Голодные

Глава 1

Чаще всего имеют дело с подвижными и блуждающими точками сопротивления, которые вносят в общество перемещающиеся расслоения, разбивают единства и вызывают

перегруппировки; которые прокладывают борозды в самих индивидах, очерчивают в них – в их теле и душе – нередуцируемые области

Мишель Фуко

Глава 1

Каади-ульхама-иена-дара-каади-каад-сумале-иена-каад…

Он улыбается смущенно, не выдерживает прямого взгляда. Но, отдать должное, старается. Не куда-то там пришел, а в самый известный из экспериментальных театров в Алматы. Страшно жаль, что и четверти века парню разменять не суждено.

Говорит:

– Приятно было познакомиться.

Говорит:

– Спасибо, что нашли для меня время.

Никогда бы Мика не поверила, что в человеке бывает столько крови, кабы не увидела собственными глазами. Парень умрет в самый разгар осеннего сезона. Это ведь, блин, и не год.

– Тебе спасибо, – мягко улыбается Диана. – Здорово, что решился нам довериться. Давай поступим следующим образом. Мы сообщим о своем решении до пятницы включительно. Устраивает?

– Более чем.

Поздний вечер, конец сложной рабочей недели. Мика сидела за три ряда от Дианы, в глубине зала, в темноте, куда не доставало освещение сцены. Она и не догадывалась, конечно, то ей в жизни Антона отведена далеко не последнюю скрипку. Точнее, в смерти.

Восстанавливая что угодно в памяти, Мика мгновенно и точно (во всяком случае, так ей кажется) вспоминает слова, жесты, ужимки, но не чувства. Ей хочется обнаружить в

закромах души грусть, необъяснимую такую, здоровенную тоску. Но внутри ничего

подобного и рядом не стояло. Белый шум.

Он один из бесконечных попрошаек в сезон или в состав. Его зовут Антон, четыре месяца назад стукнуло двадцать два. Вырос в детдоме, любит розовый цвет и печенье из песочного теста. Умирать ему будет больно. Но ни Мика, ни Антон, ни девчонки, никто ни сном ни духом, что им всем предстоить пережить. Вряд ли и предположить такое возможно. То был самый обычный вторник, самый обычный вечер.

– Микось, поедешь с нами ужины ужинать?

– Нет, девчонки, я чуть позже поем.

– Точно? Бледная ты…

Всегда думаешь, что Диана переживает искренне, но стоит вспомнить, что она и любовь может сыграть, и гнев, и стыд, и все, что угодно, и начинаешь сомневаться, а есть ли вокруг кто-то, хоть кто-нибудь, кто действительно показывает то, что чувствует, а

чувствует, что показывает.

– Все норм. Мигрень с выходных, пройдет. Пока посижу.

– Ладно. Может, вкусняшку взять?

– Ничего не нужно.

Оказываясь со сценой один на один, Мика всегда сильно смущается, будто застает близкого родственника за неприличным занятием. Сцена, погруженная в грязноватый полумрак, молча, но при этом властно приглашает Мику в себя. И не может взять, и не принять приглашение. Между тобой и этим условно обозначенным пространством свободы кипит, разгорается та самая пресловутая химия.

– Эй, ты чего там делаешь?

В зал заглядывает кто-то из девочек, связь со сценой рвется. Все вокруг резко теряет яркие, напряженные краски, становясь самым что ни на есть обычным.

***

Может, и правда курила Мика чересчур много, бывало, что не замечала, как одну за другой – вылитый тракторист. Руса запах сигарет раздражал. Они всего несколько дней, как переехали в свою собственную квартиру, пусть и

взятую в ипотеку.

Рус сказал:

– От тебя табаком несет пиздец.

Сказал:

– Иди почисти зубы, пожалуйста.

Спросил раздраженно:

– Ты можешь столько не курить хотя в доме?

Мика вовремя обнаружила, что чуть не встала и не пошла выполнять команду.

– Нет, не могу, – спокойно сказала она. – Ты же знаешь, меня успокаивает оральная фиксация.

Намека жирнее при том условии, что вы два с половиной года в отношениях, подкинуть было невозможно.

– Воняешь старой пепельницей, – скривился Рус. – Тебе самой не противно?

– Нет.

Говнюком Рус не был, в последнее время работы навалилось, да и не каждый день ты принимаешь решение съехаться с человеком с тем, чтобы строить семью. Мика не держала на жениха зла, но в моменте бывало обидно.

– Как ты думаешь, кот, – протянула Мика задумчиво. – Папе тут понравится?

– Надеюсь, – Рус усмехнулся, но получилось скорее истерично, чем весело. – Не то все выходные будем слушать, что надо правильно, а неправильно не надо.

– Не обижайся на него.

– Да я не обижаюсь, ты чего?

Мике сложно было представить себе жизнь, в которой нет Руса. Или легко. Закурила новую.

– Мика, ну бляха-муха…

– Последнюю, и идем домывать!

***

За три года работы в театре, самом крупном и известном из экспериментальных, Мика не получила ни одной ведущей роли. Пробовалась на второй план в вещах, где и полено дворника вроде бы сможет, но не фортит. Кабы ей снисходительно хлопали по плечу и кряхтели, что все обязательно получится, нужно, мол, постараться снова, снова и снова, Мика хотя бы понимала бы, что бездарность, которую держат на скамейке запасных из вежливости, ан нет, хвалят, прочат будущее. И не берут. Объяснить этот феномен Мика не могла, никто не мог, и поэтому всякий раз, думая о работе, она немедленно начинала грустить. Бывает, что у человека нет рук, ног, таланта, не было детства, нет возможности заниматься любимым делом, при этом полагаясь в финансовом плане на партнера, да только легче с того ни делалось ни на полсантиметра. Очень жаль, что у

африканских детей нет воды. А у Меруерт Сабитовой нет роли. Для Меруерт

Султановой это важнее.

Резко стемнело, сразу стало прохладно. Мика ежилась, попыхивая сигареткой, и в общем-то не собиралась торопиться вернуться в помещение. В черном зеркале неба одна за другой, словно новогодние гирлянды, загорались звезды, а обрызенный и обиженный жизнью полумесяц торчал над домами вдалеке, будто на ладан дышал, казалось, что чикни

Глава 2

Сказать, что соседка по фамилии Жилина стала самой большой занозой в жизни Мики – не сказать ничего. Вроде проблема-то ростом метр с кепкой на каблуках, толстожопая и вредная на вид, но не смертельно, да кто же знал, чем могут обернуться для некоторых людей прогулки в неположенных для этого местах.

Первый раз Мика увидела Жилину на третий или четвертый день после переезда. Чем ближе к лету, тем более душно и жарко становилось. И дышать-то подчас не очень моглось. Мика насквозь промокла, страшно устала. С Жилиной они пересеклись в подъезде, та, одетая в цветастый “теткин” с базара и в тапочки поверх высоких носков, несла на помойку два больших черных пакета. Мика вошла в подъезд, а Жилина, негромко беседуя с собой в процессе, вынырнула из закутка с лифтами.

– Здравствуйте, – сказала Мика на автомате.

– Добрый день, коль не шутите, – хохотнула Жилина. – Новенькие с седьмого? Недавно же переехали, правильно говорю?

– Верно, новенькие с седьмого.

– Громко не шумите мне, а то знаю я вас, новеньких с седьмого.

– Хорошо…

Жилина плечом толкнула дверь в подъезд и скрылась за ней в подступающей ночи. Мика потом разбирала сохранившиеся в голове образы и акценты, пытаясь выяснить, что испытала при первой встрече, но не смогла обнаружить ничего, кроме недоумения.

Все лишь соседка, обрюзгшая, бледная, потная, с синими кругами под глазами, короткой шеей, с уродским каре и едва ли не бесцветными рыбьими глазами. Разве могла она представлять опасность?

***

Тишина затягивалась, но что можно сказать никто, кажется, не понимал. Точнее, понимал, конечно, хорошо понимал, каждый из них, но никто не хотел провоцировать конфликт. Наверное. Разбираться в том, что прав, а кто виноват по большому счету смысла на горизонте не наблюдалось. Разные люди, разные представления о жизни, работе, карьере, чести, достоинствах и мечтах. Справедливости ради, Руся пошутил смешно, на грани, – стоило ли, вполне уместный вопрос, – но смешно. Мама с папой молчали.

– Надо чаще собираться, – хихикнул Рус. – Хорошо сидим!

Отец встал, молча вышел из комнаты.

– Мам… – начала было Мика, но мама замахала руками, сопротивляясь.

– Ничего мне надо слышать. Все, что могли, мы с отцом, видимо, услышали. Поздравляю, дочь, замечательная квартира!

– Ну мам…

– Доволен? – обижено фыркнула Мика. – Весело тебе?

– Ты прекрасно понимаешь, что говорить не о чем. Ситуация яйца выеденного не стоит. Зачем разгонять?

– Ни за чем.

***

При определенном освещении глаза у Антона делались зеленые, а в тени не то синели, не то серели. Тонкие черты лица, “девочковые” движения. Но при всей феминности он был именно по-мужски красив. Кроме того, от него и пахло приятно. Мика грешным делом подумала, что, очень гипотетически, у них могло бы попробоваться, но кабы она, конечно, была свободна.

– Здесь тоже репетиции проходят, но чаще всего у основного состава.

– Круто, круто!

Экскурсия выглядела донельзя бессмысленной, формальной, Мике хотелось побыстрее с этим закончить и в подвал она Антона не повела.

– Поехали в общагу помогу поселиться. Сейчас вызову такси.

– Спасибо огромное!

Таксист высадил их раньше нужной точки, но ругаться Мика не стала, ничего страшного, можно и прогуляться. Посмотрела на застывшую на фоне полупрозрачного неба унылую серую громадину общаги и спросила:

– Ты откуда, кстати, приехал?

Сначала спросила, потом подумала.

– Извини.

– Не страшно. Мне хату

обещали по идее после восемнадцати, до сих пор жду. Надо где-то кантоваться.

– Пойдем, – Мика легонько взяла Антона за локоть. – Нам сюда.

***

Сначала Мика осознала жгучую боль в висках, в отрыве от личности, а после, и то

сильно не сразу, поняла, что пытается проснуться. Запуталась в паутине кошмара. Куклы с трещинами на лицах. Мать точит нож. Бездонный колодец, и оттуда, из вечной темноты, кто-то кричит от боли, зовет ее по имени.

– Мика! Мика!

Брызнули разноцветные искры. Понадобилось около минуты, но Мика поняла, что дома, в своей кровати, рядом Рус. Глаза у него встревоженные, дышит часто.

– Ты чего меня пугаешь? Что снилось?

– Мест в общаге нет, – пробормотала Мика. – Должны были предупредить, но не предупредили. Что делать?

– Чего?

– Пока в театре перекантуется.

– Микось, ты чего?

– Чего?

– Что чего?

– Голова болит, Русь, ужасно просто. У нас таблетки есть, что-нибудь?

– Сеймщит. Сейчас принесу, лежи.

Рус подозрительно быстро вернулся в комнату .

– Магнитные бури или типа, – сказал он, сел на край кровати, держа в одной руке стакан с водой, а в другой блистер с таблетками. – Сосед рассказывал с утра, видела

мужичка с усами из сорок седьмой?

– Не помню.

– Не суть. Говорит не первый день головная боль мучает. Причем от дома отъедешь нормально все, говорит, а тут ни уснуть, ни пернуть. Странно. Проверить захотелось. На, давай глотай.

– Немножко посплю, можно?

– Да можно-то оно можно, но хорошая ли идея?

– Угу.

– Ладно, спи.

***

Жилина и ее младший брат Тимур, плюс-минус ровесник Антона, божий одуванчик с виду, ни дать, ни взять – герой Бертоновских мультяшек, переехали в ЖК “Культура” недавно, под новый год. Чувству гордости этой на зависть самоуверенной женщины было не сыскать предела. Она каждому встречному-поперечному рассказывала, что сама,

этими руками и мозгами накопила, без агашек, взяток и темных дел.

После переезда дела у Жилиных заметно пошли в гору. Мика убеждала себя, что всему виной свет, не так упал, чертяка, и тот маргинальный аутфит, ведь не может человек взять, и за пару недель помолодеть лет на черт знает сколько. Пять, семь, десять? Увидев Жилину во второй раз, Мика ее и узнала не сразу. Прямая спина, хорошие волосы, а не патлы из-под косынки, гладкая кожа.

Глава 3

Выводы делать рано. Чушь, паранойя несчастная, всего два раза видела их мило беседующими во дворе у детской площадки. Но что, например, думать, когда Рус садится с ней машину, а Мике говорит, что ему нужно “срочно отскочить по работе”.

Мика не считала себя ревнивой, да и собственницей тоже по большому счету не была, но не собиралась позволять вытирать об себя ноги. Еще, и это, пожалуй, ключевое, она умела загоняться: быстро и профессионально, дай повод. С точки зрения логики и

здравого смысла поводов для паники минус ноль. Рус и уродливая толстуха Жилина,

серьезно? Даже звучит, будто тебе не только нечем заняться, но и лень

оригинальничать. Думая об этом, точнее, целенаправленно грызя себя, разгоняя и разгоняя тревогу, Мика стоны из спальни.

Испугалась, прислушалась. Сначала ничего, но вот повторилось, очень отчетливо.

Рус всегда, – а знала его Мика восьмой год, – спал мертвецом, ураганом не

сдвинешь, поэтому внутри у Мики нехорошо екнуло. Она резко выдохнула, беря себя

в руки, и пошла посмотреть, что происходит.

Рус лежал на краю кровати, и, в три погибели скрючившись, крупно дрожал всем телом, вспотел, буквально взмок, бормотал неразборчиво, то громче, то тише, прерывался, резко замерев, задерживал дыхание, и вот тогда из груди у него вырывался

полный боли стон.

– Русик, Руся…

Мика не хотела его будить, суббота, восемь с копейками утра, спать и спать, но не оставлять же в лихорадке. Это неправильно.

– Руся… Милый… Руслан…

Тот резко дернулся, подорвался, сел на кровати и стал оглядываться по сторонам безумными, красными со сна глазами.

– Руся, я тут. Эй, ты меня слышишь? Все хорошо. Ты дома. Рус?

– Ско.. – тот скривился, потер виски пальцами. – Сколько времени?

– Часов восемь. Рано. Тебе снилось плохое, кошмары?

– Не… Я не помню.

В эти минуты Мика о своих подозрениях и обидах забыла начисто.

– Можно полежать с тобой?

– Конечно, малыш, зачем спрашиваешь? Идем.

Она тревожно уснула, крепко обнимая Руслана сзади, и получаса не прошло.

***

Жених вышел из дома минут двадцать тому назад, сказал, что его срочно позвал друг, им прям важно обсудить кое-что немедленно. Просил не обижаться. Друзьям ведь нужно помогать. Спускаясь по лестнице, Мика что ни шаг напоминала себе: все люди делают глупости. Заводская прошивка. Хотя, если подумать и взвесить, нет ничего

страшного или странного в том, чтобы иногда, один раз, дать волю тараканам в

голове. Не увидишь ничего подозрительного? Не найдешь, не услышишь? Замечательно.

Всего и делов: немного просвистела фляжечка, случается. Мика верила Руслану.

Верила по-настоящему, иначе что за во всем этом смысл? Но писклявый

внутренний голос с интонациями обиженного ребенка тут же интересовался: нельзя,

что ли, сходить, проверить все, и успокоиться, убедившись в своей правоте? Или ему правда есть, что скрывать?

– Вот же ты дура, – сказала она вслух. – Что ты собираешься увидеть? Зачем?

Она рассчитывала услышать голоса, женский и мужской, смех или, например, стоны из-за двери, но разве убедилась бы, что это именно Рус? На этаже, где обитала Жилина, оказалось пусто, тихо и чисто. Включился, среагировав на движения, «больничный» белый свет.

– Что ищем? – нервным шепотом спросила Мика сама у себя. – Чтобы найти то, что тебе нужно, нужно знать, чего ты хочешь, и ты будешь понимать, куда смотреть, что слушать.

Подобные оперативно-розыскные мероприятия никуда не годились. Она чувствовала себя максимально глупо.

– Вы делаете ровно то, чего она от вас хочет, – внезапно и громко сказали из-за спины. Мика застыла в ужасе.

– Разве вы не понимаете?

Голос слабый, но в то же время человек, слышно, полон решимости.

– Она рядом. Она ближе, чем вы думаете, Меруерт. Намного ближе.

Раздались шаги, хлопнула дверь на лестничную клетку. Заставить себя обернуться Мика не могла долго. Когда вернулась домой, Руслан ждал её, волновался.

***

– Показаний для госпитализации нет, – врач тяжело вздохнул. – Но понятнее, увы и ах, не стало.

– Что? – спросила Мика.

Врач к ней не повернулся, продолжил разговаривать с Русланом.

– Вы третий в месяце, но что сверху странно, все трое отсюда.

– Откуда? – Рус застонал сквозь сжатые зубы.

– Из вашего дома. Симптомы и жалобы одинаковые, анализы одинаковые. Честно говоря, ничего не понимаю. С вами все в порядке, но не в порядке.

– Что делать?

– Постельный режим, обильное питье, меньше стресса. Если нужно, я оформлю вам больничный лист.

– Давайте.

Однако проснувшись на следующее утро, Рус по волшебству почувствовал себя лучше.

– Голова не болит, не кружится? Не тошнит?

– Нет, мам, – улыбается, румяный, полный сил. – Хрен пойми, что это было, но прошло.

– Может, полежишь дома, вдруг накроет?

– Нет, надо работать. Ипотека сама себя не закроет.

***

– Постойте, пожалуйста!

Пакеты, выяснилось спустя полквартала, были куда тяжелея, чем она подумала в супермаркете, решив не вызывать такси. Съежившиеся от натяжения ручки больно врезались в ладони. Человек у подъезда послушно остановился, придерживая дверь. Вообще, конечно, мужчина мог бы и пройти десять метров, чтобы помочь с пакетами, но и что не проигнорировал спасибо. Наверное.

Совсем издалека Мика видела плохо, но устроилась из благодарности и теперь с каждым новым шагом отчетливее видела, что ждёт её Тимур Жилин.

– Здравствуйте, – сказала Мика, запыхавшись, с вздохом облегчения поставила пакеты на землю перед собой. – Минуту, руки поменяю.

Тимур задумался, мысленная борьба четко отразилась у него на лице. Он был

бледный, кожа да кости, уставший, грустный. Но отталкивало в нем не физическое