Мну в пальцах рукав толстовки. Ткань затёртая до дыр, но это последний подарок Брэдли.
«Носи, мелкая, и помни — ты сильнее, чем думаешь».
Ага, конечно. Сильная я. Настолько сильная, что стояла как столб и смотрела, как увозят единственного человека, которому я была нужна. Даже голоса не подала. Просто сжимала эту толстовку и... всё. Брэдли ещё умудрился подмигнуть мне через стекло. Улыбнулся своей фирменной улыбкой — мол, всё окей, малявка, прорвёмся.
В животе урчит. Блин, когда я вообще ела? Вчера? Позавчера? А, точно. Вчера утром доедала остатки пиццы, которую Рэй не доела. Холодная, с застывшим сыром. Но хоть что-то.
Оглядываюсь. Мрамор везде. Всё такое... идеальное. Люди тоже под стать интерьеру — отполированные до блеска, с фальшивыми улыбками.
А я тут со своим ободранным чемоданом. Колёса визжат при каждом повороте — одно вообще заедает.
За стойкой регистрации сидит женщина. Укладка — ни волоска не выбилось. Улыбка приклеена намертво, но глаза холодные.
— Чем могу помочь?
Ой, какой тон... Прямо так и слышится: «Чего припёрлась, оборванка?»
— Эвелин Грей. Комната 307.
— А-а-а, — тянет она, и брови взлетают к самой причёске. — Вы та самая... стипендиатка.
Ох, как же хочется ответить. Прям язык чешется выдать что-нибудь типа: «Удивительно, правда? Оказывается, можно поступить в Беркли и без папиного кошелька».
Но нет. Прикусываю язык так сильно, что чувствую металлический привкус. Шесть месяцев подготовки. Ночи без сна. Учебники вместо еды. Я не для того через все это прошла, чтобы вылететь в первый день из-за своего длинного языка.
— Да, это я.
Она театрально вздыхает. Достаёт откуда-то ключ, кладёт на стойку.
— Третий этаж, правое крыло. Лифт, к сожалению, временно не работает.
Хватаю ключ и тащу чемодан к лестнице. Три этажа. С этой колымагой. Супер.
Первый пролёт — нормально. На втором уже пот выступает. К третьему ноги гудят, дыхание сбивается. По пути встречаю несколько девиц. Все как под копирку. Окидывают меня взглядом с ног до головы и морщатся, будто от меня воняет.
Да пошли вы все. Я тут по праву. Заслужила.
Но всё равно неприятно. Думала, готова к такому приёму. К снобизму, к презрению. Оказалось нет. Одно дело знать, что тебя будут гнобить. Другое — чувствовать это на собственной шкуре.
Наконец добираюсь до третьего этажа. Ноги гудят, спина мокрая, дыхание как у астматика. Правое крыло... где это, черт возьми? А, вот табличка. 305... 306... 307.
Достаю ключ. Пальцы трясутся. Ключ никак не попадает в скважину.
— О. Мой. Бог.
Резко оборачиваюсь. За спиной стоит... как это назвать? Ожившая обложка Vogue? Инстаграм-модель? Нет, это слишком просто. Эта девица — квинтэссенция всего, чем я не являюсь.
— Значит, слухи не врут?
— Какие слухи?
Хотя догадываюсь. Новости тут разлетаются быстрее скорости света.
— О том, что к нам подселили... — она делает паузу, смакуя момент. — Стипендиатку из гетто.
Из гетто? Да я из обычного трейлерного парка, но ей-то какая разница.
Щёки горят, но стараюсь держать лицо.
— Оперативно у вас тут сарафанное радио работает. Я польщена таким вниманием, —выпрямляюсь, смотрю ей прямо в глаза. — Эвелин Грей.
— Блэр Кингсли. И поверь, милая, к концу семестра таким как ты здесь места не будет. У нас свои... стандарты.
— Правда? И какие же? Минимальная толщина папиного кошелька? Или количество пластических операций до совершеннолетия?
— Увидишь.
Ключ наконец-то проворачивается в замке. Слава богу, хоть что-то идет по плану. Захожу и захлопываю дверь прямо перед её носом. Прислоняюсь спиной, пытаюсь отдышаться. Сердце колотится как бешеное.
Ну и пусть. Пусть ненавидят. Я не за их любовью сюда приехала.
Оглядываю комнату. Вот это контраст... Справа — это прямо обложка журнала «Богатая сучка». Шелковое покрывало розового цвета. Постеры на стенах. Туалетный столик завален косметикой.
А моя половина... Ну, это даже смешно. Голые стены. Кровать узкая. Стол пустой, даже лампы нет. Подчеркнутый минимализм? Скорее вкус нищеты, как есть.
Ставлю чемодан и сажусь на кровать. Пружины жалобно скрипят. Отлично. Буду всю ночь скрипеть при каждом движении. Соседка обрадуется.
— Чёрт!
Дверь распахивается без стука. На пороге ещё одна блондинка. Но эта хоть выглядит живее — глаза не стеклянные, улыбка вроде настоящая.
— Так ты моя новая соседка? Я Скарлетт.
Грациозно проплывает мимо меня, усаживается на свою кровать. Ноги складывает как-то по-особенному элегантно. Наверное, в их мире это важный навык — красиво сидеть.
— Эвелин. Можно просто Эви.
— Ммм, — она разглядывает меня с ног до головы. — Я просила одноместную. Папа даже декану звонил.
— Сочувствую. Но меня тоже не спросили.
Начинаю выкладывать вещи. Жалкое зрелище. Пара джинсов, несколько футболок, нижнее бельё. Всё помещается на двух полках.
— Давай сразу проясним, — Скарлетт наклоняется вперёд. — Я не собираюсь изображать подружек. У нас с тобой разные... орбиты, понимаешь? Ничего личного.
По крайней мере честно.
— Понимаю. Не волнуйся, навязываться не буду.
— Отлично. Но кое-что тебе стоит знать. Это Беркли, детка. Здесь всё решают связи. С кем дружишь, где тусуешься, во что одета. Завтра вечеринка — начало семестра. Будь там, если хочешь хоть как-то вписаться.
Смотрит на мои вещи с плохо скрываемой брезгливостью.
— Хотя в этом... тебя точно не пустят.
Телефон вибрирует. Достаю — экран весь в трещинах, еле работает.
«Нужна на смену. Двойная ставка» — сообщение от Рэй.
Двойная ставка. Это шесть часов в "Розе". Ноги будут отваливаться, спина ломиться. Пьяные уроды с их сальными шуточками и лапами. Но деньги. Мне позарез нужны деньги.
«Буду в одиннадцать».
— Слушай, ещё пара моментов, — Скарлетт проводит пальцем по тумбочке, проверяя на пыль. — Никаких гостей после десяти. Мои вещи не трогать. Свою половину содержи в чистоте. И... — она делает паузу, — не влюбляйся в Джейдена Монтгомери.
Лезу в дальний угол шкафа за своей «рабочей» сумкой. Чёрное мини-платье, туфли на шпильках, косметичка с боевой раскраской. Вот и вся амуниция для ночной смены в "Розе".
Дверь распахивается без стука. Просто бац — и открыта.
— Твою мать! — дергаюсь от неожиданности.
В дверном проеме... О господи. Это что за экземпляр?
Высокий парень. Метр девяносто минимум. Темные волосы взъерошены. Глаза... ох, эти глаза. Серые, но не просто серые — с каким-то стальным отливом, холодные и одновременно обжигающие.
Черная футболка обтягивает широкие плечи. Не качок-переросток из спортзала, а именно что атлетичное телосложение.
А запах... Господи, от него пахнет так дорого и вкусно, что хочется подойти и уткнуться носом в шею...
Стоп. О чем я вообще думаю?
— Скарлетт здесь? — спрашивает он.
Голос... Мама дорогая. Низкий, с легкой хрипотцой. Такой голос не задает вопросы — он приказывает. Такой голос шепчет непристойности в темноте дорогих отелей.
Проклятье, хватит!
— Нет, — выдавливаю, чувствуя, как пересыхает во рту.
Его взгляд скользит сверху вниз — от растрепанных волос до стоптанных кед. Останавливается на заплатке на колене джинсов.
Вижу, как в его глазах мелькает... что? Презрение? Снисхождение? Будто я какое-то недоразумение, случайно оказавшееся на его пути.
Меня прямо изнутри как кипятком обдало. Да кто он такой вообще? Думает, раз у него задница в джинсы за косарь баксов упакована, так он король мира?
— Новенькая?
— А ты, я так понимаю, местная знаменитость? Дай угадаю... Джейден?
Уголки его губ дергаются вверх. Не улыбка — скорее признание, что я попала в точку.
— Моя репутация меня опережает.
Он прислоняется к дверному косяку, скрещивая руки на груди. Футболка натягивается, обрисовывая рельеф мышц. Бицепсы, трицепсы, предплечья с выступающими венами...
Демонстративно отворачиваюсь к шкафу, делая вид, что ищу что-то среди вешалок.
— Ну что ж, репутации свойственно преувеличивать. Передам Скарлетт, что ты заходил.
Но он не уходит. Чувствую его присутствие каждой клеточкой тела.
— Забавно... Обычно девушки не спешат от меня избавиться.
— Наверное, потому что обычно ты общаешься с теми, кто готов упасть в обморок от восторга при виде твоей... как это... ауры превосходства?
Поворачиваюсь к нему лицом. Наши взгляды встречаются, и что-то... щелкает. В его серых глазах вспыхивает интерес. Опасный интерес.
— А ты, значит, не из таких?
— Я вообще не из твоего круга, если ты не заметил. И у меня нет времени на...
Джейден отталкивается от косяка. Делает шаг ко мне. Потом еще один. Расстояние между нами сокращается до неприличного.
— На что именно у тебя нет времени? — произносит он совсем тихо. Его дыхание касается моей щеки.
Вдох. Попытка выдоха. Не показывать, как сильно его близость выбивает из колеи.
— На игры избалованных мальчиков, которым нечем заняться.
Его глаза темнеют. Он ещё ближе наклоняется, и мне кажется, что сейчас...
ДЗЫНЬ!
Телефон! Спасение!
Джейден отступает, но взгляд не отводит. Достает из кармана телефон.
— Да? — бросает в трубку, все еще глядя на меня. — Сейчас буду.
Убирает телефон. Секунда тишины. Две. Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах.
— Продолжим в другой раз.
— Вряд ли, — выпаливаю.
Он усмехается. Разворачивается и выходит, оставляя за собой шлейф дорогого парфюма и ощущение, будто из комнаты высосали весь кислород.
Поднос с коктейлями весит тонну, клянусь. Или это просто мои ноги уже не вывозят после четырех часов в этих адских шпильках.
— Эй, сладкая! — какой-то мужик машет мне из-за столика. Красная рожа, галстук съехал набок. — Два «Космо» и твои циферки, а?
Его корешки заливаются пьяным смехом. Ох уж эти клоуны... Каждый второй думает, что он оригинальный.
Ладно, включаем режим «милая официантка». Не слишком дружелюбная — а то решит, что я на него запала. Но и не ледяная сука — чаевые же нужны.
— Два «Космополитена», будет готово через пять минут.
— А циферки? — не унимается он.
— Они в счете будут, — отшучиваюсь и сваливаю, пока не полез лапать.
— Жасмин! — Рэй орет через весь зал. — Семерка ждет! VIP-клиент!
Ох, ну вот... VIP-зона — это вообще отдельная песня. Там сидят те, кто считает, что за деньги можно купить абсолютно все. И меня в том числе.
Подхожу к барной стойке. Алекс как раз заканчивает очередной шедевр.
— Готова идти в логово зверя? — он ставит бокалы на мой поднос.
— Да уж лучше бы я сейчас в общаге сидела и экономику зубрила. По крайней мере, формулы не пытаются залезть мне под юбку.
Он хмыкает в ответ.
Алекс — единственный здесь, с кем можно нормально поговорить. Он тоже студент, подрабатывает, чтобы за учебу платить. Только он не парится так, как я. Говорит, что это временно, что потом все наладится. Хотелось бы мне так думать.
Ладно, пора. Расправляю плечи, поднимаю подбородок. Жасмин готова к бою. Еще четыре часа, Эви. Всего четыре часа, и можно будет свалить домой и забыть об этом месте до следующей смены.
Несколько мужиков поворачивают головы, когда я вхожу в VIP-зону. Обычное дело. Оценивающие взгляды скользят по фигуре. Мысленно посылаю их всех куда подальше.
— Детка, иди сюда! — зовет толстяк. — Присядь с нами, развлечемся!
Господи, опять... У них что, других слов нет? Каждый вечер одно и то же — "красотка", "детка", "милашка". Тошнит уже.
— Простите, я работаю. Что будете заказывать?
— Тебя хочу заказать, — он достает бумажник, явно собираясь впечатлить меня толщиной. — Сколько стоишь, красавица?
Сжимаю поднос так, что пальцы белеют. Спокойно, Эви. Не первый, не последний.
— Боюсь, вы меня неправильно поняли...
— Ты знаешь, кто я вообще такой? — его лицо краснеет. Обиделся, бедненький.
Нет, не знаю. И знать не хочу.
— Джереми, угомонись. Девушка работает.
Оборачиваюсь на голос и... ох.
В углу, за самым престижным столиком, сидит парень. Темные волосы слегка растрепаны, рубашка расстегнута на пару пуговиц.
Рядом с ним две модели в платьях-тряпочках, но он смотрит только на меня. И не так, как обычно смотрят – не раздевая взглядом, не с презрением. С... любопытством?
— Извини за Джереми. У него с манерами проблемы.
— Все в порядке. Привычное дело. Что будете?
Он откидывается на спинку дивана.
— Удиви меня.
— Простите?
— Ты же здесь работаешь. Должна знать, что стоит попробовать.
Ага, вызов принят, мистер Загадочный.
— «Дьявольский поцелуй», — называю самый убойный коктейль из нашего меню.
— И что в нем особенного?
— Попробуете — узнаете.
Черт, это прозвучало грубее, чем я хотела. Но он улыбается. Не ухмыляется, как остальные, а именно улыбается.
— Хм... хорошо. Три «Дьявольских поцелуя» и бутылку «Дом Периньон». И еще кое-что...
Вот сейчас начнется. Сейчас он скажет что-нибудь пошлое или предложит «договориться».
— Хочу, чтобы сегодня нас обслуживала только ты.
Ну, ладно. Не угадала.
— Я не уверена, что это возможно...
— Я договорюсь с менеджером. Кстати, я Маркус.
— Жасмин.
Вру, конечно. Но он и не ждет правды. Тут все врут — о именах, о возрасте, о намерениях.
***
Каждый раз, когда подхожу к его столику, что-то внутри напрягается. Не могу понять, что с ним не так. Другие клиенты ведут себя предсказуемо — либо пялятся как на кусок мяса, либо вообще не замечают, будто я часть интерьера. А Маркус... наблюдает. Изучает.
Может, он маньяк какой? Из тех, что расчленяют официанток и складывают в морозилку? Фу...
— Жасмин. У тебя в глазах что-то есть... Что не вяжется с образом простой официантки.
Ох, да ладно! Теперь он еще и психолог? Может, сразу душу вывернуть наизнанку?
— Знаете что я вижу в ваших глазах? Скуку. И попытку развлечься за счет персонала.
Он усмехается. Черт, у него красивая улыбка.
— Остроумно. Обычно девушки здесь более... сговорчивые.
— Может, поэтому ваши спутницы уже ушли? — киваю на пустые места рядом. — Заскучали от вашего пристального внимания ко мне.
Он смеется. По-настоящему, не фальшиво.
— Проницательная Жасмин. Или как тебя там зовут на самом деле.
Сердце екает.
— Жасмин. Можете проверить у менеджера.
— О, я уверен, что у менеджера ты именно Жасмин. Вопрос — кто ты за пределами этих стен?
— Никто особенный. А теперь, если позволите...
— Присядь. Выпей со мной.
— Я на работе.
— Я поговорю с Рэй. Она не будет против.
— Есть правила. Я их не нарушаю.
Разворачиваюсь и ухожу, чувствуя, как его взгляд прожигает дырку в спине. Что ему вообще надо? Почему не может просто напиться и свалить, как все нормальные клиенты?
***
Четыре утра. Клуб почти пустой, только пара столиков еще занята. А он все сидит. С тем же стаканом виски, который час назад был полным. Не пьет — просто крутит в руках, наблюдая за мной.
Это начинает напрягать. Серьезно напрягать.
— Мы закрываемся, — подхожу к его столику в последний раз.
Он поднимается. Ого... какой же он высокий. Я и не заметила раньше. Приходится задирать голову, чтобы посмотреть в лицо.
— Жаль. Вечер был... познавательным.
Джейден
Скарлетт извивается на мне, закатывает глаза, изображая экстаз. Фальшиво до тошноты. Тело реагирует на автомате, член делает своё дело, но голова... голова вообще не здесь.
Дверь распахивается без стука. На пороге застывает та самая стипендиатка — соседка Скарлетт. Из-за неё весь универ на ушах стоит последние дни.
В полумраке её глаза кажутся огромными. Чёрными. Под ними тени, толстовка висит мешком. Бледная как смерть.
Не мой типаж. Вообще никак. Ни единой искры.
— Какого хрена?! — Скарлетт взвизгивает, хватается за простыню.
Морщусь от её визга.
А стипендиатка... Ни мускул не дрогнул. Даже не моргнула. Проходит мимо нас, будто мы мебель.
И это... что-то внутри дёргается. Непривычно как-то. Обычно девчонки хоть как-то реагируют — краснеют, отворачиваются, извиняются. А эта — ноль эмоций.
Наблюдаю, как она роется в шкафу. Движения чёткие, без суеты. В шесть утра такая собранность... напрягает.
Хотя какое мне дело вообще до неё? Очередной социальный эксперимент Беркли — набрали нищебродов для статистики. Через семестр вылетит отсюда пулей.
— У тебя со слухом проблемы? — Скарлетт шипит как змея.
— Это моя комната тоже. И уже шесть утра. Время подъёма, — стипендиатка даже не оборачивается.
— Убирайся отсюда немедленно! — голос Скарлетт взлетает до ультразвука.
— Дай мне переодеться, и я исчезну.
Скарлетт пытается слезть с меня, но удерживаю её за бёдра. Интересно же, как долго новенькая будет держать эту маску безразличия?
— Продолжай. У нас появился зритель.
Специально громче произношу. Пусть слышит.
Но она... ни единой реакции. Каменное лицо.
— Джей, перестань... — Скарлетт нервничает, оглядывается.
— Я сказал — продолжай.
Скарлетт неохотно возобновляет движения, но весь кайф испарился. Смотрит только на стипендиатку. А та переодевается за дверцей шкафа. Мелькает спина, ноги... неожиданно подтянутые для заучки. На бедре тёмное пятно. Синяк? Большой слишком для случайного.
— Приятного утра.
Дверь закрывается. И всё желание продолжать испаряется вместе с ней. Член обмякает. Настроение в полной жопе.
— Ненавижу эту суку! — не скрывает злобы. — Откуда она вообще взялась? Ты видел её тряпки? Мой брат в пятом классе лучше одевается!
— Заткнись уже.
Сбрасываю её с себя, натягиваю джинсы. От этой комнаты с розовыми занавесками уже мутит.
— Звони, когда соседки не будет.
— Так ты придёшь снова? — надежда в глазах.
Не отвечаю. Выхожу, хлопнув дверью.
В голове крутится образ стипендиатки. Прямая спина, чёткие движения, этот синяк на бедре...
Откуда он там, блять? Кто её трогал? И какого хрена меня это волнует?
Иду по коридору, пытаясь выкинуть её из головы. Но образ прилип. Эти тёмные круги под глазами, худые плечи под толстовкой... И полное безразличие к происходящему.
Эви
Господи, да что это было вообще? Джейден и Скарлетт, в моей комнате, на моей территории... Ладно, не совсем моей, но все же.
Желудок скручивает от... чего? От отвращения? Злости? Блин, да какая разница! Мне-то что за дело до их сексуальных марафонов?
Хотя нет, есть за что злиться. Это же моя комната тоже, черт возьми! Неужели нельзя было найти другое место? У него наверняка есть своя берлога, где он водит всех этих... Ладно, хватит.
Сворачиваю за угол и... О нет. Только не это.
Маркус. Тот самый клиент из "Розы", который оставил мне сотню чаевых и смотрел так... странно. В университетской толстовке выглядит моложе.
— Только не говори, что ты тоже здесь учишься, — слова сами вырываются.
Он поднимается по ступенькам мужского общежития, и я, как полная дура, иду следом. Зачем? Понятия не имею. Ноги сами несут, а мозг отключился еще там, в комнате.
Захожу следом, он останавливается у одной из дверей стучит.
Прячусь за колонной. Сердце колотится так громко, что, кажется, весь кампус слышит. Дверь распахивается и...
Джейден. В одних джинсах.
Ох...
Рот пересыхает моментально. Торс... ну просто обложка фитнес-журнала. Пресс кубиками, V-образная линия внизу живота уходит под пояс джинсов, а я опять вспоминаю, как эти мышцы напрягались, когда он...
— Какого хрена ты припёрся в такую рань? — рычит Джейден.
— Братишка, нам поговорить надо.
Братишка? Они что, братья? Вот чёрт...
Два брата-миллионера. Один видел меня полуголой официанткой, второй — полуодетой в шесть утра.
— Что на этот раз?
— В "Розе" кое-кого встретил.
Ой-ой... Только не про меня. Пожалуйста, пусть он говорит о ком угодно, только не обо мне! Вжимаюсь в колонну так, что спина начинает неметь.
— Марк, сколько раз просил, держись подальше от этого клуба.
— Да ладно тебе. Там такая официантка... Жасмин зовут... У нее взгляд такой... прям как у...
Все. Приплыли. Он про меня.
— Марк. Проблемы есть поважнее. Отец звонил.
Слава богу. Спасибо тебе, мистер Монтгомери-старший, кем бы ты ни был.
— И что старик хотел?
— Финансирование грозится перекрыть. Говорит, позорим фамилию.
Маркус хмыкает:
— Из-за истории с дочкой сенатора?
— Не только. Твои клубные похождения, мои... развлечения.
Развлечения. Опять перед глазами Скарлетт, его руки на ее бедрах...
— И что, теперь паиньками станем?
— Именно. Никаких клубов. И держись подальше от своей загадочной официантки. Софи тебе мало было? Забыл уже, чем та история кончилась?
Софи...
Имя повисает в воздухе. По спине пробегает холодок — что-то в голосе Джейдена, когда он это произносит... Явно история не из приятных.
— Не напоминай о ней.
— А ты не шляйся по местам, где ищешь призраков.
Аааа, вот оно что. Маркус в клубе искал не развлечений. Он искал кого-то похожего на эту Софи.
Джейден
Толкаю дверь аудитории. Дэвидсон обрывается на полуслове. Окидываю взглядом аудиторию в поисках свободного места. Твою ж мать... Только одно — рядом с этой заучкой-стипендиаткой. Сидит вся такая правильная, строчит что-то в тетрадке. Волосы в тугой пучок стянула, шея открыта...
И тут меня накрывает. Представляю, как присасываюсь к этой бледной шее, оставляю засосы, спускаюсь к ключицам... ниже... Блядь, откуда это? Она же серая мышь, которая каким-то чудом пролезла в наш универ.
— Может, вы наконец сядете, мистер Монтгомери? — ухмыляется Дэвидсон. — Или будете весь семестр в дверях торчать?
Скрипя зубами, плюхаюсь рядом с ней. Специально задеваю локтем. Интересно же, как отреагирует. А она — бац! — как от прокаженного шарахается. Аж к самому краю стула отодвинулась.
Вот это... неожиданно. И бесит, если честно. Я привык, что тёлки сами на меня вешаются, ищут любой повод потереться об меня. А эта шарахается, как от чумного.
— Что, после пятичасового марафона с моей девушкой брезгуешь сидеть рядом? — наклоняюсь к её уху.
От ее волос пахнет... мм, свежестью какой-то. Цветами. Не как у Скарлетт — та вечно духами обливается так, что в радиусе метра дышать невозможно. А тут... простой, чистый запах. Приятный.
Она медленно поворачивает голову. И в глазах у нее такой лед, что мне аж зябко стало.
— Пятиминутного марафона, если быть точной. И судя по тому, как фальшиво стонала Скарлетт, ты особо не напрягался. Размер твоего эго компенсирует недостатки в... других местах?
Ох ты ж сука! Прямо по яйцам ударила, без предупреждения. Я аж опешил на секунду. Откуда в этой мелкой заучке столько яда?
— А ты, я смотрю, внимательно слушала, — придвигаюсь ближе, втягивая её запах. — Завидуешь? Мечтаешь оказаться на её месте? Держу пари, под этими мешковатыми тряпками прячется совсем другая девочка, которая не прочь...
— Боже, какая банальщина, — она даже не моргает. — У тебя случаем сценарий не из дешёвого порно? "Скромница на самом деле шлюха" — серьёзно? Может, ещё скажешь, что я втайне мечтаю, чтобы ты меня трахнул на этом столе?
Блядь, а ведь теперь именно это и представляю. Как задираю её юбку, раздвигаю ноги...
— Мистер Монтгомери! Мисс Грей! — голос Дэвидсона вырывает из фантазий. — Раз вы так увлечены беседой, может, поделитесь с нами своими соображениями о влиянии процентных ставок на рыночную стоимость облигаций?
Черт. Я вообще не в курсе, о чём он там лепетал последние полчаса. Смотрю на неё — авось выручит.
И она выручает. Встаёт, выпрямляется. И... чёрт, откуда в ней эта уверенность? Секунду назад сидела зажатая мышка, а теперь стоит и вещает, как грёбаный профессор. Термины сыплет, формулы... Половину слов вообще впервые слышу.
Почему меня это так бесит? А... точно. Потому что такие, как она, не должны быть умнее нас. Это против правил. Нарушение иерархии.
— Превосходно, мисс Грей! — Дэвидсон лучится. — А вы, мистер Монтгомери? Может, хоть что-то добавите? Или ночные... развлечения совсем не оставляют времени на учёбу?
Вот же старый хрен.
— Знаете что, профессор, — смотрю на него. — Если бы ваши лекции были хоть чуточку интереснее, студентам не приходилось бы искать альтернативные способы провести время. Например, трахаться прямо во время занятий.
Аудитория замирает. Даже стипендиатка таращится на меня, приоткрыв рот. Ммм... а губки-то у неё ничего...
— ВОН! — рожа Дэвидсона становится пунцовой. — Вон из моей аудитории немедленно!
— С превеликим удовольствием.
Собираю барахло. Перед уходом наклоняюсь к ней:
— Было приятно пообщаться, Золушка. Только помни — ровно в полночь карета превратится обратно в тыкву. А ты — в ту, кем всегда была.
— Иди к чёрту, — шипит она, но щёки розовеют.
Ага, не такая уж ледышка, как хочет казаться.
— Только если ты составишь компанию, — подмигиваю и выхожу, хлопнув дверью так, что стёкла дрожат.
Стою в коридоре, закуриваю. В голове крутится её образ — эта упрямая складка между бровей, поджатые губы, вызов в глазах. И эта шея... блядь, я реально залип на её шее?
Эви.
Тащусь к стойке с бесплатными обедами. У богатеньких - органические салаты, киноа, смузи за двадцатку. У меня - серая каша непонятного происхождения и компот, который больше похож на подкрашенную воду.
Кассирша смотрит на мою карточку льготного питания.
— О, смотрите, кто пришел! Наша любительница подглядывать!
Скарлетт. Кто бы сомневался. За ней - стандартный набор клонов. Одинаковые прически, одинаковые улыбки, одинаковый блеск в глазах хищниц.
Они вообще когда-нибудь расслабляются? Или так и ходят с этими масками двадцать четыре на семь?
— Как тебе утреннее шоу? — картинно откидывает волосы. — Хотя... ты же не знаешь, каково это - хороший секс. В твоих краях небось все происходит на заднем сиденье ржавой тачки.
Пытаюсь обойти, но она загораживает проход. Теми самыми пальцами с идеальным маникюром, которыми несколько часов назад лапала Джейдена... Меня подташнивает. То ли от голода, то ли от всей этой ситуации.
— Че, язык проглотила? — Скарлетт наклоняется, обдавая меня волной приторных духов. — Или умеешь только в щелку подсматривать?
Серая жижа в тарелке опасно колышется. Один взмах - и вся эта бурда размажется по ее белоснежной блузке. Раньше я бы не задумываясь так и сделала. Но сейчас... Стипендия. Комната в общаге. Будущее. Нельзя все похерить из-за этой крашеной дуры.
— Насколько я помню, твой рот был занят кое-чем другим, — ну может и не был, но вообще без разницы.
В столовой повисает тишина. Все смотрят. Ой. Это я сейчас вслух сказала?
Лицо Скарлетт меняется. Из розового становится красным, потом багровым. Толчок - и мой поднос летит. Рагу разлетается грязными кляксами, компот растекается по толстовке. По той самой толстовке Брэдли, которую он подарил перед отъездом...
Толкаю дверь. Внутри воняет одеколоном отца за три штуки баксов и... властью. Он сидит за своим красным столом. Выбрит идеально, ни одной эмоции на роже.
— Маркус опять в "Розе" засветился.
— Разберусь с этим.
— Как разобрался с яхтой в прошлом году? Напомнить, чем все закончилось?
Яхта за пятнадцать лимонов. Марк тогда конкретно обдолбался и решил покататься. Итог — груда металлолома на дне залива. И три недели в больнице. Для меня, не для него. Потому что я взял вину на себя. Всегда беру.
— Это было давно. Он был младше, глупее...
— Мне похер, когда это было! — отец встает, и кабинет сразу становится тесным. — Твой братец — ходячая проблема. Держи его на коротком поводке, или я сам займусь его воспитанием. Понятно излагаю?
— Марку двадцать два. Он взрослый человек...
БАМ! Кулак прилетает в скулу. Не сильно — это просто предупреждение. Знакомый вкус крови во рту. Металлический, мерзкий. Сколько раз я его чувствовал? Сотню? Тысячу? Сбился со счета лет в четырнадцать.
— Ты наследник империи Монтгомери! А ведешь себя как последний лох. Твой братишка вообще конченый — только и знает, что по клубам шляться да баб трахать...
— Мало тебе мамы было? Решил теперь из нас калек сделать?
Вот тут я попал. Правый хук — и в глазах темнеет. Падаю на колено, держусь за челюсть. Кровь капает на пол. Отец в ярости — глаза горят тем самым безумием, которое я помню с детства.
Как же его бесит, что мама ушла сама. Что он не смог ее контролировать до конца.
— Я дал вам все! Образование! Деньги! Будущее! А вы...
— Дал все? — сплевываю кровь. — Ты ее загнал в могилу, а теперь удивляешься, почему мы такие ебанутые?
ХРЯСЬ! Спина впечатывается в стену. В ушах звенит. Перед глазами всплывает картинка: мама у зеркала, пытается замазать очередной фингал тональником.
"Мои мальчики..." — шептала она по ночам, думая, что мы спим. "Простите, что я такая слабая..."
А потом оставила записку. Восемь слов: "Простите меня, я больше не могу так жить". И пустая баночка из-под снотворного.
— Она сама выбрала этот путь! — отец брызжет слюной. — Слабачка! Не смогла справиться с жизнью!
Отец отпускает меня. Брезгливо отряхивает руки.
— Вон отсюда. И передай своему уроду-братцу — еще одна выходка, и я отправлю его в военную академию. Или в психушку. Что больше подойдет.
Выползаю из кабинета. В коридоре — Марк. Конечно, подслушивал. На лице дежурная ухмылочка, но в глазах паника.
— Старик совсем берега попутал.
Молча киваю. Сплевываю кровь на ковер за двести штук квадратный метр. Пусть подавится.
В моей комнате первым делом лезу к бару. Руки трясутся, когда наливаю виски. Стакан, второй, третий...
Марк заваливается следом. Мы никогда не обсуждаем эти... сеансы воспитания. Какой смысл?
— Джей, так больше продолжаться не может. Надо что-то делать.
— И что ты предлагаешь? Свалить? Начать с нуля где-нибудь в жопе мира? Он нас из-под земли достанет.
— Блядь, да я иногда не понимаю тебя! Зачем ты это все терпишь? Зачем прикрываешь меня?
— Потому что ты мой брат, идиот, — делаю еще глоток. Виски жжет горло, но боль в челюсти не притупляет. — Держись подальше от клубов. Хотя бы пару недель.
— Это приказ от папочки?
— Это просьба от меня.
Марк молчит. Потом кивает и сваливает.
Остаюсь один. С бутылкой, синяками и воспоминаниями. Мамины духи до сих пор стоят в ванной. Ваниль. Сладкий, теплый запах. Отец запретил их выбрасывать.
Делаю еще глоток. И еще. Пока боль не притупляется. Пока воспоминания не становятся размытыми.
Помню, как она пела нам колыбельные, даже когда ребра были сломаны и дышать больно. Как прятала синяки: "Папа расстроится, если увидит".
Закрываю глаза. Перед ними — ее лицо в последний день. Уставшее. Разбитое. Но все равно пыталась улыбнуться нам за завтраком.
Черт. Нужно выпить еще. Или выйти и кого-нибудь избить. Или найти какую-нибудь телку и трахнуть так, чтобы забыться. Что угодно, лишь бы не думать.
***
Музыка в этой дыре долбит так, что башка сейчас треснет пополам. Басы вибрируют прямо в грудной клетке — бум-бум-бум. Стою на втором этаже, смотрю вниз на всю эту толпу придурков. Первая неделя семестра, и эти олени носятся туда-сюда, пытаются впечатлить друг друга, показать, кто тут альфа.
Картер вваливается ко мне, размахивая бутылкой текилы.
— Зацени, что отхватил! Прямиком из Мексики, батя подогнал специально для вечеринки.
Хватаю бутылку, делаю большой глоток прямо из горла. Текила обжигает глотку, на секунду заглушает тупую ноющую боль в скуле.
— По крайней мере твой отец в алкоголе разбирается, — возвращаю бутылку.
— Ага, а твой — в мордобое, — Картер кивает на мой синяк, ухмыляясь. — Опять душевно пообщались?
— Можно и так сказать.
Не то чтобы я хотел об этом распространяться, но Картер — один из немногих, кто знает, как обстоят дела в семействе Монтгомери. Не ту лакированную херню, которую пишут в журналах про успешного бизнесмена и его сыновей. А настоящее дерьмо — про пьяные выходки отца, про его кулаки, про то, как мама не выдержала и... В общем, Картер в курсе.
Внизу какой-то тощий первокурсник решил понтануться перед качком, который раза в два его больше. Ну-ну, удачи тебе, придурок.
— Ставлю сотку — через минуту будет валяться без сознания, — Люк материализуется из ниоткуда, уже поддатый.
— Две сотни, что вырубится с первого удара, — поддерживаю эту тупую игру.
Да хоть какое-то развлечение в этой дыре. А то стоишь тут, пялишься на всех этих...
Краем глаза замечаю гриву Скарлетт на танцполе. Трется об какого-то салагу, но постоянно косится в мою сторону. Пытается заставить ревновать? Детский сад. Как будто мне есть дело до того, с кем она там трется. Мы потрахались несколько раз, и что? Это делает ее моей собственностью? Да пошла она.
Эви
Комната пустая. Скарлетт уже умчалась распространять сплетни. Ох... вчерашний разговор с Джейденом крутится в голове, и от каждого воспоминания хочется провалиться сквозь землю.
Зачем я ему все это выболтала? Кто меня вообще за язык тянул? Про маму, про того урода из детства, про Брэдли... Господи, да я же как открытая книга перед ним разложилась!
Мну край майки, пытаясь унять дрожь в руках. Окей, сплетни — это фигня. Переживала и похуже. Главное — не психовать и делать вид, что все норм.
В коридорах универа сразу понимаю, что Скарлетт отработала на славу. Взгляды липнут со всех сторон. Кто-то шепчется, прикрывая рот ладонью, кто-то откровенно пялится, кто-то ухмыляется.
— ...слышала, мамаша у нее вообще конченая...
— ...брат за решеткой, наверняка за наркоту...
— ...откуда только таких берут в Беркли...
Каждое слово — как пощечина. Но я иду дальше, выпрямив спину. Пусть глазеют. Пусть обсуждают. Мне не впервой быть белой вороной.
— Эй, соска! — какой-то качок в рубашке-поло перегораживает дорогу. Типичный папенькин сынок — загорелый, накачанный, с той самой ухмылкой "я тут главный". — Слышал, ты дешевая? Сколько за ночку берешь? Папаша щедрый, заплатит сколько скажешь!
Его дружки заржали, толкая друг друга локтями. У меня в ушах зашумело от злости.
— Отошёл, — процеживаю сквозь зубы.
— Ооо, какие мы грозные! — качок делает шаг ближе. — Покажешь товар? А то вдруг не стоишь того...
Его лапа тянется к моей заднице. Рефлексы срабатывают быстрее мозга — хватаю его за запястье и выкручиваю так, как учил Брэдли. Резко, с поворотом.
— АААА! Сука! — он взвизгивает как девчонка.
— В следующий раз яйца выкручу, понял? — отпускаю его руку и отталкиваю.
Иду дальше, чувствуя на себе десятки взглядов. В коридоре повисла тишина — все охренели от того, что нищебродка дала отпор золотому мальчику.
Ну и пусть смотрят. Я не игрушка для их развлечений.
До аудитории добираюсь за минуту до звонка.
Плюхаюсь на свое обычное место и тут же чувствую ЕГО присутствие. Джейден. Сидит через два ряда, и я кожей ощущаю его взгляд.
Не оборачиваюсь. Не смотрю. Вообще делаю вид, что его не существует. Наверное, сейчас он наслаждается шоу. Мудак.
Дэвидсон начинает лекцию, но я не слышу ни слова. В голове только вчерашний разговор. Каждое мое слово, каждое признание...
Боже, я рассказала ему про того мужика! Про то, как он... как его руки... Меня начинает подташнивать от стыда. Зачем я это сделала? Что на меня нашло?
— Мисс Грей!
Подскакиваю на месте. Дэвидсон сверлит меня взглядом.
— Я жду ответа на свой вопрос.
Какой еще вопрос? Я даже не слышала, о чем он спрашивал.
— Я... простите, я не расслышала вопрос.
Его ноздри раздуваются.
— Не расслышали? Или просто витали в облаках, думая о своих... личных проблемах? — он делает паузу, смакуя каждое слово. — Мисс Грей, возможно, вам стоит взять академический отпуск. Беркли — это место для тех, кто хочет учиться, а не для тех, кто приносит сюда свои... социальные проблемы.
Социальные проблемы? Серьезно? Этот старый козел только что намекнул, что мне здесь не место из-за моего происхождения?
— При всем уважении, профессор, — встаю со своего места. Голос дрожит, но не от страха — от ярости. — Мое происхождение не имеет никакого отношения к моим умственным способностям. Я поступила сюда по результатам экзаменов, а не потому, что папа сделал щедрое пожертвование университету.
В аудитории можно услышать, как муха пролетит. Все смотрят на меня с открытыми ртами. Даже Джейден приподнял бровь — ого, оказывается, он умеет удивляться.
Дэвидсон багровеет. Буквально на глазах превращается из бледного старикашки в спелый помидор.
— Как вы смеете...
— А как вы смеете намекать, что я недостойна учиться здесь? — перебиваю его. К черту субординацию. — Потому что я не из "правильной" семьи? Потому что моя мать не устраивает благотворительные вечера, а мой отец не играет в гольф с деканом?
— Довольно! — он хлопает ладонью по кафедре. — Раз вы такая умная, мисс Грей, подготовьте доклад к следующей неделе. Тема — влияние монетарной политики на экономический рост развивающихся стран. Двадцать страниц минимум. С полным списком источников.
Ублюдок. Мы эту тему даже не начинали проходить. Он специально выбрал самое сложное, чтобы я завалилась.
— Конечно, профессор. Будет сделано, — киваю, внутри все кипит.
Он отворачивается и продолжает лекцию, а я сажусь обратно. Руки дрожат от злости. Еще один человек, который хочет меня уничтожить. Список становится все длиннее.
После лекции вылетаю из аудитории как ошпаренная. Надо в библиотеку, искать материалы для этого долбаного доклада. Двадцать страниц за неделю — да он совсем охренел!
— Не в ту сторону идешь. Библиотека там, — знакомый голос заставляет остановиться.
Оборачиваюсь. Джейден стоит, прислонившись к стене, руки в карманах. Белая рубашка идеально сидит на широких плечах, темные джинсы подчеркивают длинные ноги. Волосы слегка взъерошены, будто он только что провел по ним рукой.
Красивый, зараза. И сам это знает.
— Чего тебе, Монтгомери?
— Просто интересно, как ты себя чувствуешь после нашего... душевного разговора вчера.
Вот же...
— Отлично себя чувствую! Особенно после того, как твоя подружка разнесла мою историю по всему кампусу. Спасибо большое!
— Не драматизируй, — он пожимает плечами, и эта его невозмутимость бесит еще больше. — Ну узнали про твою семейку, и что? У всех есть скелеты в шкафу. Завтра найдут новую тему для сплетен.
— У тебя в шкафу только брендовые шмотки и папины деньги!
— Даже спорить не буду, — ухмыляется.
— Знаешь что? Пошел ты! — разворачиваюсь и ухожу быстрым шагом. — И держись от меня подальше!
— Эви! — он окликает меня, но я не оборачиваюсь.
Эви
Дождь хлещет по лицу, как будто кто-то там наверху решил устроить мне персональный душ. Только вот душ ледяной, а я без зонта. Как обычно. Забыла его в комнате, когда выскакивала за продуктами.
Прижимаю к груди промокшие пакеты. Внутри жалкий набор выживальщика — макароны самые дешевые, банка тушенки и фасоль. На неделю растяну, если повезет.
Вспоминаю, как Брэдли однажды спросил, глядя на очередную мою порцию лапши быстрого приготовления: «Эй, мелкая, а о чем ты вообще мечтаешь?»
И я тогда, не думая, выпалила: «Хочу прийти в супермаркет и просто... брать все, что захочется. Не считать каждый доллар. Не выбирать между хлебом и молоком. Просто кидать в корзину шоколадки, фрукты, мясо нормальное...»
Он тогда погладил меня по голове и пообещал, что когда-нибудь мы обязательно так сделаем.
Две недели в Беркли... Джейден оказался прав — моя история про «девчонку из трейлерного парка» всех заинтересовала ровно на три дня. А потом какая-то первокурсница засветилась с женатым профессором литературы, и все переключились на новую жертву. Вот так просто. Щелк — и ты уже вчерашние новости.
Машина проносится по луже — бац! — и я вся в грязи. Супер просто. Джинсы теперь в коричневых пятнах, толстовка промокла насквозь. День становится все лучше и лучше.
ВИИИИЗГ!
Сердце ухает куда-то в пятки. Черный Range Rover тормозит буквально в сантиметре от меня. Стою как вкопанная, а внутри все сжимается от ужаса. Нет-нет-нет... только не он. Господи, пусть это будет кто угодно другой...
Тонированное стекло опускается.
— Ну ты и выглядишь, — Джейден окидывает меня взглядом. — Мокрая курица какая-то.
Вот же... Ну конечно, именно сейчас он должен был появиться. Когда я похожа на бомжиху после душа.
— А ты выглядишь как мудак в дорогой тачке, — огрызаюсь, сжимая ручки пакетов.
— Залезай в машину. Подвезу.
— Обойдусь.
— Не тупи. Садись. Простудишься же.
Ха! Вот это поворот.
— С каких это пор тебя волнует мое здоровье?
Он поджимает губы.
— Просто не хочу, чтобы ты тут мокла. Портишь вид улицы.
Ну все. Иду я отсюда. Пусть подавится своей заботой.
Разворачиваюсь и топаю дальше. Пакеты режут ладони, но лучше так, чем сидеть рядом с ним и чувствовать себя... не знаю даже. Жалкой? Никчемной?
Слышу, как хлопает дверца. Черт! Шаги за спиной — быстрые, уверенные. Догоняет меня в два счета.
— Ты чего такая упертая? — его дыхание обжигает ухо. — Это твой образ такой — "бедная, но гордая"?
От его близости мурашки по спине бегают. И запах... Черт, даже под дождем чувствую его парфюм.
— А ты чего такой прилипчивый? Делать нечего? Скарлетт сегодня занята?
Чувствую, как он напрягается. Ага, задело.
— При чем тут Скарлетт?
— Ни при чем! — разворачиваюсь к нему. — Просто отстань от меня, ладно? У тебя своя жизнь, у меня своя. И они не пересека...
ТРЕСК!
Пакет рвется, и все мои богатства катятся по асфальту. Банки гремят, макароны рассыпаются...
Ну вот... добавка к прекрасному дню.
Опускаюсь на колени, собираю. Вода просачивается через джинсы. Вот она, метафора моей жизни. На коленях в луже собираю свои жалкие запасы еды, пока богатенькие смотрят сверху.
Комок в горле. Нет-нет-нет, только не реветь. Не при нем.
— Блядь... — Джейден выдыхает где-то над моей головой. — Раз так нравится мокнуть – мокни.
Слышу, как он разворачивается. Шаги. Хлопок дверцы. Мотор рычит, и Range Rover срывается с места, окатывая меня новой порцией воды.
А я продолжаю сидеть под дождем, сжимая в руках помятую банку тушенки. Внутри пусто. Даже злиться больше нет сил.
Встаю, отряхиваю колени. Бесполезное занятие — я вся мокрая и грязная. Но ничего. Доберусь до общаги, переоденусь... если найдется во что. А потом в библиотеку. Учиться. Грызть гранит науки, пока зубы не сломаются.
Джейден
Range Rover стоит у женского общежития уже минут двадцать. Дождь колотит по лобовому стеклу, размывает все вокруг в какую-то серую кашу.
Вытаскиваю сигарету, щелкаю зажигалкой. Дым заполняет салон.
Эта Эви... Черт, да что она о себе возомнила? Упертая как баран, принципиальная до зубовного скрежета. Бесит меня конкретно. Две недели пытаюсь выкинуть ее из башки — и ни хрена не выходит. Везде мерещится. В столовке, в коридорах, даже дома, блять... Закрою глаза — и вижу ее губы, эти карие глаза с вызовом...
Замечаю движение во дворе. Маленькая фигурка пересекает пространство между корпусами. Это она.
Мать твою...
Дождь превратил ее в... в... Да черт, не знаю даже, как описать. Футболка прилипла к телу так, что видно все — от лифчика до... А лифчик-то есть? Волосы мокрыми прядями липнут к шее, стекают на плечи...
В паху начинает тяжелеть. От вида мокрой заучки? Придурок.
Отворачиваюсь, выдыхаю дым. Поздно. Картинка уже въелась в мозг. И теперь будет там крутиться, пока я... не трахну кого-то или не подрочу.
Она даже не старается выглядеть сексуально. Просто идет себе под дождем. А я уже хочу ей вогнать по самые...
У входа в общежитие какое-то движение. Присматриваюсь — ну конечно. Скарлетт и ее свита.
Окружили ее. Скарлетт что-то говорит, размахивает руками. Даже отсюда вижу, как ее рот открывается-закрывается.
А Эви... Она просто стоит. Не сутулится, не прячется. Подбородок вздернут, плечи расправлены. Даже промокшая до нитки, она выглядит... достойно? Гордо? Черт, не знаю, как это назвать.
Выскакиваю из тачки прямо под ливень. Что, я творю? Она же никто. Обычная нищебродка, которой повезло в Беркли попасть. Не моего поля ягода.
Но ноги сами несут к ним. К черту логику.
— ...где нашла объедки? В мусорном баке за столовой? — долетает голос Скарлетт.
Эви молчит. По лицу стекает дождь вперемешку с... нет, это не слезы. В глазах чистая ярость. И почему-то от этой ярости член каменеет ещё больше.
Эви
Телефон дребезжит на тумбочке, и я отвечаю, еще не открывая глаз.
— Эви... милая... — голос мамы дрожит на том конце.
Вот же... Опять эти слащавые интонации. Когда она в последний раз звонила просто так? Спросить, как учеба, как здоровье? Да никогда, блин.
— Мне нужна твоя помощь... — всхлип.
— Сколько?
— Семь тысяч...
Семь. Тысяч. Долларов.
Резко сажусь на кровати. Это же... это полгода вкалывания в «Розе». Полгода натянутых улыбок пьяным мужикам, которые лапают меня взглядом. Полгода адских шпилек, от которых ноги потом гудят так, что хочется их отрезать.
— Джош... он дал мне взаймы. Я думала, смогу вернуть, но...
— На что потратила?
— Операция нужна была... Боли страшные, а страховка не покрывает... Джош предложил помочь...
Ага, операция. Как же. Единственная операция, которая ей нужна — это вырезать из мозга зависимость от оксиконтина. Я ж не вчера родилась, знаю эти ее «операции».
— Когда вернуть надо?
— До среды. Если не верну...
Молчит. Дышит в трубку так, будто воздух кончается. Закрываю глаза. Вижу ее так ясно, будто стою рядом — сидит на продавленном стуле, пепельница переполнена, на столе россыпь таблеток...
— Я знаю, какая я мать... Знаю, что вечно подвожу тебя. Но ты же у меня умная... сильная...
О да, давай, дави на жалость. Это же твой коронный номер. И самое паршивое — он работает. Каждый раз работает, черт бы меня побрал.
— Буду через пару часов.
Бросаю трубку. Руки дрожат. Да что ж это такое? Почему я не могу просто сказать «нет, мама, разбирайся сама со своим дерьмом»? Почему каждый чертов раз лечу ее спасать?
На соседней кровати похрапывает Скарлетт. Ее жизнь — это шопинг на Родео-драйв, вечеринки в Малибу и парни на Феррари. А моя — это мать-наркоманка и долги местному уроду.
Одеваюсь в темноте. Из заначки достаю конверт. Три тысячи баксов — все, что удалось отложить. Смешно, да? Полгода пахать как лошадь ради трех жалких штук.
Автобус приходит пустой. Сажусь у окна, прижимаюсь лбом к холодному стеклу. За окном мелькают огни ночного города, потом все реже, реже... А потом начинаются те самые районы. Серые. Убогие. Безнадежные.
За окном проплывает спящий город. Сначала блестящие небоскребы, потом все хуже и хуже — обшарпанные дома, граффити на стенах, решетки на окнах. И наконец — трейлерный парк «Солнечная долина». Ха, какое название. Солнца тут не видели лет сто, а долина больше похожа на помойку.
Выхожу на остановке, и меня сразу окатывает вонью — мусор, моча, что-то протухшее. Домой, милый дом.
Наш трейлер — третий слева. Краска облупилась еще когда я в школу ходила, окна заклеены скотчем, на ступеньках валяются пустые бутылки. Над дверью висит табличка «Добро пожаловать» — я ее в десять лет повесила, думала, будет уютнее. Наивная дурочка.
Поднимаюсь по скрипучим ступенькам. Дверь открывается раньше, чем я успеваю постучать. Мама стоит на пороге, и у меня сердце сжимается. Господи, на кого она стала похожа... Волосы сальные, свисают сосульками. Лицо серое, под глазами мешки. Футболка в пятнах, джинсы держатся на честном слове.
— Эви! Ты приехала...
Она бросается обнимать меня, но я отстраняюсь. Не могу. Просто не могу чувствовать от нее запах немытого тела и дешевых сигарет.
Захожу внутрь. Тот же бардак. Горы посуды, бутылки, окурки везде. На столе — знакомая оранжевая баночка. Оксиконтин, как я и думала.
— Хотела прибраться... Знала же, что приедешь... — мама суетится, сметает окурки в мусорку, которая и так переполнена.
Я сажусь на диван. Пружины скрипят, обивка липкая от чего-то. Лучше не думать, от чего именно.
— На что ушли деньги? — спрашиваю прямо, глядя ей в глаза.
Она мнется, теребит край футболки. Взгляд бегает — по стенам, по полу, куда угодно, только не на меня.
— Я же сказала... операция...
— Мам. На что ушли деньги?
— Мне правда было больно... Спина, знаешь... А таблетки помогают...
Встаю. Внутри все кипит, но стараюсь говорить спокойно:
— Ты взяла семь штук у Джоша Рида, чтобы купить окси?
— Эви, милая...
— НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК!
Сорвалось. Не хотела кричать, но...
Она плачет. Слезы текут по грязным щекам, оставляя дорожки.
— Джош сказал... до среды... Если не верну...
— Что он сказал?
Она всхлипывает, вытирает нос рукавом.
— Сказал, что мне конец...
БАМ! БАМ! БАМ!
Кулак колотит в дверь так, что весь трейлер трясется.
— СЬЮЗЕН! ОТКРЫВАЙ, СУКА!
Мама белеет. Вцепляется в меня ледяными пальцами.
— Это он... — шепчет она, вцепляясь в меня.
Мама тянет меня к ванной, но поздно. Дверь слетает с петель, и в трейлер вваливается Джош.
Здоровенный кабан — по-другому не скажешь. Бычья шея, руки как окорока, все в дурацких татуировках. Маленькие свиные глазки блестят, изо рта несет перегаром и чесноком.
— О, маленькая Эви... — он скалится, демонстрируя золотой зуб. — Выросла-то как...
Его взгляд ползет по мне. Липкий. Мерзкий. Хочется содрать с себя кожу.
— Семь тысяч. Дай мне три недели, — выпаливаю, стараясь не показывать страх.
— Три недели? — он смеется, и от этого звука хочется сбежать куда подальше. — Твоя мамаша уже два месяца кормит меня завтраками. Время вышло, детка.
— Я верну долг. Весь.
Он делает шаг ближе. Потом еще один. Теперь между нами меньше метра, и я чувствую его вонь — пот, дешевый одеколон и что-то прогорклое.
— Знаешь что... — он облизывает губы, и меня чуть не выворачивает. — Есть способ решить проблему. Ты же красивая девочка стала. Можем договориться... по-другому.
Его пальцы хватают меня за запястье. Грубо, больно. Кожа горит там, где он прикасается.
— Даже не думай, — цежу сквозь зубы, пытаясь вырвать руку.
— Тогда семь штук до среды. Или мамашке твоей крышка. А может, и тебе заодно. Несчастные случаи в трейлерных парках — обычное дело.
Багровые отметины на запястьях болят при каждом движении. Грёбаный Джош. Следы его пальцев – напоминание о долге. Семь тысяч долларов. До среды. Желудок скручивает узлом. Семь. Тысяч. Долларов. Где их взять? Откуда?
Падаю на кровать лицом в подушку, пружины издают жалобный стон. Под одеялом что-то твёрдое. Нащупываю плотный конверт кремового цвета. Дорогая бумага, идеально ровные края. Сердце пропускает удар, потом начинает колотиться как бешеное.
Внутри записка.
«Разберись со своими проблемами. Ничего не должна».
И деньги. Пятнадцать тысяч долларов. Идеально ровная стопка купюр. Пятнадцать грёбаных тысяч!
Волна жара прокатывается по телу, а затем накрывает холод. Как он посмел? Лучше бы по морде дал. Это не помощь, это... унижение. Подачка. Как бродячей собаке.
В голове всплывает его самодовольное лицо. Серые глаза. Тяжёлые руки, прижимающие меня к стене. Горячее дыхание на моих губах. Вкус виски. Поцелуй.
Черт.
Зажмуриваюсь. Между ног разливается предательское тепло.
Перестань думать о нём, Эви. Он тебе не пара. Он тебе не друг. Он вообще никто.
— Самовлюбленный ублюдок.
Подхожу к окну. Прикладываю лоб к холодному стеклу. Не помогает. В носу его запах. На коже фантомное ощущение его прикосновений. От закрытых глаз только хуже – все чувства обостряются.
Телефон вибрирует в кармане. Сообщение от мамы:
«Джош приходил. Передумал. Ждет всю сумму завтра».
Завтра? Твою мать. Это конец. Выбора нет.
Пятнадцать тысяч или... то, что ждёт за дверями VIP-комнат "Розы". Липкие взгляды, приторный одеколон, пьяные шепотки, жадные руки. Частные танцы. Особое внимание. Приватные комнаты, где музыка не заглушает звуков.
По коже бегут мурашки. Видела, как девчонки ломаются в этом клубе. Как гаснет свет в глазах. Как они превращаются в пустые куклы с натянутыми улыбками. Видела, как на следующий день они избегают зеркал.
И сама боюсь. До дрожи боюсь стать одной из них.
«Ничего не должна».
Какая наглая ложь. В этом мире за всё приходится платить. Деньгами. Телом. Душой.
До смены четыре часа. Нужно поспать. Восстановиться. Но сон не идёт. Мысли носятся в голове как стая одичавших собак, рвут на части. Хочу орать. Выть. Разбить голову о стену. Исчезнуть.
Только бы не видеть эти деньги. Не думать о нём.
Продаться разом или по частям? Сохранить иллюзию свободы или...
Вскакиваю с кровати. Сердце колотится так, что в ушах звенит. Должен быть другой выход! Листаю контакты в телефоне. Рэй... Алекс... Может взять ещё одну подработку? Ночное кафе? Уборка офисов? Мойка посуды?
Всё бессмысленно. Семь тысяч за один день – это за гранью возможного.
Ненавижу его за то, что поставил перед таким выбором. За то, что его деньги дают ложную надежду, иллюзию лёгкого выхода.
Ненавижу себя за то, что готова их взять. За то, что чувствую к нему что-то кроме отвращения. За то, что с болезненным наслаждением вспоминаю вкус его губ.
И за то, что эти воспоминания заставляют низ живота пульсировать от возбуждения.
***
Конверт с деньгами жжёт руку. За этой дверью – он. Источник всех проблем и самых запретных желаний. Набираю воздуха, но лёгкие будто сдавлены тисками. Костяшки пальцев касаются двери. Что я здесь делаю? Зачем пришла?
Дверь распахивается так резко, что чуть не отлетаю назад.
Джейден стоит на пороге полуголый, с полотенцем на плече. Капли воды стекают по рельефному торсу, сбегают вниз по кубикам пресса, исчезают под кромкой спортивных штанов. А под ними, очевидно, ничего нет. В нос бьёт запах мятного геля для душа.
Взгляд цепляется за багровый синяк на рёбрах. Огромный. Кто его так? Почему меня это волнует?
Фокус, Эви. Ты здесь не за этим.
— Нравится вид, гордячка? — выдёргивает из ступора.
Поднимаю глаза. Ошибка. Его взгляд прожигает насквозь, выметает все мысли. Долг, мать, Джош – всё растворяется. Остаётся только он. Здесь. Сейчас.
Молча протягиваю конверт, не выдерживая этого взгляда. Между ног пульсирует. Предательское тело. Сжимаю челюсти.
— Заходи, — он отступает в сторону.
Не просьба. Приказ. Переступаю порог. Колени дрожат. Комната дышит дороговизной и той же сдержанной мужественностью – минимализм, новейшая техника, едва уловимый запах парфюма.
Щелчок замка. Мы одни. В его комнате. И он почти голый. От этой мысли внутри всё плавится.
— Это твои деньги. Я не могу их принять, — еле выдавливаю из себя слова.
— А я не могу смотреть, как ты делаешь глупость, — он подходит ближе, касается пальцами моего подбородка.
От прикосновения по коже бегут мурашки. Его близость опьяняет. Веду борьбу с желанием прижаться к нему.
— Мне не нужна жалость, — вкладываю в слова всю злость.
— Жалость? — насмешливо выгибает бровь. — Я предлагаю решение проблемы. Принять помощь – не унижение.
Взгляд против воли опускается на его губы. Пухлые, влажные. Внутри всё сжимается в тугой узел.
Он делает ещё шаг. Дистанция минимальна. Соски твердеют, упираясь в ткань толстовки. Лишь бы не заметил.
— Ты и есть моя единственная проблема, — слова вырываются сами. И только сейчас понимаю, насколько они правдивы.
Резко прижимает меня к стене. Его руки обхватывают лицо, заставляя смотреть ему в глаза.
— Упрямая, — шепчет, проводя пальцами по шее. — До безумия.
Конверт выскальзывает из рук, купюры разлетаются по ковру. Плевать. Сейчас существуют только его руки в моих волосах, его губы на моих, его дыхание на коже. Голова кружится, мысли тают белым шумом. Хочу сказать что-то, возразить, вспомнить зачем пришла, но слова вязнут в горле, тонут в его поцелуе.
Язык сплетается с моим, и я отвечаю с такой же страстью, такой же отчаянной необходимостью. Его руки скользят под толстовку, обжигают кожу, сжимают грудь, и я выгибаюсь навстречу, теряя контроль. Господи, как стыдно. Но остановиться не могу. Не хочу.
Бас долбит прямо в грудину, словно кто-то молотком лупит изнутри. Обожаю, когда музыка не просто играет фоном, а врезается в тебя на физическом уровне. Виски жжет горло, и края реальности немного размываются. Стою у барной стойки в пентхаусе Райанов, наблюдаю за этим цирком.
Блядский цирк, если честно. Везде одно и то же — телки в платьях за пять косарей трутся об качков, которые думают только о том, кого сегодня выебут. Все просчитано — кто на кого запал, кто кого использует, кто с кем в койку свалится. Животные в брендовых шмотках, не более.
Какие-то темные волосы мелькнули в толпе — сердце екнуло. Неужели Эви? Всматриваюсь... Нет, просто похожая. У этой взгляд пустой, никакого огня.
Охренеть, до чего докатился. В каждой брюнетке ее вижу. Закрою глаза — и вот она, маленькая, злая, с этими своими принципами и взглядом, от которого член встает быстрее, чем от любого порно.
— Джей! — Картер хлопает по плечу, вырывая из мыслей. — Думал, ты сегодня забьешь.
— Решил проверить, не спалил ли Блейк весь пентхаус.
Приходится орать — музыка такая громкая, что уши закладывает. Делаю еще глоток, чувствую, как алкоголь растекается по венам.
— Братан, ты все самое интересное пропустил, — Картер прислоняется к стойке рядом. — Блейк устроил файер-шоу на балконе. Чуть какой-то телке волосы не спалил. Теперь гимнастку клеит — у нее реально тело как из резины, прикинь?
Смотрю туда, куда он показывает. Блейк, красный как рак, шепчет что-то блондинке на ухо.
— Инста-модель? — вытираю рот салфеткой.
— Два ляма подписчиков, если ей верить, — Картер тянет из своего зеленого коктейля. — Кстати, слышал, ты Ривере челюсть сломал.
— Сам виноват.
Вспоминаю хруст его костей под моим кулаком. Приятное было ощущение.
— Из-за Хейли? Думал, ты давно забил на нее.
— Забил.
И это правда. Имя Хейли больше ничего не значит.
Оливия материализуется рядом, как будто из воздуха. Вся такая... вылизанная.
— Соскучился? — ее дыхание щекочет шею, пальцы с идеальным маникюром скользят по моей груди.
Летом мы пару раз трахались. Скукотища полная. Ей и не нужен был хороший секс — ей нужна была галочка. "Переспала с Джейденом Монтгомери".
— Потанцуем? — она прижимается бедрами к моему паху.
Да похер. Киваю. Может, танцы и чужое тело рядом помогут выкинуть из головы образ той упрямой дуры с ее принципами и взглядом, от которого у меня моментально встает.
На танцполе все трутся друг о друга под музыку. Оливия липнет все ближе, руки становятся настойчивее.
— Расслабься, — шепчет, прикусывая мочку уха. — Я помогу.
От ее наигранного соблазнительного тона хочется блевать. Они все думают одинаково — потрись сиськами о парня, и он твой. Но в голове крутится совсем другое. Другая. Черт.
Хватаю Оливию за бедра, притягиваю. Она довольно мурлычет, трется о мой член через джинсы.
— Наверх, — рычу в ее ухо, сжимая задницу.
Все бесит, но нужна разрядка. Хоть какая-то.
Оливия ведет меня через толпу, специально виляя задом. Собирает взгляды как трофеи. Без внимания она просто завянет, наверное.
В спальне она включает приглушенный свет, стягивает платье. Красиво, да. Идеальное тело, кружевное белье — полный набор. Но мне нужно другое. Настоящая дрожь в руках, а не наигранная. Искренние вздохи, а не театральные. Та страсть, что была в глазах Эви, когда я касался ее...
Целую Оливию жестко, почти со злостью. Она отвечает с таким же наигранным энтузиазмом. Но все не то. Где неуверенность, которая сменяется смелостью? Где настоящее желание? Это как... как трахать манекен.
Толкаю ее на кровать. Она падает, раскидывает ноги.
— Трахни меня.
Фальшь так и сочится из каждого слова. Эви никогда бы так не сказала. Она бы... она бы вцепилась в меня ногтями, смотрела в глаза с вызовом и...
Внутри все скручивается от раздражения. Не хочу видеть это лицо с дежурной страстью.
— На колени.
Срываю ремень. Она послушно опускается.
Расстегиваю джинсы, достаю член. Оливия берет в рот, начинает двигать головой. Техника отточенная, но... пусто. Механика без души.
Закрываю глаза. Представляю другую. Ту, которая смотрит снизу вверх с вызовом и неуверенностью одновременно. Ту, чьи губы дрожали бы от волнения.
— Быстрее.
Вцепляюсь в ее волосы. Она ускоряется, работает языком. Профессионально. Скучно. Как будто дрочу на картинку — физиология работает, но удовольствия ноль.
Кончаю резко. Выплескиваюсь ей в рот без всякого кайфа. Просто разрядка. Отстраняюсь, вытираюсь салфеткой. В голове гудит от алкоголя и какой-то... пустоты.
— Вау... — Оливия потягивается на кровати. — Останешься?
— Нет.
Натягиваю джинсы. Нужно валить отсюда. Эта комната, эта девка, весь этот вечер — все не то. Все неправильно.
Эви
Желудок провалился куда-то вниз, а потом резко подпрыгнул к горлу. Ну конечно. Конечно, это должен быть именно он. Маркус. Братец номер два.
Вглядываюсь в полумрак VIP-зоны, щурясь. Вот он, сидит на своем троне из кожаных диванов. Рубашка расстегнута. Стакан виски в руке, взгляд в никуда...
— Слушай, может Лили сегодня поработает? Или Кристалл? У них опыта больше с такими... — тяну время, хватаясь за соломинку.
Рэй делает такое движение глазами, что становится ясно — шансов ноль.
— Детка, он заплатил пять кусков. Пять! Тысяч! Долларов! — она почти выплевывает каждое слово мне в лицо, обдавая мятной жвачкой. — И знаешь что? Он хочет именно тебя. Так что живо марш туда и улыбайся, пока он не передумал.
Пять штук... Мозг лихорадочно подсчитывает — это пятьсот баксов мне в карман. За одну ночь.
Но это же Маркус, черт возьми. Второй Монтгомери. Как будто одного мало было с его поцелуями, от которых мозги плавятся, и руками, которые...
Беру поднос и тащусь к его столику. Каблуки цокают по полу.
Библиотека в выходные — это вообще отдельная тема. Тут так тихо, что собственное дыхание кажется громким. Забилась в самый дальний угол между пыльными полками, пытаюсь сосредоточиться на учебнике.
Цифры плывут перед глазами, буквы сливаются в кашу. После бессонной ночи мозги вообще отказываются работать. Да и как тут думать о процентных ставках, когда в голове крутится вчерашний разговор с Маркусом?
Блин, ну почему все так сложно? Думала, братья Монтгомери — обычные богатенькие мажоры, которым все в жизни на блюдечке преподносят. А оказалось...
Мы с Брэдли через похожее прошли. Знаю, каково это — когда страх въедается под кожу, когда каждый день ждешь подвоха. Только у нас хотя бы не родной отец был садистом, а очередной мамин ухажер.
— Не ожидал встретить тебя тут в субботу. Что, решила провести выходные в обнимку с учебниками?
Подскакиваю от неожиданности. Ну конечно, кто бы еще это мог быть? Джейден.
Стоит, прислонившись к стеллажу, руки в карманах. Белая футболка обтягивает торс так, что... нет, Эви, хватит пялиться. В глазах что-то темное мелькает, от чего мурашки по коже.
От него несет алкоголем вперемешку с женскими духами. Приторно-сладкими. Скарлетт, наверное. Внутри что-то неприятно скручивается. Ну и дура же я.
— Выпил лишнего? — поднимаюсь, прикидывая пути отхода.
— Чуть-чуть, — он делает шаг ближе. — Знаешь, всю ночь не мог перестать думать...
У меня сердце куда-то проваливается. Зачем он это делает? Зачем говорит такое?
Пячусь назад, упираюсь спиной в полки. А он все ближе, загоняет меня в угол.
— ...о том, какие звуки ты издавала, — его дыхание обжигает мне ухо. — Как прогибалась... Как была готова для меня...
Ну все, мне точно крышка. Щеки горят, внизу живота разливается жар. Воспоминания накрывают — его руки на моем теле, губы на шее, эта сумасшедшая волна удовольствия...
Упираюсь ладонями ему в грудь. Под футболкой чувствую твердые мышцы, ровное сердцебиение. А мое колотится как бешеное.
— Отойди, — хриплю.
— А если не хочу? — его губы почти касаются моего уха. — Мы же оба знаем — ты хочешь продолжения.
И черт возьми, он прав. Я реально хочу, чтобы он продолжил. Хочу его руки на себе, его губы... Но нельзя.
Замахиваюсь для удара, целюсь в челюсть. Но он перехватывает мою руку, выкручивает запястье. Больно, но терпимо.
— Ого, решила подраться? — в его глазах загораются искорки. — А я-то думал, ты у нас тихоня-отличница.
И тут он прижимает мои руки к стеллажу над головой. Одной рукой удерживает оба запястья, второй обхватывает подбородок. И целует.
Жестко. Властно. Как будто хочет наказать за что-то. Или доказать, что я принадлежу ему.
Сначала пытаюсь вырваться, но потом... потом просто сдаюсь. Отвечаю на поцелуй, растворяюсь в нем. К черту учебу, к черту здравый смысл. Есть только он, его вкус, его запах, это сумасшедшее притяжение между нами.
Его язык проникает мне в рот, и я стону. Тихо, чтобы никто не услышал. Но он слышит, усмехается в поцелуй и прижимается еще ближе.
Между ног пульсирует, трусики намокают. Это так неправильно — целоваться с ним в библиотеке, где в любой момент кто-то может зайти. Но остановиться уже не могу.
Джейден
Одним движением сметаю книги со стола. Грохот разносится по библиотеке, но мне насрать. Подхватываю Эви, усаживаю на стол. Она обвивает меня ногами, притягивает ближе.
— Тут нельзя... — выдыхает между поцелуями.
— Мне можно всё, — зарываюсь пальцами в её волосы, оттягиваю голову назад, открывая доступ к шее.
Целую, кусаю, оставляю метки. Мои. Только мои. Пусть все видят.
Руки сами находят край её футболки. Залезаю под ткань, глажу горячую кожу. Она такая мягкая... Добираюсь до груди, сжимаю через лифчик. Соски уже твёрдые, упираются в ладонь.
— Ооо... — Эви закусывает губу.
Задираю футболку выше. Любуюсь. Простой белый лифчик, ничего особенного. Но на ней... На ней это выглядит охренительно.
— Красивая, — выдыхаю, прежде чем наклониться и поцеловать ложбинку между грудей.
Она выгибается, подаётся навстречу. Её руки в моих волосах, тянет, направляет. Нетерпеливая... Мне нравится.
Где-то хлопает дверь. Шаги в коридоре.
— Джейден, там кто-то...
— Плевать.
Расстёгиваю её джинсы. Рука скользит внутрь, находит край трусиков. Провожу пальцем.
Она вся горит. Даже через ткань чувствую, какая она мокрая.
— Пожалуйста... — шепчет она.
— Что "пожалуйста"? — дразню, едва касаясь самого чувствительного места.
— Не мучай...
Ох, милая. Я только начал.
Отодвигаю трусики в сторону. Провожу пальцем по влажным складкам. Она такая... готовая. Горячая. Тугая.
— Блядь, Эви, — рычу ей на ухо. — Ты течёшь для меня.
Она что-то отвечает, но я не слышу. Кровь шумит в ушах. Ввожу один палец, потом второй. Она вскрикивает, вцепляется в мои плечи.
Двигаю пальцами, наблюдаю за её лицом. Как она закрывает глаза. Как кусает губу. Как краснеют щёки. Охренительное зрелище.
Большим пальцем нахожу клитор, начинаю массировать. Медленно, дразняще.
— Джейден! — она почти кричит.
— Тише. А то нас спалят.
Ускоряю темп. Чувствую, как она сжимается вокруг моих пальцев. Близко. Ещё немного...
И тут звонит телефон. Её телефон.
— Не бери, — приказываю.
Но она уже отстраняется, лихорадочно ищет телефон в сумке.
— Мне нужно ответить, — она соскакивает со стола, застёгивает джинсы.
— Эви!
Но она уже выбегает из библиотеки, оставляя меня одного с каменным стояком.
Бью кулаком по столу. Книги подпрыгивают.
Нужен холодный душ. Очень холодный. Иначе я сдохну от перевозбуждения.
Эви
Номер... черт, этот номер. Три года его не было на экране. Три долбаных года.
— Алло? — выдавливаю из себя, и голос срывается.
В зеркале ванной общаги на меня смотрит какое-то недоразумение. Багровое пятно на плече за ночь расползлось и теперь напоминает кусок тухлого мяса. Спасибо, Скарлетт. Та еще мразь — сделала вид, что споткнулась на лестнице, а сама специально толкнула. Я видела эту ухмылочку, когда падала. Сучка просчитала всё — и момент, и силу удара.
Натягиваю футболку через голову и морщусь — больно, блин. Надо в аптеку сгонять за мазью от синяков.
«Нищебродка»
«Шлюха из трейлерного парка»
«Вали отсюда, пока не поздно»
Их шепотки преследуют меня везде. В столовой, в коридорах, даже во сне эти голоса не затыкаются. Иногда хочется развернуться и врезать кому-нибудь по этой накрашенной роже. Но нельзя. Стипендия, Эви. Помни про стипендию.
В аудитории плюхаюсь на место у окна — может, хоть так стану невидимкой. Ага, щас. Как будто в Беркли можно спрятаться от тех, кто решил тебя уничтожить. Тут даже стены имеют уши, а уж эти богатенькие сучки...
— Эй, ты. Свали с моего места.
Даже голову не поворачиваю. Скарлетт. Узнаю этот писклявый голосок из тысячи. От одного звука уже тошнит.
— Странно, не вижу тут таблички с твоим именем, — продолжаю листать конспект.
Она наклоняется прямо к моему уху:
— Слышь ты, мусор... С того дня, как притащила свою нищую задницу в Беркли, ты у меня как кость в горле. Особенно когда липнешь к моему парню.
Ногти впиваются в ладони — еле сдерживаюсь. В голове уже картинка: хватаю эту крашеную дуру за ее идеальные локоны и размазываю мордой по столу. Раз — и пока-пока, носик за пятнадцать штук баксов.
Звонок. Слава богу, а то я бы точно сорвалась. Скарлетт спасена от моих фантазий о членовредительстве. А я — от отчисления за драку.
Дверь распахивается. Джейден.
Твою ж...
Пульс сразу скачет. Ненавижу себя за эту реакцию. За то, как предательски ёкает что-то внутри при виде его задницы в этих джинсах. За то, как залипаю на его небрежной походке. На этих серых глазах с ресницами, которым любая девчонка позавидует. Но больше всего бешусь от того, что не могу перестать пялиться.
Он проходит мимо. Даже не глянул в мою сторону.
Что-то внутри обрывается и падает вниз. Но тут же одергиваю себя. Так даже лучше. Пусть делает вид, что между нами ничего не было. А что вообще было? Несколько поцелуев? Довел меня до безумия своими пальцами пару раз и все.
В аудитории душно. Из открытых окон тянет сыростью и дымом — кто-то курит под окнами. Профессор что-то вещает про макроэкономику, но я ни черта не слышу.
За спиной Скарлетт со своими клонами шушукаются и хихикают. Наверняка обсуждают мои потертые кеды. Или толстовку с катышками. Или то, как я вчера в столовке ела бесплатную кашу.
Дыши, Эви. Глубже дыши. Они того не стоят.
Звонок — и я первая вскакиваю, хватаю рюкзак. Надо успеть слинять, пока...
— Ну куда же ты торопишься, подзаборная?
Не успела. Аудитория как-то резко опустела...
Передо мной стеной — Блэр, Оливия и Скарлетт. Три блондинистых фурии в дизайнерских шмотках. Улыбаются одинаково.
— Мы еще вчерашний разговор не закончили, — Скарлетт медленно обходит меня по кругу.
— По-моему, всё уже сказано, — задираю подбородок, готовясь к худшему. Они же не посмеют тут, в универе...
Кулак влетает мне под ребра раньше, чем успеваю додумать. Воздух вышибает напрочь.
Падаю на колени. Рот открыт, но вдохнуть не могу — легкие будто схлопнулись. Черные точки пляшут перед глазами. Рюкзак слетает с плеча, учебники и тетради разлетаются по полу. Кто-то ржет.
— Ой, смотрите-ка! У нашей стипендиатки телефон сломанный! — Блэр наступает каблуком на мой смартфон.
ХРУСТЬ.
Экран превращается в паутину трещин.
Брэдли... Теперь я не смогу дозвониться до Брэдли...
Эта мысль бьет сильнее любого удара.
Второй удар — в ребра. Боль прошивает насквозь. Чьи-то пальцы вцепляются в волосы, дергают так, что кажется — сейчас скальп оторвется.
— Слушай сюда, шлюха... — Скарлетт шипит мне прямо в ухо. — Джейден — мой. Усекла? Еще раз увижу, как ты возле него крутишь своей тощей жопой — вынесут тебя отсюда в мусорном пакете. Ясно излагаю?
Смех удаляется. А я все еще лежу среди разбросанных учебников. На обложке экономики — грязный след от туфли.
Пытаюсь встать — ноги подкашиваются. Еще попытка. Держусь за стену, ползу в сторону туалета.
До пары еще час. Надо привести себя в порядок. Умыться. Выпить обезбол. Сделать вид, что ничего не случилось.
В туалете врубаю холодную воду на полную. Ледяные струи бьют по лицу, но боль не отпускает. Руки трясутся — половина воды льется мимо раковины. На толстовке расплываются темные пятна.
Не реветь. Только не здесь. Не сейчас.
Достаю из кармана таблетку ибупрофена. Глотаю без воды — горечь растекается по языку. Осторожно ощупываю ребра через футболку. Больно, но вроде целые.
Мама всегда говорила — у нас, Греев, кости крепкие. «Нас не так просто сломать, детка». Хах. Единственное полезное, что она мне дала, кроме вечных проблем.
***
Толкаю дверь комнаты и застываю на пороге.
Моя половина комнаты превратилась... в хлам. Разорванные учебники, разбросанные вещи, перевёрнутый матрас... И надпись красной помадой на стене:
"УБИРАЙСЯ ОТСЮДА, ШЛЮХА"
Колени подкашиваются. Сползаю на пол. Охренть...
Автоматически начинаю собирать то, что осталось от моих вещей. Вот же стервы...
Дверь открывается. Кто-то входит.
Джейден
Стою перед дверью как последний идиот. Весь день в голове вертится только она. Как заноза под кожей сидит. Не могу выкинуть из башки, хоть убей. И вот результат — припёрся сюда проверить, всё ли с ней в порядке. Какое-то мутное предчувствие грызёт изнутри, аж кишки скручивает.
Рука сама тянется к двери. Толкаю — и охуеваю.