Горячий январь

Пролог

Артём.

За три часа до Нового года.

Ненавижу корпоративы. Особенно новогодние. Терпеть не могу потому, что обязан присутствовать на каждом. На каждом, чёрт возьми. Пропуски не прощаются. Потому что жизнь медийная она такая. Если ты бэк-вокалист самой нашумевшей, за всю историю музыкальной индустрии, рок-группы, то не имеешь права подводить своих ребят. Мы с ними как триплеты ДНК. Связка, генетический код. Один без другого не выживет. Поэтому куда они — туда и я. Отказывать им в чём-то себе запрещаю, но и свою точку зрения отстаиваю всегда. Захотел пораньше уехать — уехал. Больше двух часов, за исключением концертов, меня ни на одной вписке не удержать. Главное засветиться — на остальное похуй. Как и на мнение окружающих.

Но, сегодня они не просто умоляли меня задержаться, а задались целью напоить до состояния невменяемой субстанции. Чтобы расслабился и не выглядел как дед инсайд, который потерял интерес к жизни после двухчасовой бессмысленной дрочки. Проще говоря — эмоционально истощённым. Я по натуре такой. Мало что может вызвать моё любопытство. И чаще всего от этого страдаю не я, а те, кто пытается найти со мной общий язык.

Вваливаюсь в свою спальню и, кажется, по неосторожности что-то сшибаю. С раздражающим треском оно вглубь укатывается. Морщусь. Любой шорох сейчас отдаётся в висках противной пульсацией. Чёртов алкоголь протрезветь не даёт. Зрение затуманено, о рассудке вообще речи нет. Дезориентирован в пространстве. Где, что находится? Понятия не имею. Будто каким-то чудом проник в чужую хату незамеченным. Наощупь прохожу дальше. Всего пару шагов сделать успеваю, как снова раздаётся какой-то звук. Да, блядь! До кровати я сегодня доберусь или как?

— Артём, это ты?

— Кто здесь? — к стене отступаю. Может я комнатой ошибся, а?

Пролог 2

— Я... я...

В голове будто усилитель мощности звука срабатывает. Голос узнаю! Голос той, с которой, вот уже как две недели, вынуждено живу под одной крышей.

— Некрасова?! Ты что в моей комнате потеряла?

— Артём! Это правда ты?

— Нет, блядь, это призрак твоего бывшего.

“Очень кстати” вспоминаю венок новогодний, с надписью “Трупохранилище. Слабонервным вход запрещён”, который эта ненормальная над дверью входной повесила, и закатываю глаза. Она смеет стебать меня за то, что я бледнокожий и тощий? Да заебётся. Меня моя внешность со всех ракурсов устраивает.

(Плесень в юности)

Артём Плеснев

— Я сейчас тебе всё объясню, клянусь!

По стеночке до выключателя добираюсь. Врубаю свет. Сука! Лучше бы не делал этого. В башке будто петарду взрывают. Искры из глаз сыпятся. Чуть вслух не реву.

— Даже не знаю, как это объяснить...

Л-лоботомия. Ло... ло...

Слово забыл. Да и поебать вообще, что там в её оправданиях отсутствует.

— Начни с того, как часто ты проникаешь в мою гробницу, — шатаясь стаскиваю с себя косуху, и к ней направляюсь. — Чем тут без меня занимаешься, м?

— Воробьям фигушки показываю, — под нос что-то невнятное бормочет, а потом зычно восклицает. — Ничем, клянусь! Я не нарушала твои границы!

— Ничем не клянёшься? Обманываешь значит, — подаюсь к девчонке впритык и, фокус моего внимания резко разворачивается на триста шестьдесят пять градусов. — Чёрт, Насть, чем ты так пахнешь? Ахуенно просто.

Вдыхаю глубже, чтобы раскрыть для своих рецепторов её вкус. Цитрус, ваниль, и... мой хэнни? Мой любимый хэнни?

— Ты что, бухала?

— С чего ты взял?!

— От тебя несёт моим вискарем.

— Это от тебя несёт, если что...

— Да?

— Ага, — жмёт плечом.

Её адекватность почему-то раздражает. Не привык видеть такой... уравновешенной. Обычно она буйнопомешанная.

— Артём, я должна тебе кое в чём признаться.

Нехорошее вступление. Напрягаюсь. Градус в крови понижается.

— Я сделала что-то такое, что ты никогда мне не простишь...

Моментально пробегаюсь глазами по комнате. Ценности свои проверяю, а не чистоту вокруг. Виниловые пластинки с автографами моих кумиров висят на прежнем месте — над изголовьем кровати; кассеты с дисками хитов 60-70-х столпятся на полках настенных. При каждом взгляде на них я улетаю в прошлое. В свою сумасшедшую юность. Я по сей день в музыку как больной влюблён. Моя сила, моё притяжение.

Чёрт. Чего-то тут не хватает... взгляд упирается в опустевший участок на стене и осознание как обухом по затылку бьёт.

Пролог 3

— Где моя гитара?

Девчонка зачем-то опускается на колени и достаёт из-под кровати... Бог ты мой. Культовую гитару всех времён.

— Я случайно её уронила, — дрожащими руками корпус объёмный обхватить пытается, — честно, никогда бы не подумала, что гитара может быть настолько хрупкой!

Слегка покоцанной, потёртой была моя родная. На реставрацию отдать всё не решался. Первозданный вид сохранить хотел. Джокондой своей её называл. Она самое бесценное, что у меня когда-либо было... Я отказываюсь, напрочь отказываюсь верить в то, что от неё остались лишь обломки. Струны расстроены, тумблер пробит как тонкий лёд.

— Артём, прости меня, пожалуйста! Я всё починю, обещаю! Клянусь тебе!

Оцепенелый продолжаю смотреть на неё, не понимая, что меня больше ломает. Моя безысходность или её причитания.

Хочет что-то доказать, осмеливается подойти ближе, но я её выслушивать не собираюсь. Выхватываю из рук гитару и покидаю комнату. На улицу срываюсь. Лёгкие обжигает лютый мороз, но тело не остужает. Горит, ещё хуже всё внутри воспламеняется. В душе будто дыра разверзается. Лечу в пропасть прошлого. В те времена, когда жив был наш с Яном лучший друг. Влас Долматов. Вегас. Это он мне свою гитару подарил. За два дня до смерти принёс и на крыльце родительского дома оставил. Как будто вместо прощай... Он будто чувствовал, что его скоро не станет, и торопился в жизни каждого из нас оставить свой незабываемый след. Парень шторм... Память моя линчует всё самое лучшее, что случилось с нами десять лет назад, и заставляет испытывать только боль. Сбежать от этой боли не удаётся. Вдох не сделать. Настолько сильно ломает меня изнутри. Слоняюсь потерянный по глухой улице. Не знаю куда податься. Куда девать эти чёртовы обломки.

Останавливаюсь напротив дерева и возношу руку высоко над головой. Чёрт, нет! Что-то удерживает. Разгромить остатки не могу. Взгляд мой мечется по сверкающей темноте снежной ночи и, вдруг падает на мусорный бак. Как будто в голове что-то переклинивает. Сердце перестаёт стучать гулко. Все чувства разом притупляются.

Подхожу к баку, швыряю в него обломки... и уношусь прочь.

Глава 1.2 Анастасия

— Наверняка жалеешь, что не слушалась меня вчера! — Тася села на край кровати, поставила поднос на тумбу и подняла подушку, пытаясь уложить мне её под голову.

Но каждое моё телодвижение отзывалось рвотным позывом и мне хотелось замереть статуей, чтобы не испытывать этих адских мук!

— Я говорить не могу… — еле выдохнула и тут же закрыла рот, чтобы не выдать фонтан из вчерашней выпивки.

— Ну ты тогда помолчи, а я расскажу, — у подруги такой серьёзный тон, что стоило бы напрячься, но мозг напрочь отказывался работать.

Таська поднесла к моим губам муть в стакане, как умирающему, ей богу, но видя, что я в полном ауте, выудила, что тот фокусник, трубочку откуда-то из-под полы и окунула в жидкость.

Господи, как же я её обожаю!

Вкуса вообще не чувствовала. Кажется у меня во рту привкус вчерашнего веселья гораздо хуже, чем этот раствор.

В подтверждение моей догадки подруга подошла к окну и открыла микро-проветривание. Не плохо было бы сделать это ночью, но зимой такие финты могли закончиться прискорбно.

— Короче, — вернулась она ко мне, пока я боролась с трубочкой, стараясь победить её языком. — Вчера к нам соседи наведывались…

— И?

— Ясно… — устало выдохнула, поднимая брови вверх. — Видимо, помнишь ты мало.

— Абсолютно ничего…

— Счастливая. В общем, сперва ты недовольных соседей пыталась затащить на вечеринку. Потом начала проявлять агрессию. В итоге с ними пыталась урегулировать вопрос я, но что-то мне подсказывает, что твоё новоселье закончиться чем-то не очень приятным.

Я лишь махнула рукой. Подумаешь, соседи! Не умерли же они от одной бессонной ночи, а вот я… Не факт, что выживу.

В нашем родительском доме 24/7 ребёнок плакал навзрыд с одной стороны, а с другой алкаши жили, у которых, что не вечер, то пьянка. И ничего, сосуществовали все как-то вместе. Никто никого не убил.

— Они участкового грозились вызвать, но к тому моменту ты уже лыко не вязала, и я выпроводила всех гостей.

— И сколько продлилась вечеринка? — получилось выдать довольно длинную фразу, так как этот вопрос меня и впрямь взволновал.

— Три часа.

— Отстой!

— Скажи спасибо, что не дольше. Ни то мы бы не только участкового дождались, но и наряд и ещё фиг знает кого. Ян бы потом мне голову открутил за такие посиделки.

Я фыркнула, закатывая глаза, но в глазницах стрельнула болью, и я решила больше не выпендриваться.

Стакан опустел. Я вытянула в трубочку последнюю каплю ровно в тот момент, как в квартире сперва раздался звук дверного звонка, но уже через несколько минут мы услышали тяжёлые шаги в коридоре. Тая, естественно, среагировала первая. Оказалась у комнатной двери, но не успела открыть, как она распахнулась с такой силой, что кажется чуть с петель не сорвалась. Подруга отскочила назад, а я готова была прямо там сквозь землю провалиться. На меня гневно взирали маленькие чёрные глазки моего арендодателя. Женщина не стала даже тратить время на снятие шубы и сапог. Сопела, что разъярённый буйвол, готовая кинуться на меня, как на красную тряпку.

— Анастасия Витальевна! — ревела львицей дама, от чего я подорвалась с постели так резво, будто и не умирала тут ещё секунду назад.

Хотя организм, конечно, подобной встряске не обрадовался и я, прикрыв рот ладонью, бросилась вон из комнаты в сторону уборной.