
Тея родилась без надежды на лучшее, но ей выпал невероятный шанс — попасть в число тех, из кого наследник престола выбирает супругу. Эта удача отравлена горечью, ведь несколько лет назад во время такого отбора пропала её родная сестра. Да и сам дворец оказывается прекрасен лишь снаружи, а принц, за которого идёт борьба, известен своим дурным характером. Отбор проверит на прочность и покажет истинное лицо каждого.
Однотомник, счастливый конец.
Глава 1
Уж такова жизнь, что если ты из низшего сословия, то работать приходится с ранних лет. Никто и не думывал об иной доле, появившись на свет в грязном квартале между причалом и мастерскими ткачей. Не думала и я, в утро семнадцатилетия заступая на службу.
Форменное платье даже не было новым, ухватила его у одной из знакомых. Я оправила манжеты суетливым жестом, разгладила юбку, такую же серую, как утреннее небо, и вошла в комнату. Руки слегка дрожали. Столько хрусталя здесь, что повернуться страшно, на каждом столе блестит по безделушке.
В голове назойливо зудели слова матери: не грубить, не язвить. Смотреть в пол, если говоришь с хозяевами. Никакой Теи Блаунт не существует, пока ты прислуживаешь. Забудь своё имя, свои желания и выполняй указания так, чтобы комар носа не подточил.
Проще не дышать.
Сегодня я стала совершеннолетней. И сегодня же получила место горничной в доме Бизе. Не бог весть что, но лучше, чем всю жизнь горбатиться прачкой. Ещё на рассвете я получила указания от экономки и планировала начать уборку с гостиной. Мести пыль, натирать серебро, помогать в кухне — и так весь день, пока солнце не спрячется за гаванью. Надеюсь, что в такую рань господа ещё храпят в подушки.
Едва я переступила порог гостиной, как надежды эти пошли прахом. В кресле у разгорающегося камина сидел престарелый господин Бизе, хозяин дома и нас всех. Зелёный бархат халата переливался, делая его похожим на дряхлую змею, что вот-вот сбросит кожу в последний раз. Лысина его так сверкала, что я засмотрелась с открытым ртом. Неужто он её натирал?
— Доброе утро, милочка, — сказал он и причмокнул. — Что-то я твоего личика раньше здесь не видел. А жаль…
От липкого взгляда, которым хозяин оглядел меня с ног до головы, немедленно захотелось помыться. Эти старикашки, что лезут к девчонкам, самое последнее дело. Уже и портки сами надеть не могут, а всё туда же.
На языке у меня вертелось много всякого, но я его прикусила. Будешь честной — нигде надолго не задержишься.
— Доброе утро, господин. Я работаю первый день. — Вспомнив, что прислуге положено кланяться, я согнула шею. Движение вышло неуклюжим, словно курица клюнула.
— Здесь достаточно чисто, — возразил господин Бизе. Голос его скрипел, как несмазанная телега. — Присядь-ка лучше, поговори со мной. Я ведь должен удостовериться, что взял в дом покладистую и благодарную девицу, с которой не будет проблем.
Он похлопал себя по колену, намекая, что садиться нужно вовсе не в кресло.
Кровь бросилась к лицу. Ах ты козлина старая!.. Благодарность теперь измеряется тем, как глубоко ты сможешь сунуть руки под юбку?
Я всё ещё пыталась сдерживаться. Мать и сестра всегда ругали меня, называли вспыльчивой. Говорили, что нужно смирять норов, если хочу в люди выбиться.
— Нет, господин, не могу, — ответила я ровным тоном, пока в голове честила его на все корки. — Я должна продолжить работу, прошу простить. Эммелина дала чёткие указа…
Он прервал меня резким жестом, словно брехливую псину.
— Довольно глупостей. Экономка здесь такая же прислуга, как и ты. Мои приказы, очевидно, стоят выше любых её распоряжений. — Он прикрыл бледные глаза и заулыбался, слащаво до тошноты: — А я приказываю, чтобы ты перестала изображать невинную овечку и порадовала меня как следует.
Дед с неожиданной прытью выбрался из кресла и направился ко мне. Вблизи от него воняло табаком и кислым потом. Рука с пухлыми синими венами потрогала мою косу.
— Какие у тебя волосики… Как чёрный шёлк, что я возил с юга. Не носи их так, распусти по плечам, мне такое по нраву. И глазки тёмные, что твои агаты, всё сверкают. — Он взял меня за подбородок и повертел из стороны в сторону, рассматривая. — Если хорошенько постараешься, может, к уборке больше и не вернёшься. Грешно такие нежные ручки занимать швабрами и тряпками.
Все материны наставления со свистом вылетели из головы. Я затряслась от гнева и омерзения. Горло будто рукой сжало, слова еле протиснулись:
— Отойдите от меня немедленно или пожалеете!
Кажется, он даже не услышал, захваченный похотью. Сухие ладони скользнули по моим бёдрам, стягивая юбку наверх. И тут уже я не думала, тело среагировало само.
Бац! Мокрый звук, будто шматок мяса кинули на прилавок.
Господин Бизе с диким воплем схватился за лицо.
— Ах ты паршивка! — Он держался за глаз и выл на одной ноте, приплясывая на месте.
— Ничего я не паршивка! Это вы тут руки распускаете, вы и есть паршивец самый настоящий! — затараторила я, выпуская всё разом.
— Ещё и пререкаться смеешь?! Пшла вон отсюда! — заорал хозяин, синея от ярости. — Чтоб духу твоего тут не было сию секунду! Неблагодарная девка! Из какой подворотни ты вылезла? Ах, как же больно… — Он снова прижал глаз и зашипел. — Ты ещё пожалеешь о своём поведении, поняла меня, тварь? Никакой работы ты в этом городе больше не найдёшь, уж я позабочусь!..
Он вцепился в серебряный колокольчик и неистово затряс им, словно созывал на пожар:
— Эрик! Джеймс! Живо сюда, бездельники! Вышвырните эту тварь отсюда!
Я попятилась к двери.
— Сама выход найду.
И поспешила удрать, пока слуги не поднялись из своей комнатушки в подвале. Полыхая от злости, я на прощание пнула вазон у парадного входа. Тяжёлая чаша вдруг покачнулась и с грохотом разлетелась на осколки. Масса земли рассыпалась по ступеням, запахло сыростью. Путь назад был отрезан. Теперь не получится остыть и умолять о прощении. Да я бы и не стала.
На дорогу до Белáндера ушли все сбережения, что я с таким трудом сумела скопить за пару лет, откладывая с поденной работы и продавая сворованные на лотках вещицы. Мать даже слышать не хотела о поездке, но не в её силах удержать меня в четырёх стенах. Я больше не ребёнок, которого можно запереть в комнате, если тот не слушается.
От почтовой станции до самого дворца пришлось идти пешком. Столица была больше и шумела громче, но улицы, по которым я шла, мало отличались от знакомых. Отмытые от грязи ботинки снова запылились, подол испачкался, а волосы растрепал блуждающий меж домов ветер. Не удивительно, что превратник состроил козью морду и преградил дорогу, едва я подошла к узорной решётке ворот.
— Не положено! — гаркнул он во весь дух.
Злясь на этого дуболома, я выудила конверт с приглашением и ткнула ему под нос:
— Да как не положено, если меня пригласили?! Вот же, смотрите, моё имя написано!
Привратник с мученическим вздохом пробежал глазами по строчкам. Уважительности от прочитанного у него не прибавилось.
— Пятое сословие, тц… Не удивительно тогда.
Кажется, он просто издевался надо мной, наслаждаясь мгновением власти над другим человеком. Этот знакомый с детства взгляд. Словно липучка для мух, собирающая все мои недостатки.
Пока мы препирались, к воротам подкатила богатая коляска, запряжённая двойкой гнедых. Дверца открылась. Опираясь на руку кучера, на землю ступила богато одетая барышня. Невесомый запах сирени разлился в воздухе, хотя всё уже давно отцвело. Я принюхалась, очарованная тем, что человек может источать аромат целого сада.
— Ах, что у вас случилось? — спросило неземное создание, выпорхнув из экипажа.
Это была девушка, кажется, немного постарше меня. Хрупкого сложения, с уложенными на маленькой головке белокурыми волосами, она напоминала птичку.

— Добро пожаловать, леди Эдельбри. Всё в порядке, можете проходить.
Я прыснула от того, как быстро этот чурбан перестал задирать нос. Теперь он выглядел очень смирно, даже покраснел немного. Пойманная с поличным собака, которая секунду назад жевала сапог.
Внимание леди Эдельбри мигом перешло на меня.
— О! Неужели вы тоже на отбор? Как здорово! — Она едва не захлопала в ладоши, словно ничего лучше с ней и произойти не могло. — Всегда приятно увидеть новое лицо. В салонах все друг другу уже примелькались, честное слово.
Сомнения в моей голове толкались боками. Искренне говорит эта леди или пытается разыграть жестокую шутку? Сейчас поверю, а та посмеётся. Но она выглядит такой бесхитростной, что подозревать её в чём-то кажется подлостью. Как будто всё, что приходит в эту белокурую головку, сразу звучит вслух.
Это не вязалось со всем тем, что я слышала о знатных дамах. Они только и могут, что прятаться за веерами, жеманничать и хихикать — разве нет? Все знают.
— Нас некому представить друг другу, — озабоченно сказала леди Эдельбри. — Ах, что же делать?..
Она заметно растерялась. Привратник уж точно не годился на роль «кого-то», что прекрасно осознавал и помалкивал. Тонкие брови леди сложились домиком. С моей точки зрения, никакой проблемы не было. Но знати слишком легко жилось, вот и придумали себе тысячу дурацких правил. Чтоб жизнь мёдом не казалась. С человеком из другого сословия им даже познакомиться нельзя было вот так запросто.
Глядя на её страдания, я вдруг вспомнила, как мы с Уной в детстве мечтали о принцах. Вот они увидят нас на ярмарке, влюбятся и заберут во дворец. Кривая ухмылка перечеркнула моё лицо. Чёрта с два. Настоящий принц даже имени твоего узнать не сможет.
Эта леди Эдельбри довольно мила. И не смотрит на меня, как на червя в яблоке. Но стоит ли доверять дружелюбию, если мы все приехали соперничать? Всё ещё сомневаясь, я решила подыграть ей, но с оглядкой.
— Нас некому представить, это да… Но ведь и увидеть нарушение этикета тоже некому. Если только этот молодой человек нас не сдаст, — я послала болвану-привратнику ядовитую улыбку.
— Ах, нет! Джендри, вы же сохраните наш маленький секрет?
— Всенепременно, леди Эдельбри. Мои уши глухи, а глаза слепы.
Это было интересно. Раз она знает его имя, значит, частенько тут бывает.
Додумать мне не дали. Тонкая ручка барышни цапнула меня под локоть. Пальчики в белых перчатках были такими тонкими, что страшно сломать их лишним движением. Облако цветочного аромата окутало со всех сторон.
— Идёмте же! Давайте станем добрыми подругами? Ах, только не отказывайтесь! Я бываю немного болтлива, но постараюсь сдерживаться. Только ради вас, дорогая.
Слегка сбитая с толку такой решимостью, я позволила увести себя по дорожке.
Великолепие обстановки слепило глаза. Никогда в жизни я не видела такой роскоши и даже не знала, что она существует. Лучшим местом, где мне довелось побывать, был дом проклятого Бизе, но рядом с дворцом он был жалкой лачугой.
Пол в мраморных разводах устилали тёмно-красные, как пролитая кровь, дорожки. Новые, без единой прорехи — наступить страшно. Свет лился из огромных окон, играл тысячами бликов на хрустальных капельках люстр. Я невольно сжалась, проходя под одной из них. Казалось, что если ей и суждено рухнуть, то уж верно мне на голову.
От высоты стройных колонн кружилась голова. Я проследила их взглядом — даже верх украшали настоящие росписи. В одном из магазинов по пути сюда на витринах выставили миниатюры: крошечные, с ладонь, картинки с цветочными этюдами и рисованными головками. Но здесь художества покрывали весь потолок. От стены до стены, каждую арку, каждый купол. И краски такие яркие, что не всякий цветок может соперничать.
Здесь даже пахло по-своему. Мускусом и жасмином духов придворных. Лавандовой водой из крошечных фонтанов, весело журчавших среди залов. Мастикой для натирки полов. Охапками пионов и роз, на каждом шагу украшающих вазы из тонкостенного фарфора.
Пройдя дальше, я уловила запах свежего хлеба — и тут же потеряла. То был призрак, донесённый из дворцовой кухни.
На глаза навернулись слёзы.
Здесь было так волшебно, что сердце в груди колотилось о рёбра, желая выскочить и остаться навсегда среди этой красоты. Но восхищение было отравлено ядом воспоминаний.
Я смотрела на хрусталь и золото, а видела наш бедный квартал. Дома из серого камня, в крышах которых больше дырок, чем в ином сыре. Выживание ценой каждодневного труда. Соседские дети и старики, для которых обычным делом было перебиваться тухлыми обрезками из мясной лавки.
Кто-нибудь в королевской семье хоть раз в жизни мучался бессонницей от голода в пустом брюхе? Стирал руки в кровь за подённой работой? У моей матери они были жёсткими, как дубовая кора. Кто-нибудь в этом дворце плакал от того, что ребёнок сгорает от лихорадки, а денег на лекаря для него не осталось, потому что трём другим нужен хлеб?
Мои кулаки сжимались сами собой. Не справедливо. Они не выбирали, кем родиться, но ведь и я тоже. Так почему же нам достались настолько разные доли?
Леди Эдельбри, извинившись, оставила меня, пообещав найти позже. Не верила я ей ни на грош, разумеется — наверное, сообразила, как ужасно ошиблась. Шурша платьями, новоприбывшие девушки подходили к столам регистраторов, эхо их голосов и шагов играло под сводами холла. Сотня девиц от 17-ти до 23-х лет явилась сегодня во дворец. Большинство — знатного рода, при деньгах и с хорошими манерами. Даже если им не хватит ума или характера, герб и звучное имя покроют эти изъяны.
Они затягивали талии в корсеты, пудрили щёки и прятали нежные руки от солнца. Смеялись, точно серебристые колокольчики. Их волосы блестели в ярком дневном свете почти так же, как драгоценные камни на заколках и гребнях.
Как с ними соперничать?
В свои шансы на победу я не верила. Немного горько от этого, но я всегда мыслила трезво. Не летать утке с лебедями. И вместо того, чтобы тратить время на кокетство и козни, лучше разузнать хоть что-то об Уне.
А если повезёт — ещё и поесть. Буду потом хвастаться перед нашими, как ела одни блюда с королевой.
— О боже!
От чужого вскрика я едва не подпрыгнула. Мужчина, что вскочил из-за стола регистрации, живо оказался подле меня. Он так спешил, что часы выскользнули из кармана и теперь качались на длинной цепочке, как маятник.
— Мисс, вас ограбили в дороге? Я немедленно сообщу нач…
— Что?.. П-подождите…
Я схватила его за рукав. Мелькнула и пропала мысль, что можно было бы попользоваться суматохой. Чушь это всё, в моём приглашении ведь обозначено сословие. Кто поверит, что у беднячки из прислуги украли роскошное платье и пачку ассигнаций? Видя, что распорядитель уже не собирается сломя голову бежать за помощью, я набычилась:
— Всё в порядке, меня никто не грабил.
Он оглядывал меня с таким громким недоумением, что заметить его должны были все в зале. А может и кто на улице.
— Гм… Позвольте, но ваш облик…
— Так и было задумано.
Глядя на мою угрюмую физиономию, распорядитель закашлялся.
— Конечно. Разумеется.
Он вернулся на своё место за столом, я последовала за ним. Приглашение, мельком просмотренное, отправилось в стопку таких же.
— Прошу простить мою неучтивость, мисс Блаунт, — сказал мужчина, раскрывая толстый разлинованный журнал. — Присаживайтесь, мне нужно внести ваше имя в учётную книгу.
Тон его, прежде взволнованный и сердечный, разом утратил все краски. Даже грустно от того, как быстро он перестал видеть во мне человека.
— Вы впервые участвуете в отборе?
— Да, мне только на днях исполнилось семнадцать.
Вопрос натолкнул меня на догадку. Если участвовать можно по несколько раз, есть шанс встретить кого-то, кто был с Уной на отборе.
— В таком случае, позвольте провести небольшой инструктаж. Сегодняшний вечер есть возможность проявить себя с лучшей стороны. Каждая претендентка будет гостьей на торжественном приёме. По итогам его, жюри выберет двенадцать наиболее подходящих девушек. Так называемую «золотую дюжину». — Он со значением посмотрел на меня, словно собирался отбирать их самолично. — Каждое сословие имеет квоту, соответствующую его значимости для общества. Четыре места выделены аристократии, три — представительницам военной и банковской элиты. Два места уходят сфере науки и искусства, ещё два — прикладным ремёслам и торговле.
Чем больше он перечислял, тем сильнее вытягивалось моё лицо. Пока что всё мимо.
— Последнее место уготовано для сословия прислуги, — сказал он таким скучным тоном, что захотелось зевнуть.
Я повертела головой по сторонам. Сперва казалось, что здесь каждая вторая — принцесса, но теперь я заметила несколько девушек в недорогих шляпках. Впрочем, у них хотя бы это было.
Так неловко ходить по начищенному паркету и мягким коврам в грязной обуви. Я всё ждала, что сейчас кто-нибудь заметит и отчитает за это безобразие. Вместе с тем, разбирало любопытство: как на меня отреагируют другие участницы?
Несколько девушек облюбовало низкий диванчик, другие устроились в креслах. Одна заняла место у стоявшего в углу фортепиано, наигрывая лёгкий мотив. Когда я вошла в комнату, никто даже головы не повернул. Зря боялась, что они все разом накинутся. Всё-таки леди, а не зверьё какое.
Одна из девушек, чьи роскошные каштановые кудри были пышно взбиты и собраны в замысловатую причёску, вдруг привлекла всеобщее внимание:
— Где же наш чай? Должно быть, он будет такой свежий, что листы для него ещё не созрели.

Сидевшие рядом с ней девушки захихикали, кто в открытую, кто прикрывая рот платочком. Я тоже улыбалась, пока не осознала, что вопрос был задан мне. Улыбка мигом сбежала с лица.
— Вы обознались, леди. Я не горничная, — сказала я, чувствуя себя ужасно неотёсанной. Здесь все были в перчатках, даже та, что за пианино. Коротеньких, белоснежных и украшенных кружевами перчатках. Такая блажь. Но почему-то очень хочется хоть разок примерить.
Девушка скривила полные губы в неприятной усмешке:
— Не горничная? Если что-то выглядит как утка и крякает как утка, то что же это может быть?
Кровь бросилась в лицо.
— Понимаю, что мой облик может ввести в заблуждение… — вежливые слова давались не просто. — Но я такая же претендентка, как и вы.
— Такая же? Кажется, у моего остроумия появился конкурент. Настолько смешной шутки я ещё не слышала! — Леди посмотрела по сторонам, будто приглашая остальных посмеяться вместе с ней.
Одна из её соседок, блондинка с бесцветным лицом, что держалась непринуждённее остальных, вдруг оживилась:
— О, я догадалась! Леди Риц, вы будете в восторге. Это новое развлечение, чтобы мы не заскучали до вечера, точно вам говорю. На прошлом отборе, говорят, приводили учёную обезьяну! Она могла складывать числа до десяти и потешно кланялась.
Зубы скрипнули. Меня будто помоями с головы до ног облили. Так вот, кто я для них? Немногим лучше, чем учёная мартышка?
Эта девица, обрадованная своей находчивостью, захлопала в ладоши:
— Сколько же будет пять плюс семь?
Леди Риц остановила её:
— Ну, полноте вам. Совсем засмущали мисс… Простите, не знаю вашего имени, какая жалость.
Я бы и не стала представляться. Может, даже вовсе ушла, оставив этих змей давиться своим ядом. Но от дверей вдруг прозвучал звонкий голосок:
— Её имя мисс Тея Блаунт.
Отбивая ритм шага каблучками, в чайную комнату вошла моя новая знакомая — болтушка леди Эдельбри. Над высокой переносицей залегла крошечная складка, щёки пылали. Она успела застать часть беседы и явно была не в восторге от услышанного. Не будь леди столь миловидна, её лицо можно было бы назвать свирепым. Она с негодованием посмотрела на темноволосую зачинщицу:
— Шарлотта, я смотрю, вы не оставили прежних своих привычек? Это просто низость, так вести себя с бедной девушкой!
Фортепиано сбилось с ноты и замолкло. Тишина в комнате наступила такая, что я услышала собственное сердцебиение. Другие девушки выглядели растерянными. Кто-то неловко кашлянул. Они явно не могли определиться в том, чью сторону нужно занять. Если я хоть что-нибудь понимала, леди Риц и леди Эдельбри были равны по положению.
— Да и вы, Диана, нисколь не изменились, — с фальшивым дружелюбием отозвалась Шарлотта Риц. — Всё так же подкармливаете бездомных.
Их взгляды скрестились, будто клинки. Светло-голубые и карие глаза испытывали друг друга. Жаль, что драться леди не станут, уж я бы посмотрела на это.
Я слегка поклонилась леди Эдельбри:
— Благодарю за участие, но мне не нужно покровительство. Дурные слова причиняют вред лишь тому, кто их произносит.
Мудрость, оставленная мне Уной. В детстве я постоянно встревала в драки с ребятами в приходской школе, которые задирали меня за маленький рост и молчаливость. Подозреваю, она велела мне так думать лишь потому, что ей надоело пришивать оторванные рукава и объясняться с чужими родителями. Но гадкие слова с тех пор и правда скатывались с меня, как с гуся вода.
Леди Риц времени зря не теряла. Она сощурилась, бросила острый взгляд:
— Видите, Диана? Даже бездомным щенкам ваша помощь не нужна. Зря стараетесь.
Оставлять за ней последнее слово я не собиралась. Может она и разодета в шелка и бархат, может и знатнее меня в тысячу раз, но в душе одно гнильё и паучьи гнёзда.
— Не нужно переворачивать мои слова, — сказала я, держась так прямо, как только могу. — Я благодарна леди Эдельбри. Просто вы — недостаточная угроза, чтобы волноваться.
На золотистых щеках леди Риц вспыхнули красные пятна. Её белёсая подружка в изумлении распахнула рот:
— Какая дерзость…
Чувствуя что победила в этой схватке, я покинула комнату. Даже если эта расфуфыренная леди Риц затаит обиду, какая разница? Больше мы никогда не увидимся.
Дворцовый парк был огромен, за день не обойти. Лишь вдали, тёмной полоской на горизонте, начинались лесные угодья. Я представила, как среди остриженных конусами деревьев бродят давно заплутавшие люди: худые, небритые, с дикими глазами. Да уж. Главное, самой не заблудиться.
Вблизи дворца нашлось достаточно дорожек, чтобы размять ноги. Клумбы источали волшебный аромат, хотя все приличные растения уже давно отцвели. Сбитые с толку пчёлы пачкали лапки в пыльце и сталкивались в воздухе, в кронах распевали невидимые птицы. Если прислушаться, можно различить журчание воды: неподалёку оказался фонтан.
Водяная пыль оседала на ладонях и лице приятной прохладой, в воздухе играли радуги. Я посмотрела на отражение и заметила, что на дне чаши рыбьей чешуёй поблёскивают монетки. Ого! Даже золотые… Обрадованная, я немедленно заозиралась в поисках подходящей палки, деньги-то у меня совсем вышли. Даже на обратную дорогу не было. Так что риск по локоть намокнуть в фонтане не казался таким уж страшным.
Однако, придворные садовники не зря ели свой хлеб.
— Да что это за сад такой, если в нём нет палок? — Бурчание под нос поискам не помогло.
Я присела на бортик, прикидывая, настолько ли глубоко дно. Эх, близок локоть…
По лабиринтам остриженных кустов прогуливались дамы, мелькали кружевные зонтики и слышался смех. Лезть в фонтан у всех на глазах я не решилась — ещё примут за бродяжку и выставят отсюда. Может, позже. Когда все уснут и не будут глазеть. Это даже не воровство, деньги просто лежат, пропадая зря. Никто не пострадает, если забрать их.
Хотя откровенное воровство меня тоже не слишком смутило бы. «Если взять у богатого то, что ему не нужно, — говорила Уна, разворачивая свистнутую у сынка лавочника сладкую булку, — ничего плохого в этом нет».
Засаднило плечо в память о полученных тогда колотушках. Мальчишка нажаловался отцу, а тот пришёл сам проучить дерзких малявок. И пока на нас сыпались затрещины и пинки, и без того упитанный свин жевал медовый пряник. Он ел его даже без удовольствия, больше крошками сыпал. Просто показать, что может так, в отличие от нас.
Отражение пошло мелкой рябью.
— Да, ничего плохого… — протянула я, глядя, как волны стирают моё лицо. — Жаль, богачи так не считают.
— Простите?
Я развернулась так резко, что едва не свалилась в фонтан. Незнакомец, что успел подкрасться сзади, отреагировал быстро — удержал под спину, не давая упасть. От неожиданности я вцепилась в его плечо, как напуганная кошка.
— Право слово, я настолько страшен, что вы решили от меня уплыть?
Юноша, совсем молодой, улыбался мне. Изящный и весь какой-то светленький, как сахарная фигурка. Не из простых: осанку держит, разодет как на праздник. Даже часы карманные при нём, цепка свисает от жилета к карману.
Мгновение мы были совсем рядом, нос к носу. От золотистых волос так приятно пахло, что потянуло совершенно по-собачьи обнюхать, но сомневаюсь, что здесь такое принято. Да такое вообще нигде не принято!
Большие голубые глаза с любопытством изучали, как я краснею.
Нет, страшным он точно не был. На такое лицо всякому приятно смотреть.
— Жарища стоит, так и тянет искупаться, — неловко отшутилась я и разжала скрюченные пальцы.
На ткани остались заломы. Сейчас увидит, и вот эта приятная улыбка сменится гримасой.
Но кажется, проблемы с костюмом его не особенно волновали. Юноша бросал на меня взгляды, будто хотел сказать что-то, но не решался. По всему было ясно — не уверен в том, кого видит пред собой. Ещё бы. Одета прислугой, а болтается без дела, как знатная. Он всё же открыл рот что-то спросить, но тут окликнули со стороны:
— Довольно флиртовать, идём уже. Ещё успеешь нажить себе проблем вечером.
Из-за живой изгороди к нам шагнул другой молодой человек, высокий, плечистый — и немедленно состроил козью морду. Всё в нём дышало раздражением. Одетый лишь в чёрное с белым, темноволосый и бледный, он выделялся на фоне весёлой зелени и неба. Как будто кто-то стёр все краски.
— Твоя учтивость неподражаема, братец. Должно быть, ты не заметил, но мы ведём приятную беседу с мисс… Простите, не знаю вашего имени, — вежливо улыбнулся первый.
«Братец»? Двух более непохожих людей и выдумать трудно. Один лучился солнцем, второй — как холодная лунная ночь, когда всякий прохожий спешит поскорее добраться до дома.

— Что толку с ними разговаривать? — процедил «ночь», оправляя манжеты рукавов. Длинные пальцы унизывали перстни, камешки переливались на свету. Небось, какой-нибудь графский сыночек, что тратит отцовские деньги направо и налево. — У этих девиц одно на уме.
Меня ужасно взбесило, что этот тип делал вид, будто меня здесь нет. Словно я одна из этих мраморных скамеек.
— Это вы верно подметили, — сказала я и прямо взглянула в его серые глаза. — Девицы только и думают, что о выплавке чугуна.
Светлокудрый юноша легко рассмеялся:
— Видишь? Ты слишком рано разочаровался в жизни: в ней всегда есть место неожиданностям. Прошу нас извинить, мисс. Я бы и рад продлить беседу, но дело не терпит отлагательств.
Его брат нетерпеливо хмурился, явно находя все эти расшаркивания излишними. Даже не дождавшись прощания, зашагал прочь.
Какой неприятный тип, подумала я, провожая их взглядом. Только и есть, что красивое лицо. А внутри одна зола, да уголь. Ушёл — да скатертью дорога.
Внутри скалила зубы злость, требовала догнать хама и насовать ему зуботычин. Вот был бы скандал так скандал — претендентка накинулась на графёныша! Я прыснула, воображая, какое лицо бы сделалось у этого напыщенного индюка. Но выставлять себя с плохой стороны перед его улыбчивым братом, отчего-то, не хотелось. В этом дворце мало кто говорил со мной, как с человеком. На сердце немного потеплело от ласковой улыбки, которую он мне подарил.
Вечер стремительно надвигался. И чем ближе он был, тем отчётливее я понимала — с нарядом нужно что-то делать. Я надеялась узнать про Уну, но кто будет откровенничать с горничной?
Проблема с платьем требовала решительных действий. Сказки, любимые в детстве, врали все как одна — никакая добрая тётушка не выпрыгнула из-за гобелена, сгорая от желания мне помочь. Где вообще они водятся, эти тётушки? И ни одной служанки, что несёт на помойку роскошный наряд, потому что на подоле нашли кро-о-охотное пятнышко, тоже не наблюдалось. Может, где-то и происходили все эти странные вещи, но меня они обходили стороной.
Оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха, я дождалась, пока стража уйдёт в пересменок, и пробралась на гостевой этаж. По обе стороны коридора шли двери, огоньки свечей подрагивали на сквозняке. Даже треск и шипение фитилей казались зловещими, словно тёмные углы скрывали в себе невидимых змей. Я нервничала так сильно, что вспотевшие ладони пришлось вытереть о подол.
Дверь за дверью, комната за комнатой. Здесь запирались, не доверяя прислуге — а может, и другим гостям.
Сперва прислонить ухо к резным доскам, потом медленно повернуть ручку. И так снова и снова. Наконец, когда я уже была готова отчаяться, одна из дверей поддалась и пропустила меня в комнату.
По глазам ударил свет. Большие окна едва прикрывали шторы зелёного бархата, тяжёлые и роскошные. Их удерживали широкие бисерные ленты — будь у меня больше времени, а ещё игла с ниткой, можно было бы смастерить наряд только из этих двух вещей.
Но роскоши возиться здесь, сколько вздумается, у меня не было. Главное, чтобы никому сейчас не пришло в голову прилечь на пару часиков. На всякий случай, я подперла дверь стулом. А то если кто войдёт и увидит, что я шарю по ящикам — выволочки не избежать.
Черепаховые гребни и пуховка на столике подсказывали, что здесь расположилась женщина. Удачно я зашла. И пребогатая же дамочка, судя по шкатулкам в золотых узорах. Из любопытства я открыла одну, но вместо украшений в гнёздах покоились какие-то баночки из стекла и кости. Чуть не уронив одну из них, я решила оставить шкатулку в покое. Наверное, какие-то снадобья для пищеварения.
Одежды, на первый взгляд, в комнате не было. Я распахнула дверцы гардероба и едва не присвистнула. Платья едва вмещались, одна из коробок вывалилась мне прямо в руки. Подцепив краешек юбки, я поднесла к глазам узорную вышивку. Рельефная под пальцами, плотная. Ещё и камнями расшито.
Позабыв обо всём на свете, я с головой зарылась в эту сокровищницу. Маленькая девочка внутри меня пищала от восторга — когда ещё будет такая возможность!
Внезапно дверь дёрнулась.
Чёрт! Я замерла, как испуганный зайчонок. Сердце рухнуло в пятки так резко, что на мгновение я перестала его чувствовать.
Раздался вкрадчивый стук.
— Шарлотта! — Голос был очень взволнованным, но приглушённым. Словно мужчина не хотел, чтобы услышал кто-то посторонний. — Если вы здесь, немедленно откройте! Нужно срочно поговорить! Шарлотта! Министр что-то подозревает, я уверен! Ответьте же!
Я сидела на полу, зажимая нос платьем, чтобы даже звук дыхания не просочился наружу. Проваливай же! Не ясно что ли, нет никого.
Отколошматив ни в чём не повинную дверь, мужчина ушёл. Выждав для верности, я с облегчением откинулась на шкаф. Пронесло. Надо быстрее шевелиться — мало ли, кто ещё пожалует к этой Шарлотте.
Я побоялась брать самые шикарные туалеты, сверкающие от драгоценных камней. Атласные юбки, корсажи в пене белоснежных кружев, банты и перья… Одно такое платье стоит целое состояние. И едва ли о нём забудут. Возьму что-нибудь красивое, но попроще, что не так бросается в глаза. Скажем, вот это платье: мягкие складки голубого шёлка, немного кружев, серебряная нить. А волосы просто распущу, после кос лягут красивыми волнами безо всяких папильоток.
Сказано — сделано. Я переоделась, заодно позаимствовав батистовую сорочку из тюка с бельём. Расчесала волосы на пробор. Даже капнула пару капель ароматической эссенции из пузырька на трельяже. Запах не понравился — тягучий и густой, как патока, заявляющий о себе слишком громко, — но благоухать было приятно.
Я улыбнулась отражению в маленьком зеркальце. Ну и чем не знатная дама? Может, я и не обучена такой походке, будто скользишь по полу, но стою на месте не хуже прочих. Последним штрихом стала пара шёлковых перчаток. Я натянула их и расправила плечи — совсем другие ощущения.
Часы на этаже пробили шесть вечера. Пора спускаться в бальный зал.
Первый этап отбора начался.
Для первого бала в честь отбора выбрали Янтарную залу — место поистине ослепительное. Названию вторил светлого дерева паркет, сверкающие позолотой подсвечники и вышитые гладью солнечные гобелены по стенам. В люстрах горели тысячи свечей, от их яркого света некуда было скрыться. Я прикрыла глаза ладонью. Если продолжу так щуриться, люди решат, что я их в чём-то подозреваю.
Гостей было так много, что их голоса сливались в монотонный шум и звучали сквозь музыку. Как на ярмарочной площади в праздник урожая. Смех вспыхивал то там, то тут, перемещаясь по залу блуждающим огоньком.
Сотня претенденток, их родственники и прислуга, живущие во дворце придворные, гости, королевская семья. Все собрались здесь, чтобы узнать, кто войдёт в золотую дюжину.
Я несколько оробела от этой толчеи. Одни сбились в группы, другие фланировали по залу, но мне казалось, что это какой-то буйный водоворот, который вот-вот утащит. Чтобы немного прийти в себя, я прибилась к паре барышень, которые меня даже не заметили. У одной из них был до смешного пышный хвост русых волос, вид которого странным образом успокаивал. Наверное, он напоминал что-то родное и близкое, вроде метлы.
— Посмотри! — «Хвостатая» схватила подругу за локоть. — Там, за колонной, беседует с распорядителем. Это не мистер Брикман?
— Кто, прости?.. — растерялась вторая, плотная шатенка, затянутая в корсет. Кажется, пластины сдавили её слишком туго, потому что глаза её были одновременно несчастными и немного навыкате. — Что-то я запамятовала, Биби. Слишком много фамилий пришлось узнать за последнее время.
— Маркус Брикман, главный репортёр из «Королевского вестника»! Это он в прошлом году раскопал скандал с лордом Мортертоном. Говорят, лорд даже нанял убийцу, чтобы отомстить!
— Ох… — Шатенка аж попятилась. — Надо держаться от него подальше.
— Наоборот, глупенькая, — снисходительно усмехнулась Биби и качнула своим прекрасным хвостом. — Если мистер Брикман о тебе не знает — ты никто в этом мире. Его мнение имеет вес. Одна заметка в «Королевском вестнике» — и ты знаменита.
— Или покрыта несмываемым позором и нанимаешь убийцу…
Но Биби было не смутить. Плечико в довольно открытом вырезе платья дёрнулось.
— Просто веди себя прилично, — тоном искушённой дамы заявила девушка. Она потащила подругу вперёд, хотя та даже ногами не двигала. — Пойдём, пойдём, нужно обязательно показаться ему на глаза.
— Много тут газетчиков?
— Прорва. Но с мистером Брикманом никто не сравнится.
— Ты с таким восторгом о нём говоришь… — Шатенка хихикнула, колыхнув подбородками. — Уверена, что хочешь стать женой принца, а не репортёра?
— Да ну тебя. Идём же, пока им не завладела леди Риц.
Девушки, сдавленно хихикая и покачивая пышными юбками, удалились в сторону колонн. Подслушанный разговор удивлял. Разве может газетчик иметь такую власть? Он ведь только и создаёт, что буквы на бумаге. Пшик, ничего. Обычный человек, без титула, не владелец поместий и мануфактур.
Почти как я.
Но его внимания ищут даже леди, его боятся и обсуждают. Что за странный мир.
Пока я глазела, одну из претенденток неподалёку пригласил на танец высокий мужчина в мундире. Я думала, что сейчас нахал получит от ворот поворот, но девушка с кокетливой улыбкой приняла руку.
Вот тебе и раз. Танцевать с без пяти минут чужой невестой здесь нормально. А на наших улочках за такой фортель можно и зубов лишиться. Причём, как незадачливому кавалеру, так и невесте.
Музыканты старательно водили смычками по струнам, музыка прерывалась лишь на краткий миг смены пар. Ноги так и просили пуститься в пляс, но всех этих сложных вальсов и менуэтов я не знала. А мои любимые танцы, вроде «козочки» или «безумной Молл» вряд ли когда-то станцуют под сводами королевского дворца.
Пользуясь мгновением перерыва, когда пары распадались и собирались вновь, я устремилась в противоположный конец зала. Там хоть присесть можно, не всё ж столбом стоять.
— Ах! — Девушка, что налетела на меня, залилась ребячливым смехом. Рыжеватая и с милым лицом она немного напоминала бельчонка. — Простите! Эта музыка совсем вскружила мне голову!
Сияя улыбкой, она подхватила юбки и умчалась, стуча каблучками по паркету.
— Какая невоспитанность.
Я обернулась, но нелестная оценка адресовалась не мне. Статная молодая дама смотрела вслед той бойкой девчушке, что едва не сбила меня с ног. Не будь на этой особе платья, пошитого из синего атласа, любой мог бы попасть впросак, приняв живого человека за статую. Её аристократичное лицо напудрено до алебастровой белизны и почти лишено чувств, как застывшая маска. Совершенная и пугающая.

Видя, что привлекла внимание этими словами, она проявила вежливость и приветствовала меня крошечным кивком.
Фрейлина, наверное. Или принцесса. С таким лицом рыбой не торгуют.
Наблюдать за окружающими было страсть как интересно, но живот подводило от голода. С утра во рту маковой росинки не было, не считая чашки чая и парочки бисквитов, которыми угощали всех претенденток. Предчувствуя, что ещё немного — и живот разорётся громче скрипки, я перешла в смежную с залой столовую комнату.
Ожидалось увидеть что-то вроде трактира, только с белыми скатертями и бархатными подушками на каждом стуле. Однако, Гранатовая столовая не баловала возможностью дать отдых ногам — так, лишь несколько козеток в уютных нишах. А столы, которые ломились от многоярусных закусок, тянулись вдоль стен.
Буду есть, пока не лопну, решила я тут же. Воображаю себе заголовки утренних газет: «Сенсация! Первая жертва королевского отбора! Читайте на развороте!» Надеюсь, её напишет этот мистер Бриксби или как его там.
Гости накладывали угощение на крошечные тарелки, орудуя щипцами. Я последовала их примеру, жалея, что не могу взять нормальный поднос вместо несуразного блюдечка.
Углубившись в мысли о десятках завидных женихов, я и не заметила, как к нашей компании присоединилась ещё одна девушка — та пухленькая брюнетка, что очень боялась репортёра. Свою подругу с удивительным хвостом она где-то потеряла, надеюсь, ту не упрятали по ошибке в чулан. Громкое восклицание вернуло меня в разговор, нить которого была благополучно упущена:
— Не может быть! Лиззи, да ты разыгрываешь меня!
— Могу поклясться собственным платьем, Мэриэнн, — веско проронила дочь ростовщика. Почему-то мне стало так смешно, что пришлось опустить голову. — Мисс Огилви точно вернули ко двору, я видела её рыжие локоны.
— Да, их точно с чужими не спутаешь, — пробормотала Мэриэнн и принялась озираться, будто ожидала, что эта мисс Огилви выпрыгнет на неё из-за колонн. — Но я думала, что она онемела после того случая, разве нет?
— Думаю, она не более, чем притворщица, — скривила губы Лиззи. — На что люди только не идут, чтобы привлечь внимание.
Сказано это было так громко, чтобы точно услышали все окружающие.
Чувствуя, что сейчас утону в этом потоке сплетен, я направила разговор в самое любопытное русло:
— Мисс, я вижу, что вы чудо как осведомлены, а я впервые здесь и ничего не понимаю. — Не перебор ли? Но нет, девицы польщённо заулыбались. — Может, вы знаете, как проходил прошлый отбор? Я слышала столько слухов, но не знаю, чему верить!
Они переглянулись, как настоящие заговорщицы.
— О, это было весьма скандальное мероприятие, — сказала Лиззи, накручивая кудряшку на палец. — Столько грязных секретиков вылезло наружу. Хоть я и не попала в золотую дюжину, но пристально следила за газетами и ходила на все представления. А! — Она хлопнула подругу по руке. — Помнишь? Самый первый скандал я застала лично.
Мэриэнн нахмурилась, припоминая.
— Ты про министра юстиции? — неуверенно протянула она.
— Да, да! — Глаза Лиззи заблестели. Она подозвала нас подойти ближе и яростно зашептала: — С той девицей мы даже сидели рядом на приёме, вот на таком же расстоянии её видела, как вас сейчас. Сразу подумала, что она какая-то подозрительная. Только представьте, таких грубых рук в жизни не видела, как у неё. Но лицо красивое, в этом не откажешь.
— Вот министр и попался в сети, — хихикнула Мэриэнн и зажала рот ладошкой.
— Это ещё посмотреть, кто кому попался! — отец Лиззи втиснулся между нами. — Такая ягодка — и с этим обалдуем!
Лиззи пошла пятнами.
— Да будьте же тише, папа, умоляю вас!
Они препирались, а я чувствовала себя гончей, напавшей на след. Красивое лицо и грубая кожа… Внутренняя дрожь передавалась рукам. Сцепив их, я попросила:
— Продолжайте же, я не вполне понимаю, что именно тогда случилось?
— Какая-то сомнительная девица пролезла на тот отбор. Из бедных. Говорят, даже из прислуги, — девушки обменялись гримасками, полными возмущения.
— А разве это не нормально? — стараясь не выдать истинных чувств, спросила я. — Одно из мест отведено пятому сословию. Почему вы говорите, что она «пролезла»?
Лиззи закатила глаза и недовольно цокнула:
— Ну хорошо, не пролезла, а попала. Это всё слова. Каждый понимает, что эту дурацкую формальность давно пора отменить. Служанка на троне, где такое видано? — Она фальшиво рассмеялась, нисколь не стесняясь горничной с подносом, как раз проходившей мимо.
Может, она и права, но стоило большого труда удержаться и не заткнуть ей рот пирожным. Не то чтобы я не знала, как относятся к пятому сословию. Но сейчас я получала в лицо всё то, что раньше оставалось за спиной. И это купание в грязи никакого удовольствия не доставляло. Она всего лишь дочь ростовщика, ничего полезного в жизни не сделавшая, но считает себя лучше Уны просто потому, что относится ко второму сословию.
— Эта мисс зря времени не теряла, — доверительно сообщила Лиззи, не подозревая, что в моей голове она сейчас тонет в канаве, — понимая, что до принца ей не допрыгнуть, прыгнула в койку министра юстиции. А он женат! И старый! Отвратительно!
— Прошу прощения! — возмутился дед.
Дочь похлопала его по щеке:
— Не сердитесь, папа, на правду не обижаются.
Мэриэнн, видимо, тоже не знавшая всех деталей, оживилась:
— Какой скандал! Как же её разоблачили?
— Говорят, их застукала горничная леди Риц, когда несла платья в прачечную ночью. Она увидела, как девица одна заходила в его покои.
— Кошмар, — заохала Мэриэнн, обмахиваясь ладонью. — Такое оскорбление для принца Гаррета…
— Я и говорю — сразу было понятно, что она собой представляет. С такими-то руками. Даже по имени можно понять, из каких низов она вылезла, так и веет окраинами. — Лиззи сложила руки на животе и приняла важный вид: — Я сразу по имени понимаю, что за человек передо мной, приличный или не стоит связываться.
— Какая удивительная у тебя память, — удивилась Мэриэнн. — Мне и ученье никогда в голову не шло, наша гувернантка столько билась…
— Не могу жаловаться, прекрасная память у меня от матери. У нас все женщины в роду отличаются умом, правда, папа? Папа?.. Ах, не слышит. Так что если я хоть раз что-то замечу, то уж больше не забуду, будьте уверены! Хоть среди ночи разбудите, скажу, что девицу ту звали Ула. Ула Браун.
Между широких бровей Мэриэнн залегла складка:
— А точно ли Браун? Брауны — это угольщики из Ровеншира, мой папенька только недавно от них вернулся.
Застигнутая врасплох Лиззи отмахнулась:
— Ах, ну какая разница — Браун или нет. Значит, Ула Блаун. Или не Ула… Ты меня запутала!
Я с отстранённым видом накладывала жирных креветок. Внутри всё клокотало от едва сдерживаемого гнева.
Уна, а не Ула, тупица ты чёртова.
Наевшись закусок и сплетен в равной мере, я вернулась в залу. Настроение упало, но я не хотела позволять какой-то там Лиззи портить мне самый волшебный день в жизни. Музыканты перешли с неторопливых мелодий на быстрые, людей, кажется, стало ещё больше: некоторые сгрудились на этаже-балконе, рассматривая людей внизу в лорнеты и смешные маленькие бинокли. Я повертела головой, выискивая королевскую чету, но никого похожего не нашла. Наверное, хозяева вечера должны явиться последними — их места на возвышении между каминами пустовали, четыре резных кресла с высокими спинками, которые никто не смел занимать.
Эх, во дворец попала, а короля так и не увидела. Кто узнает — засмеёт.
Шум нарастал. В громкой толчее быстро становилось не по себе, от спёртого воздуха начало сдавливать виски. Даже распахнутые двери в сад не помогали бороться с духотой.
Пойду-ка я освежусь, пока голова не разболелась.
Вечерний сад встретил пронзительным стрёкотом сверчков. Круглая луна освещала всё так хорошо, что безо всяких фонарей можно было разглядеть звёздочки ночных цветов, так что я без сомнений свернула в сторону от пылающих в чашах огней. Вдыхая тысячи новых запахов, я медленно пошла по дорожке, ведя рукой по стене виноградных листьев. Прохладная зелень приятно касалась кожи.
Из-за поворота живой изгороди вдруг донеслись приглушённые звуки борьбы.
— Не надо… — сдавленный девичий голос казался писком.
— Скромность делает вам честь, но довольно же этих условностей, — отвечал мужской. — Ах, идите же сюда, негодница…
Зашуршала ткань, хрустнула ветка.
— Пожалуйста, милорд, вы не так меня поняли!.. Не на… Я закричу!
— Уверены, что вам стоит это делать? — Мужчина понизил голос, зазвучал вкрадчиво, с затаённой угрозой: — Все ведь сбегутся посмотреть. Расскажут вашей матушке, начнут обсуждать, строить домыслы. Как же так вышло, что юную претендентку застали с другим мужчиной? — Он хмыкнул с насмешкой. — Вас ославят на весь свет, перестанут приглашать в салоны. Мы ведь не хотим этого, ммм? Будьте послушной, и я никому ничего не скажу. Напротив, устрою вашу судьбу наилучшим образом.
— Перестаньте! Пустите же!
В дрожащем голосе девушки слышались слёзы. Так звучит человек в шаге от истерики.
Меня будто ударило: только сейчас дошло, что же там творится.
Вне себя, я проломилась через кусты и вывалилась прямо туда, где разворачивалось действо. О том, что можно изорвать платье об острые ветки, в запале как-то не думалось.
Моё появление стало громом средь ясного неба.

В угол ажурной садовой скамьи вжималась та похожая на белочку девушка, что налетела на меня в зале. Но от былой весёлости не было и следа. Её била крупная дрожь, на белом от испуга лице блестели дорожки пролитых слёз. Прижавшийся к ней мужчина одной рукой удерживал хрупкое запястье, стиснув так, что назавтра непременно появятся синяки. Вторая его рука, задиравшая подол, застыла на полпути.
— Что здесь происходит? — выпалила я, подходя ближе. — Мне позвать стражу?
Мерзавец быстро сориентировался. Отпустил дрожащую девушку, почти незаметным жестом пригладил подол. На лице его заиграла беспечная улыбка. Лет двадцать назад он, наверное, был красив, но теперь имел залысины надо лбом и глубокие заломы у рта, а шею драпировал до самого подбородка.
— Всё в порядке, мы с мисс Лиддл добрые друзья. Ведь так, дорогая Конкордия? Развейте опасения своей подруги. — Он сощурился, внимательно рассматривая меня. Взгляд был холодный, какой-то рыбий. — Смею полагать, она недавно при дворе, раз не знает, что Мортертоны славятся уважительным обхождением и безупречными манерами. Как и положено людям нашего круга.
Девушка умоляюще смотрела на меня. Её тёмные глаза взывали о помощи. Наверное, мужчина был сильно выше по положению, раз она не могла открыто сказать правду. Но было достаточно её напуганного вида, чтобы понять — никакой дружбой тут и не пахло.
— Сдаётся мне, что вы лжёте, — сказала я громко, не собираясь и двигаться с места, пока он здесь. — Оставьте её в покое, вы, гнусный!..
Я осеклась, услышав шаги. Кто-то вышел из беседки неподалёку и теперь стремительно приближался к нам. Лорд Мортертон тоже заметил и с досадой прикусил губу:
— Ах, её величество так расстаралась ради этого приёма. Почему же все бегут с него, как крысы с корабля? — ядовито пробормотал он.
Низкий голос из темноты ответил:
— Обязательно передам матери ваш вопрос, лорд Мортертон.
Мисс Лиддл по-детски схватилась за щёки:
— Ох, нет!
Опомнившись, она вскочила на ноги и сделала торопливый реверанс. Я, как могла, повторила за ней, хотя и продолжала сверлить взглядом высокородного мерзавца. На слова из темноты он отреагировал тем, что побелел как молоко. Даже в синих сумерках стало заметно.
— Может, у вас есть и другие полезные соображения насчёт обустройства торжеств? Думаю, матушке будет крайне интересно послушать, — обладатель голоса приблизился к нам. Чёрно-белые одежды, высокий рост, красивое лицо с выразительными чертами. Я узнала того невоспитанного юношу, что нахамил мне у фонтана. Как там его?..
От тяжёлого взгляда молодого человека веяло морозом. Удивительно, что попавшие в поле зрения цветы не осыпались.
— Полноте, мой принц, — тут же залебезил лорд Мортертон. — Зачем беспокоить её величество такой безделицей?
Только хвоста не хватает, чтоб завилял.
Я скривилась. Вот же скользкий тип!..
Сосредоточенная на том, чтобы не дать лорду удрать, я осмысляла их речи медленнее обычного. А когда наконец осмыслила, пришлось схватиться за виноградные плети, чтобы удержаться на враз ослабевших ногах.
Мать моя!
Живой принц!
А какого ж рожна, господин принц, в твоём саду такие вещи происходят?!
— Мисс Лиддл, с вами всё в порядке? — Дождавшись неуверенного кивка, он сухо велел: — Возвращайтесь-ка в зал, танцы будут до полуночи.
Я решила самую малость пройтись, чтобы поглазеть на развешанные в другой части сада фонарики цветного стекла. Этот уголок казался волшебным миром, а забредшие гости в зелёных и голубые отсветах — феями из старинных легенд.
О решении этом я ужасно пожалела, когда попыталась вернуться в зал через другие двери. Извилистые коридоры сыграли со мной злую штуку, водя за нос не хуже тех самых фей.
Попав в безлюдную часть дворца, я совсем растерялась и надеялась наткнуться хоть на чёртову леди Риц, лишь бы выбраться отсюда раньше, чем умру от старости. Стоило отчаяться, как судьба сжалилась — из уходящего вбок тёмного коридора донеслись смутные звуки. Я без раздумий свернула туда и вошла в приоткрытые двери, стараясь не расшибить лоб в темноте.
А было обо что — комната оказалась длинным залом в самом разгаре ремонта. Сильный запах извёстки бил в нос, на строительных козлах вповалку лежали инструменты, частоколом теснились лестницы. В свете луны всё казалось немного ненастоящим, и зазвучавшее пение тоже будто вышло из сна.
Я слыхала девчонок, что неплохо поют, коротая время за шитьём или развлекая народ в трактирах. Но ни одна не пела так.
Этот голос, чистый, как слеза, накатывал волнами и уносил за собой. Я не знала ни песню, ни язык, на котором она была, но почему-то в груди спёрло дыхание. Так красиво и так печально звучала мелодия, что хотелось плакать о всём несбывшемся.
Вцепившись в какую-то жердь, я стояла и слушала с открытым ртом, вспоминая про Уну, про оставленную дома мать, про подружек, ходивших с синяками после замужества. Мне казалось, что я слышу всех их и тысячи других женщин, испивших горя до дна.
Неловко двинувшись, я слишком сильно толкнула жердь — и та, со скрежетом прочертив по стене, рухнула на пол. Что-то посыпалось, зазвенело, раскатываясь. Пение смолкло.
Ругая себя последними словами, я вышла вперёд. Из-за баррикады досок и рулонов на меня смотрели напуганные глаза.

— Извините! — сказала я, поднимая руку. — Случайно зацепила, наделала шума. Вы так красиво поёте, вот и заслушалась.
Девушка медленно, словно сомневаясь, вышла к окну. В темноте все кошки серы, так что я толком и не разглядела, какая она. Чуть повыше меня, молодая, вроде. Глядит диковато и молчит, прячась за выпущенными из-под свёртнутой венцом косы прядями.
Робкая она какая-то, но одета в пышное платье, не как прислуга, стискивает шарфик у шеи.
Я кашлянула, от её молчания чувствуя себя ещё более неловко:
— Вы же тоже из сотни, да? Уже скоро полночь, сказали, нужно возвращаться в зал.
Девушка, еле слышно прошелестела:
— Идёмте, — и проследовала к дверям.
Обрадованная, что наконец-то смогу выбраться из проклятого лабиринта коридоров, я двинулась за ней.
Попытки разговорить её провалились, девушка реагировала разве кивком или жестом, словно пение отняло у неё все звуки.
А когда я замешкалась у дверей Янтарной залы, отряхивая испачканную известью руку, вовсе исчезла, растворившись среди гостей быстрее, чем льдинка в кипятке.
Загадочная барышня, что и говорить.
Обычно меня раздражали люди, которые ведут себя так, будто тебя здесь нет, но её пение всё ещё звучало в каком-то потаённом уголке души, и злиться не выходило.
Я вернулась в бальную залу как раз в тот момент, когда между танцами устроили небольшой перерыв. Тут и там сновали стюарды, разнося хрустальные фужеры с шампанским и креманки, заполненные ягодами в ледяной крошке. Почему бы не взять и того, и другого? Кисло-сладкий напиток пощипывал язык весёлыми пузырьками, от него в голове стало легко, будто все тревоги сдуло ветром. Совсем не похоже на брагу, которую у нас гонят.
Я вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд и повернулась. Ба, знакомое лицо! Леди Риц, окружённую небольшой, но заметной и громкой компанией, явно заинтересовало моё платье. Сама она была одета куда роскошнее, в шёлк цвета крови, покрытый чёрным кружевом, с такой пышной юбкой, что никто не смог бы её обнять при всём желании. Бриллианты капельками сверкали даже на искусственных розах в каштановых волосах. Смугловатая кожа теперь казалась светлее, румянец был слишком ярок для настоящего. Если днём леди Риц выглядела просто красивой, то вечером сверкала, как звезда.
Заметив, что я смотрю, она улыбнулась и сделала ручкой. В улыбке этой совсем не было сердечности.
Я пожала плечами. Разбираться, что там у кого в голове, было скучно.
Здесь все глазели по сторонам, нет-нет, да и зацепят взглядом. Кто с любопытством, кто с недоумением.
Моя незатейливая причёска сильно выделялась на фоне завитых локонов, блестящих многоярусных кос и сооружений из цветов. Мимо с крайне сосредоточенным выражением лица проплыла дама с маленьким корабликом, вплетённым в пышно взбитые волосы. Я даже рот раскрыла при виде такого чуда. И едва не последовала за ней, в надежде увидеть кораблекрушение.
Засмотревшись, легко было упустить начало чужой ссоры.
За колоннами, у которых я остановилась, стайка девушек обступила одну. Не узнать её было невозможно, этот хвост так просто не забудешь.
— Какой любопытный у вас фасон юбки, мисс. Это где же такое носят, позвольте узнать? — спросила бледная моль, что днём сравнивала меня с учёной обезьяной. Она обрядилась в зелёное и выглядела так, будто страдает от хронического несварения.
— Должно быть, в стране дурновкусия, — подхватила подружка с остреньким крысиным личиком.
Они гаденько захихикали. Да и остальные, кавалеры и дамы вперемешку, тоже не прятали язвительных улыбочек.
На той, что стала мишенью их остроумия, лица не было. Она всё порывалась что-то сказать, но её перебивали, стоило лишь начать.
Переспорить толпу, подумала я. Безнадёжно. Эти крысы будут грызть, пока не надоест. Тут либо драться, если достаточно безумна, либо сбегать.
Безумной девушка не выглядела, а вот несчастной — очень даже. Это не осталось незамеченным.
— Двенадцать девушек, отобранных со всей тщательностью, поборятся за сердце наследного принца Кадена. — Меня ужасно веселило то, как распорядитель набирал воздуха в грудь перед каждой фразой. Говорить так, чтобы слышала вся огромная зала, вероятно, не так уж просто. — Две финалистки получат право стать фрейлинами, но победительница возможна только одна. Прошу вашего внимания: её величество королева Гвеневер.
Вперёд вышла королева. Ещё не старая, величавая женщина с идеально ровной спиной гордо несла голову. Глядя на неё тоже хотелось выпрямиться.
Позади, в богато украшенном кресле остался сам король, а по бокам расположились оба принца. Они словно сговорились: один в белом, другой в чёрном. И со столь же контрастным настроением.
— Сегодняшний день — праздник для нас всех. Сердце матери не может остаться равнодушным, когда речь идёт о счастии сына. — Она с лёгкой улыбкой кивнула сидевшему по правую руку принцу Кадену. Тот разве что глаза не закатил, вызвав своею мрачностью обсуждения по всему залу. Но королева даже ухом не повела. То ли привыкла, то ли выдержка у неё была, что надо. Она продолжила, как ни в чём не бывало: — Как и сердце королевы не может остаться в безучастности, заботясь о будущем подданных. Ведь каждая из девушек, чьё имя прозвучит под сводами этого зала сегодня, получит шанс стать не только супругой моего старшего сына, но и сменит однажды меня на престоле в качестве королевы Мерсии. Рада представить вам их, двенадцать лучших из лучших. — Королева Гвеневер сделала умышленную паузу и обвела зал блестящими глазами. — Золотую дюжину.
Тишина наступила такая, что стало слышно, как надрываются за окнами сверчки и трещат фитили свечей. Проникнувшись моментом, даже я немножко заволновалась. Об этом будут говорить во всех уголках королевства, писать в газетах, обсуждать на рынках. А я — здесь и сейчас — увижу всё своими глазами.
Королева сверилась со списком на крохотном старомодном свитке и провозгласила:
— Леди Шарлотта Риц, герцогиня Бантрийская, герцогиня Арклоу, графиня Нейс.
Вместо четырёх к подножию королевского возвышения неторопливо подплыла лишь одна девушка. С таким видом, будто иначе и быть не могло. Самодовольная улыбка не испортила красивого лица леди Риц, к моей досаде. Она была хороша — и знала это.
С достоинством встретив реверанс от первой из двенадцати, королева перешла ко второй:
— Леди Арета Кроули, герцогиня Говенморн, герцогиня Пэссидж, графиня Бридж, графиня Уолверик.
И снова вместо озвученной толпы вперёд вышла лишь одна. Несмотря на довольно высокий рост, девушка двигалась очень легко и с большим достоинством. С такой прямой осанкой, словно жердь проглотила. Ослепительно белокожая, в своём синем платье она казалась вырезанной из мрамора статуэткой. Тяжёлый узел светлых волос оттягивал голову назад. На точёном лице не было ни тени чувства, даже попадание в золотую дюжину не заставило её выказать радость или потрясение.
Я вспомнила, что уже сталкивалась с ней в зале. Кажется, тогда ей очень не понравилась резвушка мисс Лиддл.
— Леди Аннелиз Фицуильям, графиня Кэрдолк.
До меня наконец дошло, что цепочки титулов после имени к этому имени и относятся. Родовитость первых двух леди, наверное, не уступает королевской.
При объявлении леди Фицуильям люди вдруг заволновались много сильнее прежнего. Если первые кандидатки были встречены с молчаливым одобрением, то сейчас шепоткам и удивлённым взглядам не было конца, в общем тоне наметилось возмущение. «Какой афронт! — донеслось от морщинистой дамы слева. — Неужели в наше время деньги значат больше, чем репутация!» Я не знала, что такое «афронт», но едва ли что-то хорошее.
Игнорируя жужжание, озвученная леди танцующей походкой оставила сплетников позади и встала рядом с соперницами. На неё было приятно смотреть: в молочном, усыпанном цветами платье, она казалась самим воплощением любви. Фигуристая, с персиковой кожей и романтическими локонами цвета мёда, леди Фицуильям странно контрастировала с леди Кроули, словно весну и зиму поставили рядом.
Последняя не удостоила её и взглядом.
Леди Риц же давила крохотную усмешку, будто ей было известно что-то, недоступное другим.
— Леди Диана Эдельбри, герцогиня Фор, графиня Рауншир, графиня Лейвор.
Какое-то тёплое чувство охватило меня при виде леди Эдельбри, пробирающейся вперёд. Что удивительно, оно отражалось и на лицах некоторых окружающих. Впрочем, иные смотрели ей вслед с нескрываемой насмешкой.
Сама же леди Эдельбри приветливо улыбнулась королевской семье и соперницам, занимая своё место. Она выглядела самой хрупкой, до болезненности, но щёки её розовели лепестками шиповника, под цвет платья, а из глаз не уходила спокойная улыбка. Такую королеву полюбит народ: открытую, с добрым сердцем и вниманием к страждущим.
Я бы пожелала ей победы, но брак с принцем Каденом… Не уверена, что подобное испытание сделает её счастливой.
— Мисс Конкордия Лиддл.
Ничего себе! От мысли, что сегодня я могла выручить из беды не кого-нибудь, а будущую королеву, стало смешно до хрюков. Я поспешила прикрыть рот. Наверное, это от неожиданности… Слишком уж сказочно для меня.
Титулов не последовало. Неужели она простолюдинка?..
С запозданием вспомнилось про квоты сословий. По правде говоря, я думала, что это одно из тех правил, что придуманы для красоты — но никогда не соблюдаются.
Впрочем, платье мисс Лиддл так сверкало крупными камнями и золотой нитью, что отнести её к простому народу было сложно. Совсем юная девчушка не скрывала радости от того, что прошла отбор. Она сияла улыбкой во всё лицо и даже слегка подпрыгивала по пути, от чего её золотистые пряди так и вспархивали в воздух.
Её кандидатуру обсуждали без особого удивления, хотя и с долей снисходительного пренебрежения.
— Такая непосредственность… Милый ребёнок, — пробормотала всё та же морщинистая дама.
— Будь у моей семьи золотые прииски, я бы тоже вёл себя раскованнее, — надменно отозвался её сосед.
Ещё вчера я думала, что проведу эту ночь в дороге, возвращаясь домой. Назад, к скрипучим половицам и сквознякам, к чёрствым коркам и неизбывному запаху плесени. Но сегодня вместо вонючего почтового экипажа вокруг были роскошные покои. Не знаю, как тут в своём уме удержаться — и не уверена, что смогла.
Неужели они всегда спят на таких кроватях?
Почему-то взбитая в мягкое облако перина поразила сильнее фарфоровых статуэток и шёлковых занавесей. Я плюхнулась на кровать прямо в платье, рискуя его измять. И теперь нежилась, словно кошка в солнечных лучах, глядя, как танцуют язычки десятка свечей.
Сразу после оглашения списка вечер закончился. Претенденток сопроводили по комнатам, уводя прочь от завистников и газетчиков. Потянувшись как следует, я перекатилась на живот. Нехорошая усмешка леди Риц всё не давала покоя.
В голове всплыл момент, когда я рылась в чужом шкафу.
Тот мужчина… Он искал какую-то Шарлотту.
Дьявол! Я села, подобрав ноги. Она же Шарлотта! Леди Шарлотта Риц, так её!
С досады я пихнула кулаком подушку. Это ж надо было, стащить платье у той, кому без лишней надобности лучше вообще на глаза не попадаться.
Надо вернуть на место. Если завтра покажусь в нём, молчать эта дамочка не станет. Не хотелось бы вылететь отсюда с клеймом воровки или ещё хуже — отправиться за решётку.
Платье горничной я сохранила днём, спрятав в одной из ваз, и после того, как шаги провожатых стихли, сбегала за ним. Теперь оно лежало неаккуратным комком, смятое и серое, как вся моя предыдущая жизнь. Переодевшись, я не могла отделаться от ощущения, что надеваю его в последний раз. Наверное, мне просто не хотелось возвращаться к прежнему так сильно, что назрела готовность расстаться с воспоминаниями о нём.
Я выскользнула в коридор, тихо притворив за собой дверь. Дворец не был окутан ночным безмолвием, но будто затаился. Быстро перебирая ногами, я кралась вдоль стен, увешанных гобеленами и зеркалами. Коридоры были темны, лишь там давая осмотреться, где падал сквозь окно лунный свет.
Узкий коридор, что вёл к покоям леди Риц, изгибался несколько раз. Я уже преодолела последний поворот и вдруг услышала, как открывается дверь.
Да кому там неймётся!
Я заметалась в панике. По наряду-то примут за горничную, но вот платье в руках может вызвать вопросы. И спрятать некуда, чёрт!
Метнулась за угол, надеясь, что полуночник свернёт в другую сторону. Но судьба решила, что хватит мне сегодня подыгрывать.
— Боже! — воскликнула женщина, шарахаясь. — Кто здесь?
Пламя её свечи заплясало, едва не погаснув. Этого света хватало, чтобы разглядеть, что прогулками по ночам занимаюсь не только я, но и сама леди Риц.
Едва она поняла, кого видит, как испуг на её лице растворился бесследно.
— Что вы делаете здесь в такое время, мисс Блаунт? Неужели проблемы со сном? — небрежным тоном сказала она, поправляя оплывшую свечу. — Попросите кого-нибудь принести вам козлёнка в комнату, говорят, в привычном антураже лучше спится.
Я комкала платье за спиной, надеясь, что никакая торчащая оборка меня не выдаст.
— А с вами что? Решили сцедить яд перед сном?
Леди Риц сузила тёмные глаза. Острый взгляд говорил, что она не привыкла к отпору. Но вместо того, чтобы разозлиться и потерять лицо, она улыбнулась ещё слаще:
— Мне свойственна тяга к прекрасному. В королевской оранжерее полно цветов, чей аромат раскрывается только ночью.
— Тогда вам лучше пошевеливаться. До рассвета осталось не так много.
— Ваша правда. Если вы заблудились и теперь не можете найти свою спальню, не переживайте — утренний обход стражи непременно вам поможет, — пустив шпильку напоследок, она пошла дальше с таким видом, словно разгуливать по ночам для неё самое обычное дело.
Цветочки нюхать, значит. Ну-ну. Разумеется, в то, что герцогиня вылезла из постели ради оранжереи, я не верила ни на грош. Пофыркав про себя, я быстренько вернула платье на место и без проблем нашла путь обратно. Куда бы ни шла леди Риц этой ночью, она здорово упростила мне дело. Теперь пусть попробует доказать, что его украли, уж я на это посмотрю.
Думая о своей участи, я не могла рассудить, удача это или кривая насмешка. Помыслить о том, чтобы выиграть, я не могла. К тому же, принц Каден, при всей своей красоте, не вызывал и капли симпатии — холодный и надменный тип. С таким лицом ходит, будто у него вечное несварение. Хоть бы разок улыбнулся, что ли. Интересно, какая у него улыбка?.. Не знаю, видел ли её вообще кто-нибудь в этом мире.
Однако мысль о том, что ещё две девушки станут фрейлинами победительницы, не давала мне покоя. Пусть я и понятия не имела, чем вообще занимаются фрейлины. Но слово звучит внушительно, а приближённость к королеве гарантирует, что в дырявых ботинках им ходить не приходится. Да и полы они вряд ли сами моют.
Главное, не вылететь сразу. А то сейчас размечтаюсь, а завтра уже домой поеду — вот тебе и фунт сахару будет.
Рассудив так, я наконец-то погрузилась в сон, не ожидая, что проснусь утром вовсе не от солнечных лучей или пения птичек.
В дверь кто-то барабанил.
Звук неприятно отдавался в голове, будто дубасили прямо по ней.
Я зарылась в подушки и недовольно замычала.
Кого там нелёгкая принесла?.. Сон на новом месте был неспокойный, урывками и полноценного отдыха не принёс, глаза слипались.
— Да открыто! — гаркнула я, убедившись, что незваный гость не собирается сдаваться.
В комнату вошла горничная. Лицо у неё было желчное и неприятное, с поджатым куриной гузкой ртом. Вроде и не старая, но так и сквозит чем-то старушечьим в повадках.
— Здрасьте, мисс, — буркнула она без намёка на вежливость. — Меня Мисти звать, буду вам прислуживать с этого дня.
Кажется, она была не очень-то довольна этим фактом. Женщина шваркнула на прикроватный столик газету, заставив меня вздрогнуть. Следом на полированную поверхность опустился кувшин с водой.
— «Королевский вестник», утренний. Ежели другие газеты предпочитаете, мне скажите, передам.
По свирепому взгляду, которым она меня наградила, было ясно, что делать этого не стоит.
— Читать будете или умыть вас сперва?
— Спасибо, сама умоюсь, — сказала я, опешив. Что за странные обычаи тут, я что, дитя малое или безрукая? — Давайте сюда газету.
Самообладание мало-помалу возвращалось. Мало ли, какие мухи эту Мисти с самого утра покусали.
Не обращая внимание на сопение горничной, сдвигавшей тяжёлые гардины специальной жердью, я раскрыла газету. На первой же странице «Королевского вестника» красовался интригующий заголовок.
«Золотая дюжина: кроткие ангелы или демоницы в юбках?»
Незнакомое волнение вдруг заставило меня замереть. Про меня ещё никогда не писали в газетах, даже крохотной заметочки, вроде: «В минувшую среду на углу Большой и Заречной экипаж сбил мисс Блаунт, прачку». А теперь моё имя все прочитают!
С ума сдвинуться можно.
А ведь если Уна начала покупать газеты, то и она сможет увидеть. Сложно представить, чтобы бережливая сестрица стала тратиться на бумагу, но всякое в жизни бывает. Мало ли, как мог человек измениться за два года.
Внутренне трепеща, я погрузилась в статью, медленно водя пальцем по строчкам. Мозги заскрипели, как несмазанное колесо. Вдруг там не только имя, но и пару строк черкнули?..
Я думала найти себя в самом конце, после восхвалений остальных претенденток, но не тут-то было.
«Не торопи меня, дорогой читатель, мы ещё обсудим фамильные жемчуга леди Фицуильям — тему благодарную и животрепещущую. Но одно из событий вчерашнего вечера привлекло моё внимание столь крепко, что не терпится рассказать об этом вперёд.
Придворные нравы никогда не отличались гуманностью. О нет! Только слепец примет оскал хищника за ласковую улыбку. Однако, вчера мне довелось лицезреть редкий проблеск человечности, озаривший Янтарную залу ярче сотен свечей, разоряющих казну.
Мисс Тея Блаунт, не известная, кажется, никому в целом свете, заставила меня изменить утверждённый редактором план статьи. А стоило ли оно того, решать тебе, читатель — но прошу судить взвешенно и разумно.
Итак, вчера вечером, когда пресыщенная музыкой и угощением публика решила поискать иные развлечения, мисс Блаунт оказалась выше низменных порывов. Видя, что одна из соперниц оказалась в затруднительном положении (имя её мы не будем указывать из деликатности), она не присоединилась к насмешкам. Напротив, мисс Блаунт отважно вступилась за несчастную, разогнав злопыхательниц, словно стаю ворон.
Разве добросердечие и смелость защищать слабых — не те качества, что все мы ищем у будущей королевы? Признаю, что натура мисс Блаунт не лишена недостатков. Но пусть ей пока что не хватает манер, её характер заслуживает пристального внимания. Нетерпимость ко всякого рода несправедливости делает её достойным примером для многих из нас».
— Ну и чушь же понаписали… — разочарованно пробормотала я.
Добросердечие? Человечность? Меня просто взбесили те курицы, боже! Что за кретин это состряпал?
Имя автора значилось в самом конце: мистер Маркус Брикман.
Ну и болван же вы, мистер Брикман. Лучше бы ничего не писали.
Чем больше я смотрела на чернильные буковки, тем больше нарастала смутная тревога.
— Хэй, Мисти, — позвала я рассеянно. — Не знаешь, сколько людей во дворце читают «Королевский вестник»?
— Полагаю, что все, мисс. Исключая герцога Састенширского. Тот к старости слаб глазами стал.
Да уж, не очень успокаивает. Теперь мне казалось, что все будут ждать от меня вещей, к которым я не способна.
— К завтраку в этом выйдете? — Горничная расправила лежавший на краю пуфа свёрток, оказавшийся платьем.
Ночью его здесь не было.
Она встряхнула ткань, расправляя складки. На пол с шелестом слетела карточка. Я метнулась и быстро подобрала.
На выбеленной картонке было выведено только одно слово.
«Удачи».
Хорошая ткань, кружево, отделка… Такое платье дорого стоит. Кто мог отдать его просто так?
— Кто его прислал?
— Да почём ж мне знать, мисс? Я у вас в дозоре под дверью не кукую. Меня вообще только сегодня к вам приставили. — Она ожесточённо дёрнула балдахин кровати, который никак не желал поправляться и забурчала себе под нос: — Конечно, как дыру заткнуть надо, так сразу Мисти, кто ж ещё.
— О чём это ты? Что значит дыру заткнуть?
Горничная с неприязнью покосилась.
— Вы бы, мисс, лучше бы к завтраку поспешили, чем тут уши греть. Что значит, что значит… А то и значит. За вами сегодня Габи должна была ходить, не я. Только у этой дурынды руки с ногами местами поменяны, вечно что-нибудь приключится. Вот и вчера так вышло. Аккурат после бала с лестницы-то и навернулась. Хорошо хоть шею не сломала, ногой отделалась. Вот меня и поставили на её место, у меня ж других дел нет.
Видя, что женщина снова впала в мрачное раздражение, я продолжать не стала. И впрямь рискую опоздать к первому завтраку золотой дюжины.
Сквозь прозрачную крышу веранды лилось яркое утреннее солнце, заливая сервированные столики. Все двенадцать претенденток были в сборе. Большинство казались ещё сонными, но всё равно сверкали безукоризненно вежливыми улыбками.
Производить впечатление друг на друга нужды не было. Демонстрация манер предназначалась вовсе не соперницам, а распорядителю. А тот ухитрялся наблюдать за каждой, не отрываясь от намазывания мармелада на хрустящий тост.
Я чувствовала себя деревянной статуей, боялась лишний раз шевельнуться. Откусывала с предельной осторожностью, чтобы не посадить пятно на новое платье. Такое хорошенькое и довольно удобное — кто бы его ни прислал, то был человек знающий. На чашку кофе с молоком я смотрела как на смертельного врага.
Сидели по трое. За одним столиком со мной оказались рыжекудрая молчунья мисс Огилви и непосредственная белочка мисс Лиддл. Первая не изменяла себя — была тиха, плохо ела и почти не отрывала взгляда от своей чашки. Даже шейный платок был тот же, что и вчера.
Вторая же не могла усидеть на месте и поминутно ёрзала, словно вместо стула её усадили на муравейник.
— Как же здорово оказаться здесь, правда? До сих пор не верится! — Конкордия Лиддл изо всех сил пыталась говорить с разрешённой приличиями громкостью, но звонкий голосок всё равно разносился по всей комнате.
— Пожалуй, — проронила мисс Огилви чуть слышно.
Это было первое слово, что я услышала от неё, не считая пения. Девушка говорила так, словно боялась, что голос её подведёт. И лицо её прямо противоречило сказанному — радость на нём и не ночевала.
Мою же голову занимали несколько вещей разом, играя друг с другом в чехарду. Кто отослал заявку? Кто подарил платье? Один и тот же человек или несколько разом?
Вдобавок, я переживала, что первый тур отбора может оказаться непосильным. Кто знает, что именно они захотят проверить. Вдруг умение танцевать или музицировать? А я умею только простенькую мелодию изобразить. На струне, зажатой зубами.
Интересно, что напишет мистер Бриксби, если я вытворю такое. Наверное, что-нибудь про вольный дух и очаровательную оригинальность.
Молчаливость соседок по столу явно огорчила мисс Лиддл. В конце-концов даже она сдалась и оставила попытки завязать разговор.
Когда завтрак был окончен, а последние капли кофе выпиты, распорядитель поднялся со своего места.
— Дамы, я счастлив сопровождать вас на всём пути отбора. Моё имя Кэдби, и вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. Сегодня вас ждёт первый тур. Достаточно деликатный, но необходимый, когда речь идёт о претендентке на роль супруги и королевы. Каждую из вас осмотрит придворный лейб-медик её величества, господин Нерстейн. Его заключение о состоянии здоровья позволит одиннадцати из вас пройти в следующий тур. Минимум с одной, к сожалению, мы будем вынуждены попрощаться.
Я не знала, радоваться или переживать. С одной стороны, болела я редко и отличалась выносливостью. С другой — ещё ни разу в жизни не доводилось посещать настоящего врача. Что, если он найдёт у меня что-то до ужаса смертельное?
На ум пришла соседка по улице, что умерла с десяток лет назад. Под ухом у той раздулось так сильно, что она даже головой вертеть не могла. Дети пугали друг друга, что когда опухоль лопнет, наружу из неё выберется демон и схватит того, кто не успеет удрать. Так что любимой игрой на проверку смелости было постучать больной в дверь и убежать, повизгивая от страха и восторга.
Ну и глупыми же детьми мы были, подумала я. Глупыми и злыми.
Едва мистер Кэдби замолк, леди Риц, сидевшая за соседним столиком, обратилась к соседке:
— Дорогая Аннелиз, как ваше здоровье? Ничего не беспокоит?
— Благодарю, не жалуюсь. — Леди Фицуильям безмятежно улыбнулась, хотя по голосу соперницы было ясно, что та задумала какую-то пакость. Она вообще отличалась повышенным спокойствием. Даже завтракала без опаски, несмотря на белоснежные одежды. Я бы в таких и сесть побоялась.
Леди Риц, затянутая в платье цвета чайной розы, всё не унималась:
— Я слышала, что проверка здоровья — лишь предлог. На самом деле лейб-медик будет проверять, кхм… Словом, они хотят удостовериться, что невеста вела жизнь благопристойную и не преподнесёт сюрпризов. — Карие глаза сощурились: — Не волнуетесь?
— Нисколько. А вы?
Ядовитые слова Шарлотты Риц будто отскакивали от леди Фицуильям. Она смотрела из-под сени густых ресниц немного насмешливо, словно говоря этим: «Я вижу ваши манёвры насквозь».
К моему удивлению, среагировала на эти слова другая претендентка. Алебастровые щёки леди Кроули вдруг залились розоватым румянцем. Она вышла к завтраку в тёмном, как беззвёздная ночь, наряде, и до этого момента казалась ожившим трупом. Покрасневшие щёки доказывали, что и у неё в груди бьётся настоящее сердце.
Осмотр смущал, но ничем особенным не запомнился. Лейб-медик оказался вежлив и предупредителен, даже согрел руки горячей водой прежде, чем прикасаться. А ещё он был удивительно бесстрастен — по его лицу сложно понять, в порядке ты или завтра сойдёшь в могилу.
Так что вечернее объявление результатов вызывало утроенное нетерпение.
Даже поданный на стол претенденток бифштекс из нежной, тающей на языке телятины, на подушке из маслянистых овощей не смог отвлечь меня полностью. Хотя и пытался.
Сегодня нас усадили за отдельный стол на двенадцать персон, разместив в центре зала. Придворные рассматривали нас совершенно в открытую. Мне вспомнилась учёная обезьяна — теперь и леди Риц могла ощутить на себе, каково быть чужим развлечением. Впрочем, едва ли её это беспокоило. Это для меня было в новинку, привлечь столько внимания.
Звяканье вилок и неторопливые разговоры прервались, стоило распорядителю выйти в центр трапезной. В руках у него была планшетка из твёрдой кожи, с прикреплённым сверху листком.
Ну, понеслась, подумала я и сцепила руки под столом в замок.
— Сегодняшний тур подарит победительнице не только чувство гордости, — начал мистер Кэдби. — Претендентка, что заняла первое место, получит возможность завтра же совершить утреннюю прогулку с его высочеством принцем Каденом.
Утренняя прогулка с принцем Каденом пугала больше, чем я готова была признать. Будем ли мы вдвоём? Станет ли принц со мной разговаривать? Смогу ли я отвечать так, чтобы не оказаться в тюрьме за оскорбление наследника трона? Вопросов гораздо больше, чем ответов.
Завтрака мне не принесли. А вместо Мисти явился распорядитель Кэдби, с самого утра напомаженный и благоухающий, что твой сад.
— Мисс Блаунт, — он поклонился, — позвольте сопроводить вас на рандеву с его высочеством принцем Каденом.
— К-куда, простите? — Спросонья и в знакомых словах запутаешься, а этот ещё решил не по-нашенски поболтать.
— На встречу в неформальной обстановке.
Я сделала вид, что поняла.
Мистер Кэдби был отличным сопровождающим: он больше не говорил ничего, не давая мне повода опозориться. Молчание длилось ровно до тех пор, пока мы не оказались перед накрытым для пикника столиком в саду. Здесь поджидала прорва народа: лакеи, служанки, даже две престарелые дамы с кружевными зонтиками, присмотр которых гарантировал, что мы с принцем не рухнем в ближайшие кусты в порыве страсти.
Меня чуть отпустило волнение. Хоть не наедине с этим индюком сидеть.
— Прошу вас, присаживайтесь, — мистер Кэдби сделал знак, и лакей поспешил отодвинуть стул. Их было двое, но второй просто скучал без дела напротив и ковырял каблуком землю, когда распорядитель не смотрел.
Стул, который ему полагалось двигать под высокородную задницу, стоял пустым. Такой же пустотой отличался столовый прибор. Ни следа принца.
Неловкое молчание затягивалось. На всякий случай я мельком глянула под стол, но и там никого не обнаружила. На мой вопросительный взгляд мистер Кэдби поспешил налить воды из графинчика и шепнул:
— Его высочество задерживается.
Да что вы. А я-то думала, он невидимый.
— Мы не можем начать без него? — Я с тоской покосилась на пустую тарелку. — Думаю, его высочество не обидится.
Мистер Кэдби попытался вежливо улыбнуться, но вышло более похоже на гримасу от зубной боли.
Прислуга переминалась с ноги на ногу, дамы то и дело сухо покашливали.
— Не хотите ли воды? — спросила я после особо выразительного кхеканья.
— Мистер Кэдби, голубчик, — закудахтала одна из старушек, даже не ответив, — неужели нельзя послать кого-то за его высочеством? Становится жарко, а ведь после завтрака ещё запланирован моцион…
Я занервничала. Никто не предупреждал ни о каких «моционах», сказали, что будет обычная прогулка!
— Неслыханно, — пробормотала вторая, обмахиваясь платочком. — На моей памяти ещё никто не относился к церемониалу отбора так легкомысленно. Это просто неприлично, заставлять нас ждать.
Насчёт моего ожидания она явно ничего не имела против.
Служанки переглядывались, иногда с трудом пряча усмешки. Время от времени у кого-то громко бурчало в животе — и я искренне сочувствовала бедолаге, разделяя эти страдания. С каждой секундой голод мой становился всё отчётливее, как и понимание — принц не придёт. Но мистер Кэдби был несгибаем. Он даже не сменил положения, когда солнце перевалило через кусты и принялось жечь его ухо.
Мне такого терпения природа не отсыпала. Не выдержав, я отбросила салфетку и встала:
— Нам незачем терять здесь время, предлагаю всем про…
— Ваше высочество!
Лакей напротив вдруг дёрнулся к стулу, дамы встрепенулись, служаночки расцвели кокетливыми улыбками.
Я обернулась, уже достаточно злая, чтобы высказать старшему принцу всё, что о нём думаю и быть за это выпнутой из дворца, но вместо него по лужайке вышагивал младший. Раздражение рассеялось как дым, его место заняло приятное волнение.
Принц Ансель дружелюбно улыбнулся:
— Решил составить вам компанию, мисс Блаунт. Ничто так не бодрит, как завтрак на свежем воздухе, не правда ли? — Он ни словом, ни жестом не дал понять, что знает о моём печальном положении. Очень деликатно с его стороны.
Подали завтрак. Было не по себе, но его высочество чувствовал себя непринуждённо: сам вёл беседу, расписывал преимущества блюд, что нам приносили, отпускал забавные замечания. Словом, он делал всё, чтобы меня перестало ломать от смущения — и я была ужасно ему благодарна.
— Чудесное утро, — сощурился он против солнца, когда пришло время вставать из-за стола, — жаль будет провести его в четырёх стенах.
Глаза его на свету стали прозрачными и яркими, как голубые стекляшки, в обрамлении золотистых завитков на висках. Засмотрелась я на всю эту красоту, хорошо хоть рот не раскрыла. Не сразу дотумкала, что он меня приглашает — а как поняла, тут же уцепилась за предложенный локоть.
Краска залила по самые уши, вот-вот пар пойдёт. Такой неуклюжей я вдруг сделалась, что мисс Конкордия Лиддл на моём фоне показалась бы ловкачкой. Ноги путались, подол ежеминутно тянуло поправить, и я не спотыкалась лишь потому, что могла смотреть только под ноги.
К счастью, принц Ансель не бросил меня наедине с этим смущением, потихоньку вытягивая разговор. Он говорил свободно и учтиво, как с настоящей леди, так что легко было забыть о пропасти между нами.
Позади тащились соглядатаи-наседки, но чем дальше мы заходили в лабиринты выстриженных кустов, тем сильнее они отставали.
— Мисс Блаунт, у вас есть братья?
— Сестра, — ответила я, радуясь, что наконец-то хоть чем-то могу поддержать разговор. Он интересно рассказывал о путешествиях и лошадях, но мне не нравилось всё время только слушать. — Старшая.
— Вы хорошо ладите?
— Всяко бывало, — уклончиво сказала я, припомнив выволочки, которые Уна устраивала за испачканные вещи. — Скорее да, чем нет. Она заботилась обо мне, как мать.
— Представьте же, что в один не самый прекрасный день это изменится, — его взгляд заволокло дымкой, — что вы увидите свою сестру без прикрас и поймёте, что этот человек делает вашу жизнь только хуже.
— Гм… Она всё ещё остаётся моей сестрой. Хорошая или плохая, но она моя кровь.
— Вот как? — улыбка была больше вежливая, чем искренняя. — Тогда мы друг друга не поймём.
Ночи во дворце были так тихи и спокойны, что с непривычки всё никак не получалось уснуть. Вот и сейчас небо уже начинало светлеть, а сна до сих пор ни в одном глазу. Плохо это — Аннелиз сказала, что для красоты лица нужен крепкий сон.
Я в тысячный раз повернулась на другой бок, пытаясь успокоить бушующие мысли. Большая часть из них посвящалась тёплой улыбке младшего принца, меньшая — ожиданию следующего тура. Нас и не думали предупреждать об испытаниях, так что я ломала голову — что же устроят завтра? Искусства аристократки знали многие, да все бестолковые: как в юбке на лошади гарцевать, занудно музицировать и клевать одно пирожное целый вечер. Ещё танцевать, разумеется. Это тревожило меня больше всего. Опозорюсь, как пить дать, опозорюсь.
И в момент, когда воображение рисовало безрадостные картины падения в центре зала, дверь в комнату приоткрылась.
Я притворилась спящей: не хотелось лишний раз говорить с Мисти, вечно она не в духе. Только глянула сквозь ресницы — да так и замерла.
Какой-то незнакомый парень. Одет работником, не в ливрее, рожа — самая что ни на есть разбойничья. К груди он прижимал что-то тёмное и крался прямо к моей кровати. Мешок на голову? Мамочки!
— Ты кто такой? — заорала я и запустила в него подушкой.
Парень заорал ещё громче. Выронил свою ношу — та с мягким шелестом шлёпнулась на ковёр. Он хотел задать стрекача, да поскользнулся на шёлковом углу наволочки и грохнулся на пол. А там уже и я опомнилась, слетела с кровати и цапнула гада за ногу.
— Не уйдёшь, паскуда, стражникам тебя сдам! — Нога задрыгалась, в ответ я дёрнула так, что наполовину стащила грязный сапог. — На девчонку полез, совсем совести нет?!
Злоумышленник заскулил:
— Да я ж просто заработать хотел.
— Вот и заработаешь, петлю на шею себе заработаешь, — зловеще пообещала я.
Сапог окончательно свалился. Пользуясь моментом, парень отполз к двери.
— Так я ж ничего, ваша милость, я ж просто посыльный! А чего там в этом свёртке, знать не знаю!
— Каком ещё свёртке? Зубы мне не заговаривай!
— Да в этом же! — отчаянно возопил он и ткнул пальцем.
Не сводя с него взгляда, я двинулась вбок и ногой нащупала хрустящую бумагу. Внутри было что-то мягкое, оболочка ёрзала под касанием. И правда, свёрток. В предутренней темноте так сразу и не разберёшь.
Я потянула верёвочку, залезла внутрь — ткань. И знакомая карточка, только текст другой: «Постарайся как следует. Помни о вежливости».
— Кто тебя на… — вопрос мой прищемило дверью.
Посыльный, не будь дурак, юркнул в коридор сразу же, как я отвлеклась. Бросив всё, я рванулась следом, да его уже и след простыл. В этих запутанных переходах затеряться легче некуда.
Ничего-ничего. Не в окно же ты залетел, во дворце обретаешься. А значит, я тебя ещё отыщу. И вызнаю обо всём.
Первые солнечные лучи упали на распластанное по ковру платье. Похожие на льдинки кристаллики вспыхнули, как настоящие бриллианты, юбка из серого атласа отливала сталью. Я погладила расшитый лиф и решила убрать эту красоту в гардероб — первое-то пока целое и чистое, ничего ему не сделалось.
Карточка отправилась в ящик, в который мне больше нечего было складывать. Кто же ты, загадочный благодетель? И что потребуешь от меня взамен?
В бескорыстие отправителя я не верила. Это только в сказках странствующие волшебники тебе наколдуют целый погреб окороков и холеру обидчикам за одну доброту. Тем более, что особенной доброты я в себе не чуяла, так, на донышке наскрести можно.
Размышления о духовном прервала Мисти. Горничная вломилась, даже не пытаясь быть тихой, обнаружила меня на ногах и вместо привычного «здрасьте, мисс» вдруг уставилась на ковёр.
— Чего это вы по ночам делаете? — спросила она равнодушно и пошла двигать шторы.
Я подхватила трофейный сапог и сунула в шкаф.
На этот раз мистер Кэдби не лишал нас аппетита, так что завтрак прошёл куда менее нервно. Даже приятно — мне выпало сидеть с леди Фицуильям (она разрешила называть её по имени в знак дружбы, но я временами об этом забывала) и леди Кроули. Вторая демонстративно недолюбливала первую, но была слишком воспитана, чтобы отмалчиваться или грубить за общим столом. А саму Аннелиз, казалось, нисколько не тревожит холодность других конкурсанток. Такая цельная натура!
— Во дворце неплохой повар, — сказала она, отдавая должное завтраку, — но я предпочитаю южную кухню: ганельскую, ружанскую, блюда Авра и Шиона. Перец всё делает лучше. Представьте себе, дорогая Тея, они добавляют перец даже в шоколадный напиток. Эти люди исполнены страстью ко всему, что делают и жаждут ощущений таких ярких, чтобы вскипела кровь. — Она мечтательно прикрыла глаза. — Иногда я жалею, что не родилась там. Если они любят, то отдают себя целиком. Если ненавидят — то пронзают врага шпагой.
Леди Кроули аккуратно отставила чашку и промокнула губы салфеткой. Весь её вид говорил, что убийства — не лучшая тема для застольной беседы. А мне нравилось. Напоминало рассказы принца Анселя о его поездке в Руж.
— Вы много повидали.
— И вы повидаете, если улыбнётся удача, — вполголоса ответила она. — Всё, что требуется — одолеть лестницу, ведущую к финалу. И кажется, нам сейчас расскажут, какая ступень будет следующей…
Мистер Кэдби встречал нас на выходе из столовой.
— Рад видеть всех в добром здравии. — Показалось, что обращается он конкретно к леди Эдельбри, на которой задержался взглядом. — Дамы, счастлив сообщить, что сегодня вечером вас ожидает второй тур королевского отбора. Я не могу разглашать всех подробностей, но волен оставить вам небольшую подсказку в форме шарады. Королевская власть зиждется на четырёх столпах. Три из них: непрерывность, верность и справедливость. Четвёртый — и есть ответ.
Полюбовавшись нашим недоумением, он поклонился и ушёл. Должно быть, выдумывать следующую шараду. Я с недоумением тронула Аннелиз за рукав:
— И это всё?