Горничная с секретом

Глава 1

Зеленоглазый лорд пытался меня поцеловать. Я осторожно отступала, пока не упёрлась спиной в стену.

- Как же ты пахнешь, Диана… как же ты сегодня пахнешь… - прошептал мужчина, зарываясь носом в мои волосы.

К моему несчастью, на поцелуй и это вытирание носа зеленоглазый имел полное право: даже такая закоренелая блюстительница морали, как мистрис Гремлихь не видела дурного в поцелуях накануне свадьбы. А потому сквозь пальцы смотрела на пребывание своей подопечной в одной комнате с женихом. Наедине. При открытой двери, разумеется...

Вот и лорд Сварт считал, что он в своём праве... Поймав меня в ловушку своих рук, он продолжил осаду с новым напором!

Склонившись к самым губам, прошептал:

- Один поцелуй, леди Ди… всего один.

И сразу мазнул твёрдыми горячими губами по скуле, губам… Так мимолётно, почти неуловимо, вскользь!.. я даже растерялась! Ни разу ещё мужские губы не касались моего лица. Неужели первый в жизни поцелуй окажется таким… мм… ни рыба, ни мясо… непонятно даже – был он или нет?

Недоумевая, подняла лицо, и коварный лорд тут же этим воспользовался!

Прижался губами к губам, сдавил горячими ладонями плечи…

И на этот раз поцелуй был настоящим! Тот самый, о которых пишут в сентиментальных романах. Даже ещё лучше! Этот поцелуй пугал, будоражил, делал колени слабыми. Кружил голову и заставлял забыть о дыхании. Словом, не поцелуй, а чистый восторг!

Даже не представляла, что так бывает!

- Ах… - порывисто вдохнув, приоткрыла губы и в ту же секунду мир сошёл с ума!

Точно помню, до того у лорда, целующего свою невесту, было всего две руки. Сейчас же он ощущался по меньшей мере шестируким!

Знаю, это безумие какое-то, но руки сами обвились вдруг вокруг мужской шеи. Захотелось отчаянно, чтобы это волшебство не заканчивалось. Никогда-никогда…

Разочарованно выдохнула, когда поцелуй всё-таки прервался.

Мужские горячие пальцы подхватили подбородок, не позволяя отвести взгляд.

Хозяин Замка-на-Горе вглядывался в мои глаза с такой жадностью и настойчивостью, что теперь колени подкосились уже совсем по другой причине. Конечно, я давно обуздала свою способность к обороту, и «неожиданностей» не случалось последние лет десять так точно, но всё же… Первый и такой неожиданный поцелуй начисто выбил меня из колеи, а потому… чем шерп не шутит.

То есть бережёного, как известно, и Вещунья бережёт.

Воспользовавшись образовавшейся лазейкой, я рванула в приоткрытую дверь! Прочь из малой гостиной, мимо дремлющей над вязанием мистрис Гремлихь, которая лишь хитро и подслеповато улыбнулась поверх окуляров вслед своей подопечной, но выговор за аморальное поведение делать не стала, мимо вытянувшихся по струнке горничных, преданно поедающих глазами будущую хозяйку Драконьего Гнезда, мимо почтительно склонившего голову старого лакея…

Конечно, не слишком-то вежливо вот так сбегать от жениха, не попрощавшись и не объяснив причины, но, в конце концов, пусть с ним потом леди Ди сама объясняется.

Уговор был – отвлечь лорда! Ненадолго!

И со своей задачей я справилась.

Оказавшись в безлюдном коридоре, задышала ровнее.

На ходу меняя личину, перешла на шаг, оправила кокетливые оборки на переднике горничной.

Сердце тревожно ёкнуло.

- Не-е-ет! – вырвалось помимо воли вслух.

Только не это!

Лорд Сварт и не думал дать своей невесте возможности повздыхать и поахать по поводу обманом сорванного поцелуя! Он шёл за мной! А представать перед ним в амплуа горничной леди Ди… нет уж, увольте! Пристанет с расспросами, где хозяйка, что я ему скажу?

Тень у стены вдруг зашевелилась. Послышался тихий стон.

В момент я опустилась на колени перед распростёртым на полу девичьим телом. Я сразу узнала пухленькую рыжую девчушку с блёклыми рыбьими глазами и глуповатым взглядом. Видела её сегодня на кухне. Рядом с девчонкой валялась на боку пустая корзина.

Вышла, должно быть, за чем-то и сомлела. А может после кухонного чада глотнула воздуха… бывает. Хотя выглядит девушка крепкой. Утром, по крайней мере, была «кровь с молоком»! Оглядев её бегло, поняла, спит. Вот только глаза запавшие, осунувшееся лицо бледное и дыхание нездоровое, прерывистое. Впрочем, чему удивляться – пол-то каменный! Не хватало дурёхе лихорадки.

- Нет, милая, так не пойдёт, - я подхватила не желающую просыпаться девушку подмышки и втащила в нишу, завешенную пологом гобелена, на низкую, покрытую ковром софу.

- Так-то лучше, - вдохнула в приоткрывшиеся во сне губы толику силы, и девушка тотчас же задышала ровно, щёки её заалели.

Сама же, приняв её облик и подхватив корзинку, устремилась на кухню. Прятаться. Хоть теперь можно встречи с любителем поцелуев не опасаться: девчонку с кухни на предмет нахождения своей ненаглядной пытать не станет, но лучше всё же перебдеть, чем недобдеть...

- Марыська!!! – оглушила меня с порога толстуха с красным лицом, в чепце и переднике. Гневный вопль её даже кухонный гвалт заглушил. – Где ты лазаешь, бездельница такая!

И всё же я выдохнула с облегчением.

Здесь чадили котлы, шкворчали сковороды, булькали кастрюли, между которыми сновали стряпухи и поварята – ощущение, что готовка велась на целое войско. Ну да на замковых кухнях всегда так.  

- Грибы где? – наседала толстуха. – Корзину давай скорее!

Ах вот оно что.

Вряд ли рыженькую посылали за грибами в лес, скорее на чердак, за связками сушёных.

Поспешно потупившись, я принялась ковырять носком грубого ботинка пол.

- Я только было… а там… мыши… ну я и дала дёру, - переминаясь с ногу на ногу и стараясь смотреть глуповато, как Марыська, промямлила я.

Толстуха беззлобно замахнулась.

- Дёру она дала! Небось опять по замку шастала, поганка такая, зенки свои бесстыжие на хозяйское добро пялила? Эх, выдрать бы тебя хворостиной по заднице так, чтобы всю дурь из башки выбить, да жаль, недосуг. Сама схожу. А ты сюда иди, нечего стоять зенками своими бесстыжими блымать! Вона, рыбу давай-ка чисть!

Глава 2

за одиннадцать лет до основных событий

Я сидела в дорожной пыли и растерянно тёрла кулачками глаза. Затем принялась вертеть головой. Прямо за мной высились скалы, в просвет между ними виднелась водная гладь. Графитного цвета воды сливались с небом. Небо тоже было серым, в низких волглых облаках. Неприятное, неправильное небо. Если бы меня спросили в тот момент, а какое небо правильное – я бы не ответила. Но то, что видела, точно знала – было неправильным.

Впереди простиралась низина. Там ютились домики с остроконечными крышами. За поселением, и, пожалуй, даже, за небольшим городком, тянулась изумрудная кромка леса.

Откуда-то я знала, что мне туда, вниз… к людям.

…Как ни пыталась вспомнить после, кто я, как оказалась на обочине извилистой горной дороги, - тщетно. Ничего не выходило. Так уж вышло, что первые мои детские воспоминания – это дорожная пыль, рваный солёный ветер, непривычная твёрдость почвы…

И ощущение утраты чего-то важного, чего-то родного... понятного и очень, очень красивого…

- Па-а-аберегись!! - прогремело сверху и возница в несущейся что есть мочи двухколёсной колеснице, сердито щёлкнул кнутом у меня над головой.

Следом мчалось ещё несколько колесниц. Запряжённые белоснежными лошадьми, с возницами в красных мундирах, стоящими на ногах, они подымали столько пыли, что я закашлялась.

- А ну, брысь с дороги, побирушка! – прогудел усатый возница и попытался огреть меня кнутом.

Чудом увернувшись от удара, я шарахнулась назад, и, не удержав равновесия, кувыркнулась через голову. На этом падение не закончилось: кувыркаясь и отбивая бока о кочки, я скатилась в глубокий овраг с едкой зелёной грязью на дне. Бегло осмотрела своё розовое платье и тонкий платок на плечах, недоумевая, почему меня обозвали побирушкой. Хотя там было столько пыли, что вряд ли возница разглядел мой наряд… Впрочем, когда я выбралась из оврага, платье было уже так измято и измазано, а в рукаве и подоле появились прорехи, что теперь меня можно было звать побирушкой, имея на то все основания.

Но уже было некому. Пока я карабкалась наверх, солнце успело скрыться за горизонтом, а пыль улечься. Колесниц больше не было. С моря тянуло солью и свежестью. Я устремилась вниз, к огням селения. Но усталость взяла своё. К тому же, хоть я и понимала, что мне нужно в низину, идти туда совершенно не хотелось. Прямо протестовало что-то внутри! А после встречи с недружелюбными возницами и подавно…

Сойдя с дороги в другую сторону, я сжалась в комочек у корней большого дерева, закуталась в невесомый платок и уснула.

Проснулась в предрассветном сумраке от холода и голода. И сразу сообразила, почему мне надо было в селение: в людских домах тепло, это я откуда-то знала точно, и там была еда. Позже, размышляя на тему, что предшествовало потере памяти, я отметила, что удивления место, с которого начинались мои воспоминания, не вызвало – я знала названия предметов, имена животных и птиц, знала о людях и других расах и вообще прекрасно ориентировалась. Потому сделала вывод, что я из тех мест.  

Но кто оставил семилетнюю девочку на обочине, так и осталось загадкой.

Зябко кутаясь в платок, я продолжила спуск по горной дороге.

До чего же она оказалась длинной! Уж не знаю, как я передвигалась до этого, может, тоже ездила на колесницах, кто знает, но солнце уже стояло в зените, когда к голоду присоединилась жажда, к усталости – измождённость, а я проделала лишь половину пути!

Мимо череды домов с покосившимися крышами я прошла, не задумываясь. Несмотря на голод и жажду, заходить туда не захотелось. И дело не в кособоких домишках, не в скудости какой-то даже... Просто у подножия домиков стелилась тёмная нехорошая позёмка, от которой так и веяло тревогой.  

Навстречу мне шёл краснощёкий мальчик и ел булку.

Большую, румяную, ароматную!

Мальчик держал её толстыми пальцами и лениво откусывал, шевелил малиновыми щеками.

Рот мгновенно наполнился слюной.

Улыбнувшись мальчику, я протянула руку попросила:

- Дай. 

Мальчик моргнул и посмотрел на меня с недоумённой настороженностью.

- Пш-шла… - сказал он, но не очень уверенно.

- Пойду, - согласилась я. – Дай кусочек. Маленький. Я очень голодная.

- Ага, щас, - мальчик яростно вгрызся в булку и неловко дёрнул ногой в мою сторону. Может, пнуть хотел, но для этого он был слишком толстый.

Сглотнув, я приготовилась было двигаться дальше, но собственная неудача разозлила мальчика. Перехватив сдобу в одну руку, кулаком второй он ударил меня в ухо. То есть не совсем ударил, мазнул слегка, потому что тело отреагировало быстрее меня: я поднырнула под рукой своего обидчика, вывернула её же, и, неожиданно для себя самой пнула толстяка под зад. Совсем несильно, но мальчик неловко взмахнул руками и упал, взрыхлив носом колею. Надкусанная сдоба покатилась по пыли.

- А-а-а-а!! – неожиданно тонким голосом заверещал мальчик. – Не бейте, пожалуйста, тётенька! Всё забирайте, только не бейте! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Сказать, что я была обескуражена – это не сказать ничего.

- Так ты же первый начал.

- Я больше не буду-у-у, - прохныкал он.

Неизвестно откуда взявшаяся собака с торчащими из-под шкуры рёбрами схватила причину нашей стычки и с утробным урчанием унеслась куда-то.

Я шагнула к мальчику, протянула руку, чтобы помочь ему встать, но он вдруг отгородился ладонями и запричитал.

- Хочешь, ещё принесу булку? И сала могу, и варенья даже!

- Хочу, - сказала я, подумав. – Но не надо сала. Только хлеба и воды.

- Ага, щас, - со странной для его комплекции резвостью мальчик вскочил на ноги и унёсся в сторону покосившихся домишек.

А вернулся уже не один.

С несколькими взрослыми мужчинами. В руках у одного были вилы, у другого – топор.

- Вон она! – тут же завизжал мальчик. – Она, она меня избила и хлеб отобрала!! Ловите её!

Глава 3

Замок-на-Горе, наши дни

С первой спальней я справилась быстро, во второй же застряла: постельное цвета взбесившегося поросёнка оказалось ещё и крайне неприятным на ощупь: скользкое, чересчур гладкое – так и норовило соскользнуть с кровати на пол… брр… как люди спят на таком издевательстве!

- Мм… неожиданный выбор, - раздался за спиной знакомый голос.

Я вздрогнула.

И с трудом подавила порыв хлопнуть себя по лбу!

Вот что мне не давало покоя всё это время! До того я была в спальне леди и чисто механически застелила то бельё, которое лежало в стопке верхним! Чёрное!

А сейчас заканчивала застилать розовое!

В спальне лорда!

Распрямившись, поспешила присесть в книксене с заученной улыбкой:

- Приятно слышать, что вам нравится подарок леди Ди.

- Это от Дианы? – оторопел лорд и на лице его появилось такое страдальческое выражение, что я прикусила губу, чтобы не прыснуть в голос.

Метнула взгляд в зеркало и недовольно поморщилась, когда увидела, что покраснела. Вот не зря я как чувствую, что с лордом надо ухо держать востро! Личина, под которой я сопровождаю леди Ди, румянца не предполагает в принципе. Потому как с румянцем бледная моль перестаёт таковой быть. Черты лица в зеркале напоминали мои, просто были более размытые, что ли. Губы – тоньше, глаза – уже. Ресницы белёсые, жидкие патлочки – невзрачные, серые. Пройдёте мимо – и взгляд не задержится, в памяти такое лицо не отложится. Встретив в замковом коридоре, разве что передник белый и наколку на волосах кружевную запомните. А горничных в замке целый десяток… Ещё проще было бы стряпуху изображать, у них и одежда непримечательная, но стряпухам входа в хозяйские покои нет, так что горничная - всё же лучший выбор для нашего с леди Ди дела...

- Совершенно верно, - ответила лорду, не оборачиваясь. – От вашей невесты.

- Передайте леди мою благодарность, - сказал лорд таким тоном, за которым я уловила, что стоит мне покинуть комнату, как вслед за мной её покинет и «подарок леди».

- Непременно передам. – и с замиранием сердца уточнила: - Я могу идти?

Вот шерп меня дёрнул спросить!

В третий раз за день лорд оказался так близко от меня! Это ему хорошо: он-то каждый раз видит перед собой разных женщин! А мне его общества, прямо скажем, много на сегодня. Слишком свеж в памяти и на губах тот волшебный поцелуй... И сам лорд, безнадёжно влюблённый в мою хозяйку, слишком, слишком уж хорош собой!

- Тебя зовут Йенни, кажется? – некстати блеснул памятью зеленоглазый.

- Совершенно верно, милорд. Меня зовут Йеннифер.

И снова этот взгляд в самую душу. Настойчивый. Властный. Пристальный. Будто способен разглядеть под личиной мою истинную суть, мою душу.

И дыхание тяжелеет под этим взглядом, и в жар бросает от близости сильного мужского тела… И внутри словно рвутся нити, одна за другой… кажется, ещё немного и я не удержу оборота!

Я сжала зубы, титаническим усилием воли беря себя в руки.

- У вас ко мне поручение, мой лорд?

- Нет… - зеленоглазый нахмурился, дёрнул уголком рта, и взгляд, хвала Вещунье, перестал быть таким ощутимым. - Нет, Йенни. Йеннифер. Благодарю. Ты свободна.

Я не стала больше испытывать судьбу. Даже не присев в книксене напоследок, выскочила из хозяйской спальни, как ошпаренная.

Лишь когда дверь за моей спиной захлопнулась и взгляд, сверлящий лопатки, оборвался, выдохнула.

Поправив кружевную наколку на волосах, поспешила к своей непосредственной нанимательнице.

***

Леди Ди обнаружилась в своих покоях, в просторной, богато убранной, гостиной. Леди Ди готовилась к ужину в обществе своего красавца-жениха. Над последними аккордами причёски леди Ди колдовали сразу две камеристки. Ещё две девушки занимались платьем: из кремовой, щедро расшитой золотом парчи и струящимися каскадом нижних юбками, что проглядывали в разрезы спереди и по бокам. Сама же леди следила за работой девушек в отражении зеркала в тяжёлой кованной раме и время от времени морщила свой хорошенький носик, тем самым давая понять прислуге, что стараться надо лучше.

Хотя куда уж лучше.

Девчонки буквально дышать забывали, обихаживая хозяйку и расправляя несуществующие складки на великолепном кремовом наряде!

И, говоря начистоту, усилия девушек были лишними. Совершенно. Потому что леди Ди являла собой совершенство. Во всех отношениях! Как сказал один почтенный аббат, настоятель монастыря (мужского):

- Удивительно наблюдать подобную красоту на нашей грешной земле, среди обычных смертных! Не иначе, боги, таким образом, напоминают нам, недостойным, о своём величии! Небожительница! Как есть, небожительница!

И не солгал тот аббат ни единым словом!

Диана была ослепительно хороша.  

Безупречная фарфоровая кожа, копна белокурых локонов, блестящих и сверкающих, словно солнечные лучи. Кроме того, леди была счастливой обладательницей больших голубых глаз, маленького аккуратного носа и алых губ бантиком. Несмотря даже на то, что я-то прекрасно знаю обо всех магических притираниях, эликсирах и снадобьях, на которые Диана никогда не скупилась, и то невольно залюбовалась хозяйкой! Не видела её с утра, а такое ощущение, что леди Ди за это время ещё больше похорошела! Впрочем, так было всегда, с того самого раза, как мы встретились впервые, три года назад, как раз недалеко отсюда…

Леди обожали все. Просто не обожать её было невозможно.

Раз взглянешь, залюбуешься и… вмиг забудешь и о склочном характере, и стервозности, и о вспыльчивости.

И не просто забудешь. Простишь. Самым искренним образом причём.

- Йенни? – Диана увидела меня в зеркале и обернулась. Девушка, завивающая золотистый локон длинными щипцами, поспешно отпустила его и обожгла палец. Но даже не подумала как-то показать это, или, не дай Вещунья, поднести пострадавший палец к мочке уха.

Глава 4

за одиннадцать лет до основных событий

Даже самая долгая ночь когда-нибудь заканчивается.

Даже ночь, проведённая в сырой холодной тюрьме с затхлым стоячим воздухом, перемешанным с вонью и миазмами немытых тел и человеческих испражнений.

Но мне та ночь, проведённая в узкой длинной яме, показалась и вовсе бесконечной…

И всё же вот клочок чёрного звёздного неба над головой сменила потянутая предрассветной дымкой серость.

Сжав зубы, я принялась тереть задеревеневшие руки и ноги. Так продрогла в сырой яме, что зубы уже не стучали даже, а клацали, не переставая.

Издалека доносились голоса, разговоры, перекрикивания...

К яме, в которой я сидела, подходить не спешили. Правда вечером сердобольный мужик, что ратовал за то, чтобы выдрать меня, как сидорову козу, да отпустить на все четыре стороны, спустил мне на верёвке сухую краюху в тряпице и бутылёк с пахнущей чем-то кислым водой. Несчастной козе изверга Сидора я от души посочувствовала, чем рассмешила селянина. Но вынуждена была признать, что в жизни не ела ничего вкуснее. Правда, для молодого растущего организма жалкой краюхи оказалось чудовищно мало и потому к утру живот буквально прилип к спине от голода…

Услышав знакомое «побирушка», поняла, что вскоре меня будут судить за то, что напала на сына местного старосты.  

Серый круглый клочок над головой посветлел окончательно, окрасился в небесно-голубой, и я увидела, как высоко-высоко в небесной вышине чертит круги птица. Несмотря на собственное довольно плачевное положение, невольно залюбовалась этим радостным полётом навстречу новому дню!.. В каждом взмахе её крыльев было дикое, давно утраченное людьми первобытное ликование, была свобода, которую на земле оказалось так легко утратить…

Вот бы и мне так!

Расправить крылья и взлететь, оставив на земле обидчиков с их несправедливыми обвинениями и жестоким смехотворным судом! Ввинчиваться в небесный простор всем своим лёгким телом! Скользить по воздушным горкам, купать себя в упругих потоках сонного ветра, ощущать его дивное дыхание каждым пёрышком…

Я не поняла, почему голубой квадрат неба вдруг взмыл над головой ещё выше. Лишь вскрикнула, когда вместо стоп обнаружила трехпалые перепончатые лапки. Но вместо звуков человеческого голоса из горла вырвался испуганный клёкот!

Неловко взмахнув руками, я, к своему ужасу, зависла в воздухе!

…Спустя бесконечную череду взлётов, падений, неловких попыток зацепиться неуклюжими треугольными лапками за выщерблины в краях ямы, над моей бывшей тюрьмой взмыла птица в тёмных пестринках, с пятнами по бокам и полосками на крыльях.

Сперва полёт был рваный, неровный, но вскоре выровнялся. Сделав круг над негостеприимной вёской, я увидела, как из дома эпарха вышли мужики с верёвкой, и, закричав во всё горло, понеслась прочь.

Идти к людям оказалось очень плохой идеей, кто бы мне её ни внушил. Потому возвращаться я не собиралась.

Вокруг было небо – огромное и бездонное, была свобода, был полёт, был попутный ветер, начисто выдувающий из головы ненужные мысли!

Свою первую рыбу я поймала, стоило лишь долететь до вод цвета мокрого камня. Надо сказать, я сама не поняла, что за сила бросила вниз, прямиком на мелькнувшую внизу серебристую молнию и… взмыла я уже с добычей в загнутом клюве!

И тут же была атакована взрослыми чайками, которые тоже охотились и которых я не заметила на подлёте!

Спасаться пришлось быстро, так быстро, что я даже рыбу из клюва выпустила. Правда, голод пересилил здравый смысл, и, сложив крылья, я камнем обрушилась вслед за ней, уходя от атаки. Подхватила рыбину у самой воды, под негодующие птичьи вопли, и, уйдя от погони с наслаждением съела свою первую добычу на залитом первыми лучами солнца скалистом выступе. И тут же полетела за новой рыбиной! После третьей, задремав на волнах под ласковыми солнечными лучами, решила окончательно: не вернусь к людям. Нипочём не вернусь. Птицей быть гораздо лучше.

Не могу сказать – вот это жизнь началась, но… как-то жила.

Я ютилась на скалах, ловила рыбу, рачков и стрекоз, разоряла гнёзда мелких птиц, с наслаждением выклёвывала их яйца. С каждым днём я всё реже вспоминала, что была человеком. Слишком много хлопот оказалось в беззаботной с виду птичьей жизни… Приходилось драться с другими чайками, отстаивая своё право на охоту. Приходилось спасаться от коршунов, соколов, горных котов и лисиц. Вскоре те пару дней в роли семилетней девочки и вскоре стали казаться сном. Я верила, что всегда была чайкой, всегда жила на берегу Серого моря, всегда охотилась в его водах...

Стая, подле которой я ютилась, каждую ночь подходя чуть ближе, - так проще было спасаться от ночных хищников, - понемногу ко мне привыкла. Своей я для птиц не стала, но по крайней мере одна самка была настроена вполне дружелюбно к прибившемуся птенцу. Даже порой делилась добычей.

Была ли я счастлива? Сложно сказать. Птицы редко задумываются о счастье.

И всё же однажды мой с таким трудом освоенный птичий мир разбился вдребезги.

Та самая чайка, что прежде была добра ко мне, однажды взбесилась. Она напала на меня без всякого повода и погнала прочь от стоянки! Я даже не пыталась защититься, лишь жалобно кричала, прикрываясь крыльями, показывая, что я не опасна. Тщетно. Меня гнали прочь так злобно и целенаправленно, что оставаться на одном месте не было никакой возможности.

 Я неслась во всю мощь своих крыльев до самого берега!

Взять выше птица не давала, неумолимо клонила к воде. И даже когда я с размаху обрушилась в воду, птица не остановилась. Продолжала кружить надо мной, клевать, бить лапами и крыльями!

Я задыхалась под водой, ведь всплывать мне не давали.

Вот если бы я была человеком, вмиг бы скрутила взбесившейся птице шею!

Стоило так подумать, как в тот же миг забарахтала руками и ногами вместо лап и крыльев. Воздух цепочками пузырей устремлялся вверх, покидая лёгкие. Талию вдруг обхватили чьи-то прохладные пальцы, вздёргивая меня на поверхность. Глотнув воздуха, я закашлялась и ушла под воду снова.

Глава 5

окрестности Замка-на-Горе, наши дни

- …Оборот – даже после многолетней практики – дело тонкое, муторное да мудрёное. Сил и энергии, девочка, жрёт он немеряно. Но и это не главное. После оборота львиная часть твоих сил уходит на поддержание личины, что приняла. Если жалеть себя не будешь и тренироваться каждый день, придёт час, когда энергия потечёт в нужное русло сама собой, ты даже замечать той личины не будешь. Но если в своих силах не уверена, а обернуться надо – выбирай личину одного с тобой веса, и, желательно роста, - говорил когда-то дядюшка, а я, маленькая, решительно сжимала кулаки, слушая старого ведуна с открытым ртом и готовилась совсем-совсем-ни-капельки не жалеть себя.    

- Сложнее всего оборачиваться зверем, который по массе тебя превосходит: тут оборот удержать трудно, ну да есть хитрости: например, перед оборотом взять недостающий вес в руки. Такой оборот производить сложнее, а поначалу и вовсе кататься по земле и выть от боли будешь, когда предметы сторонние под шкуру, значит, врастать станут. Ну да ничего. Наживное это, девочка… Тут главное не отлынивать от тренировок и упорно шагать к поставленной цели. Мать-Вещунья, она, знаешь, настойчивых любит… На далёкой родине моей говорят, что судьба норовистой кобылице подобна: слабого, неуверенного всадника сбросит, не пожалеет, а вот сильному и упорному покорится. Ты уж сама решай, слабая ты чи сильная…

- Самое же опасное для юного чародея – обернуться сразу во что-то мелкое. Как ты, дурёха… сразу в чайку. Сил на поддержание такой личины почти не требуется, возвращаться же в свою истинную суть как правило, и не хочется вовсе. Не встречал я прежде таких, как ты, девочка, но даже те, кто лишь сознанием сливаться с птицей ли, зверем, могут, знают: пьянит такое слияние почище гномьей браги. А потому легко можно забыть, что ты человек, а не птица вовсе. Я ведь когда тебя чайкой приметил, думал, как и я, ведьма какая птицу ведёт... А когда присмотрелся, что да как, волосья дыбом стали! Гляжу, не птенец это, а человек, как есть человек! Даром, что многоликий… Ну, думаю, не покажу девчонке дурной кузькину мать прямо сейчас, не вернуться ей из чайки в человека обратно…

…Стоило шагнуть под сень подпирающих небесный свод деревьев, жадно втянуть ноздрями родной запах хвои да прелой листвы, утонуть стопами в мягком ковре мха, как голос дядюшки, казалось, перестал быть воспоминанием, ожил… и слышался теперь, как в детстве, прямо со всех сторон, родной, как дыхание этого леса!

Губы сами собой растянулись в нежной улыбке.

Когда дядя взялся за моё обучение, не щадил совершенно, заставляя держать самые сложные личины часами. Поначалу тряслась и плакала от боли, а потом ничего, привыкла. Так же как раз в сутки неизменно давать себе отдых от оборота.

Вот и сейчас, прежде чем обернуться и припустить по знакомым с детства тропам, я с наслаждением избавилась от надоевшей личины горничной. Ботинки скинула, чулки стянула и затолкала в заплечный мешок. Пошла, с наслаждением ступая босыми ногами по мшистому ковру.

Заприметив ручей, опустилась на колени, стянула с плеч лямки. Зачерпнув в ладони студёную воду, принялась с наслаждением пить маленькими глотками. Водица родной земли – живая. А мой дом – там, где обожаемый дядюшка с Ивасиком и Солью…

Напившись, умылась, пригладила волосы, выбившиеся из косы.

Зрение у меня острое, куда острее, чем у обычных людей, потому и в сумерках отчётливо различила в гладкой чёрной поверхности своё отражение.

Обыкновенное, к слову, отражение. До той же Дианы мне далеко…

Коса у меня каштановая, самая обычная для наших краёв. Разве что густая, пальцами одной руки не обхватишь. Когда оборачиваюсь в горничную леди Ди, намеренно её укорачиваю и делаю жиже. Глаза – зелёные, нос прямой, рот большеват, пожалуй, да губы чересчур яркие и пухлые…

- Эх, девка, - вздыхал дядюшка, когда я, по его словам, «заневестилась». – Ты когда к людям выходишь, всё ж таки напускай личину-то. Приглушай свои природные краски, больно уж щедро тебя Матушка-Природа одарила. Не ровен час заприметит, кто ненужно.

«Кто ненужно» - это дядюшка на заезжих дворянчиков намекал, что в наши места поохотиться заезжали, да на старостиных сыновей из ближайшей вёски. Как говорится, сызмальства не заладилось у меня со старостиными сыновьями… Тех, что из Горшков, даже учить приходилось уму-разуму, когда руки распускать пытались. Обернувшись ланкой или косулей, водила бугаев по лесу, тропы путала, водяниц да кикимор науськивала... Самые рьяные «ухажёры» после седмицы в лесу шёлковыми становились и вслед дочке старого ведуна смотреть боялись.

Но дядюшку я слушалась, «краски» приглушала, румянец со щёк изгоняла безжалостно, цвет глаз на болотный, лягушачий меняла, губы более тонкими делала. Как сказала бы леди Ди, «приличными».

Леди, кстати, в последствии, «краски» мои тоже жить мешали – в первый же день найма расшипелась кошкой, чтоб «больше глаза её эдакого непотребства не видели».  

Я не спорила – куда мне до утончённой, воздушной и возвышенной во всех отношениях Дианы? Кто я рядом с ней? Лесная дикарка, варварка… Вот только щурилась на меня Диана так, словно завидовала или ревновала. А этого уж точно не могло быть. Потому как не может такая, как она, такой, как я завидовать.

Ну никак не может!

…Плеснув в лицо последний раз, я вновь надела заплечный рюкзак с гостинцами для детворы. Тяжёлый, увесистый. Специально набрала побольше для лёгкого оборота. Путь же от Драконьего Гнезда до родного дома решила проделать медведицей. Бегают они быстро, даром, что косолапые…

В тот момент, когда руки и ноги сменились когтистыми звериными лапами, а заплечный мешок с гостинцами скрылся под толстой шкурой, краски сумеречного леса сразу померкли, зрение у медведей не шибко острое, а вот запахи и звуки, наоборот, усилились.

Хорошо бежать зверем по лесу! Каждый шаг таким диким, таким первобытным восторгом во всём теле отдаётся, такой безбашенной радостью, что пьянит и правда шибче любого дурмана. След молодой косули чуть было голодную медведицу за собой не увёл: в последний миг спохватилась да удержала. Сама, дура, виновата: забыла днём поесть. А ведь зверю куда сложнее голод сдерживать. Зверь – он же инстинктами живёт и непонятно ему, что есть дела поважнее. В другой раз, оно, конечно, поохочусь. Сейчас же каждая минута на счету…

Глава 6

Чудно̀, обычно дети, особенно в таком нежном возрасте, быстро отвыкают от взрослых, забывают даже, дичатся после долгой разлуки… Соль же вцепилась в меня руками и ногами, будто маленькая рыжая обезьянка и хохотала от счастья, пока я целовала и щекотала её. Кудрявая, встрёпанная, так выросла за два круга! Из взъерошенного рыжего воробья превратилась в настоящую куклу с витрины, если б не одно «но»…

- Ты где зубы растеряла, мелкая? – нежно целуя Сольвейг в нос, поинтересовалась я.

Непонятно как ей это удалось, но Соль умудрилась лишиться сразу всех верхних зубов и оттого улыбка у девочки была озорная и щербатая.

- Фея унефла! – серьёзно пропищала в ответ девочка. – А мне взамен целый кулёк леденцов и пряников мятных под подушку полофила, представляефь?

Я представляла. Покосилась на дядюшку, глаза старого ведуна блестели при взгляде на мелкую. И вот знаю, как с малыми трудно, но сколько же счастья от них!

- Йенни! – наше тормошенье прорезал хриплый со сна голос Ивасика.

Мальчик, взлохмаченный, как и мелкая, выполз на крыльцо и широко мне улыбнулся. А затем подмигнул, и, ухватившись за перила, подтянулся на руках и… поднялся на ноги, улыбаясь ещё шире, довольный произведённым эффектом!

Несмело так… и ножки у Ивасика худенькие, дрожат, но… он стоял на них! Сам!! Держался при этом за перила, но стоял!!!

В мгновение ока оказалась у деревянного крыльца и замерла, как громом поражённая.

Потому что Ивасик на этом не остановился.

Он спускался!

Ко мне… навстречу!

Медленно!

Кривился от боли!

Но спускался!

Сам!

По лестнице...

- Стало быть, помогло снадобье? – обернувшись на дядюшку, глухим от волнения голосом пролепетала я.

- Ещё б не помогло, - проворчал ведун и нахмурился. – Эх, ты, Рёва-корёва. Ну кто ж от таких новостей слёзы-то льёт, а? Егоза?

- Йенни у нас чувствительная, - превозмогая собственную боль, улыбнулся мальчик и я вдруг поняла, как он повзрослел за эти два круга, что меня не было. Вытянулся сильно и всё такой же худющий, а вот взгляд повзрослел. И улыбка такая, больше созидательная какая-то стала…

Проведя рукой по своей мокрой щеке, виновато улыбнулась. С замиранием сердца обняла мальчика, который, оставаясь на нижней ступеньке, был со мной почти одного роста.

- Ты – борец, Ингвальд, - прошептала я. – Настоящий герой!

- Это ты – героиня, Йенни, - коротко засмеялся Ивасик. – На снадобья, что меня на ноги поставили, все деньги ушли, что ты оставила.

Ну точно говорю, повзрослел.

- Я ещё принесла, - прошептала растерянно.

- Подаркоф?! – завопила Соль, которой, конечно, было невдомёк, отчего свалившаяся как снег на голову старшая сестра льёт слёзы, видя, как брат встаёт на ноги. – А калафей? А конфет? А фоколадок???

- И калафей, и конфет, и фоколадок, - со смехом передразнила мелкую.

- Ну началось, - проворчал ведун. – Баловство вернулось. А ну, все в дом! Нечего медведѐй развлекать.

Соль тут же принялась подпрыгивать, вглядываясь с любопытством в лесную чащу, «ведмефѐй» высматривать.

Впрочем, сразу пойти в дом и не удалось.

Потому что надо было поздороваться ещё со старым псом Дуником, двухвостой и четырёхухой рысью Котей, от которой ещё слепым котёнком отказалась мамаша-рысь и потому Котя была вскормлена вашей покорной слугой собственноручно, почтовой совой Пыжем и Анелкой – маленькой, чуть выше колена, козочкой, злой и ну очень вредной, дающей фору по этой самой вредности всей остальной лесной живности. Впрочем, злая Анелка с чужими исключительно. С нами, с теми, кого козочка искренне считает своим стадом, она само терпение и очарование.

Ну семеро-по-лавкам, иначе не скажешь!

Дядюшка ворчал, когда раздавала гостинцы «младшим детям», то бишь, зверятам. Кому по сахарной косточке, что прихватила с замковой кухни, кому спелую ароматную грушу, а кому копчёную колбаску.

Затем мы, наконец, прошли в дом, гостеприимно скрипнувший половицами и принялись потрошить заплечный мешок с мелкими. Калачи, пряники, леденцы и шоколадные конфеты тут же перекочевали в полное и безраздельное владение Соль, которая принялась «делить на всех» с самым серьёзным и ответственным видом. Делила девочка и правда честно, зная прекрасно, что львиная доля из кучек «для дядюшки» и «для Ивасика» вернётся в её липкие ладошки, правда, не сразу, как только она мужественно расправится с собственной, а постепенно.

Что ещё и лучше.

Глава 7

Отвлеклась Сольвейг лишь, чтобы расцеловать меня за куклу в кружевном чепце и нарядном платьице, «как у леди»! И ещё больше, чем кукле, которую тут же нарекла Ранеткой, Соль обрадовалась складной розовой колясочке. Старый ведун только посмеивался, глядя, как счастлива малышка и привычно ворчал, что я вернулась, чтобы вконец избаловать детей.

Ивасик на правах старшего терпеливо ждал, когда закончатся гостинцы для Соли, и, нет-нет да и поглядывал ревниво, не опустел ли мешок. Нет, если б названному братишке не досталось ничего, кроме конфет, он и не подумал бы обижаться – взрослый не по годам, мой светлый Ивасик, к сожалению, уже знает цену деньгам и понимает, что главное сейчас – добыть средства на его лечение. И потому, когда в руках мальчика оказалась модель парусника в бутылке, парусника со светящимися в темноте парусами, у Ивасика задрожали губы. Дальние путешествия и мореплавание – давняя мечта мальчика и я верю, что однажды он её осуществит. А пока парусник будет служить мелким ночником и своего рода путеводной звездой для братишки.

Когда следом за парусником из мешка появился секстант – прибор для измерения высоты солнца и других небесных светил и прокладывания пути по звёздам, Ивасик завопил похлеще Соль, а увидев скромный морской бинокль, утратил на какое-то время дар речи.

Взъерошив ещё больше вихры на детских головёнках, я выудила из рюкзака мешочек с ракушками и плоскими разноцветными камушками, собранными лично мной на самом красивом побережье Серого моря. Тут уж дети завопили на два голоса.

Дядюшка только головой покачал, с любопытством разглядывая потолок в бинокль.

- Теперь твой черёд, дядюшка, - хитро улыбнулась старому ведуну и тот поморщился с деланой досадой.

- Ишь, чего удумала, егоза…

- Вот…

Прекрасно зная дядюшку, я этим самым знанием воспользовалась, чтобы припасти для старого ведуна то, от чего он просто не сможет отказаться.

Травы, грибы и коренья, которых у нас не собрать. Три склянки с драгоценным жиром змеелукхи, - одна капля стократ усилит свойства любого согревающего бальзама. Да и вообще жир этот на вес золота, дядюшка точно найдёт, куда применить… Крохотный флакончик со слезой единорога. Горсть разноцветных кристаллов из Самоцветных гор, чуть ушла тогда от здоровенных, с корову, грифонов с железными клювами, обитающих в тех же скалах, несколько драгоценных орехов выри…

И самое главное – мешочек с сугримами!

Пять золотых, пятнадцать серебряных и горсть медных грошиков – всё, что насобирала за два круга, откладывая жалованье горничной.  

Окончательный расчёт Диана произведёт со мной, когда обнаружу последнее искомое.

Ведун потрепал меня по щеке.

- Себе, чай, не оставила ничего, егоза?

- Как это, не оставила, дядюшка? – притворно расширила я глаза. – Да и я в замке на всём готовом, как сыр в масле. Хозяйка меня и кормит, и одевает. На что мне тратить-то…

- Ври, да не завирайся, как сыр в масле, как же, - проворчал дядюшка. – То-то от тебя одни глаза остались…

Ивасик бросил в нашу сторону взгляд и старый ведун замолчал, качая головой. Братишка – самый светлый ребёнок в мире, без преувеличения. Огорчать его не хочется.

- Это ж за какие услуги леди такие деньжищи платит, - высыпав сугримы и грошики на стол, нахмурился дядюшка.

- Это моё жалованье горничной, - поспешила я заверить ведуна и добавила тихо: - Она больше даст, дядя. Много больше. Как только работу закончу. Ивасик не ходить будет, бегать. И твоё здоровье поправим, не спорь. И Соль… Ах, кстати! Ещё ж сукно на платье ребятишкам, у нас такого не купишь, этому сносу нет. Я сегодня намечу, в следующий раз сошью…

- Ты мне зубы не заговаривай, - строго сказал старый ведун, сгибаясь над столом, чтобы дети не услышали. - Не нравится мне это, девочка. Худое хозяйка твоя задумала. Я когда ещё говорил, и от слов своих не отказываюсь. Да ты ж упрямая, хуже нашей Анелки, хоть кол на голове теши…

Я вздохнула.

В принципе, я удивилась бы, задумай Диана что хорошее… И всё же я, не задумываясь, пошла на сделку с совестью. Кто осудит – пусть сперва послушает месяц-другой-третий жалобное завывание братика, у которого так болезненно срастаются кости, пусть заглянет в голодные глаза сестрёнки, которая бережно хранит фантик от самой первой в жизни конфеты, пусть увидит, как чахнет на глазах самый добрый и благородный в мире служитель Вещуньи, потому что истратил на других столько жизненных сил, что на себя ничегошеньки не осталось…

Если не я – кто о них позаботится?!

Кто поможет?..

Дядюшка и сейчас, даже несмотря на собственное состояние, продолжает творить добро: лечить зверьё и деревенских детишек, а сколько всего чудесного ещё сделает старый ведун, когда силы к нему вернутся?

И я буду не я, если не добьюсь этого!

- Она говорит, что от меня нужна только помощь с поиском сокровища, - тихо сказала я. – Ведь этот замок прежде Джёхеринам принадлежал, и клад в стенах её предки оставили… Я видела обрывок карты, она не врёт. То есть врёт, конечно, но не в этом: карта был писана кровью Джёхеринов. Диана заплатит в десять раз больше, когда найду, а компоненты для лекарства стоят так дорого, сам знаешь…

- Цыц, - перебил меня дядюшка, и, убедившись, что мелкие заняты вознёй и подарками, сообщил: - Свартов этот замок изначально был, девочка. Джёхерины твои в нём всего три поколения прожили. Да и упустили своё счастье, Драконье Гнездо старый граф, дед Дианы, в кости проиграл. Так что легко пришло – ещё легче ушло, замок же его деду в награду от Рагнара Безумного достался… Так что прежде, чем помогать дамочке искомое обнаружить, советую самой разузнать хорошенько, что за врата такие.

Я вздохнула. О том, как потомки Чёрных Королей утратили Драконье гнездо, ныне именуемое Замком-на-Горе, после дворцового переворота, я знала. Как и о том, что лорд Сварт, прибывший издалека, выкупил замок, доведённый до плачевного состояния, заплатив цену чуть не вдесятеро больше. И за считанные годы привёл разорившееся графство Эссекс в порядок, после чего посватался к главной красавице Девяти Королевств: леди Диане Джёхерин… Впрочем, последнее никого не удивило. Удивительно было скорее, как ему удалось разорившееся имение так скоро на ноги поставить: ведь ехали же по «драконьим землям» - ничего общего с разрухой и запустением, что я с детства помню. Деревеньки ухоженные, дома сплошь новые или подновлённые добротно, селяне в чистом, у женщин – платки на головах, у девушек в волосах ленты цветные… И ещё удивительнее – что сама Диана на предложение зеленоглазого Эйнара Сварта согласием ответила, почти и не кочевряжилась, кстати, всего шесть раз лорд дары присылал... Впрочем, лично для меня ничего удивительного в согласии леди Ди не было. И дело вовсе не в том, что дамочка, как её старый ведун зовёт, сокровище, спрятанное в стенах Замка-на-Горе ищет…

Глава 8

Больше болезненной темы мы не касались. Соль, наконец, закончила сортировать «фладости» и причапала к нам за стол, делиться. Пришёл и Ивасик, буквально. Передвижение его заняло куда больше времени, чем у мелкой сластёны, но зато грубо выструганные костыли, что стоят у кровати, мальчик мужественно проигнорировал и глядя в лучащиеся счастьем глаза братишки я в очередной раз убедилась, что всё делаю правильно.

И хоть время близилось к полуночи, спать малых никто не гнал, всё равно бесполезно. И у нас получился самый настоящий семейный вечер, как когда-то. Уютный очень и душевный. С ягодным взваром и сухариками из ароматного хлеба. Мелкие, понятно, предпочтения сладостям отдавали, даже Ивасик, который вообще-то к «фоколадкам» равнодушен. Я же с наслаждением грызла сухарики, даже в взвар макать их было жалко: хлеб, испечённый дядюшкой, всегда был на вкус, как его объятия. Мелкие, не выпуская из рук ни куклу с коляской, ни секстант с биноклем, захлёбываясь, делились нехитрыми новостями, о том, как у Ростика коза – та самая, лопоухая! – окотилась, и вот бы нам козлёночка с такими ушками, и что Елдыгир сыну ажно целую колесницу подарил, и в лесу опять золотую ланку видели, а у Пыжа маховые перья линяют…

Естественно, вся домашняя да дворовая живность к нам присоединилась: скреблись в двери, пока не пустили. В домике сразу стало тесно, но зато очень весело. Даже линяющий Пыж предпочёл ночной охоте наше общество и теперь, подрёмывая, чистил перья, сидя на подоконнике.

Когда дети, наконец, улеглись, стрелка на часах уже к трём подбиралась. Прислуга в замке встаёт рано, а значит, нельзя терять ни минуты. Что успею, тем подсоблю дядюшке. И обновы ребятишкам наметать ещё надо…

- Ты, может, тоже прилёг бы? – неуверенно спросила у ведуна, когда он следом за мной из дома вышел.

- Ты меня поучи, что делать, - проворчал дядя в ответ. - Ишь, пигалица…

И добавил уже с усмешкой:

- Бессонница у меня, девочка. Так что подсоблю уж, чем смогу.

Забравшись на крышу, я, как могла, подлатала прорехи. Знаю, на деньги, что принесла, не только крышу починить можно – терем новый отгрохать, но дядюшка, конечно, компонентов лекарственных для Ивасика накупит. И, как ни печально это осознавать, денег на то, чтобы поставить мальчика на ноги, всё равно не хватит. А ведь ещё Соль блокираторы подновить надо… А насчёт того, чтоб дядюшке себе зелья приготовить он и слушать не станет. Сначала дети, потом уж сам. И сколько ни тверди ему, что мелким он здоровым нужен, бесполезно. Отчихвостит, чтоб нос свой не совала, куда не просят…

- Кто же столько дров запасти помог? – обновив защиту вокруг дома, спросила я дядюшку. – Неужто деревенские.

- А как же, - хитро прищурился ведун. – Есть тут один рыжий да назойливый, всё ходит, выспрашивает, когда старшенькая моя вернётся…

Щёки мои зарделись против воли.

Дядюшка, понятно, на Олафа намекал, приёмного сына кузнеца. Олаф ещё мальчишкой с меня глаз не сводил, когда в Горшки по поручению ведуна бегала. Даром, что под «серой» личиной…

Один раз даже с «заезжими дворянчиками», как сам их презрительно обозвал, из-за меня сцепился. Те «дочку колдуна» решили своим вниманием осчастливить. Впятером… Я бы тогда сама справилась, а потом ещё б и «поучила» в лесу всю честну̀ю братию, как умею: они на охоту в наши края прибыли, вот и продлилась бы та охота на седмицу-другую-третью дольше запланированного, но уж больно красиво их тогда Олаф отделал, я даже от себя ничего «добавлять» не стала. Так, пара заговоров на мужскую несостоятельность, но разве ж это наказание? Уверена, мне столько девушек сказали бы спасибо, если б узнали. Да и сами «дворянчики» благодарить должны, что избавила от нездорового желания женщин бесчестить… В общем, залечила напоследок пару сломанных рёбер и носов, да предупредила шёпотом, что не дай Вещунья кузнеца сыну мстить будут, кости не только снова разойдутся, но и загниют. И ни один лекарь тогда не поможет.

Мне тогда тринадцать было, Олафу – восемнадцать. Тогда он и сказал, что будет ждать, пока в возраст войду, и дядюшке богатый выкуп заплатит, чтобы в дом свой хозяйкой меня ввести. Я посмеялась, конечно.

Но, чего уж там, приятно было. Дурёхе тринадцатилетней.

Олаф уже тогда был всех в Горшках выше и в плечах шире. Пригожий такой и… он был добрым… А ещё рукастым и молчаливым. Селянки по нему окрестными вёсками сохли. Да и мне, девчонке совсем, Олаф предметом мечтаний казался. Я даже представляла потихоньку, как он к дядюшке приходит, руки моей просить, а я тем временем ленты красные в косу вплетаю… Не то, чтобы я всерьёз тогда за Олафа собралась, но из всех деревенских он самым достойным был…

А я ведь, когда два круга назад уходила, даже не попрощалась с ним. Да и вспоминала от силы… ну разок так точно…

- Надо будет спасибо сказать, - тихо сказала я. – Когда в следующий раз приду…

- Скажи, скажи, - коротко хохотнул дядюшка. – Может, всю дурь из тебя вышибет и в облаках витать перестанешь, о невозможном мечтать…

Я как стояла, так и замерла с открытым ртом. Что я для дядюшки – открытая книга, и он меня лучше меня самой знает, то не новость совсем, с детства так было.

- Ты о чём, дядюшка…

- Ты мне дурочку из себя не строй. А то не вижу, можно подумать, что влюбилась по уши. Что, скажешь, в конюха чи в егеря? Не надо мне только голову дурить. На мужа дамочки, значит, губы раскатала.

Я хотела возразить, что не на мужа, а на жениха, но решила, что хрен редьки не слаще и потому промолчала, закусив губу.

Поработать над обновками для мелких так и не вышло. Времени не хватило. Меня дядюшка к речке Дымке проводил и там я, обернувшись речной выдрой, ихшана наловила полный кузовок. Хотела до дому помочь донести, да дядюшка не позволил, отправил обратно, в замок.

- Беги, егоза. Не зли дамочку. Лучше ещё другой раз придёшь.

Порывисто обняла старого ведуна. Он сдержанно похлопал меня по спине.

Глава 9

Поспешно поднялась на вмиг подкосившихся ногах, оправила передник. Заправила за ухо выбившуюся прядь, убедившись предварительно в её бесцветности. Вдохнула поглубже и лишь после этого обернулась к хозяину замка и злополучных роз.

Лорд Сварт стоял, скрестив на груди руки, и наблюдал за мной с интересом.

- Вот так, сажаешь их, - продолжал он, явно не нуждаясь в моём ответе. – Ухаживаешь, как за детьми, а потом появляется наглый воришка и зарится на их красоту.

Я часто заморгала.

Умеет лорд удивлять, ничего не скажешь.

По дороге в Драконье Гнездо он и охотился наравне со своими людьми, и с разбойниками сражался, и речную хидру один на один одолел. А теперь выясняется, что он и розы выращивает. Может, он ещё и пироги печёт?

Повезло Диане, ничего не скажешь…

Зеленоглазый, конечно, прекрасно видел в моих руках пучок розетки, да и понимала я, что шутит он, но… разозлилась. Внезапно.

Без повода совершенно.

Потому и ответила несколько резковато:

- Не зарилась я на ваши розы. Розетку собирала.

- Совсем-совсем не зарились? – усмехнулся зеленоглазый. – Чтобы девушке не приглянулся сорт magikasas qeens? Ни за что не поверю.

- Воля ваша, милорд, - ещё суше сказала я, невольно покосившись на пышные розовые кусты. Как назло, бутоны крупные, глубокого пурпурного цвета, с алым и жёлтым бархатным ободком… да эти розы были самим совершенством, чтоб меня шерпы съели! – Только мне больше по вкусу полевые цветы.

- Вот как?

Сцепила зубы. Будь на моём месте леди Ди, зеленоглазый шутить не стал бы. Непременно б уже с поцелуями полез.

Я кивнула, пожала плечами.   

- Может, их красота не такая броская, незаметная даже… Но такая настоящая, что сердце от нежности сжимается.

Выпалила и поспешно варежку захлопнула. Ну вот куда меня понесло, а? Сердце сжимается... Вот зачем зеленоглазому эта важная и столь необходимая информация?!

Думала, засмеётся. Не засмеялся.

Но от этого ещё только хуже!

- Впервые встречаю женщину, которая предпочитает розам сорняки. Ну что ж, вызов принят. Хотите осмотреть мою оранжерею? magika qeens – не единственный сорт роз, которые здесь обитают.

И вот смотрю на него, чуть ли не как в Марыськтиной личине, с открытым ртом. Глазами блымаю. Он псих? На часах пять утра, замок только-только пробуждается, природа ещё сонно зевает, а он горничную своей невесты на прогулку по оранжерее зовёт?! Зачем?

- И в мыслях не было бросать вам вызов, милорд, - присела я в книксене. – Благодарю за любезность, но, если вы позволите, займусь всё же своими прямыми обязанностями.

И я уже развернулась к выходу, как…

- А если не позволю? – и тон такой, с улыбкой, аж скулы от злости сводит.

Оглянулась недоумённо.

- Я не шучу, - пожал плечами злыдень зеленоглазый. – Кому, кому, как не вам знать о вкусах своей хозяйки. Собственно, я спустился, чтобы нарезать цветов для утреннего букета…

Кулаки я сжала так, что от впившихся в ладони ногтей чуть не взвыла!

Вот оно что!

Ну конечно, зачем лорду спускаться в такую рань в оранжерею, если не для того, чтоб порадовать любимую букетом!

Ещё и собственноручно выращенных роз!

А-а-а!! Как же это злит!!!

- Прошу оказать любезность и составить мне компанию, - махнул рукой в приглашающем жесте лорд Сварт и уже нормальным тоном добавил: – Помогите составить букет, который понравится миледи.

И локоть подставил!

Как будто я в самом деле позволю себе взять его под руку!

Нет, ну не гад ли!

Глава 10

И тем более гад, что не соврал ни разу: в замковой оранжерее, по которой меня битый час водили, чего только не было!

Гиацинты, гортензии, каллы, эустомы, лилии и пионы… Но больше всего было роз. Большие и маленькие, с крупными, с кулак, бутонами и крошечными, с ноготок лепестками, - такими нежными, такими прозрачными…

Соль здесь понравилось бы… Если у девочки есть ещё слабость помимо сладкого, то это цветы. Часами она может возиться с засушенными веточками, перебирать, сортировать… Дядюшка ворчал, что лучше б «полезные учила, а не красивые»… Но… ворчал-ворчал, а принёс девочке книжку «Как разговаривать на языке цветов». С тех пор с Соль сладу не стало, принялась вплетать травки в волосы и требовать, чтобы мы угадывали, что она этим хочет сказать…

…Зеленоглазого мой выбор удивил, и это мягко сказано. Признаться, я увлеклась. Немного. Но ведь сам сказал – то, что понравится леди Ди.

А я точно знаю, что никакие ей цветы не понравятся. Равнодушна Диана к ним. Но букет из чёрных, как вороново крыло роз, с красными капельками невероятно редкой алой гипсофилы, придётся если не по душе, то, по крайней мере, ко двору.

При взгляде на довольно мрачный и даже готичный букет, составленный мной, брови зеленоглазого лорда поползли вверх. Вспомнил, должно быть, как я давеча постельное цвета влюблённого порося ему стелила «от Дианы в подарок» и, должно быть, задумался, что чегой-то о своей невесте не знает.

Может, ему в следующий раз её кружевную сорочку преподнесть?

Впрочем, зелёные глазищи ещё больше азартом вспыхнули! Тьфу!

- А это вам, - лорд протянул мне пион. Нежно-розовый. С круглой головкой и нежными лепестками. – Не полевой, конечно, ну да что есть.

Сердце пропустило удар.

Ну вот как он умудряется попадать в самое… самое…

Слов нет, как я обожаю пионы! Про-о-осто…

Застыла в замешательстве, когда наши пальцы соприкоснулись. На миг всего. Словно показалось. Поспешно отдёрнула руку, закусила губу, понимая, что выдаю себя с головой!

Да что ж такое, Йенни! Держи себя в руках!

- Йеннифер… - проговорил вдруг лорд задумчиво. – Редкое имя. Мы с вами не встречались прежде… Йеннифер?

- Может, во снах? – вымученно улыбнулась я и пояснила в ответ на приподнятую соболью бровь: - Здесь, на Севере, верят, что, когда тело отдыхает, любопытный дух путешествует.

- Вот оно что, - кивнул лорд, поджимая чётко очерченные губы и непонятно было, всерьёз он или нет. – Во снах, значит… А вы рано встаёте, Йеннифер, - добавил вдруг ни к селу ни к городу.

- Поздно ложусь, если быть точнее, - тихо буркнула я.

И больше меня, хвала Вещунье, не задерживали.

Облегчение, когда покидала оранжерею быстрым шагом, сжимая в руке стебель пиона, знатно подпортило чувство досады: спустя час блуждания с зеленоглазым по оранжерее шансы встретить старшую злыдню, сиречь Ани, горничную, у меня ещё выше!

***

Объясняться со старшей горничной по поводу моего вероломного отлынивания от работы в прачечной желания не было совершенно. А потому, дабы разминуться с ней, я обошла вход в оранжерею с другой стороны, миновала домик садовника…  

И чуть не споткнулась о лежащую на тропинке женщину!

Сердце оборвалось: Марыська!

Неужто не помогла ей?

Но нет… Эта была совсем другая служанка, причём почтенного возраста, лет шестьдесят, не меньше…

Ну ни в какие ворота!

Сонное царство какое-то, а не замок!

- Эй, - осторожно потрясла за плечо спящую женщину и та, открыв глаза, сонно заморгала.

- Я что – заснула? – спросила она хриплым со сна голосом и закашлялась.

- Похоже на то.

- Как же всё затекло, - пожаловалась женщина. - И кости ломит…

- Так простудились, на сырой земле-то… Я вам отвар от лихорадки заварю и принесу…

- Глупости, - прокряхтела женщина. – Я из Белой Стужьей, всё детство босиком по снегу пробегала и не простужалась никогда... До сих пор в обуви неудобно.  

Хотела возразить, сказать, что всё когда-то случается в первый раз, тем более не девочка ж уже… но не стала. Вот что насторожило: женщину эту я не видела раньше, могла б об заклад побиться! И тем страннее – глаза у женщины были знакомые.

Недовольно поморщившись, служанка поднялась и, забыв попрощаться, направилась к замку.

Я пожала плечами и поплелась следом.

Леди Ди у нас поздняя пташка, до полудня на перинах пронежится, так что может, разнообразия ради, мне повезёт, и хозяйка не вспомнит о своей «такой незаменимой Йенни», и мне даже подремать пару часов удастся…

Глава 11

за одиннадцать лет до основных событий

Жизнь в рыбацкой деревушке текла своим чередом. Не сказать, чтобы жизнь эта была чересчур тяжёлой, но и сильно радостной её не назвать.

Нет, радости в жизни этой, бесспорно, случались.

…Выбежать из дому перед рассветом, вдохнуть полную грудь солёной свежести, вглядеться, всё ещё сонно хлопая ресницами в предрассветную дымку… прислушаться к звенящей, наполненной ожиданием нового дня, тишине… ощутить полёт целого мира сквозь небесный голубой эфир…

…Улыбнуться раннему солнышку, попытаться задержать своими детскими пальчиками его ласковый луч на своей щеке… Нежный, сладкий, как мамин поцелуй… И хоть мамы у меня никогда не было, я точно знала, что, если бы она была, целовала бы именно так. Тепло и нежно, как солнышко…  

…Вонзить зубы в сочное яблоко, захлебнуться кислым брызжущим соком, хрустеть с наслаждением сочной мякотью…

…Со счастливым улюлюканьем нестись со всех ног, прыгать с валуна на валун, скакать, что та горная коза, карабкаться на неприступную с виду скалу... И, покорив вершину, стоять, раскинув руки в стороны, подставляя лицо и грудь солнцу и ветру, взирать на безбрежные серые воды. И, конечно, кричать в ответ на призывные завывания! Орать во всю мощь лёгких, исчезать, растворяться в звуках своего голоса… А после потонуть в невероятной, звенящей тишине…

…Другое дело, что времени на такие вот простые и мимолётные радости катастрофически не хватало. Всегда. Жизнь у рыбаков тяжёлая, суровая, чаще всего я просто с ног валилась после работы по дому и во дворе. Что там говорить – я даже дружного рёва младенцев и переругивания Аньшаны со старшими детьми и мужем-рыбаком вскоре уже не слышала!

Чайка – та самая – от меня отстала.

Но вот ведь диво.

Чайка не появлялась, но за мной продолжали наблюдать!

В самые разные моменты ловила на себе по-человечески осмысленный взгляд курицы, вороны, соседской облезлой псины, нахохленного воробья, который терял внезапно интерес к рассыпанному по выметенной дорожке пшену…

Словом, зверьё было разное, а взгляд один.

Пристальный. Наблюдающий. Обещающий что-то как будто…

Вот только… что?

А потом у нашей калитки появился он.

Он.

Дядюшка…  

…Росту странник был невысокого, сухощавый, с худым, загорелым и испещрённым морщинами лицом и убранными в низкий хвост волосами с проседью. Одет был в портки и рубаху на выпуск, подпоясанную вышитым диковинными узорами поясом. Разглядеть, что за узоры было проблематично – вся одежда странника, включая заплечный мешок, была покрыта толстым слоем пыли, что значит, шёл мужчина издалека.

- Я за девочкой, - сказал он хозяевам сразу после приветствия. Голос у него оказался хоть и глуховатый, но приятный. – За Йеннифер. Дядя я ей. Как прослышал, что нашлась, да добрые люди приютили, сразу в путь отправился.

На меня обернулись недоумённо.

- Это твой дядя, Йенни? – спросила Аньшана.

- Ты же говорила, ничего не помнишь, - протянул Викрек, её муж.

Я посмотрела на них, на странника… а затем подошла к мужчине и взяла его за руку.

- Я его помню, - сказала просто. – Это мой дядя.

Конечно, я слукавила. Но не во всём.

Конечно, самого странника я не узнала и узнать не могла, более того, уверенна была, что вижу мужчину впервые, но…

Я узнала взгляд.

Тот самый.

Пристальный. Наблюдающий. Обещающий что-то, чего в рыбацкой деревушке мне нипочём не получить...

А ещё я как-то сразу поняла, что мне не будет с ним плохо. Наоборот. Несмотря на суровый, диковатый даже вид, этот странный человек никогда меня не обидит. Ни меня, ни кого другого…

Конечно, семья старого рыбака не возражала против моего ухода и даже пригласили «дядю нашей Йенни» отдохнуть перед дорогой.

Но от гостеприимства странник отказался. Сказал, что дорога нам предстоит дальняя. Так что некогда… Правда, прежде чем уйти, малых от розовой сыпи вылечил. И Викрека от почечуя. После чего от припасов в дорогу отказываться не стал.

На отдых же мы остановились в рощице, на небольшой поляне.

Из заплечного мешка странника как по волшебству появился шатёр, котелок, разная утварь для долгого похода...

Я дёрнулась было рыбу чистить, но мужчина меня остановил.

- Сиди, егоза. Чай, умаялась-то, да и на рыбу смотреть не хочешь. Чай, не жалели тебя, девчонку ещё совсем, добрые люди.  

Я пожала плечами. Иной жизни, кроме как тяжёлый каждодневный труд я просто не знала.

- А что же мне тогда делать?

- Сделай одолжение, отдохни. Идти нам и правда долго.

После, под потрескивание костра, разгорячённая и даже чуть опьяневшая от густой, наваристой рыбьей похлёбки, я отхлебнула ягодного взвара и решилась спросить:

- А почему вы меня тогда чуть не утопили? Чайкой…

Странник, который сказал так и звать его – дядей – усмехнулся.

- Поняла, значит?

- Как не понять…

- Не утопить я тебя хотел, девочка. А шугануть хорошенько, чтобы из тела птицы, в котором ты застряла, вытряхнуть. Когда та ихтионка влезла, уж думал, всё. Уйдёт теперь девочка на морское дно со скользким рыбьим народцем… А она молодец оказалась, даром что рыба бесчувственная. Разглядела дар, прогнала тебя из Серого моря…     

- Я испугалась тогда.

Дядя прищурился на меня лукаво.

- Меня ли?

- Себя, - призналась я. – Забыла ведь, что человеком была. Такой жах обуял, всё боялась обернуться ненароком.

- Как уж я боялся, - протянул странник. – Сразу за тобой вышел, спешил очень. Опоздать страшился. И ещё больше страшился, что заупрямишься, не признаешь.

- А как же вы меня нашли?

- Так я знал, где искать. К тому же светоч твой яркий такой, аж глаза слепит.

- Вы путь в обороте проделывали? – поинтересовалась я.

- Нет, егоза, разве не поняла ещё, что оборачиваться, как ты, я не могу. Только сознанием проникать в сознание зверей и птиц. И то ненадолго.

Глава 12

за одиннадцать лет до основных событий

По дороге к лесной хижине (в то время это была именно хижина, нечто среднее между избушкой и землянкой), ставшей мне впоследствии домом, мы с ведуном ночевали во встречных селениях, где, пользуясь случаем, пополняли припасы, но чаще всего разбивали лагерь под открытым небом.

Мне так самостоятельные ночёвки куда больше нравились!

 Спать в чудо-шатре, который в сложенном виде занимал места не больше тыквенной фляги было, конечно, здорово! Интересно, как минимум, в силу магической природы оного… ровно до той ночи, пока мы однажды по настоянию ведуна не постелили себе под открытым небом...

Я лежала, кутаясь в одеяло из шерсти мантикоры и натянув до самого носа пушистую шапку и думала, надолго ли хватит выдержки у моей мерзлявости. А потом взгляд вдруг сам упал на звёздное небо… Да и провалился в него. Утонул. Безвозвратно. Звёзд было много, крупных, сияющих разными цветами и мелких, бледных, совсем далёких, едва-едва проступающих сквозь покрывало мироздания… Были они такими таинственными, такими прекрасными... Далёкими и близкими одновременно! Зная, что это ребячливость, и не в силах ничего с собой поделать, я протянула руку в смехотворной попытке погладить светящиеся шарики… Глядя на разноцветное мерцание между своих пальцев я осознала вдруг невероятную близость звёзд, каким-то неведомым прежде чувством ощутила, что они ближе даже, чем дыхание… Стоит ли лишний раз упоминать, что ночёвки под открытым небом стали моим излюбленным приключением по пути домой.

…Долго ли длилось наше путешествие, сказать не могу, в какой-то момент мне стало казаться, что оно было всегда и никогда не закончится. Меня это целиком и полностью устраивало – я столько узнала и столькому научилась по дороге, что в двух словах и не описать. Причём эти, новые знания были, как минимум, поинтересней всех тех премудростей, которым меня выучили в рыбацкой деревеньке… По дороге ведун рассказывал об энергии, пронизывающей, наполняющей и составляющей этот мир. Рассказывал о том, что энергия эта даётся нам на время и однажды придётся её вернуть, потому относиться к ней нужно бережно, с уважением… О том, что энергия бывает разной, по плотности, цвету, воздействию, что бывает она густая, насыщенная, - среди чародеев принято говорить, магическая, - и разреженная, пустая, словом, обычная. Говорил дядюшка и о том, что и магическая энергия соткана из самых разнообразных потоков, как зримый мир состоит из цветов, запахов, звуков…

Начало моего обучения не ограничивалось лишь теоретической составляющей: после рассказов о магической энергии, которые я всегда слушала с открытым ртом, неизбежно начиналась практика: подчас весьма сложная и даже болезненная. С помощью дядюшки я развивала интуицию, истинное видение, способность говорить на одном языке со стихиями, а также готовилась к тому, чтобы учиться захватывать чужое сознание, как это делают ведуны. Чародей сказал, что, побывав, будучи при этом в совершенной безопасности в чужом теле, я и свою способность к обороту скорее обуздаю. И, немного забегая вперёд, оказался целиком и полностью прав: именно освоившись немного в зверином теле и не утратив при этом себя, я смогла с лёгкостью обуздать свою способность к обороту. Как и побороть страх оборота в птицу. Если бы не дядюшкина метода, я бы больше ни в жизнь не решилась. Слишком уж яркими оставались воспоминания утраты своего «я», растворения его в более низком, примитивном разуме…  

От дядюшки узнала я и о Вещунье, прародительнице друидов, чей дух и сейчас оберегает своих потомков. Первую деву-друиду здесь и по сей день чтут, как Лесную Богиню.

Древние друиды могли оборачиваться в разных животных, но после древней, какой-то очень страшной беды утратили эту способность и с тех пор потомки тех, кого наделила силой Вещунья могут лишь захватывать своим сознанием чужое тело.

Потомков друидов ныне зовут ведунами.

Чем ведун сильнее – тем большим по размеру зверем он способен управлять.        

- Шерп меня дёрнул в тот день, девочка, к Серому морю, да ещё в птицу, - рассказывал по дороге дядюшка задумчиво. – Как кольнуло что-то изнутри, да и не отпускало, пока тебя не разглядел... Стало быть, не зря я там в молодости ещё побывал, а тогда, когда корабль наш о скалы, значит, и выживших всего двое – я и шкипер, тогда я, мягко говоря, судьбу не возблагодарил...

Я слушала ведуна и холодела. Ведь «побродить» в зверином теле проще всего где-то рядом с собственным местонахождением, не каждому по силам «бродить» настолько далеко от дома. И уж точно невозможно «бродить» по местам, где прежде не был. Нет, когда уже «поймал» птицу или зверя – направляй их куда угодно, но вот «поймать-то» можно только там, где прежде бывал…

Получается, не разбейся дядюшка когда-то давно у этих берегов, не захватил бы он сознания той чайки и… я… мамочки!

Я могла навсегда остаться в птичьем теле!..

Вот ужас-то!

…К тому времени, как мы добрались до заветного леса, на мне был короткий заячий тулупчик и войлочные сапожки. И не только потому, что дальше – Белый Лес и Вьюжные Земли, а просто шли мы правда, долго.

Следующие пять лет были самыми тихими и спокойными в моей жизни. Не скажу счастливыми – потому что с появлением мелких счастья, конечно, прибавилось, и ощутимо, но… всё же жизнь в лесу вдвоём с дядюшкой… строгим, требовательным… добрым и любящим… то время всегда было и будет для меня особенным!    

Избушку ведун отстраивал заново, нанял для работы деревенских парней. Никто мне особо не удивился, - ведун, конечно, не преминул воспользоваться случаем, чтобы преподать мне урок по ментальной магии, сиречь, внушению. И хоть все прочие виды магии помимо оборота и передачи силы мне особо никогда не давались, я не шучу, даже Соль уже сейчас куда талантливей меня во многом, всё же вскоре в окрестных вёсках уже считали, что у лесного ведуна дочка была всегда.     

Глава 13

за семь лет до основных событий

…Стоило мне откинуть со сморщенного личика полог холстины, я поняла: ребёнок умирает. Мальчика подбросили ведуну, чтобы тот помог несчастному поскорей избавиться от страданий.

Тогда Ивасику было всего три года, хотя выглядел он максимум на полтора. Такой худенький, такой хрупкий… он лежал у крыльца и кряхтел, сжимая зубы, потому что сил на то, чтобы кричать у мальчика просто не было.

- Дядюшка, на нём же… проклятие Серой Хмари… - ошеломлённо произнесла я, когда опоенный отваром мадам Морте ребёнок безмятежно спал на моей кровати.

Поверх редкого дыхания мальчика проступали очертания серых когтистых щупалец. Одно за одним распрямлялись, тоже засыпая. А до того безжалостно разрывали это худенькое тельце изнутри…

– Но кто… - я, не в силах поверить в увиденное, прикрыла ладонью рот. - Кто способен сделать такое… с ребёнком?!

- Не с ребёнком, с мамкой его, - покачал головой дядя и нахмурился. Взгляд его при этом затуманился, стал немного отсутствующим. Я поняла: сознанием ведун не здесь. – Докрутилась, значит, дурёха, задницей перед чужими мужьями… Вот одна обиженная жонка и обратилась к сильной ведьме. Да только проклятие ведьмино к дитяти невинному пристало, надо думать, не без помощи мамашки… Та по сравнению с сыном, ведунья слабая, но мозгов и сил проклятье перенаправить ей хватило… После, дочка, как мальчик отойдёт немного, надо будет девку-дуру найти. Вместе с ведьмой. Преступлениями против нерождённых чародеев Ковен должен заниматься. Но не всё ты разглядела, Йенни. Мальчишка сам сильный ведун. Сильнейший из всех, кого я видел. Кроме тебя.

- Но я не ведун, - вырвалось у меня.

Вот бы и мне однажды встретить «своих»!

- Нет, - дядя потрепал меня по голове. – И всё же ведуны – тоже дар этому миру, девочка. Потому я должен сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь мальчишке.

Я, понятно, не спорила.

И пожалела об этом уже через несколько часов.

…Потом я снова и снова кляла себя за то самое молчаливое согласие, но всё же… Верни Вещунья тот разговор, упади я тогда дядюшке в ноги… упрашивай, умоляй… послушал бы он меня? Ох, сомневаюсь. Хоть нет в нас одной крови, но иной раз кажется, что упрямством я – в него. В дядюшку…

По всей видимости, обманутая женщина знала или подозревала о чародейских способностях родной матери Ивасика. Ведь обычных людей Серая Хмарь прибирает быстро. А вот чародеев мучает годами. Выжигает магическую энергию дочерна, покидает же только мёртвое уже тело. Но только участь, уготовленная разлучнице, досталась невинному ребёнку, причём участь в сотни раз худшая из-за его сильного магического дара! Одно только, что мальчик до сих пор умудрялся выживать, чудо!

- Ты погуляй эту ночь в лесу, девочка, - сказал дядюшка и морщины на лице его разгладились, а в глазах застыла решимость.

Как сейчас помню – внутри царапнуло. Оставляла дом с тяжёлым, очень тяжёлым сердцем… До самого рассвета пробегала по лесу росомахой, огрызаясь на низко летающих сов, задирая волков и медведей… На моё счастье, никто из зверей не захотел со мной связываться. А впрочем, может, и на своё.

Когда вернулась домой под утро, дядюшку, того самого, такого любимого и родного, я уже не застала…

Вместо полного сил, зрелого мужчины у постели посвежевшего, румяного мальчика с мерным, ровным дыханием сидел сгорбленный, седой, как лунь, старик.

Чего мне стоило не сползти по стенке и не сесть прямо там, где стояла, не заорать, не закатить истерику, или, наоборот, не обернуться и не унестись обратно в лес… только я знаю. Внешне я вообще не проявила никаких эмоций. В ступор впала, ну ровно, что та статуя.

Потому что внешняя… дряхлость… шерпы, ну что за паскудное слово!.. это было меньшим злом из всего, что случилось с самым родным, самым близким мне человеком.

Изгоняя Серую Хмарь из костей Ивасика, дядюшка отдал весь свой чародейский дар…

И это было самым ужасным, самым болезненным!

Ведь мог меня, в конце концов, приобщить!..

Нет, досуха осушить чародея почти невозможно, и, даже если это произошло, силу можно вернуть, главное, знать, как это сделать. С этим у нас с дядюшкой проблем не было. Но мало знать ритуальную составляющую, для серьёзных магических процессов нужны артефакты, зелья, снадобья. Или, в нашем случае, их составляющие. А они дорогие – жуть.

Собственно, как и восстанавливающие снадобья для Ивасика. Серая Хмарь покинула тело мальчика, но до того подтачивала детское здоровье целых три года…

Неизвестно было, удастся ли вообще мальчику когда-то встать на ноги…

…С появлением в доме мелкого хлопот, конечно, прибавилось, но оказался он таким светлым, таким хорошим, что уже спустя пару дней я не понимала, как до того мы жили без Ивасика.

Мелкий радовал – уверенно шёл на поправку, я же бралась за любую работу в окрестных вёсках, добывая так нам необходимые сугримы. Дядюшка тоже работал. Причём, как и прежде, взвалил на свои плечи столько, что казалось, и невозможно страсть такую вытянуть-то. Он по-прежнему пользовал селян, лечил их хвори да травмы, исцелял скот и землю, готовил зелья да порошки, которые расхватывались сельскими жителями, как горячие пирожки.

Огромной радостью для нас было, когда Ивасик пополз. Сам. Без хитрых дядюшкиных приспособлений… С тех пор мелкий взял на себя заботу по дому. Вообще, всю. Он прибирал в избе, готовил, чинил сети да снасти, чистил да чинил домашнюю утварь.

В общем, жизнь, несмотря на то что стала сложнее, стала куда счастливее и богаче и именно об этом я рассуждала однажды, лежа у настежь распахнутого окна в лунную ночь.

Ночная свежесть ласково целовала меня в щёки, звёзды подмигивали и улыбались.

Потому я не сразу насторожилась, когда услышала голос Ивасика:

- Деда!

Ну конечно, Ивасик увидел дядюшку уже постаревшим, потому и звал дедушкой. Ведун не возражал.

Глава 14

за четыре года до основных событий

Я мигом шмыгнула в свой закуток, натянула платье ещё быстрее. Судя по выбору дядюшки, дело серьёзное. В обычный день, да и ночь, как сейчас, мы по родному лесу да окрестным вёскам без оружия ходим…            

- Скорее, скорее, - торопил Ивасик и мне было очень, просто очень тревожно.

Вскоре и я услышала то, что на таком невероятном расстоянии услышал мальчик.

Селяне на окраине Горшков вопили растревоженным ульем.

Между серых, потянутых мхом и лишайником стволов и ветвей, мелькали огни факелов, слышались крики, гомон, плач...

Чем ближе мы подходили, тем громче становился ропот, складываясь в отдельные слова:

- Костёр!

- На костёр её!

- На костёр ведьму!

Сердце так и сжалось в комок.

Ведьму?!

Селяне хотят сжечь ведьму… Я не ослышалась?

Народ в Горшках, конечно, простой, грубый…

Но чтобы самосуд?!   

- Эй, почтенные! – прорезал людской гомон спокойный голос дядюшки.

Тотчас же воцарилась тишина.

Ведун ударил посохом, и толпа расступилась перед нами.

Мы быстро прошли к сложенному вокруг столба костру, хвала Вещунье, вооружённые факелами селяне ещё не успели поджечь связки сухих веток!

«Ведьма» же была там, где и полагается быть «ведьме».

Привязанная к столбу, возвышающаяся над всеми нами…

- Вы что же, изверги, совсем головой тронулись?! – опешил дядюшка. – Младенцев жечь…

Я тоже только и могла, что открывать и закрывать рот: «ведьме» от силы был год. Маленькая, зарёванная, напуганная до заикания… Макушка лысая, чуть тронутая рыжим пушком, а на затылке торчат сбитые в колтуны кудряшки. Конопатая и лопоухая девочка явно не понимала, что происходит. Почему все взрослые, которые до того лишь умилялись и делали «козу» вдруг сошли с ума, притащили куда-то ночью, связали…

- Ма-а-а-ма! – пропищала девочка и в толпе загомонили.

Я прислушалась: все, как один считали, что место ведьме на костре, но ведьма, которой всего год и которая зовёт маму – всё же несколько иное, нежели привычная злодейка…

Вперёд, навстречу ведуну, выступил староста.

Дядюшку тут уважали.

- Изволь сперва выслушать, Ведун, - развёл руками староста. – Всё честь по чести. Мамка, что ведьма зовёт, покойница тому как три годины. Дом малая сожгла. С двумя старшими, значит, и с мамкой, да. Вон, батька стоит.

Я обернулась.

В шагах пятидесяти стоял невысокий рыжий мужчина. Я сразу его признала. Гончар приходился дальним родственником кому-то из Горшков, переехали они полкруга тому как… Сейчас, кстати, понятно, что не просто так переехали. Явно юная чародейка и на прежнем месте «отличилась». Дети с сильным магическим даром – настоящий бич для таких вот, простых людей. Благо, маги рождаются обычно средь аристократии, а та не зря блюдёт чистоту крови… Родись рыжая девочка во дворянской семье, её бы сразу определили в младшую школу для одарённых детей – есть там группы из вот таких вот пупсов, растут себе припеваючи под чутким контролем старших чародеев. Сдерживать неконтролируемую магическую силу помогают блокираторы. Собственно, их и сейчас немудрено сообразить.

Вот только как объяснить разъярённой толпе, что юная ведьмочка больше не опасна?!    

Когда даже отец, вон, вычеркнул дочь из жизни…

- Девочку я забираю, - сказал дядюшка и снова воцарилась тишина.

- Это как это?

- Ведьме место на костре!

- Она мне колодец отравила!

- А мне скотину перепортила!

- А моему мужу глаза застлала и тот к Ельке пошёл!

- Змей зелёный Игреку твоему глаза застлал! – крикнули из толпы.

- Да твой поганый характер, Варсана!

Раздался смех.

Староста с помощью нескольких крепких мужиков сдерживали несогласную толпу.

- Эй, Грико? Ты согласен, чтобы дочку твою Ведун забрал? В лес? – крикнул староста.

Я, в отличие от остальных всё это время не сводила глаз с отца девочки и отчётливо разглядела облегчение, которое проступило на лице мужчины при словах дядюшки, что девочку он забирает. Значит, не всё для него потеряно. А то я как-то слишком разозлилась на горе-родителя. Понятно, я даже осмыслить не могу его горе, но узнав о том, с какой лёгкостью папаша отправил ребёнка на костёр, и не хочу осмысливать! Даже не знаю, что б утворила, не успей мы с дядюшкой… В пятнадцать кругов кровь кипит, голова горячая, самое то для глупостей и в целом для необдуманных поступков, за которые потом стыдно. Но, как говорит дядюшка, кто не был глуп, тот не был молод…

Рыжий мужчина сухо кивнул, по-прежнему не глядя на столб с плачущей девочкой, сплюнул на землю и ушёл, растворившись в чернильном пространстве тьмы, куда не дотягивался свет факелов.

Вот только согласия отца, похоже, и не требовалось.

В смысле мнения.

- Ведьме место на костре!

- Решили на костёр – значит, на костёр! – вопили разъярённые селяне.

- Стойте! – из толпы вышло и присоединилось к нам ещё двое мужчин – кузнец с подмастерьем.    

Причём сам кузнец молчал и хмурил кустистые брови, двигался как-то нехотя, а Олаф… Олаф глаз не сводил с меня. Только под пристальным взглядом подмастерья кузнеца я вспомнила, что забыла набросить личину «серости». Впрочем, до того ли мне было!

- Кто Ведуну слово поперёк скажет, будут иметь дело со мной, - спокойно сообщил Олаф.

Селяне неуверенно отступили. Парня в вёске уважали и побаивались. Не столько даже за недюжинную силу, сколько за характер. Все знали, что если Олаф сказал, слово своё назад не возьмёт.

- Другую ведьму с ведьмаком защищаешь?! – заорали ему в лицо. – Всем им одна дорога! Огонь их очистит!

- Огонь очистит! – тут же подхватили в толпе.

- Быстрее, Йенни, дядюшка, - оглянулся на нас Олаф. – Забирайте девочку. Мы их задержим.

Легко сказать «забирайте девочку».

Глава 15

за два года до основных событий

Я всерьёз задумывалась о том, чтобы отправиться на заработки в город …

Мой главный дар я, пообещав дядюшке, конечно же, собиралась скрывать. Но я как магиня не так уж плоха, как артефактор, например, и в травничестве да в зельеварении дядюшка знатно поднатаскал. Другое дело, что без диплома магической академии работу мне не найти. А чтобы в академию на вступительные экзамены попасть, опять же нужны были деньги. Бесплатные места, как выяснилось, были расписаны на годы вперёд.

- Чем вы только думали, барышня, - буркнул на меня толстяк в пенсне и предложил попытать свои силы в качестве абитуриентки, претендующей на бесплатное место, через семнадцать лет. – Как в басне про фею, что лето красное пропела, а после пришла жалиться к такому неприятному с виду, но такому запасливому леприкону. К нам в очередь на бесплатные места чуть ли не с рождения встают! Можно побороться за полуплатное место, и, соответственно, за половину стипендии. Но изначальный взнос, который впоследствии не возвращается: пятьдесят сугримов. Ищите и возвращайтесь!

Ищите и возвращайтесь!

Прозвучало, как издевательство!

Пятьдесят сугримов, подумать только!

Да мне за две жизни столько в нашей глуши не заработать…

Что же делать, Йенни, что же делать…

Тебе очень, очень, очень и очень нужны деньги.

Обратно, домой, я возвращалась с тяжёлым сердцем. Семнадцать лет ожидания нам совершенно не подходило… Не после ночного дядюшкиного ночного припадка, когда кашлял он так долго и так надрывно, что сердце разрывалось. Ему бы порошок толчёных крыльев пикси добавить к укрепляющему эликсиру, вмиг бы на ноги встал! Да только крылья пикси к наших краях – на вес золота…

Я неслась домой косулей и думала только о том, как сообщить о провале дядюшке. До этого я еле уговорила его отпустить меня в город! Если бы не мелкие, нипочём бы мне ведуна не уболтать… Расписывала самые радужные перспективы, рассказывала, что адептам там стипендия полагается, причём живут они на всём готовом, так что можно будет стипендию смело на нужные ингредиенты тратить – по вёскам же мы в жизни столько не заработаем и прочее в таком духе…

Обычно, возвращаясь, оборачиваюсь я возле дома, на полянке. Если малые на улице – воплей и визгу сразу на весь лес. Мою особенность дети обожают и уверяют, что тоже так смогут. Когда-нибудь.

Однако в тот день что-то меня дёрнуло сбросить личину лани раньше, на подходе к дому. На поляну я вышла человеком.

И сразу поняла причину своей шугливости.

У крыльца стояла женщина. Такой ослепительной, невероятной красоты, что в первую секунду я подумала, что вижу перед собой альву. Они, если верить книгам и рассказам, так прекрасны, что смертному немудрено повредиться рассудком, встретив альва. Но молодая женщина оказалась человеком. Просто невозможно красивым. 

- Дженни! – позвал дядюшка и я сразу напряглась.

Что в этой женщине такого опасного, что дядюшка намекает, чтобы была настороже?

- Ну-ка, беги в Сосновые Выселки, там у Гнота кобыла жеребится, - бросил дядюшка. – Ну, одна нога тут, другая там!

Я кивнула, и, развернувшись, направилась обратно в лес. Только не в Выселки – нет у Гнота никакой жеребой кобылы. Дядюшка просто хотел скрыть меня с глаз, спрятать. И снова вопрос: что в этой дамочке такого эдакого?

Притаившись неподалёку, я прислушалась.  

- …Моя внучка, - донёс до меня ветер слова дядюшки.

- Не твоя, старик, - в воздухе словно хрустальные колокольчики зазвенели, такой приятный оказался голос у дядюшкиной гостьи. - Отдай её мне.

- Ещё чего.

- Не навсегда, - дамочка усмехнулась. – На время. Отпусти девчонку на заработки.

- Зачем она тебе?

- Видящая она, помимо того, что метаморф. Сумрачные прорехи видит. А мне отыскать в них надо кое-что.

Я так и прикрыла ладонью рот.

Леди мгновенно считала мой дар?!

Да на мне ж защита нехилая!

Как ей удалось?!

Впрочем, я тут же снова «навострила уши».

«Отпусти на заработки» - так, кажется, сказала дамочка?

- Недоброе ищешь, - стоял на своём дядюшка. - Уходи.

- То не твоё дело. Денег дам. Столько, сколько и мечтать не мог. Не бойся, ни обо что худое воспитанница твоя ручки не замарает. Будет при мне, на серебре есть-пить, пока не найдёт, что ищу. Потом домой вернётся целая и невредимая.

- Уходи, - упрямо повторил дядюшка.

Следом раздался звук захлопываемой двери.

Обернувшись рысью, я догнала экипаж красивой леди. Но скидывать личину не спешила, решила сперва приглядеться к той, что хотела предложить мне работу. Вот только леди Ди с такой лёгкостью меня раскусила, что до сих пор стыдно, потому как защиту я предварительно проверила и усилила.

- Ну-ка, иди сюда, киса, - поманила меня леди Ди остро отточенным ногтем. – Подслушала, значит? На службу ко мне хочешь, хоть дед твой и запретил?

- Сколько заплатите? – я мгновенно, в прыжке с ветки, сменила облик.  

Диана отпрянула и довольно кивнула.

А после того, как назвала сумму, и вовсе расплылась в улыбке, наслаждаясь моими выпученными глазами и открытым ртом.

- С тебя требуется разыскать трое врат. Ничего особенного, пространственные прорехи… Открыть их никому не по силам, но вот приоткрыть у меня получится. Как и взять из них то, что нужно. Сперва придётся попутешествовать, после сюда вернёмся, в Драконье Гнездо. Третьи врата здесь.

- Может, тогда с Замка-на-Горе и начнём? – пожала я плечами, невольно оглянувшись на гору, возвышающуюся над долиной.

Диана поморщилась.

- Нет уж, сперва в Самоцветные Горы, - покачала она головой. – К тому же для того, чтобы получить доступ к третьим вратам, боюсь, мне придётся выйти замуж.

Глава 16

Замок-на-Горе, наши дни

Пока я была у своих, Диана тоже времени не теряла. Покрутив в пальцах новый фрагмент чаркарты, я направилась в восточное крыло замка. Отличие чаркарты от обычной, доступной для всех в том, что при приближении к искомому, чаркарта «оживает», становится объёмной, движется, даже следы внезапных «соседей» проступают, так что владеющего чаркартой практически невозможно застать врасплох.

Другое дело, что для обычного человека или даже чародея толку от той чаркарты – с гулькин нос. Читать непрерывно меняющийся артефакт способен только тот, кто и сам с оборотом на «ты». Изначально Диана искала оборотня, двуликого… Об двух лисиц-ищеек, ещё до моего появления, Диана свои красивые зубки обломала. Не открывалась чаркарта кицунэ, капризничала. Приоткрывала завесу, а затем захлопывала вредно, ещё и пакостничала, водила кругами… Также перед тем, как прийти к дядюшке, Диана пыталась договориться с росомахами-кочевниками, но те длинным сугримом не прельстились, к миледи на службу тем более не спешили.

Не знаю, что за дар у Дианы, миледи, понятно, секретничает, но чужой магический потенциал для неё считать, что для меня личину сменить. Чарсилу леди Ди, можно сказать, нутром чует. И безошибочно угадывает, в чём заключается магический дар любого существа. Я подозреваю, что это как-то связано с теми самыми вратами, которые мы ищем и обломками кристалла, которые в моих руках превращаются во фрагменты карты.      

Откуда эти кристаллы берёт Диана, хозяйка мне, понятно, не докладывает.

…Проходя мимо кухни, я не удержалась от любопытства, сунула голову внутрь.

Марыська стояла, подбоченясь и деловито помешивала что-то в большой кастрюле.

Держалась она, в отличие от вчерашнего дня, если не королевишной, то уж барыней точно. Я даже решила, что перестаралась вчера с психотерапией, - надо привыкать к научным терминам, если я собираюсь учиться в академии. А я собираюсь. Ещё как собираюсь.

- Марыськ, а Марыськ, ну-ка, подсоби мне с рыбьими головами… - крикнула женщина в чепце с противоположного края стола.

- Не видишь разве? Занята я, - томно проворковала Марыська и только что корону не поправила.

Нет, я явно переборщила вчера с работой по повышению самооценки девушки!

- Ты чё, Марыська? – возмутилась стряпуха. – Да я тебе…

- А что ты мне сделаешь? – перешла в наступление девушка. – Меня на это место сам лорд определил, а тебя?

- Ах ты, нахалка!

- Успокойся, Вятрянка, - нехотя прогудела главная стряпуха. – И правда ведь, занята она. Встань-ка, Жося, на её место. А ты, Марыська, живо беги на скотный двор, скажи, чтоб барашка на ужин присмотрели, да пожирнее!

Откинув жиденькую косу за спину поистине королевским жестом, Марыська неторопливо прошествовала из кухни.

А увидев меня, расплылась в улыбке.

- Йен! Как хорошо, что я тебя встретила! – спесь с девушки как рукой сняло. Она засеменила рядом, пытаясь заглянуть в глаза и одновременно заламывая руки. – Ты должна мне помочь!

- Должна? Вот как?  

- Обязана, - тряхнула Марыська головой.

- Это ещё почему?

- Один раз ты меня спасла, - уверенно сказала девушка и в груди у меня ёкнуло, ну как она что-то заподозрила, а, что хуже, запомнила передачу силы?

- А мне опять плохо было. Сегодня утром.

Я присмотрелась к девушке. Выглядела она и правда бледной.

Я тут же потребовала рассказать, как так случилось и Марыська поведала, как шла из сторожки на кухню, и как снова появилось в груди это чувство холодного, безраздельного ужаса, и как сознание помутилось… но «потом всё снова вернулось, очень-очень быстро!»

- Утром, говоришь, было? – нахмурилась я и Марыська закивала.

- Как раз зорька только-только задавалась…

Признаки, к Вещунье не ходи, очень тревожные. Учитывая, что сторожки наёмных работников из окрестных вёсок находятся неподалёку от оранжереи, можно допустить, что ту самую пакость, название которой даже вслух мерзко произносить, что повадилась разгуливать по замку и «пить» людей, кто-то спугнул… Иначе Марыська отключилась бы надолго, как вчерашним утром, а так, девушка отделалась лёгким испугом да краткосрочным обмороком. И этой едва-едва проступившей бледностью, и еле различимыми кругами под глазами, которые совсем мне не нравятся…

- Прикроешь меня? – продолжала наседать Марыська, делая при этом щенячьи глаза. – Я хочу, пока светило высоко, к ведьме сбегать, защиту от мары-то поставить!

К ведьме?

Что ещё за ведьма в наших краях появилась?

Странно, что дядюшка ни слова о новой ведунье не сказал…

Стоп.

Слово, говорить которое вслух я не стала, всё же было произнесено.

- От мары?!

Встречала я как-то мару, доводилось… Девчонкой ещё совсем. Мы с дядюшкой помогали покойнице окончательно, хм, упокоиться. Впечатлений – без зазрения совести скажу – на всю оставшуюся жизнь!

- А то от кого? – выпучила глаза Марыська. – Кто ещё будет Русальником детей в лес сманивать, да силы из людей тянуть?

- Дети домой вернулись, целые и невредимые, - напомнила я. – И Русальник не зацвёл ещё.

Преждевременное цветение русальего цветка случается лишь когда новая мара появляется, тут Марыська права. Появляется, как и полагается - злой, голодной, беспокойной… обиженной на весь свет. Чаще всего марами утопленницы делаются, те, что смерть от чужой руки приняли. Вот и безобразничают после, справедливости требуют. И еды…

- А Ганета? – тем временем всплеснула руками Марыська. – Что, и тут скажешь, ничего такого, да?

Я пожала плечами. Кто такая эта её Ганета – понятия не имею.

- Что, скажешь, не слышала, как она кричала?

Мы вышли во внутренний двор, и я дёрнула девушку за руку, скрываясь вместе с ней в зелёных пушистых зарослях. Мимо торопливо прошествовала Ани. К счастью, нас старшая горничная не заметила.

Глава 17

Ничтоже сумняшеся, вредная Ани зашвырнула меня в самый эпицентр повседневных хлопот – в таком большом замке работа для прислуги всегда есть. При грамотной организации, конечно. Но в чём-в чём, а в попустительстве Ани сложно было заподозрить.  

Скрепя зубами, я ползала по замковым коридорам, до блеска натирая плинтуса с золочёными вензелями и в сотый раз протирала специальной бархаткой дверные ручки. Ани, которая то и дело припиралась, то есть приходила проверить, как я справляюсь, с мстительным удовольствием дышала на эти самые ручки, и, если после моего предыдущего протирания кто-то успевал за эту самую ручку взяться и оставить на ней отпечаток пальцев, вредная старшая кривила губы и тоном аббатисы наказывала «перетирать».

О том, чтобы обследовать нужную мне часть восточного крыла, не могло быть и речи – Ани определила меня с уборкой в западное. Одно к одному, как назло!

…К обеду колени ныли, а спина еле-еле разгибалась.

- Мистрис Ани, мистрис Ани! – белокурая девчушка переминалась с ноги на ногу перед старшей горничной, преданно поедая глазами начальство. Я к тому времени успела переименовать эту самую горничную в горгорничную, сиречь в Горгону. – Уж как вас садовник просит! Двух, а то и трёх девушек в теплицы направить, на прополку! Не справляются садовники! Вот никак!

- Двух, а то и трёх! А больше ему ничего не надо? - процедила Ани недовольно и скользнула по мне взглядом.

Девчушка только плечами пожала да носом шмыгнула, мол, моё дело маленькое, вам, мистрис, конечно, виднее.

- А что полоть-то?

- Да зелень всю сорняк побил! Колючий зараза, едкий! - девчонка продемонстрировала собственные руки, все в цыпках и царапинах. – Ажно перчатки в клочья рвёт, ничо не берёт дрянь, а отравы ж не сыпанёшь, зелень-то на стол хозяйский…

- Я тебе сыпану, - вздохнула Ани и обернулась ко мне, поджав губы. - Йенни, всё слышала? В теплицах не справляются. А ну, одна нога здесь, другая там!

Прополка, конечно, не ахти какая альтернатива натиранию латуни, но одна только мысль о глотке свежего воздуха и о том, чтобы оказаться подальше от надзирающего ока Горгоны так и подбросила меня над узорчатым паркетом, и, пока Ани не передумала, унесла вслед за босоногой девочкой.

По пути нам встретилась мистрис Гремлихь, компаньонка леди Ди. Задача мистрис состоит в том, чтобы блюсти интересы чести своей подопечной до свадьбы и строго следить, дабы репутация Дианы не пострадала, например, лорд с леди не оставались наедине, - но вообще там длинный список, чтобы жених с невестой не касались в своих беседах неблагозвучных тем и всё в таком духе.

Конечно же, гранд-дама не упустила случая остановить меня и прочитать целую лекцию о манерах и благонравном поведении. Собственно, по-другому у нас никогда и не бывало. Гремлихь эта хозяйку свою жуть как ревнует. А из-за того, что мы, бывает с Дианой наедине беседуем или уходим куда-то вдвоём, компаньонка и вовсе с ума сходит.  

Мою юную провожатую заминка совсем не напрягла: девочка крутила головой, разглядывая гобелены, подсвечники и старинные рыцарские доспехи в углу. Мистрис Гремлихь же тем временем завершила обязательную часть нравоучительной лекции и плавно перешла к выговору по поводу моих так некстати и так непободающе выбившихся из причёски прядей, смятого передника и манжет. В завершении обличающей меня речи компаньонка леди Ди не забыла традиционно добавить, что подобным попустительством к собственной внешности я позорю, в первую очередь, миледи Диану Джёхерин, свою благодетельницу и покровительницу, которая истинный ангел во плоти, не чета всем нам, смертным…

Выбежав из замка, я часто задышала, переводя дух – на какой-то момент показалось, что мистрис Гремлихь никогда не закончит, или Ани передумает и нагонит нас, или ещё какая не менее лишённая приятности оказия приключится и не выпустит меня из душных каменных стен на воздух…

Слетев с лестницы чуть не кубарем, моя провожатая, сверкая босыми пятками, унеслась вперёд. Девочка ни разу не обернулась, словно леди Фиона из сентиментального романа, которая, стоило только выйти из заколдованного замка, как она тут же забыла об оставленном в беде возлюбленном...

Пожав плечами, я направилась за девочкой.

И тут меня окликнул тот самый пузатый стражник, из утреннего караула.

- Ну-ка, погодь, девка. Тут к тебе пришли.

- Ко мне? Вы ничего не перепутали?

Оказалось, и правда, ко мне.

За западными воротами – теми самыми, за которыми на несколько ступенчатых скатов вниз простираются фруктовые сады лорда – меня поджидал Олаф.

Глава 18

Молодой кузнец сосредоточенно жевал травинку, но, стоило ему меня заметить, тут же выплюнул её.

Быстрым движением Олаф вдруг спрятал руки за могучей спиной, но я успела заметить печально свисающий с пальцев огромной ручищи букет колокольчиков. Букет был изрядно подвядшим. Пока я приближалась, Олаф, Хвала Вещунье, догадался отправить его вслед за травинкой.

Я выдохнула с облегчением.

Вот на какой шерп мне сейчас эти засыпающие колокольчики?

Ещё зеленоглазый, не к месту будет помянут, снова обвинит в воровстве ценнейших культур из его Зимнего Сада!

Но и Олафа было жалко – откуда ему, бедному, знать, что наши, на все Девять Королевств знаменитые долинные колокольчики вянут, стоит подняться с ними из низины…

По мере приближения я чувствовала, как начинают пылать щёки.

И было это вовсе не из-за Олафа! То есть, не совсем из-за него… Просто… смотрел на подходящую меня парень так, что… поневоле краснела.

За два круга, что мы не виделись, Олаф возмужал, раздался в плечах и как будто даже ещё вырос. А может, это я после долгой разлуки смотрела на парня новыми глазами. Удивительным открытием стало и то, что молодой кузнец, оказывается, очень и очень хорош собой! Нет, я и раньше была в курсе, что на Олафа все весковые девчонки заглядываются. Просто… Просто только сейчас, кажется, осознала в полной мере, как же Олаф хорош!

Конечно, кузнеца нельзя назвать каноническим красавцем, но черты его, резкие, даже грубоватые, словно на наковальне выкованные, очень выразительные и какие-то располагающие к себе, что ли. Широкие скулы, тонкие губы под крупным носом. И глаза синие-синие, словно васильки. Хорошее лицо, открытое. И обруч, перехватывающий пшеничные волосы, очень этому лицу подходит. И светлая, аккуратно, правда, не очень ровно, подстриженная борода… При этом весь он такой огромный, широкоплечий… И от всей этой горы мышц надёжностью какой-то веет. Силой.

Приблизившись к приятелю детства, я невольно себя воробьём почувствовала. Едва-едва дотягивала ему до плеча.  

- Привет, Йенни.

Голос Олафа как будто ниже стал за то время, что мы не виделись. И, кто о чём, а гном о браге, - приятный, к слову сказать, голос. Между прочим…

Он ведь нравился мне когда-то. Не так, чтобы ночей не спать, томиться-сохнуть, но всё же… по-настоящему, нравился. Я думала, прошло давно. А вот не до конца, значит, прошло…

Прав, значит, оказался дядюшка… Снова.

Стоп. Дядюшка!

- Привет, - отозвалась я и прищурилась. - Дядюшка меня сдал?

- Ага, - не стал запираться Олаф. - Прогуляемся?

Я виновато пожала плечами.

- Ты же знаешь, я работаю.

- Да брось… Что я зря на гору забирался? Мы недолго. Поговорить надо.

С этими словами Олаф увлёк меня в сад. Миновав ряды с апельсинами – у корней деревьев, согласно последней моде, установлены специальные согревающие почву и воздух артефакты, - мы оказались в парковой зоне – со скамейками, беседками и фонтанами. Не сговариваясь, зашагали подальше от замка.

Олаф вдруг остановился, разворачиваясь ко мне и накрывая горячими ладонями плечи. Я застыла от неожиданности. Мужские шершавые пальцы скользнули по моей щеке.

- Какая же ты красивая, Йенни, - голос Олафа окрасили хриплые, тревожные какие-то нотки. – Глазам больно на тебя смотреть… Даже когда мажешься этой серой гадостью…

Чувствуя, что реагирую на слова Олафа куда более бурно, чем можно было бы счесть нормой, сказать даже стыдно, как, отстраняюсь. При этом усиленно делаю вид, что дыхание не сбивается, и вообще ничего особенного не происходит.

- Не смотри, если больно, конечно. Зачем же себя мучить. Ты об этом поговорить хотел?

Скулы Олафа тронул румянец, на щеках заходили желваки. И, Хвала Вещунье, этот до дрожи пугающий взгляд сменился другим, менее пугающим. Теперь Олаф был на меня сердит. Ну и на здоровье.

- Не об этом, - сказал он, возобновляя шаг. – А о том, как ты с лордом под ручку по теплице ходила.

- Что?.. Откуда ты?.. Поклёп! – возмутилась я. – Да как ты узнал-то?

Разозлилась я не на шутку. На себя. Сама ж от неожиданности заблажила, что сельская баба. С какой стати?! С какой стати мне вообще оправдываться перед Олафом, и, тем более, кто дал ему право в чём-то меня уличать?   

- Поклеп, значит, - лениво и бесяще самоуверенно протянул Олаф, усмехаясь.

Злость помогла взять себя в руки.

А успокоившись немного, поняла, что парень специально меня дразнит.

- Народ у вас тут глазастый и разговорчивый, - ещё шире улыбнулся Олаф, отвечая на мой второй вопрос. – А уж доброжелательный… У тебя до какого контракт, Йенни? Об заклад побиться готов: ни дня лишнего ты тут не пробудешь, домой вернёшься.

Меня расхолодило окончательно.

Самоуверенность Олафа, которая поначалу даже привлекла, и которая чуть ли не с первых нот переросла в надменность была некрасива и мне неприятна.

Олаф же не подозревал о моей внутренней перемене. Потому что меня вдруг развернули снова, на этот раз рывком, а когда попыталась отступить, вмиг упёрлась спиной в шершавый ствол. Впереди же – близко-близко, слишком близко, в общем, был Олаф! Кроме того, я оказалась в ловушке его рук. 

Олаф вглядывался в мои глаза так пристально, словно хотел получить ответ на самый важный в своей жизни вопрос. Его близость нервировала и будоражила одновременно. Вместе с тем не покидало ощущение, что то, что происходит… неправильно, что ли. И с ощущением этим, усиливающим и без того противоречивые чувства, я ничего не могла поделать.

- Ты из-за меня это сделала, Йен? – севшим вдруг голосом спросил Олаф.

Я часто заморгала.

- Ты о чём?

Что это ещё я сделала?!

- Из-за меня нашего лорда отшила?

Глава 19

- Что?!

На этот раз моё возмущение превысило все мыслимые и немыслимые границы, выходя в том числе за рамки инстинкта самосохранения, потому что следующим, что у меня вырвалось в сердцах, было:

- Да с чего ты взял, что я его отшила?!

Очень уж хотелось сбить с Олафа спесь.

И более, чем удалось!

Губы парня тут же сжались, что тот горизонт в степи, глаза нехорошо сузились. Он даже отстранился от меня, возвращая возможность дышать полной грудью.

И вот чего я не ожидала, так это того, что в следующий миг его лицо стремительно приблизится, а губы властно накроют мои! Мужские ладони бережно, но сильно сдавили плечи, отрезая попытки к сопротивлению, а бить Олафа ногой или, тем паче, чарами… Не думаю, что на такое способна.

Да и растерялась я…

Опомнилась лишь, когда спустя мгновение поцелуй из властного и настойчивого стал нежным, неспешным. Губы вдруг сами собой приоткрылись, отвечая на ласку и возвращая её.

Внутри всё сладко сжалось в ожидании того самого щекочущего головокружения, слабеющих колен и нежного тёплого прибоя, разливающегося по телу… Словом, того самого, что было вчера утром. С зеленоглазым лордом…

Олаф целовал горячо и бережно, я ощущала, как пальцы его дрожат на моих плечах… шее… щеке… Словно держал в руках самую большую драгоценность в мире… и это чувство собственной исключительности было приятно.

А ещё приятно было быть собой, не кем-то другим!

Лорд-то вчера целовал не меня, а прекрасную леди Диану, свою невесту…

Олаф же буквально дышал мной, я чувствовала, как стучит его сердце, ощущала дыхание, как своё… Спустя несколько головокружительных мгновений я вынуждена была признать, что близость Олафа, его прикосновения, бесспорно, были приятны, но…

Того самого волшебства, как с Эйнаром Свартом, Лордом Севера, не было.

Зато неожиданно обнаружился сам лорд.

То есть сперва – только его голос.

- Мисс Йеннифер, буду вам признателен, если вы ненадолго прервёте сие увлекательное занятие.

Со всхлипом я отпрянула от Олафа, лёгким тычком в грудь заставила парня отступить на шаг.

- Молчи, - шепнула. – Не хватало мне потерять место!

Для верности дохнула лёгким мороком. А то стоило Олафу осознать, кто именно меня окликнул, как у него на висках вздулись вены.

- Прошу прощения, милорд, - я поспешно присела в книксене, «виновато» опустив взгляд.

Но нутром чуяла: смотрел лорд не на меня.

На Олафа.

И от этого почему-то в груди всё холодело.

- Не припомню тебя, парень. Новый конюший?

- Нет, - сквозь зубы протянул Олаф. – Из Гор…шков… я.

- Долгий путь проделал, - Эйнар Сварт сузил зелёные глаза, в которых засеребрилась сталь.

- Я оттуда родом, - поспешно сообщила я.

- Вот как!

Если бы взглядом можно было убивать, я была бы уже мертва.

- Олаф из дома вести принёс, - чувствуя себя глупей некуда, промямлила я.

- Насколько я успел убедиться, вести, хм, увлекательные, - тоном, ничего хорошего не предвещающим, согласился зеленоглазый. – А уж приятные какие! Слушали бы и слушали, да, госпожа Йеннифер?

Олафу, судя по тому, как белки его глаз покраснели от натуги, тоже было сейчас, что сказать. К счастью, мой морок мешал разомкнуть губы.   

- Неплохие, спасибо, - с достоинством ответила я, снова приседая в книксене. – Олаф уже уходит. Правда, Олаф?

Судя по взгляду парня, уходить он не собирался, но… пришлось. И с лордом вежливо попрощаться пришлось (в отличие от большинства селян кланяться Олаф не стал), и, развернувшись, направиться вниз по тропе.

Лишь когда могучая спина парня скрылась в кустистых зарослях, я выдохнула с облегчением.

Как выяснилось, поспешила я выдыхать…

Глава 20

Хвилиной раньше я полагала, что градус приключившегося со мной абсурда достиг своего накала, ещё когда за поцелуй с Олафом перед зеленоглазым отчего-то неудобно стало.

Сейчас же я осознала, что то были цветочки!

Потому что лорд Эйнар Сварт, хозяин Замка-на-Горе и Хранитель Севера принялся меня отчитывать!

Отчитывать, как проштрафившегося школяра!

И так профессионально у него выходило, - по крайней мере, чувства вины у меня, несмотря на полнейшую фантасмагоричность ситуации, ну очень ощутимо прибыло, - что я даже заподозрила, что сама несравненная в своём занудстве и искреннем негодовании мистрис Гремлихь зеленоглазого покусала!

В самых изысканных выражениях мне напомнили о славной истории и чести дома, в котором нахожусь. При этом никого не волновало, что мы, вообще-то на улице, конкретнее - в саду находимся, за воротами этого самого «славного и честного дома». Не знаю, на что рассчитывал зеленоглазый, столь эмоционально отчитывая горничную своей невесты, но отвечать ему я не собиралась. Видя, что попытки «достучаться» до меня пропадают втуне, мне напомнили о собственной чести, и даже о совести. Сообщили также, что в Драконьем Гнезде легкомысленного поведения не терпят.

- Проще сразу отбраковать паршивую овцу, чем ждать, когда она всё стало испортит, - с невозмутимым видом сообщил зеленоглазый нахал, который решил должно быть, что раз он лорд, ему, стало быть, всё позволено.

В том числе бесцеремонно лезть в личную жизнь к горничным своей невесты!

Каюсь, последнюю фразу уже вслух произнесла, потому что на «паршивой овце» моё терпение как-то неожиданно резко закончилось.

И об этом тоже поспешила сообщить тирану зеленоглазому.

- Кто он вам? – грозно наседал на меня этот самый тиран. – Жених? Или… так?

Я же от этого его «так» буквально злостью захлебнулась!

- Вам не кажется, милорд, что вы забываетесь? – прошипела я. – Кто бы ни был, это моё дело.

- Это вы забылись, госпожа Йеннифер. Точнее, забыли о приличиях, находясь в порядочном доме.

С этими словами меня вдруг дёрнули за руку, и я оказалась прижатой к мужской груди. Красивое и мужественное лицо Эйнара Сварта оказалось так пугающе близко, что первой мелькнувшей мыслью было: сейчас поцелует.

Но зеленоглазый вдруг отпрянул.

Резко, словно обжёгся.

На лице его застыло недоумение и какая-то беспомощность, что ли. Но это всего на миг. В следующую секунду губы лорда снова сжались, а взгляд стал цепким и холодным.

Понятия не имея, что делать, я молчала.

Ну вот что мне стоило промолчать немного раньше?

«Ты, девочка, задним умом так крепка, оттого что нрав больно горяч», - говорит дядюшка, когда напортачу, не подумав.

Вот что мне делать, если он потребует от Дианы моего увольнения? Вон как взбесился из-за поцелуя с Олафом. Псих.

- Я надеюсь, вы сделаете правильные выводы, Йеннифер, - тихо сказал лорд и в тот же миг подумалось, что недалеко он как-то отступил, что всего лишь шаг между нами и…

Голова закружилась, в груди вдруг заплясали радуги. Точно также, как вчера, от поцелуя. Только сейчас зеленоглазый, понятно, не целовал.

Я же просто смотрела на него, смотрела… и чувствовала, как колени слабеют, а мысли подёргиваются разноцветной туманной дымкой.

Шумно выдохнув, лорд сглотнул, и, не говоря больше ни слова, пошёл прочь.

Упираясь спиной в дерево, я смотрела ему вслед и тяжело дышала.

Да что происходит-то?    

Глава 21

Остаток дня я проползала по подземелью под восточным крылом, в поисках третьих врат. Бросала взгляды на карту на запястье и сердце замирало: ну, как сейчас оживёт? Проступит в воздухе, замерцает лентами очертаний и силуэтов, крохотными отпечатками моих собственных стоп и едва уловимой пульсации магического портала… И тонкий, как паутинка, ни с чем не сравнимый аромат разольётся в воздухе вместе с радужными мерцающими узорами... Не знаю, что за магию таили в себе первые двое врат, но она манила меня каким-то совершенно особенным образом! Откликалась где-то в районе сердца, заставляла краски мира проступить ярче, углубиться… Особенно зелёный. Каким же ярким он становился, стоило мне только приблизиться к очередным вратам! 

Но сегодня все мои старания были тщетными.

Ни разу карта не отозвалась, не откликнулась.

Таким как я, дядюшка сказал, по-научному мы называемся метаморфами, повезло с регенерацией. Она у меня мгновенная. Была бы человеком - к шестому часу самых скучных в моих жизни поисков, - уже б ладони с коленями семь раз стёрла.

Зато вскоре ориентировалась в подземелье под замком уже чуть ли не лучше, чем в родном лесу и даже крысы, кажется, стали меня узнавать в лицо и приветствовать каким-то особенно мерзким, улюлюкающим писком.

Когда сквозь писк и улюлюканье стал проступать издевательский хохот, я поняла, что с меня хватит. На сегодня так точно.

В общей помывочной, тёмной и пустой в такое время повздыхала с сожалением о горячем источнике в Буйных Холмах.

Там сейчас хорошо…

Где-то вдалеке поёт чёрный дрозд, а в подземельях нежные трели его волшебного голоса оттеняются журчанием воды. Дно источника из белой, в нежно-голубую полоску, породы, и потому вода, над которой подымаются обильные клубы пара, кажется лазурной. Рядом ещё один бассейн, с ледяной водой. В детстве я называла воду в этих бассейнах «мёртвой» и «живой», как в сказках. Пока жила дома, купалась там чуть не каждый день, иной раз и кого из мелких с собой прихватывала…

…Клацая зубами в помывочной для слуг, я особенно прочувствовала, как соскучилась, даже, пожалуй, истосковалась по источнику. Потому и пообещала себе при малейшей оказии сбегать в пещеры, проведать. Хоть бы даже и на Русальную ночь, когда огненный цветок расцветёт… В наших краях в эту ночь большое гуляние, меня точно не хватятся.

Вернувшись в спальню, с наслаждением закуталась в хрустящее от свежести постельное бельё. Но стоило смежить веки, утопая щекой в прохладной подушке, как в животе вдруг забурчало так, что глаза сами собой открылись, а, пожалуй, что и вытаращились, сон же как рукой сняло. Следующий за бурчанием приступ тошноты подтвердил, что вот прямо сейчас уснуть не удастся. Так что лучше не спорить с бедным организмом, который забыли покормить, а уверенно топать им в сторону кухни. Я себя знаю – всё равно уже не усну.

Глубоко вдохнув, я встала и, набросив поверх сорочки лишь лёгкий плащ, выскочила из комнаты и пошла на кухню.

Запахи съестного врезались в ноздри уже на подходе и, такое, ощущение, поймали меня на крючок, как того ихшана. Потому что как иначе объяснить проникновение в меня вместе с умопомрачительно будоражащими ароматами некой неведомой силы, которая начисто отшибла разум, я не знаю. Знаю лишь, что в следующий осознанный момент я уверенно заталкивала в рот остатки недоеденного, третьего по счёту, пирожного. От кондитерских заготовок ураган в моём лице передвинулся к «мясной» части кухни. Я решительно выудила из ледника поджаристую, лоснящуюся от жира котлету и та в мгновение ока исчезла в чёрной дыре, которая образовалась сразу за моим ртом. Котлету я запила мятным лимонадом (и близко не дядюшкин квас на травах, но тоже сойдёт) и для верности заела хрустящим пирожком с начинкой из лесной ягоды…

И тут вдруг раздались шаги.

Ровные. Чёткие. Размеренные.

А главное – очень знакомые и столь же нежелательные в данной ситуации и тем более в данное время суток!

Но сомнений быть не могло.

Непонятно с какого перепугу, и вообще какого шерпа он здесь забыл среди ночи, но сомнений быть не могло: к замковой кухне уверенно приближался зеленоглазый лорд.

Запомнил маршрут, подлец!

Глава 22

Времени на раздумья у меня не было.

На действия – секунда-другая.

А потому получилось, как получилось.

- Попалась! – заходя в кухню, лорд Эйнар Сварт, Хранитель Севера, азартно потирал руки, как мальчишка.

Не знаю, кого он собирался поймать, но явно не свою невесту.

Потому что, узрев перед собой леди Ди, зеленоглазый оторопел.

Он сглотнул, скользя по мне недоумённым взглядом, который мгновенно становился тем самым, от которого к щекам и… ниже тут же прилила волна жара. Тут следует пояснить ещё такой момент. С одеждой во время оборота – отдельный разговор. Чтобы как-то радикально сменить образ, нужно заморачиваться, визуализировать, отслеживать протекание и скорость потоков энергии, а я… не в том я сейчас состоянии. А потому на мне из предметов туалета лишь те же вещи, в чём из спальни выскочила. Лёгкая сорочка да плащ из тончайшей ткани. Я, когда оборачивалась в блистательную миледи, лишь чуть-чуть их «улучшила», сиречь украсила отделкой да вышивкой, леди Ди под стать, а потому плащик мой помимо прочего цвет сменил на угольно-чёрный, а сорочка в алый окрасилась да кружевом обзавелась.   

И вот стоит перед ним как есть, его возлюбленная леди, вся из себя прекрасная, недоеденную куриную ножку в изящных наманикюренных пальчиках держит... и вижу, как выражение глаз лорда стремительно меняется. Становится мечтательным и каким-то решительным одновременно. И у меня в ответ внизу живота словно огненный узел сворачивается…

- Диана?

Каюсь, было искушение икнуть, как давеча, в личине Марыськи, а то и рыгнуть, пусть полюбуется, как невеста может, но… Это уж совсем как-то низко и мерзко, я даже расстроилась от собственных недостойных мыслей. Это теперь вот так вот будет, да?

Всё хуже и хуже мне, как о них с Дианой думать начинаю…

Настроение испортилось, я даже недоеденную ножку отложила, потянулась за малиновым взваром.

- Проголодалась? – с тёплой улыбкой спросил зеленоглазый и сердце сжалось: неприятно стало, что он так по-доброму разговаривать умеет.

Особенно после того, как давеча выговаривал мне за безнравственность!

- А я говорил, не нужна тебе никакая диета, - сказал он нежно, и я как наяву увидела их с Дианой ужин.

Сплошные ужимки, вздохи, да закатывания глаз. И леди Ди, как обычно, кривляется над каждой травинкой…

Настроение испортилось окончательно. Я зябко повела плечами.

- Ещё и замёрзла, - укоризненно сказал Эйнар и в следующий миг из моих пальцев выудили кружку с отваром, и, мазнув мимолётным поцелуем по кончикам пальцев, заменили её пузатым бокалом на низкой ножке.

Воздух тут же окрасился горьковато-пряными нотками. 

- Выпей, Ди, это тебя согреет.

Предвосхищая его попытку обхватить меня за талию, я отступила и опрокинула в горло содержимое бокала.

Горло опалило пламенем, из глаз брызнули слёзы, я закашлялась, беспомощно размахивая руками и мотая головой. Следом показалось, что мягко и даже приятно как-то ударили по макушке, притупляя восприятие. Длилось странное, непривычное и, пожалуй, что неприятное состояние недолго – хвала моей регенерации.

Пришла в себя я довольно скоро.

Прижатой к груди Эйнара Сварта. 

Смотрел лорд так, что колени сами собой слабли и отказывались перемещать хозяйку куда-либо, где нет таких притягательных до безумия зеленоглазых…

Наверное, что-то такое заметил на моём лице «притягательный до безумия», потому что в следующий миг он меня поцеловал.

Мысли испуганной стайкой разноцветных бабочек покинули голову.

Целовал лорд долго и жадно. Отвечая на поцелуи с неменьшей жадностью, я и не заметила, как он под бёдра меня ухватил, подсаживая на стол… хотя кому я вру… заметила, конечно. И как под эти самые млеющие и пылающие от его касаний бёдра подхватывал, и как руки свои загребущие задерживал там, где не следует, дольше необходимого, и как ладонями своими бесстыжими шарил по телу, повторяя все выпуклости и изгибы, и были его руки такими горячими, что казалось, нет между ним и мной преграды в виде тонкого лёгкого плаща...

- Диана… милая… дорогая… любимая… что же ты со мной делаешь… что же делаешь, - горячо шептал Эйнар, покрывая поцелуями шею и от ноток его хриплого голоса глубоко внутри, одна за другой, били крохотные молнии.

Голова кружилась, тело таяло, разум с выдержкой, точнее их остатки позорно проигрывали бессовестному, постыдному влечению, желанию, которое захватывало меня с головой, когда зеленоглазый приближался… Я совершенно не понимала, что происходит и понимать совершенно не хотела.    

Лишь когда лорд завёл запястья мне за голову, располагая их на стене и придерживая своей рукой, когда коленом развёл бёдра, располагаясь между разведённых ног, изнутри кольнуло: на этот раз далековато как-то мы зашли... Ходу обратно может и не быть.

Стоило мне запротестовать, попытаться высвободиться, поцелуи лорда стали ещё горячее.

- Нет, - я отпихнула лорда, упираясь ладонями ему в грудь и меня тут же притянули к себе, целуя в губы.

Теперь я располагалась на самом краю стола, невольно обхватывая лорда бёдрами. Сорочка с одного бока задралась, обнажая колено.  

Шершавые пальцы мазнули щёку, усиливая внутренний жанр, подняли лицо за подбородок.

Лорд нежно накрыл мои губы своими, от чего пальцы на ногах поджались и, чуть отстранившись, спросил хрипло:

- К чему нам эти условности, милая? Никто не осудит, если первенец появится немного раньше, чем через девять месяцев после свадьбы.  

И поцелуй зеленоглазого лорда из нежного стал требовательным, властным. Искушающим.

Он подхватил меня на руки и понёс куда-то.

Хотя направление было как раз понятным.

Явно не картинную галерею показывать меня несли…