менялось, и даже шиди, который впервые принёс плохую весть. Теперь и его сторониться придётся.

В голове месиво из мыслей, чужих слов, своих воспоминаний. В голове не укладывалось. Собственными глазами видела обряд, нового Верховного Владыку, которому от силы лет четырнадцать, бледного маленького человека с подростками, которых бездыханными унесли. Да даже Жрицу видела. А короткий разговор со Син Юем перечеркнул увиденную реальность. Это было на самом деле, Хуа Линь уверена в этом на все миллиардные проценты. Невозможно, чтобы нечто подобное привиделось. Невозможно и точка.

Перевернувшись на бок, Хуа Линь вздохнула. После слов о секте Сюэян из головы вылетели все другие вопросы. Были ли они теперь важны, не понятно.

– Получу, – вздохнула тихо Хуа Линь. Даже представить не получалось, что ждёт. Отчитают точно, тут даже к всезнающим ходить не надо. А может, в этот раз терпение у всех лопнет, и они пинком спустят с лестницы из школы Сяофэн. Вот тогда действительно удар о дно жизни. Во второй раз. Неужели это неизбежно? Похоже, история повторяется, не обойдёт стороной.

Хуа Линь перевернулась на другой бок. Моментами по телу вспыхивала тупая боль. Голова, не переставая, гудела. Вспомнив об ударе, Хуа Линь коснулась лба с левой стороны. Шершавость не более, как от небольшой раны, после которой и шрама не останется. Хуа Линь хмыкнула. Вот они, чудо-лекари школы Сяофэн, правда, под начальством Цзинь Янь двор Яое* потерял многое. Когда заведовал лекарским делом глава Лу, было по-другому. Лекари более ответственно относились к своему делу, отношение со стороны было лучше. Что там говорить, те лекари поуходили после смерти главы Лу. Лучшие лекари разбрелись по уголкам мира. Безумно печально. Хуа Линь нравилось проводить время на заднем дворе Яое, пока Чжао Дацянь перебирал травы. Молчаливый на людях лекарь говорил много наедине. Чжао Дацянь нравились пионы, любил яблочный сок, чай с кусочками ягод, теплая облачная погода приходилась ему больше по душе, чем тёплая солнечная. А ещё Чжао Дацянь любил детей. В мире Хуа Линь он был бы детским врачом. Лучшим детским врачом.

Хуа Линь с радостью бы захаживала в Яое, только Чжао Дацянь ушёл сразу, как не стало главы Лу. Далёкое путешествие манило его давно, а он всё никак не решался оставить свой пост. Случай подвернулся, не радостный, не с кувшином вина и не с другом плечо к плечу. Куда именно ушёл Чжао Дацянь, Хуа Линь не знала. Глубоко внутри теплела надежда, что они ещё хоть раз встретятся.

Вспоминая о чудо-лекарях, в памяти нарисовывался яркий портрет девушки, живущей лекарским делом. Хун Сяоин пробыла всего два года в школе Сяофэн и ушла вскоре после Чжао Дацяня. Жизнь менялась тогда, а Хун Сяоин не справлялась с горем. Она попала туда, куда мечтала с детства, да не ученицей, но она хотела в школу Сяофэн, и она попала в школу Сяофэн. Хотела оказаться под крылом главы Лу, и она оказалась там. И Хуа Линь понимала её. Сама долгие годы нежилась под большим уютным крылом учителя Лу. И прекрасно понимала причину ухода и завидовала. Уйти Хуа Линь не могла. Страх сковывал нещадно. Оказаться одной без всего в большом чужом городе страшно до дрожи в коленках. Поэтому она на месте, в то время как другие давно покинули и место, и её.

Цзинь Янь справлялась с Яое, но всё равно было уже не то. Лекари сменились, отношение поменялось, «начальство» – как называла Хуа Линь Цзинь Янь – не имело отношения к лекарскому делу. Просто есть и всё.

Хуа Линь перевернулась на спину и тяжело выдохнула. Годы идут, забирая с собой важное – это неизбежно. Закрыв глаза, Хуа Линь впадала в размышления о странной тени, девушке, зовущей своего гэ, боли, перемещении по территории секты Сюэян. А ещё в памяти мутно мелькали два синих драгоценных камня. Почему? Зачем мозг хранит подобное? Или это часть краткой памяти, что очень скоро забудется?

Тяжёлый вздох, и Хуа Линь натянула одеяло на лицо. Слишком много мыслей. Единственные мысли, которые должны быть: о своём здоровье и о том, насколько сильно зол глава Чжу. От него зависело дальнейшее пребывание в школе Сяофэн. А вот действительно, Чжу Сюй может выгнать даже её? Хуа Линь стянула одеяло с лица.

– Возможно всё, – прошептала она и закрыла глаза. Попытки не думать и уснуть увенчались успехом не сразу. Для этого пришлось с боку на бок перелечь, на спине полежать, вспомнить и пропеть дважды детскую песенку, сбить одеяло и много раз то открыться, то закрыться. Последними мыслями были воспоминания. А ведь там перед тем, как упасть в воду, духовные силы словно исчерпались.

* * *

– А сам как думаешь? – ворвался громкий шёпот.

– Как ты смеешь кричать на старшего?

Если, услышав голос старины Цзян, Хуа Линь хотела подать признаки жизни, то, услышав старейшину Лю, решение притвориться мёртвой приобрело яркие краски.

– Такой позор! – прогрохотал старейшина Лю. Глухой удар оборвал его. Даже Хуа Линь прислушалась. Вроде как удар принадлежал захлопнувшейся двери.

– Раскудахтался, – бросил старина Цзян.

– Разве так можно со старшим? – тихий голос со стороны Цзинь Янь. Кто-кто, а она грубить даже не уважаемому собой старейшине не станет. Конец света должен в минутном шаге находиться, чтобы Цзинь Янь нагрубила старшему.

– Здесь кто-то старше меня?

Хуа Линь мысленно показала старине Цзян два больших пальца вверх.

– Плохо выполняете работу, – неожиданно мрачно выдал старина Цзян.

– Что Вы имеете ввиду?

– Она не пришла в себя.

– Приходила, – возразила Цзинь Янь.

– Раньше самые трудные и тяжёлые раны за считанные часы исчезали бесследно, а пострадавший на ноги мог встать через день.

Хуа Линь поборола вздох. Чжао Дацянь – лекарь с большой буквы, чудо в лекарской области. Он творил чудеса не иначе, а на восторженную реакцию отмахивался.

Глава 8. Ложь во спасение, правда за жалость.

«Хуа Линь с возмущением уставилась на спину, обтянутую тёмно-серой тканью».
* * *

Отдыхать? Приходить в себя? Нет. Сбежать в тот же день, как пришла в себя на гору Е? Вот это точно не требует рассмотрения, однозначно – да!

Всегда лучше дома. Думать, планировать, разбираться, жить, держать: всё дома.

Откинувшись на шершавый ствол, Хуа Линь отпила из коричневого кувшина с красной наклеенной ромбиком бумагой с названием. Слабое вино кислинкой осело на языке.

Всё-таки плохой идеей было отправляться к секте Сюэян. Плохой. Могла остаться и выспаться, потом развалиться на заднем крыльце с книгой. И не надо было бы охать и скулить при каждом движении. Словно испинали толпой, скинули со скалы раз десять, пустили по склону раз пять и потом ещё заставили пробежать марафон с препятствиями.

Хуа Линь тяжело выдохнула и сделала глоток хорошего вина, запасы которого пополнялись всего единожды главой Лу пять лет назад. Просто обронила, что хочет попробовать всё вино, какое только есть, и на следующий день учитель исполнил маленькую мечту. Первый кувшин лёгкого сладкого вина они распили на двоих тёплым летним вечером вскоре после появления винного уголка в поместье Юньцзянь.

– Куда катится жизнь? – вздохнула Хуа Линь, допивая вино, скрещивая руки на груди и прикрывая глаза.

Словно в другой жизни она смеялась с шуток учителя, который вечера проводил за учением необычной своей ученицы. Жизнь тогда не тягостной ношей на шее висела. Проще жилось, а сейчас...

– Знал, что найду здесь.

Даже открывать глаза не надо, чтобы знать, кто пришёл.

– Меня нет, – вяло ответила Хуа Линь, ударив неощутимо пустым кувшином в руке по боку.

– Глава собирает всех, – Син Юй выдохнул.

– Снова? – открыла глаза Хуа Линь. Нет, жизнь и правда катится с немыслимыми оборотами. За ней не поспеть!

– Надо быть, – Син Юй и сам не рад, по голосу слышно.

– Скажем потом, что нас солнцем ударило, и мы не смогли быть.

– Не получится. Там серьёзный вопрос.

– Вопрос серьёзный, а я нет, – протянула Хуа Линь.

– Вопрос про спасённых детей.

Хуа Линь подняла голову. Сквозь листву виднелся кусочек чистого голубого неба с редкими облаками. Она вроде тоже спасённый ребёнок... точнее... куда точнее – спасённый человек, и всё. Только никаких вопросов решать с ней не надо. Сама прекрасно справляется и справится.

– Если решили детей взять в ученики, мне нет никакого дела.

С появлением первых учеников у соучеников Хуа Линь клятвенно заверила не брать учеников. Пусть небеса треснут, земля льдами покроется, но учеников у неё не будет. Слишком это хлопотное дело, да и какие ученики, когда самой учиться и учиться.

– У Чжу Сюя к тебе разговор, – тихо произнёс Син Юй.

Хуа Линь даже наклонила голову и внимательно посмотрела на него. Никто не зовёт Чжу Сюя по имени, чаще главой, реже шисюном. А Син Юй и подавно не станет называть главу Чжу по имени.

– Это глава просил передать тебе, – быстро дополнил Син Юй.

– Мне так не хочется, – Хуа Линь свесила ноги. – Я больной человек, мне положен пастельный режим, питательная пища, никакой суеты, один покой.

Она мягко приземлилась и схватилась за спину.

– А мне покой светит только на том свете, – простонала Хуа Линь, массируя поясницу. – Пошли, а то и правда на том свете доставать будут.

Зал Цинтянь распахнутыми воротами и гомоном встретил младших.

Растерянно оглядев толпу, Хуа Линь вернула себе расслабленное лицо. Столько детей спасли из лап псевдо секты Сюэян? Вот так новость. Как они все там поместились? А нет, не все дети секты Сюэян. Кучками стояли и ученики школы Сяофэн.

Хуа Линь нахмурилась. Зачем здесь ученики школы? Неужели они выросли до того, чтобы брать себе учеников?! Но ведь они ещё маленькие для собственных учеников… Тем не менее, как быстро время летит.

– Сколько я спала? – буркнула под нос Хуа Линь.

– Нам туда, – Син Юй указал подбородком на ряд учителей и старейшин.

– А я думаю, нам туда не надо, – Хуа Линь расправила широкие лёгкие рукава тёмно-синего, почти чёрного, ханьфу. Конец весны одаривал трудно выносимой жарой, и надевать на себя многослойные одеяния – самоубийство. Будь воля Хуа Линь, она бы сидела в тени в майке и шортах, которых здесь и в помине не было, да и не поняли бы, увидь постыдное зрелище.

Хмурый старина Цзян первый заметил их. Кивнул и подошёл.

– Дураки, – проворчал он.

– И мы рады тебя видеть, – усмехнулась Хуа Линь.

Старина Цзян повёл широкими плечами.

– Благородные добродетели, – выплюнул он. – Дураки. Бестолочи.

– Поддерживаю, – зевнула Хуа Линь, боковым зрением ловя взгляды соучеников, старейшин и главы.

– Попрошу учеников разойтись, – голос главы Чжу прокатился по залу Цинтянь.

– Зачем они вообще пришли? – прошептала Хуа Линь, наблюдая, как быстро редеют ряды толпы.

– Поглазеть, – хмыкнул старина Цзян.

Народу лишь бы зрелища. Хуа Линь качнула головой, во все времена и мира. Ничего нового.

– Кстати, вон его нашли с тобой, – старина Цзян кивнул в толпу детей.

Хуа Линь посмотрела на каждого, но так и не поняла, конкретно который несчастный с ней оказался в лесу. Светловолосый низенький, худущий парень или чуть повыше худой брюнет? Или, может, этот полноватый, даже можно сказать, крепкий парнишка?

– С каждым из вас провели беседы, – глава Чжу вышел вперёд. – Каждого из вас спросили о дальнейшем пути.

Хуа Линь зевнула, отступила, обошла Син Юя и прислонилась к колонне. Долгие бессмысленные разговоры в толпу наводили тоску, клонило в сон. Хуа Линь успела сосчитать каждый ромбик на тёмно-сером ханьфу Чжу Сюя, а он всё говорил и говорил, как казалось ей.

– Мы надеемся, что вы нас не разочаруете, – вставил свои ненужные монеты старейшина Лю.

И началось не понятное. Куча имён с редкими знакомыми. Когда прозвучало имя Сун Вэня, Хуа Линь поняла: они разделили детей на себя. Каждый учитель выбрал себе новых учеников.

Глава 9. Уничтожение хрупкого.

«В чёрных глазах сверкнула молния, осветившая небо. Неуловимое сорвалось в губительный полёт».
* * *

Духота губила. Будь солнце, точно бы махом убило. Спасало положение серое, затянутое небо.

Неспеша Хуа Линь направлялась в Синхэ* навестить Син Юя. Третий месяц больничного сопровождался скукой и повышенной ленью. Выходить на редкие, но такие надоедливые беседы с учениками соучеников не хотелось от слова совсем, потому, не получив возражений со стороны главы, Хуа Линь продлила сама себе больничный на неопределённый срок, оправдывая тем, что такое случается раз в жизни. Правда, бессрочный больничный без всяких потерь. Даже скука не испортит приятную лёгкость в груди.

Втянув пахнущий предстоящим дождём воздух, Хуа Линь весело посмотрела на небо. На удивление день начался не с тянущей, как в предыдущие дни, боли в мышцах и спазмов в желудке. Проснулась и поняла, что ничего нет. Тихо и спокойно. Три месяца пробуждений от неприятных ощущений испарились. Радость рвалась из груди, потому решение наведаться к Син Юю стало самым правильным. Нужно же с кем-то поделиться своим хорошим настроением, не пропадать добру.

Кучку учеников Хуа Линь заметила сразу. Они весело шептались и хихикали. Сталкиваться с ними не хотелось, потому Хуа Линь сошла с широкой, выложенной светлым камнем дорожки. Благо от неё вела узкая тропа в сад Синхуа* и мастерскую Фэнган*. Тропой редко пользовались. Мало кто горел желанием бывать в саду Син Юя и мастерской старины Цзян.

– Ничего не будет, – долетел довольный голос мальчишки.

– Само собой, – рассмеялась девчонка.

– Даже если и узнают, нас не накажут, – поддакивал второй мальчишка.

Хуа Линь обернулась. Радостная, довольная толпа как раз подходила к тропке. Побороть себя Хуа Линь не смогла.

– Наглость, – холодность собственного голоса удивила. Лицо не выдало ничего, кроме недовольства.

Толпа дружно повернула голову в её сторону.

– Это нам? – низкий паренёк лет тринадцати смерил высокомерным взглядом Хуа Линь.

– Что она возомнила? – выше на целую голову девчонка скривилась.

– Ты хоть знаешь, кто наши учителя? – выпятив грудь, высокий крепкий паренёк сделал шаг.

Хуа Линь приподняла уголки губ.

– И кто?

– Учитель Жэнь, – с наглостью и гордостью оповестил крепкий паренёк.

– А, это всё меняет, – качнула головой Хуа Линь и тихо рассмеялась. Что, что, а Жэнь Луня она не боялась. Не дорос он, чтобы строить себя рядом с той, чей возраст подбирался к сорока годам за обе прожитые жизни.

– Чокнутая, – из глубины раздалось девичье.

– Проявляй уважение к старшим, – потребовал первый мальчишка.

– К кому? – пуще рассмеялась Хуа Линь. – К вашему учителю Жэню? Или к вам?

Что делал простой образ без строгих, дорогих или подчёркивающих статус одеяний, без сложных причёсок с богатыми, особыми или бросающимися в глаза заколками? Но ведь простой бордово-чёрный ханьфу сильно выделялся среди бело-зелёных ученических. Сразу ведь понятно, что Хуа Линь не ученик. И так облажаться. Позор для Жэнь Луня. Плохо учит своих учеников. При удобном случае припомнить нужно.

– Мы ученики учителя Жэня, учителя Цзинь, учителя Цзя, ты обязана их и нас уважать! – высокий голос девчонки, выскочившей вперёд, резанул по слуху.

Хуа Линь изогнула брови. Это они должны были проявить к ней уважение, а ситуация обернулась иным местом.

– В мои обязанности не входит уважение бестолочей, – Хуа Линь заложила руки за спину, – и их неспособных научить банальному учителей.

– Как ты смеешь?!

– А ну иди сюда!

– Покажем, как уважать!

Хуа Линь лениво взмахнула рукой, и толпу невоспитанных учеников окружило облако пыли. Крики и ругань просачивались сквозь серость.

– Бестолочи, – взмахнула рукавами Хуа Линь и направилась в сад Синхуа.

Обязательно расскажет Син Юю о невоспитанных учениках старших. Набрали учеников и научить не в состоянии. Себя бы натаскали сперва перед тем, как других учить.

Тропа завиляла, первые яблони предстали перед Хуа Линь, когда та увидела тёмно-синие столбы забора. Они указывали границу дозволенного хождения. По бокам золотистой витой арки росли молоденькие вишни. Усыпанная белой плотной крошкой дорожка утопала среди деревьев. Весной – неописуемая красота. Конец лета Хуа Линь любила из-за поспевающих плодов. Сочные, ароматные.

Если во дворе Юньцзянь пусто, значит Хуа Линь пропадала в саду Синхуа. Каждый раз она готова была оставаться жить в саду.

Вывернув к беседке, где чаще всего находился Син Юй или его ученик, Хуа Линь сбилась с шага. Воодушевление сменилось испугом. Первая мысль: ураган прошёл. Следом бредовая мысль о сражении.

– Что случилось? – Хуа Линь посмотрела на вышедшего из-за поваленной груши ученика Син Юя.

Ли Гаошуан поклонился и бросил взгляд в сторону беседки, от которой остались лишь колоны и местами пробитые низкие соединяющие заборчики.

– Кто напал? – растерянно оглядывая разрушенный сад, Хуа Линь обратилась к ученику.

Помедлив, Ли Гаошуан тихо проговорил:

– Ученики.

Глаза Хуа Линь расширились. В голове – не пропускающий вакуум. Пока мозг собирал картину воедино, глаза зацепились за белую фигуру на верхней ступени беседки.

– Син Юй, – Хуа Линь бросилась к шиди.

– Хуа-цзе, – тихо отозвался он, подняв голову к ней.

Больше слова не имели значения. На дне зелёных глазах плескалось губительное солёное море. Моргнув, Син Юй устремил взгляд вперёд.

– Как ты себя чувствуешь? – предать голосу жизни он не старался.

– Это они, да? – Хуа Линь сжала кулаки. – Толпа учеников.

Невоспитанные бестолочи. Перед глазами, как в знак издевательства, предстали лица учеников. Это точно они.

– Они думали, здесь можно практиковаться и... – голос Син Юя дрогнул.

– Они практиковали цингун и новые заклинания, – Ли Гаошуан не решался подойти близко и стоял за спиной Хуа Линь. Та поставила руки на поясницу и вскинула голову к небу, мелко мотнув ею.

Глава 10. Предложение.

«Белый, тёмно-бордовый, алый – от нижнего слоя до верхнего».
* * *

– Мне должны поставить памятник при жизни, после смерти – молиться, – простонала Хуа Линь, плюхаясь под ствол вишни.

– Будто это возможно, – рядом сел Син Юй, тяжело дыша.

– Не напоминай, – Хуа Линь откинулась на ствол, съехала чуть вниз и прикрыла глаза. – Немного отдохнём и вернёмся.

Син Юй рядышком угукнул.

Над головой пронеслась стайка воробьёв, скрываясь среди густой кроны. Лучи солнца который день прогревали землю, затрудняя работу на воздухе.

Облизнув пересохшие губы, Хуа Линь сложила руки на животе.

Выйти из собственного заточения оказалось, как вкусить самый лакомый кусочек желанного торта. Мир на девять месяцев сузился до периметра двора Юньцзянь. Ни носочка сапог не переступило границу. Хуа Линь стойко вынесла своё наказание. Лишь за закрытыми дверями и окнами готова была лезть на стены от невыносимой скуки. Раньше хоть прогуливалась по школе Сяофэн, а тут, как оказалось, собственный двор маленький. Последние месяцы лета, вся осень и зима, начало весны – взаперти у себя с редкими гостями раз в неделю. Син Юй и старина Цзян своим приходом вселяли в Хуа Линь всплеск терпения и заряд энергии. И она спокойно проживала неделю до следующей встречи, а они не пропускали, всегда приходили и приносили с собой еды, книг, новостей. Пару раз приходил с ними Ли Гаошуан, сбежавший от внимания учениц Цзя Минь. Бедный не знал, как от них отделаться. Решение нашлось – в конце осени Ли Гаошуан ушёл в долгую медитацию, из которой пока не вернулся, но планировал пробыть в ней ровно год.

За время своего заточения Хуа Линь перечитала всю библиотеку, некоторые книги не единожды. Практиковалась каждый день с духовным оружием – Цзиньлянь* – плетью. Первое серьёзное сражение с ней нанесло уж слишком сильный ущерб. Ученики, виновные в нападении на Синхуа, пол месяца пролежали в Яое. Перестаралась. Но сожаления ни капли. Была бы возможность – повторила. Хуа Линь частенько в первое время вспоминала, как плеть приятной тяжестью легла в ладонь, как золотисто-розовым сиянием совершила крюк, обвила девятерых учеников, подняла в воздух и била их разрядами. Весь ущерб пришёлся на духовные силы. Время совершенствования ушло в никуда для только вступивших на заклинательский путь детей, но это начало не давалось легко. Обидно, больно, злостно. И заслуженно.

По вечерам в первое время мучали мысли, что зря себя заперла. Как это со стороны выглядело? Признание вины? Покаяние в содеянном? Нет. Хуа Линь не раскаивалась, не сожалела. Заперла себя в наказание за так называемое превышение полномочий. Она как-никак не из зала наказаний, да и действительно перестаралась. В первый раз использовала Цзиньлянь в серьёзном деле, на первых тренировках бывало и хуже.

Какая суета поднялась тогда. Давно такого не видели. Одни бежали в Яое, другие за учителями и старейшинами, третьи мчались на гору Е за виновницей. Первым пришедшим был глава. Столкнулся с барьером. Хуа Линь вышла к главе на улице лишь единожды, чтобы сказать о своём превышении власти и наказании равном одному месяцу за одного ученика. Чжу Сюй приходил ещё дважды, но сталкивался с пустотой.

Сун Вэнь приходил раз, но Хуа Линь не вышла. Он оставил корзину с одеждой и едой и ушёл. Корзина так и осталась стоять на месте. Её потом унёс старина Цзян. Куда дел, Хуа Линь не спрашивала. Не сильно это и имело значение.

Всё девять месяцев Хуа Линь только и делала, что занималась непривычным в повседневной жизни – практиковалась, читала, медитировала. Пока что-то делала, время летело не заметно и мысли глупые не лезли.

К началу зимы Хуа Линь поняла, как снять установленный барьер над двором Юньцзянь, потому что, как выяснилось позже, она могла установить, а снять более сложные барьеры не имела ни малейшего представления. Пробовать и рисковать не стала. Оставила всё как есть.

За девять месяцев существенно ничего не изменилось. Только ученики подросли, повзрослели. Их отношение изменилось, словно плеть прошлась по всем, вставляя в нужное положение извилины. Редко можно встретить высокомерного паренька или скривившуюся девчонку. А к Хуа Линь так и вовсе стали относится с опаской. Инцидент с получившими по заслугам учениками в миг разлетелся по школе. А в каких ярких красках описывался – – обзавидуются писатели и художники. Теперь ученики старались поглядывать со стороны или издалека, при встрече поприветствовать и бежать. На беседах раз в две недели,ученики сидели тихо, редко кто осмеливался вести диалоги с Хуа Линь. Но смельчаки находились. Среди уткнувшихся в молчание имелся тот, кто не боялся и не стеснялся спорить. В такие моменты смешно наблюдать за остальными, в их глазах читался ужас. Как они ещё молиться не стали? Или, может, мысленно прощались со смельчаком?

Но время идёт, вода течёт, огонь горит, жизнь продолжается, история пишется. Год в своём неуловимом темпе прошёл со дня раскрытия барьера над садом Синхуа. За это время Хуа Линь не изменила себе: не взяла ни одного ученика, не перестала любить жареные лепёшки, не прекратила нежиться по долгу в ванной, не вернула прошлую маску вежливости, только перестала кланяться соученикам и разговаривать с ними. Может, и по-детски, только раз они провели черту между собой и младшими, значит, надо её придерживаться.

– Госпожа Хуа, – протянули в ухо.

Хуа Линь вздрогнула и открыла глаза. Точно, вот что не изменено: хвостик в видно подросшего парня, ученик Цзинь Янь. Вцепился после выхода из взаперти в Хуа Линь и так по сей день держался. Таскался по пятам, спасения от него нет.

– Госпожа Хуа.

– Гуляй, – Хуа Линь отвернулась и прикрыла глаза.

– Госпожа Хуа.

– Что ты хочешь? – Хуа Линь устремила обречённый взгляд на Ан Ханьсюя перед собой. Белозубая улыбка – показатель прекрасного расположения духа ученика. Горящие тёмные глаза красного феникса* – точно что-то задумал.

– Правда, что на задней стороне горы Е лес Ао? – Ан Ханьсюй подался вперёд. Его голос звучал тихо.

Глава 11. Город.

«Жёлтые леденцы на палочках: один в форме кролика, второй – рыбки».
* * *

Старина Цзян на пол минуты опередил Ан Ханьсюя, перескочившего порог ворот школы Сяофэн. Гадать не имело значения как, зачем и почему Цзинь Янь отпустила своего ученика в город практически одного. Уж точно доверия Хуа Линь не внушала. Скорее, Хуа Линь поверила бы, что Цзинь Янь строго-настрого запретила своему ученику и шагу делать за ворота с ней.

– Я же сказал, – довольно улыбнулся Ан Ханьсюй.

Хуа Линь пожала плечами.

– Чего тебе? – проворчал старина Цзян.

– С вами в город.

– Сдался нам, – старина Цзян первым двинулся к лестнице.

– Это он с нами, а не мы с ним, – пряча улыбку, Хуа Линь зашагала следом.

– Что-то меняется? – старина Цзян глянул на поравнявшуюся с ним Хуа Линь.

– Конечно, – важно кивнула она.

– Ответственность не на мне, – отмахнулся старина Цзян.

– И не на мне, – быстро отреклась Хуа Линь.

– За себя я сам отвечу, – вклинился в разговор Ан Ханьсюй.

Хуа Линь вскользь посмотрела по бокам. Деревья. Высокие, зелёные, большие. Ничего удивительного. Школа Сяофэн располагалась на месте разрушенной горы, которая утопала в зелени.

У самых ступеней их ждали.

– Рассчитано на двоих, – старина Цзян подошёл к коричневому коню с белым пятном вокруг глаза. Рядом тряхнул гривой пятнистый бело-серый.

Ан Ханьсюй положил руку на гриву бело-серого.

– Я не умею, – как вкопанная встала на предпоследней ступени Хуа Линь.

– Я умею, – Ан Ханьсюй прошёлся ладонью по гриве.

– Полезай на коня, а ты сюда иди, – старина Цзян встал у бока коня.

Неуверенно и с опаской Хуа Линь подошла к животному. Высокий, крупный, опасный, неизведанный.

– Берись, – старина Цзян показывал что-то или на что-то, но Хуа Линь неотрывно смотрела на глаз с белым пятном. – Ставь ногу... С кем разговариваю?

В следующую секунду вокруг талии обвились большие руки. Ноги оторвались от земли. Не успела рта открыть, как ощутила под собой жесткость седла и некстати перешагивание коня.

– Сапоги дырявые, – тихо протараторила Хуа Линь, вцепляясь в загнутую железяку перед собой.

– Ногу перекинь, – старина Цзян вскочил за Хуа Линь, беря поводья.

Было бы всё так просто. Сглотнув, Хуа Линь осторожно, со страхом подняла ногу и, поворачиваясь, перекинула её. Первые шаги коня, и она зажмурилась, сжимая ткань одеяния. Второй раз видела в живую, вблизи лошадь, и в первый раз на ней.

– Повозку надо было, – раздался голос старина Цзяна над головой. – А я лошадь.

– Нормально, – выдохнула Хуа Линь, приоткрывая глаза.

И вроде свыклась, начала привыкать, как минут через пять старина Цзян пустил коня в бег. Ан Ханьсюй обогнал их. Вот он отлично держался в седле. Сразу видно, опыт имелся. В отличие от Хуа Линь, которая в статую превращалась каждый раз, когда конь особо прытко подскакивал. Если бы не старина Цзян, точно бы свалилась.

Для внутреннего спокойствия Хуа Линь закрыла глаза, пребывая в напряжении до спокойного шага под собой.

Город Цайфу*, по слухам имел лучшее благодаря благосклонности Императора, ведь это родной город матери. В память о ей сын сделал всё, чтобы город процветал и помнил, благодаря кому всё делалось.

Хуа Линь открыла глаза лишь тогда, когда людской гомон возрос. Жилые дома в хорошем состоянии по обе стороны, словно в Цайфу не существовало бедности.

– В начале улицы кузница, а там уже улица Ярких красок, – сказал старина Цзян, замедляя коня.

– Улица Ярких красок? – Хуа Линь попыталась припомнить хоть что-то про улицу. Слышала это точно.

– Через неё можно попасть на улицу Ведущая к центру, там богатства и лучшая жизнь, – проворчал старина Цзян.

Конь под ними фыркнул и тряхнул головой, запуская волну сковывающего страха по телу Хуа Линь.

– Но купцы после центра едут на улицу Ярких красок. Лучшие товары там, купить можно почти всё, а то, что нельзя, говорят, что достанут это тебе.

– Бедных здесь нет что ли? – буркнула Хуа Линь, поймав взгляд дамы в розовом ханьфу хорошего качества.

– Борются, и, как видишь, успешно, – по голосу старины Цзяна стало понятно, что что-то не так с методами борьбы.

– Они что, бедных выселяют за пределы города? – просто от балды сказала Хуа Линь.

– Так и есть, – поравнялся с ними Ан Ханьсюй.

– Откуда знаешь?

– Не скрывают, – процедил старина Цзян.

– А как же Император, он ничего не делает? – повернула в бок голову Хуа Линь. – Или он закрывает глаза?

– Доказательств нет, – Ан Ханьсюй бросил быстрый взгляд в стороны остановившихся двух девушек, что, перешептываясь, провожали их взглядами.

– Никто не донёс до Императора? А как же те, кого выгнали? Они не свидетели?

– Кому это надо, – вздохнул старина Цзян.

– В одном деле слуха достаточно, чтобы человека жизни лишить, в другом веских доказательств и свидетелей недостаточно, – проговорила Хуа Линь.

Взгляды встречающих людей напрягали.

– Слова должны подтверждаться, – Ан Ханьсюй потянул поводья в бок, чтобы лошадь обошла неправильно стоящую, чуть ли не по середине дороги телегу.

– А кому-то их достаточно, – тихо вздохнула Хуа Линь и, не выдержав, спросила: – Что они смотрят?

– На красоту, – весело улыбнулся Ан Ханьсюй.

– Не льсти себе, – цокнула Хуа Линь.

Из дома, который они проходили, вышли двое. Средний полный и чуть выше и тоже полноватый мужчины. Они, не стесняясь, уставились на них, что-то обсуждая.

– Люди же, – вздохнул старина Цзян.

– Я тоже человек, но не пялюсь на посторонних, – мотнула головой Хуа Линь.

– Ты не появляешься на людях.

– Бываю, – возразила Хуа Линь.

– Син Юй и я не считаемся, – парировал старина Цзян. – И разовые часовые встречи в две недели с учениками тоже не считаются.

– Детей много на одну меня, – буркнула Хуа Линь.

– Откажись от них.