Гори со мной

Глава 1

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!

Содержит информацию о наркотических или психотропных веществах, употребление которых опасно для здоровья. Их незаконный оборот влечет уголовную ответственность!

Когда я прокручиваю в голове сцену последних десяти минут, задаю себе резонный вопрос: жизнь без мозгов — норма?

Судя по лицу недалекой в перепачканных джинсах со щенком на руках — да. На черепушку ничего не давит, ветер свободно гуляет в пространстве между ушами. Красота. Не жизнь, а сплошная сказка и беззаботное существование.

— Тебе при рождении забыли отсыпать на дорожку извилин? — интересуюсь у ненормальной, выскочившей мне под колеса, чтобы спасти бездомную собаку.

Не, она не понимает.

Хлопает черными глазами с короткими ресницами, открывает и закрывает рот. Будто выжимает из себя что-то умное. Возможно — несколько лишних килограммов живого веса, если судить по размеру ее одежды.

На остальное природа не расщедрилась, а жаль. Толстая девица не так страшна, как глупая курица, которая едва не протаранила ста пятьюдесятью тоннами мой капот.

Ладно, может, я преувеличиваю. Но никто не просит таких габаритных дам скакать страусом по дороге, правда?

— Ты слышишь меня? Алло, прием! — щелкаю пальцами перед лицом брюнетки и пихаю ее носком кед под внушительную задницу. — Очнись, слономамонт, иначе общество решит, что я завалил краснокнижного зверя.

Пухлые щеки розовеют. Стыд или злость?

Опасно бесить бегемота, но я хочу в душ и в кровать. Мне не улыбается торчать на дороге, пока сзади истерично бьет по клаксону нервный водила. Тем более что рядом собирается толпа зевак, и они в предвкушении достают смартфоны.

— Камон, стэнд ап, шнель, шнель! Поторопись, родственница страуса, шевели крыльями. По-русски понимаешь?

Неподалеку раздается недовольный ропот. Поколение социальных сетей нервничает и ждет хлебушка со зрелищем, но ничего не происходит. Бедные голуби, никакого простора. Приличной драки не снять для истории.

День, считай, прожит зря.

— Д-да, я в порядке. Спасибо.

Чудо в розовой толстовке крепче прижимает к груди дрожащее тельце, затем опускает голову и закрывает от меня лицо прямыми волосами. Безродная псина поскуливает, чем неимоверно раздражает.

Мне ни капли ее не жаль. Мы находимся в каменных джунглях, и здесь выживает сильнейший. Если ты никому не нужен и не способен себя защитить — это лишь твоя вина.

Я бы переехал псину и глазом не моргнул.

Сворачивать в сторону и нарушать правила дорожного движения ради собаки — вверх самоубийства. Благо сегодня свободно на дорогах, иначе кто-нибудь влетел бы в бампер на всей разрешенной скорости.

Неприязненно скалюсь, когда смотрю в преданные щенячьи глазенки. Одно коричневое ухо печально опущено, второе — торчком. Шерсть засаленная, грязная, в некоторых местах висит клочками. Будто передо мной свалявшийся старый войлок.

А вот девчонка, спасшая собаке жизнь, перепачкана с ног до головы, но нисколько не смущена сим фактом. Наоборот, она осторожно поднимается, придерживает щенка, после чего делает шаг в сторону от дороги.

«Высокая».

Отмечаю будто невзначай и внимательно разглядываю ее из-под полуопущенных ресниц. Рост модельный, выше ста семидесяти сантиметров. Макушка почти достает моего носа, хотя девчонка стоит в кроссовках.

Не будь она такой грузной, возможно, я бы назвал ее красивой.

Толпа разочарованно вздыхает.

Ой, бедолаги лишились возможности поднять унылый рейтинг среди таких же недалеких знакомых.

Зеваки опускают гаджеты и расходятся по своим делам, не предпринимая попыток помочь защитнице животных. Она же припадает на одну ногу, хромает, морщится, ищет взглядом эмоциональный отклик в равнодушных лицах.

Хмыкаю, разворачиваюсь и шагаю обратно к машине. Мне просто нужно поскорее убраться отсюда, вот и все.

— Ты не поможешь мне?

Игнорирую неуверенный хриплый голос за спиной.

Вряд ли она обращается ко мне, скорей всего, какой-то несчастный на пути попался.

Хватаюсь за открытую дверь своей черной «Шкоды» и почти забираюсь в салон подальше от палящего июньского солнца, когда вновь слышу:

— Эй! Помоги, пожалуйста, мне больно идти. Я, кажется, подвернула лодыжку, а ему нужна помощь. У него лапа сломана.

Прикрываю глаза и считаю до пяти. Мой психотерапевт утверждает, что это возвращает к внутреннему равновесию, особенно если возникает желание кого-нибудь послать или морально раскатать человека на атомы.

Прямо как сейчас.

Поворачиваюсь к незнакомке и вскидываю недоуменно брови, а сам пристально рассматриваю ее с ног до головы. От моего взора дурная девчонка с опилками вместо мозгов ежится, крепче прижимает к себе тявкнувшего щенка.

— Только красную ковровую дорожку из багажника достану, ваше высочество, и отвезу, куда попросите, — всплеснув руками, вкладываю максимальное количество сарказма в интонацию. Жду истерики с привычными женскими визгами, но ничего не происходит.

Глава 2

Бесконечная тяга людей к страданиям, как правило, основная причина их внешних и внутренних конфликтов.

Вот и сейчас передо мной пример типичной проблемы из «ничего». Просто растряска кислорода на молекулы ради желания получить определенную долю внимания.

Маша устала бороться. Маша жаждет страдать.

— Почему я должна выполнять эти тупые задания?! — визжит на всю комнату и чуть ли не с корнем вырывает остатки пережженных волос. Пакли цвета соломы торчат в разные стороны, обрамляют худое болезненное лицо.

Маше исполнилось двадцать два года, и героин она впервые попробовала на одной из студенческих вечеринок. Хорошая девочка, прекрасная дочь, чья жизнь прошла в мечтах о светлом «завтра» с томиком Гюго подмышкой — теперь она пародия на некогда пышущую здоровьем девушку.

У нее сбоит иммунная система, имеются проблемы с желудком, а количество аллергенных продуктов превышает допустимую норму.

— Это один из этапов терапии, Маш. Ты прекрасно знала, на что шла, когда записывалась на реабилитацию.

Наш куратор, Тимур, в отчаянии проводит ладонью по короткому ежику и устало потирает левый висок. Вытатуированный дракон скукоживается, но, похоже, легкий массаж не приносит.

Но оно не придет — все без толку. Люди не меняются. Большинство устраивает сидеть в яме и выплывает из уютного болотца не каждый.

— Не делай, — устало укладываю голову обратно на руки. — Всем на тебя насрать, Городецкая. На тебя, твои унылые сиськи минус первого размера. Бесполезного члена общества спасать за просто так никто не станет. Даже собственным родителям — в состоянии вечно ноющего, ворующего деньги говна — ты не нужна.

На меня пялятся с десяток пар глаз, и выражения разнятся в зависимости от возраста и количества дней в завязке. Те, кто здесь давно, выглядят разочарованными и косятся с укоризной. Позиция невмешательства, по их мнению, опасна на первых этапах становления жизни без наркотиков.

Дерзкий молодняк восхищен: любое противопоставление обществу вызывает у них кайф, схожий с действием хорошей травки. Половину сюда притащили родственники, друзья и всякие службы. Можно с уверенностью сказать, что стоит им выйти за порог завтра — через пару месяцев они снова окажутся в этой комнате.

Если не загнутся от очередной дозы где-нибудь под забором.

Есть парочка перспективных вариантов, но и им хочется бунтовать. Гормоны, натура, жажда жизни, нелюбовь к рамкам.

— Что?

Маша прекращает истерить, и ее глаза становятся больше. Губы приоткрываются, а вот Тимур, сжимая найденную у нее упаковку с белым порошком, шипит мне:

— Ник, завались. Ты не помогаешь.

— Херня через плечо, Машуля, — фыркаю я, показывая средний палец взбешенному куратору, и утыкаюсь взглядом в экран смартфона. Вокруг, словно рой пчел, гудит недовольный ропот. — Хочешь валить — вали. Никто не держит. Ручки в ножки, и вперед в светлое будущее к вялым стручкам за дозу в подворотне.

Ее сухие, потрескавшиеся губы дрожат. Обхватив тоненькими ручонками собственные костлявые плечи, Маша всхлипывает и опускает голову.

Любые напоминания о прошлой жизни всегда болезненны — они точно клещ впиваются намертво и высасывают из тебя энергию, а в ответ впрыскивают в ранку токсины. Попытки организма бороться с проблемой бесполезны, пока не уничтожен источник инфекции.

Поднимаюсь и шагаю в сторону выхода.

На стенах грамоты, фотографии тех, кто справился и поборол зависимость. Останавливаюсь у очередного стенда, рассматриваю счастливые, безмятежные лица. Несколько трещин тянутся по белой штукатурке до потолка, словно сеть переплетенных линий жизни. Одни короче, другие гораздо длиннее — прямо как в нашем маленьком клубе неудачников.

За год, что я здесь, мы потеряли десять человек.

Младшему едва исполнилось восемнадцать лет.

На фотографии он красиво улыбается и стоит рядом с куратором. Сжимает жетон с цифрами «Триста шестьдесят пять» — количество дней без наркотиков. Целый год, который отделяет его старую жизнь от новой.

Макс вышел из центра наполненный жажды деятельности, а пару месяцев его нашли у клуба с использованным шприцем в крепко сжатых пальцах.

Некрасивая правда — изнанка любого наркомана. Хоть бывшего, хоть нет. Мы лечимся, сбегаем, возвращаемся, вновь ложимся на терапию и теряемся. И так по кругу, пока кто-то не разрывает его очередной дозой.

— Ник?

Отражение за стеклом стенда показывает приличного парня. На мне хорошая одежда из брендовых тканей, а из внешних данных — густые русые волосы, греческий нос, римский профиль, который отмечают фанатки мажоров и историй о любви с богатыми парнями.

Только в глазах — ни хрена, ни одной эмоции.

***

— Хорошие мальчики не должны плакать. Ты не знаешь? Маму раздражает твой голос. Пожалуйста, будь тише. Разве я не просила тебя?

Щеку обжигает удар, затем второй и третий.

Мне всего пять лет, подобные вещи не откладываются в памяти, но мозг фиксирует каждую деталь: перекошенное лицо матери, аромат ландыша, заполняющий легкие. Я ненавижу его, но хотя в этом нет смысла — мама всегда пахнет по-разному.

Глава 3

— Ты видела ее убогие шмотки? Явно подделка, мне одного взгляда хватило.

— Колхоз. Я ее из жалости позвала. Раньше мы дружили, конечно, но сейчас, Кать. Говорю тебе: Леська испортилась. Бесит, что я удачно замуж вышла. Подсирает постоянно.

Стою, курю и наслаждаюсь. Рядом дымят девицы в коротких платьях, и яркий свет от лампы отражается блеском на ткани.

Не особо разбираюсь в бабских нарядах, но, вспоминая Ленкин гардероб, могу сказать, что передо мной пара-тройка средних зарплат обычного офисного планктона. Они богаты или мужья — без разницы.

Говно потоком льется из уст каждой. Та самая Леська только что вышла в туалет, пока подруги в курилке обсуждают ее внешние данные, последние события из жизни и всевозможные сплетни.

Ай, люблю. Эх, молодцы.

Красотки просто, всю подноготную выкладывают наружу без прикрытия.

— Ну и дрянь, — выдыхаю сигаретный дым и рассматриваю черные панели на стенах.

Дамочки оборачиваются, и под их задницами скрипит кожа удобного диванчика. Рука одной из них замирает над хрустальной пепельницей. Тоненькая серая струйка поднимается выше к зеркальному потолку, пока тлеет сигарета.

— Простите, что?

— В десны после вылитых помоев тоже засосетесь или совесть не даст прикоснуться губешками щечка к щечке? — стряхиваю пепел в урну и иронично хмыкаю в ответ на их шокированные взоры.

Больше всех ошарашена блондинка.

Всего час назад в одной из грязных кабинок туалета она рухнула на колени и, забыв о кольце на пальце и муже с детишками, принялась за работу ртом. Каблуки упирались в облеванный кем-то унитаз, а Марина или Светлана активно двигала головой.

Не сказать, чтобы очень успешно. Пить надо меньше, нюхать всякую химическую дрянь со столика тоже не стоит.

Блондинка сглатывает, пытается вдохнуть немного кислорода в накуренном помещении. У меня в заднем кармане портянка с контактными данными, и по взгляду замечаю ее реакцию. Ей страшно, ведь у меня на нее шикарный компромат.

Дверь открывается, и в курилку вплывает третья подружка. Неуверенно оглядывается, затем улыбается, когда видит товарок, и спешит к ним. Взор ее синих глаз проходится по мне без интереса, скорее, просто по привычке.

В дверях один из охранников потребовал у нее документы, посчитав слишком молодой и не достигшей восемнадцатилетнего возраста. Она долго смеялась у стойки администратора, пока ей ставили на запястье голографическую печать.

В тот момент девушкам было весело. Будто настоящие друзья пришли отдохнуть и потанцевать в хорошем заведении. Моя туалетная подружка быстро убежала на танцпол, где мы и столкнулись в толпе, ничто не предвещало подобного разговора. Но спустя час после минета и откровенных взглядов через два стола, мы дружно не отправились на перекур.

— Я бы на твоем месте развернулся на сто восемьдесят градусов и бежал в сторону выхода сайгаком на своих ходулях, — говорю удивленной девушке и кидаю сигарету в урну рядом блондинкой.

Идиотки на диване поднимают отчаянный визг, затем подскакивают на ноги. Повелительницу туалетов шатает, а расфокусированный взор полон ненависти, которая обращена на меня. Встряхнув шевелюрой, она рычит:

— Мудозвон! Скотина! Ты что творишь? Знаешь, сколько стоит платье? А если бы бычок на ткань попал?

— Кукареку-у, — передразниваю ее и машу рукой на прощание. Но у двери, когда обхватываю ручку, подмечаю толпу парней. — А в туалете не жаль? Когда обтиралась задом о стены и елозила коленками по напольной плитке.

Подружки шокированы. Вторая, шатенка, ничего не понимает и хлопает ресницами.

— Эй, что ты несешь? — возмущается та самая Олеся, после чего делает шаг в мою сторону.

— А-а-а, нищая подружка, которую взяли из жалости, — подмигиваю ей. — Тебе стоит тщательнее выбирать друзей. Выйдешь на несколько минут, потом не отмоешься от грязи.

— Что он несет, Свет?

— Кого ты слушаешь!

— Девочки, что происходит? Катя, о чем говорил этот парень?

— Мы…

Захлопываю дверь и оглядываю стоящую компанию. На лице каждого плохо скрываемое любопытство. Пацаны тоже любят сплетни. Но обычно они касаются секса и умений бывших девушек в постели.

— Чего стоим, молодчики? — киваю в сторону курилки, затем хлопаю одного из них по плечу. — Вам не обломится. Там дают только тем, у кого есть платиновая карта.

Едва выхожу в душный зал, как меня обволакивают долбящие по ушам и запах пускаемого со сцены дыма.

Спецэффекты — одна из составляющих любой вечеринки в клубе. Вчера был «пенный» день, сегодня после двенадцати здесь раздают девушкам бесплатные коктейли «Маргарита». Женская половина штурмует бар, и бармен не успевает принять обычные заказы.

Халява манит, поэтому танцпол почти пустует.

— Хэй, девчонки и мальчишки! Сегодня у нас специальная программа для дам. Успейте за «Маргаритой», а потом отрывайтесь с нами. Парни, почему скромно жмемся у стенок? Раскачивайте атмосферу. Не дадим заплесневеть нашему полу! — орет в микрофон диджей, затем увеличивает громкость колонок.

Глава 4

— К тебе или ко мне?

Тупой вопрос, но он должен быть озвучен вслух. Бросаю косой взгляд на незнакомку, которая расслабилась в кресле напротив и чему-то улыбается. Возможно, совершенной авантюрой, а может, моим резким предложением. С другой стороны, я же в спасители не нанимался. Назвалась груздем — лезь в ведро.

Ладно, меня просто давно не вставляло настолько от одного поцелуя. Хотя, казалось бы, обычный обмен микробами. Не больше. К тому же глаза у нее красивые, такие серо-зеленые. Похожи на болото, затянутое тиной. Сравнение так себе, однако меня устраивает.

За всеми этими мыслями пропустил момент, когда моя невольная попутчица чуть сползла по спинке кресла и двинула рукой, устроив свою ладонь на моем колене. Вверх по джинсовой ткани ее пальцы медленно поднимаются к ремню, а взгляд из-под полуопущенных ресниц направлен перед собой. Будто она не осознает своих действий. Или специально играет, пока, не понимая, с кем связалась.

— Серьезно, да? — усмехаюсь и резко жму по тормозам, отчего нас обоих резко бросает вперед.

Ремни срабатывают четко, и лямка впивается в грудь, удерживая от удара. Позади раздаются звуки клаксона — задолбали, блин, — в нас кто-то чуть не въехал. Не обращаю на это никакого внимания. Плевать на крики, потому что мои пальцы уже освобождают меня из плена ремня, давая возможность нормально двигаться. Только моя незнакомка оказывается ловчее. Она перебирается на мою половину и за секунду оказывается на коленях, задирая платье бедер.

Так.

Детка. Секс в машине — это неудобно. Твоя голова будет биться о потолок. А спина станет черной от руля. Хотя мне пофиг.

— А-а-а, мальчик мой, куда торопишься, — машет перед моим лицом указательным пальцем и подносит руку к лицу, оттягивая большим пальцем мою нижнюю губу.

Наши носы соприкасаются, стоит ей наклонить голову. В серо-зеленых глазах мелькает странное выражение легкого безумия: оно отталкивает и одновременно дико заводит. Стоит ей просто сделать движение бедрами, хочется вжать в руль ее спину, наплевав на всякие сопливые прелюдии. Мы даже не трахаемся, а у меня уже башню сорвало слегка чисто на бушующем в крови адреналине. Гормоны, будь они неладны. В двадцать два года — это нормальное явление, только ощущая мою эрекцию, эта чокнутая расплывается в довольной улыбке.

Всего на секунду. На одну гребаную долю меня выбрасывает из реальности обратно в воспоминания. Я снова вижу перед собой Лену. Эти длинные темные волосы, которые хочется намотать на кулак и как следует приложить стерву лицом о любую доступную поверхность. Раз, два, три, чтобы услышать хруст лицевых костей. Смотреть, как эта гадина захлебывается в собственной крови. Моя мать была просто ненормальной, а эта прекрасно осознавала свои поступки и ничуть не чуралась этого.

— Мне больно, малыш. Ты слишком сильно сжал руки, — голос своей незнакомки я слышу сквозь вату пережитых эмоций и, очнувшись, разжимаю пальцы на ее шее.

Твою мать.

Это снова происходит. Каждую встречу с женщиной, которая вызывает во мне интерес чуть больше, чем ничего, я срываюсь. Они с Леной даже не имеют ничего общего, за исключением, может, возраста. Моей попутчице лет тридцать, и это уже взрослая, явно состоявшаяся дама. Каштановые волосы ближе к русому, не такие темные, как у моей тетки. Скулы острее, рост ниже, глаза глубоко посажены и губы — на них нет уродской алой помады.

— Такой красивый и абсолютно разрушенный, — выдыхает тем временем моя попутчица. Мне должно быть наплевать, обычно я никогда спрашиваю имен. Однако сейчас мне почему-то важно его услышать.

— Лучше имя назови, а не затирай мне о психологии, — огрызаюсь в ответ, пытаясь отдернуть голову в сторону, едва ее пальцы касаются моей щеки. По моей шее, ниже к вороту футболки и дальше опять к ремню — она четко знает, что делает.

— Если так интересно: Диана, — поднимает взгляд и усмехается краем губ, стоит мне осознать, что стерва расстегнула ширинку и скользнула кончиками пальцев по ткани боксеров. Нажимая, надавливая и заставляя дернуться, схватившись позади нее за руль.

— Диана… Как богиня охоты? — голос срывается на хрип и в голове возникают дурацкие ассоциации с мифической женщиной.

Знаете, у парней помимо органа ниже есть мозги. Почему-то все дамочки про это забывают, считая, что достаточно красивой внешности и парочки волшебных трюков в стиле Гарри Гудини. Они и рассуждают подобным образом: мол, чем парням думать — весь мозг по бубенчикам растекся, как мороженое по формочкам.

С Дианой, я думал, будет так же. Ну, уверена в себе тридцатилетняя профурсетка, бывает. Когда ее рука пробралась под резинку, задевая член и сжимая его пальцами, на секунду эндорфин вспрыснулся в кровь невероятным количеством. Она просто прошлась вдоль, немного оттягивая кожицу — ерунда, но столько эмоций за раз.

Один прием героина похож на нереальный оргазм. Цитатники из ванильных пабликов ВК в чем-то правы: только сортом этого наркотика является не женщина, а ее умения. В данном случае мне досталась невероятно опытная партнерша. Диана божественно целовалась, не пытаясь вылизать мне до блеска десны, и знала точную грань между «пожамкать» и «приласкать». Я задрал повыше юбку ее платья, радуясь тому, что оно так легко поддается. Кружево белья под пальцами достаточно немного поддеть и потянуть вниз, чтобы освободить нас обоих от лишней одежды.

Глава 5

В маленькой студии со звукоизоляцией, наушниками, микрофоном и компьютером я нахожусь по другую сторону жизни. Наблюдаю за тем, как проживает свои мгновения каждый позвонивший и попавший к нам в эфир через строгий отбор редактора.

«Я долго не понимал, что меня мучает. Отстой. Ты вроде бы живешь, радуешься, а на душе воет тоска. Иногда я вижу размытый образ у кровати. Мама снова приходит, гладит по голове, утешает меня…»

Нытье. Нытье. Нытье.

Анонимный слушатель рассказывает нам про мать. Всепрощающую женщину, которая недавно ушла из жизни после затяжной болезни. Радоваться бы, что отмучилась. А он ревет в эфире и вспоминает, как она учила его третью бывшую жену варить борщ. Подозреваю, первые две тоже ушли не в самоволку.

— Сергей, думаю, ваша мама наблюдает за вами с небес и огорчается тому, что вы никак не решитесь на помощь. Вам тяжело, вы очень страдаете.

Ее голос хрипловатый, размеренный и в то же время твердый. Она знает, о чем говорит, и всегда находит нужные слова. Пока я играю роль диджея, периодически отвлекаясь на пару язвительных шуток в адрес очередного нытика, моя коллега вывозит тонну грязи из души маменькиного соплежуя.

Как у нее получается?

— Слышали, Сергей? Страдания — путь в никуда. Больше пользы обществу, дружочек. И у тебя остался рецепт маминого борща, — шипение по ту сторону матового темного стекла не скрывают ни шумы в наушниках, ни удивленный возглас Сереженьки.

Я работаю здесь столько времени, но так и не понял чудотворный эффект чувства солидарности. Оно во мне умерло давно и безвозвратно, а вот у моей партнерши по подкасту с ним все в порядке.

Солнышко недовольно проговаривает:

— А сейчас мы прослушаем хит Брати Брайта и вернемся к вам с новой историей.

Меня отчитают.

Рома обрадуется, потому что моя коллега с глупыми псевдонимом делает это куда лучше и профессиональнее. Какие у нее эпитеты, метафоры и художественные обороты. Иногда мне бывает почти стыдно.

Капельку, но пробирает аж до души.

— Никита!

Хмыкаю и стягиваю наушники, затем привычно поднимаюсь с кресла. Нас отделяет тонкая перегородка из непрозрачного стекла и вечно запертая дверь. Это условие, которого мы придерживаемся с начала нашей совместной работы.

Никакого личного общения, никаких контактов. Несмотря на то что я давно представился, девушка по ту сторону студии не говорит своего имени. У нас все просто: она Солнышко, я Эгоист.

Я не настаиваю, атмосфера тайны придает некую пикантность нашим полудружеским отношениям. Пока ты не видишь и не знаешь человека, можно говорить с ним на любую тему без опасений.

Верно?

— Ты снова это делаешь, — ворчит Солнышко и, кажется, садится по другую сторону двери.

Устраиваюсь на холодный паркетный пол, разглядываю стены, который увешаны старыми плакатами из гламурных журналов. Между нами перегородка. Достаю пачку сигарет, прикуриваю одну и игнорирую плакатик о пожарной безопасности.

— Правила нарушаешь.

По тихому звуку понимаю, что она открыла пачку с чем-то вкусненьким.

— А ты опять ешь. Будешь столько потреблять, станешь толстой и некрасивой, — хмыкаю в ответ и наблюдаю за тем, как дым рассеивается в воздухе.

— Ха-ха, как смешно, — фыркает Солнышко, набивая рот не то чипсами, не то сухариками. — Сколько сегодня?

Вздрагиваю, перевожу взгляд на тлеющую сигарету.

— Пятнадцать минут.

Солнышко знает довольно много, хоть и не все. Как и остальные. Кое-что из того, что я говорил Грише на сеансах и делился с Романом. Но все это только вершина айсберга, которая является полуправдой.

Дважды лгу, один раз говорю правду — мой девиз по жизни. Мне так легче.

Никто не жалеет, не пытается забраться в темные уголки души и выворачивает их наизнанку. Но Солнышко с упрямством робота-пылесоса все равно периодически бьется в дверь чулана и пытается добраться до моего мусора.

— Сегодня я встретила идиота.

Меняет тему, и мне хочется ее обнять. Знает, когда лучше остановиться.

— Ты пригласила его на свидание? — подкалываю.

Я-то в курсе, что у Солнышка все кисло на личном фронте. Нестандартным девочкам живется сложно.

— Он обозвал меня жирной!

— Дала бы ему в глаз.

Стряхиваю пепел на пол, вытягиваю ноги, затем кошусь на часы.

Времени осталось немного, но его хватит на очередного балбеса в эфире. Потом можно домой. Вдруг мне удастся поспать?

— А смысл? Наверняка у него жизнь не сложилась. Надо прощаться людей, ведь иногда они удивляют, — прикрываю глаза.

Ее голос кажется знакомым. Из-за того, что я слышу его каждый четверг по ночам в наушниках. Здесь нет никакой романтики, просто Солнышко гибкая и понимающая. И она ничего не ждет в ответ.

Такая… добрая, что ли? Девочка, прощающая обидчиков, которые травят ее всю жизнь. Ни на кого не держит зла и всегда находит слова утешения.

Глава 6

Забавная ситуация в нашей стране с женщинами за тридцать — они через одну пытаются показать миру свою циничность, однако выходит из рук вон плохо. Половина или разведена, или находится в несчастливом, давно изжившем себя браке. Несчастные, озлобленные и… неудовлетворенные.

Одна такая голодными глазами смотрит через стол в конференц-зале, истинная «принцеждалка» и мисс «янетакаякаквсе». Она тяжело дышит, периодически хватается за стакан и отчаянно пьет воду, все сильнее отдергивая ворот своей полупрозрачной блузки. Вокруг серьезные мужчины, наш новый спонсор — Вадим Сафронов — пытается не скосить глаза и нервно дергает ножкой под столом.

Улыбаюсь, прикусывая указательный палец, и наблюдаю за этой картиной. Женщинам за тридцать в хорошей форме и с деньгами не нужны твои деньги. Романтика тоже стоит далеко не на первом месте, хотя в душе она жаждет быть девочкой не на раз. Рано или поздно любая, даже самая ретивая, начинает задумываться о серьезности твоего отношения к ней. Рената Литвинчук пока об этом не думает. Зная, как воздействует на мужчин постарше вокруг, отчаянно косит взгляд в сторону меня. Рома-то ей не доступен — у него бабочки в груди, цифры в ушах и вата вместо мозгов. За мужское достоинство его сейчас крепко держит Анька, поэтому Сташенко весь в делах и обсуждает сумму вкладов.

— Мы проведем благотворительную акцию…

Хватаюсь за край стола, заметив, как дергается будто от разряда тока Рената. В принципе, нигде внутри меня не ёкает, но эта игра в гляделки доставляет удовольствие. Приятное времяпрепровождение с последующими возможностями на вечернее развлечение. Все лучше, чем спать и видеть кошмары. Сегодня они вернулись под утро обрывками, поэтому мне нужна разгрузка.

Просто развлечение. Таблетки у меня Рома отобрал с утра.

Скотина.

Гад.

Мои права нарушены: эй, люди, где ваша хваленая Конституция!

— Безусловно, я всегда рад вложиться в искусство и сделать его более доступным. Мои люди свяжутся с вами, чтобы предоставить выставки моей коллекции картин, — заявляет Вадим и пожимает руку поднявшемуся со стула Роману. Косой взгляд его синих глаз словно кричит мне: не вздумай все испортить!

— Никита Евгеньевич? — растягиваю губы в улыбке, пытаясь выглядеть как можно дружелюбнее.

Судя по недоумению на круглом лице и парочке морщин на лбу у Сафронова — перестарался. Покачиваюсь в удобном кресле директора, сидя во главе стола. Остальные гости стоят, ждут от меня каких-то действий. Особенно Рената — она представляет интересы Сафронова и должна с нами тесно работать. Очень тесно. Поэтому облизывает темно-вишневые губы, уничтожая часть помады, и приоткрывает рот.

— Никита?

В голосе Сташенко звучит металл, и я начинаю тихо смеяться, затем все громче и громче. Задираю голову, ударяясь о мягкую кожаную обвивку. Рома сжимает кулак в кармане серых брюк, желая встряхнуть меня за плечи. Вижу это желание в его глазах, оно читается прямо на лице. Ничего не могу поделать, из-под ресниц наблюдаю за тем, как дергается мышца на его лице.

— О Боже мой, да всем насрать, — хмыкаю, проведя языком по губам. — Нам нужны ваши бабки, вам — галочка в нужных документах, что вы спонсируете нужные организации и можете смело считать себя великим меценатом. Говорят, что святым с нимбом на башке грехи списывают быстрее при попадании в Рай.

Подмигиваю, поднимаясь с места. Меня душит эта белая рубашка и деловой стиль, поэтому расстегиваю пару пуговиц, радуясь, что отказался от галстука с пиджаком, хотя Сташенко настаивал. За мною захлопывается тонкая дверь, внутри помещения мгновенно разворачивается буря. Слетают фальшивые маски. Дядечка Вадик уже не такой добрый, он орет точно истеричка. Топает ногами по пушистому ковру в зале, трясет бульдожьими щеками да брызгает слюной.

— По-вашему, это нормальное поведение?! Он абсолютно неадекватен, как можно работать с подобным человеком?! Ничего удивительного: от осинки не родятся апельсинки! В семье психопатов что может вырасти?!

— Послушайте, мы сейчас не ведем речь о душевном состоянии Никиты. Уверяю вас, он вполне здоров и отдает отчет своим действиям, — сухо отзывается Рома, а я, затаив дыхание, кладу руку поверх светлого матового стекла, прижимаясь лбом к холодной поверхности.

Я пытаюсь понять мотивы Ромы. Деньги? Должность? Или гребаный альтруизм? Чем хуже я веду себя с ним, тем больше он упирается. Сейчас он отчаянно защищает меня.

Нет, Никита не псих. Прошу вас уважать его, иначе я не вижу смысла в дальнейшем сотрудничестве.

Оглядываю светлые стены с темными вставками панелей. Современный дизайн этой арт-галереи изменен от зала к залу. В этой части — где сидит вся администрация — все очень скучно и по-деловому. Цветы в белых кадках по бокам, черные диваны и кресла со столиками. Строго, просторно и с минимализмом. Кое-где висят по стенам мини-репродукции, и, начиная от Леонардо да Винчи до Сальвадора Дали, просто следую вперед, заходя в небольшую темную нишу.

Спустя пару минут хлопает дверь конференц-зала, раздается приглушенный ковролином стук каблуков. Десять шагов, девять, восемь…

Хватаю Ренату за руку, прижимая вскрикнувшую женщину к стене, и наклоняюсь, выдыхая в губы:

— Давай пропустим момент, где ты сопротивляешься, ломаешься, а я тебя уговариваю, окей? Когда-нибудь занималась сексом у всех на виду, но будучи в тени?

Глава 7

— Тебе быстрые углеводы закупорили сосуды мозга?

Мой вопрос звучит громко, и его слышат все присутствующие в зале. Смотрю на Блажену: никаких шансов, детка. Я никому не помогаю, мой принцип нерушим. Нужна поддержка в твоем обмане, чтобы красиво выглядеть перед парой инстакуриц? Это не ко мне, благотворительностью не занимаюсь.

— Кажется, у тебя проблема, Пончик, — ехидно шипит одна подружек-клушек, стреляя глазками в мою сторону.

Нет, дорогуша, твои тощие мощи меня не вдохновляют от слова совсем. Особенно пугает количество штукатурки на лице: такая лицом к рубашке прилипнет и оставит на ней всю свою «природную» красоту.

— Завались, обезьянка, я сейчас разговариваю, — отзываюсь в сторону белобрысой мартышки в светлой кофточке, игнорируя обиду на исправленном хирургами лице. Ее триумф мгновенно теряет краски, потому что сама не выглядит сейчас лучше на фоне опростоволосившейся Блажены.

— Никита, — строгий голос мамы Ромочки бесит, однако больше всех поражает танкер в своих обтягивающих немалые бедра скинни.

Она вздергивает подбородок и улыбается. Черт возьми, она реально улыбается на мои слова, хмыкая:

— Да не пугайся так, дурак. Думала прокатит, но ты слишком злой, — подмигивает мне, щипая за руку.

Вобла номер два с гривой черных волос щурит взор, внимательно осматривая нас. Она вцепляется сильнее в свою подругу, окатывая меня тонной презрения в одном взгляде. Ей явно не нравится ни мое поведение, ни то, как я ответил ее подруге. Мне все равно. Эти псевдокультурные дамы, нацепившие наряды с дорогими лейблами и трясущиеся за каждый килограмм на весах, одинаково противны, как попытка манипуляции моей личностью со стороны их толстенькой горе-врагини. Не та сторона, ни эта не заслуживает жалости, хотя на их фоне Блажена пока выглядит лучше.

Пончик, ха. Какой Пончик, уже целый Беляш.

— Пойдем отсюда, кис. Они придурки, — фыркает брюнетка. Окидывая нас взглядом и останавливая свой презрительный взор на Блажене. В какую-то секунду она вздрагивает, будто от испуга или напряжения, однако спустя пару минут две подружки-кукушки исчезают в толпе и к нам уже спешат Гриша с Ромой.

— Никита, все нормально? Не познакомишь со своей подругой? — вскидывает брови Сташенко, и я закатываю глаза. Серьезно, да? Вот бы еще бросился мне на шею с вопросом: это твоя девушка?

— Да. Поведай мне парень, кто эта красавица с тобой, — улыбается психотерапевт, однако на лице внимательное выражение.

Все, начиная от его наряда — простых свободных льняных брюк и легкой рубашки до чуть сдвинутых очков на переносице — дает ложное ощущение легкости. Григорий Соболев не просто врач, он настоящий копатель и хранитель чужих грязных тайн. Пара взглядов друг на друга — мы словно два хищника на одной территории. Гриша всегда внимателен к деталям. К примеру, сейчас смотрит на руку Блажены, которую я все еще не сбросил и не оттолкнул девчонку от себя.

— Здравствуйте, я Блажена Солнцева, — улыбается девчонка. Выступая вперед и отпуская мою руку. Рома с Гришей удивлены, а вот я вздрагиваю, потому что ее фамилия уж слишком похожа на псевдоним моей партнерши по радио.

Кстати, и голоса у них похожи. Хрипотца выдает.

Неужели?...

— Очень приятно познакомится с подругой Никиты. Он нечасто показывает свой круг общения, — Рома пожимает ее руку, у самых глаз морщинки от непривычной улыбки. Давно он начал так радоваться всяким глупостям? Мрачным он нравился мне больше. Хоть не бесил.

— Ах, прячет, прячет от нас, поганец, таких милых девочек, — мурлычет Гриша, вскидывая брови и косясь в мою сторону. Будто спрашивая: «Все хорошо?».

Нет, не хорошо. Эта картина напоминает мне знакомство с Факерами из дурацкой молодежной комедии. Сам не замечаю, как начинаю отступать в сторону. Затем виляю мимо какой-то парочки и бегу к выходу, слыша в спину:

— Никита!

Мне надо срочно на воздух, дабы подумать. Немного кислорода, прочистить мозги и выбросить из головы образовавшуюся кашу. Я знаю, что мое поведение странное, но еще больше напрягает вся эта шелуха и внимание. Зачем? Прекрасно ведь знают, что у меня нет никаких подружек или друзей, так к чему подобная фамильярность.

Не замечаю в проходе худенькую фигурку. Уже почти столкнувшись, вовремя успеваю притормозить. Из-за утраты равновесия толкаю дородную дамочку в длинном платье, на подол которого наступаю ботинком, и слышится тихий треск. Мадам с мини-сумочкой летит с матами, не соответствующими ее образу леди из высшего света, в сторону ограждения. Запинается о красный канат, заорав:

— Ах ты падла, смотри, куда прешь!

Отлично, мне надо сбросить стресс.

— Эй, поглядите. Да у нас тут бешеная псина, — хохочу, ощущая азарт в крови. Давай-давай, вон муженек уже подбежал, готовится к атаке.

— Я тебя сейчас, уебок, по полу размажу, — рычит он, задирая рукава пиджака на хиленьких тощих ручонках.

И в этот момент кто-то дергает меня за рубашку позади. Всего секунда. Чтобы цветочный аромат вскружил голову, едва губы касаются уха, и знакомый голос произносит:

— Красавчик, кажется, сегодня я тебя спасаю.

В детстве просто обожал мультфильм «Чип и Дэйл» — это где два бурундука спасают мир. Забивался в угол с любым устройством для просмотра или пробирался к отцу в кабинет за ноутбуком, погружаясь в веселый мир приключений команды спасателей. Будучи маленьким, я думал, что однажды они тоже придут ко мне. Выручат из беды, спасут из отчего дома и уведут к себе в дупло, разрешив стать частью их веселой дружной компании.

Никто не пришел, потому что фантазия не есть реальность. А последняя бывает очень суровой в отношении наивных деточек.

— Пошли, красавчик. Иначе твои недоброжелатели нас догонят, — она подмигивает озорно, улыбаясь искушающей улыбкой.

Все в этой женщине одновременно правильно и нет. Смотря с какого угла заходить. Диана — женщина-загадка. Я не могу ее понять, прочитать и добраться до скрытых глубин души. Почему? Раньше мне легко удавалось разобраться даже в самом «сложном» человеке. Люди будто открытая книга для меня, Гриша Соболев и тот не исключение: тяжелый развод, долгие судебные тяжбы за ребенка, строго отмеренное количество часов на посещение папы для сына. Про это мало кто знает. Я вот узнал, не понадобились большие вложения.

Глава 8

Мои родители не любили цирк. Подобные развлечения считались в нашей «аристократической» семье чем-то сродни приближению к черни. Это наша домработница могла возить своего на представления цирка Дю Солей в Сочи или Москве: ей по статусу можно. Никакие аргументы, что это обычный бизнес и люди туда ходят разные, совершенно не работали.  

«Никита, какие глупости. Мы не можем развлекаться так же, как наша прислуга», — заявляла моя матушка в минуты просветления сознания. 

Она чинно отставляла мизинец, распивая чай из фарфоровой кружки ценой в зарплату одной нашей горничной, и тяжело вздыхала. Ну, знаете, как будто с дурачком разговаривала. Иногда мне кажется, что не будь она шизофреничкой, то обязательно заразилась бы какой-нибудь новомодной психологической проблемой: биполярностью или депрессией. Скучающие жены миллиардеров, нефтяных королей и газовых принцев, возрастом от двадцати до пятидесяти, болели этой ерундой по очереди. Звездам и блогерам можно, а им, что ли, нет?

Сейчас я смотрел на сверкающие окна круглого здания цирка, задрав голову к самой крыше — куполу этой конструкции из стекла и металла. Никогда тут не был, хотя мимо него проезжал не раз. Периодически желание нарушить родительский устав возникал в голове, особенно когда все твои одноклассники спокойно шли на представления. А потом со скучающими лицами обсуждали номера, которые «похожи друг на друга». Мне тоже хотелось. Побыть ребенком хотя бы раз. 

Но затем я повзрослел и теперь только, непонимающе вскинув бровь, повернулся к Диане, ставящей машину на сигнализацию.

— Я думал, ты привезешь меня на аэродром или к тем психам, что с тарзанки сигают, — иронично заметил, продолжая всматриваться в профиль стоящей рядом женщины. 

Сколько ей лет? Какая у нее фамилия? Кем работает, чем живет и почему до сих пор здесь? Ей тоже нужен секс, как той дамочке, или так, погуливает от мужа?

Десятки вопросов, на которые нет ответа. Уверен, она не скажет ничего, если задам хоть один. В женщине должна быть изюминка, можно сразу полкило высушенного винограда. Оно обычно так происходит. В начале все в адеквате, затем женщина достает таинственный ящик Пандоры из закромов разума, и логика уходит погулять. 

Справедливости ради, вести себя странно начинают не только представительницы женского пола. Обычно встречаются два идиота. А дальше по сценарию из мылодрамы на канале «Россия 1».

— Выйди из чертогов своих извилин, тут нет никакого тайного смысла, — перебивает поток моих мыслей Диана, хватая меня за руку. 

Ее пальцы прохладные и чуть-чуть дрожат, будто она боится. Невольно прикасаюсь подушечкой большого пальца к запястью в месте пульса, но ничего не ощущаю. На вид спокойна, так в чем причина?

— Вдруг ты меня цыганам по частям продать хочешь, — кривлюсь, косясь в сторону цирка. — Или еще чего. Кто вас знает, странных непонятных незнакомок. 

— В цирке-то? Большом Московском? — она хохочет, задирая голову, и трясет ею. Почему-то ее улыбка дарит покой, смех бальзамом ложится поверх старых ран. Не сказать, чтобы сильно помогает. Наверное, причина в том, что ей ничего от меня не нужно, и я сам могу выбрать: верить или не верить. 

— Ну так, рискнешь пойти со мной? — интересуется Диана, кивая в сторону здания. У меня уходит ровно минута на размышление, после чего киваю, выдохнув на автомате:

— Если что, буду орать и сопротивляться. 

— Договорились, милый мальчик. Злая ведьма обещает не есть тебя и вернуть милой Гретель в целости да сохранности. Теперь пойдешь со мной в Пряничный домик? — она приподнимается на носочках, прижимаясь к моей руке, обжигая дыханием кожу. Чуть поворачиваю голову и смотрю в ее глаза, ища в них тайный смысл. И, словно тот мальчик из сказки, жажду попробовать все сладости мира, представленные передо мной без опаски за свою жизнь.

— Веди, колдунья. Мне ни-по-чем горящие печи, — нараспев отвечаю, делая шаг вперед.

Внутри ничего особенного. Обычный холл с кучей рекламных плакатов на стенах, расписанием работы цирка, пустой кассой и засыпающей администраторшей. Она тут совсем одна: ни охранников, ни вахтеров, ни уборщиц. Стоит нам шагнуть в ее сторону, дама очухивается и принимается поправлять круглые очки, потрепанную прическу, слегка помятый костюм. Вначале поджимает тонкие губы, недовольно искривившись и подслеповато присматриваясь, а после расплывается в улыбке, узнав, видимо, мою спутницу.

— День добрый лучшей работнице цирка!

— Дианочка! Прости, не сразу признала. Здравствуй, ты на тренировку? Сегодня никого, Добронов погнал ребят в спортзал, остальные на обеде, — она искренне вздыхает, будто ей правда жаль. На бейдже имя: Ольга Андреевна.

— Ничего страшного, мы лишь немного повеселимся на тренировочном манеже, — Диана вновь подмигивает мне. Затем опирается на стойку и с таинственным видом подзывает пальцем администраторшу, переходя на шепот:

— Вы же не против, если мы немного «полетаем»?

Ольга Андреевна нервничает, сжимает пальцами листки журнала и косится в сторону пустующей вахты. Я только хмыкаю, но молчу аки партизан. Нет уж, пусть сама разбирается. Женщина оглядывает меня с ног до головы, щуря светло-голубые глаза и приспуская очки на нос, интересуется:

— Это твой парень? Показать хочешь или научить чему? Молодой такой… Он хоть знает правила безопасности?