Сознание вернулось к Алексу не вспышкой, а медленным, смрадным приливом, тяжелым и властным, как поцелуй Джаббы Хатта. Первым пришло обоняние: запах перегара, въевшегося в ткань сиденья, и едкий, стыдный, узнаваемый аромат мочи. Потом — слух: монотонное гудение систем робомобиля, уже загнанного на домашнюю парковку. И только потом, преодолевая свинцовую тяжесть век, — зрение. Жить не хотелось, более того, более-менее веских причин для этого Алекс не мог вспомнить.
Запотевшее стекло, за которым проступали знакомые контуры собственного подъезда. Свет был приглушенным, фонари скупо подсвечивали безлюдную улицу. Автопилот привез его, как делал это всегда, если у Алекса вырубался по пути, хотя вырубился он по пути или уже здесь — было решительно неизвестно, да и не важно. Последнее четкое воспоминание — он распечатывает бутылку, пока Цзисянь катит его по улицам. Алекс дал команду навернуть пару кругов по МКАДу, включил какие-то исторические ролики о Смутном времени и, откинувшись на сиденье, предался пьяной медитации.
Он пошевелился, и тело отозвалось протестующей болью в каждом мускуле, тупым распирающим стуком в висках. С отвращением, холодным и липким, как сама лужа под ним, он осознал всю глубину своего падения. Не просто напился. Обмочился. Как последний бомж. Бомжи, правда, не ездят на Цзисянях, но этот контраст еще сильнее подчеркивал глубину его падения. Это была новая черта, новый рубеж, новое пробитое дно. Следующим этапом будет обосраться в штаны. Интересно, с академическим интересом отметил Алекс, как быстро я преодолею эту дистанцию?
С опаской он осмотрел пространство вне его изолированного мирка, людей видно не было. Что ж, вполне можно рискнуть и совершить марш-бросок до подъезда. С усилием он распахнул дверь, и свежий утренний воздух ударил в лицо, отчего тошнота подкатила с новой силой. Он едва успел свеситься за борт. Желчная, горькая струя вырвалась из него и разлилась по идеально чистому асфальту.
Выбравшись из автомобиля, Алекс замер — требовалось восстановить силы для нового марш-броска к подъезду. Он стоял, опираясь о мокрый от утренней росы капот, слюнявя губы, и наблюдал, как из тени выкатился небольшой дискообразный робот-уборщик. Взгляд упал на игриво блестящую на руке цифру 13. И здесь она, хотя куда от нее денешься? Сердце билось где-то в районе горла, в висках билось что-то еще, но ведь не могло же у него быть два сердца? Механизм беззвучно подъехал к луже, выпустил щупальце-шланг и с мягким шипением принялся дезинфицировать и абсорбировать продукты его жизнедеятельности. Эффективно, безэмоционально, без тени осуждения. Уборщик был куда терпимее к нему, чем он сам к себе.
В глазах было темно, вонючий пот проступал на коже и тут же таял в утреннем воздухе, который отнюдь не приятно холодил вспотевшее тело, и особенно мокрые джинсы. Совершив воистину титаническое усилие, Алекс оторвал руку от капота и нетвердой походкой двинулся к подъезду. Убедившись, что хозяин твердо намерен покинуть его, Цзисянь тактично шурша шинами двинулся по своим автомобильным делам. Скорее всего, на чистку и на заправку.
Каждый шаг был подобен шагу олимпийца, финиширующего на марафонской дистанции. И Алекс всерьез опасался, что, подобно первому марафонцу Фидиппиду, умрет в конце этого пути.
Двери подъезда разъехались в стороны. Рано, слишком рано, чтобы среагировать на его приближение. Значит, кто-то выходит. Кто-то из его соседей был последним кандидатом, перед которым Алекс мечтал сейчас предстать в мокрых джинсах. Хотя любой кандидат сейчас был последним: когда ты в обоссанной одежде, все люди равны перед тобой, ты не хочешь быть увиденным никем, насколько бы дорог этот человек тебе не был. Хотя, наверное, Алекс бы согласился заплатить эту цену за саму возможность видеть хоть что-то по крайней мере для одного человека. Для Вари, Барби.
Тем не менее, испорченные штаны в каком-то смысле уравнивают тебя со Вседержителем: все люди равны перед тобой, только он всех одинаково любит, а ты перед всеми одинаково стыдишься.
Как подсудимый приговора, Алекс ждал того, кто появится из подъезда. Его помиловали. Это был всего лишь аэродрон со шпицем на поводке. Гулять блоховозку приспичило. Это снимало проблему стыда перед соседями. Шпиц дернулся к Алексу, понюхал, отскочил, однократно тявкнув, отвернулся и побежал в сторону газона. В этот момент Алексу стало стыдно перед шпицем, а также перед дроном, системами наблюдения дома, собственными брюками и вообще перед всем сущим. Оборвав внутренний поток достоевщины, он решительно, насколько хватало сил, двинулся в подъезд. Подсветка галантно подсвечивала его путь.
Он пробрался в лифт, стараясь дышать ртом. Умный лифт, бывший в сговоре с умным домом, не спрашивая, мягко тронулся на его этаж. Его движения действительно были очень плавными, настолько, что даже гиперчувствительный сейчас к любым сейсмоактивностям Алекс ничего не почувствовал. Ну, почти.
Квартира встретила его стерильной тишиной. Воздух был чистым, температура — идеальной. Навстречу по ковру бесшумно подкатился домашний ассистент Дромадер-9000, или, как называл его Алекс, Дерьмодёр — не просто пылесос, а центральный хаб умного дома, оснащенный манипуляторами и сенсорным экраном. На его подносе уже стоял стакан ледяной воды с каплей конденсата и одна таблетка в блистере с узнаваемым логотипом: «OverHangOver», или Ого, как принято было называть его в просторечие.
Алекс схватил таблетку, сунул в рот, запил водой залпом. Скидывая одежду, он мысленно отметил, что Ого — единственное по-настоящему гениальное изобретение человечества после дистилляции спирта. Именно в таком порядке.
По-хорошему стоило посидеть пару минут в кресле, но он боялся испортить обшивку своей мокрой задницей. Поэтому отправился в ванную и присел на унитаз — это было и безопасно, и своевременно.
Похмелье, побежденное чудом швейцарской медицины, стремительно отступило, подарив на несколько секунд иллюзию счастья. Но потом все вернулось на круги своя. Жить по-прежнему не хотелось. Но умирать было еще рано.
Чтобы быть во всеоружии, Алекс забежал в туалет. Датчики в трубах, конечно, уже зафиксировали амфетамин. Чего они только тут не фиксировали. Алекс иногда интересовался, что же потребляют его коллеги. Сами офисы были слепой зоной для Щита: камеры, конечно, записывали происходящее, но хранили данные на изолированных физических накопителях. Слежка за ведущими сотрудниками была запрещена на программном уровне, но собирать анализы выделений в трубах никто не запрещал. Изучая результаты этих исследований, Алекс открыл для себя названия пары неизвестных ранее веществ. Он гордился тем, что никогда не уставал изучать что-то новое.
Фээсбэшник опоздал минут на сорок. Алекс уже почти забыл о нём, уйдя с головой в изучение странных логических конструкций. Невысокий, плотный человек в тёмном, неброском и откровенно безвкусном костюме материализовался по правое плечо тихо и беспардонно. Галстук был ещё ужаснее. Синяя рубашка довершала образ человека, целиком состоящего из служебных предписаний. Коричневый портфельчик в руке. Весь какой-то колючий. Колючий светлый ёжик волос и не менее колючие синие, какие-то блеклые глаза. «Ёжик», — окрестил его Алекс про себя.
— Рубен Иванович Семёнов, — представился он без улыбки, протягивая руку.
Его цепкие глаза на мгновение задержались на глазах Алекса. «Спалил», — мгновенно и безошибочно понял Алекс. Взгляд гостя скользнул вниз, на рукопожатие, и на секунду остановился на цифре 13 между большим и указательным пальцами Алекса.
— Вы понимаете, что наш диалог должен быть строго конфиденциален? — голос у Рубена Ивановича был ровным, без эмоций, но всё равно колючим.
— Более конфиденциального места, чем офис Щита, в природе не существует, — парировал Алекс, с трудом скрывая раздражение. — Пройдемте в переговорку, там ещё конфиденциальнее.
Расположившись за столом переговорной комнаты, государев человек сразу перешёл к делу:
— Вам известен Владлен Михайлович Губко?
— Честно говоря, — ответил Алекс, — фамилия знакомая, но кто это, не могу сказать.
Ёжик положил портфель на стол, достал оттуда зелёную папочку и протянул Алексу.
— Тут его досье. Можете изучить. Это губернатор Омской области. Есть мнение, что он занимается противозаконной деятельностью. А вот что это за деятельность, вы и поможете нам выяснить.
Алекс, не раскрывая папку, отложил её в сторону.
— Бог мой! — всплеснул руками Алекс. — Он и так в Омске, а это, как известно, Отдалённое Место СсылКи. Куда же вы его теперь засадить хотите, в Томск? Тоже Отдалённое Место СсылКи?
Рубен Иванович как-то излишне ласково посмотрел на него и с лёгкой улыбкой произнёс:
— Знаете, каждого человека можно засадить туда, где ему понравится ещё меньше, как бы плохо ему сейчас ни было.
На секунду замешкавшись и пожелав Ёжику исчезнуть в тумане, Алекс вернул улыбку:
— И для каждого человека Щит найдет причины это сделать, а я могу узнать их у Щита, и сейчас я это вам продемонстрирую.
Отгородившись ноутом от фээсбэшника, Алекс вывел изображение на общий экран комнаты и обратился к Выгрызу за поиском компромата на Губко. Дело было привычное, не то чтобы это была ежедневная рутина, но собирать компромат на неугодных в интересах государства Алексу приходилось регулярно. Возможно, если бы он делал это чаще, то привык бы выступать в роли мастера, сколачивающего виселицу, а так было противно, ещё один замечательный повод напиться вечером. Белый гризли, уже натренированный на былых жертвах, стремительно обратился к базе Щита и начал своё грязное дело. Первое, что выдал Щит, порывшись в своей колыбели: в молодости Губко был активным оппозиционером и донатил Навальному.
— Смолоду гнилым был, — констатировал Семёнов, покалывая экран своими бельмами, — но этого мало. Так, для общей картины пойдёт.
Детское порно. Опять по юности, но несколько раз Губко передернул на крамольный контент.
— Мерзко, — довольно фыркнул Ёжик, — но уголовку за это не пришьёшь.
А вот это было уже интересно, хоть и банально. Владлен Михайлович любил кокаин. Совершенно обыденная слабость для сильных мира сего. Да что для сильных? Анализы сотрудников российского отделения Щита уверенно ставили кокаин на первое место среди потребляемых наркотиков.
А Владлен Михайлович, судя по данным всеведущего стукача, постоянно имел при себе пару грамм. А дома у него хранилось ещё как минимум грамм двести. Щит даже знал, где кокаиновый губернатор прячет объект своего порока.
— А вот это то что надо! — обрадовался фээсбэшник. — На этом мы его закроем плотно и красиво. Подготовьте мне данные о его тайнике, ну и заодно про Навального и детское порно скиньте, для общего портрета, так сказать. Ну и продолжайте искать, не думаю, что это единственные грешки Владлена Михайловича за долгую и счастливую жизнь.
Компромат был слит на флешку гостя и отдан государеву человеку. Зелёная папочка была конфискована, так и не удостоившись чести быть открытой.
— Что ж, — пожимая руку и глядя на Алекса снизу вверх своим колючим взглядом, с той же лаской проговорил Рубен Иванович, — не смею вас больше отвлекать. Надеюсь, вы понимаете, что всё вами услышанное не должно покинуть стены этого кабинета?
Рукопожатие стало жёстким, почти болезненным. Алекс кивнул.
Государев человек отпустил руку и кивнул, изобразив что-то вроде поклона, бросил ласковое «До скорых встреч» и исчез так же тихо и беспардонно, как появился.
— Ну что ж, — отметил Алекс, — сегодня выпью за упокой Владлена Михайловича.
Взгляд на часы вывел Алекса из размышлений о визите Семёнова. Без пятнадцати четыре. Он с неприятным уколом вспомнил про Анвара. Шитовый аналитик, должно быть, уже замучил бедного парня насмерть.
Он подошёл к переговорке и заглянул внутрь. Картина была предсказуемой и печальной: Анвар с страдальческим видом что-то записывал в блокнот, а на экране за спиной Марка сиял очередной слайд с диаграммой, иллюстрирующей, как повысить эффективность совещаний по повышению эффективности.