Перрон медленно поплыл у неё перед глазами, и фигура отца исчезла вместе с ним. И тотчас обжигающая волна подкатила к горлу и вырвалась из неё горючими солёными слезами. Настя быстро вышла в коридор, чтобы не давать любопытным соседкам повода для разговора, и невидящими глазами уставилась в окно поезда.
Только сейчас до неё дошло, что же она натворила. Возможно даже, она сломала себе жизнь. Впрочем, мама так и сказала, когда узнала об её решении ехать на практику в сельскую местность. А её излюбленная фраза: все девочки, как девочки, только ты одна будешь всю жизнь коровам хвосты крутить, стала для неё враз пророческой.
Когда-то её родители в штыки приняли её решение поступать в Академию на факультет ветеринарной медицины. Ну, ещё бы! Ведь мама всегда мечтала, что её дочь поступит в медицинский и станет врачом. Можно сказать, её мечта сбылась. И её дочь стала врачом, правда, нечеловеческим. Ну, какая разница?! Врач же! Но для родителей это стало катастрофой.
А теперь она и сама уже сомневалось. Нет, не в выборе профессии, а в целесообразности этой практики. Ведь у неё была возможность закосить, остаться в городе при какой-нибудь тихой ветлечебнице… А сейчас она ехала в неизвестность, в какую-то глухомань, где её ждал наставник. Ведь это он попросил своего друга, их декана, присмотреть для него какого-нибудь толкового практиканта. Вот только он просил юношу, а приедет она (сюрпрайз!). Да ещё городская, совершенно неприспособленная к деревенской жизни дивчина.
Настя постаралась взять себя в руки и это ей почти удалось. Она вернулась в купе и сразу же залезла на свою верхнюю полку. Достала планшет и уткнулась носом в экран.
Ничто так не тянется бесконечно долго, как время в поезде. Теперь она знала это точно. Её соседки — две хамоватого вида тётки с нижних полок сразу же нашли между собой общий язык. И рты у них закрывались только на время потребления пищи. А кушали они очень часто. Просто удивительно: где у них всё помещалось? Причём им всегда было жарко, в отличие от Насти. Но, несмотря на её вялые протесты, они приоткрывали окно и довольно свежий ветер дул прямо на неё. Поэтому приходилось кутаться в казённое одеяло, а лесть в чемодан за курткой ей не хотелось.
Как и следовало ожидать, к вечеру у неё заболело горло, а ночью её затрясло от холода так, что у неё зуб на зуб не попадал. Видимо, у неё поднялась температура. И, судя по её состоянию, немалая.
Она с детства не отличалась завидным здоровьем, поэтому отец называл её розой-мимозой. Мама таскала по врачам и лечила ей ангину всеми возможными и невозможными способами. А сейчас она дрожала на верхней полке, слушая раскатистый храп своих соседок, и вспоминала свой дом. Мечтала о заботливых материнских руках, о курином бульоне и об эвкалиптовом отваре, который ей заваривали для полоскания горла.
А наутро она даже не смогла слезть с верхней полки. Поэтому провалялась там, словно в бреду, даже не обращая внимания на смену соседей внизу. Хватило только сил доползти до проводницы. Настя попросила приветливую женщину разбудить её, когда они будут подъезжать к нужной станции. Ведь по подсчётам Анастасии это должно было произойти ночью.
Оказавшись на незнакомом перроне среди непроглядной темноты с чемоданом и с сумками, Настя запаниковала. Небольшое здание с чёрными окнами, которое она еле рассмотрела за своей спиной, не добавило ей оптимизма. И её опасения подтвердились: старая облупленная дверь не поддалась. Местный «вокзал» не пожелал встретить ночного приезжего.
Что же теперь делать? Мёрзнуть на улице до утра? Вот тебе и романтика. Совсем не так представляла она себе своё прибытие. Да чёрт с ним с этим Мухосранском, против него она ничего не имеет. Знала куда едет. Но ведь её могли бы и встретить! Ведь папа сказал, что созвонился с администрацией этого конного завода, и за ней пообещали выслать машину…
Побродив по перрону, ощущая в голове невыносимую тяжесть, Настя вдруг поняла, что сейчас упадёт. Она доковыляла до разбитой лавочки и улеглась на неё как самый последний бомж.
Дома тепло. А здесь, хоть и конец июня, но холодно как осенью. Вероятно, за ней и не собирались ехать среди ночи. А может ей вообще придётся добираться самой до этого конезавода. Но это всё утром…
Возможно, это был сон, а может горячечный бред, но перед её глазами отчётливо вырисовывалось симпатичное лицо Сергея. Он, как обычно, эмоционально ей что-то доказывал. Его улыбка, искрящиеся весельем глаза… всё это вызывало в её душе невольный отклик. Прошло столько времени, а она до сих пор не могла забыть его голос, его смех и даже запах!
Когда Настя узнала о его похождениях, сначала даже и не поверила в это. Настолько это показалось ей нереальным. Ведь Сергей покорил её именно своими принципиальными высказываниями касательно любви, дружбы и верности. Но, вероятно, когда дело коснулось себя любимого, все его принципы разом отошли на второй план.
Можно вычеркнуть человека из жизни, но как выбросить его из сердца? Как?! Ведь она до сих пор просыпалась от того, что в голове явственно звучал его голос, будто он звал её по имени. Как всегда ласково и нежно, так получалось только у Сергея. А как забыть его руки и губы, которые ввергали её в пучину невероятной чувственности, как? Ведь он был у неё первым, и как утверждал Сергей: до этого он тоже не имел сексуального опыта. Сейчас ей в это с трудом верилось.
Настя отдалась ему без каких-либо раздумий, ведь к тому времени она уже влюбилась в него без памяти. И она осталась безумно счастлива, что доставила Сергею удовольствие. А что касается всего остального… Честно говоря, в свой первый раз она вообще ничего не поняла. Все эти восторги и охи-вздохи про лишение девственности показались ей на фоне личного опыта какими-то непонятными и неубедительными. И, как бы она его не любила, но сексуального удовлетворения Анастасия с ним так и не познала. Это она поняла гораздо позже, слушая разговоры своих всезнающих подруг.
Когда она проснулась, то сразу же отметила, что ей стало значительно лучше. Открыла глаза и уставилась в потолок, выложенный белоснежной плиткой из пенопласта. Она еле успела натянуть на себя одеяло, так как совсем рядом почувствовала какое-то движение. Анастасия повернула голову и чуть не закричала от ужаса. Рядом с ней, в этой же самой постели, спал Павел!
По-видимому, она так вздрогнула, что невольно его разбудила. Мужчина тотчас открыл глаза и посмотрел на неё. Его губы тут же растянулись в самой доброй улыбке, какую только можно себе представить. Его светло-карие глаза озорно блеснули, ввергая её в замешательство. Причём её состояние было, скорее, реакцией на его очаровательную улыбку, чем на саму ситуацию.
Не фига себе! Они спали в одной пастели! Когда он ей сказал, что она переночует у него, она же не знала, что это будет в буквальном смысле!
В горечах Настя вскочила с кровати как ужаленная, но когда вспомнила, что внизу у неё кроме трусиков ничего нет, тотчас нырнула обратно под одеяло. А Павел медленно подставил под голову руку, согнутую в локте, и наблюдал за ней с явным интересом. А когда она вновь оказалась в постели, беспардонно уставился на неё.
— Чудная ты. Но красивая, ты у нас будешь в посёлке первой красавицей. Вот ещё один геморрой для меня. Начнутся гуляния, просьбы отпустить с работы…
— Ничего не начнётся. Я не для этого сюда приехала, — пробурчала в ответ Настя.
— Ага, вы все так сначала говорите. И ещё один маленький вопросик, можно? — и тут же, не дождавшись её согласия, продолжил: — А что у тебя с глазами? Вроде стрелки нарисованы, а за ночь ничего не размазалось…
О Боже! Неужели это его интересует? Да… типичный разговор наставника с практикантом. Не говоря уже о самом месте — в постели! Видели бы её сейчас родители.
— Это татуаж. Очень удобно.
— Отстал я от жизни. Это под наркозом делают? У меня тоже есть наколка, но я её тебе не покажу. Место не то.
Он быстро вскочил с кровати. Настя только заметила, опешив, серые в полосочку трусы-шорты и прилично натренированное тело. Она с некоторым опозданием отвернулась, ругая его, на чём свет стоит. А Павел, по-видимому, начал одеваться, совершенно не испытывая неудобства. Так как через секунду он обошёл кровать и нарисовался перед ней в полуголом виде.
— Я пошёл готовить завтрак, сейчас принесу. А ты можешь не вставать, болей себе на здоровье. — Он моментально надел на себя футболку, застегнул ширинку на джинсах и вышел из комнаты.
А Настя осталась лежать под одеялом в полном шоке от увиденного. Как-никак не каждый день ей приходилось видеть незнакомых мужиков в трусах, причём выскакивающих из её постели. Честно говоря, ни разу не приходилось. С Сергеем они встречались тогда, когда её родителей не было дома, и на ночь он не оставался ни разу. Так что спать с мужчиной в полном смысле этого слова ей ещё не доводилось. Если не считать этого случая, конечно.
Анастасия протянула руку к выключателю ночника, и её взгляд остановился на пустых ампулах, лежащих на тумбочке рядом с кроватью. Рядом лежал использованный шприц…
Час от часу не легче! Видимо, он ночью влепил ей жаропонижающую тройчатку! И не трудно догадаться куда именно… Вот нахал!
— Завтрак подан! — с неизменной улыбкой на лице Павел вошёл в спальню.
С шиком заправского официанта он нёс на руке большую плоскую тарелку с печеньем, щедро помазанным сливочным маслом. На плече у него висело не первой свежести кухонное полотенце, а в руке он держал всё тот же огромный бокал.
По всей видимости, он увидел, как она уставилась на ампулы, потому что его улыбка сразу же стала хитрой и даже коварной. Он красноречиво перевёл взгляд на тумбочку и демонстративно вздохнул:
— Прости, у меня не было другого выхода. Температура у тебя не спадала. И я весь дом перерыл, пока не нашёл всё необходимое. Скажи спасибо, что я не поставил тебе свечку, сама знаешь куда. Из-за Славки они у меня всегда под рукой. Он у меня тоже, задохлик ещё тот, вечно простывает.
— Спасибо?! Да где это видано, чтобы девушке делали в попу укол без её ведома? Нельзя было меня разбудить? — возмутилась Анастасия, словно не замечая протянутой ей руки с бокалом.
— Я будил, честно. Но ты была в таком состоянии… Я испугался, — тихо возразил он. Поняв, что она и не собирается брать у него бокал с чаем, Павел поставил его на тарелку с печеньем и добавил: — Между прочим, в тех трусиках, которые на тебе, ты не никогда не будешь здоровой. Надо теплее одеваться, тебе ещё детей рожать. У вас у женщин вечно так: дырка одна, а болячек в ней тыщща.
Анастасия не верила своим ушам. Её учил, какие ей надо носить трусы, мужчина, да ещё практически незнакомый! Цирк, да и только!
— Но это уже слишком, ты себя слышишь? Ага, теперь я буду носить только тёплые трусы с начёсом. И буду у тебя спрашивать, можно мне это надеть или нет, — с сарказмом заявила она.
— Послушная девочка, вот и спрашивай. Я плохого не посоветую, — шутливо согласился с ней Павел, и в его пушистых с лёгкой рыжинкой усах сверкнула белозубая ухмылка. — Поешь. Я от тебя всё равно не отстану.