Глаза дракона

Пролог. Спящий дракон

画龙点睛 [huà lóng diǎn jīng]

(кит. идиома: “рисуя дракона, нарисовать глаза” — нанести завершающий штрих, одним штрихом оживить картину).

Высоко в небесах, так высоко, что пространство и время теряли свой смысл, в прекрасном золотом дворце спал дракон. Сон его был крепок и безмятежен, колоссальное чешуйчатое тело, свернутое в кольца, поблескивало в нежном утреннем свете драгоценным нефритом. Его сон не могло прервать ни пение птиц, ни далекие, словно громовые, раскаты, ни тепло солнца, нагревающее чешую. Даже полное печали прикосновение старого друга не заставило дрогнуть его веки, ни на мгновение не сбилось ровное дыхание.

Он спал сотни лет, но много ли значит время в прекрасных чертогах, где царит вечная весна, где бирюза неба всегда безмятежна, а воздух сладок от цветущих вишен?

– Пора бы тебе проснуться, друг мой и вечный соперник, – требовательно проговорил юноша в золотых одеждах, опирающийся на посох, – пора вернуться в Небесные чертоги, найти свою жемчужину и хранить границы, как хранили их всегда драконы. Слишком силен стал правитель Диюя, возросло его влияние на наместника твоего в подземном царстве, слишком многое он позволяет себе. И демоны уже расшатывают печати…

Огромный дракон тяжело вздохнул, словно силился проснуться, колыхнулись кольца, сверкнула чешуя, и вновь стал глубок его сон.

Грустно улыбнулся юноша:

– Что ж, там где бессильны всемогущие, приходится искать помощи у смертных. Раз твои соратники и слуги забыли, как можно тебя вернуть, придется мне.

Мелькнул золотым всполохом посох, и юноша исчез, чтобы появиться в точно таком же дворце, но там, где время было быстротечно и безжалостно. Опустилось оно на его плечи, пригибая к земле, испещрило молодое лицо глубокими морщинами, даже золотые одежды потеряли свою яркость и блеск, и только глаза остались веселыми и яркими, словно янтарь, пронизанный солнечными лучами.

Был тот час, когда ночная тьма превращается в неверные утренние сумерки, когда глубокая тьма уже отступила, но свет еще не вступил в свои права. Над спящим Пекином занимался бледный рассвет; привычный для жителей поднебесной смог прятал солнечные лучи в сероватой, горько пахнущей дымке. Ни души не было в Запретном городе, даже бдительная охрана задремала на своих постах в тот час, когда старик, удивительно стремительной для своих лет походкой, вышел из окутанного безмятежной тишиной Дворца земного спокойствия и остановился, окидывая взглядом дворцовый комплекс:

— Aiyōu, – протянул он, укоризненно покачав головой, — как потускнел императорский дворец без присмотра!

Он сделал несколько шагов по лестнице, озираясь и недовольно цокая:

— Стоит добавить сюда красок и золота.

Глава 1. Неслучайные знакомства

Давным давно, когда в мире было много ци, увидел дракон Шень жену своего брата - земного Императора, и прекрасна она была, словно распустившийся цветок лотоса.

— “Погода была прекрасная, принцесса была ужасная”, — изобразив на лице кривую улыбку, прокомментировала мать, понизив голос, когда Лина нашла ее в толпе желающих приобщиться к современному искусству.

На улице пылал жарой июньский полдень, вручение дипломов должно было начаться через пару часов, и Лина искренне надеялась, что успеет незаметно улизнуть с презентации очередного протеже матери.

Она бы вообще пропустила открытие выставки еще одного современного художника, но мать настояла, и вряд ли бы нашелся человек, который смог бы не стушеваться и отказать известной московской галеристке и покровительнице молодых дарований.

— Привет, мам, — Лина покорно подставила щеку, ее окутало тонким запахом пионов, и материнский поцелуй растаял в паре сантиметров от кожи — конечно, нельзя же испортить макияж.

Татьяна Ларионова была воплощением элегантности и стиля. Как она сама постоянно твердила Лине, предпочитающей любой продуманной укладке небрежный пучок, держащийся на кисточке или карандаше попавшими под руку, — женщина должна олицетворять собой то, чем занимается. А занималась Татьяна Ларионова подбором картин для частных коллекций, владела галерей современного искусства и блистала, как организатор вот таких закрытых выставок.

Когда-то давно она мечтала стать художницей и, насколько могла судить Лина по старым работам матери, найденным на чердаке дачного дома, подавала большие надежды. Но на практике в Италии, куда Татьяна попала едва ли не случайно, познакомилась с отцом Лины и теперь уже бывшим мужем. Он-то и сбил молодое дарование с пути истинного.

— Что на тебе надето? – мать отстранилась и придирчиво оглядела ее с головы до ног, как если бы Лина была одним из полотен, представленных ей для оценки. — Я же предупредила тебя, что здесь будет Виктор. Я показала ему несколько твоих работ, он планирует купить ту, с поталью. Не лучший выбор, на мой взгляд, но для начала — очень хорошо. Нарисуешь пару похожих, выставлю их у себя.

— Мам, мне надо тебе кое-что сказать, — начала было Лина, для храбрости сжимая свою маленькую сумочку так, что мелкий бисер впился в пальцы, но мать оборвала ее, заметив кого-то в толпе:

— Не стой столбом, пообщайся с людьми, тебе пора самой заводить полезные знакомства. Через полчаса найди меня, познакомлю тебя с Виктором, — она еще раз оглядела ее. — И туфли эти дурацкие! Надо будет поговорить с твоим отцом, чтобы проследил, что ты не сидишь постоянно в музеях, хотя бы, когда гостишь у него.

— Я как раз хотела с тобой…

— О, То Лао! Такая честь видеть вас здесь! — мать повернулась к ней спиной, переключив все внимание на пожилого китайца. — Право не ожидала, мне казалось, что современное искусство немного не в вашей сфере интересов.

— О, что вы, Татьяна, интересно посмотреть на что способны молодые художники, — взгляд мужчины скользнул по Лине, блеснула золотая оправа очков, и он переключил все внимание на ее мать.

Вот с кем бы Лина с удовольствием познакомилась. То Лао был известным реставратором, лучшим. Более двадцати лет он работал по всему миру, но неизменно возвращался туда, где оставался практически богом – в Запретный город в Китае. Но мать была уверена, что Лина забыла о мечтах стать реставратором. Что ж, ее ждет большой сюрприз, когда она узнает, что дочь закончила вовсе не факультет живописи.

Лина вздохнула, оглядывая посетителей — сплошь элегантные гости, пришедшие не столько посмотреть полотна, сколько приятно провести время. Безусловно здесь были и истинные ценители, возможно из числа друзей самого художника, но в основном — меценаты вроде ее матери и Виктора, галлеристы и те, кто искал возможности выгодно вложить свои капиталы. Она обошла по кругу два зала, задерживаясь у каждой из картин, и, наконец, остановилась в дальнем углу, где висел огромный, практически во всю стену холст с щедро рассыпанными по белому фону зеленовато-голубыми кругами. На некоторых рука художника дрогнула, хотя Лина не исключала, что подобное было сделано специально, и пятна размазались, потеряли свою геометрическую округлость и стали напоминать диковинную чешую.

В затылок приятно дул кондиционер, охлаждая шею и покачивая снова упавшую на лицо прядь, и Лина замерла любуясь тем, как плавно кружатся в теплом солнечном свете, пронизывающим серое, пустое пространство галереи мелкие пылинки. На фоне бетонных стен, белого холста и зеленоватых пятен они казались волшебной золотой пыльцой.

— Красиво, правда? — раздалось за спиной на английском с сильным акцентом.

Лина моргнула, вдыхая, словно всплывая из глубин своего воображения и, обернувшись, увидела То Лао, который разглядывал полотно с искренним интересом.

— Не совсем то, что мне нравится, — неожиданно честно ответила Лина, хотя не соглашаться с мэтром было странно, мать бы точно улыбалась и кивала, впрочем разбираться в современном искусстве было ее работой. — Я предпочитаю менее абстрактную живопись.

— Легко восхищаться тем, что близко и понятно, — с улыбкой произнес То Лао, — удивляться и принимать чуждое — требует гибкости ума, или же это чуждое должно быть неоспоримо прекрасным.

Он помолчал, разглядывая картину поверх очков, и добавил, не глядя на нее:

Глава 2. Портрет

Строго следили за красавицей, но была она не только красива, но и умна, и придумала способ ускользнуть от пристального надзора

— Мам, я вернулась! — Лина с облегчением прислонилась к прохладному металлу двери, наощупь закрывая замок одной рукой, а второй привычным движением закидывая клатч на трюмо.

Тот шлепнулся с гулким звуком и проскользил до зеркала, мелкий бисер клацнул по стеклу. Лина, скинула туфли и замерла на мгновение, вглядываясь в свое отражение: растрепавшиеся волосы золотым пушистым ореолом обрамляли раскрасневшееся от жары сияющее лицо. Коридор тонул в закатных лучах солнца – золотистые пылинки кружили точно так же, как утром в галерее. Лина сощурилась, улыбаясь, проводя рукой в воздухе и представляя, как в детстве, что это волшебная пыльца, которая подчиняется ей, чувствуя, как внутри разливается счастье: у нее получилось! Вожделенный диплом получен, долгие часы учебы, просмотров и практик позади, а впереди работа в самом Эрмитаже.

Ноги гудели от долгой прогулки с одногруппниками, хотя она и ушла в разгар веселья. Празднование выпускного планировалось на всю ночь, все собирались в бар, потом куда-нибудь потанцевать, но Лина не хотела лишний раз провоцировать мать на вопросы.

Она прошлепала босиком по приятно-прохладной плитке пола:

— Мам, ты дома? — позвала она еще раз, заглядывая в кабинет, но матери там не было, только прохладный полумрак: окна выходили на север и солнце сюда не заглядывало.

Это означало, что у Лины в распоряжении был весь вечер: если мать не вернулась рано, то скорее всего ужинает с партнерами, и можно успеть продумать, что и как говорить. Но стоя под прохладным душем, Лина размышляла о том, что лучше взять в Петербург и какой из экспонатов ей могут поручить для реставрации.

Спустя четверть часа посвежевшая, смывшая непривычную и порядком надоевшую за этот жаркий день косметику Лина, напевая веселый мотив и пританцовывая, вышла из душа.

— И когда, скажи на милость, ты собиралась мне сказать? — голос матери пригвоздил к месту, хотя звучал обманчиво-мягко, а лицо оставалось совершенно безмятежным.

Лина замерла, неловко придерживая полотенце на груди, чувствуя себя совершенно беззащитной и ежась от того, как неприятно капает на спину с мокрых волос.

— Я… Мам, я только оденусь и мы поговорим, — Лина двинулась было в сторону своей комнаты, но мать сделала шаг вперед, преграждая ей дорогу.

Безупречные лаковые туфли остановились в каких-то сантиметрах от босых ног Лины.

Мать двумя пальцами подняла диплом и качнула им перед ее лицом:

— Это что такое?

— Мой диплом, — Лина дернулась было его забрать, но мать отступила на шаг назад.

— Поправь меня, возможно, в мои годы мне уже изменяет память, — голос звучал тихо, но Лина сжалась, комкая полотенце на груди: именно таким тоном мать разговаривала с ней, когда была чем-то недовольна, — кажется, ты училась на кафедре монументальной живописи?

— Изменяет, — неожиданно даже для себя огрызнулась Лина.

Перед глазами уже была мутная пелена, но она заставила себя продолжить:

— Ты совершенно забыла, что я хотела стать реставратором!

— О, как ты заговорила, — мать сложила руки на груди, приподнимая брови в притворном удивлении. — Очень удобно предаваться своим детским мечтам, когда мать все за тебя делает! Я тебе искала клиентов все это время, вводила тебя в сообщество. Прекрасно приходить на все готовенькое и потом заявлять, что ты там хотела!

— Я не просила тебя этого делать, — Лина некрасиво шмыгнула носом, чувствуя себя совершенно беззащитной и несчастной в этом дурацком полотенце, с мокрыми волосами, противно липнувшими к шее, — я говорила, что я хочу сохранять то, что уже есть! И если и рисовать, то свое! То, как я вижу, а не как надо, чтобы понравится твоим друзьям!

— Не смей так разговаривать! Ты и так мне врала все это время! Просто кошмар! Спасибо Виктору, хоть от него я узнала, чем занимается моя дочь… Что ты, оказывается, такая талантливая, чудесная девочка, и “рисовать умеет, и как замечательно, что я поддерживаю такой необычный для нашего круга выбор профессии”. Мне еще никогда… никогда не было так стыдно, Лина! Ты представляешь, какими глазами я смотрела на него, пытаясь понять, о чем вообще он говорит?

— Тебе было стыдно за то, что я получила высшее образование? — вздрагивая от подкатывающих рыданий, проговорила Лина. – Или что? Я не вписываюсь в твое блестящее общество и распугиваю тебе клиентов своим непривлекательным внешним видом? Было удобно говорить всем, “ох, не обращайте внимания на ее наряд, она просто много рисует, понимаете, немного не от мира сего, так погружена в творчество”? Или ты думаешь, что я ничего этого не слышала и не замечала?

— Я просто хотела, как лучше, — ничуть не смутившись ответила мать, — ты не понимаешь, что такие истории прекрасно продают твое творчество! А с моими связями…

— Не нужны мне твои связи! — рявкнула Лина и замерла, слушая заполошный стук собственного сердца.

— Вот значит как, — спустя бесконечно долгую паузу проговорила мать, — вот как ты все вывернула. Что ж, есть в кого.

— Не надо приплетать сюда отца!

— Нет-нет, я все поняла, — мать впихнула ей в руки диплом, — ты у меня теперь самостоятельная. Я-то думала, что это все какая-то чудовищная ошибка. Была готова договориться с кафедрой, чтобы осенью ты пересдала сессию и защитилась. Но оказываться, ты уже все решила. Прекрасно. Тогда будь добра, дальше без меня.

Глава 3. Реставрационные мастерские

И была жена императора необычайно искусна, и имела редкий дар наделять своей ци то, что создавала своими руками

— Выложите из карманов телефоны, ключи и металлические предметы, — гулкий монотонный голос сотрудника аэропорта разнесся над очередью пассажиров, прибывших рейсом из Москвы и торопящихся пройти в зону паспортного контроля.

То Лао прошел через металлоискатель, вежливо улыбаясь и не переставая быстро перебирать пальцами, вращая в левой ладони тяжелые металлические шары баодин.

Бдительный охранник, заставляющий выворачивать карманы практически всех путешественников, скользнул по нему безразличным взглядом, даже не задержавшись на ловких пальцах, и пропустил, ничего не сказав.

То Лао подхватил потертую, но добротную и дорогую на вид кожаную сумку свободной рукой и неторопливо отправился на выход из аэропорта — путешествовать он предпочитал налегке.

Петербург встретил его низким небом и ливнем, столь сильным, что ожидающее у терминала прилёта такси показалось зыбким мороком. Проводив взглядом ворону, которую, несмотря на старательные взмахи крыльев, снес шквалистый ветер, он поправил немного помявшийся за время полета ворот-стойку шелкового пиджака-мандарина, чтобы за шиворот не попали капли, и поторопился скрыться от непогоды в салоне машины.

Долгих для простого смертного тридцать лет он много путешествовал, делясь опытом и знаниями, пусть даже никто и не мог вспомнить, как именно в Запретном городе появился главный реставратор.

Иронично получилось: Шень всегда твердил, что То несет лишь хаос и подбивает его на всякие глупости (как будто соблазнение жены земного императора не было веселым приключением!), но теперь, пытаясь пробудить друга, он только и делал, что восстанавливал и сохранял.

Где внимание, там и энергия: ничто не может лучше восстановить ци, которой так не хватает в мире без Небесного дракона, чем спокойное созидание.

Поначалу То Лао надеялся, что сможет справиться с пробуждением друга сам, но он слишком был связан с небесным дворцом, чтобы собрать достаточно энергии, ее не хватало даже на поддержание молодости его воплощения.

Без Дракона поток ци утекал в Желтый источник, нарушая баланс. Поэтому, став главным реставратором Гугуна и возвращая былое великолепие земной резиденции императора, То Лао не прекращал поиски простого смертного, чьей жизненной силы будет достаточно, чтобы пробудить его друга.

Золотой шпиль Адмиралтейства, казавшийся ослепительным даже в дождливом сумраке, дарил надежду. Как дарила ее девушка, работающая сейчас где-то в этом хмуром городе. Ему будет приятно посмотреть на древние вещицы прежних императоров, восстановленные умелыми руками. Жаль, что теперь некому наполнить их энергией; в давние времена, когда работал мастер, драгоценные нефритовые гребни, вышедшие из под умелых рук, могли защитить владельца от сглазов, тонкий, словно паутинка шелк — остановить смертоносный клинок, а бумажный зонтик закрыть от огненной стрелы. То, что большинство смертных людей называло волшебством, утекало из мира, и больше всего То Лао хотелось это остановить.

***

— Ты всегда можешь уехать страдать к отцу в Италию, — фыркнула Нина, крепко удерживая большой зонт, который ветер так и норовил вырвать из рук. — Будешь есть джелато на пьяцца Република! Гулять, пить апероль и…

– Наслаждаться солнцем, да-да, – без особого энтузиазма подхватила Лина, перескакивая через очередную лужу.

Она только что рассказала Нине, что наступил последний день практики, а в штат ее все еще не взяли.

Нина тоже была реставратором, они подружились, когда та приезжала в Москву. Училась Нина в академии Штиглица, была немного старше, и вот уже два года работала в мастерских Эрмитажа, где они и столкнулись вновь.

— Если только поехать, чтобы посмотреть реставрацию купола Санта Мария дель Фиоре. Кстати, ты в курсе, что чтобы просто очищать облицовку собора от грязи, надо иметь диплом реставратора?

— О, вот она вершина твоей карьеры! — сделала страшные глаза Нина. — Хотела бы я видеть лицо твоей матери, когда ты ей скажешь со своим восторженно-вдохновенным видом, что будешь мыть собор.

Лина фыркнула: на расстоянии от матери подобные шутки действительно казались смешными.

— Но ничего, я не теряю надежды, что когда-нибудь ты научишься отдыхать, — Нина ловко перепрыгнула через лужу, не замочив ног. — То ты отговаривалась тем, что должна учиться только на отлично и пропускала все тусовки, теперь, выпустившись, ты собираешься закопаться в работе.

— Я еще не получила работу, — буркнула Лина в ответ, зябко ежась от мокрого ветра.

Они, вынырнув из метро, торопливо шли по залитой потоками воды улице. Несмотря на лето, небо Петербурга хмурилось тучами и поливало дождями без перерыва уже больше месяца, поэтому даже мечты о возможной поездке к отцу не казались Лине прекрасными — сложно поверить, что где-то может быть иначе и светить солнце, если уже не помнишь, как оно выглядит. К тому же постоянную работу она еще действительно не получила.

Подготовка экспонатов к выставке подходила к концу, у нее все получалась прекрасно, но вот в штат с распростертыми объятиями ее пока никто не принимал.

— И это говорит отличница, которую с руками, пусть и изрезанными мозаичными кусачками и стеклом, взяли готовить экспонаты для крупнейшей выставки Эрмитажа! Не ценишь ты себя… — вздохнула Нина, стряхивая со светлого плаща капли, когда они достигли крыльца реставрационных мастерских.

Глава 4. Урок каллиграфии

Стал дракон Шень наведываться во дворец, восхищаться мастерством и красотой императрицы, и все благосклоннее принимала она его похвалу.

К началу пресс-показа выставки Лина опоздала.

Сначала она никак не могла выбрать подходящий случаю наряд: ей хотелось выглядеть красивой и элегантной, уверенной в себе. Чтобы можно было спросить, наконец, про работу и выглядеть серьезным специалистом. Спустя пару часов все содержимое платяного шкафа было разбросано по комнате.

Но несмотря на все ее старания, из зеркала смотрела тонкая девушка с испуганными глазами и похожая скорее на принцессу, попавшую к дракону, нежели на опытного специалиста.

Увлеченная выбором платья, она забыла высушить волосы, и теперь светлые пряди завились от влаги. Серебристо-серое платье на тонких бретельках и жемчужного цвета пиджак делали ее слишком нежной и воздушной, а глаза подведенные стрелками казались огромными на бледном лице.

Она слишком походила на ту девушку, которой хотела видеть ее мать. Но переодеваться было уже некогда. Лина подхватила маленькую сумочку, поспешно надела лодочки на тонких и совсем неудобных каблуках. Но может быть хотя бы пара сантиметров, добавленных к ее росту, позволят ей чувствовать себя увереннее.

Но сразу, как только она захлопнула за собой дверь, у нее застрял в выбоине плитки и едва не сломался каблук, и она чуть не пересчитала все ступени старинной лестницы в парадной. Потом уже на улице, морщась от легкой измороси, она поняла, что придется вернуться за зонтом, и чуть не забыла телефон, на котором проверяла время, и, в довершении всего, ее не сразу нашли в списке приглашенных, когда она, наконец, добралась до Эрмитажа.

Лина могла бы посчитать все это досадными случайностями, если бы последние несколько недель с ней постоянно не происходило бы нечто подобное.

Она забывала дома то телефон, то ключи, постоянно оступалась на улице, сталкивалась с прохожими, и даже сэндвич, заменявший ей обед, как-то раз утащила одна из наглых чаек, разрезающих грязновато-белыми крыльями прохладу над Невой. Неприятности прекращались только тогда, когда она рисовала или работала.

Она поделилась тревогами с подругой, но Нина только рассмеялась, когда Лина сообщила ей о своих опасениях, что потихоньку сходит с ума, и сказала, что для ненормальной или больной чем-то неизвестным у нее слишком цветущий вид и слишком целые для реставратора пальцы.

Вот и сейчас до Лины в зал вошли еще несколько опаздывающих человек, но только за ней дверь закрылась с громким хлопком, прервавшим речь Тараса Вадимовича. Старинные зеркала в тяжелых золоченых оправах отразили ее пунцовеющее лицо, и Лина поспешила сесть, стараясь убедить себя, что никто вовсе не смотрит укоризненно.

— Весьма эффектное появление, — дыхание показалось прохладным ее явственно пылающему уху, и Лина отшатнулась от неожиданности, от чего ножки стула неприятно проскрежетали по полу.

— Вы?!

Она уже готова была провалиться сквозь землю от стыда, когда поняла, что звук потонул в аплодисментах: Тарас Вадимович закончил свое вступительное слово.

— Простите, не хотел вас напугать, — Виктор улыбался так спокойно, что Лина была уверена: он над ней посмеивается, и явно подгадал момент, чтобы подобным образом подшутить.

— Здравствуйте, — тихо поприветствовала его Лина, пользуясь тем, что гости начали вставать со своих мест и расходиться по залу: официальная часть закончилась.

— Очень рад нашей встрече, — Виктор двумя руками осторожно сжал ее ладонь. — Еще одной. Позволите украсть вас сразу, или покажете, над чем работали?

Лина моргнула недоуменно, пока до нее доходил смысл слов, а потом почувствовала, как вспыхнули щеки. И откуда он только здесь взялся? Неужели узнавал у матери, где ее искать?

Она поднялась со стула и едва не упала, зацепившись за ножку. Виктор подхватил ее под локоть, помогая вернуть равновесие:

— Не переживайте, Лина, я не настолько строгий… судья, как вам может показаться, — он говорил тихо, и ей приходилось прислушиваться и немного наклонять голову к нему; со стороны они, должно быть, казались увлеченной редкими экспонатами парой. — Я, конечно, неплохо знаком с культурой своей страны, но вряд ли смогу заметить, насколько искусна ваша работа. К тому же я уже восхищен тем, как вы рисуете.

— Все просто, — Лина немного отодвинулась и потянула его к экрану, который реставрировала, — если вы не видите изъянов и не видите того, что именно делал реставратор, его работа выполнена хорошо.

Виктор послал ей нечитаемый взгляд и посмотрел на экран так, словно пытался разглядеть там отпечатки ее пальцев.

— То есть вы, как бы шпион в мире искусства? — он говорил совершенно серьезно, но глаза его смеялись. — Заметаете следы, оставленные временем.

— Отчасти да, не считая того, что никаких секретов я не узнаю.

— Неужели? Мне кажется такие вещи могут рассказать очень многое о прошлом. А вы получается выведываете у них не просто тайны, а тайны прошлого, — Виктор зловеще понизил голос, и Лина, почувствовав, как отступает напряжение, даже рассмеялась:

— Звучит очень романтично.

— Из вас вышла бы прекрасная расхитительница гробниц.

Глава 5. Фреска в Запретном городе

Дракон защищал мир от демонов и не всегда мог быть рядом с возлюбленной, и познакомил он ее со своим другом — Сунь Укуном, который прикрывал их встречи и всячески поддерживал их.

— Lǎowài! — донесся ей в спину недовольный голос,

Активно поработав локтями, Лина практически вывалилась из битком набитого людьми автобуса на Площади Небесного спокойствия, проигнорировав вовсе не вежливый окрик. Подумаешь, случайно наступила кому-то на ногу! Не удивительно, — в такой давке. И ведь она даже извинилась, пусть и на английском.

Ее знание китайского теперь ограничивалось кратким курсом каллиграфии для художников-реставраторов, который оказался обязательным по приезду в Пекин пару месяцев назад. Простые фразы и приветствия запоминались неплохо, во многом благодаря То Лао, который с таким заразительным энтузиазмом вовлекал ее в культуру Китая, что Лина ни разу не пожалела, что решилась поехать.

Лина согласилась на работу в Запретном городе на следующий же день после внезапного предложения. И старательно игнорировала звонки матери и Виктора до тех самых пор, пока не оказалась в аэропорту Пекина. Совершенно одна с небольшим чемоданом, большую часть которого занимали художественные материалы и без каких-либо знаний языка.

Лина периодически думала записаться на языковой курс, как делали многие экспаты, в число которых она так внезапно попала, но пока не успевала. Для работы было достаточно того, что она могла неплохо воспроизвести любой иероглиф, но смысл почти всегда оставался таким же зыбким, как дымка, стоявшая в это утро над Пекином.

Жемчужная серость окутывала город, скрадывая очертания, и Лина надеялась, что это туман, а не извечный смог, накрывающий столицу Поднебесной большую часть года. Проверять индекс качества воздуха каждое утро здесь стало такой же обыденностью, как посмотреть прогноз погоды перед выходом из дома в Петербурге.

Первые недели все было непривычно, но постепенно она освоилась и привыкла и к маленькой тесной квартирке в районе хутунов, и к тому, что ее слишком выделяющаяся на фоне местного населения внешность привлекает внимание и даже порой вызывает пугающее восхищение.

Лина привычным жестом заправила непослушную, волнистую от влажности прядь за ухо и спрятала озябшие пальцы в рукава. Для начала октября по местным меркам было весьма холодно, хотя в родной Москве она, вероятно, уже бы куталась в теплое пальто и шарф, а не ходила бы в тонком свитере.

“Золотая неделя” выходных и праздников закончилась, в значит именно сегодня То Лао расскажет об основной работе, которая ей предстояла. Два месяца, по словам главного реставратора, были возможностью освоиться и расширить кругозор.

Верилось в это с трудом, и Лина сначала даже искала подвох, но все равно была искренне благодарна и вопросов не задавала, погружаясь в работу.

Ей нравилось оставаться одной и возвращать утраченную яркость краскам, или даже просто снимать старые слои лака и пыль со старинных деревянных колонн, поддерживающих изящные крыши пагод.

Поначалу ей доверяли самые простые задачи, и если многие из ее старших коллег, с которыми они часто работали в небольших группах, смотрели снисходительно, то То Лао, выглядел весьма довольным приобретением помощницы в ее лице. Он охотно делился советами, рассказывал легенды и частенько задерживался вместе с ней, когда остальные уходили домой. Он мог часами рассказывать про пигменты, каллиграфию, историю и как в древности китайские мастера передавали не то, что видели, а сущность увиденного, одним лишь росчерком туши.

Лин быстрым шагом пересекла практически безлюдную в этот ранний час площадь, прошла через ворота Умень, мимо еще закрытой билетной кассы, кивнула на приветствие хорошо знавшего ее охранника и, торопливо перепрыгивая через ступени мостиков, поспешила в главный императорский зал.

То Лао уже ждал ее: он неизменно приходил раньше, но никогда не начинал работать один. Иногда Лин казалось, что ему неинтересно без зрителей, восхищающихся его мастерством. Но эти странные мысли настигали в минуты усталости и она гнала их прочь, не желая допускать даже тень неблагодарности.

Предложение То Лао было ее волшебным шансом, неожиданным и внезапным, и Лина, даже когда спина ныла после долгого дня на лесах, чувствовала радость, что занимается ровно тем, чем всегда хотела.

Удивительно, но чем больше рабочего времени она проводила, как реставратор, тем чаще на выходных бралась за кисть, или просто черкала в блокнотах драконов и крыши пагод, улыбчивых старых китайцев, случайных прохожих или живописную зелень садов запретного города. У нее был всего один выходной раз в две недели, но и его она занимала творчеством. Словно любимое дело давало дополнительные силы.

— Лин На, nǐ hǎo! — заметив ее, улыбнулся То Лао, в глазах блеснуло лукавство, словно он знал что-то ей неведомое и ему не терпелось рассказать.

Если бы Лин спросили возраст То Лао, она бы растерялась точно так же, как растерялась при самой их первой встрече. Главный реставратор был необычайно бодр, ходил быстро, зрение его было острым, даже в полутьме некоторых залов он мог сразу идеально подобрать нужный оттенок, а движения руки, держащей кисть всегда оставались точны. Но китайцы славились своим долголетием. А когда однажды Лин поинтересовалась, сколько ему лет, То Лао рассмеялся и ответил, что знал еще императора-дракона.

— Nǐn hǎo ma, То lǎoshī, — отозвалась Лин, радуясь, что хотя бы приветствие она может сказать понятно, и продолжая уже на английском. — Над чем сегодня будем работать? Не терпится начать.

Глава 6. Нефритовый дракон

Очарована была императрица, каждый раз с нетерпением ждала она Шеня и при встречах щедро дарила ему свое внимание.

Несмотря на заразительный энтузиазм Хуо, до полноценных уроков каллиграфии они не добрались даже спустя пару недель: работы было действительно много, и они так уставали, что вечером предпочитали разбредаться по домам. Зато во время коротких ланчей они обошли все окрестные кафе и забегаловки, где Хуо прямо на салфетках показывал ей разные иероглифические ключи и правильный порядок черт. То Лао периодически хмурился, провожая их взглядом, словно их короткие отлучки тормозили всех. И часто стоял за спиной у Лины, наблюдая за тем, как она аккуратно снимает старый лак с деревянных элементов.

Сначала она чувствовала себя неловко и каждый раз осторожно спрашивала, есть ли у руководителя какие-то замечания. Но То Лао неизменно расплывался в улыбке и говорил, что у нее золотые руки.

Она поделилась опасениями с Хуо, но тот только рассмеялся и сказал, что То Лао так за всеми приглядывает.

Наконец, когда леса уже были установлены, работы начаты, а вся загадочность места нарушена расширившейся командой реставраторов, Лина сидела на лесах и маленькой мягкой кисточкой смахивала пыль, скопившуюся в неровностях там, где выпали чешуйки. Пахло спиртом, не сильно, потому что его разбавляли водой, но достаточно, чтобы через несколько часов подобной монотонной работы разболелась голова. Ей предстояло осторожно протереть загрязнения длинной палочкой с намотанной на кончик ватой, смоченной пахучем растворе. Вблизи прекрасная чешуйчатая шкура дракона и, правда, выглядела не так уж великолепно.

Она занималась этим медленным и рутинным делом уже пару дней, и от скуки тихонько разговаривала с фреской — все равно все ее коллеги были китайцами и ни слова не понимали по-русски.

Разве только Хуо мог заинтересоваться диалогом: коллега был на редкость любопытным, но это странно сочеталось с его удивительной сдержанностью. Он искренне интересовался всем, что она делала, помогал находить нужные баночки с краской, если она смешивала тон, или подавал кисти, когда она была высоко на лесах, и всегда галантно помогал слезть с лесов, если оказывался рядом.

Его внимание было приятно, к тому же он действительно был единственным, с кем можно было просто по-дружески пообщаться на разные темы, но иногда Лине хотелось просто погрузиться в работу и побыть наедине с собой. Вот как сейчас.

— Ну что, Ваше Нефритовое величество? Не щекотно вам? Хотя лучше уж немного щекотки, чем быть таким грязным, как вы сейчас… Ну ничего, я о вас позабочусь, — Лина едва дыша, чтобы в нос не забилась лишняя пыль, водила кисточкой и почему-то представляла Виктора.

С тех самых пор, как он сбежала от него в ресторане и игнорировала звонки, они не виделись и не разговаривали. А звонки прекратились, как только Лина приземлилась в Китае. Словно бы Виктор почувствовал, что она оказалась слишком далеко, вне зоны его влияния. А Лина все еще была уверена, что он пытался манипулировать ею по просьбе ее матери.

— Лин На! — раздался голос откуда-то снизу, вырывая ее из мыслей.

Лин отложила кисточку и, оставаясь на корточках, аккуратно придерживаясь руками за край настила, посмотрела вниз. Там, вытирая тряпкой руки, стоял Хо-Хо. Прозвище Лина дала ему практически сразу. Он называл ее Лин-Лин, что вроде как было дружеским и милым обращением.

Хуо, после того, как освоился, а на это ему хватило пары дней, стал относиться к ней немного покровительственно. Примиряло с его внезапной опекой то, что обычно они вместе ходили на ланч, и еще с ним было интересно спорить о техниках каллиграфии.

Вот и сейчас Хуо помахал ей грязной тряпкой, улыбаясь, сверкающей в ранних сумерках, белозубой улыбкой:

— Лин-Лин, уже смеркается, и все ушли домой, ты идешь?

Лина удивленно огляделась по сторонам: увлеченная, она и не заметила, что зал опустел и даже свет был приглушенным: горел только технический фонарь. Сегодня ее работа не требовала слишком уж хорошего освещения, поэтому, за разговорами с фреской, Лина даже не заметила, как начало смеркаться.

– Лин На еще должна убрать инструменты, — раздался от двери голос То Лао, который так тихо собирал свою неизменную сумку, что Лина, как, кажется, и вздрогнувший Хо-Хо, его не заметили. — Я провожу ее. Иди, Хуо, отдыхай.

Хуо, кажется, расстроился, а темные глаза сверкнули в сторону главного реставратора, как заметила наблюдательная Лина, и вовсе гневно.

Уходил молодой реставратор нарочито медленно, долго возился с молнией своей кожаной куртки, потом постоял, что-то проверяя в телефоне, и, наконец, махнув ей на прощание, ушел. Лина вздохнула с облегчением: иногда Хуо становился слишком навязчивым.

— Тебе тоже стоит отдохнуть, Лин На. Или тебя пленил наш Нефритовый дракон? — заулыбался То Лао, морщинки на его лице мгновенно сделали лицо открытым и добродушным.

— О, да, мои мысли всецело отданы ему, — улыбаясь, заверила Лина. — Кажется, я серьезно увлеклась.

— Хочешь нарисовать ему глаза? — неожиданно поинтересовался То Лао, и Лина не была уверена, что услышала вопрос в его голосе, и потому промолчала, не зная, что сказать.

Это была шутка, ведь так? Она невольно бросила взгляд на фреску, безошибочно находя след. Даже такой начинающий реставратор, как она, с уверенностью бы сказал, что глаза у дракона были, а потом кто-то снял слой краски и аккуратно закрасил этот участок таким образом, чтобы глазницы казались скрытыми густыми, хмурящимися строго, бровями.

Глава 7. Опоздание

Начал император подозревать свою жену в неверности, стал пристально следить за ней, велел запереть во дворце.

Утро не задалось с самого начала. Невыспавшаяся и совершенно разбитая, Лина проснулась от ощутимого холода, взглянула на маленький будильник, доставшийся ей от прошлого съемщика квартиры и поняла, что проспала. Не удивительно после такой ночи, но она даже не слышала мерзкого дребезжания, способного обычно поднять и мертвого. Стрелки показывали почти девять, и это было ровно то время, в которое она уже должна была выйти!

Поспешно влезая в джинсы, Лина пребольно ударилась мизинцем о кровать, и неловко смахнула на пол телефон, пока морщилась и шипела от боли. По защитному стеклу пополз длинный росчерк трещины.

Когда она попыталась умыться, выяснилось что не работал бак для нагрева воды, и Лине пришлось наслаждаться окончательным пробуждением от ледяной воды. Сушилка не работала тоже, видимо ночью были перебои с электричеством, поэтому ее рабочая толстовка, которую не жалко было испачкать, оставалась влажной, а судя по прохладе в комнате и на улице значительно похолодало. Лина потратила драгоценные минуты на то, чтобы перетрясти все вещи в поисках свитера, но так его и не нашла. Пришлось надеть тонкую блузку, которая первой попалась под руку.

Кудрявые волосы завивалась от влаги еще сильнее, расческа куда-то запропастилась, и Лина бросив попытки хоть как-то привести себя в порядок, закрутила их в неаккуратный пучок.

В довершение всего, на рюкзаке сломалась молния, и, подергав ее несколько раз, она чуть не завыла от бессилия, торопливо перекладывая самое необходимое в маленькую сумочку. Неудобно, но главным было постараться успеть. Она ни разу не опаздывала, и даже не могла представить, как может на это отреагировать То Лао.

Когда она практически выбежала на улицу, едва моросил легкий дождь. Изморозь прибила извечный смог, и дышалось легко. Лина зябко закуталась в куртку, вдыхая прохладный воздух, натянула капюшон на глаза и поспешила в Запретный город.

Она шла по совершенно пустой улице так быстро, как могла, практически преходя на бег, и именно поэтому не заметила неожиданно бросившийся ей под ноги черный комок. Лина не успела затормозить и, споткнувшись, плашмя полетела на камни мостовой, ободрав ладони и сильно ударившись коленями. Раздалось злое шипение, но когда Лина огляделась в поисках несчастного кота, которому явно тоже досталось, никого не увидела. Улица была совершенно пуста.

Она, морщась и смаргивая выступившие от боли слезы, встала, отряхиваясь, чувствуя, как неприятно саднит ладони: левую она содрала до крови, на правой были просто неприятные царапины от мелких камушков и песка.

— Что за утро такое, — прошептала она себе под нос, кое-как отряхиваясь и осторожно переступая с ноги на ногу.

Колени неприятно заныли: наверное тоже ободрала, и жесткая ткань джинсов неприятно натирала. Больше всего на свете хотелось вернуться домой, завернуться в теплое электрическое одеяло и досыпать.

Она достала телефон с твердым намерением позвонить То Лао, когда увидела входящий вызов. То Лао, кажется, обладал способностью читать мысли на расстоянии, потому что звонил именно он.

Сердце Лины неприятно сжалось:

– Алло, — проговорила она в трубку, пальцы дрожали.

— Лина, почему опаздываешь? – голос То Лао звучал, ровно, но отрывистые фразы выдавали его раздражение. — Что за безответственность! Если ты будешь продолжать опаздывать из-за этого мальчишки, то с одним из вас мне придется расстаться!

– П-простите, — прошептала Лина, не понимая о каком мальчишке может идти речь. — Я просто проспала и…

— Ты тратишь драгоценную энергию на него! Тебе надо сосредоточиться на деле! Чтобы была здесь через пять минут.

Лина хотела была оправдаться, как-то объяснить, но в трубке уже раздались короткие гудки. Она посмотрела на погасший экран, борясь с совершенно нерациональным желанием разреветься, несмотря на боль в коленях, побежала к Воротам небесного спокойствия.

Было ужасно обидно, что из-за небольшого опоздания, случайного к тому же, То Лао говорил с ней в таком тоне. Она слишком привыкла к его поддержке, и поэтому произошедшее ощущалось, как предательство. Как же быстро она привыкла к хорошему, вырвавшись из под контроля матери! Та всегда держала ее в тонусе.

Лина с тоской подумала, что в целом, конечно, сама виновата, надо было не торопиться успеть, а просто заранее предупредить. А еще лучше не надеяться на один будильник, а включить еще и тот, что на телефоне.

Любые предупреждения и оправдания обычно не работали с матерью, та все равно равно была бы недовольна опозданием, поэтому не было никакого смысла в предупреждениях и выслушивании упреков дважды. Но ведь То Лао — не ее мать, и скорее всего отнесся бы с пониманием.

Лина всхлипнула, размазывая тыльной стороной руки все-таки пролившиеся слезы. Какая она идиотка! А теперь может и вовсе лишиться работы, и вот тогда ей точно придется возвращаться.

Еще и грядущая встреча с матерью! Лина поежилась от мыслей, что все неприятности начались именно сразу после того, как мать решила с ней пообщаться.

Она практически бежала по узкой улице проглатывая слезы, слишком увлеченная самобичеванием и невеселыми мыслями, и выскочила на широкую, перпендикулярную улицу, не заметив стремительно приближающегося велосипедиста.

Глава 8. Почти семейный ужин

Но было во дворце множество изображений дракона, потому что был дракон императором неба и братом императора земного, и следил он за прекрасной императрицей, даже, когда укрыта она была за стенами дворца.

Хуо так и не появился в тот день, чем То Лао был весьма недоволен. Он бормотал себе под нос, что такого лентяя еще надо поискать и бубнил что-то каждому из реставраторов, хаотично перемещаясь по залу и постукивая своей неизменной тростью. Но зато перестал сердиться на нее, и Лина смогла, наконец, успокоиться впервые с самого утра и погрузиться в работу.

Фреска частично пряталась за квадратиками микалентной бумаги, но Лина уже начала подбирать нужные оттенки там, где предстояло сделать записи утраченных фрагментов. Какие-то элементы она перерисовывала в счетчбук, так ей нравилось манера росписи. Она так увлеклась перерисовкой элементов, что пропустила обед. И только выходя вечером из ворот небесного спокойствия, вспомнила про Хуо и отправила ему сообщение, интересуясь, все ли в порядке.

Ответа не было, зато помощница матери напоминала о встрече и спрашивала, прислать ли за ней машину.

Лина только поморщилась и решительно отказалась от помощи: лучше она потолкается в общественном транспорте, или потратится на такси, чем позволит матери узнать, где именно она живет. К тому же, после того, как она проверила местоположение ресторана, оказалось, что он находится едва ли не в десяти минутах ходьбы от ее дома.

Времени до встречи оставалось совсем немного, но после утреннего инцидента, Лина предпочла немного опоздать, но привести себя в порядок.

Мать приучила выглядеть ее элегантно. Долгое время в гардеробе Лины не было даже джинсов, их она купила себе сама, уже будучи студенткой, заработав на заказах. Мать была крайне недовольна подобным самоуправством и словно в наказание за самоуправство, стала периодически таскать с собой на шоппинг. Лина даже получала бы от этого удовольствие, если бы мать параллельно не была постоянно с кем-то на связи и не критиковала бесконечно ее внешний вид, выражение лица и выбор одежды. В качестве протеста Лина всегда ездила в университет в самых драных джинсах, которые нашла на барахолке и растянутых свитерах. Ей самой периодически хотелось надеть что-то более женственное, но молчаливое противостояние с матерью казалось куда более важным личного удовлетворения при взгляде в зеркало.

Лина приняла чуть теплый душ, радуясь, что заработало отопление. Вода, правда еще не успела прогреться, так что пришлось мерзнуть, но зато она взбодрилась. Оценила ободранные коленки, которые неприятно щипало, и решительно влезла в черные брюки. Немного косметики, чтобы не выглядеть бледной, усмирить волосы шпильками, и Лина торопливо вышла в ночь.

Уже почти стемнело: сизые сумерки скрывали очертания так же хорошо, как разлившийся между приземистыми домами хутов туман, а воздух был влажным и прохладным. В конце улицы теплым пятном света желтели окна маленькой забегаловки с традиционной китайской уличной едой, и едва ощутимый ветер доносил пряные соблазнительные запахи. В животе заурчало, и Лина понадеялась, что мать разговором не испортит ей аппетит.

На улицах было много народу, сказывалась близость Гугуна и живописность хутунов. Лине даже пришлось протиснуться между тучным туристом с огромным фотоаппаратом, который обсуждал с женой предстоящую поездку на Великую китайскую стену, и деловитым китайцем, с такой скоростью трещавшим по телефону, что его речь сливалась в монотонный гул.

Немного времени в запасе у нее было, мысли текли лениво, и Лина, неторопливо шла, отгоняя нервозность из-за встречи с матерью и обдумывая сказанное То Лао.

Все его истории интриговали — и стертые с фресок глаза дракона, и старые легенды. Она вспомнила, что в древнем Египте были случаи, когда имена фараонов вымарывали с изображений. Здесь правда китайский император ограничился глазами. Почему не убрал всю фреску? Боялся гнева своего божественного брата?

А еще в ее прикроватной тумбочке лежала тонкая нефритовая чешуйка, о которой некого было спросить. То Лао, вероятно, предположил бы, что эта одна из тех, что украшают фреску. Но Лина была уверена, что чешуйка оказалась в ее волосах именно после странного сна. Но это ведь не могло быть реальностью? Должно же было быть какое-то логичное объяснение? Лине хотелось узнать больше, но не от То Лао, а самой.

Ей нравилось узнавать прошлое, дотрагиваться до созданного мастерами, которых уже давно не существовало на этом свете. Возможно именно поэтому она и хотела быть реставратором. Вспомнились слова Виктора про то, что из нее вышла бы отличная расхитительница гробниц.

Усмехнувшись этим мыслям, Лина быстро набрала и отправила, не давая себе времени передумать, еще одно сообщение Хуо:

Надеюсь у тебя все хорошо. Подскажи, где можно больше узнать о драконах и о том, почему на фреске могли стереть дракону глаза?

Ей хотелось, чтобы он ответил немедленно, но этого, конечно, не произошло. К тому же навигатор, с которым она периодески сверялась, чтобы не пропустить нужный поворот, показал, что она дошла.

Лина огляделась, пытаясь понять, где находится. По ощущениям, она ушла не так уж далеко от дома, вот только ресторана пока не было видно. Вряд ли мать предложила ей встретиться в хутунах, чтобы поесть уличную еду.

Неоновые вывески мерцали темноте, здесь тоже было много народу, в основном китайцев, и не было никакой возможности спросить у кого-то дорогу: на английском местные почти не говорили.

Глава 9. Энергия “ци”

Скучала императрица без Шеня, и как-то дорисовала она на одной из незаконченных фресок во дворце глаза дракону. Сунь Укун же, узнав об этом, решил, что будет забавно, если таким образом сможет дракон приходить во дворец и обманывать императора

Последующие дни показались бесконечной чередой работы, сна и снова работы. Хуо не появлялся еще пару дней, прислав сообщение, что болеет, и что Лине не стоит беспокоиться. Виктор, к счастью, тоже не появлялся. Тем вечером он попрощался у дверей ее дома в хутунах, взяв обещание встретиться на кофе. А вот мать выслала контакты господина Лю и даже соизволила лично позвонить и напомнить, что тот очень ждет картину. Именно поэтому Лина откладывала начало работы над заказом.

Утро новой недели выдалось неожиданно холодным — сильный ветер пронизывал до костей, пока Лина, зябко ежась, бежала к Запретному городу. Традиционные красные фонарики весело раскачивались под брезентовыми навесами забегаловок, которых было так много в районе хутунов. Ночью прошел дождь, и давно пожелтевшие листья покрыли улицы золотым ковром. Было влажно и свежо, но ясное высокое небо обещало погожий день. Это означало, что света в зале с росписью будет много, а при дневном освещении получится наиболее точно подобрать нужные оттенки. Лина надеялась завершить мелкие, нарисованные чешуйки на носу дракона, чтобы перейти к объемным, которые как раз должны были привезти из мозаичной мастерской.

— Лин На, ни хао! — догнал ее бодрый голос Хуо, когда она уже почти дошла до Дворца Земного спокойствия. — Не замёрзла? Держи, я захватил тебе.

Хуо впихнул ей в руки бумажный стаканчик до того, как она успела возразить, и быстро поцеловал в щеку; его холодный нос щекотно коснулся виска.

— Спасибо! — Лина застенчиво и немного неловко улыбнулась, но озябшие пальцы было так приятно погреть о тёплый стаканчик, что она решила простить Хуо самоуправство. — Где ты его купил, что кофе не успел остыть? В хутунах?

— Можем сходить туда вечером, — подмигнул он, придерживая дверь и пропуская Лину в полумрак коридора. — Или, с учетом погоды, лучше сходим поедим huoguo. Ты как? Есть планы на сегодня?

Лина, которая откладывала начало работы на заказ, пожала плечами:

— Вроде бы нет… Как ты себя чувствуешь?

Хуо вовсе не выглядел больным, разве только кончик носа покраснел от холода: одет он был не по погоде в черную кожаную косуху поверх черной же футболки. Один его вид заставлял Лину сильнее мерзнуть. Сама она сегодня прятала руки в карманы, а нос в шарф.

— Что вы там стоите? — раздался ворчливый голос То Лао, он выглянул в коридор, впуская яркий солнечный свет; Лина отметила про себя, что была права, и удастся поработать при естественном свете, а не прожекторов. — Наговоритесь ещё, а сейчас за работу! Лин На, тебе надо закончить чешуйки, пока солнце высоко! А тебе, бездельник, — наверстать все пропущенное! Болел он! Все знают, надо пить горячую воду, и не будет никаких болезней!

Лина улыбнулась Хуо и поторопились внутрь под суровым взглядом То Лао: слишком свежи были воспоминания о том, как тот ее отчитывал, и она сочла за благо не нарываться.

— Ну, привет, Ваше драконье величество, — улыбнулась Лин, пощекотав чистой и сухой косточкой ноздрю дракона. — Как Вы тут? Скоро будете сиять всеми своими чешуйками.

Порыв ветра взметнул ее волосы, и она поспешила скрутить их в узел, оглядываясь на дверь, чтобы посмотреть, кто вошёл, но каждый из реставраторов был занят на своём участке, а дверь закрыта.

Пожав плечами, она погрузилась в работу. Словно в ответ на ее хорошее настроение и радость от солнечного дня, все получалось легко: баночки с нужными оттенками пигментов словно бы сами оказывались под рукой, а линии выходили ровными и плавными. К тому же она любила именно эту часть работы — связанную с красками и непосредственно росписью. Сохранить, но не привнести своё было всегда сложно, но для удовлетворения художественных порывов всегда можно было взять отдельный холст, а реставратор должен уметь оставаться незаметным. Вот и сейчас она следовала кистью за чужой рукой и чужим вдохновением.

— Лин На, мы идём обедать, ты с нами? — голос, кажется, Хуо звучал откуда-то издалека.

Лина даже не оглянулась, чтобы проверить он ли это, так была увлечена восстановлением нарисованных чешуек. Казалось, что она в другом времени, сидит рядом с художником Цю Ином и помогает ему подобрать краски для прекрасного Нефритового дракона тогда, когда роспись создавалась впервые. Это потом уже добавится чешуя из перламутровых и нефритовых пластинок, а пока есть только рисунок — яркий, не тронутый временем и словно бы живой.

— Не мешай Лин работать, — голос То Лао звучал сварливо. — Иди-иди, захватишь ей что-нибудь перекусить.

Едва касаясь тоненькой кисточкой, Лина прорисовывала блики на носовых чешуйках, когда до неё долетел тихий смешок. Она отложила кисть, прислушиваясь и оглядываясь, но нет, никого из коллег ещё не было, кажется, все действительно ушли на обед, а она так увлеклась, что и не заметила.

— Кто здесь? — осторожно спросила Лина, наблюдая, как в солнечных лучах, словно волшебная пыльца, кружатся пылинки.

— Ты опять не туда смотришь, — низкий смешок за спиной, казалось, пощекотал кожу, вызывая мурашки, а порыв отшатнуться Лина с трудом сдержала, памятуя о падении с лесов.

Вместо этого, она осторожно повернулась и уставилась на нарисованного дракона: роспись выглядела так же, как и последний час — влажная штукатурка и почти незаметно чуть-более яркая подсыхающая краска, которую она наносила, но вдруг ее кожи коснулся порыв ветра, и словно тёплое дыхание огромного зверя качнуло прядку волос, выбившуюся из небрежного пучка.

Глава 10. Снова дракон

И стал благодаря мастерству императрицы являться к ней Шень каждую ночь, и отдавала императрица ему ци и мечтала, как станет править не только в земном дворце, но и в небесном

Когда Лина дала обещание матери, что поедет с ней и Виктором к гробнице Ци Шихуанди, она подозревала, что будет не просто отпроситься у То Лао, но не думала, что настолько.

Старый реставратор сначала долго буравил ее взглядом, вздыхал и говорил, что так она никогда не закончит восстановление инкрустации и не перейдет к нарисованным деталям. Потом грозился уменьшить ее зарплату, долго вздыхал и наконец начал требовать отработать пропущенный день.

Обычно молчаливый при главном реставраторе Хуо, слышавший, или как показалось Лине, подслушивающий разговор, вмешался, сказав, что она и так чувствовала себя неважно и, что ей надо отдохнуть. И словно, чтобы смягчить свое внезапное вмешательство добавил, что лучший отдых и вдохновение — осмотр древностей. То Лао смерил его долгим суровым взглядом, но Хуо, казалось, ничто не могло пробрать. Он и сам планировал уехать погостить к бабушке, так что возмущение То Лао можно было понять – на один день он лишался сразу двух человек из команды.

В итоге они сошли на том, что Лина поработает все-таки на выходных, а Хуо То Лао тоже пригрозил урезать зарплату.

Поэтому в субботу, практически за неделю до поездки Лина, у которой не оказалось никаких планов, с разрешения То Лао, который, благосклонно улыбнулся и отдал ей ключ от двери, проводила время наедине с фреской.

Она как раз закончила покрывать сусальным золотом коготь на одной из лап (к слову, когтей было пять, как и пальцев, что указывало на самый высший статус дракона, который только мог был в древнекитайской драконьей иерархии), когда легкий ветерок шевельнул ее волосы, сдул тончайший лист золота со специальной подушечки, на которой она отрезала от него маленькие кусочки, и, словно поцелуем, коснулся ее щеки.

Лина замерла, чувствуя легкое головокружение от внезапно накатившего страха. Сердце забилось где-то в горле, но она несколько раз глубоко вздохнула, уже догадываясь, что произойдет. И на этот раз уже спокойнее отнеслась к возникшей перед ней призрачной голове дракона.

— О, это опять ты, — надеясь, что она все-таки не сошла с ума, выдавила Лина, стараясь не таращиться слишком уж откровенно на призрачную, чешуйчатую голову.

Может быть, если сделать вид, что она ее не замечает, то все исчезнет? Она попыталась аккуратно подцепить золотой листочек с лесов, пока тот окончательно не стал непригодным.

— Не рада меня видеть? — дракон нахмурился, голова качнулась к ней ближе, отчего Лина едва не шарахнулась в сторону, испуганно глядя в огромные, прозрачные сузившиеся глаза, похожие на две жемчужины.

— Рада, — рассеянно отозвалась она, стараясь, чтобы голос не дрожал и осторожно подула на листочек.

Но, кажется, сусальное золото окончательно приклеилось к лесам. И То Лао, конечно же не сможет не отметить ее неаккуратность. И это именно в тот день, когда она хотела поработать спокойно одна, чтобы уменьшить его гнев из-за внезапной поездки с матерью! Как бы не лишиться зарплаты за этот день вместе с Хуо. С учетом стоимость аренды ее квартирки это поставило бы ее в затруднительное положение. Просить денег у отца, или тем более у матери она принципиально не хотела.

— Но ты даже не смотришь на меня!

Низкий и гулкий голос прозвучал так обижено, что Лина даже оторвалась от кусочка золота и уставилась на дракона. Чешуйчатая морда и правда выглядела огорченной. Хотя откуда ей было знать, как выглядит огорченный дракон, если она видела их только на росписях, где те обычно скалили огромные, устрашающие зубы и раздували ноздри?

— Просто я работаю, а ты… немного вмешался в процесс, — осторожно, но все же не сумев скрыть досаду, объяснила Лина.

Пожалуйста, пусть это и правда будет мифический дракон из легенды, потому что иначе получается, что она сошла с ума и разговаривает сама с собой!

Лина устало потерла тыльной стороной ладони глаза, словно надеялась, что от этого нехитрого действия дракон исчезнет. Но к сожалению тот никуда не делся, продолжая маячить прямо перед ней и более того заинтересованно разглядывать ее материалы.

– Так все из-за этого кусочка? Это же даже не… О, это действительно золото!

Лине показалось, что его глаза на секунду вспыхнули огнем, но, наверное, так сквозь призрачное, змеиное туловище блеснул уже позолоченный коготь росписи:

— Конечно. Мы реставрируем, используя именно те материалы, что тут были изначально, — Лина еще раз безуспешно попыталась подцепить лист специальной кисточкой.

— Но он тонюсенький, — скривился дракон и от его фырканья колыхнулся воздух.

Лина ожидала почувствовать жар, но ее обдало влажной прохладой, словно она перенеслась куда-то на берег водоема, где вольно гулял ветер и пахло влагой.

— Это сусальное золото, — терпеливо объяснила Лина, — а тонкое оно, потому что так удобнее работать… ну и потому что золото, и это дорого. А я испортила целый лист, — грустно закончила она.

— Если это так тебя расстроило…

Снова уже знакомый, пахнущий свежестью и весенним дождем, ветер скользнул по ее щеке, пощекотал прохладой руки, и неожиданно тоненький листочек золота поднялся и совершенно невредимым вернулся на подушечку.