Город миражей

Глава 1. Похмелье

Полдень рванул меня из забытья, как судебный пристав из нетрезвого сна — грубо, неожиданно и с перспективой неприятного разговора. Лос-Анджелес плескался за окнами чужой квартиры тем особым золотым светом, который здесь продают вместе с мечтами и разбитыми сердцами. Солнце било в глаза с упорством коллектора, требуя объяснений за вчерашний вечер, который растворился где-то между третьим мартини и обещанием «просто поговорить».

Голова раскалывалась с методичностью отбойного молотка, а во рту царила атмосфера, напоминающая помесь пустыни Мохаве с пепельницей после корпоратива. Это было не обычное похмелье — это был экзистенциальный кризис, одетый в смокинг физических страданий.

Рядом, укрытая простынёй цвета слоновой кости, лежала девушка с волосами, рассыпанными по подушке как жидкое золото. Красивая. Слишком красивая для воскресного утра сорокалетнего неудачника. Её имя ускользало из памяти, как мыло из мокрых рук — чем сильнее пытался вспомнить, тем дальше оно уплывало в туман вчерашнего вечера.

Брэнди? Кэнди? Или это была Саманта, которая представилась Сэм, но оказалась совсем не тем Сэмом, который нужен человеку в трудную минуту жизни? В Лос-Анджелесе имена женщин меняются чаще, чем актёрские псевдонимы, и запомнить их все — задача для более молодого и менее пьющего мозга.

Телефон лежал на прикроватной тумбочке, мигая красным глазком уведомлений, как маяк на рифах моей совести. Семнадцать пропущенных. Двадцать три сообщения. Математика катастрофы никогда не была моим коконом предметом, но даже я понимал — это слишком много для обычного воскресного утра.

Первое сообщение от Лили: «Папа, ты не забыл? Колледж сегодня в два». Время отправки — девять утра.

Второе: «Папа, где ты? Уже половина десятого».

Третье, четвёртое, пятое — каждое следующее сообщение было как ещё один гвоздь в гроб моей отцовской репутации. «Папа, я жду». «Ты же обещал». «Мама говорит, что ты опять пропал».

Последнее сообщение пришло полчаса назад: «Не важно. Райан нас отвезёт».

Райан. Этот идеальный, стабильный, вовремя приходящий на родительские собрания Райан с его правильной работой, правильными галстуками и правильными намерениями относительно моей бывшей жены. Человек, который никогда не просыпается в чужих постелях с головой, полной сожалений и пустыми карманами.

Колледж. Мы планировали поехать смотреть колледжи для Лили уже месяц. Я обвёл дату в календаре красным кружком, как день национального бедствия, и поклялся всем святым, что не подведу. Что буду хорошим отцом. Что покажу дочери, как выбирать место, где она будет следующие четыре года строить будущее без меня.

А теперь Райан везёт мою дочь смотреть её будущее. Райан, который никогда не забывает важные даты, не теряет ключи от машины и не просыпается с чувством, что прожил предыдущий день зря.

— Твою мать, — пробормотал я, осторожно поднимаясь с кровати.

Каждое движение отдавалось в висках тупой болью, словно кто-то забивал в череп гвозди под музыку Уагнера. Лос-Анджелес за окном выглядел слишком ярким, слишком оптимистичным для человека в моём состоянии. Пальмы покачивались на ветру, как танцовщицы в стриптиз-клубе, а где-то вдали Hollywood Hills подмигивали белыми буквами, обещая славу тем, кто достаточно глуп, чтобы в это поверить.

Мои джинсы валялись на полу, рядом с ними лежала рубашка, измятая и пахнущая вчерашним разочарованием. Ботинки зачем-то оказались в разных концах комнаты, словно пытались сбежать друг от друга после семейной ссоры.

Одеваясь, я пытался восстановить хронологию событий. Бар на Мелроуз. Девушка с глазами цвета калифорнийского неба. Разговор о книгах, который плавно перетёк в обсуждение одиночества. Её рука на моей руке. Слова «может, продолжим у меня?», произнесённые с той лёгкостью, которая приходит только после четвёртого коктейля.

В спешке я задел локтём высокую стеклянную вазу на комоде. Она упала с грохотом, разбившись на тысячу сверкающих осколков. Звон стекла прорезал утреннюю тишину, как крик чайки над пустынным пляжем.

Девушка проснулась, приподнялась на локте и посмотрела на меня сонными глазами. Даже только что проснувшаяся, растрёпанная и слегка недоумевающая, она была прекрасна. В Лос-Анджелесе красота продаётся оптом, но иногда встречаешь экземпляры, которые заставляют поверить в чудеса.

— Ты уже уходишь? — спросила она голосом, хриплым от сна.

— Прости, детка, мне нужно срочно бежать! — Я натягивал рубашку, проклиная все пуговицы мира за их вопиющую медлительность.

— Мы же ещё встретимся? — В её голосе звучала наивная надежда, которая разбивала сердце эффективнее любого аргумента. — Мне кажется, у нас с тобой сильная связь!

Связь. В Лос-Анджелесе это слово имеет столько значений, сколько оттенков у заката над Тихим океаном. Связь между агентом и актёром. Связь между сценаристом и продюсером. Связь между одинокими людьми, которые встречаются в барах и пытаются залечить пустоту внутри себя теплом чужого тела.

— Да, конечно, я позвоню тебе, — солгал я, потому что иногда ложь — это последний подарок, который можешь сделать человеку перед расставанием.

Я бежал к двери, игнорируя босые ноги и незастёгнутую рубашку. Ботинки можно надеть в лифте. Пуговицы можно застегнуть в машине. Но потерянное время не вернуть никогда.

— Постой! — крикнула она мне вслед. — Я же ещё не дала тебе свой номер телефона!

Лифт закрылся, отрезав её голос, но не чувство вины. В зеркальных стенках отражался человек, которого я плохо узнавал. Помятый, небритый, с глазами, полными того особого стыда, который приходит только к отцам, подводящим своих детей.

Чёрный «Мустанг» ждал меня на парковке, накалённый солнцем и покрытый тонким слоем той самой пыли, которая в Лос-Анджелесе оседает на всём — на машинах, на мечтах, на сердцах. Двигатель завёлся с первого раза, и это было единственной хорошей новостью за всё утро.

Выруливая с парковки, я пытался понять, где нахожусь. Лос-Анджелес — город, который можно изучать всю жизнь и так и не понять его логику. Улицы здесь расползаются во все стороны, как трещины на разбитом зеркале, а районы меняются так быстро, что можешь проснуться в Беверли-Хиллз, а через квартал оказаться в районе, где лучше не останавливаться на красный свет.