Жизнь научила меня одной простой истине: никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Вот и сейчас, сидя в кустах на берегу реки с удочкой наперевес, я размышлял о прелестях тишины и одиночества.
Утренняя рыбалка – это как медитация. Только ты, река и полная безмятежность. Полный кайф.
Солнце только-только выползало из-за горизонта, роса блестела на траве, а комары, кажется, решили дать мне передышку после ночной атаки. Я сидел в своем укромном месте уже второй час, полностью сливаясь с окружающей природой. Два небольших окунька в ведре – не бог весть какой улов, но для ухи хватит.
Деревенька Ольховка, куда я сбежал от московского шума на две недели отпуска, оказалась именно тем, что доктор прописал. Тишина, покой, никаких тебе оперативок, погонь и перестрелок. Только я, речка и верная бутылочка холодного пива в рюкзаке.
Домик у реки, который я снял у местной бабы Зины, был прост, но уютен. Старенький сруб, печка, скрипучая кровать и главное сокровище – настоящая русская банька на заднем дворе. После вчерашней первой помывки с веником я чувствовал себя заново родившимся.
Тишину разорвал пронзительный женский голос где-то совсем рядом:
– Серега, ты не представляешь, что за дыру они для меня выбрали! Это же ДЕРЕВНЯ! Самая настоящая! Здесь даже нормального интернета нет и дорог!
Вздрогнул от неожиданности. Голос доносился из-за кустов справа от меня. Кто-то очень громко разговаривал по телефону. Инстинкт спецназовца сработал мгновенно – я замер, превратившись в часть пейзажа.
– Да, блин, две недели! Целых две! – продолжал возмущаться голос. – Все из-за той дурацкой вечеринки. Подумаешь, разбила пару антикварных ваз, устроила в папином кабинете фотосессию в нижнем белье и напустила в бассейн пены... А теперь я здесь, у бабы Зины. Представляешь, она варит кисель, доит козу и заставляет меня помогать!
Мысленно я посочувствовал бабе Зине. Похоже, моя домовладелица получила на свою голову незапланированную гостью.
– Серый, ну приезжай, забери меня отсюда! Я не выдержу здесь и дня! Тут комары размером с воробья, а вчера я видела жабу! НАСТОЯЩУЮ ЖАБУ! Фу! И тут какой-то мужик в соседнем домике поселился, представляешь? Бабка сказала – майор из Москвы, на отдых приехал. Наверняка старый, лысый и с пузом! – девица звонко рассмеялась.
Я поморщился. Старый? Лысый? С пузом? Да мне всего тридцать четыре! И пресс у меня, между прочим, до сих пор кубиками. Многие двадцатилетние позавидуют.
– Что значит «не можешь приехать»? У тебя же есть машина! А, понимаю... Твоя мамочка не разрешает? – в голосе зазвучала издевка. – Серый, тебе двадцать два года! Ты мужик или кто? Ладно, перезвоню позже. Сейчас пойду искупаюсь, жара начинается. Тут хоть речка чистая... Пока!
Услышал, как она бросила телефон, потом зашуршала одежда. Мне следовало обозначить свое присутствие, но какое-то дьявольское любопытство удержало меня на месте. «Сейчас она уйдет, и я продолжу рыбалку», – подумал, аккуратно перехватывая удочку.
Но вместо удаляющихся шагов я услышал плеск воды. Очень близко.
Неужели она решила купаться прямо здесь?
– Ух, холодная! – раздался возглас, за которым последовал еще один всплеск.
Клев в этот момент, как назло, прекратился, и я решил потихоньку свернуть свою рыбалку, чтобы не смущать купальщицу. Но когда я начал осторожно складывать удочку, в поле моего зрения через просвет в кустах мелькнуло что-то бледно-розовое.
А затем я увидел то, чего совершенно не ожидал увидеть в пять утра на тихой деревенской речке.
Прямо напротив меня, метрах в десяти от берега плескалась полностью обнаженная девушка. Солнечные лучи играли на ее мокрой коже, длинные светлые волосы прилипли к плечам, а стройное тело буквально светилось в утренних лучах.
Это было как сцена из кино – идеальная, сюрреалистичная.
Замер, понимая, что оказался в крайне неловкой ситуации. Надо было кашлянуть, окликнуть, как-то дать о себе знать раньше. Теперь же любое мое движение будет выглядеть как подглядывание. Да оно, по сути, так и есть.
«Твою дивизию», – мысленно выругался, чувствуя, как тело предательски реагирует на увиденное. Тридцать четыре года, а веду себя как подросток!
Закрыл глаза, сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Нужно было незаметно уйти, пока ситуация не стала совсем неприличной. И пока мой стояк не стал ярко выраженным, а слюни не потекли по подбородку.
И тут, как по закону подлости, моя удочка выскользнула из рук и с громким треском упала на берег.
– Кто здесь?! – испуганно вскрикнула девушка.
Открыл глаза и увидел, что она уже по плечи погрузилась в воду и смотрит прямо в мою сторону.
– Маньяк! – завопила она, увидев меня. – Помогите! Насильник в кустах! Люди!!
– Да какой я маньяк?! – не выдержал я, поднимаясь во весь рост и выходя из своего укрытия. – Я тут рыбачил с пяти утра! Это ты пришла на мое место!
– Ах ты извращенец! – не унималась она, плеская водой. – Подглядывал, да?! Сидел в кустах специально?!
– Да не подглядывал я! – возмутился. – Я тут был задолго до тебя! И сидел себе тихо, никого не трогал, пока ты не заявилась и не начала орать на всю реку!
– Но ты же видел... ты все видел! – ее голос дрожал от возмущения.
– Я глаза закрыл! – соврал я. – Да там и смотреть не на что. И вообще, нечего купаться голышом в общественных местах!
– Не на что?! Это не общественное место! – крикнула она. – Это бабушкин участок реки!
– Участок реки? – я не выдержал и рассмеялся. – Милая моя, в России реки – это федеральная собственность. Тут нет частных участков. Они общие.
Она что-то сердито пробубнила, а потом крикнула:
– Отвернись немедленно! Мне нужно выйти!
Я демонстративно повернулся к ней спиной и скрестил руки на груди.
– Между прочим, нормальные люди сначала проверяют, нет ли кого рядом, а уже потом раздеваются.
– А нормальные люди не сидят в кустах и не подглядывают за девушками! – парировала эта язва.
Я влетела в бабушкин дом как ураган, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла. Вода стекала с меня на старенький половик, волосы прилипли к лицу, а внутри все кипело от возмущения.
– Господи Иисусе! – бабушка Зина оторвалась от теста, которое месила в большой деревянной миске. – Аленушка, ты чего как водяной из реки выскочила? И вся бледная! Аль утопленника увидела?
– Хуже! – выпалила я, пытаясь отдышаться. – Там в кустах маньяк сидел! Представляешь, баб Зин? Настоящий извращенец! Я пошла купаться, а он...
Осеклась, сообразив, что собираюсь рассказать бабушке о том, как плескалась голышом в реке. Чует мое сердце, потом мне не отделаться от нравоучений. Она и так пилит меня за каждую мелочь, как будто сама в молодости была святой.
– А чего он? – бабуля прищурилась, отставляя миску с тестом и вытирая руки о фартук. – Неужели обидеть пытался? Я сейчас Михалычу позвоню, он участковый, мигом разберется...
– Нет-нет, – я замахала руками. – Он не нападал. Просто... сидел там и смотрел. Рыбачил, видите ли.
– И кто же этот злодей? – бабушка снова взялась за тесто, но теперь с каким-то подозрительным блеском в глазах.
– Сказал, что какой-то майор. Морозов, – я скривилась, вспоминая его наглую ухмылку. – Из Москвы.
Баба Зина вдруг расплылась в широкой улыбке, а потом и вовсе расхохоталась, хлопая себя по коленям.
– Ой, не могу! – она вытерла выступившие от смеха слезы. – Так это же мой Ванечка! Постоялец! Что ж ты, внученька, его маньяком обозвала? Он у меня домик у бани снимает, приехал отдохнуть. Ой, уморила старуху!
Почувствовала, как у меня отвисает челюсть.
– Постоялец? ТОТ САМЫЙ постоялец? – я плюхнулась на лавку. – Но, бабуль, он же сидел в кустах! Как настоящий шпион или маньяк!
– Почему маньяк? – бабуля вскинула брови. – Он, поди, рыбачил там, сама сказала. Ванечка говорил, что любит рыбалку. Я-то думала, вы уже познакомились. Аль нет?
– Познакомились, – процедила я сквозь зубы. – Очень близко познакомились.
– И что же он там делал? – лукаво прищурилась бабушка. – Неужели ты опять купалась голышом, как в детстве? Я же тебе говорила, Аленка, не броди голышом по округе, у меня тут постоялец! Стыдоба-то какая!
Краска залила мое лицо. Просто замечательно. Теперь бабушка знает, что какой-то незнакомый мужик видел меня голой.
– Да не купалась я... то есть... – запнулась и решила сменить тему. – В общем, он хам и грубиян! Сидел там с удочкой, прятался, как шпион, в кустах, а потом еще и сказал, что видел и получше меня!
Баба Зина снова закатилась смехом.
– Ой, Аленушка, насмешила! Да у меня Ванечка культурный, деликатный. Тихий такой, обходительный. Все-таки военный!
– Полицейский, – машинально поправила я. – Он сказал, что он полицейский, а не военный.
– А, ну да, – кивнула бабуля. – Из этих, как их... из спецназа! Говорил, что бандитов ловит всяких. Герой! И какой красавец – статный, плечистый! Как с обложки журнала!
Закатила глаза. Только этого мне не хватало – чтобы бабушка нахваливала этого нахала.
– Ага, красавчик, – фыркнула я. – Особенно когда пялится из кустов!
– Значит, ты все-таки разглядела его? – бабуля хитро подмигнула. – Небось, тоже оценила?
– Бабуль! – возмутилась я. – Ты вообще на чьей стороне?
– На своей, милая, на своей, – засмеялась она, наливая масло на сковородку. – Ну, хватит об этом. Садись, я напеку блинчиков. Небось, проголодалась после купания?
Как по команде мой желудок громко заурчал. Я действительно проголодалась – еще бы, после такого стресса!
– С творогом сделаешь? – жалобно спросила я, понимая, что злиться на бабушку бесполезно.
– А то! – она ловко вылила первую порцию теста на шипящую сковородку. – С творогом, со сметанкой, с вареньицем... Все для моей московской принцессы! Хоть ты у меня и непутевая, а все же родная кровинушка.
Я вздохнула. Вот так всегда – сначала приласкает, потом подшутит. Фирменный бабушкин стиль.
– И я не такая уж непутевая, – проворчала. – Подумаешь, устроила вечеринку...
– И вазу прадедову разбила, и в отцовском кабинете дефилировала, и в бассейн пены напустила... – продолжила бабушка, ловко переворачивая блин. – Твой отец мне все рассказал по телефону. Эх, Аленка, была бы ты помладше, я бы тебя крапивой по мягкому месту отходила! А так что ж... взрослая уже девка, сама должна понимать, что к чему.
Я промолчала. Спорить с бабушкой – дохлый номер. Она всегда найдет что ответить.
– На-ка, первый блинчик, – она ловко переложила румяный блинчик на тарелку. – И давай-ка переоденься, а то простынешь. Ишь, вся мокрая сидишь! А я еще напеку.
С благодарностью взяла тарелку, и тут меня как обухом по голове ударило:
– Телефон! – я чуть не выронила блин. – Баб Зина, я телефон на речке оставила! В траве! Ой, что же делать?
– А что тут делать? – пожала плечами бабушка. – Иди и забери.
– Но там... этот... Морозов! – я поморщилась.
– Да он, небось, уже ушел, – махнула рукой баба Зина. – А если не ушел, так и ладно. Не съест же он тебя! Ванечка смирный.
«Твой Ванечка», – мысленно передразнила я. Подумать только, бабушка уже успела записать этого типа в «свои». Хотя чему удивляться – она всегда обожала военных. Точнее, полицейских. Да какая разница!
– Ладно, – вздохнула я, торопливо доедая блинчик. – Пойду переоденусь и сбегаю.
– А ты сначала доешь блинчик! – встревожилась бабушка. – Куда ты опять побежишь голодная?
– Я быстро, баб Зина, – я чмокнула ее в щеку. – Телефон дороже блинов!
– Вот они, нынешние дети, – проворчала бабушка вслед. – Железку ставят выше еды. В наше время...
Не дослушав, я побежала в свою комнату переодеваться. Натянув сухие шорты и футболку, я на секунду задумалась: а что, если «Ванечка» и правда еще там? Что я ему скажу?
«Просто не буду с ним разговаривать», – твердо решила я. Возьму телефон и уйду. Я не обязана с ним общаться.
Сытно позавтракав, я брел к своему домику, чувствуя приятную тяжесть в желудке и странное умиротворение.
Баба Зина превзошла саму себя – блины получились именно такими, какими их готовила моя бабушка в детстве: тонкие, кружевные, с хрустящими краями. Я съел штук семь, не меньше, щедро поливая их сметаной и заедая домашним вареньем, от которого пахло летом и солнцем.
Но гастрономические впечатления были не единственными, что остались после этого завтрака.
Когда я постучал в дверь дома бабы Зины, держа в руке ведерко с окуньками – скромный утренний улов, дверь распахнулась почти мгновенно. В проеме стояла московская принцесса, сосланная в деревню в наказание за хулиганство. При виде меня лицо девушки вытянулось, а щеки вспыхнули ярким румянцем.
– А, это ты? – выдохнула она.
– Я, – подтвердил я, улыбаясь. – Вот, принес улов, – я приподнял ведерко.
Алена молча отступила, пропуская меня в дом. Я чувствовал, что своим появлением не доставляю ей удовольствия, да мне и плевать было.
– Ванечка! – всплеснула руками баба Зина, выглядывая из кухни. – Проходи, касатик, присаживайся! Я тут блинчиков напекла, угощу тебя! А рыбку твою почищу, к вечеру уху сварим.
Протиснулся в дверной проем, стараясь не задеть Алену, но все равно на мгновение ощутил тепло ее тела и легкий запах цветочного шампуня. Она резко отпрянула, словно от удара током.
– Вот и славно, – протянул ведерко хозяйке. – Негусто, но на уху хватит.
– И то хорошо, – кивнула баба Зина, забирая улов. – А ты, Ванечка, садись вот сюда, к окошку. Сейчас чайку налью, блинчиков положу. Небось, проголодался с утра пораньше?
– Немного, – признался, хотя на самом деле был зверски голоден.
На веранде стоял старенький деревянный стол, накрытый клеенкой в цветочек. Окно было распахнуто настежь, и легкий ветерок колыхал тюлевую занавеску. За столом уже сидело юное создание, сосредоточенно поедающее блин с творогом.
– Аленка, подвинься, – скомандовала баба Зина. – Уступи Ванечке место.
Алена неохотно подвинулась, освобождая мне место на лавке. Я сел, стараясь не касаться ее, но лавка была узкой, и наши плечи все равно соприкоснулись. Она тут же отодвинулась еще дальше, почти на самый край.
– Да не съем я тебя, – не удержался от шпильки.
– Очень надо, – буркнула девушка, не глядя на меня. – Подавишься еще.
– Ой, я смотрю, вы познакомились? – баба Зина поставила передо мной тарелку с горкой блинов и чашку ароматного чая.
– Познакомились, – кивнул, накалывая вилкой первый блин. – Сегодня утром, на реке.
Бросил быстрый взгляд на Алену, она замерла с ложкой во рту, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Испугалась, что я сдам ее бабушке? Ну, это было бы нечестно.
– Да, – подтвердила Алена, быстро проглотив кусок. – Я пошла купаться, а там... рыбаки.
– Рыбак, – поправил я. – В единственном числе.
– Да хоть сто, – проворчала она. – Все равно мешают спокойно поплавать.
Баба Зина села с нами за стол, подперев щеку рукой.
– Аленка у меня с детства любит водичку, – сообщила она, ласково глядя на внучку. – Бывало, не вытащишь ее из речки! Все соседи знали, что летом Аленка в воде с утра до вечера. Русалочка моя!
Алена поморщилась, явно не в восторге от этих воспоминаний.
– А помнишь, как мы с Михеевной гонялись за тобой по всему двору? – засмеялась баба Зина. – Ты же, непоседа, как только становилось жарко, сбрасывала с себя все и бегала голышом! С тобой не было сладу! Кричишь: «Жарко, баба, жарко!» – и трусики долой. А мы с Михеевной за тобой с этими трусиками наперевес, кричим на весь двор: «Алена, немедленно надень трусы!»
Я не смог сдержать смех, представив эту картину. Алена покраснела и уткнулась взглядом в свою тарелку.
– Бабуль! – прошипела она. – Что это за истории такие?
– А что такого? – искренне удивилась баба Зина. – Ванечке-то что? Он мужчина взрослый, все понимает. Все дети без одежки бегают, когда маленькие.
– Мне было пять лет! – возмутилась Алена.
– А потом и шесть, и семь, – невозмутимо продолжила баба Зина. – В третьем классе ее еле отучили выбегать на улицу в одних трусиках.
Я уже откровенно кряхтел в кулак, пытаясь скрыть смех за кашлем. Алена бросила на меня уничтожающий взгляд.
– Очень смешно, – процедила она.
– Что поделаешь, привычки имеют свойство сохраняться, – как можно более невинным тоном заметил я, намазывая блин вареньем.
Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже лежал под столом бездыханный.
– Мне пора, – Алена вскочила из-за стола. – Спасибо за завтрак, бабуль.
– Ты куда? – всполошилась бабушка. – Я еще блинчиков напеку!
– Я наелась, – отрезала внучка и, бросив на меня еще один испепеляющий взгляд, скрылась в глубине дома.
Баба Зина покачала головой.
– Ой, Ванечка, характер у нее – кремень. Вся в деда, тот тоже был с норовом. А родители все по заграницам мотаются, у них бизнес, некогда дочкой заниматься. Вот она и выросла... своенравная.
– Зато красивая, – вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать.
Баба Зина хитро прищурилась.
– Ой, смотри-ка, уже заметил?
Смутился, внезапно почувствовав себя неловко. Странно, давно со мной такого не случалось. Не дело это – говорить хозяйке, что у нее красивая внучка. Да она малолетка для меня.
– Так это... сложно не заметить, – пробормотал, накалывая очередной блин.
– Да-а-а, – протянула баба Зина с таким видом, будто видела меня насквозь. – Девка она видная, спору нет. Только непутевая. Все с ней носятся – и родители, и ухажеры всякие, а она только этим и пользуется. Ты вот знаешь, за что ее сюда сослали?
– Что-то про вечеринку слышал.
– Вечеринку! – фыркнула баба Зина. – Дом перевернула вверх дном! Вазу прадедову разбила, в кабинете отцовском в неглиже фотографировалась, да еще в бассейн пены напустила и друзей своих позвала – тоже голышом плавать. А родители из Дубая вернулись внезапно, ну и... – она развела руками. – Отец-то у нее строгий, сынок мой, хоть и занятой. Сказал – через неделю отправишься к бабке в деревню, мозги проветрить! Она в крик, в слезы – не поеду да не поеду! А он – поедешь как миленькая, на две недели, и телефон с собой не возьмешь! Ну, насчет телефона потом сжалился, разрешил взять. Но предупредил – еще один такой финт, и осенью едет в Англию в закрытый колледж на учебу. Без права переписки!
Июльское солнце палило нещадно. Я растянулась на скрипучей раскладушке в бабушкином саду, намазавшись кремом для загара и демонстративно выставив на солнце все свои прелести в розовом бикини. Пусть деревенские дрозды и вороны завидуют.
От скуки листала книгу, которую нашла в бабушкином серванте. «Пламенные объятия генерала» – ну и название! Судя по загнутым уголкам и пролитому на самые интересные страницы чаю, баба Зина зачитывалась ею в молодости.
«Его мускулистые руки сжали ее трепещущую грудь, словно спелые плоды персика, – пробормотала я вслух и закатила глаза. – И она растаяла в его властных руках, как масло на солнце».
Боже, какая пошлость. Но все же лучше, чем пялиться на грядки с луком. Я перевернула страницу и вздрогнула, когда перед глазами возникла картинка: мокрая широкая мужская грудь с каплями воды, словно роса.
– Хватит думать о нем! – раздраженно пробормотала, захлопывая книгу.
Телефон пискнул – сообщение от Кати: «Вчера у Миланы была вечеринка! Артем с новой девчонкой! Все в шоке!»
Охренеть. Пока я тут жарюсь на грядках, в Москве жизнь бурлит без меня. Артем – это тот самый, который неделю назад признавался мне в вечной любви? Вот козел!
– Аленка! – бабушкин голос вырвал меня из мрачных мыслей. – Отведи Шуру на луг, пусть пасется!
– Кого? – я приподнялась на локтях.
– Нашу козу! Ты же вчера ее доила. Ну, пыталась.
О боже. Эта рогатая тварь, которая лягалась и опрокинула ведро с молоком? Я поклялась держаться от нее подальше! Или это входит в список наказаний, которые бабуля с отцом мне придумали?
– Бабуль, может, кто-нибудь другой?
– А кто же еще? Михеевна на рынок поехала, а больше никого и нет. Разве что Ванюшу попросить...
Только не майора с его насмешливым взглядом и широкими плечами, а еще мускулами, играющими под кожей!
– Ладно-ладно, – я вскочила. – Сама отведу твою козу.
– Шуру.
– Да, да, Шуру, ее самую.
Надев резиновые шлепанцы, поплелась за бабушкой к сараю. Шура встретила меня недружелюбным взглядом желтых глаз и протяжным: «Ме-е-е».
– На, держи, – бабуля сунула мне веревку, привязанную к ошейнику козы. – Держи крепче, а то убежит! И надень что-нибудь на себя, там слепни и мошка, покусают.
Я обреченно взяла веревку, и Шура тут же дернулась, едва не вырвавшись.
– Ладно, и так сойдет, я быстро. Вот зараза! А ну, стоять!
– Ты с ней ласково, – наставительно произнесла баба Зина. – На лужок за околицей, там и привяжи к колышку.
И вот так я – в розовом бикини и резиновых шлепанцах, с веревкой в руке и козой на привязи – вышла на улицу. Картина Репина: «Не ждали».
Шура упрямилась, дергалась и то и дело пыталась вырвать веревку.
– Черт бы тебя побрал, Шура! – шипела я, волоча упирающееся животное. – Бабушка сказала – на лужок, значит, на лужок! Давай, шевели копытами, там травка вкусная, тебе понравится.
Я вспотела, исцарапала ноги крапивой и была в отвратительном настроении. Луг оказался живописным – трава по колено, полевые цветы и жужжание пчел, слепней и мошки пока не наблюдалось. Коза тут же принялась жадно щипать траву.
– Наконец-то! – я огляделась в поисках колышка, о котором говорила бабушка.
Колышек нашелся в центре луга. Я потащила козу к нему, преодолевая отчаянное сопротивление.
– Ну же, еще немного, Шура, не подведи! – я тянула веревку, а Шура упиралась копытами. – Вот упрямая скотина!
– Ты не так делаешь, – раздался вдруг голос за спиной.
Я вздрогнула от неожиданности. В тот же миг Шура, почувствовав слабину, дернулась и с разбегу боднула меня прямо в зад.
– Ай! – я подпрыгнула, потирая пятую точку.
А за спиной уже раскатывался знакомый смех. Ну конечно. Это мог быть только он.
– Не смешно! – развернулась, глядя на мужчину.
Он стоял в нескольких шагах от меня, скрестив руки на груди и откровенно наслаждаясь зрелищем.
– Очень даже смешно, – он улыбнулся. – Особенно твой наряд для выпаса коз. Новый тренд в пастушьей моде? Бикини – идеальный наряд для этого.
– Нравится?
Скрестила руки на груди, внезапно осознав, насколько нелепо выгляжу – полуголая, в дурацких шлепанцах, с веревкой в руке.
– Весьма.
– А ты, я смотрю, теперь профессиональный модный критик? – огрызнулась. – Или просто шпионишь за мной?
– Вот еще, – фыркнул Морозов. – У меня полно более интересных дел. Просто проходил мимо.
– Как удобно. Всегда оказываешься «мимо проходил».
Шура снова дернула веревку, чуть не вырвав ее из моих рук.
– Да стой ты! – дернула ее в ответ, и коза замычала еще громче.
– Позволь, я помогу, – Морозов шагнул ближе.
– Мне не нужна твоя помощь! – гордо вздернула подбородок. – Я сама справлюсь!
В этот момент Шура снова дернула веревку и, конечно же, вырвалась. С победным «ме-е-е» она помчалась прочь.
– Стой! Стой! – я бросилась за ней, но в шлепанцах далеко не убежишь.
Морозов со вздохом покачал головой, а затем одним ловким движением перехватил конец веревки и остановил беглянку.
– Вот предательница, – пробормотала я, глядя на козу. – Где же женская солидарность?
– Козы не признают авторитетов, – усмехнулся Морозов, подводя Шуру к колышку. – Особенно в таком виде.
– Что не так с моим видом? – я уперла руки в бока.
– Ничего, – он бросил на меня быстрый взгляд, привязывая козу. – Розовый тебе очень идет. Особенно на фоне крапивных ожогов.
Я посмотрела на свои ноги – и правда, все в красных пятнах.
– Спасибо за комплимент, – процедила. – Ты всегда такой галантный или только когда видишь полуголых девушек?
– Только когда они выгоняют коз на пастбище в бикини, – он улыбнулся, и эти дурацкие ямочки на его щеках снова заставили мое сердце забиться чаще. – Редкое зрелище даже для сельской местности.
– Ты невыносим, – вздохнула, но почему-то не смогла сдержать ответную улыбку.
– Мне говорили.
Солнце клонилось к закату, но жара не спадала. Я таскал из поленницы дрова для бани, предвкушая, как буду париться с веником, а потом окунусь в бочку с холодной водой. Наколол еще охапку березовых щепок, подбросил их в печь и довольно кивнул – к вечеру баня как следует прогреется.
Перед баней планировал заглянуть к бабе Зине на ужин – она обещала сварить уху из моего утреннего улова. День складывался идеально. Никаких звонков от начальства, никаких перестрелок, никаких трупов и крови. Только я, баня и тишина.
Когда я открыл калитку, чтобы принести еще охапку дров, тишину разорвали басы, задорный женский смех и рев мопедных двигателей. Я невольно поморщился. Что за мерзость? Откуда в этой богом забытой деревне такие звуки?
Обойдя дом, я увидел источник шума. У забора бабы Зины стояли три деревенских мажора лет восемнадцати-двадцати. Рядом примостились два облезлых мопеда с кричащими наклейками и явно переделанными глушителями. Из огромной колонки, которую держал один из парней, неслась музыка с отборной руганью.
А рядом с ними – Алена. В коротком льняном сарафане, едва прикрывающем стройные загорелые ноги, с распущенными светлыми волосами, она заливисто смеялась над чем-то, что говорил ей самый высокий из парней.
Сам не понял, почему меня это так задело. Подумаешь, девчонка общается со сверстниками. Это нормально. Но что-то внутри меня переключилось, и я уже шел в их сторону.
– Привет, молодежь, – поздоровался, подходя ближе. – Не могли бы вы сделать музыку потише? Ее слышно на всю деревню.
Все обернулись. Парни окинули меня недовольными взглядами, явно раздраженные тем, что их прервали. Алена замерла, и на ее лице промелькнуло что-то похожее на смущение.
– А ты кто такой? – спросил высокий, явно заводила этой компании.
– Ваш сосед, – просто ответил я. – И мне мешает этот шум.
– Это музыка, – хмыкнул второй, коренастый, с прыщавым лицом. – И мы никому не мешаем.
– Мне мешаете, – спокойно ответил. – И соседям тоже.
– Ты типа главный здесь? – высокий сделал шаг вперед, пытаясь показать характер.
Я едва сдержал смешок. Мальчишка решил потягаться со мной? Серьезно?
– Просто прошу уважать покой других людей, – ответил я ровно.
– Да ладно тебе, дядя, – высокий сменил тон. – Что, нельзя послушать музыку?
– Музыку можно, – кивнул я. – Но не такую громкую.
– Ладно, батя, – протянул третий, самый молодой, ухмыляясь. – Не будем портить тебе вечер.
Батя? БАТЯ?! Мне всего тридцать четыре, сопляк.
Алена, до этого молча наблюдавшая за разговором, вдруг вмешалась:
– Это Иван, он снимает домик у бабушки, – она кивнула в мою сторону. – Он приехал из Москвы. Полицейский.
– О, мент! – оживился высокий. – Значит, ты не местный? Тогда чего ты командуешь?
Я почувствовал, как внутри закипает раздражение.
– Дело не в том, местный я или нет, – процедил я сквозь зубы. – Дело в том, что ваша музыка орет на всю деревню. Сделайте. Музыку. Тише.
Что-то в моем тоне заставило высокого нервно сглотнуть.
– Леха, сделай потише, – буркнул он парню с колонкой.
Тот нехотя убавил звук, но недостаточно.
– Еще тише, – потребовал я.
– Слушай, ты чего такой нервный? – высокий скрестил руки на груди. – Мы же просто отдыхаем.
– Отдыхайте где-нибудь в другом месте, – отрезал я. – Или без орущей колонки.
– Ладно, – высокий явно понял, что скандал ни к чему. – Поехали, пацаны. Тут не очень весело.
– Уже уезжаете? – Алена удивленно посмотрела на них. – Мы же хотели на речку!
– Заедем попозже, красотка, – подмигнул ей высокий. – Часов в восемь. Покатаемся, оторвемся.
– Договорились, – Алена улыбнулась, и я почувствовал, как нарастает раздражение.
Они завели свои драндулеты и, оглушительно газанув напоследок, укатили прочь. Я остался стоять напротив Алены, все еще взвинченный.
– Ну вот, спасибо, что спугнул моих друзей, – Алена скрестила руки на груди.
– Друзей? – я хмыкнул. – Ты давно их знаешь?
– Да! И что? – она вздернула подбородок. – Они веселые. И обещали покатать нас на мопедах. Хоть какое-то развлечение в этой дыре.
– Тебе не приходило в голову, что они хотят не просто «покатать»? – я выразительно посмотрел на ее короткий сарафан.
– О боже! – она всплеснула руками. – Только не начинай! Я уже наслушалась этих лекций от отца. Я совершеннолетняя и сама решаю, с кем мне общаться и кататься!
– Да пожалуйста, – я пожал плечами. – Общайся с кем хочешь. Только не надо орать на всю деревню.
– Мы не орали! – возмутилась она. – Мы слушали музыку!
– Ну да, музыку, – я закатил глаза. – С отборной руганью на всю округу.
– Ой, только не говори, что ты никогда не ругаешься, – она фыркнула. – Спорим, в своем спецназе ты только так и разговариваешь.
– Это другое, – отрезал я. – И вообще, ты настоящая заноза в заднице, знаешь?
– А ты – чурбан и зануда! – парировала она. – И к тому же старик!
– Старик? – я невольно усмехнулся. – Мне всего тридцать четыре!
– Именно! – она ухмыльнулась. – Древний! На пятнадцать лет старше меня!
– И слава богу, – я покачал головой. – Я еще успею насладиться спокойной жизнью до того, как впаду в маразм и стану таким же, как вы, молодежь.
– Фу, – она скривилась. – Ты говоришь как мой отец. «В наше время девушки были скромнее! В наше время музыка была мелодичнее!» Бла-бла-бла.
Я невольно рассмеялся. Она действительно очень похоже изобразила ворчливого старика.
– Смешно, да? – она вскинула брови, но уголки ее губ уже подрагивали в улыбке.
– Немного, – признал я. – Но музыка все равно была лучше.
– Зануда! – она показала мне язык и развернулась, чтобы уйти. – Пойду помогу бабушке с ужином. Она, кстати, звала тебя.
– Спасибо, – кивнул я. – Приду, как только закончу с баней.
Алена махнула рукой и скрылась в доме. Я покачал головой, все еще улыбаясь. Что-то в этой девчонке было такое... живое. Искреннее. Даже когда она злилась, это была настоящая злость, а не та холодная расчетливость, к которой я привык в городе. Но руки так и чесались ее отшлепать.
Проснулась от ощущения, что моя голова раскалывается пополам. С трудом разлепила глаза и тут же зажмурилась от солнечного света, бившего прямо в лицо через незадернутые на ночь шторы.
– Господи, за что? – простонала, натягивая одеяло на голову.
Воспоминания о вчерашнем вечере возвращались урывками. Ужин у бабули... Наливка... Драма с мопедистами, с которыми бабуля не отпустила меня... А потом... О боже. После того как все легли спать, я тихонько стащила из серванта бутылку с той самой наливкой и от тоски по дому и друзьям прикончила чуть ли не половину.
– Неудивительно, что в голове стучит отбойный молоток, – пробормотала, пытаясь нащупать телефон на тумбочке. – Сколько сейчас времени?
Часы показывали 7:30 утра.
Слишком рано для человека с моим уровнем страданий. Я перевернулась на другой бок, надеясь снова уснуть, как вдруг услышала какие-то звуки с улицы. Кряхтение, плеск воды и... мат?
Любопытство – мой главный порок.
Несмотря на протестующую головную боль, я приподнялась на локтях и прислушалась. Определенно, кто-то снаружи издавал странные звуки, и этот кто-то, судя по тембру голоса, был мужчиной.
С трудом сползла с кровати и на цыпочках подошла к окну. Осторожно отодвинула занавеску и... замерла с открытым ртом.
У бани, прямо напротив моего окна, стоял Ванечка Морозов. Полуголый Ванечка Морозов. В одних плавках, которые так низко сидели на бедрах, что еще чуть-чуть – и здравствуй, новые горизонты.
Его мускулистое тело блестело от капель, а сам он только что вылил на себя целое ведро ледяной воды и теперь отфыркивался, тряся головой, как большой, лохматый пес.
– Сука, черт, как холодно! – выругался он, и я невольно хихикнула.
Майор, очевидно, занимался моржеванием с утра. Я как завороженная следила за тем, как капли воды стекают по его широким плечам, рельефной спине с татуировкой феникса горящего в огне и... ниже. Гораздо ниже.
У меня пересохло во рту. Конечно, я и раньше видела полуголых парней. На пляже, в бассейне, на вечеринках. Но почему-то вид майора Морозова, выливающего на себя ведро воды, заставил почувствовать странный жар внутри, несмотря на адское похмелье.
Вода стекала по его телу, подчеркивая каждый изгиб мышц. А когда он наклонился, чтобы набрать еще воды из бочки... Боже мой! У меня чуть глаза не вылезли из орбит.
У него что, такая упругая задница? Серьезно? Зачем ему такая?
– Господи, Алена, о чем ты вообще думаешь? – одернула я себя. – Он же старик! Ему 34 года! У него, наверное, уже простатит и геморрой!
Но мое тело явно не соглашалось с этими мыслями. Оно отчетливо сигнализировало, что простатит тут ни при чем, а вот накачанные руки, пресс с кубиками и эта... задница... очень даже при чем.
Я никогда раньше не зависала на мужской заднице. Серьезно, никогда. Этот факт настолько поразил меня, что я даже забыла о похмелье на пару секунд.
Морозов набрал еще одно ведро воды и снова вылил его на себя, запрокинув голову. Он выглядел как модель из рекламы дезодоранта. Только гораздо лучше.
– Вот черт, – пробормотала, не отрывая взгляда. – А зануда-то горячий...
В этот момент он повернулся лицом к дому, и я в панике отпрянула от окна, едва не запутавшись в занавеске. Сердце бешено колотилось.
Увидел? Не увидел?
Мысль о том, что Морозов мог заметить, как я пялюсь на него, вызвала волну жара, смешанного со стыдом. Осторожно выглянула еще раз, но он уже шел к бане спиной ко мне. И какой спиной! Эта татуировка феникса только подчеркивала каждый изгиб его мышц...
Плюхнулась обратно на кровать, чувствуя, как колотится сердце, а щеки пылают.
– Так, Алена, успокойся, – приказала я себе. – Это просто обнаженный торс. Ты и раньше такое видела. Подумаешь, кубики пресса и рельефная спина.
И попа. Не забудь про попу, ехидно напомнил внутренний голос.
– Да что со мной такое? – застонала, снова хватаясь за голову, в которой продолжал стучать молоточек похмелья. – Это все из-за наливки. И из-за бабулиного захолустья. Тут с ума сойдешь, начнешь на всякие задницы заглядываться.
Спустила ноги с кровати и медленно встала, борясь с головокружением. Нужно выпить воды и принять аспирин. И желательно не думать о том, что я только что видела.
Но картинка упорно стояла перед глазами: капли воды, стекающие по загорелой коже, рельефные мышцы, татуировка, плавки, сидящие так низко, что...
– Стоп! – я хлопнула себя по щекам. – Хватит уже!
Как была в майке и шортах,поплелась на кухню. Бабуля уже была там, хлопотала у плиты.
– Доброе утро, соня! – бодро поприветствовала она меня. – Что ты такая бледная? Плохо спалось?
– Нормально, – буркнула, направляясь к крану. – Просто голова немного болит.
– Странно, – бабуля обернулась и подозрительно посмотрела на меня. – От двух рюмок наливки голова не должна болеть. Или ты где-то еще наливки раздобыла?
Сделала максимально невинное лицо, жадно глотая холодную воду.
– Что ты, бабуль, откуда? – я отвернулась, чтобы не встречаться с ней взглядом. – Просто не выспалась.
– Угу, – она явно не поверила. – А то, что в бутылке в серванте наливки поубавилось, – это, видать, домовой постарался?
– Какие домовые, бабуль, ты что? – фальшиво рассмеялась. – Может, ты вчера сама выпила и забыла?
– Может, и выпила, – она пожала плечами, но глаза ее хитро блеснули. – А может, ты решила выпить от тоски после того, как все легли спать?
Вот же старая лиса! Ничего от нее не скроешь.
– Ладно, признаюсь, – сдалась я. – Выпила немного. Мне было скучно и грустно.
– Немножко? – она хмыкнула. – Почти полбутылки выпила! Неудивительно, что голова болит. Сейчас дам тебе огуречного рассола, станет легче.
Она достала из холодильника банку с рассолом и налила мне полстакана.
– Давай, пей, – приказала она. – И не морщись! От похмелья самое то.
Я послушно выпила рассол, с трудом подавив рвотный рефлекс. Запах маринованных огурцов с утра – не самое приятное ощущение, особенно когда в голове играет оркестр.
В этот момент в дверь постучали, и через секунду на пороге появился он – майор собственной персоной. К сожалению, уже одетый: в майку и шорты. Но мокрые волосы и румянец после бани все равно делали его неприлично привлекательным.
– Доброе утро, – поздоровался он с улыбкой. – Я принес свежей рыбки, сходил за ней сегодня утром.
– Ванечка! – бабушка просияла. – Проходи, садись! Мы как раз собирались завтракать!
Я тихо застонала. Только этого не хватало – завтракать с человеком, на чью задницу я пялилась пять минут назад и при этом не понимала, что со мной происходит.
Морозов перевел взгляд на меня, и его улыбка стала шире.
– Доброе утро, принцесса, – кивнул мне. – Выглядишь... бодро.
– Угу, – буркнула, не поднимая глаз. – Бодрее некуда.
– У нее болит голова, – сдала меня бабуля. – От наливки, которую она выпила прошлой ночью. Вся в деда, у того тоже с похмелья голова болела, а все потому, что пить не умел, меры не знал.
– Бабуль! – возмутилась я, чувствуя, что в висках пульсирует боль.
– А что такого? – она пожала плечами. – Ванечка не осудит, он же не зануда какой-то, он все понимает. Да, Ванечка?
Я заметила, как дрогнули уголки его губ. Черт! Он явно наслаждался моими страданиями.
– Конечно, не осужу, – подтвердил он, усаживаясь за стол напротив меня. – Всякое бывает. Тяжело тебе в деревне, да?
В его глазах плясали черти. Он явно издевался.
– Ты не представляешь насколько, – процедила сквозь зубы.
Он лишь улыбнулся, и от этой улыбки с ямочками на щеках у меня пересохло во рту еще больше.
«Господи, что со мной такое? – в панике подумала. – Это же Морозов! Зануда, чурбан и вообще старик!»
Но услужливая память подкинула картинку: капли воды, стекающие по рельефным мышцам, накачанный пресс и эта чертова упругая задница. Я почувствовала, как краснею, и поспешно уткнулась в свой стакан с рассолом.
– Ванечка, ты позавтракаешь с нами? – спросила бабушка, разбивая яйца на сковородку. – Я готовлю яичницу с колбасой.
– С удовольствием, – он кивнул. – Только руки помою.
– Конечно-конечно, – засуетилась бабуля. – Вон там чистое полотенце висит.
Пока он мыл руки, я украдкой рассматривала его. Майка обтягивала широкие плечи, а когда он повернулся к раковине спиной, я снова засмотрелась на его... ну, вы поняли. Дурацкие шорты удивительно хорошо подчеркивали то, на что я никогда раньше не обращала внимания у мужчин.
«Или просто раньше не было ничего такого, на что стоило бы обращать внимание», – предательски шепнул внутренний голос.
Почувствовав мой взгляд, Морозов обернулся, и я поспешно отвела глаза. Но судя по его ухмылке, он все заметил. Черт!
– Ну как, помогает рассол? – спросил он, возвращаясь за стол.
– Вроде того, – пробормотала, все еще не глядя на него.
– А если не поможет, – как ни в чем не бывало продолжил он, – то обливание холодной водой – хорошее средство. Бодрит и проясняет мысли.
Я чуть не подавилась.
«Он видел! – в панике поняла я. – Он видел, как я пялилась на него из окна!»
Румянец, который я тщетно пыталась подавить, вспыхнул с новой силой.
– Спасибо за совет, – выдавила из себя. – Обязательно воспользуюсь.
– Обращайся, – мужчина улыбнулся с таким невинным видом, что мне захотелось его ударить.
Бабушка поставила на стол ароматную яичницу с колбасой, и Морозов с энтузиазмом набросился на еду. Я наблюдала, как он ест – с аппетитом, но аккуратно. Ничего общего с теми парнями на мопедах, которые вчера чуть не забрызгали меня слюной, рассказывая какие-то тупые истории.
«А ведь хорошо, что я не поехала с ними, – внезапно подумала я. – Эти придурки наверняка напились бы и разбились на своих драндулетах. Или случилось бы что-то похуже».
Конечно, Морозов был занудой и постоянно подкалывал меня. Но, по крайней мере, с ним было... интересно? Безопасно? Я не могла точно сформулировать это чувство.
– О чем задумалась, принцесса? – его голос вырвал меня из размышлений.
– Да так, ни о чем, – я пожала плечами, ковыряясь вилкой в яичнице. – Просто думаю, как пережить доение козы с похмелья.
– О, так тебя отправили на трудотерапию? – он рассмеялся. – Закаляй характер!
– Очень смешно. Посмотрела бы я на тебя, если бы ты доил козу с головной болью.
– Я бы справился, – он пожал плечами. – У моей бабушки была целая ферма, я помогал ей с детства.
– Да-да, – закатила я глаза. – Ты же у нас универсальный солдат. И коз доишь, и бандитов ловишь, и бани топишь...
– И наливку пью без последствий, – добавил, подмигнув.
Собиралась огрызнуться, но вдруг обнаружила, что улыбаюсь. Как ни странно, его подколки не вызывали раздражения. Может быть, рассол действительно помогал или, может быть... мне просто нравилась наша словесная перепалка?
Странно, но с ним было легко. Никакого притворства, никаких масок, никаких ожиданий. Просто двое людей, подкалывающих друг друга за завтраком.
И пусть он зануда. Зато какая у него задница! Заглядение!
«Господи, Алена, перестань уже думать о его заднице!» – мысленно отругала я себя.
– Ладно, – я допила рассол и встала из-за стола, – пойду готовиться к битве с Шурой. Если не вернусь через час, вызывайте козью полицию.
– Удачной охоты, – Морозов отсалютовал мне вилкой. – И не забудь: глядя в бездну, помни, что бездна тоже смотрит на тебя.
– Ты сейчас о козьих глазах? – я невольно рассмеялась.
– Именно, – он кивнул. – Эти желтые глаза видят твой страх.
– Пф, я не боюсь какой-то козы!
– Ага, конечно, – ухмыльнулся он. – Только почему-то на бочку с водой у бани ты смотрела с гораздо меньшим ужасом, чем на Шуру.
Я замерла, а потом метнула в него испепеляющий взгляд. Значит, он точно видел, как я подглядывала!
– Не понимаю, о чем ты, – гордо вздернула я подбородок и вышла из кухни.
Его смех преследовал меня до самой двери. И, как ни странно, головная боль начала проходить.
После завтрака собирался отправиться в лес. План был простой: прогуляться по тропинкам, найти грибные места, которые наверняка знала местная детвора, и просто побыть наедине с природой. Городской шум и суета уже начинали казаться далеким сном.
Зашел в свой домик, взял рюкзак, бутылку воды и направился к калитке. И тут услышал знакомый голос, доносящийся из сарая.
– Ну давай же, Шура! Не будь такой вредной! – Алена явно боролась с козой. – Я же не делаю тебе больно!
Любопытство взяло верх. Вместо того, чтобы идти в лес, незаметно подошел к сараю и заглянул внутрь.
Картина, которую я увидел, заставила меня сдержать смех. Алена сидела на низкой табуретке рядом с Шурой, держа в руках ведро и пытаясь подоить козу. Коза же, в свою очередь, явно была не в восторге от происходящего и всячески выражала свое недовольство.
– Стой спокойно! – умоляла девушка. – Мне же нужно... Ай!
Шура дернулась, и Алена чуть не свалилась с табуретки.
– Слушай, рогатая, – сменила тактику она, переходя на угрожающий тон, – если ты не будешь стоять смирно, я скажу бабуле, что ты плохо себя ведешь! И тогда ты не получишь никаких вкусняшек!
Коза в ответ многозначительно мекнула, и я понял, что Шура абсолютно не впечатлена угрозами.
– Может, нам стоит договориться по-хорошему? – Алена снова сменила подход. – Я тебе потом принесу самой свежей травки, а ты дашь мне немножко молока. Идет?
Прислонился к косяку двери, наблюдая за этим спектаклем. Избалованная московская принцесса, пытающаяся подружиться с деревенской козой, – зрелище было одновременно комичным и... трогательным. Принцесса старалась, несмотря на очевидное отсутствие опыта.
– Да что же это такое! – взмолилась Алена, когда Шура снова попыталась отойти в сторону. – Я же по-хорошему прошу! Будь человеком!
В этот момент коза резко дернулась, ведро опрокинулось, и Алена с воплем отскочила в сторону.
– Все, хватит! – воскликнула она, вскакивая с табуретки. – Я сдаюсь! Ты выиграла, Шура!
Не выдержав, я вошел в сарай.
– Проблемы с местным населением? – спросил, стараясь не улыбаться.
Алена обернулась, и я увидел, что ее щеки пылают от смущения и досады.
– А, это ты, – буркнула она. – Пришел поиздеваться?
– Пришел помочь, – я поднял упавшее ведро. – Если позволишь, конечно.
Она колебалась, явно разрываясь между гордостью и отчаянием.
– Ладно, – наконец сдалась. – Но только не смейся.
– Обещаю, – кивнул, хотя улыбку сдержать было сложно.
Взял табуретку и поставил ее рядом с козой. Шура недовольно посмотрела на меня, но с места не сдвинулась.
– Садись, – сказал я Алене. – Но сначала нужно успокоить козу.
– Как? – она села на табуретку, с недоверием глядя на Шуру.
– Вот так, – я встал позади нее и осторожно взял ее руку в свою. – Сначала погладь ее. Медленно, спокойно.
Моя рука накрыла ее ладонь, направляя движения. Я почувствовал, как она слегка напряглась от неожиданной близости, но не отстранилась.
– Видишь? – прошептал я ей на ухо. – Она начинает успокаиваться.
Действительно, Шура перестала дергаться и даже тихонько засопела от удовольствия.
– Теперь можно попробовать подоить, – сказал я, не убирая руку. – Но движения должны быть плавными, ритмичными.
Мои пальцы легли поверх ее, направляя. Алена была так близко, что я чувствовал тепло ее тела, легкий аромат цветочного шампуня и... что-то еще. Что-то чисто женское, что заставило мое сердце забиться чаще.
– Вот так? – тихо спросила она, и я почувствовал, как ее дыхание участилось.
Черт. Ее голос стал хриплым, и от этого по моему телу прошла волна жара. Я представил, как она произносила бы мое имя именно таким тоном, лежа подо мной... Нет, не стоит об этом думать.
– Да, именно так, – ответил, стараясь сосредоточиться на процессе доения, а не на том, как мягки ее руки под моими ладонями.
Но мысли предательски скользили в запретную область. Она была такой теплой, такой отзывчивой. Интересно, как бы она реагировала на мои прикосновения в других обстоятельствах? Издавала бы те же тихие звуки удовольствия, что и сейчас, когда я направлял ее движения?
Мое тело отреагировало мгновенно, и я с ужасом понял, что начинаю возбуждаться. От простого прикосновения к рукам девятнадцатилетней девчонки!
Что за черт со мной творится?
Струйка молока попала в ведро, и Алена радостно вскрикнула:
– Получилось! У меня получилось!
Она обернулась ко мне с сияющей улыбкой, и наши лица оказались всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Я увидел золотистые искорки в ее голубых глазах, пухлые губы, слегка приоткрытые от удивления, и понял, что нахожусь в опасной близости от катастрофы.
От апокалипсиса.
Желание поцеловать ее ударило с такой силой, что я едва сдержался. Но не только поцеловать. Мне хотелось прижать ее к стенке сарая, почувствовать, как ее тело прогибается под моими руками, услышать, как она задыхается от страсти... Я представил, как стягиваю с нее эту простенькую футболку, под которой явно нет лифчика, потому что видно, как торчат соски, как целую нежную кожу шеи, спускаясь ниже...
«Господи, что за больные фантазии! – одернул я себя. – Она же ребенок практически! А я веду себя как озабоченный старик».
Но тело не слушалось разума. Возбуждение нарастало, и я понимал, что если не уберусь отсюда прямо сейчас, то сделаю что-то непоправимое. Что-то, за что потом буду ненавидеть себя.
– Продолжай сама, – резко сказал, отступая на шаг. – У тебя хорошо получается.
В ее глазах мелькнула растерянность, но она послушно повернулась к козе.
– Иван? – позвала она неуверенно. – А ты...
– Мне нужно идти, – перебил я, уже направляясь к выходу. – В лес собирался. Увидимся позже.
Практически сбежал из сарая, чувствуя себя последним трусом. Но что еще мне оставалось делать? Она была слишком молода, слишком невинна, а я... Я был мужчиной с темным прошлым и грузом, который никто не должен нести вместе со мной.
После дойки я буквально упала на кровать лицом в подушку. Адреналин схлынул, голова все еще побаливала от вчерашней наливки, а тело требовало отдыха. Последнее, что я помнила перед тем, как провалиться в сон, – это ощущение сильных рук Морозова, направляющих мои движения.
И вот мне снится...
Яркое солнце. Двор у бани. Морозов стоит возле бочки с водой, но теперь у него в руках не ведро, а длинный шланг. Вода льется сверкающей струей, и он поливает себя, запрокинув голову. Капли стекают по его обнаженному торсу, по рельефным мышцам, по этому чертовому прессу...
– Алена, – зовет он меня, и его голос звучит хрипло, обещающе, – иди сюда.
Я смотрю на себя – розовое бикини, которое вчера надевала для загара. Ноги сами несут меня к нему, словно я зачарованная. Сердце колотится так громко, что кажется, его слышно на всю деревню.
– Тебе жарко? – спрашивает он, и в его серых глазах пляшут огоньки.
Я только киваю, не в силах произнести ни слова.
Он направляет шланг на меня, и ледяная вода окатывает меня с головы до ног. Я вскрикиваю от неожиданности, и по коже бегут мурашки. Бикини намокает и становится почти прозрачным, но мне все равно.
– Холодно? – усмехается Морозов, подходя ближе.
– Очень, – шепчу я, дрожа.
И тут он обнимает меня, прижимает к своей горячей груди. Холод мгновенно сменяется жаром – таким обжигающим, что кажется, вода на моей коже превращается в пар. Его руки скользят по спине, а я чувствую, как тело отзывается на каждое прикосновение.
Он обхватывает мое лицо ладонью, большим пальцем проводит по нижней губе. Я замираю в ожидании поцелуя, закрывая глаза...
И тут он наклоняется... и начинает лизать мою щеку. Медленно, тщательно, с каким-то странным мурлыканьем...
– Мяу.
Что? Морозов мяукает?
– Мяу.
Резко открываю глаза.
Надо мной нависает наглая морда бабушкиного кота Васьки. Его розовый язычок продолжает методично облизывать мою щеку, а зеленые глаза смотрят с выражением полного превосходства.
– Васька, ты офигел?! – возмущенно вскрикиваю, отодвигая кота.
Кот невозмутимо спрыгивает с кровати и, высоко задрав хвост, удаляется к двери. На пороге он оборачивается и бросает на меня взгляд, который ясно говорит: «Спи дальше, если можешь».
Что за нахал?
Падаю обратно на подушку, чувствуя, как пылают щеки. Боже мой, что за сон! Я что, серьезно видела эротические сны про Морозова?! И самое ужасное – мне понравилось. Очень понравилось.
– Господи, – бормочу я в подушку. – Я что, совсем с ума сошла? Это же Морозов! Зануда! Старик!
Но тело явно не согласно с моими мыслями. Оно все еще помнит ощущение сильных рук, горячей кожи, этот взгляд серых глаз...
В этот момент звонит телефон. На экране высвечивается имя «Каролинка» – моя лучшая подруга.
– Привет, Кара, – отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал нормально.
– Аленка! Наконец-то дозвонилась! – радостно кричит Каролина. – Как дела в деревне? Уже сдохла от скуки?
– Почти, – вру, невольно поглядывая в окно на домик Морозова. – Тут такая тоска, что хоть волком вой.
– Бедняжка! А я вот вчера была на вечеринке у Димки Мамаева, ты помнишь его? Так вот, представляешь, кого я там встретила? Данила!
У меня екает сердце. Данил – мой бывший, с которым мы расстались месяц назад после грандиозного скандала.
– И что? – стараюсь говорить равнодушно, но глаза сами собой ищут высокую фигуру майора.
– Ну, он там с новой пассией крутился. Высокая блондинка модельной внешности. И все вечер делал вид, что ты ему совершенно безразлична, но потом напился и начал спрашивать, где ты и когда вернешься.
– Серьезно? – я делаю вид, что это меня задевает, хотя на самом деле чувствую странное облегчение.
– А там у тебя хоть мужики нормальные есть? Или одни деревенские?
Я чуть не подавилась. Если бы она знала!
– В основном местные, – говорю, продолжая сканировать двор взглядом. – Один постоялец есть, но он... не мой типаж.
– Почему? Страшный?
– Нет, просто... слишком взрослый. И серьезный. Полицейский какой-то.
– А сколько ему лет?
– Тридцать четыре, – честно отвечаю.
– Блин, это же идеальный возраст! – Каролина явно оживилась. – Данилке-то всего двадцать один, а ведет себя как школьник. А тут взрослый мужчина! Расскажи, какой он?
Я думаю о широких плечах, серых глазах, ямочках на щеках, когда он улыбается... О том, как выглядел его торс, когда он обливался водой... О том сне, который мне только что снился...
– Ну... симпатичный, наверное, – выдавливаю из себя. – Но он слишком... правильный, что ли. Совсем другой мир. Мне нужен кто-то ближе по возрасту и интересам.
– Ой, Аленка, а может, это то, что тебе нужно? – мечтательно тянет Каролина. – После этого инфантильного Данила – настоящий мужчина!
В этот момент я вижу, как из домика выходит сам объект нашего разговора. На нем камуфляжные штаны и футболка, волосы слегка взъерошены. Он останавливается, потягивается, и футболка задирается, обнажая полоску загорелого живота с тем самым прессом...
– Алена? Алена, ты меня слышишь? – голос Каролины выдергивает меня из транса.
– Да-да, слышу, – бормочу я, не отводя глаз от окна.
Морозов поворачивается в сторону дома, и на секунду мне кажется, что он смотрит прямо на мое окно. Я инстинктивно отпрыгиваю от занавески, сердце колотится.
– Так что там с полицейским? – не унимается Каролина. – И вообще, забей на Данила! Видела бы ты его новую пассию – накачанные губы, наращенные ресницы, мозгов на копейку.
– Он всегда любил кукол, – отвечаю рассеянно. – А с полицейским ничего. Он слишком... серьезный. У нас абсолютно разные миры. Он служит, ловит преступников, а я... ну, ты знаешь, какая я.
– Какая? – фыркает Каролина. – Умная, красивая, талантливая. По-моему, ты недооцениваешь себя.
– Кара, ты же меня знаешь, – вздыхаю я. – Меня все считают принцессой. Что мне нужны клубы, рестораны, шопинг. А он, наверное, читает уставы на ночь и встает в пять утра на пробежку.
Лес встретил меня прохладой и тишиной, но желанного покоя не принес. Уже полчаса я брел по грибной тропинке, которую обнаружил за околицей, а в голове крутились мысли совсем не о природе и отдыхе.
Алена. Черт побери, эта девчонка засела в мозгу как заноза всего за сутки.
Нашел семейство белых грибов под старой березой и механически начал срезать их ножом, но мысли были заняты совсем другим. Ее аромат: цветочный шампунь и что-то еще, чисто женское. Гладкая кожа рук, которую я почувствовал утром, когда учил ее доить козу. А это чертово розовое бикини? Да оно кого угодно с ума сведет.
«Соберись, Морозов, – мысленно одергивал я себя, складывая грибы в рюкзак. – Тебе тридцать четыре года, а не четырнадцать».
Но даже ее скверный характер и бунтарство почему-то привлекали. Как она вскидывала подбородок, когда злилась. Как блестели глаза, когда она огрызалась. Как звучал ее смех...
За кустами что-то зашуршало, и я увидел пару зайцев. Они носились друг за другом по поляне, и самец настойчиво преследовал самку. Он поймал ее, запрыгнул сверху и начал…
Вот же черт!
Отвернулся, но тут же наткнулся взглядом на белок на соседнем дереве. И эти твари занимались тем же самым! Серьезно? Даже лесные обитатели решили напомнить мне о том, о чем я отчаянно пытался не думать?
«Когда я в последний раз был с женщиной?» – невольно задался вопросом, продолжая собирать грибы.
Два месяца назад? Или больше?
Какая-то девица из бара рядом с работой, имени которой я даже не помню. Блондинка или брюнетка – тоже не помню. Помню только, что все было механически, без эмоций, просто снятие напряжения.
А сейчас от одних только мыслей об Алене у меня встает, как у подростка.
Я всегда гордился своим самоконтролем. В спецназе это жизненно важно – уметь управлять эмоциями, держать себя в руках, не поддаваться инстинктам. А тут какая-то девчонка в розовом бикини – и весь мой контроль летит к чертям.
Еще одна пара белок на дубе. И снова то же самое представление. Я зажмурился и быстро пошел дальше по тропинке.
Да что со мной происходит?
Неужели два месяца воздержания довели до такого состояния? Или дело в ней самой?
Вспомнил, как она обернулась ко мне в сарае с той сияющей улыбкой. Как наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. Как мне захотелось поцеловать ее, прижать к стенке, почувствовать, как ее тело отзывается на мои прикосновения...
Член напрягся в штанах, и я выругался сквозь зубы. Отлично. Теперь я еще и хожу по лесу со стояком, как озабоченный маньяк.
В кустах снова что-то зашуршало. Обернулся и увидел еще одну парочку зайцев, занятых своими делами. Все, хватит! Либо у всех лесных жителей сегодня праздник любви, либо у меня окончательно съехала крыша.
Рюкзак был уже почти полон грибов – белых, которые баба Зина обязательно оценит. Самое время возвращаться. И желательно принять холодный душ. Или облиться ледяной водой из бочки, как утром. Хотя во время утреннего обливания Алена подглядывала за мной из окна – я прекрасно это заметил. И почему-то эта мысль только усиливала возбуждение.
«Твою дивизию!» – выругался я, ускоряя шаги к деревне.
По дороге назад я старался думать о чем угодно, только не об Алене. О работе, о планах на завтра, о том, что нужно починить калитку у своего домика. Но мысли предательски соскальзывали на запретное: как бы она выглядела без этой футболки, которая так соблазнительно обтягивала ее фигуру? Какие звуки издавала бы, если бы я...
Стоп. Хватит. Я же взрослый мужик, а не гормональный подросток.
К дому бабы Зины я подошел уже в относительно приличном состоянии. Постучал в дверь и зашел на кухню, где хозяйка как раз чистила картошку.
– Ванечка! – обрадовалась она. – А я думаю, куда ты пропал? Грибочков принес? Ой, какие красавцы! Белые! Сейчас пожарю с картошечкой, объедение будет! А рыбку уже к вечеру пожарю.
– Спасибо, – высыпая грибы в корзину на столе. – В лесу хорошие места, грибов много. А где ваша подопечная? – спросил, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
– Спит, – баба Зина махнула рукой. – Проснулась после дойки, поговорила с подружкой по телефону и снова легла. Небось, от вчерашней наливки голова еще болит.
Значит, она дома. В своей комнате. Возможно, все еще в той тонкой майке, в которой я видел ее утром...
– Ладно, пойду к себе..
– Иди-иди, – кивнула баба Зина. – А через часик приходи, грибочки попробуешь!
Практически сбежал к своему домику. Внутри было прохладно и тихо. Сел за стол, достал старые газеты, которые нашел в шкафу. «Сельская правда» десятилетней давности. Идеальное средство от любого возбуждения.
«Урожай зерновых в Рязанской области», «Новые методы борьбы с колорадским жуком», «Районные соревнования по шахматам среди пенсионеров»... Читал заголовки, пытаясь сосредоточиться на чем-то максимально скучном и далеком от Алены.
Но даже статья про борьбу с вредителями картофеля не помогала. Мысли снова и снова возвращались к Аленке. К тому, как она пахнет. Как смеется. Как краснеет, когда смущается.
«Два месяца без женщины, – напомнил себе я. – Вот и весь секрет. Гормоны играют, а под рукой оказалась красивая девушка. Ничего особенного».
Но это была ложь, и я это прекрасно понимал. Дело было не просто в воздержании. С той блондинкой из бара я переспал именно потому, что нужно было снять напряжение. Механически, без эмоций, как поход к врачу.
А здесь... Здесь было что-то другое. Что-то, что заставляло меня чувствовать себя живым впервые за три года.
И это пугало больше, чем любая перестрелка с бандитами.
Отложил газету и потер лицо руками. Еще двенадцать дней в этой деревне. Двенадцать дней рядом с ней. Как я это переживу?
Может быть, стоит уехать раньше? Сказать, что срочно вызвали на работу?
Но, даже думая об этом, я понимал, что не уеду. Не смогу. Потому что впервые за долгое время мне было... интересно. Опасно, неправильно, но безумно интересно.
Стою у окна кухни, жую блинчик с вареньем и наблюдаю за тем, как от домика Морозова отходит пышная тетка в ярко-синем сарафане. Даже на расстоянии было видно, что дама семенит от его двери с довольным видом, покачивая впечатляющими бедрами.
Лариска Карпова. Я ее знаю с детства, она всегда была такой же пышной и уверенной в себе, точнее, наглой как танк.
Странное чувство кольнуло в груди. Что-то неприятное и острое.
– Баб Зин! – крикнула, поворачиваясь – А что Лариса у Морозова забыла?
Бабушка стояла у плиты и чистила принесенные постояльцем грибы, время от времени восхищенно цокая языком.
– А, Ларису видела? – она обернулась ко мне с лукавой улыбкой. – Небось, угощение носила. Лариска наша мастерица по части пирогов. И не только.
– Я ее помню, – плюхнулась на табуретку и взяла еще один блинчик. – Она же всегда такой была... активной.
На языке вертелось другое слово, но я его говорить не стала, чтобы не получить еще более унизительное наказание, чем доить Шуру.
– Активной – это мягко сказано! – засмеялась бабушка. – Лариса у нас местная знаменитость. На ферме работает, в животноводстве. Коров, свиней – всю живность знает как облупленную. Бригадир, и руки у нее золотые.
Ага, да, руки золотые, а стыда ноль.
– А эти ее сыновья как? – спросила, стараясь придать голосу безразличный тон. – Витька и Женька?
– Ну, помнишь их? – удивилась бабуля. – Они же на год тебя младше. Хорошие ребята выросли, работящие. В городе теперь, в техникуме учатся.
Конечно, помню. Витька Карпов и его брат Женька – близнецы, местные хулиганы, которые постоянно дрались и выкидывали подлости. Правда, кто их отец – тайна, покрытая мраком. Лариса никогда не была замужем, но мужиков у нее хватало.
– А от кого они? – не удержалась от вопроса.
– Ой, Аленушка, это старая история, – махнула рукой бабуля. – Лариса никогда не говорила. Может, и сама не знала. Молодая была, красивая, мужики вокруг нее так и вились. А она всех отшивала, говорила – мне мужики не нужны, у меня дети есть.
– И до сих пор отшивает? – я чувствовала, как растет какое-то внутреннее напряжение.
– Да что ты! – возмутилась бабушка. – Она же баба видная! К ней и агроном главный сватался, Василий Васильевич. Мужчина солидный, с должностью, с зарплатой хорошей. А она ему от ворот поворот показала. Говорит: «Вася, ты хороший, но не мой типаж».
– Не ее типаж? – переспросила я. – А какой у нее типаж?
Вот же королева местного коровника нашлась.
– А вот это интересный вопрос, – хитро прищурилась бабуля. – Раньше она говорила, что мужики все одинаковые – бездельники и пьяницы. А вот сейчас, видать, мнение поменяла. К Ванечке-то с какой целью пошла, думаешь?
Я почувствовала, как кусок блина застрял в горле.
– Откуда мне знать? – буркнула. – Может, просто поболтать хотела.
– Поболтать, – фыркнула бабушка. – Лариска не из тех, кто просто так болтает. Она баба целеустремленная. Если пошла – значит, цель есть. А цель, я думаю, простая – мужика присмотрела.
– Морозова? – я чуть не подавилась, проталкивая блин в горло чаем.
– А что, плохая партия? – бабуля развела руками. – Мужчина в самом соку, статный, с работой, без вредных привычек. Лариска – женщина хозяйственная, красивая, работящая. Отличная пара получилась бы!
В груди снова кольнуло, еще сильнее. Может, от блинов изжога?
– По-моему, они совсем не подходят друг другу, – возразила, чувствуя какую-то странную злость.
– Почему это? – удивилась бабушка. – Оба взрослые, оба свободные. И вообще, Аленка, что тебя так волнует личная жизнь Ванечки? Не влюбилась ли?
– Что?! – подскочила на табуретке. – Бабуль, что за глупости! Мне просто... Я не понимаю, что он в ней нашел! Да там смотреть не на что, ну, я в плане: смотреть-то есть на что, но этого слишком много.
– А ты откуда знаешь, что он что-то в ней нашел? – лукаво спросила бабуля. – Может, она в нем что-то нашла, а он еще не понял. Мужик – народ нерешительный, порой счастье свое под носом не видит.
– Да все они одинаковые! – возмутилась я. – Им грудь побольше покажи – и они уже готовы на все! Все они видят, придуриваются только.
– О-о-о-о, – протянула бабушка с понимающей улыбкой. – Теперь понятно, в чем дело. Ревнуешь ты, внученька.
– Я не ревную! – крикнула, чувствуя, как пылают щеки. – Мне просто не все равно, что происходит в нашей деревне! Я неравнодушный человек.
– В нашей деревне, – повторила бабуля, – или с нашим Ванечкой?
– С деревней! И вообще, мне пора. Воздухом пойду подышу.
– Иди-иди, – засмеялась бабушка. – Только далеко не уходи. А то Лариса еще раз к Ванечке сходит, и пропустишь самое интересное.
Эти слова окончательно добили меня. Выскочила на двор, кипя от какого-то непонятного возмущения.
Возле своего домика копошился сам объект обсуждения. Морозов что-то чинил в калитке, и даже со спины было видно, как играют мышцы под тонкой камуфляжной футболкой.
– Ну что, понравились Ларисины пироги? – не удержалась я, подходя к нему.
Мужчина обернулся и посмотрел на меня с удивлением.
– Какие пироги?
– Те, что она тебе принесла, – я скрестила руки на груди.
Морозов поджал губы, а я поняла, что угадала.
– Не твое дело, – буркнул он.
– Не мое? – почувствовала, как злость поднимается все выше. – А мне интересно наблюдать за местными нравами! Лариска – наша местная амазонка. Двух пацанов родила, отца не называет, жениха видного отшила, а тут вдруг к московскому майору пошла!
– При чем здесь я? – Иван отложил инструменты и повернулся ко мне. – И что значит «амазонка»?
– А то, что она сильная, независимая и привыкла получать то, что хочет. Ее даже главный агроном не взял, а он мужик серьезный, с положением. А ты ей, видать, приглянулся, так бабуля сказала.
– И что в этом такого? – в его голосе послышалось раздражение. – Лариса вполне так привлекательная женщина.
Стоял посреди двора и смотрел на удаляющуюся фигуру Алены, чувствуя себя полным идиотом.
Что за черт со мной творится? Девчонка ведет себя, как избалованная принцесса, а я реагирую, как подросток с гормональным всплеском.
Не выспалась?
Я действительно это сказал? Вслух?
Браво, майор Морозов! Теперь девятнадцатилетняя соседка точно будет считать меня психопатом. Хотя, если честно, в последние дни я и сам начинаю в этом сомневаться.
Отпуск перестал быть скучным и томным с момента появления этой маленькой фурии в деревне и моей жизни. Я считал, что самым волнующим событием моего дня должен быть улов крупного окуня.
А теперь? Сначала утреннее купание нагишом, потом помощь с дойкой козы, затем визит местной амазонки Ларисы с пирогами и недвусмысленными намеками, а теперь вот эта сцена ревности...
Какого черта ты вообще туда полез? Сидел бы в домике, читал газеты про борьбу с вредителями, как планировал. Нет же, понесло тебя выяснять отношения с девчонкой!
Попытался вернуться к ремонту калитки, но руки дрожали. То ли от адреналина, то ли от того, что перед глазами все еще стояло разгневанное лицо Алены. Как блестели ее голубые глаза, когда она злилась!
Стоп. А ведь она действительно призналась. Не просто кокетничала или дразнилась – а честно сказала, что ревнует. Девятнадцатилетняя московская принцесса ревнует тридцатичетырехлетнего полицейского к деревенской тетке с арбузными достоинствами.
«Тебе девятнадцать лет, а мне тридцать четыре». Звучит как мантра или оправдание. Перед кем я оправдываюсь? Перед ней? Перед собой? Перед уставом МВД?
Отложил молоток, потер лицо руками. Лариса, конечно, интересная, но нет, точно нет, какие бы вкусные пироги у нее ни были. Точно нет.
А вот Алена была горячей. Не просто красивой – горячей. В ней пылала жизнь, страсть, которую она даже не умела толком скрывать. А я не должен был о ней думать. Вообще не должен. По всем законам морали, этики и здравого смысла.
Но думалось. Еще как думалось.
Я забросил инструменты и вернулся в домик. Нужно было чем-то заняться, отвлечься. Может быть, вернуться к чтению про колорадского жука? Или сделать зарядку? Отжимания хорошо помогают при нервном напряжении.
Но уже через десять минут я снова вышел на улицу.
Ноги сами понесли меня по тропинке к реке. Наверное, она там – это было ее любимое место с детства, как рассказывала баба Зина. Может быть, стоит извиниться? Объяснить, что я не хотел ее обидеть?
Извиниться за что? За то, что не дал ей поуправлять собой, как она привыкла управлять всеми остальными?
Хотя нет, последнее неправда. Баба Зина ей не подчиняется. И Шурой у нее тоже не очень получается командовать.
Тропинка вывела меня к знакомому месту – тому самому, где вчера утром произошла наша первая судьбоносная встреча. Я остановился в нерешительности, прислушиваясь. Тишина. Никого не видно.
Может, и не стоило идти? Вдруг она не хочет меня видеть? А я тут как навязчивый поклонник...
А потом я заметил одежду.
На траве возле воды аккуратной кучкой лежали шорты, майка, шлепанцы. И... трусики. Белые, кружевные, совсем маленькие. Именно такие, какие должны носить юные принцессы.
Сердце пропустило удар, а потом забилось в бешеном ритме.
Я бросился к воде, всматриваясь в спокойную гладь. Никого. Ни всплесков, ни движения, ни характерного плескания. Только легкая рябь от ветерка.
– Алена! – закричал. – Алена, где ты?!
Тишина. Только испуганно взлетели утки, которые мирно плавали у противоположного берега, недовольно крякая на нарушителя спокойствия.
Паника накрыла меня волной. Она утонула. Боже мой, девочка утонула! Пошла купаться в злости и расстройстве, не рассчитала сил, течение подхватило, запуталась в водорослях...
«Стоп! – попытался включить разум. – Река неглубокая, течения практически нет, и плавать она умеет...»
Но разум молчал. Говорила только паника.
– АЛЕНА! – заорал я во весь голос, сбрасывая кроссовки и носки.
Стянул футболку и, не раздумывая ни секунды, кинулся в воду прямо в спортивных штанах. Вода была прохладной, но я этого не чувствовал. Адреналин заглушал все ощущения, кроме одного – страха.
Набрал побольше воздуха и нырнул, поплыл под водой, шаря руками в илистом дне, пытаясь нащупать тело. Что-то мягкое коснулось моей руки, и сердце чуть не остановилось. Схватил, вынырнул – оказалось, водоросли. Проклятые водоросли!
Вынырнул, набрал воздуха и нырнул снова. И снова. И снова.
Может быть, ее снесло течением дальше? Или она застряла под корягой? Я видел на дне несколько крупных затопленных веток.
Страх сжимал горло, легкие горели от недостатка кислорода, но я продолжал нырять. Перед глазами мелькали жуткие картины – Алена на дне реки, ее светлые волосы развеваются как водоросли, глаза закрыты...
«Нет, нет, НЕТ!! – кричал я мысленно. – Этого не может быть! Я же только начал ее узнавать!»
А ведь правда только начал. За эти дни она показала мне столько граней своей личности – и капризную принцессу, и упрямого ребенка, и ревнивую женщину, и трогательную девочку, которая боится козы...
Я уже не кричал – голос сел, в горле першило. Только хрипел ее имя, продолжая метаться по реке как полоумный. Наверное, со стороны я выглядел как сумасшедший – мужик средних лет, барахтающийся в реке в мокрых штанах.
Надо позвать на помощь. Бабу Зину, соседей, кого-нибудь...
Но я не мог остановиться. Каждая секунда была дорога. Если она еще жива, если просто потеряла сознание...
Когда вынырнул в очередной раз, легкие жгло огнем. Я задыхался, видел все как в тумане, но не мог остановиться. Еще один раз. Еще...
– Иван! Что ты делаешь?!
Голос донесся с берега. Знакомый, живой, возмущенный голос.
Я обернулся и увидел ее.
Алена стояла на берегу в мокром белье и прилипшей к телу майке, отжимая длинные волосы. Живая. Целая. Здоровая. И смотрела на меня как на полного идиота.