Горничная для Амирхана

Глава 1

Зябко поеживаюсь.
Когда-то я представляла, что вернусь в родной город королевой, под руку с мужем – самым завидным когда-то женихом в этом местечке и его окрестностях. С ребеночком, с красивой жизнью, о которой мечтала сразу после нашей роскошной свадьбы.

Но иллюзии давно рассыпались.

За прошедшие годы я даже думать не хотела о возвращении сюда.
По телефону всегда говорила маме и брату, что у меня все замечательно, посылала им деньги — сколько удавалось накопить, припрятать, сэкономив на расходах по дому, ведь муж не разрешал мне работать. Говорил, что жена должна сидеть дома и варить борщи, противно ухмыляясь при этом. До нашей свадьбы и отъезда в столицу, он обещал мне совершенно иные перспективы. Хорошую должность преподавателя иностранных языков в университете, который я закончила с красным дипломом когда-то. Все оказалось ложью.

Зачем моему мужу понадобилось пускать мне пыль в глаза?

Я давно перестала задаваться этим вопросом. Ответила раз и навсегда для себя – потому что он садист и психопат. Главное, что я смогла вырваться. Прошла через ад, когда бежала босиком по ночной улице, дрожа от холода и боли, со следами от хлыста на спине. Некоторые встречные по пути люди думали, что это такой перфоманс, кричали и одобрительно улюлюкали, а мне казалось, что я схожу с ума. Я бежала, пока не потеряла сознание, прохожие вызвали скорую, меня отвезли в больницу. Я знала, что у мужа связи, что ему все равно ничего не будет. А месть его может быть чудовищной. Повезло – в больнице оказалась очень отзывчивая пожилая медсестра. Она помогла мне сбежать из медучреждения, принесла одежду, приютила, а потом купила билет и отправила к своей дочери в Турцию. Я никогда не думала, что чужие люди могут вот так бескорыстно помогать.

Я не могла вернуться домой – смотреть в глаза маме и лгать, будто я счастлива, все хорошо. Сказать правду – было бы мучительно стыдно, а еще означало бы разбить мамино сердце. А оно и так слабое. Мама часто жалуется на боли. Нужны лекарства.

Больше идти мне было некуда, так что я согласилась на помощь той очень отзывчивой сердобольной медсестры. Поехала в другую страну, до этого ни разу не была заграницей. Все было странным, чужим, а я – в состоянии тяжелейшего стресса. Старалась не быть обузой. Помогала своим спасителям по дому, брала на себя всю работу. Они жили в деревне и забот всегда хватало. Но и в этой солнечной гостеприимной стране все не сложилось гладко, да и тоска грызла. Я получила сообщение, что маме стало хуже, положили в больницу. Я больше не могла оставаться вдали. Тем более, что узнала в общем чате, в котором состояла еще с универа, под псевдонимом – никто не знал, что это я, случайную новость о муже – Латынский снова собирается жениться. Меня это воодушевило и обрадовало. Значит, он забыл обо мне. Конечно, очень хотелось бы предупредить его новую жертву… но я очень сильно боялась.

По крайней мере, он меня забыл. Как же мне хотелось в это верить! До отчаяния. Я так соскучилась по маме!

И вот я здесь. В одиночестве, в родном городке, где жизнь всегда была безоблачной.

Стою под дождем на вокзале, сжимая ручку дорожной сумки. Это все, что у меня есть.
Промокла до нитки, и не представляю, как заявлюсь в родной дом. Мама сразу поймет, что случилось что-то плохое.

Три года назад я уезжала отсюда счастливой невестой, уверенная, что жизнь будет красивой и интересной.
Но все обернулось кошмаром. Я так и не сказала маме, что произошло со мной. Каким ужасным был мой брак. Латынский приезжал к ней пару раз после моего побега. С подарками и вкусностями. Если бы я хоть каплю из того что он вытворял когда мы были наедине рассказала маме… Она не умеет притворяться. А так – она встретила его радушно. В полной уверенности что у нас с ним все хорошо – просто я уехала по контракту в другую страну. Маме я врала что нахожусь в Париже. Пусть хоть весь его перероет!

Латынскому ничего не оставалось как улыбаться и поддерживать мою версию.

Но все когда-то заканчивается. Он женится. Значит поставил точку в нашей истории. А я должна попасть домой. Я так устала… Мне больше некуда идти.

За вокзалом — набережная.
Море сегодня неспокойное, тяжелое.
Завороженно смотрю на волны — и на секунду закрадывается слабая, трусливая мысль:
Как же просто было бы все закончить…

Нет.
Я не готова сдаться.
Есть мама. Брат. Я не могу так поступить с ними.

— Константинова? Алинка?! — радостный женский голос прорывается через шум дождя.

Глава 2

Я вздрагиваю, оборачиваюсь. Не самое лучшее время для встреч с прошлым.

— Вера?.. — не верю глазам.
Моя бывшая одноклассница, с которой мы никогда не были особенно близки, смотрит на меня с искренней теплотой.

— А ты что тут делаешь, в таком виде? — Вера подходит, обнимает. — Да ты ж продрогла вся! Тебя не встретили, что ли?
— Типа того…
— Тогда поехали со мной! Я теперь за рулем — год назад на права сдала. Подвезу!
— Спасибо, не стоит…
— Ну ты что такая замороженная? — не сдается она. — Пошли хотя бы в кафе, согреешься.

Вера очень настойчива, а у меня нет сил сопротивляться. Да и в конце концов, пара глотков горячего сладкого чая мне точно не повредят — голова уже кружится от голода. Дорога в родной город была долгой, и я не помню когда ела в последний раз.

Привокзальное кафе оказывается теплым и уютным. Официант приносит меню, Вера сама делает заказ — видит, как я мну пальцами край сумки, стараясь не показывать, что денег у меня почти нет.
Она болтает без умолку — рассказывает о себе, о жизни, о городе, не требуя от меня ответов. И слава Богу.

— А поехали ко мне? — внезапно предлагает она. — Посмотришь, как мы живем. Незачем на ночь глядя сваливаться на голову родственникам. Обсохнешь, вещи погладим, чтобы к мамочке как принцесса явиться. У нас с мужем самая лучшая гостиница в городе. В люкс тебя поселю.

– Ты серьезно?

– Абсолютно! Буду очень рада, честно.

Я улыбаюсь — неловко, но искренне.

Оказывается, Вера живет с мужем в гостинице, которую они открыли пару лет назад.
Пока едем, она не перестает что-то рассказывать.

Муж Веры — Владимир, бизнесмен, вдовец. У него от первого брака близнецы, Никита и Егор, им по семь лет. Настоящие сорванцы, но в то же время очень хорошие мальчишки. Год назад у Владимира с Верой родилась дочка, Надюшка. Муж души в ней не чает. Живут дружно, с бизнесом у Владимира все ладится, ну а из Веры получилась отличная мачеха, близнецы приняли, слушаются. Хотя балуются конечно, забот с ними много. Но у Веры все получается.

Помимо гостиницы, Владимир владеет клининговой компанией — «Чистый Дом».
Бизнес идет успешно, Вера помогает с бумагами и персоналом.

Она рассказывает об всем этом с такой гордостью, что я невольно улыбаюсь.
Как же спокойно и тепло звучит ее голос.

— А ты как? — спрашивает Вера, подливая мне чай. — В столице, небось, как сыр в масле? Ты же вышла за Латынского! Главный красавец города, племянник мэра. Все по нему сохли, а он, конечно, выбрал королеву красоты.

— Это было в прошлой жизни, Вер, — тихо отвечаю. — Мы больше не вместе. И, если честно, не хочу об этом говорить.

Меня выбрали королевой выпускного. Павел стал королем. Тогда я была очень беззаботной, счастливой, и немного самовлюбленной. Но с Павлом не стала встречаться, уехала, погрузилась в учебу. По возвращении в родной город с дипломом, у меня был другой поклонник, Ильдар ухаживал за мной очень красиво. Но не получилось. Очень неприятная история. Только он, наверное, садистом как Павел хотя бы не был.

Хватит. Что толку размышлять “если бы…”. Когда все уже случилось, и шрамы на моей спине никогда никуда уже не исчезнут. Пусть остаются. Как символ моей бесконечной глупости и доверчивости.

— Только не говори, что вы разошлись! – виснет пауза, Вера смотрит на меня так, словно я разбила все ее розовые мечты и надежды. – Не может быть! Такая красивая пара. Мне очень жаль, Алина, правда… — с сочувствием качает головой. — Вот уж не думала… Как он смотрел на тебя! Как любил!

Снова молчание.
Я чувствую, как лицо у меня кривится, будто от боли. Притворяться больше нет сил.
Слова о муже жгут изнутри. Выдавливаю жалкую улыбку.

Если бы я рассказала, кем на самом деле оказался красавчик Латынский, Вера бы не поверила.
Никто бы не поверил.

Глава 2/2

– Ладно, прости, прости. Я ужасно любопытная, мне стыдно. Я больше не буду тебя мучить.

– Дело не в тебе, Вер, честно слово. Я очень рада, что тебя встретила.

Это правда. Она появилась… В самое тяжелое мгновение, когда я была максимально слабой. И поддержала. Напомнила, что моя жизнь не всегда была беспросветной. Окутала теплом. Накормила.

– Все, поехали ко мне! – решительно заявляет Вера.

***

— Я так рада что ты у нас ночуешь! – щебечет, спустя полчаса, провожая меня в свободный номер. Она хотела предоставить люкс, но я категорически отказалась. Не в том я положении, чтобы шиковать. Да и ни к чему мне совершенно роскошь.

Вера спорить не стала. Она наверное догадывается, что я не просто промокла под дождем.
Что со мной — беда. И хочет помочь хоть чем-то. А мне неловко. В школе мы не дружили. Вера была толстушкой, и ее дразнили. А я – всеобщей любимицей. Со мной все хотели дружить. Мальчишки всегда прохода не давали. Называли принцессой.

Я Веру не дразнила, нет, я никогда не была злой или вредной, но и не заступалась. Смотрела как на пустое место. У меня тогда было много подруг. Потом каждая из них, так или иначе предала, или подставила. Я всегда вызывала в женщинах зависть, конкуренцию. Все хотели Латынского, а он бегал за мной. Очень многим нравился Ильдар Керимов, но он тоже только на меня смотрел. Иногда я думаю, что моя внешность – сладкой блондинки с пухлыми губами – проклятие.

Хотя сейчас красавицей меня уже точно не назвать. Потухший взгляд. Ни грамма косметики или прочих ухищрений.

— Спасибо тебе огромное, Верочка. Мне так неудобно… — шепчу.
— Перестань. Переночуешь, отдохнешь, а завтра уже решишь, что делать. Все равно темнеет. Сейчас будем ужинать. Оставляй сумку, переодевайся, я заберу мокрые вещи. Стирку запущу, завтра все отдам.

– Я не знаю как тебя благодарить.

– Да я же сама предлагаю. Мне очень приятно, что ты у меня в гостях, Алина.

Я сдаюсь. Быстро переодеваюсь, умываю лицо и иду за Верой.

Из гостиной выбегают два мальчишки, рыжие, взъерошенные.
— Мам, кто это? — первый тут же тянет руку. — А почему у тети волосы мокрые?
— Потому что на улице дождь идёт, Никита, а мы только что оттуда,— смеётся Вера. — Это моя школьная подруга, Алина.

– Но у тебя же сухие, – продолжает допытываться дотошливый мальчуган. Наверное вырастет и станет следователем.
— А вы правда из Москвы? — спрашивает второй, Егор. — Вы живете там в небоскребе?

— В последнее время я жила на море, — улыбаюсь. — И метро, и небоскрёбы – я устала от них. А вы чем занимаетесь, когда мама на работе?
— Мы дерёмся! — с гордостью сообщает один.
— Не правда! — возмущается другой. — Мы строим крепость!
— А потом дерёмся в ней, — подытоживает Вера, вздыхая. — Вот такие у меня рыцари.

Смеюсь. На душе становится чуть теплее.

Потом мы заходим в очаровательную розовую детскую, где в колыбельке хнычет малышка.
— Это Надюшка. Проснулась, ей кушать пора. Сейчас переоденемся, моя сладкая. – Подержишь? – спрашивает Вера, переодев и подмыв кроху.

Осторожно беру малышку на руки.
Тёплое, крошечное тельце. Личико — как персик, дыхание ровное, пахнет молоком и чем-то неуловимо чистым. Я вдыхаю запах младенца и вдруг чувствую, как подступают слёзы.
Этот запах — невинность, надежда.
Я тоже когда-то мечтала о ребёнке. Верила, что если родится малыш, Павел изменится. Станет мягче, добрее…
А потом я узнала, что он не может иметь детей.
Тогда он впервые меня ударил.
Сказал, что я «сама напросилась». Что надавила на больное.

С тех пор я перестала мечтать.

Вера, не замечая, говорит что-то про кашку, про распашонки. А я сижу, держу на руках её дочь и молча глотаю комок в горле.

**

Глава 3

Мы ужинаем вдвоем, сидим у камина — и я ловлю себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую себя в безопасности.

— Здесь у вас очень здорово, — говорю, глядя на огонь. — Спасибо тебе, Верочка.
— Да ладно, — смеется она. — Ты знаешь, я ведь раньше думала, что ты заносчивая. Особенно, когда ты приезжала после университета — вся такая важная, столичная штучка.
— Ну что ты, — я улыбаюсь. — Мы тогда просто разные были.

Снова испытываю чувство стыда. Мы расходимся ближе к полуночи. Я засыпаю почти сразу, сплю крепко, без обычных кошмаров.

***

Вера очень помогла мне.
Я отоспалась, смогла привести себя в порядок, постирать и погладить одежду. И тут подумала, что ни одного подарка не привезла маме. Я просто не сообразила, потому что уезжала очень спонтанно, без плана. Теперь мне ужасно стыдно, особенно когда Вера вручает мне
коробку дорогих шоколадных конфет и лиловый яркий шарфик в упаковке.

— Клиенты подарили постоянные, — сказала она. — тебе пригодится, мамочке подаришь.

– Ну что ты, Вер, мне правда… Очень неловко, спасибо тебе большое…

– Не отказывайся. Я же от чистого сердца. Порадуй Евгению Михайловну. До сих пор ее с теплом вспоминаю — самая любимая учительница.

— Спасибо, Верочка, — горло перехватывает от ее доброты и чуткости.

В столице я отвыкла от такой душевности.
Там все было другим: муж, его друзья — бизнесмены и их любовницы.
Деньги, власть, вечный холод под маской приветливости.

Моя натянутая улыбка, нельзя ни в коем случае показать свое настоящее настроение. Нельзя быть грустной — иначе Павел бы орал, когда мы оставались наедине.
Или запирал бы в комнате.
Иногда — в подвале.

У Латынского было много изощренных способов унизить и поиздеваться. Это была его подпитка. Красивый принц внутри оказался абсолютно уродливым чудовищем…
**

Поднимаюсь на третий этаж, сердце стучит так, будто хочет сорваться и убежать назад — к Вере, к теплому камину, к тому краткому ощущению безопасности. Дверь у нашей квартиры открыта, и из кухни доносится запах картофельного супа — тот самый, детский, родной запах, который всегда возвращает домой. Звонок не работает уже много лет. Я стучу, тихо, чтобы не напугать. Рука дрожит.

Дверь открывается — и мир сжимается в один кадр, такой трогательный, желанный. Я представляла его множество раз.

Сразу отмечаю, как постарела мама. Ее волосы взъерошены, лицо бледное, в глазах изумление.

– Алиночка! Боже мой! – пропадаю в ее объятиях, как в единственном безопасном месте на свете. Ее пальцы гладят мои волосы, губы прижимаются к щеке. – Солнышко мое! Вот это сюрприз. Чего же ты не сказала, милая? Ох, дай рассмотрю тебя! Такая красивая! – мама отстраняется на шаг, смотрит на меня, будто заново перечитывает мое лицо.

— Ты такая бледная, мамочка, — у меня срывается голос.
— Так ведь болею, — отвечает тихо. Улыбается сквозь усталость. — Но это все неважно. Мне уже гораздо лучше. Ты приехала, теперь я точно поправлюсь, милая.

Ее слова звучат почти как заклинание, — и я верю им, потому что в них столько надежды. Но тут же мама закашливается, плечи ее содрогаются, и в следующий момент лицо и голос ломаются. Она отводит взгляд в сторону, глаза наполняются слезами, и сначала я ничего не понимаю, а потом она говорит и не может остановиться.

Дорогие читатели, пожалуйста, если вам нравится книга, добавляйте ее в библиотеку!

И я очень буду благодарна за лайки -- это помогает книге стать заметной, повысить интерес к ней, а автору -- добавляет вдохновения и скорости в написании глав)

3/2

— Не обо мне сейчас… Беда у нас, доченька. Юра… Юра в беде, — всхлипывает, и слова падают в комнату тяжелым набатом. — Попал в аварию… Слава Богу, жив остался, ничего не повредил, не убил никого, только.. Разбил чужую машину… Теперь его на что-то поставили. На счетчик это называется.

Она не может договорить, запинается, горло сжимается от рыданий.

– Идем в комнату, тебе присесть надо.

– Да суп же варю.

– Я доделаю.

– Тогда на кухню пошли.

Мама хватается за стол, сидит и начинает говорить скороговоркой, будто торопится сжалиться со словами прежде, чем они уйдут:
— Его вчера забрали, Алиночка, – сумбурно тараторит. – Он теперь в СиЗО. Сказали, так надо. Я не знаю, почему у нас полоса такая черная. Вчера я узнала, что квартплату мы не платили почти год… Я Юре всегда деньги давала, чтобы заплатил. А он… не платил, получается. Как же так? Пришли уведомления... Они угрожают забрать квартиру. А теперь еще и суд, и экспертизы, и… — мама прерывается рыданием, губы ее дрожат, а глаза смотрят в пустоту, как будто пытаются разглядеть там выход.

Ее голос ломается снова и снова, детали сыплются одна за другой, все это обрушивается на меня как лавина. Не таким я представляла себе возвращение в родной дом. Больше всего боялась, что будет расспрашивать про Латынского, а я не смогу солгать…

— Сказали, если не погасим долг, будут реализовывать через торги. А где мы возьмем эти деньги, Алиночка? — шепчет мама, глотая слезы. – Если ты можешь, помоги… помоги Юре.

Ее глаза в упор смотрят на меня — в них нет обвинения, есть только просьба, и эта просьба тяжелее любого приговора. Мне кажется, стены сжимаются вокруг нас под тяжестью всех этих слов. Они висят в воздухе, как ржавые часы, отсчитывающие время до того момента, когда нас лишат крыши над головой.

— Главное — твоему брату помочь, — повторяет мама, едва слушая сама себя. — Ты же сможешь, Алиночка? Ты же не бросишь нас?

Я не сразу отвечаю. Внутри меня рвутся эмоции: вина, усталость, гнев на Юру. Брат всегда был беспечным, самоуверенным. Носился на своем байке как безумный. С детства был дерзким и непослушным. Как же он мог довести все до такого?

— Я помогу, конечно, мы со всем справимся, мамуль, — говорю наконец. — Мы что-нибудь придумаем.

Мама кладет голову мне на плечо, я обнимаю ее. В груди загорается крошечный огонь — тот самый, который когда-то заставлял мечтать о новой жизни. У меня нет ответа на все вопросы, нет денег, чтобы выплатить долги, но самое главное – нет пути назад.

***

Глава 4

На следующее утро мы с мамой на кухне, она печет мои любимые оладушки, хлопочет, я мою посуду, когда раздается громкий звонок в дверь.

Мама сразу вжимает голову в плечи, бледнеет.

– Я открою, – вытираю руки, быстро иду к двери.

– Подожди, Алина, я сама…

Но я уже открываю.
На пороге стоят двое мужчин, в одинаковых темных куртках, с папками в руках и холодными глазами. Один высокий, лысоватый, с тяжелой челюстью, второй — моложе, но с таким выражением лица, будто давно утратил человеческое сочувствие.

— Константинова Евгения Михайловна здесь проживает? — спросил старший, даже не поздоровавшись. — Мы по вопросу задолженности.
— Мы же договаривались, я… я завтра, — слышу мамин голос за спиной.

— Завтра? — оба усмехаются. – Ну да, зайдем когда скажете. Или нет. Сколько вы уже от нас уведомлений получали? Может достаточно отговорок?

Он сует мне в руки лист бумаги, а потом уже без разрешения проходит в квартиру. Второй – следом, осматривается по-деловому.

Чувствую, как во мне закипает злость.

—Почему вы так себя ведете? Это частная собственность.
— Ага. Имущество должников, красавица, — бросает лысый. — Так что не мешайте. Хотя, если согласитесь на свидание, я, пожалуй, смогу дать небольшую отсрочку.

Приближается ко мне вплотную, оглядывает сальным взглядом.

– Не смейте лезть к моей дочери! Она замужем!

– И где муженек? В командировке? Так это отлично! – ржет противно.

Мама бледнеет.

— Пожалуйста… — произносит шепотом. — Я заплачу, просто дайте время. У меня дочь приехала, она поможет, только…
— Сколько можно слушать это «только»? — оборвал ее молодой. — Да и не можем мы уйти, вы все сроки пропустили.

Мама внезапно хватается за грудь, я кидаюсь к ней.
— Что такое? Мамочка! Вы не видите что ей плохо? – ору на мужчин. – Помогите! Скорую вызывайте! — мужчина который моложе помогает мне в последний момент удержать маму от падения. Она оседает в его руках, глаза закатываются, дышит неровно, тяжело.

– Мамочка, пожалуйста…

Мужчины переглядываются. Старший бурчит недовольно:

— Вот только не хватает нам театра. Мы не нанимались в скорую звонить.
— Вон отсюда! — кричу, доставая телефон. — Сейчас же!

Они, видно, поняли, что зашли слишком далеко — и, ворча, уходят, хлопнув дверью.
Я дрожащими руками набираю «скорую». Голос в трубке звучит отстраненно, но уверенно.

— Адрес? Симптомы?
— Боль в груди, ей плохо… не дышит нормально, лицо белое… пожалуйста, быстрее…

Пока я ждала, держала маму за руку. Ее пальцы были холодные, губы едва шевелились.
Когда приехали медики, они действовали быстро, уверенно.
— Давление высокое, — говорит врач, не поднимая глаз. — Срочно в больницу.

– Мам, я с тобой поеду.

– Алиночка, останься! Они могут снова прийти… Пожалуйста, у меня там… собрано немного, – просит чтобы я наклонилась, говорит шепотом про “черный день” и шкатулку, доставшуюся от бабушки. – Пропадет ведь. Отвези завтра передачу Юре. Он просил. Потом меня навестишь.

– Оставайтесь, девушка. Спокойно вещи для больной соберете, – говорит врач.

Я стояла в дверях и смотрела, как они уносят мою маму. Потом без сил опустилась на стул на кухне. Она верит, что я помогу. Но правда в том, что я сама совершенно беспомощна. Мне никто не поможет…
Бессилие убивало. Рыдания душили и я дала наконец выход эмоциям. Я не плакала даже когда Латынский хлестал меня плетью. Но сейчас что-то прорвалось во мне. Я выла, рыдала…

Снова звонок.
Резкий, настойчивый — будто кто-то пробивается сквозь мое оцепенение.
Я долго не двигаюсь. Сижу за столом, глядя в пустую чашку, где чай давно остыл. В квартире тихо, глухо — как в аквариуме после бури. Соседи где-то за стеной смотрят телевизор, хохочут, и от этого смеха становится только больнее.

Я поднимаюсь, машинально вытираю глаза и открываю дверь.
На пороге — Вера.
Тепло одета, с усталым, но добрым лицом. В руках — небольшой пакет.

— Алинка… — она тихо говорит, и по ее голосу я понимаю, что она все знает. — Прости, я без звонка. У меня подруга в больнице работает, рассказала, что привезли твою маму. Я решила заехать. Узнать, как ты.

Я опускаю взгляд.
Все внутри пересохло. Ни сил, ни слез.

— Как я… — выдыхаю я, — не знаю. Звонил мамин врач только что. Нужен курс лекарств — дорогих, импортных. Долгое лечение, потом реабилитация. Это очень много денег… У меня их нет, Вер. Я ушла от Латынского. Он скоро жениться опять собирается. Я не могу просить у него… Просто не могу! – меня прорывает, правда рвется наружу.

– Господи, ты ужасно выглядишь, – Вера кладет пакет на стол, подходит ближе. Обнимает меня. — Послушай, ты не одна. Я тебе помогу. Сколько нужно?

– Мне нужна работа. Чтобы платили хорошо. Наверное, я не найду такую в городе.

— Я чем смогу помогу, Алин. Правда. Давай подумаем. Надо успокоиться… Слушай, я же тебе говорила, что у Вовы клининговое агентство?

Глава 5

На следующее утро мы с мамой на кухне, она печет мои любимые оладушки, хлопочет, я мою посуду, когда раздается громкий звонок в дверь.

Мама сразу вжимает голову в плечи, бледнеет.

– Я открою, – вытираю руки, быстро иду к двери.

– Подожди, Алина, я сама…

Но я уже открываю.
На пороге стоят двое мужчин, в одинаковых темных куртках, с папками в руках и холодными глазами. Один высокий, лысоватый, с тяжелой челюстью, второй — моложе, но с таким выражением лица, будто давно утратил человеческое сочувствие.

— Константинова Евгения Михайловна здесь проживает? — спросил старший, даже не поздоровавшись. — Мы по вопросу задолженности.
— Мы же договаривались, я… я завтра, — слышу мамин голос за спиной.

— Завтра? — оба усмехаются. – Ну да, зайдем когда скажете. Или нет. Сколько вы уже от нас уведомлений получали? Может достаточно отговорок?

Он сует мне в руки лист бумаги, а потом уже без разрешения проходит в квартиру. Второй – следом, осматривается по-деловому.

Чувствую, как во мне закипает злость.

— Почему вы так себя ведете? Это частная собственность.
— Ага. Имущество должников, красавица, — бросает лысый. — Так что не мешайте. Хотя, если согласитесь на свидание, я, пожалуй, смогу дать небольшую отсрочку.

Приближается ко мне вплотную, оглядывает сальным взглядом.

– Не смейте лезть к моей дочери! Она замужем!

– И где муженек? В командировке? Так это отлично! – ржет противно.

Мама бледнеет.

— Пожалуйста… — произносит шепотом. — Я заплачу, просто дайте время. У меня дочь приехала, она поможет, только…
— Сколько можно слушать это «только»? — оборвал ее молодой. — Да и не можем мы уйти, вы все сроки пропустили.

Мама внезапно хватается за грудь, я кидаюсь к ней.
— Что такое? Мамочка! Вы не видите что ей плохо? – ору на мужчин. – Помогите! Скорую вызывайте! — мужчина, который моложе, помогает мне в последний момент удержать маму от падения. Она оседает в его руках, глаза закатываются, дышит неровно, тяжело.

– Мамочка, пожалуйста…

Мужчины переглядываются. Старший бурчит недовольно:

— Вот только не хватает нам театра. Мы не нанимались в скорую звонить.
— Вон отсюда! — кричу, доставая телефон. — Сейчас же!

Они, видно, поняли, что зашли слишком далеко — и, ворча, уходят, хлопнув дверью.
Я дрожащими руками набираю «скорую». Голос в трубке звучит отстраненно, но уверенно.

— Адрес? Симптомы?
— Боль в груди, ей плохо… не дышит нормально, лицо белое… пожалуйста, быстрее…

Пока я ждала приезда врачей, держала маму за руку. Ее пальцы были холодные, губы едва шевелились. Самые ужасные минуты в моей жизни… Слава богу, приехали быстро и действовали быстро, уверенно.
— Давление высокое, — произносит врач, не поднимая глаз. — Срочно в больницу.

– Мам, я с тобой поеду.

– Алиночка, останься! Они могут снова прийти… Пожалуйста, у меня там… собрано немного, – просит чтобы я наклонилась, говорит шепотом про “черный день” и шкатулку, доставшуюся от бабушки. – Пропадет ведь. Отвези завтра передачу Юре. Он просил. Потом меня навестишь.

– Оставайтесь, девушка. Спокойно вещи для больной соберете, – говорит врач.

Я стояла в дверях и смотрела, как они уносят мою маму. Потом без сил опустилась на стул на кухне. Она верит, что я помогу. Но правда в том, что я сама совершенно беспомощна. Мне никто не поможет…
Бессилие убивало. Рыдания душили, и я дала наконец выход эмоциям. Я не плакала даже когда Латынский хлестал меня плетью. Но сейчас что-то прорвалось во мне. Я выла, рыдала…

Снова звонок.
Резкий, настойчивый — будто кто-то пробивается сквозь мое оцепенение.
Я долго не двигаюсь. Сижу за столом, глядя в пустую чашку, где чай давно остыл. В квартире тихо, глухо — как в аквариуме после бури. Соседи где-то за стеной смотрят телевизор, хохочут, и от этого смеха становится только больнее.

Я поднимаюсь, машинально вытираю глаза и открываю дверь.
На пороге — Вера.
Тепло одета, в руках — небольшой пакет.

— Алинка… — она тихо говорит, и по ее голосу я понимаю, что она все знает. — Прости, я без звонка. У меня подруга в больнице работает, рассказала, что привезли твою маму. Я решила заехать. Узнать, как ты. Особо не надеялась застать, думала ты в больнице.

– Вот, только вещи ее приготовила. Надо ехать, – опускаю взгляд.
Все внутри пересохло. Ни сил, ни слез.

– Я тебя подвезу.

– Спасибо огромное, Верочка, – меня снова душат рыдания. — Как я… Как с этим справиться, не знаю. Звонил мамин врач только что. Нужен курс лекарств — дорогих, импортных. Долгое лечение, потом реабилитация. Это очень много денег… У меня их нет, Вер. Я ушла от Латынского. Сбежала. Да и если бы даже захотела вернуться – я ему вряд ли интересна теперь. Он скоро жениться опять собирается. Я не могу просить у него деньги… Просто не могу! – меня прорывает, правда рвется наружу.

– Господи, ты ужасно выглядишь, – Вера кладет пакет на стол, подходит ближе. Обнимает меня. — Послушай, ты не одна. Я тебе помогу. Сколько нужно?

– Мне нужна работа. Чтобы платили хорошо. Наверное, я не найду такую в этом городе. И уехать не могу когда мама в таком состоянии…

— Я чем смогу помогу, Алин. Правда. Давай подумаем. Надо успокоиться…

– Мне надо в больницу.

– Тогда поехали.

***

– Слушай, я же тебе говорила, что у Вовы клининговое агентство? – спрашивает Вера, выруливая из нашего узкого двора.

Киваю рассеянно. Помню — мельком упоминала, что у них несколько бригад, что обслуживают гостиницы и частные дома.

— Так вот, — говорит Вера, оживляясь, — мы не только по уборке, но и по кадрам. Как раз вчера я получила запрос. Вакансия очень денежная. Нужна горничная с проживанием. Клиент — состоятельный, надежный. Платят много. Больше, чем любая обычная уборка. Я все думала, кого бы туда поставить — нужна надежная, аккуратная, воспитанная женщина. Хочешь попробовать?

Глава 6

Такси медленно ползет по узкой дороге, петляя между сосен. Чем выше мы поднимаемся, тем плотнее становится туман – белый, густой, как молоко. Сквозь него то и дело мелькают темные очертания утесов, редкие огни – и вдруг, за поворотом, из серой дымки вырастает особняк.
Скорее даже замок. Совершенно волшебные виды, и при этом немного… зловещие.

Я невольно замираю, ладони холодеют.

С нашего ракурса кажется, что это потрясающее строение стоит прямо на краю обрыва, будто вырастая из скалы. Высокие башни с острыми шпилями, стрельчатые окна, черепичная крыша цвета старого вина. Все вокруг – камень, металл, ветер. Кажется, сама природа подчинилась воле того, кто задумал это место. Теперь я поняла, почему Вера не захотела сама садиться за руль. Крутые повороты, да и картинка очень отвлекает. Цена за поездку вышла почти двойная. Но спорить мы не стали.

– Ничего себе… – тихо вырывается у меня.

Вера усмехается, но тоже смотрит с восхищением:
– Красиво, правда? Сама бы тут на месяц с удовольствием осталась, но куда мне от моих бандитов деваться. Правда, тут как в сказке!

Я оборачиваюсь – с высоты, открывается вид на город. Маленькие крыши, тонкая полоска пляжа, все кажется таким далеким.
– Помнишь, – говорю я, – раньше тут заросли были? Люди палатки ставили, мангалы… Я сюда с ребятами бегала. Мы играли в пиратов.

– А теперь вот, – Вера кивает на замок, – “пиратов” сменили миллионеры.

Я не могу оторвать взгляд. Каменные стены кажутся живыми – каждая трещина, каждый узор хранит тайну. Все такое мрачное, но очень притягательное. Как будто из какого-то готического романа: с призраками, тенями и тайными лестницами.

Такси останавливается у массивных ворот, украшенных коваными листьями. За ними – длинная аллея, ведущая к центральному входу. Все это выглядит не как жилище, а как крепость, надежно отгороженная от внешнего мира.
Вдоль забора – кованая решетка с острыми пиками, выше человеческого роста.

На въезде – пост охраны: двое мужчин в форме, с рациями, серьезные, внимательные. Когда машина подъезжает ближе, один подходит, просматривает документы Веры, бросает на меня короткий оценивающий взгляд. Не грубо, но так, что мне хочется спрятаться под сиденье.

– Мы на собеседование к Инессе Григорьевне, все согласовано, – невозмутимо заявляет Вера.

Шлагбаум медленно поднимается, и мы въезжаем.

– Интересно, кому пришло в голову построить здесь это… – шепчу, разглядывая готические окна, резные перила балконов, железных горгулий, сидящих по углам крыши.

– Деньги есть, чего бы не построить, – пожимает плечами Вера. – Я слышала, что нанимали итальянского архитектора. Вот он и разошелся, видимо, не сдерживал свою фантазию.

– Это точно.
– Это даже не дом… это целый мир за высоким забором, – шепчу, глядя на белоснежный фасад, подсвеченный солнцем.
– Вот именно. И попасть сюда – удача, – добавляет Вера.

Едем недолго – до следующего поста охраны, где Вера расплачивается с водителем, а я выхожу, прижимая к себе сумку. Ветер сразу бьет в лицо – соленый, морской, тяжелый. Откуда-то снизу слышится гул прибоя: море разбивается о скалы. Вера снова коротко переговаривается с двумя высокими мрачными мужчинами в черной униформе и один из них просит следовать за ним.

Мы заходим в просторный, вымощенный камнем двор – и у меня перехватывает дыхание.
Все такое величественное, как из старинных фильмов, но с холодной современностью в каждой линии. Здание из светло серого кирпича возвышается над всем вокруг: огромные арочные окна, крыша – словно корона из темной черепицы, плавно переходящая в башенки и карнизы. Все утопает в зелени: подстриженные ели, ровные дорожки, тихо журчащий фонтан. В воздухе пахнет морем, садовыми цветами, липой. Все кажется идеальным – и от этого чуть не по себе.

Идем по мощеной дорожке, и чем ближе к дому – тем сильнее странное ощущение, будто я уже когда-то была здесь. Может, во сне. Или в прошлой жизни.

Двор поражает размерами и ухоженностью. По периметру – стройные голубые ели, идеально подстриженные, меж ними клумбы с яркими цветами. Слева – просторная беседка из темного дерева, увитая легкими белыми балдахинами. Посреди – искусственный водоем. Сначала я думаю, что это бассейн, но, подойдя ближе, замечаю, как в прозрачной воде скользят яркие рыбки – золотые, алые, сине-черные.

К главному входу ведет широкая мраморная лестница. С обеих сторон – веранды с плетеными креслами и вазонами с пальмами. Хозяин явно большой эстет. И отшельник, ведь это место так далеко от города. Дальше – только лес, отвесный обрыв и море. Место, отрезанное от остального мира. И почему-то невольно мелькает мысль: из этой крепости не сбежать.

Охранник распахивает тяжелую дубовую дверь, кивает нам, пропуская вперед, в огромный, светлый холл с мраморным полом, зеркалами и лестницей, уходящей наверх.

Отсюда веет роскошью – и властью.
Мне предстоит здесь убираться… а я даже боюсь ступить лишний раз.

Мы идем по коридору первого этажа, и вскоре провожающий нас мужчина открывает дверь в одну из комнат.
Это кабинет. На фоне остального дома он кажется почти скромным, но каждая деталь выдает дороговизну – кожа, дерево, стекло. На полках аккуратно стоят папки и книги. Плотные шторы почти полностью закрывают окна, зато на потолке горят яркие лампы.

– Ожидайте, – бросает равнодушно.

– Спасибо, – отвечает Вера.

Спустя минуту в комнату заходит женщина в строгом темно-бордовом брючном костюме.
Я автоматически выпрямляюсь, пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Сначала думаю, что это хозяйка дома – женщина с идеальной осанкой, безупречным макияжем, на вид лет шестидесяти. Внутри все сжимается. Прежде если мне доводилось сталкиваться с очень богатыми людьми в столице, по большей части они оказывались очень заносчивыми, неприятными. Для меня этот дом, его тишина, запах дорогих духов и безукоризненный порядок – как напоминание, что от богатства лучше держаться подальше. Но я не хочу сразу настраиваться на неудачу. Мне так нужна эта работа! Пожалуйста, пусть все получится!

Глава 7

Кладу ручку – пальцы все еще дрожат, но я стараюсь не показать как сильно нервничаю. Еще раз пробегаюсь глазами по страницам, почти ничего не улавливая. Возвращаю листы женщине.
– Отлично, – сухо произносит Инесса Григорьевна, аккуратно складывая документы. – Пойдемте, я покажу где у нас живут горничные.

Я вскакиваю, сжимаю в руках сумочку, и мы с Верой следуем за женщиной. Ее каблуки стучат по мраморному полу, воздух пахнет очень дорогим парфюмом для дома. Из коридора мы выходим в просторное помещение, и я непроизвольно замираю.
Это кухня.
Огромная – в два раза больше маминой квартиры.
Светлая мебель, похоже что из дуба, мраморные столешницы, серебристая техника, от которой отливает зеркальным блеском. На окнах – белоснежные шторы, легкие, полупрозрачные. Все сверкает чистотой и порядком, как в журнале о роскошных интерьерах.

У стола стоит женщина лет шестидесяти, полноватая, с мягкими чертами и добрым лицом. Она вытирает руки о льняное полотенце и, заметив нас, улыбается – первая улыбка за все время, что я в этом доме.

– Это Софья Дмитриевна, – говорит Инесса Григорьевна. – Наша волшебница, готовит самые вкусные блюда. Здесь она главная. – Познакомься, это новая горничная, Алина.

– Мне очень приятно, – выдавливаю улыбку.

– Слушайся ее во всем, выполняй любые просьбы, и у вас не будет проблем.

– Ну здравствуй, милая, – приветливо отвечает Софья Дмитриевна. Голос у нее мягкий, уютный, будто из детства. – Мы очень рады пополнению.

– А где Оля? – спрашивает Инесса Григорьевна, оглядываясь.

– Послала ее на рынок, – отвечает женщина.

– Понятно. Хорошо, Алина, имем дальше.

Инесса Григорьевна ведет меня по длинному коридору, затем по узкой тропинке, петляющей между аккуратно подстриженными елями. Вдали, за живой изгородью, виднеется небольшой домик с террасой – аккуратный, ухоженный.
– Здесь живет прислуга, – спокойно говорит она. – Твоя комната – вот эта – показывает на дверь, с окном на сад. Обустраивайся. Если что понадобится – обращайся к Софье Дмитриевне. Верочка, можно на пару слов?

– Конечно. Алин, ты пока обустраивайся.

Они уходят, оставляя меня одну.

Стою на пороге, после напряжения последних дней это место кажется почти уютным, даже безопасным.

Комната небольшая, но чистая: узкая кровать с белым покрывалом, шкаф, маленький письменный стол и занавески в мелкий цветочек.
Я ставлю чемодан, машинально приглаживаю постель, провожу рукой по подоконнику. Неужели переживания и паника остались позади? Мне улыбнулась удача – место мое! Можно хоть ненадолго выдохнуть?

В дверь заглядывает Вера.
– Ну вот, все устроено, – говорит она, улыбаясь. – Здесь тихо, спокойно. Думаю, тебе понравится.

– Единственное, я не совсем поняла про график. Как же мама? Как я ее навещать буду?.. – спрашиваю растерянно.

– Алина, – Вера подходит ближе, кладет ладонь мне на плечо. – Конечно, у тебя будут выходные. Не забегай вперед. И я тоже буду навещать Евгению Михайловну. Передам все, что нужно, договорюсь с врачами.
– Правда?
– Конечно.

Я достаю конверт, который выдали при оформлении, и протягиваю ей.
– Вот, мне даже аванс дали. Пожалуйста, отвези деньги маме. Там нужно оплатить дорогое лекарство. И что-нибудь вкусного ей купи.

– Не беспокойся, все сделаю, – уверенно говорит Вера. – Прямо сейчас поеду, и сразу все улажу. А нет, сначала соберу тебе вещи, меня отсюда водитель отвезет. С ним тебе все передам, хорошо?

– Спасибо большое. Сумка собрана еще вчера. Вещей у меня немного.

– Мы будем все время на связи, все будет хорошо!

– Спасибо тебе… – голос срывается. – За все.
– Ну что ты, милая, – Вера чуть качает головой. – Перестань.

Я опускаю взгляд.
– Я даже к брату не съездила… в СИЗО.
– Не думай об этом. Я узнаю, что ему нужно, отвезу передачу. Все устроится, слышишь?

Я киваю, но глаза наполняются слезами.
– Я не заслуживаю такой помощи…
– Еще скажи глупость, – Вера обнимает меня крепко, по-доброму. – Просто держись, Алин. Это – начало. Все будет иначе.

Я провожаю Веру до машины, мы тепло прощаемся и я возвращаюсь в свою комнату разбирать вещи. Открываю окно – погода стала теплее, выглянуло солнце. Я вдруг понимаю, что мне очень нравится мое новое жилье.

Раскладываю вещи, потом звоню маме, спрашиваю ее о самочувствии, делаю голос максимально бодрым и веселым. Я не признаюсь что пошла в горничные – боюсь это ее расстроит. Мама всегда мечтала, что я выучусь и получу хорошую должность.

Потом заглядываю в ванную – она тут видимо общая, не моя лично, но ничего. Возвращаюсь к себе, сажусь на постель, размышляя, когда же приступать к обязанностям?

– Тут-тук! Можно?

В комнату заглядывает женщина лет тридцати с теплой улыбкой. Короткие темные волосы, высокая, стройная. На ней спортивный серый костюм.

– Привет, новенькая! Добро пожаловать! – оживленно говорит она. – Я Оля. Давай знакомиться. Я должна посвятить тебя во все тонкости нашей работы.

– Здравствуйте. Меня зовут Алина, – протягиваю руку.

– Дорогая, у нас тут все по-простому и на “ты”, договорились? Как я тебя ждала, Алина, ты даже не представляешь. Одна тут забегалась просто!

Киваю немного напряженно, но внутри чувствую облегчение. Оля кажется очень простой и приветливой.

– Слушай, – продолжает она, размахивая руками, – в ближайшее время это твой дом, твоя работа и вообще все на свете. Так что отбрось стеснение и привыкай сразу.

– Спасибо, – чувствую, как плечи немного расслабляются.

– Идем, покажу нашу кухоньку. Она тут общая. Я пирожные из своей любимой кондитерской привезла. Хозяин не любит сладкое, выпечку, так что этим в главной кухне не порадуют. А я не могу без глюкозы!

Глава 8

Мы заходим в залитое мягким светом помещение. Кухня миниатюрная, но очень уютная, милая, с широкими окнами в сад. Возле них большой стол, застеленный льняной скатертью, рядом несколько стульев. На подоконнике – горшки с базиликом и мятой. Вдоль стены – аккуратный кухонный гарнитур из выбеленного дерева, гладкие мраморные столешницы, на полках ровные ряды посуды, в углу тихо урчит холодильник, есть даже маленькая кофемашина и блестящий тостер. Через стеклянную дверь виднеется терраса – там стоят плетеные кресла и столик, за которым, наверное, приятно пить утренний чай, слушая море.

Оля ставит чайник на плиту, и, не умолкая ни на минуту, начинает хлопотать у стола.
– Я пока салат сделаю, проголодалась я что-то, – говорит она, доставая из холодильника овощи. – Ну как тебе здесь?

– Как на курорте, – улыбаюсь.

– Согласна. Мне тоже тут очень нравится. Если любишь уединение – вообще никаких проблем. Вот Вика тут скучает, ноет периодически. Это еще одна горничная, она сейчас на больничном. Да, питаться можно и на главной кухне, Софья Дмитриевна у нас чудо-женщина, готовит потрясающе. Она очень добрая и отзывчивая, что попросишь – приготовит, если время есть. Но я люблю иногда сама повозиться. Тут у нас все по-простому, зато дружно.

Она ловко режет помидоры, болтает легко и непринужденно, словно мы знакомы сто лет.
– Пока Вика не поправится, нам с тобой придется туговато, – усмехается. – Но ничего, справимся. Обязанности простые: убираем, стираем, обслуживаем. Принеси-подай, накрой на стол, убери посуду – и все в этом роде. Тебе форму выдала Инесса?
– Нет, – качаю головой.
– Хорошо, напомним ей, – кивает Оля, подливая масло в миску. – Так, ну что еще я тебе не рассказала? Мы тут, знаешь, не упахиваемся. Генеральную уборку – мытье окон, чистку мебели и ковров – проводит отдельная служба, которая приезжает сюда примерно раз в месяц. Самое главное чтобы чистенько было, порядок везде. Хотя я бы не сказала что хозяин сильно проверяет.

– Какой он? – спрашиваю, не зная пока, радует меня или нет, что это мужчина. – У него есть семья?

– Нет, он пока одинок. Очень лакомый кусок, завидный холостяк. Женщины тут бывают, как понимаешь, – многозначительно поджимает губы, бросая на меня быстрый взгляд. А в целом он гостей не очень жалует, но бывает. К прислуге – однозначно с его стороны только уважение, никаких поползновений. За это можешь быть спокойна.

С каждым ее словом во мне просыпается любопытство – кто же этот хозяин, который построил целую крепость на обрыве над морем.

После чая мы выходим на улицу. Узкая дорожка, выложенная плиткой, ведет к главному дому. Воздух здесь чистый, пахнет морем и хвоей. По периметру – аккуратные кусты самшита, цветущие розы, клумбы, на которых все выверено до сантиметра. Видно, что за садом ухаживают не меньше, чем за домом.

– Здесь территория большая, – говорит Оля, шагая вперед. – Поначалу кажется, что все не запомнишь, но привыкнешь. – Это задний двор, тут сушим белье. Дальше – дом охраны, у них свой выход к воротам. Ходить туда тоже не стоит.

Мы подходим ближе к особняку. Изнутри он кажется еще выше, с резными балконами и колоннами. Отсюда вид на море просто завораживает – горизонт тает в дымке, а волны лениво перекатываются у подножия скалы.

– Красиво, правда? – Оля улыбается.

Я молча киваю, величие этого места вызывает не восторг, а странное, тревожное чувство – будто за идеальной картинкой скрывается что-то, чего лучше не знать.

Оля быстро показывает мне дом, комнаты. Кивает на массивную дверь из темного дерева:
– Здесь – кабинет хозяина. Лучше туда без надобности не заглядывать, если ему что-то нужно он через Инессу передает.

– Но сейчас его нет дома?

– Нет, он в отъезде.

Мы посещаем гостиную, затем идем в подсобные помещения, прачечную. Оля открывает ее, показывая на две большие стиральные машины, и две сушильные, гладильные доски, стопки свежего белья и полотенец, пахнущих чистотой.
– По ходу дела разберешься, – говорит она, привычно оглядывая помещение. – А это хозяйственная комната. Ведра, тряпки, моющие средства – ничего романтичного, зато все под рукой.

Мы возвращаемся в коридор.
– Хозяин не любит, когда прислуга мельтешит перед глазами, – добавляет Оля, понижая голос.

– Все так строго? – усмехаюсь я, но в душе чувствую легкое напряжение.

– Ну, можно понять, – пожимает плечами Оля. – С таким домом и такими деньгами – имеет право на хороший сервис.

До вечера она в неспешном темпе знакомит меня с рабочими задачами и неспешным укладом этого огромного дома.

***

Глава 9

Прошла неделя, и жизнь постепенно вошла в свое русло. Я обжилась на новом месте. Дом, где все по расписанию, где даже тишина звучит по-особенному. Работы было немало, но я справлялась. Оля подсказывала. Инесса Григорьевна держала дистанцию, сильно в нашу работу не вмешивалась.

Вера звонила почти каждый день, поддерживала, интересовалась, как я держусь. С мамой я тоже старалась быть на связи. Ее голос по телефону звучал все увереннее, хотя врачи пока не говорили о выписке. Но лекарства достали, и ей стало полегче – это было главным. Я чувствовала облегчение, хоть в чем-то жизнь перестала рушиться.

В один из выходных я решилась съездить к брату. По дороге заехала в магазин, купила все, что он просил по списку: сигареты, кофе, пару тетрадей, сладости.

Юра встретил меня в комнате для свиданий – хмурый, небритый, с усталым, колючим взглядом. Он пытался держаться бодро, но злость сквозила в каждом слове.

– Как ты мог, Юр? – не выдержала, вырвалось. – Ты хоть понимаешь, что наделал?

– Ты приехала мне нотации читать, сестренка? – ухмыляется он, но глаза при этом остаются пустыми. – Сама тоже не выглядишь довольной жизнью.

– Ты хочешь остаться без жилья? Ты хоть понимаешь, что нам больше некуда идти?

Он откидывается на стул, скрещивает руки.
– Ну, тогда вы с муженьком нас приютите, – язвительно бросает. – Он же у тебя богатый.

Я замираю, чувствуя, как в груди что-то ломается.
– Мы разводимся, – выдыхаю. – Забудь о Латынском, он последний, от кого можно ждать помощи.

Он поднимает на меня взгляд, и в нем мелькает удивление, почти сожаление, но быстро гаснет.
– Что так? – спрашивает, будто просто из вежливости.

– Не твое дело, – резко обрываю.

– Видимо хреновой ты была женой, раз все так печально.

Я не отвечаю, не хочу продолжать эту тему. Павел тоже молчит.

Между нами – целая пропасть, и ни один из нас не знает, как ее перейти.

Юра младше меня всего на три года, но кажется, что между нами целая жизнь. Мы никогда не были по-настоящему близки. В детстве он был маминым любимцем, потом подростком, упрямым и дерзким, а теперь – взрослый мужчина, которого я почти не узнаю.

Когда выхожу из СИЗО, воздух кажется густым, холодным. Я иду по улице, сжимая в руках сумку, и чувствую усталость – такую, что хочется просто сесть на скамейку и не вставать.
Но у меня всего один выходной, и надо еще маму навестить. Как раз начинаются приемные часы. В больнице я стараюсь быть веселой, не показать, насколько опустошенной себя чувствую после встречи с братом. Бодро рассказываю маме что Юра выглядит хорошо. Есть шансы его вытащить, Вера помогает, нашла юриста. Цвет лица у мамы стал еще лучше, хотя она все еще слабенькая, но мы гуляем с ней в больничном саду, очень медленно, каждые пять минут садясь на лавочку.

Вечером я возвращаюсь в особняк. Такси движется по шоссе вдоль моря, фары выхватывают из темноты кусочки мокрого асфальта, обрыв, черные силуэты сосен. За окном тихо моросит – не сильно, но назойливо, навевая осеннюю грусть. Я смотрю в окно и продолжаю думать о проблемах.

Вера, как всегда, выручила. Ее клининговая бригада отмыла нашу старую квартиру до блеска, и, по ее словам, уже нашлись жильцы – «приличные, интеллигентные люди». Мама не возражала, наоборот, сказала, что так будет спокойнее: и деньги пойдут на лечение, и дом не опустеет. Ну а Юра когда выйдет – разберется. Снимем ему что-нибудь. Ведь это только его вина, долги отдавать надо.
– Собери там мои вещи, – просила мама тихо. – Альбомы, твои рисунки. Все памятное у меня в шкафу, ну ты знаешь.

После больницы я заехала и собрала все в одну коробку – любимый мамин сервиз, старые тетради, краски, фотографии, детские открытки, которые мы делали с Юрой. Столько воспоминаний в этих мелочах. Все это – как часть жизни, которой больше нет. Грустно, но я стараюсь думать, что это временно. Что мы выберемся. Вера заехала, забрала все к себе. Предложила отвезти меня, но я отказалась. Она и так столько для меня сделала, и опаздывала в секцию забрать близнецов. Для меня Вера – чудо женщина, на ней столько самых разных дел, а как активно она мне помогает. Справилась бы я одна? Очень сомневаюсь. Как смогу отплатить ей? Пока не представляю.

От мыслей отвлекает ругательство, которое выдает неожиданно водитель. Такси дергается и глохнет. Мужчина ворчит, пробует завести мотор, но безуспешно.
– Похоже, сдох аккумулятор, – бормочет, глядя на приборную панель. – Приехали, девушка. Уж простите.

Я выдыхаю, смотрю в сторону холма, где, будто в тумане, угадываются башни особняка.
– Ладно, я тогда пешком дойду. Недалеко ведь.

– А другого и нет варианта, – кивает водитель, выходя проверить капот. – Эвакуатор час минимум ждать буду. А уж кто сюда из таксистов поедет… вопрос.

Хочу заплатить, но он благородно отказывается. Я сую тогда половину. Натягиваю капюшон, беру сумку и выхожу в прохладный вечер. Воздух влажный, пропитанный солью и запахом хвои. Идти надо по обочине, не самая приятная прогулка. Еще и темнеет резко и быстро.

Каждый шаг отдается глухим эхом в тишине. Луна то скрывается за тучами, то выныривает снова, серебряным светом освещая узкую дорогу.
Дождь, который начал моросить незаметно, сначала легкой пеленой, становится все настойчивее. Идти приходится в горку, я сжимаю ремешок сумки, сосредоточившись на том, чтобы не поскользнуться на размокшей дороге. Асфальт блестит, как стекло. От усталости ноги гудят, плечи ломит, но я уже близко. Остается совсем немного до поворота, за которым появится знакомая кованая ограда особняка.

Оборачиваюсь: с холма открывается вид на море, затянутое дымкой, на далекие огни городка – крошечные, мигающие, будто отраженные в воде. Даже в этой сырости и серости – очень красиво.
Задерживаю шаг, втягиваю холодный воздух, чувствуя, как по щекам стекают тяжелые капли дождя.

И вдруг – ослепительный свет фар.
Машина вылетает из-за поворота, рев мотора прорезает тишину. Черный, стремительный, промчался так близко, что от испуга резко бросаюсь к обочине. Нога скользит по мокрой траве. Один миг и я теряю равновесие, падаю и съезжаю вниз, в неглубокую яму у дороги.

Глава 10

Хромаю по гравию, чувствуя, как хлюпает обувь. Одежда промокла почти насквозь, волосы прилипли к лицу, ладони и колени в грязи. Вид у меня такой, словно я вылезла из канавы. Впрочем, так оно и есть. Мечтаю об одном – проскользнуть в ванную, встать под горячий душ. Но не успеваю свернуть, меня окликает Оля, машет мне руками:

– Алинчик, сюда, скорее!

Мне ничего не остается, как направиться к ней, к главному входу в дом. Как назло, дождь закончился, даже светлее стало, несмотря на вечер.

Когда подхожу ближе, она в ужасе всплескивает руками:
– Господи, Алина! Что с тобой? Ты в порядке? Тебя машина сбила? – восклицает Оля с ужасом.
– Нет, все хорошо, – отвечаю нервно. – Просто поскользнулась, такси заглохло и пришлось идти пешком. Ничего страшного, сейчас приму душ – и все будет нормально.

– Точно, иди, зря я тебя окликнула. Я провожу…

– Почему? Что случилось?

– Да ничего, – Оля почти шепчет, от волнения ее голос дрожит. – Хозяин приехал! Не надо чтобы он тебя в таком виде… Я же понятия не имела, когда позвала тебя! Не увидела издалека что ты такая... Ну даешь ,конечно, приключение у тебя не позавидуешь. Беги лучше в дом, Алина. Переоденься.
– Да, у меня, похоже, сегодня день сплошного невезения, – усмехаюсь, хотя на самом деле хочется провалиться сквозь землю.

– Иди скорее! – торопит Оля, но в этот момент из доносится властный голос:
– Ольга! Кто это с тобой? – Инесса Григорьевна появляется перед нами, строгая, собранная, как всегда. Что еще хуже, сразу за ней – высокая фигура мужчины.
Широкие плечи, дорогой костюм, властная поза. Голос – густой, низкий, с едва уловимой хрипотцой:
– Это новая горничная?

– Да, – отвечает за меня Оля, чуть загораживая меня собой.

– Да, Амирхан Маратович, – недовольно бросает взгляд на Олю Инесса Григорьевна. – Мы взяли новенькую неделю назад. Алина хорошая девушка, трудолюбивая, аккуратная.

Инесса Григорьевна кивает, Оля вынуждена отойти.

Воздух будто вырывают из легких, земля уходит из-под ног – и я проваливаюсь… прямо в ад.
Теперь уже не спрятаться. Как услышала знакомое имя, сразу отчаянно захотелось стать невидимкой. До безумия. И совсем не потому что я грязная, и поэтому не хочу знакомиться с новым работодателем в таком виде. О нет. Я была бы согласна даже на клоунский костюм или одежду стриптизерши. Вот только бы хозяин оказался другим! Потому что с этим… мы и так уже знакомы. И это было… Самое ужасное знакомство из возможных. Это было так унизительно! Самое ужасное воспоминание. Я даже не знаю что хуже: удары плетей от мужа или то, как меня обманом загнали к этому мужчине… в душевую.

От воспоминаний передергивает. Начинает тошнить. Почему я не настояла, не потребовала имя работодателя? В контракте его не было… Что это? Новая ловушка, месть, насмешка? Я не понимаю !

Знаю точно одно, заставляя себя поднять подбородок и встретиться взглядом со своим врагом. Работы у меня больше нет. Амирхан Керимов ни за что не позволит мне ему прислуживать. Моя удачная полоса закончилась, не успев толком начаться. Заплатят ли мне за неделю работы?

Наши взгляды встречаются.

На мгновение все вокруг будто замирает.

Меня бросает в жар, а потом будто в прорубь ледяную.

Глава 11

Те же темные глаза. Те же резкие черты. Тот же ледяной, почти равнодушный взгляд – как будто через меня.
Сердце яростно колотится в груди.

– Почему она в таком виде? – интересуется Керимов равнодушным голосом.

– Алина шла пешком, и ее чуть не сбила машина, – поспешно отвечает за меня Оля.

– Алина, значит, – произносит он спокойно, словно пробует имя на вкус. – Моя машина, я так понимаю? Здесь редко кто-то ездит.

У меня пересыхает во рту.
Молча киваю, не поднимая глаз, стараясь не выдать, как бешено колотится сердце.
В голове гул. Злость, растерянность, страх и непрошеное волнение переплетаются воедино.

– Жаль, что так вышло, – добавляет Керимов. – Обычно там никто не ходит пешком.

Это извинение? Не похоже. Он реально мог меня покалечить. Никто не нашел бы меня в той яме.

– Такси заглохло, – произношу глухо.

– Сколько неприятностей за один день.

И тут Керимов переводит тему. Спрашивает у Инессы Григорьевны про спиртное, которое должны привезти завтра. Она поспешно засыпает его цифрами и… они уходят в дом.

Он забыл обо мне?! Не узнал? Меня, наверное, в таком виде и мама бы родная не узнала…

Боже.

Я не понимаю, что мне делать. Грязь смоется, с памятью у Керимова точно нет проблем. Разве он оставит у себя на работе бывшую девушку своего брата? Скандально известную. Его семья меня ненавидит.

– Алин, отомри уже. Вроде нормально прошло. Офигеть, ну и знакомство у вас вышло с хозяином! Надеюсь, он тебе премию выпишет. Идем, ты продрогла вся, – Оля тащит меня к нашему домику.

Я иду за ней как зомби. Она останавливается возле ванной.

– Иди уже! Ты чего, в таком шоке от хозяина? Он конечно мужик видный, но не до такой же степени. Или испугалась когда чуть не сбил тебя? Лучше там и правда не ходить пешком, опасно. Здесь места глухие.

И я оказываюсь одна, в ванной. Машинально снимаю грязную и мокрую одежду. Дрожу, зуб на зуб не попадает. Не самое лучшее место чтобы отдаться воспоминаниям. Как жестокая насмешка.

Но ничего другого не остается. Прошлое атакует.

Делаю воду максимально горячей. Пространство заполняет пар. Мне уже все равно. Я хочу согреться.

И все равно не понимаю, как это могло произойти! Как моим боссом оказался Амирхан?

Самый опасный, жесткий и непримиримый из Керимовых.

Я ко всему была готова в этом доме – к холодному приему, к строгим правилам, даже к возможному увольнению на ровном месте.
Но только не к тому, что моим работодателем окажется Амирхан Керимов.

Имя, от которого внутри все сжимается.
С его семьей связаны тяжелые воспоминания в моей жизни.

Именно из-за них меня уволили с хорошего места. Фактически выжили из города. Просто потому, что я осмелилась отказать его брату, Ильдару…

Я тогда только закончила университет, полна сил, надежд и глупой уверенности, что все теперь будет только хорошо. Вернулась домой – в свой южный городок, теплый, зеленый, с запахом моря, акаций. Неожиданно получила работу мечты – в иностранной экологической компании. Мы занимались изучением природы региона, проектами по защите рек, лесов, редких видов животных. Я буквально летала на работу. Мне казалось, что я наконец-то живу той самой жизнью, о которой мечтала.

Я была счастлива. Молодая, красивая, уверенная в себе, окруженная вниманием. За мной ухаживали – я это чувствовала, но легко, без притворства. Смеялась, флиртовала, но не позволяла лишнего. Тогда мне казалось, что весь мир у моих ног.

Ильдар увидел меня в цветочном магазине – я выбирала букет для начальницы. Он сказал, что влюбился с первого взгляда. Мы начали встречаться. Гуляли, общались. Он красиво ухаживал за мной. Был нежен, обходителен, говорил комплименты, был очень искренним и добрым. Высокий, ухоженный, с мягкими манерами и той уверенностью, что бывает у людей, привыкших, что им все позволено. Он был из богатой и влиятельной семьи – фамилия Керимовых в нашем городе открывала любые двери.

Я удивилась, что он обратил внимание на меня. Не на очередную «свою» – дочь бизнесмена, чиновника или судьи, а на простую девушку, пусть и с образованием.

И вот, спустя три месяца общения, свиданий, он пригласил меня в гости к своим родителям. Стояло жаркое лето, у Керимовых была вечеринка у бассейна.

Особняк стоял на холме, утопал в зелени, со стеклянными террасами и дорогими машинами у ворот.

Именно там я узнала, как могут быть жестоки люди. Совершенно беспричинно. Ради забавы.

От одних только воспоминаний меня начинает мутить.
Родители Ильдара были на тот момент в отъезде, у родственников, а вечеринку устроила Джана. Младшая сестра.
Красивая, избалованная, с хищным блеском в глазах. Но поначалу я подумала что она очень милая, добрая и приветливая. Это уже потом до меня дошло, что Джана меня возненавидела с первой минуты – просто за то, что Ильдар обратил на меня внимание.

Просто потому что у лучшей подружки Джаны были виды на ее брата.

Сначала она казалась приветливой, даже чересчур.
– Какая ты красивая, Алина! Добро пожаловать! Ильдар, ты не говорил, что она такая милая, – ворковала Джана, оценивающе глядя на меня с ног до головы.
Я почувствовала себя неловко, но старалась улыбаться.

Меня знакомили с гостями, все были веселые, приветливые, но Ильдару слишком часто подливали вино в бокал. Он напился, Джана попросила двух друзей отвести его наверх. Продолжала болтать со мной, забрасывала вопросами по моей работе…

А потом будто случайно пролила на мое платье бокал красного вина.

Глава 12

Темно-бордовая жидкость залила мое платье, стекает по ногам.
Я застываю, в полном шоке от произошедшего.

– Ой, прости, пожалуйста, Алина! – кричит Джана, выглядя очень расстроенной и смущенной. – Какая я неловкая! Просто кошмар!

– Все нормально, – бормочу растерянно.

– Да куда там! Катастрофа! – Джана чуть не плачет, и мне становится еще более неловко. – Сейчас мы все исправим, я дам тебе другую одежду, не волнуйся! – берет меня за руку и тянет куда-то за собой, не переставая извиняться. – Правда, мне так неловко, – продолжает с преувеличенной заботой. – Тебе надо в ванную, примешь душ, а я пока одежду принесу.

– Нет, не нужно, – отказываюсь. – У меня есть влажные салфетки. Вытру все, и домой наверное поеду, я и так собиралась.

– Не говори так, я тебя не отпущу! – мягко, но с нажимом возражает Джана. – Я принесу тебе чистое белье, абсолютно новое, и платье. Это не проблема. Твое отдадим в химчистку.

Она буквально затаскивает меня в просторное помещение, краем глаза замечаю бассейн справа, дальше какие-то двери, кажется, спортзал. Оказываемся в уютной и стильной комнате, с вешалками, диванчиками, похоже это что-то вроде раздевалки, как в фитнес клубе. Джана даже помогает освободиться от промокшего платья, усиливая мою неловкость. Забирает его, не переставая говорить, что она все исправит. Я и слова вставить не успеваю. Мне неудобно ужасно, не настолько я дорожу нарядами, хотя жалко конечно, платье совсем новое, первый раз надела. Возражать Джане – означает повысить голос, иначе она меня попросту не слушает. Я боюсь быть невежливой. Ведь сестра Ильдара так сожалеет, так расстроена – едва ли не в истерике. Мне на данный момент важнее всего, чтобы она успокоилась.

– Там возьмешь полотенца, дорогая, – подталкивает она меня к широкой двери. – Я подойду буквально через минуту.

Мне ничего не остается как войти внутрь. И сразу же теряюсь: комната наполнена паром, воздух густой, горячий, обволакивает каждую клетку кожи. Шум льющейся с потолка воды.

Первая мысль, которая приходит в голову:

«Джана перепутала двери… Это парная?»
Я не собираюсь париться! Мне нужна только чистая одежда, или халат, полотенце. И поскорее забыть о неприятном эпизоде. Очень хочется уехать отсюда домой, чем раньше, тем лучше.

Делаю шаг, еще один… Захожу за перегородку…

Из клубов пара медленно вырисовывается огромное, мощное мужское тело. Абсолютно обнаженное. Стоит неподвижно, как статуя, его плечи и грудь влажные от пара, мышцы напряжены, кожа блестит. Огромный мужчина пялится на меня с непроницаемым выражением на лице. Сначала я моргаю, не веря глазам – мужское тело, мощное, сильное, совершенно обнаженное. Словно время остановилось, а вокруг остались только жара и пар.

Он не говорит ни слова, а меня парализует от неожиданности и шока! Кажется, что я провалилась в другую вселенную. Такого со мной попросту не могло произойти!

Дыхание застывает.

Незнакомец смотрит на меня.
Мой мозг впадает в ступор: стеснение, ужас, злость и дикая растерянность смешиваются в одно целое. Лицо заливает жар, ноги подкашиваются.

– Э… – выдавливаю что-то невнятное, руками инстинктивно прикрываю себя. – Простите…

Надо бежать, а я с места сдвинуться не могу.

Он не отводит взгляда. Внутри что-то защемляет, холод и напряжение одновременно.

Я никогда даже рядом с таким мужчиной не стояла. Он огромный. Излучает власть, контроль, безупречную уверенность. Я не рассматриваю его, а все равно в фокус попадают широченный разворот плеч, кубики идеального пресса. Он словно вообще из спортзала не выходит.
Странное, острое, невыносимое напряжение рождается в этих клубах пара. В этом пронзительном молчании.

Инстинктивно делаю шаг назад, неловко отступая, едва не спотыкаясь.
– Дж… Джана! – делаю выдох, полный ужаса. Мне бы заорать, а я не могу…

Сердце колотится так, что кажется, сейчас пробьет грудную клетку. Пар стелется, влажный и горячий, от него кружится голова. Я бы упала, но реакция незнакомца молниеносная. Он дергает меня к себе, ловко, без предупреждения. Толкает к стене.

Его руки оказываются на моих плечах, надавливают, скользят по шее. Его тело источает жар и нетерпение. Мой позвоночник скользит по холодной стене, крик тонет в шуме воды.

Наши взгляды перекрещиваются. Его – сама тьма, отливающая глубочайшей синевой. Завораживающей. На черных длинных ресницах капли воды. Он касается меня – резко, настойчиво, будто хочет стереть грань между нами, и я теряю ориентацию в пространстве, чувствую отчаяние и беспомощность.

Слезы выступают на глазах – его прикосновения уверенные, сильные, ужасно… интимные. Застываю, пытаюсь сопротивляться, но тело не слушается, мышцы напрягаются от ужаса и странного, пугающего волнения.

Меня необъяснимо волнует запах геля для душа, дорогого, древесного, смесь чего-то теплого и горького. Это очень странно, но мне хочется вдохнуть его глубже. Сердце колотится безумно, дыхание сбивается. Крупные, красивые ладони скользят ниже. По груди, животу, окончательно погружая мои чувства в хаос. Касаются моих бедер. Каждый жест – как удар током, смесь страха и возбуждения, которые я никогда не испытывала.

– Белье забыла снять? – интересуется мужчина густым голосом.

– Кто… вы? – шепчу идиотский вопрос, голос дрожит, почти срывается.

Он не отвечает. Его пальцы слегка сжимаются на моем бедре, осторожно, но твердо. Мгновение растягивается на вечность. Мозг отказывается работать, тело обжигает смесь ужаса, стыда и странного волнения, которое я отчаянно пытаюсь заглушить.

– Пожалуйста… – выдавливаю сквозь зубы, пытаясь оттолкнуть его, но он удерживает меня. – Я ошиблась.

Никакого ответа.

Воздуха не хватает. Энергетика этого мужчины невыносимо тяжелая, плотная, почти ощутимая на коже – такое чувство, что он способен стереть меня в пыль одним движением. Отчаянно стараюсь собраться, мысленно посылая себе тысячу проклятий и одновременно молясь, чтобы Джана или кто-то другой появились побыстрее, чтобы вытащить меня из этого кошмара. Она же вернется? Она сказала пара минут…

Глава 13

И в самый момент, когда я понимаю, что сейчас со мной случится настоящая истерика… дверь резко распахивается.

– Алиночка! Ты где? – голос Джаны раздается громко и резковато.

Я отстраняюсь от мужчины, больно ударившись локтем. Между нами снова появляется воздух, но он кажется густым, тяжелым, как пар, что все еще клубится в пространстве.

Мужчина смотрит на меня с ледяным спокойствием, будто то, что произошло секунду назад, вообще не стоит внимания.

Я дрожу. Не от холода. От ужаса. От унижения. От того, как это все выглядит. Он сам выталкивает меня из кабинки.

Моргаю, пытаясь прийти в себя, хватаю полотенце, прикрываю промокшее насквозь белье. Сердце долбится в горле, дыхание рвется.

– Амирхан? – Джана замирает, хлопает глазами. Очень наигранно. – Я не знала, что ты здесь!

– Уверена? – голос его густой, низкий, раздраженный. – Я каждый день тренируюсь и плаваю в одно и то же время.

Снова бросает взгляд на меня, не торопясь, словно продолжает оценивать.

– Это твоя подруга? – интересуется холодно. – Немного неудачное место для знакомства.

Джана выдает нервный смешок, и делает шаг ко мне, вставая между нами. Хочет заступиться? Но ведь это она все устроила. И я не уверена, что случайно…
– Ты прав, конечно. Извини пожалуйста за недоразумение, братик. Мы пойдем… Прости, правда.

Я чувствую, что Джана по настоящему нервничает. Боится что брат накажет? Так она правда все подстроила? Я в полном шоке!

– Ох, Алин, ты в порядке? Я правда все перепутала! Так за твое платье расстроилась. Это наш старший брат, ты уже поняла, да? Сейчас не буду вас знакомить, уж больно неловко. Ты не переживай, Амирхан не болтливый. Все хорошо, он ничего никому не скажет. Он же… Ничего не сделал?

– Н-нет.

– Ну и славно. Знаешь, очень многие мечтают на твоем месте оказаться, – посмеивается.

Не скажет?

Мечтают оказаться?

Мне кажется, я просто перестаю дышать. Я не могу говорить – рот сухой, язык будто прилип к небу. Сильнейший приступ тошноты.
Мне хочется умереть. Настолько сильное унижение. Сейчас я могу думать только о том, как побыстрее уехать из этого дома!

Машинально переодеваюсь, собираю одежду, благодарю Джану за заботу. Идиотка полная, мне все еще хочется верить, что все случайно! Пальцы дрожат, пока набираю номер такси. Ухожу, не попрощавшись с остальными гостями. Впрочем, всем на меня наплевать.

Я в ужасе от того что произошло. Ильдар звонит на следующий день, я не беру трубку. Я не виню его в том что случилось. Но и себя не обвиняю. Уж не совсем я беспросветная идиотка, догадалась, что это подстава. Грамотно и хитро срежиссированный Джаной спектакль.

До сих пор в голове звучит ее смех, когда я уходила. Они переговариваются с подругой, та показывает на меня пальцем.

Я больше ничего не хочу иметь с этой семьей общего!

Сердце мое не разбито. Я принимала ухаживания, мне было приятно, но по уши в Ильдара я не влюбилась. Слава богу! Он потом еще несколько недель пытался дозвониться до меня, писал сообщения, приезжал к моему дому – но я не отвечала. Один раз только попросила – больше не появляться. Что я не хочу его видеть.
Стыд и обида были невыносимы. Я трезво понимала – мне в их семье не место. Бороться против зла, чтобы быть с Ильдаром? Зачем, если нет любви. Была лишь симпатия. Но ее растоптали и вывалили в грязи.

Спустя две недели после вечеринки в доме Керимовых, меня вызвал в кабинет босс. Когда я зашла, там сидел… Амирхан Керимов. Меня уволили прямо при нем, это было очень унизительно.

Официальный повод – сокращение штата.

Но то, как внимательно, пристально, Керимов на меня смотрел - так, будто я – не человек, а ошибка. Как на букашку, случайно попавшую в его сверкающий, идеальный мир. Все говорило о том, что это его пожелание.
В его взгляде не было ни любопытства, ни презрения – только ледяное безразличие, от которого хотелось исчезнуть.

Уже тогда он был негласным хозяином даже не нашего маленького городка – всего района.

Я решила, что мне плевать. Быстро устроилась официанткой в ресторан своего одноклассника. Игнат удивился моей просьбе о работе, но не отказал.

Спустя неделю работы, я увидела Ильдара в ресторане. Он сидел за столиком с девушкой. К ним подошла Джана. Они смеялись, обнимались, целовали друг друга в щеки.

Обслуживать позвали меня. Спрятав гордость, я подошла. Мне нечего делить с этими людьми!

У них был высокомерный вид, они вели себя вызывающе.

– Как тебе здесь, Алина? Платят нормально? – заботливо спросила Джана. Ильдар молчал.

– Салат пересолен, – надменно бросила подруга Джаны. – Другой принеси.

– Передам ваши претензии шеф повару.

– Ты что, не поняла меня?

Я не выдержала и салат оказался на голове у этой девицы. Это была не ревность, но выглядело все именно так, наверное…

Вскоре я встретила вернувшегося в город Латынского. Красивый, уверенный, внимательный. Он ухаживал за мной так, будто я была единственной женщиной на свете. Постепенно та позорная история начала стираться из памяти. Вскоре мы уехали из города, но я не знала, что черная полоса только начинается…

П.С. Сегодня скидочка на роман

БЫВШИЙ. ЖЕСТОКИЙ. ЛЮБИМЫЙ

https://litnet.com/shrt/Zk4S

-Ты с ума сошла, Тина? Хочешь попасть к тигру прямо в пасть? Я не буду тебе в этом помогать! Даже не проси!
-У меня нет другого выхода. Думаешь, я не перебрала все возможные варианты, прежде чем решиться на этот? - выдыхаю с горечью.
-Тебе прекрасно известно, что нельзя просто подойти к Амиру Валиеву на улице. Невозможно! Там охрана. Ты же понимаешь, что если он только услышит твое имя…
- Поэтому я к тебе обратилась, Марина. Я знаю где ты работаешь, - произношу холодно.
-Что?! - лицо собеседницы идет красными пятнами. - Что ты пытаешься сказать? Он тебя убьет! Ты сбежала… Опозорила его на весь город!
-Я прошу лишь помочь мне попасть туда.
-В качестве кого? Ты понимаешь, к чему должна быть готовой? Тебя может выбрать другой! Что тогда будешь делать?

Глава 14

Возвращаемся в наши дни)

Мне кажется, что вода шумит слишком громко. Падает на кафель, разбивается на тысячи мелких капель, и кажется, что этот звук меня оглушает.

Стою под душем, не чувствуя ни тепла, ни холода. Просто смотрю, как струи скатываются по коже, унося грязь, усталость – и ничего не очищая внутри.
Глухое, вязкое отчаяние – как туман.

Керимовы – фамилия, которую я надеялась стереть из памяти, вычеркнуть. За что мне это? Столько проблем, но эта встреча – как финальный выстрел в голову. Так паршиво на душе.

Вспоминаю как Амирхан стоял на крыльце. Такой же высокий, холодный, уверенный в себе, как обычно.
А я – грязная, хромающая, со спутанными волосами и скорее всего ошарашенным выражением лица.

Выключаю воду и приказываю себе успокоиться. Плакать бессмысленно.
Закрываю глаза, утыкаюсь лбом в холодную плитку.
Надо решить, что делать дальше.
Собрать вещи. Уехать, пока Керимов не вернулся.

Но куда?

В квартире жильцы, Вера приютит конечно. Может даже поможет найти другую работу. Но не слишком ли много она и так мне помогла?
Капли медленно скатываются по телу, оставляя ощущение холода и усталости.
Заворачиваюсь в полотенце, смотрю на себя в зеркало.
В отражении – бледное лицо, чуть покрасневшие веки, мокрые волосы.
Взгляд вымученный.

Возвращаюсь в свою в комнату, включаю фен, одеваю домашний костюм.
Ко мне заглядывает Оля – уже без фартука, с чашкой чая в руках.
– Ну вот, другое дело. Чистенькая, – улыбается, будто ничего не случилось. – Я уж думала, ты до утра не выйдешь.
– Прости, – шепчу.
– Глупости, я же пошутила. Можешь хоть всю ночь мыться, – качает она головой. – Главное, не переживай. Все хорошо. Инцидент думаю уже забылся. Пойдем чай пить?

– Оль… – начинаю, собираясь сказать, что завтра уеду отсюда. А я вообще могу? Мысль пугает, но она разумная, в отличии от моей истерики в ванной. я подписала контракт. В такие бумаги вписывают и неустойку. Могут, по крайней мере. Обычно требуется отработать две недели…

Я опять паникую.

– Алин, ну чего ты опять вся в переживаниях? Вредно столько нервничать, – утешает Оля. – Все нормально, слышишь? – говорит спокойно. – Завтра будет новый день. Обещаю, хороший!

Я киваю.
Сил больше ни на что не хватает. Иду за Олей на кухню, она ставит передо мной чашку ароматного чая и сэндвич. И меня снова душат слезы – от ее доброты и заботы. Мы болтаем на отвлеченные темы. Я решаю не делать резких заявлений.

Посоветуюсь завтра с Верой.

Возвращаюсь к себе, ложусь в постель, закрываю глаза.
И сразу лицо Керимова, его взгляд – холодный, пронзительный, как выстрел.

***

Утро начинается с телефонного звонка.

– Алин, доброе утро! – взволнованный голос Веры. – Я только что разговаривала со знакомым из СИЗО. У Юры проблемы. Его прессуют. Нужна… – пауза. – Нужна крупная сумма. Быстро. Ты только не волнуйся…

Сжимаю телефон так, что белеют костяшки.
– Сколько?
– Большая сумма, – вздыхает Вера. – Я помогу, но столько у меня нет.
– Что делать… – голос предательски ломается.
– Я помогу оформить кредит. Есть знакомая в банке. Думать будем потом, сейчас надо тушить пожар.

Отпрашиваюсь у Инессы Григорьевны, та смотрит на меня крайне недовольно.

– Я понимаю, что вчера у вас был инцидент, и мне жаль, но не стоит злоупотреблять, Алина. Вы только начали работать. У вас вчера был выходной!

– Ей очень нужно, а я со всем справлюсь, Инесса Григорьевна, – вступается за меня Оля.

День проходит как в тумане: очередь в банке, кислые лица, бумажные формы, бесконечные подписи. Вера рядом, настойчивая, деловая, решительная.

Ее «Мы справимся» держит меня на плаву, как спасательный круг.

– Дыши, – шепчет она, когда клерк уходит к начальнику. – Мы это сделаем. Сейчас самое главное – вытащить твоего брата из мясорубки. Остальное потом.

К вечеру я еду к Юре. Деньги уже переданы и нам дали свидание. Металлический привкус в воздухе, серые стены, чужой коридор. Он выходит – исхудавший, колючий, с упрямо сжатыми губами. Лицо в кровоподтеках. Как же больно на него смотреть!

– Разберусь, – говорит он отрывисто. – Не реви. Матери не говори ничего. Сам виноват. Хотя ты это и так в прошлый раз сказала.
– Юрочка, держись, – всхлипываю. Внутри все горит.

Вера ждет меня в машине. В ее салоне пахнет мятой. Этот запах успокаивает.

– Мне придется уволиться из особняка, – говорю я вымученно. – Может быть есть другой вариант работы?

– Алин, ты что несешь?! – Вера поворачивается ко мне всем корпусом. – Что случилось?

– Мне нужна другая работа. Любая. Но не там.
– Да что такое то?? Ты издеваешься? Ты вообще-то контракт подписала! И я тоже! Поручилась за тебя! «Там» – это где деньги, Алин. И стабильность. Ты сейчас сама у себе кислород перекрываешь. И если думаешь что у меня полно таких клиентов, с такой зарплатой – ты просто… наивная, блин!

Она смотрит пристально, как врач на упрямого пациента.

– Расскажи, в чем дело, – требует. – Что тебе не понравилось?

Мне ничего не остается. Вера имеет право знать, а мне же хватит прятать голову в песок как страусу. Может быть если бы тогда меня это так сильно не уязвило, не ударило, я бы так слепо за Латынским не бросилась…

Я рассказываю. Про давнюю «случайность», про Ильдара, вечеринку у Керимовых и шутку Джаны. Про увольнение «по сокращению», когда Амирхан Керимов сидел в кабинете и молчал – как холодная стена. Про ресторан, салат на голове темноволосой девицы.

Вера молчит какое-то время. Хлопает глазами, качает головой.

– Алин, я все понимаю. История конечно болезненная. Но прости меня, сейчас ты ведешь себя инфантильно. У тебя брата чуть не убили в СИЗО! Почки ему отбили! Матери лекарства нужны. И долг выплачивать за квартплату! А ты вспоминаешь как красивый мужик тебя в душе полапал??? Керимов физически тебе ничего не сделал. Про увольнение – ну паршиво конечно, сволочь он. Но дальше что? Ты только на порядочных работать готова? Гордость в твоем случае – непозволительная роскошь.

Глава 15

– Спасибо, – шепчу, и голос снова предательски дрожит.
– Эй, – Оля приобнимает меня. – Все хорошо, главное без паники. Он тебя точно не съест, – смеется тихо.

– Ольга, ты передала распоряжение хозяина? – жесткий голос Инессы Григорьевны заставляет нас отскочить друг от друга.

– Что вы тут устроили? Девичник? Работы нет? – интересуется недовольным голосом.

– Простите, Инесса Григорьевна, – улыбается Оля. – Минутка для медитации, не более того. Идем, Алин, я провожу тебя до кабинета хозяина. А то ты с перепугу дорогу не найдешь, – добавляет уже так, чтобы только я услышала. Явно продолжая посмеиваться надо мной.

Только мне совсем не до смеха, но я благодарно киваю.

Собираю волю, выпрямляюсь. Подбородок вверх.
Вера права – сейчас не время для гордости. У меня семья. Мама, Юра. Мне нельзя позволить себе слабость.

Мы идем по длинному коридору для персонала – узкому, но идеально чистому, с блестящими поручнями и мягким ковровым покрытием, приглушающем шаги. Воздух пахнет полиролью и кофе. В высокие окна пробивается вечерний свет, делая все вокруг еще более безмолвным и напряженным.

На повороте лестницы Оля наклоняется ко мне, ее голос становится серьезным, она произносит почти шепотом:
– Амирхан Маратович бывает резким, но не обращай внимания. Он всегда выдержан и справедлив. Будет что-то спрашивать – отвечай коротко и по делу. Если не знаешь – так и скажи. И дыши, ладно? Все будет хорошо!

Я киваю, хотя внутри все сжато в тугой узел.

– Скорее всего, он просто хочет обсудить с тобой тот случай… – Оля делает паузу, видимо подбирая слова. – Когда чуть не сбил тебя. Инцидент крайне неприятный, может тревожится о последствиях. Так что не бойся, он, может, просто извиниться захочет. Или поговорить о компенсации.

Извиниться.
Я почти усмехаюсь про себя – странно звучит это слово рядом с фамилией Керимов.

– Ладно, – отвечаю тихо. – Спасибо. Справлюсь.

– Тогда я побежала обратно в прачечную! – весело говорит Оля. – Хочется хакончить сегодня пораньше дела. Потом расскажешь, как все прошло. И не вздумай падать в обморок, слышишь? – подмигивает мне на прощание.

Я остаюсь одна у массивной дубовой двери.
Все стихает – даже тиканье часов на стене кажется далеким.
Слышу только собственное сердце. Оно стучит громко, гулко, отдается в висках.

Поднимаю руку, чтобы постучать, но пальцы замирают в воздухе. На секунду закрываю глаза. Дыши, Алина. Просто дыши.

Собравшись, касаюсь двери костяшками пальцев.

– Заходи, – доносится ленивый, низкий голос.

Я поворачиваю ручку.
Щелчок.
Дверь мягко отворяется.

Такое чувство, что вхожу в логово зверя.
Первобытное, инстинктивное ощущение накрывает мгновенно, стоит только переступить порог. Хотя кабинет просторный, даже уютный, здесь все дышит властью, и тем самым холодом, который идет не от стен, а от хозяина дома.

При этом помещение поражает продуманной до мелочей роскошью – без показного блеска, без вычурности, но с тем холодным совершенством, за которым чувствуется вкус человека, привыкшего к контролю.
Здесь пахнет деревом, дорогой кожей, чем-то терпким и горьким – табаком, дорогим парфюмом.

Слева – массивный стол из темного ореха, гладкий, как отполированный камень. На нем ничего лишнего: ноутбук, пара папок, серебристая ручка и чашка на блюдце. Все идеально ровно.
За столом – широкое кресло, кожаное, глубокое, с высокой спинкой. В дальнем углу – большой диван, того же темно-коричневого цвета, мягкий, но строгий, без намека на уют. Рядом низкий столик, на котором лежит стопка бумаг.

Керимов стоит возле камина, в котором потрескивают дрова. Смотрит как горит огонь, пламя играет на металлической решетке, отбрасывая на пол теплые отблески.

Я вдруг замечаю, что за высоким окном льет дождь.
Серые струи стекают по стеклу, и от этого мир за окном кажется не просто далеким – недостижимым. Здесь все дышит мужской силой, сосредоточенностью. Территория контроля, решительности, власти.

– Проходи. Тебя никто не укусит, Алина, – властный голос заставляет меня отмереть.

– Простите. Вы велели мне прийти, – говорю невпопад.

– Да. Решил поинтересоваться, что все это значит, как ты сюда попала.

Так он меня узнал? Что мне ответить ему?

Самое странное, что это, по сути, наш первый разговор в жизни!

Мы сталкивались дважды. Сначала – в душе, куда обманом привела меня его младшая сестра. Второй раз – когда меня уволили. По его желанию.

Все. Две короткие встречи. Даже несколькими фразами мы не обменялись! И в то же время, так много всего между нами. Это необъяснимо.

– Вы можете мне не верить, но я понятия не имела, что вы хозяин этого дома, когда устраивалась сюда, – произношу с горечью. Теперь слова рвутся из меня слишком быстро. – Поверьте, мое единственное желание – держаться от вашей семьи как можно дальше. Вы можете меня уволить.

– Какое щедрое предложение, Алина, – тянет Керимов издевательски. – Разумеется, я могу тебя уволить. Но сейчас хочу услышать о мотивах. Насколько я помню, ты имеешь неплохое образование. Также, ты уехала в столицу, вышла замуж, и вот неожиданно появляешься в моем доме в качестве горничной. Что все это значит?

Его голос – низкий, ровный. Никаких эмоций. Но воздух между нами становится плотнее.

– Всего лишь то, что жизнь непредсказуема. У меня очень сложные семейные обстоятельства. Брат попал в плохую историю, мама болеет, мне нужны деньги.

Нужно ли напомнить ему, что с хорошей работы меня уволили именно благодаря его персоне? Решаю, что нет. Не думаю, что у Керимова проблемы с памятью.

Он чуть приподнимает бровь. На лице – почти невесомая тень усмешки.

– А как же муж?

Нервно сглатываю. Пальцы мелко дрожат, и я прячу руки в карманы черного фартука.

– Не сложилось.

– А конкретнее?

– Не думаю, что это вас касается. Моей работы горничной – точно нет.

Глава 16

Нельзя сказать, что после разговора с Керимовым я была полностью спокойной. Нет, меня все равно колотило, но я хотя-бы уже не приходила в ужас от мысли, что работаю на него. Разговор с ним помог, а еще самовнушение. Я просто отключила любые мысли о прошлом. Ни жалости к себе, ни обид, никаких поисков справедливости. На данном отрезке своего жизненного пути я лишь оболочка, робот, который должен делать то, что поможет моей семье выжить. Маме нужно поправить здоровье, Юре выйти на свободу. В моих силах это или нет, но я сделаю все возможное, что от меня зависит.

Закончив с домашними обязанностями в тот вечер я отправилась в свою комнату, набрала Вере и рассказала, что остаюсь. Она меня похвалила, расспрашивала как прошел разговор с хозяином дома. Я поделилась тем что произошло в кабинете Керимова очень сухо, сжато. Было трудно об этом говорить.

Нельзя сказать, что я спала хорошо. Скорее ворочалась как веретено, сбила под собой полностью простынь и проснулась измученной. Следующие два дня Керимова не было в особняке, и это было огромным облегчением, а вот на третий…

Я спешила вниз по лестнице, Инесса Григорьевна была сегодня очень нервной, жестко отчитала меня за неправильно сложенные простыни.

– Когда же Вика выйдет, как же я устала! Иди вниз, скажи кухарке, что хозяин приедет к обеду, и поторопись!

Поворот. Еще один шаг – и я налетаю на кого-то.

Резкий удар – и чьи-то руки мгновенно подхватывают меня, удерживая, не давая упасть. Сильные, уверенные. Я поднимаю взгляд и замираю.

Передо мной – Амирхан Керимов. Как меня угораздило врезаться в него? Он уже приехал?
Все вокруг растворяется. Он, близко, слишком близко. Я чувствую тепло его тела и запах парфюма, терпкий, почти горький. От него сразу становится трудно дышать.

– Осторожнее, – произносит он тихо, без раздражения, но так, что каждая буква звучит как предупреждение.

– Простите, – выдыхаю. Голос предательски дрожит. Я в ужасе, потому что его руки держат меня так крепко. Одна ладонь сжимает талию, другая – на бедре… Такое чувство, что кожу пробивают разряды электричества. Его тело такое горячее! Каменное. Кажется, что могу обжечься.

Он не отстраняется сразу. Сердце грохочет в груди, пальцы немеют. Чувствую, щеки горят. Еще немного и я сознание потеряю.

– Все нормально у тебя? – его голос кажется странно охрипшим.

О да, было до этого момента просто отлично!

Но я, разумеется, не скажу этого вслух.
– Я… не знала, что вы здесь, – шепчу очередную нелепицу, и наконец он меня отпускает. – Простите еще раз.

– Ты часто извиняешься, – произносит спокойно.

Не нахожу, что ответить. Стою, прижимая к груди руки, будто это хоть как-то защитит меня от этой невыносимой близости.

– В следующий раз – смотри под ноги. И по сторонам тоже, – бросает через плечо.

Слова простые.
Но сказаны так, что сердце снова делает тяжелый удар.

Стараюсь уйти как можно скорее, но при этом максимально сконцентрирована на том, чтобы не упасть, пока он на меня смотрит. Такого позора я точно не вынесу. Да и Керимову зачем такая неуклюжая работница??

Скрывшись за углом, наконец позволяю себе вдохнуть. Воздух на улице прохладный, влажный, только прошел дождь.
Стою на веранде за домом, не в силах пошевелиться, и все, что чувствую – слабость и странное дрожание внизу живота.

16/2

Вечером в особняк приезжает Вера. Меня пугает ее неожиданный визит. Позвонила, сказала что возле ворот, я вышла ее встречать. Сердце сжимает предчувствие...

– Можем наедине поговорить? – спрашивает нервно.

– Конечно, пойдем…

Мы заходим в мою комнату. Рабочий день окончен, Оля что-то готовит на нашей маленькой кухоньке, болтает по телефону с родными.

– Жильцы ваши позвонили, – начинает Вера без прелюдий, сразу как я закрываю дверь. – К ним приезжал твой муж. Спрашивал, где ты. Был очень зол, скандал устроил. Я в курсе, что вы разошлись, и не претендую чтобы ты мне душу открывала, но все же лично решила приехать поговорить. Мне тревожно, какое-то странное чувство, что я что-то упустила…
У меня темнеет в глазах.
– Надо маму предупредить, – выдыхаю. – Чтобы ничего не говорила. Вообще ничего.

Меня трясет, сразу бросает в панику.

– Наверное мне надо уехать. Уволиться!
– Опять двадцать пять! Алин… почему ты так напугана? Ты меня тревожишь, честно.
– Нельзя, чтобы он меня нашел, Вер. Нельзя!

Меня колотит озноб. не могу вести себя адекватно. Оглядываю свою маленькую комнату, словно ищу укрытие. Это неосознанный инстинкт. Так со мной всегда бывает, если думаю о новой встрече с мужем. на этот раз… мне не повезет. Он убьет меня. Хочется залезть в шкаф и запереться изнутри, как в детстве. Будто это может решить все проблемы. Конечно же нет…
– Эй, – голос Веры становится совсем мягким, почти материнским. Она подходит ко мне, обнимает. – Алина, успокойся пожалуйста. Дыши. Мы не дадим тебя в обиду! Ничего ему не скажем. Никому, ничего. Мы все держим под контролем.

«Под контролем»

Только это невозможно. Ноги подкашиваются, я сажусь на кровать.

Прячу лицо в ладонях.

Он ведь собирался жениться… Что изменилось? Почему внезапно решил приехать искать меня??

Я думала что на этот раз все успокоилось. Даже с Керимовым смогла общий язык найти! Думала достаточно будет работать – тихо, незаметно. Копить каждую копейку. Платить за лекарства. Держаться.

Глаза сухие. Внутри все дрожит и рвется, а слез нет.
Есть только усталость и ощущение безнадежности.

– Рассказывай, – требует Вера. – Тебе надо выговориться, Алина. Вместе будем думать как все исправить.

Я долго молчу. Потом слова сами начинают выливаться из меня и я уже не могу остановиться. Я рассказываю про Латынского. Про его жестокость, его измены. Ужаснее человека и не придумать. Как он приучил меня бояться даже звука собственного голоса. Как его благодушное настроение сменялось агрессивным, и он становился просто бешеным. Как измывался надо мной, морально и физически. Я перестала понимать, где норма, в чем я права, а где моя вина. Повсюду был только страх.

Вера слушает не перебивая, только иногда берет меня за руку – сжимает крепко.

– Алина, – наконец произносит она, очень спокойно, – Это чудовищно. Просто ужасно. Мне так жаль! Таким тварям не место на земле, среди людей! Но ты теперь не одна.

– У него власть и деньги, Вер. Ты хочешь, чтобы он и против тебя ополчился? Он может испортить тебе жизнь. У него деньги. Связи. Я не хочу, чтобы ты пострадала!

– Мы справимся, Алин. Он силен только потому что ты была одна, и никому не говорила. Это было ошибкой.

– Если бы я рассказала брату, он бы сорвался, примчался, и Латынский засадил бы его еще раньше. А мама… У нее больное сердце.

– А полиция?

– О чем ты говоришь, Вер! Я никому не могла рассказать. Было так стыдно… Мне бежать надо! – начинаю метаться по комнате. Достаю сумку из шкафа.

– Да что же ты делаешь, Алина? Как не поймешь, что здесь – самое безопасное место! Сюда Латынский точно не явится! Куда ты пойдешь? У тебя нет денег! Тебе надо оставаться здесь и держаться за это место еще сильнее!

– Здесь? – у меня перехватывает горло.
– Да. Это самое безопасное место. Сюда Латынский не сунется. Просто не посмеет. Тут охрана серьезная.

Станет ли меня защищать Амирхан Керимов? Бред… Нет конечно. Зачем это ему??

Но Вере снова каким-то образом удается убедить меня, успокоить.

Она не торопится домой – сегодня муж занимается с детьми. Мы пьем чай на кухне, Оля испекла пирог. Приходит даже Инесса Григорьевна, настроение у нее к вечеру стало благодушным, и она с удовольствием сидит с нами за столом, пьет чай. Вера рассказывает про детей, проделки Никиты с Егором. Смеемся над их шалостями.

***

Провожаю Веру до ворот уже ближе к полуночи.
– Алин, тебе нужно успокоиться. Никто не узнает, где ты, – говорит на прощание. – Просто держись, ладно?
Я киваю. Все равно внутри все заледенело. Все тело сжалось в невидимую скорлупу.

Долго не могу уснуть, ворочаюсь в постели. Воспоминания об ужасных днях замужества возвращаются снова и снова: перекошенное яростью лицо Латынского, злоба в его глазах, грязные ругательства, угрозы, ночи, когда я тряслась от страха.
Пульс частит, мне никак не удается успокоиться, щеки пылают, я как в лихорадке, а за окном снова идет дождь, добавляя еще больше переживаний.
Сон накрывает меня внезапно – тяжелый, вязкий. Я сразу проваливаюсь в видение: темная комната, шаги по коридору, дверь, что распахивается с грохотом.

Голос – низкий, злой:

«Думала, спрячешься?»

И я начинаю кричать: срываясь, будто воздух в легких обрывается. Я не понимаю где нахожусь, словно провалилась в новый кошмар. В котором я мокрая, волосы липнут к лицу, в объятиях высокого крупного мужчины. Об сильно сжимает меня, встряхивает:

– Алина! Приди в себя! – требует с рычанием.

Распахиваю глаза.

Смотрю на Керимова в ужасе

Не понимаю, как я могла перенестись снова в сцену своего позора… Почему мы оба мокрые??
– Тихо, успокойся. Я ничего тебе не сделаю, Алина. Его голос низкий, уверенный. – Все в порядке. Это я.
– Отпустите…Я буду кричать

– Ты и так орала, сейчас все сбегутся. Тебе это правда надо?

Глава 17

– Успокойся, Алина, – его голос разрезает воздух, точно лезвие. Не громкий, не резкий – но такой, от которого дыхание спотыкается и застывает в горле.

– Я ничего тебе не сделаю, слышишь? Только воду включу и уйду.

Я замираю.
Сжимаюсь, будто могу стать меньше, незаметнее, исчезнуть, если просто перестану двигаться.
Чувствую себя тем самым маленьким зверьком, который замер перед хищником, надеясь, что того удастся обмануть неподвижностью.

– Я тебя не трону, – продолжает он уже тише, ниже, ровнее. – Тебе нужно согреться.

Открывает воду.
Горячий поток падает тяжело, шумно, заполняя пространство паром.
Душевая медленно наполняется теплом, воздух становится плотным, влажным, почти осязаемым, можно провести рукой и почувствовать его пальцами.

– Запирайся, – бросает и выходит за дверь.

Я закрываю замок дрожащими пальцами. Скидываю мокрую одежду. Так странно – Керимов ушел, а я не чувствую облегчения. Скорее, пустоту. Почему?

Захожу под воду. Сразу становится жарко, слишком, кожа вдруг оказывается тонкой, как бумага, а внутри – только дрожь.

Обхватываю себя руками, так крепко, что плечи начинают ныть. Кажется, стоит ослабить хватку – и я развалюсь.

Сильные струи бьют по спине, по шее, по волосам. Горячие, тяжелые, обволакивающие. Но внутри все так же холодно. Этот ледяной ужас живет во мне слишком глубоко, от него не избавиться просто так.

Слушаю шум воды и собственное дыхание – прерывистое, неравномерное, как у загнанного животного.
Не знаю, плачу ли. Слезы смешиваются с водой, и от этого легче и больнее одновременно. Прижимаю лоб к прохладной плитке.
Горячая вода стекает по шрамам на спине. Меня трясет.
Уже не от холода, а от того, что внутри что-то разрывается.
Я не знаю – это истерика, страх или что-то гораздо глубже, то, чему просто не подобрать определения. Колени подгибаются, я скольжу вниз по стене, снова обхватываю себя руками.

Пар становится густым.
Вода все льется и льется.
И я впервые за очень долгое время позволяю себе звук.
Короткое глухое рыдание.
Я не знаю, сколько стою под душем в оцепенении.
Время размывается, растворяется вместе с паром.
Когда наконец нахожу в себе силы выключить кран, тишина кажется оглушающей.

Медленно вытираюсь, заматываю волосы полотенцем. Нахожу фен под раковиной, сушу волосы. Я отдаю себе отчет, что просто тяну время, потому что вернуться в свою комнату мне невыносимо. Это глупо, но я боюсь повторения сна. Я этого просто не вынесу…

Стою и слушаю, как сердце постепенно успокаивается, проходит дрожь в руках.

На крючке висит мужской халат. Снимаю его и прижимаю к себе. Делаю глубокий вдох. Эта вещь тяжелая, теплая, из плотной ткани, пахнущая тем самым остро-терпким парфюмом и чем-то еще, очень мужским. Спокойной силой. Или это мое буйное воображение? Вот уж не думала, что буду наслаждаться запахом Керимова. Это полное безумие!

Выбор у меня либо снова надеть мокрое и холодное, либо…

Это наверное наглость, но я выбираю халат своего работодателя. Ничего, от Керимова не убудет! Подбадривая себя этой мыслью, заворачиваюсь до подбородка, меня окутывает уютным теплом, и от этого внутри что-то надламывается окончательно.

Чувствую себя беззащитной и хрупкой. Обнаженной, не физически, а душевно.
Открываю наконец дверь.

И застываю. Потому что Керимов стоит напротив.

Не двигается.
Этого достаточно, чтобы воздух в коридоре стал плотнее.

Он все это время прождал меня здесь?

Эта мысль парализует.

И его взгляд – самое невыносимое.

Он смотрит так, будто видит все, что я годами прятала от самой себя:
мой стыд, чувство вины, изломанную, смятую силу, мои шрамы – не те, что на коже, а те, что глубоко внутри.

Чувство, что Амирхан видит все.

Осязаю этот взгляд каждой клеткой кожи – как жар от огня, к которому подошел слишком близко.
Трудно дышать.
Грудная клетка сжимается, словно воздух в доме внезапно закончился.

Стыд поднимается горячей волной – от груди к горлу.
– Простите, что я так долго. Я не знала… Не надо было… Меня ждать, – выдыхаю автоматически, словно эта фраза прошита внутри меня.

Керимов закрывает глаза на одну короткую секунду – такую короткую, что почти не замечаешь, но у меня такое чувство, что если бы я могла услышать его мысли, там был бы глухой удар… кулаком о стену.

– Идем со мной, – приказывает отрывисто.

Мне ничего не остается, как последовать за ним.

17/2

На кухне тихо, только дождь за окном постукивает по стеклу. Мягкий свет под полками, металлический блеск турки. Поверить не могу, что Амирхан Керимов греет для меня молоко – аккуратно, без лишних движений.
Как будто делает это не впервые. Для кого-то, кто нуждается в тепле больше, чем в словах.

Молоко поднимается пеной, он убавляет огонь в ту же секунду – точно, вовремя.
Смотрю на его руки. Сильные. Спокойные.
Тяжело сглатываю.

Амирхан ставит чашку передо мной.
– Пей. Это поможет успокоиться.

– Мне неловко, что вы столько времени на меня потратили. Это ведь я на вас работаю, – бормочу растерянно. Мой работодатель молчит.

Подношу чашку к губам.
Молоко горячее, нежное, сладкое.
И от первого глотка у меня сжимается горло.

Не только потому что очень вкусно.

А потому, что это было сделано специально для меня. Это так для меня непривычно!

В груди больно стискивает. Поспешно делаю еще один глоток. И еще.
Пальцы перестают дрожать.

– Идем со мной, я провожу, – говорит Керимов мягко.

Следую за ним не задумываясь, на автомате, забрав с собой недопитое молоко. Причем мне совершенно все равно, куда он ведет меня. Но изумленно замираю, поняв, что мы в его кабинете.

– Мне надо просмотреть несколько документов. Диван в твоем распоряжении.

Керимов садится за письменный стол как ни в чем не бывало, открывает ноут…

Я не знаю что сказать, как реагировать! Для меня полный шок… Как он понял, как догадался, что я не хочу возвращаться в свою комнату? Там, где меня накрыло ужасным кошмаром. Стоит только подумать об этом – сразу подкатывает тошнота. Я осознаю, что не могу позволить себе подобную слабость. Со стороны это может выглядеть вообще неприлично…

И все же, позволяю. Неожиданно для самой себя.

Все еще закутанная в его халат, как в теплую броню, устраиваюсь на диване. У меня нет сил снова благодарить его. Да и судя по виду Керимова, ему это не нужно.
Смотрю на огонь в камине. Его тепло чувствуется даже отсюда. На хозяина дома смотреть стесняюсь, хотя очень хочется. Докопаться до сути, понять, почему он так добр со мной.

Уже засыпая, сквозь сон чувствую, как он подходит. Накрывает меня пледом – не касаясь, но так близко, что я чувствую. Потом садится в кресло рядом.

Он словно… охраняет меня.

И я очень быстро проваливаюсь в сон, даже слишком быстро, для человека, который так боялся опять потерять контроль над собой.

Последнее, что я ощущаю – это не тепло пледа и не мягкость дивана, а присутствие. Спокойное, уверенное, надежное. И это – единственная опора, которая мне сейчас нужна. Ночь, в которой впервые за долгое время нет страха.

***

Открываю глаза – и в первые секунды не понимаю, где нахожусь.
Комнату заливает мягкий золотой свет, пыль в воздухе кружится, как крошечные светлячки. В камине тлеют остатки дров.

Диван, не моя постель. Тишина.

И только потом вспоминаю, что произошло ночью. Резко сажусь.

Я до сих пор в кабинете Керимова, на часах семь утра. Инесса Григорьевна приступает к своим обязанностям в восемь, как и остальные. Мне очень повезло, что я не проспала до этого времени. Я очень рисковала! Что бы обо мне подумали???

В ужасе вскакиваю на ноги.

В кабинете хозяина, в его халате! Керимов должен был разбудить меня!

Но я не могу на него злиться. В конце концов, этот мужчина очень много вчера для меня сделал. Правда, я сама виновата. Вчера головой надо было думать, и не засыпать здесь!

Он сидел и смотрел на меня, спящую – мелькает неожиданно картинка.

Или мне это привиделось??

Становится невыносимо стыдно за собственную слабость.
Нельзя было позволять себе расслабиться. Тем более желать… чтобы он не уходил.

Даже головой трясу, словно это поможет отогнать наваждение.

Поднимаюсь, поправляю халат, торопливо покидаю кабинет. На улице очень свежо, но солнце по-особенному яркое. Выхожу на террасу.
Море дышит глубоко и тяжело, ветер приносит запах соли и хвои – резкий, свежий, и от него внутри чуть отпускает.

Мне повезло – никого не встретила. В своей комнате быстро умылась, оделась, поспешила в прачечную, запустила стирку, засунув в одну из машинок злополучный халат.

Нет, вещь тут ни при чем. Злиться только на себя надо! Нельзя больше допустить подобного… Иначе моя работа здесь быстро закончится. Никому не понравится “особое отношение” хозяина к прислуге. Да и вообще… Может быть у Керимова просто вчера было благодушное настроение? Почему он был так добр ко мне? Ведь до этого по его желанию меня с хорошей работы уволили… И это было очень унизительно. Я не должна забывать об этом.

***

Глава 18

Цикл стирки я выбрала самый быстрый, пятнадцать минут, но они показались мне вечностью. Потом вернулась в наш домик, приготовила овсянку, сварила кофе в турке и устроилась с чашкой возле окна.

– Алина? Доброе утро! Ты чего подорвалась так рано? – Оля заходит на кухню, зевает, потягивается.

– Не знаю, – пожимаю плечами. – Так получилось.

– Ясно. Сегодня в обед Вика выйдет, так что ты можешь с трех отдохнуть. Может съездить тебе куда надо?

– Нет, мне не нужно. Но спасибо большое, свободное время не помешает.

– Вот именно, да хотя бы просто поспишь. Пусть уже Вика потрудится. Я уверена, она появится загорелая. Хитрожопая очень, больничный себе организовала, а мы с тобой тут паши за нее.

***

Я пытаюсь работать как обычно, но почему-то не получается. Заправляю постель – простыня все время сбивается, складки ложатся криво. Протираю комод – тонкая тряпка цепляется за резьбу.
Пытаюсь нести в столовую графин с водой – и он звякает о край подноса так, что у меня дрожат пальцы.

В конце концов, просто останавливаюсь посреди коридора. Забыла, куда шла.
– Что с тобой такое сегодня? – мягко спрашивает Оля.

– Ничего, просто не выспалась…

Она приподнимает бровь, но спорить не пытается.

– Давай-ка чаю попьем, столько сделали, заслужили перерыв.

– Наверное, мне лучше кофе.

– Да уж, ты сегодня сама не своя.

Мы с Олей устраиваемся на кухне.
Чайник шумит, в окно льет солнечный свет – утро окончательно проснулось. Я держу чашку обеими руками, будто это единственное, что еще можно удержать. Оля о чем-то говорит, про меню, про бель , про новые полотенца – а я киваю, не вслушиваясь.

Дверь тихо приоткрывается.
В проеме появляется рыжая девушка в идеально выглаженной униформе – светлая кожа, густые веснушки, на лице довольная улыбка.
– Ну вот и я! – объявляет она звонко. – Соскучились?
Оля вскакивает:
– Вика! С возвращением! Я уж думала, ты не появишься. Долго же тебя не было!
– Еще чего придумала! – фыркает в ответ рыжая, облокачиваясь на дверной косяк. – Я ужасно по работе соскучилась!

– Вот уж не поверю.

– Ты как всегда! Подозреваешь меня во всех смертных грехах, да?

– Возможно. Ты у Инессы была? – деловито спрашивает Оля.

– Разумеется! Как без этого? Была, все отлично.

– Ну хорошо. Ладно, знакомься, это Алина.

Взгляд Вики скользит по мне – быстро, оценивающе.
– Значит, это наша новенькая? – в голосе легкий вызов.
– Алина, – повторяю свое имя, стараясь держать ровный тон.
– Ага, – Вика улыбается, чуть перекосив губы. – А я уже слышала, что тут у нас теперь свежая кровь. Это хорошо. Если конечно ты старательная, Алина.

– Вик, не строй из себя начальницу. И вообще, спасибо лучше скажи. Алина меня очень выручила. Я бы одна просто не справилась!

– Спасибо, спасибо, дорогая Алина! – кривляется рыжая, впрочем, беззлобно.

Усаживается прямо на край стола, достает из баночки ложку варенья, медленно облизывает.
– Ну и как тебе тут, Алина? Ничего себе местечко, да?

– Колоритное, – киваю. – Пока мне все нравится.

– А босс уехал, да? Вроде рано утром.
Оля, занятая чайником, отвечает не поднимая головы:
– Да. По делам.
– Жаль, – протягивает Вика лениво. – Говорят, он теперь редко здесь бывает.

– Все как обычно, сплетничаешь с охраной? Делать нечего тебе? Нашей работы это не касается.

– Просто поболтала, чего ты ворчишь, Оль? Ты же знаешь, я к нашему хозяину неровно дышу.

– Тьфу, вот что ты говоришь, а? Что Алина подумает?

– А она у нас девственница?

– Вика! Хватит эпатировать! Достала!

Я отвожу взгляд в окно.
Солнце бьет по стеклу, и на миг мне кажется, что оно обжигает.

– А ты, Алин, уже познакомилась с хозяином? – Вика вдруг подается вперед, глаза прищурены. – Серьезный мужчина, да? И красивый очень.
Голос ее почему-то кажется мне скользким, насмешливым.
– Да, я его видела, – отвечаю коротко.
Оля хмыкает, не поднимая головы:
– Вика, не начинай.

Вика кривится, но замолкает. Только смотрит на меня чуть дольше, чем нужно, с интересом.
Потом, будто невзначай, бросает:
– У него конечно свои вкусы. На прислугу никогда не посмотрит..

Я делаю вид, что не слышу.
Наливаю себе еще немного чая, чувствую, как дрожат пальцы.

Оля ловит мой взгляд и устало улыбается.
– Не бери в голову, Алина. У Вики такой характер. Обожает нести всякий бред и наслаждается, смущая других людей.

Я киваю.
Но внутри чувствую тревогу и напряжение. Вика раскладывает хлеб, сыр, колбасу. Движения точные, почти демонстративные.
– А к порядкам привыкаешь? У нас тут все строго. – Ставит чашку, наклоняется ближе. – Знаешь, хозяин не любит, когда кто-то лезет, куда не просят.
– Я просто выполняю свою работу. Но спасибо за советы. Это очень мило.
– Да, я всегда рада помочь, – Вика улыбается уголком губ. – А то одна девочка до тебя тоже думала, что все понимает. Долго не задержалась.

Пауза.
– Почему? – не знаю зачем спрашиваю. Я ведь прекрасно понимаю, что Вика просто валяет дурака. Ну хочется ей потроллить меня. Уж не знаю почему. Может она всех новеньких так проверяет.
– Слишком... самоуверенная была. И знаешь, она чем-то на тебя похожа.

****

– Алина, – Инесса Григорьевна находит меня в прачечной следующим утром. – Поднимись в комнату Амирхана Маратовича. Там нужно отпарить несколько рубашек и разложить их в гардеробе, пока он не вернулся, – добавляет ровным, сухим голосом.
– Хорошо, – отвечаю, радуясь, что хозяина еще нет. Хотя без него дом кажется теперь пустым… Это конечно все мое разыгравшееся воображение. .
– Сделай все предельно аккуратно. Амирхан Маратович придирчив к мелочам. Обычно этим занимается Вика, но сегодня я дала ей другое задание.
Возражать я не могла в любом случае.
Собрала отпариватель, аккуратно сложила свежие вещи в корзину и направилась наверх.

Глава 19

К вечеру я разваливаюсь на части. Все тело ломит, горло саднит. Выпила лекарство, но бестолку.

– Алина, все в порядке? Ты очень бледная, – замечает Оля.

– Вроде не так уж много сегодня сделала, чтобы выглядеть как побитая собака, – не оставляет без язвительного комментария Вика.

– Тебя кто-то спрашивал вообще? – осаживает ее Оля. Смотрю на нее с благодарностью и напоминаю себе, что работа мне очень нужна.

– Все в порядке, – выдавливаю слабую улыбку. Глажу, протираю полки, но как во сне. Становится все труднее концентрироваться: руки дрожат, в жар бросает, а потом опять знобит. Подозреваю, что дело в ночном происшествии, когда выбежала босиком после ночного кошмара под дождь. Горячий душ и молоко не помогли избежать последствий, увы.

Звуки воды, гора посуды и ветер за окнами. Вика, сославшись на головную боль, скинула всю грязную гору тарелок и кастрюль на меня.

– Раз уж ты новенькая, покажи, как умеешь работать, – бросила через плечо и вышла, не дождавшись ответа.

Я осталась одна.
Горячая вода обжигала руки, пар стелился по лицу, мешая дышать.
Плечи ломило, в глазах темнело. Я пыталась сосредоточиться на простом действии – намылить, ополоснуть, поставить. Но движения все чаще сбивались, пальцы не слушались. Мир вокруг будто накренился.
Гул в ушах стал громче, чем журчание воды. Стало казаться, еще чуть-чуть, и потеряю равновесие. Закусив губу продолжаю работать, повторяя про себя, что справлюсь.

Вика появляется снова, теперь на кухне. Ставит поднос с посудой шумно, как будто специально. У меня простреливает голову.
– Ты очень медленно все делаешь, Алина, – говорит недовольно. – Если нужна помощь – попроси.
– Не нужно, я справлюсь, – мой голос сиплый, слабый.
– Все сама, да? – усмехается. – Интересно, как долго тебе хватит сил изображать идеальную горничную.

Я не отвечаю.
Вика берет яблоко из вазы, кусает, хрустит громко – даже этот звук болезненно отдается у меня в висках, и наконец оставляет меня в одиночестве.

Тяжело опускаюсь на стул. Закрываю глаза.
В голове пульсирует все сильнее. Тепло поднимается от груди к лицу, мир качается.

Радуюсь хотя-бы тому, что дом затих.

Дверь распахивается резко, со звуком шагов, которые не спутаешь ни с чьими.
Амирхан Керимов замер в дверях, в длинном пальто, с каплями дождя на плечах.

Испуганно вскакиваю на ноги, и, как оказывается, зря.
Все поплыло перед глазами. Мир покачнулся, холодный воздух, падение…

Сильные руки подхватили меня. Не дали удариться об пол.

Я проваливаюсь в пустоту.

***

– Алина! – зовет меня голос, пробиваясь сквозь вязкий туман в моей голове.

Я пытаюсь ответить, но губы не слушаются.

– Вика! – тон резкий, требовательный. Быстро зови Инессу. – Где все, черт побери?

Мир качается, грудь прижимается к сильному плечу. Шаги тяжелые, размеренные.
Запах – кожа, дождь, что-то терпкое и до боли знакомое.

Я бормочу что-то невнятное. Страх, что теперь меня точно уволят, сдавливает горло. Я едва дышу.
Лестница. Тишина коридора. Меня осторожно укладывают на кровать.
Теплая ладонь ложится мне на лоб.

– Ты вся горишь, – шепчет грубоватый голос, в нем звучит тревога.

– Амирхан Маратович, врач уже выехал, – встревоженный голос Инессы Григорьевны звучит рядом.

– Почему у вас персонал работает в таком состоянии? Вы вообще следите хоть зачем-то в этом доме? – голос требовательный, низкий.

– Простите, я и подумать не могла…

– В ваши обязанности не входит думать. Вы должны следить, чтобы здесь все работало идеально.

– Мне очень жаль…

Потом меня осматривает незнакомая женщина в белом халате. Слушает хрипы, меряет давление. Дает выпить лекарства. Я выполняю послушно все, что она говорит. Продолжаю плавать в тумане. И при этом думать о том, как неловко, что управляющей влетело из-за меня. Не стоило Керимову этого делать. Инесса и правда ни в чем не виновата. Теперь обозлится на меня…

– Ложитесь в постель, Алина. Все будет хорошо. Мы быстро поднимем вас на ноги.

Хочу сказать спасибо, но даже на это нет сил. Еще странное ощущение, что постель не моя.

Слышу шаги, Керимов говорит с кем-то по телефону, обрывки коротких приказов.

А потом снова садится возле меня. Приоткрываю глаза – он совсем близко, на краю постели, смотрит на меня пристально.
Молчит.
Взгляд тревожный, тяжелый.

Хочу извиниться, что так его потревожила. Сказать, что все быстро пройдет, я завтра уже встану на ноги, но язык не слушается.
Он наклоняется, поправляет мою подушку, убирает прядь волос с моего лица.
Пальцы едва касаются кожи – и этого достаточно, чтобы сердце заколотилось быстрее.

– Спи, – говорит тихо.
И я окунаюсь в тепло и темноту.

Мне мерещится, что сквозь сон слышу, как Амирхан разговаривает с врачом – сдержанно, коротко, но в каждом слове ощущается напряжение.
Потом чьи-то шаги, дверца аптечки, глухой шорох упаковки.
Я не вижу, кто остается в комнате, но чувствую.

Он все еще рядом.
***

Просыпаюсь от звука шагов в коридоре.
Не понимаю, где нахожусь. Это точно не моя комната! Гораздо просторнее и уютнее. Воздух пропитан запахом лекарств и свежего белья, окно приоткрыто, в комнату тянет прохладой и мокрым воздухом после ночного дождя.
Голова легкая, но тело все еще слабое, ломит. На прикроватной тумбочке – стакан воды, лекарства, электронный градусник. Не верю, что все это происходит со мной!
Прокручиваю в голове момент, как Керимов подхватил меня, как держал на руках.
Мне ведь это не привиделось??

Откуда такая забота?

Может быть, чувство вины? Снова я об этом! Да вряд ли, Керимов бизнесмен с акульей хваткой. У таких вообще сочувствие к другим должно быть атрофировано. Иначе в том мире огромных денег просто не выжить.

Глава 20

– Алина, проснулась? – заходит Инесса Григорьевна.
Как всегда, собранная, безупречно выглаженная, и только взгляд чуть мягче, чем обычно.

– Да, Инесса Григорьевна, спасибо, со мной все в порядке. Извините за вчерашнее, – произношу торопливо.

– Ну что ты, перестань, пожалуйста. Ты же не виновата, что простудилась. С любым случиться может. Как самочувствие?
– Лучше, спасибо.
– Врач сказал, что у тебя ангина. Не стоило работать в таком состоянии. Ну да ладно. Теперь в ближайшие дни покой, обильное питье. Работать пока нельзя.

Я киваю.
– Амирхан Маратович очень рассердился? – вырывается у меня прежде, чем успеваю подумать.
– Да нет, все нормально. Сейчас он уехал по делам, как вернется, думаю, зайдет к тебе, – спокойно отвечает Инесса. Хотя смотрит при этом на меня как-то странно. – Сказал, чтобы ты отдыхала и никуда не выходила.

От ее слов у меня на секунду перехватывает дыхание.
Не знаю, почему.
Просто неожиданно, что он вообще что-то сказал обо мне. Снова меня тронуло проявление заботы, аж горло от эмоций сдавило.

– Спасибо, – шепчу.
– Сейчас Оля принесет завтрак, обязательно покушай, – добавляет Инесса Григорьевна и уходит.

Я остаюсь одна, но ненадолго. Вместо Оли в комнату заходит Вика.

– Ну как наша больная? – спрашивает весело.

– Спасибо, мне лучше, – смотрю на нее настороженно. И, как оказывается, не зря.

Вика садится в кресло, закидывает ногу на ногу.

– А я тебя недооценила сначала, Алина, знаешь? Офигеть, какая ты талантливая! Аплодирую стоя! И вот уже наш неприступный хозяин прыгает перед тобой! – добавляет язвительно. – Как у тебя это получилось? Поделишься опытом?

– Мне не настолько лучше, чтобы упражняться в остроумии.

– Вика! – раздается возмущенный голос Оли. – Ты опять за свое? Чего прицепилась к Алине? Ты вон сколько на больничном прохлаждалась, а другая заболеть не может? – заступается за меня.

– Ой, подумаешь, ничего спросить нельзя! – фыркает Вика, вскакивает на ноги и уходит, хлопнув дверью.

– Мне очень жаль, Алин. Она невыносима.

– Что есть, то есть, – вздыхаю. – Спасибо за поддержку.

– Ну что ты. Не за что. Я вообще всегда за справедливость.

***

За ночь мне стало получше, но управляющая строго велела лежать в постели. Я отсыпалась, набиралась сил. Следующим утром уже была полна энергии и очень просила Инессу Григорьевну разрешить мне вернуться к обязанностям. Иначе я совсем себя начала неловко чувствовать. Управляющая, хоть и неохотно, велела мне сложить белье, а потом полить цветы в саду.

Выхожу в сад из подсобного помещения, чувствуя слабость. Наверное, переоценила свои силы. В висках болезненная пульсация, все немного плывет. Начинаю поливать цветы, через силу. Думаю о том, что хоть в чем-то повезло – Вику сегодня послали с охраной на рынок, и она меня не донимает.

Присаживаюсь на минуту на скамейку, как вдруг…

– Алина?! – мужской голос заставляет подскочить.

Смотрю на Ильдара в смятении. Не думала, что когда-нибудь его увижу! Но должна была предусмотреть, что он тут появится. Они же с Амирханом братья, видятся, общаются, как иначе? Я просто не подумала об этом. Старший Керимов дал мне “индульгенцию”, остальное меня не волновало. Долги, неприятности у Юры, страх, что муж меня найдет, мне было чего бояться.

Я попросту забыла о существовании Ильдара, и сейчас замерла, шокированно на него глядя.

– Здравствуй, – мой голос звучит хрипло после болезни.

– Поверить не могу! Что ты здесь делаешь? Откуда взялась? Почему ты здесь? – спрашивает требовательно, даже возмущенно, пожирая меня при этом глазами.

– Я здесь работаю горничной. Так вышло.

– Горничной?? Ты?

– Извини, мне надо вернуться к работе.

Хочу пройти, но Ильдар преграждает мне путь.

– Ты думаешь, я отпущу тебя так просто? Что значит “так вышло”? – решительно требует ответа.

– Ильдар, я понимаю твое удивление, но ничего не поделать. Мне правда нужна работа, очень.

– У моего брата? Почему у него? Значит, тогда… Все было правдой! Ты пыталась залезть к нему в штаны?! – лицо мужчины перекашивает гримаса ярости.

– Думай что угодно! – психую. Господи, столько лет прошло, а он все о том же. Бесконечно о том же. Задетая гордость, чувство собственничества. Как меня это достало!

– И сейчас спишь с ним? А для меня всегда была закрытой и холодной! Чего тебе надо, Алина? Не любишь, когда за тобой ухаживают? Мне надо было тебя сразу в койку потащить? Так тебе бы больше понравилось??

Не хочу его слушать, не могу! Голова начинает кружиться, меня тошнит. Но при этом – меня не задевают его слова. Я столько раз слышала, что я шлюха. От мужа. Он обожал оскорблять меня. Я хочу только одного – уйти, вернуться к своим обязанностям. Или теперь моя работа точно потеряна? Почему-то не верится. Привыкла, что Амирхан заступается за меня?? Что-то слишком быстро я в сказки поверила…

– Ильдар, наш разговор окончен, – произношу максимально ледяным тоном.

Но он будто не слышит. В его глазах что-то темнеет, закипает.
– Стой. Ты так просто не уйдешь.

Я отступаю, чувствуя, как под ногами хрустит гравий.
Сердце бьется невыносимо громко.
Хочу повернуться, уйти – но он делает шаг вперед, и пространство между нами будто замыкается.

– Все эти годы, – шепчет, – я пытался забыть тебя. Думал, что получилось. И вот нахожу тебя в доме брата!
– Не надо, – перебиваю, чувствуя, как к горлу подступает ком. – Пожалуйста, не начинай.
– Почему? Боишься вспомнить? Ты хоть к кому-нибудь что-то чувствуешь? Или просто красивая холодная сука? Пустая и равнодушная!

– Я ничего к тебе не чувствую, – цежу яростно.
– Тогда докажи, – бросает тихо, почти беззвучно.

Не успеваю понять, что он имеет в виду.
Одно мгновение – и его ладонь оказывается у меня на щеке.
Губы – горячие, настойчивые, касаются моих.

Глава 21

В туалете меня трясет так, что голова звенит. Кашель рвет горло: сухо, больно, как будто кто-то наждаком прошелся внутри. Обхватываю себя руками, упираюсь лбом в холодную плитку, стараюсь дышать ровнее.

Быстро принимаю таблетки, которые выписал врач, открываю косметичку. Откручиваю кран, набираю пригоршню холодной воды, прижимаю к векам, к вискам. Поднимаю лицо к зеркалу.

В нем отражается мое бледное лицо, распухшие губы, пылающие щеки. Мне совсем не хочется, чтобы меня такой видели. Слушать новые подколы от Вики. Или нотации Инессы Григорьевны.

Достаю пудру, тональный. Привожу себя в порядок, насколько возможно. Стягиваю волосы в тугой хвост. Выравниваю дыхание.

Выхожу, как будто ничего не случилось. Лестница, коридор для персонала, кухня. Воздух пахнет свежей выпечкой. Нужно просто заняться своими обязанностями. Выкинуть из головы ужасный инцидент. Это лишь прошлое. Несправедливое и ужасное. Возможно, это не последнее столкновение с Ильдаром… Но я подумаю об этом завтра. Сейчас мне слишком плохо и необходимо переключиться.

***

Ближе к вечеру в домик прислуги заглядывает Инесса Григорьевна – с конвертами. Строгая, собранная, как всегда.
– Твоя зарплата, Алина, – сообщает коротко.

Беру конверт, почему-то руки дрожат. Я очень ждала этих денег . Открываю, и не знаю что думать. Крупная сумма. Больше, чем я ожидала. Тем более, с учетом аванса.
Горло вдруг перехватывает. Стыдно, но в глазах щиплет.

Значит… не уволят?

Амирхана устраивает моя работа?

Почему мне так тепло на душе?
– Большое спасибо, Инесса Григорьевна, – киваю, расписываюсь.

– Ильдар Маратович уехал, – бормочет себе под нос Оля, заглядывая из кухни с чашкой. – Что-то быстро он в этот раз. Обычно приезжает редко, но обязательно на несколько дней остается.

– Тебе больше делать нечего, гостей хозяина обсуждать? – недовольно рявкает Инесса.

Оля становится пунцовой от смущения. Искренне ей сочувствую.

– Ой, простите пожалуйста, зря я конечно… Я же не со зла.

– Конечно нет. Понятно, что просто по глупости. Но это тебя не извиняет, Оль. Поменьше в окно смотри. Побольше о работе думай.

Высказав нотацию, женщина удаляется.

Сочувственно улыбнувшись Оле, я погружаюсь в свои мысли. Считаю в голове разные моменты, что теперь смогу себе позволить. Лекарства маме. Передача Юре. Себе – совсем немного, на текущие нужды. Самое необходимое купить. Я же налегке убегала. Теплую кофту, прокладки, крем для лица. Не думала, что буду считать копейки, когда убегала от мужа. Была уверена, что вернусь в родной город, найду работу, и все будет хорошо. Но так уж выходит. Главное, что есть надежда, что все можно поправить. Вылечить маму и помочь непутевому Юре.

Оля ставит передо мной чай.
– Пей, Алиночка. О чем опять так глубоко задумалась? Что-то ты опять очень бледная. Я тебе с имбирем и лимоном сделала.

– Спасибо большое, – мой голос все еще грубоват после кашля. – Ты такая хорошая, – меня переполняют эмоции.

– Ты меня смущаешь, – щеки Оли краснеют. – Я очень рада, что мы поладили.

***

Близится конец дня. Складываю чистые скатерти, когда в дверь моей комнаты стучат два раза.
Открываю, и с удивлением вижу на пороге Инессу.
– Алина, не спишь ещё?

– Нет, но как раз собиралась…

– Хозяин просит зайти.

– Сейчас? – переспрашиваю с удивлением.

– Ну конечно сейчас! – Инесса будто нервничает. – Иначе разве я бы стала приходить. Я уже сама отдыхать собиралась! – тараторит недовольно. Но сразу же снова одевает маску приветливости.

– Давай, не заставляй его ждать! Не знаю, что ему понадобилось. Наверное, выяснить какой-то момент хочет. Он не любит ждать, так что, не теряй времени.

Инесса уходит, я торопливо переодеваюсь в униформу.

Такая внезапность меня тревожит. Что могло понадобиться так поздно Керимову, что даже управляющую за мной прислал? Может быть понял, что заплатил слишком много? Как неловко, если я угадала. Да, наверняка так и есть. Мне обещали куда меньше, еще же и испытательный срок…

– Алина, пожалуйста, поторопись, – Инесса никуда не ушла, оказывается, а стоит перед моей дверью…

– Хорошо, – слышу свой голос.

Внутри все сжимается в тугой узел. Отгоняю от себя дурное предчувствие, но оно неумолимо нависает, как огромная черная туча.

– Все, не теряй времени. Дорогу знаешь, провожать не буду, – управляющая направляется в другую сторону, у нее свой домик, дальше вглубь сада, отдельный.
Выхожу, иду по тропинке к главному дому. Холод впивается в щиколотки – температура к ночи сильно падает. Близится октябрь. Небо темное, пахнет хвоей и сыростью. Каждый шаг отчетливый, как удар сердца.

В холле тепло и уютно , в коридоре полумрак. Прохожу налево, мимо кабинета управляющей, потом еще лестница, и вот нужная дверь.
Сердце колотится в горле.
Я поднимаю руку. Стучу аккуратно.
– Войдите, – глубокий мужской голос звучит низко и без интонаций.

Кабинет Керимова встречает меня мягким светом и тем же запахом – дерева, кожи, горького табака. Огонь в камине уже догорел до углей. Амирхан сидит в кресле, выглядит очень мрачным. Его взгляд ровный, закрытый. В этом взгляде ни грамма спасительного тепла, к которому я успела привыкнуть, как понимаю сейчас. Только непрозрачная гладь, под которой что-то движется, как течения под поверхностью моря.

Я чувствую, что произошло что-то плохое, и это связано со мной.

Осторожно прикрываю за собой дверь.
– Вы звали, Амирхан Маратович?
– Звал, – подтверждает спокойно. Делает паузу. – Подойдите ближе.

Я подхожу. Останавливаюсь в шаге от его кресла.

Друзья, не пропустите скидку на роман!

НАВАЖДЕНИЕ САИДА. ХОЧУ НЕВЕСТУ БРАТА

https://litnet.com/shrt/gw5V

– Понимаю, она привлекательна. Свежая, губы пухлые. Но подобных можно сотню найти, только пальцами щелкнуть. Ты не можешь встречаться с ней серьезно. Утоли похоть где-нибудь подальше от нашего дома. Ты должен выбросить ее из головы как можно скорее.

Старший брат моего парня. Такого он мнения обо мне. Считает недостойной их семьи, обливает презрением. Могла ли я подумать, что скоро все изменится? Что ненависть между нами перерастет в совсем иное чувство? Ни за что бы не поверила.
Смогу ли справиться, с запретными эмоциями? Через какой ад суждено пройти, чтобы понять что на самом деле скрывается за грубостью и жестокостью Саида?