Горячее сердце

Пролог. Где-то в сердце бури

За окном бушевала метель.

Здесь, в чаще леса, её завывание усиливали шумящие деревья и вой далёких волков. Снежные шапки так и валились на едва заметные звериные тропинки, а сосульки у кромки крыши тоненько звенели в такт порывам ветра. 

От бушующей непогоды их отделяла тяжёлая плотная дверь, просторные сени и огонь тёплой печи. В самую длинную ночь года так от веку повелось - жечь огни до рассвета, сидеть у тёплой печки да рассказывать истории. 

Девять женщин расположились у животворного огня, и каждой было, что поведать подругам - ведь они не виделись несколько месяцев. Кто жив, кто умер, у кого что вышло, кто оказался чему свидетелем, кто о чём прослышал, а кто - узнал доподлинно. Каких только причудливых рассказов не услышал нынче огонь в очаге! И про драконов, и про некромантов, и про то, как выбирали королям невест, и про то, как мудрые девушки распутывали сложные загадки. И про любовь, конечно же, да была то не просто так любовь, а такая, что не теряется перед препятствиями и побеждает. Отчего бы не послушать про любовь холодной зимней ночью, когда весь мир, кажется, замолк и ждёт тихонечко - покажется ли утром солнце?

- Давайте, и я расскажу историю, - сказала ведьма Антония. - на моих глазах всё вышло, буквально на днях, и если бы кто другой мне рассказал - не поверила бы. Но Амелия, с которой это всё случилось - моя кузина, и живёт неподалёку от меня, за рекой, под горами. 

- О чём же будет твоя история? - спросила ведьма Эрна, светлокосая статная северянка. 

- О людях, - улыбнулась Антония. - О знатном разбойнике, о деревенской ведьме, о прекрасной доброй девушке и о юноше с горячим сердцем. И о великой любви, которой не помеха ни злые люди, ни колдовские чары.

- Рассказывай, - сказала ведьма Амира, подливая в бокал вина. - Ночь длинна, и самое время слушать о такой любви и загадывать себе счастье на будущий год.

Антония улыбнулась и начала рассказывать.

- Жил в подгорной деревне парень, и звали его Ясь...

1. Как Ясь жил при матушке

Hoca kieca koło pieca, ciele mi pobodło,
Matula mi smarowali, ale nie pomogło
Польская песня

Жил в подгорной деревне парень, и звали его Ясь. Отца у него не было - задавило деревом в лесу, Ясь ещё мальцом был, и матушка воспитывала их с братом Стасем одна.

Дом их стоял на самом краю деревни, ближе всех прочих к лесу да горам. Огородик был маленький, забор покосившийся, крыша худая, коза драная, пяток овец да десяток кур. Много ли сил у одинокой вдовы?

Но матушка Агнешка, как звали её в деревне, все выпавшие на её долю испытания принимала стойко. Не плакала, соседкам не жаловалась, летом копалась в огороде, зимой вязала носки, шали да варежки из козьей шерсти и продавала их потом на рынке в Новом Тарге.

Долго ли, коротко, выросли детки. Старший, Стась, стал матушке помощью и опорой, а младший, Ясь, всё баловался да бездельничал - и в кого только такой уродился?

Пойдёт на реку за рыбой - растеряет все снасти рыболовные. В лодке с приятелями отправятся - так лодку непременно перевернут, однажды даже чуть не потопли с концами, ладно, взрослые рыбаки помогли. Вся деревня потом над ними со смеху помирала – это ж умудриться надо, на мелководье-то потопнуть! В лес за дровами мать его пошлёт - так он по дороге забудет, куда шёл, и вместо дров заберётся на горку повыше, да и сидит там, птичек-зверушек смотрит. А если мать в его с собой в город на рынок возьмёт, там вовсе беда. Заворотит голову на чужой товар, пойдёт на разные прилавки таращиться - да так и проболтается весь день, а матери от него - ни поддержки, ни подмоги.

Да ладно бы просто болтался, а ещё же повадился по мелочи таскать разное. То яблоки в соседском саду, то кусок овечьего сыра осципка у дядюшки Мирека, то горсть орехов или пирожки сладкие на рынке. Бывало, что ловили его, за ухо приводили к матушке домой, но что она ему сделает, лбу здоровому? Вытянет по заду хворостиной, как в детстве, да толку с того?

Стась - тот был совсем другой. Помогал матери во всём. И забор покосившийся поправил, и крышу летом перекрыл, и огород вскопает-засеет, и овец отгонит на пастбище. А ещё нанялся он на лето помощником пастуха, дядьки Анджея, и тот сказал - покажет себя Стась хорошо, на следующее лето сам будет овец в горы водить.

Стась попытался и Яся к делу приставить - пошли, мол, Ясю, поможешь мне с овцами, а там глядишь - и тебе местечко найдётся. Да только Ясь посмеялся и сказал - скучно мне, братец, с твоими овцами, я себе другое дело найду, по душе.

Да только дела по душе никак ему в деревне не находилось. Так и лоботрясничал с парой таких же бездельников.

2. Как Яся выгнали из дому

Złapał zbójnik hajduka
Prziwionzoł go do buka
Польская песня

Прошло лето, наступила осень. Горные долины окрасились в багрянец и золото, птицы потянулись на юг. Захотелось и Ясю податься куда-нибудь, посмотреть новые места. Слышал он рассказы о том, что если по речке Дунайцу доплыть до великой реки Дуная, то там совсем другие края, и люди там другие, и одеваются иначе, и говорят непонятно. В деревенской корчме об этом много рассказывали флисàки - парни да мужики, кто ходил с плотами на юг. Задумался Ясь - может, ему тоже во флисàки податься? Да только работа там тяжёлая, это не по деревне ходить да поплёвывать. Вот и не стал Ясь флисàком.

Пошёл он как-то в лес, даже точнее сказать - убежал. В тот день матушка была особенно сурова и даже молока ему не дала - сказала, иди, куда хочешь, пусть там тебя и кормят. Палкой со двора погнала. Ну а он со сна вообще не понял, что случилось - спал себе да и спал, потому что домой явился под утро, вчера в корчме больно хорошая компания подобралась. Песни пели, пиво пили да истории слушали. А потом ещё и Данку провожать пошёл, девушку с соседней улицы. Отец Данки, дядька Франек, был зажиточным пастухом, овец у него много, а Данка - единственная дочка. Конечно, Ясю ничего особенного там не светило, но погулять с девушкой под луной он был совсем не прочь - тут обнять, там поцеловать. Это Стась ухаживал за соседской дочкой Асей, девушкой скромной и прилежной, но Ясю с такими девушками было смертельно скучно. То ли дело Данка - огонь! Глядишь, и до сеновала дошли бы. А что, Ясь знал, как сделать, чтобы и ему хорошо, и девушка не обиделась - давно старшие парни научили. Но Данка пока целовать - дозволяла, а больше - ни-ни.

Так вот, после веселья в корчме да после Данки следовало первейшим делом проспаться. А как тут проспишься, если матушка родная метлой со двора гонит, да приговаривает, что надоел ей у очага дармоед? Чего сразу дармоед-то, он вон на прошлой неделе помог мельнику мешки с зерном разгрузить, ему зерном и заплатили, можно подумать - лишнее было то зерно! Или на позапрошлой неделе то было? Но заплутавшему путнику-то он помог дня три назад, не более, а путник тот был, судя по одежде и коню, сыт и богат, и монету дал Ясю серебряную. Так Ясь не в трактир пошёл с той монетой, а к матушке, ей на стол и выложил. И на охоту ещё ходил, двух зайцев принёс. Всего-то дней пять назад. Ну и что, что давно съели? Принёс же? А она сразу - дармоед!

Шёл Ясь по лесу и печалился. Ну не хотелось ему пастушеской доли, как у брата, хотелось иного. Хотелось, чтобы кровь горячая веселей по жилам бежала, да чтобы с песней, с шуткой-прибауткой да с огоньком! Ему ж разве много надо? Ночевать он может и под небом звёздным, пить из ручьёв, есть - что лес пошлёт. Другое дело, что скоро лес и горы снегом укроет, под небом-то холодно будет. Но всё равно, можно же найти выход, всегда же можно найти выход!

Шёл он, шёл, и видит: идёт ему навстречу по тропе старушка. Бедная, видать, ещё беднее его матушки. Шаль в заплатках, юбка линялая, опирается на расщепленную палку.

- Здравствуй, матушка, куда путь держишь? - поклонился ей Ясь.

Это работать ему было лень, а так-то он был парень добрый и воспитанный.

- Да вот, сынок, иду по свету, ищу, где бы голову старую преклонить. Не осталось у меня ни детей, ни внуков, некому меня накормить-обогреть, вот и иду я из деревни в деревню. Где накормят, а где и палкой погонят.

Ясь почесал спину - в том месте, где утром достала-таки его матушкина палка. И вспомнил, что успел стянуть со стола кусок хлеба с сыром - пока матушка грехи его тяжкие по одному перечисляла. Конечно, какая-никакая еда - это хорошо, но он-то молод, здоров и силён, может и украсть, и добыть, и заработать, а старушке куда деваться?

- На тебе, матушка, присядь, подкрепись. А потом ступай по этой тропинке дальше, и придёшь в деревню. А там у нас люди добрые, не обидят, - достал свой кусок и дал его той старушке.

- Спасибо тебе, сынок, всех тебе благ. Пусть сбудется сегодня твоё самое заветное желание!

Поклонилась ему старушка и пошла себе. Ясь двинулся было дальше, потом оглянулся - на тропинке никого не было. Примерещилось, что ли? Но пустой карман и голодное брюхо говорили о том, что нет, не примерещилось. Эх.

Ладно, что там она про желание говорила? А есть ли у него это самое заветное желание? У матушки есть - чтобы Стась, да и он тоже, остепенились, женились, и была у неё куча мала внуков. У Стася тоже есть - дом он себе хочет новый, да чтобы Ася пошла за него. А Ясь жениться не хотел, дом ему тоже пока незачем - сколько в том доме работы, вовек всю не переделать! И жена ему не пойми, для чего. Дети - это хорошо, конечно, с ними весело, но детей надобно кормить и одевать. Сколько времени-то пройдет, пока они сами смогут что-то полезное делать! А то ещё и пойдут в него, Яся, будут такие же лентяи и бездельники. Жениться на такой, как Ася-соседка - так она ему всю плешь переест, чтоб работал. А на весёлой да заводной - так у них дома мышь с голоду повесится, если оба будут день-деньской гулять да веселиться.

Нет, наверное, семья - это не его желание. А что же тогда его? Вот если бы добывать деньги да пропитание не работой в поле, не пастушеским трудом, не плотогонством, а чем полегче… да где же такое дело найдёшь?

Слыхал Ясь, что Куба, сын тётушки Марыси, что за два дома от матушки жила, подался в збуйники. И что вроде за него кто-то знакомый словечко замолвил, и его приняли в братство. Збуйники жили хорошо - что ни день, по тракту едет кто-нибудь на юг, богатый да знатный, и отчего бы не попросить его поделиться с бедными людьми? Тех, кто своим трудом в люди выбился, збуйники не трогали никогда. А вот кто палец о палец не ударил, чтобы богатство своё получить - тех можно и выпотрошить. Всё равно у них дома ещё осталось, кто же в дорогу берёт с собой всё нажитое?

И нередко случалось, что збуйники приходили в деревню и спрашивали - кто тут хуже всех живёт? Кому помочь? И помогали - деньгами, овцами, зерном. Случалось, и матушке мешок зерна да корзина капусты перепадали, когда они со Стасем ещё детьми были малыми.

3. Как Ясь стал збуйником

Tyś se Janko, tyś se zbój
spadniy listek ty siy bój
Spadniy listek dymbowy
Bydż na noskak gotowy
Польская песня

За раздумьями Ясь не заметил, как свернул не на ту тропинку, и вместо того, чтобы подниматься выше, на самую вершину светлого Гевонта, ушёл в Стражицкое ущелье. И шёл бы ещё долго, да окликнули его.

- Эй, молодец, кто таков, куда путь держишь?

Ясь огляделся, но никого не увидел. Только деревья да камни, и скалы с двух сторон.

- Чего головой вертишь, рядом мы, - раздался смех над самым ухом, и на ближайший валун влез сначала один незнакомый парень, потом второй.

С их белых с черными узорами курток золотом сыпались осиновые листья.

- Окрестили меня в честь святого Яна, а живу я в деревне, что внизу, прямо под горами, - ответил Ясь, чего скрывать-то, его тут всякая собака знает.

- И что ты тут делаешь, Ян из деревни?

- Да вот, выгнали меня из дому, не знаю теперь, куда бы мне податься.

- Чего ж выгнали-то? Неужто родня у тебя такая негодящая?

- Нет, родня-то ничего себе, это я им не подхожу. Хотят они, чтоб я овец пас да в огороде копался, а какой из меня пастух да огородник?

- И впрямь, не похож ты на пастуха, не уследишь за овцами. Разве только волков от овец гонять!

- Это дело, да, и на волка я ходил, и двух добыл, и шкуры на полу в матушкином доме теперь лежат. Только нет у меня ружья, один лишь нож. А с ружьем на волка, всякий знает, сподручнее.

- Твоя правда. Сдаётся мне, Франек, то наш человек, - сказал один парень второму. - Проводим его к Гаврóну*?

- А проводим. Только глаза тебе, мил-друг, завяжем, на всякий случай. Не серчай на нас, так положено, - второй парень достал из кармана платок и плотно завязал Ясю глаза.

Вели-вели Яся, и привели. Сняли повязку, смотрит он - а вокруг него пещера, и в ней люди - десятка два. Все, как один, в широких кожаных поясах с тремя рядами пряжек - у кого медные, а у кого и серебро. Штаны да куртки валяные, из белой шерсти, в такой хоть на снегу спи - вовек не замёрзнешь. А у некоторых - и кожухи, белые, тёплые. Посреди пещеры огонь горит, а у огня сидит мужчина, по виду - не деревенский, и даже не городской, а прямо вот из тех, кто на лихих конях да в лаковых каретах из Нового Тарга в Неджицу да в спишские земли мимо ездит. Волосы черны, как крыло птицы, глаза синие, как осеннее небо, рубаха не иначе как шёлковая, а штаны из тонкой кожи, Ясь только раз на торгу видел подобные, и просили за них, как за полдома.

И тут вспомнил Ясь - так он ведь уже видел этого человека! Это ж ему он три дня назад тропинку обходную мимо деревни подсказал, чтобы путь до тракта сократить!

- Здравствуй, знакомец, - важный господин тоже его узнал. - Ну рассказывай, как ты здесь очутился.

- Как-как. Привели, да и очутился.

- И что делать думаешь?

- Думаю, ваша милость скажет мне, что тут делают.

Рассмеялся важный господин.

- И ты готов стать одним из нашего братства?

- Готов, ваша милость.

- Уже хорошо. Только никакая я тебе не «ваша милость», братья зовут меня Гаврóном, зови и ты. Месяц будет тебе испытательного сроку. Выдержишь - примем в братство. Понял?

- Понял, ваша милость Гаврóн!

Братья расхохотались и повели Яся в глубину пещеры - показывать, где жить и что делать.

Как Ясь выдержал испытательный срок - сам не понял. На него ж сыпалось всё то, что он дома терпеть не мог - нарубить и наколоть дров, сварить кашу на всех, отмыть закопчённый котёл. Так было заведено - на последних пришедших, да на самых молодых всё хозяйство. Но здесь было неловко морщить нос, раз уж сам напросился - будь ласков, бери и делай, что скажут. А пить и есть надо всем, братству збуйников так же, как и прочим людям.

А потом его взяли на дело.

Карета должна была проехать по дороге ночью, сведения были верные. В той карете везли неправедно осуждённого и жалованье для императорских гайдуков. Карету обстреляли, перед ней да после неё уронили по хорошему бревну, а дальше пошла потеха.

Стрелять Ясь толком не умел, да и ружья ему не дали, как и пистолета. Его и ещё двоих парней задача была - перерезать поводья у лошадей и увести их под прикрытием тех, кто стрелял. И они справились, хоть пуля и чиркнула прямо возле щеки Яся, а Франеку, одному из тех, кто его в братство привёл, и вовсе руку прострелили. Но они увели коней в укрытие, а там уже было, кому показать Франекову руку. Пулю вытащили, перевязали, дали глотнуть горькой настойки - и всё стало хорошо.

А после, в пещере, Яся торжественно принимали в братство. Ему подарили штаны и куртку, и шляпу с красной лентой, и хорошие сапоги. И пару новых сорочек, и платок на шею. А пояс, сказали, сам закажешь, с добычи. Это дело такое, ин-ди-ви-ду-аль-ное.

Теперь уже и в деревню показаться не стыдно. Но сначала нужно пояс справить.

Ясь взял деньги (а ему досталась неплохая доля, как раз должно было хватить), и в воскресенье на рынке подошёл к мастеру кожевеннику и заказал пояс. А через неделю, когда пояс был готов, честь по чести рассчитался с мастером и закатил пирушку в корчме - теперь он не Ясь-лентяй, теперь он настоящий збуйник.

Теперь можно было и до костёла сходить в праздничный день. Матушка как его увидала, так подошла, обняла и заплакала. И сказала – верно, Ясю, судьба тебе такая была, не крестьянин ты. И благословила.

Ясь дал матушке мешочек с деньгами и велел на торгу купить ей и Стасю, что нужно. А он потом ещё принесёт.

_____________________

* Гаврон (Gawron) - Ворон.
* Збуйники (Zbójnicy) - традиционное название разбойничьих отрядов, обитавших и промышлявших в польской части Карпат, в Татрах. В местных (так называемых гуральских, гурали - горцы) легендах збуйники представлены положительными героями, защитниками бедных крестьян от произвола богатых и сильных. В такой отряд входило от нескольких человек до нескольких десятков, и участие в таком деле поднимало престиж человека, в представлении гуралей до начала ХХ века "стать збуйником" означало "сделать карьеру", "выбиться в люди". Ходят они, соответственно, "на збуй" (на дело :), а "по збую" с добычи в корчму :) О збуйниках рассказывали легенды и пели песни, существует специальный "збуйницкий" танец - мужчины с топорами показывают удаль молодецкую. До сих пор они - часть традиционного фольклора в окрестностях Закопане (Польша).