Госпожа Вальхорн

1 глава. После

Дом был тих. Слишком.

Особняк Вальхорнов умел молчать по-своему — не как жилое пространство, а как храм. Элио Вальхорн не терпел шума. Он считал, что звук разрушает форму.

С малолетства Раэлин знала: тишина — это уважение к архитектуре. Слуги привыкли ступать бесшумно. Разговоры в коридорах карались. Любой, кто нарушил негласное правило, исчезал.

Раэлин выросла — и со временем подчинила дом себе. Теперь фамильный особняк слушался её, как когда-то — отца. Сегодня даже стены знали: когда она идёт молча — нельзя дышать.

Кейлан тоже знал, как вести себя в этом доме. Он вырос в этой тишине. Был вплетён в неё, как линия в чертёж.

Теперь — его здесь не было.

Слуги не шелохнулись. Кто-то, может быть, уже знал. Кто-то просто чувствовал. Никто не осмелился спросить.

Она шла в вечернем платье, с распущенными волосами, а дом замирал.

Раэлин зашла в ванную комнату. Закрыла дверь. Повернула замок. Не то, чтобы в этом доме кто-то осмелился бы её потревожить. Только одному человеку позволялось входить без стука.

Она повернула задвижку, чтобы самой не выйти — слишком рано. Только потом позволила себе выдохнуть. На вдохе зашлась — даже не от боли, от пустоты. Как будто в лёгких не воздух, а пыль.

Раэлин включила воду. Не чтобы наполнить ванну — чтобы шум заглушал дыхание.

Туфли сброшены. Платье соскользнуло на мрамор, шурша тканью, и она осталась без одежды.

Зеркало быстро покрылось паром. Она не хотела видеть своё отражение. Волосы растрепались — тугие волны теперь ниспадали на плечи хаосом. Она их терпеть не могла — распущенными, но не собрала.

Села на край ванны. Белый холод фарфора. Прозрачное стекло.

И она — без формы. Без позы. Без себя.

Медленно погрузилась в слишком горячую воду. Кожа вспыхнула розовым. Она легла в воду по шею, не торопясь. Как в ритуале. Волосы липли к ключицам. Она никогда не позволяла себе такой беспорядок.

Только сейчас.

Раэлин посмотрела на свои руки, медленно сжала пальцы. Так сильно, что ногти впились в ладонь — и она не ослабила хватку.

Это боль — реальная. Осязаемая. В отличие от всего остального.

Раэлин могла попытаться убедить себя, что была права. Кейлан вышел из-под контроля. Поделился проектом. Предал.

Но каждый раз, когда она пыталась сформулировать это мысленно — из глубины поднималось тошнотворное чувство.

Он не должен был быть живым без меня.
Не должен был быть настоящим — вне моего взгляда.

Тишина.

Кейлан не попытался оправдаться. Просто стоял перед ней на коленях — как всегда, когда чувствовал себя виноватым. Идеально ровно — и ждал, когда она скажет: «достаточно». Но сегодня сценарий этого не предусматривал.

Сцену она сыграла идеально. Всё было выверено как по нотам.

Ни капли эмоций. Только холод. Только приказ.

Она знала: если бы дала ему сказать хоть слово — он бы просил прощения. Принял бы любое наказание.

Он всегда знал, как смотреть. Что сказать — и когда замолчать. Как наклонить голову, как опустить глаза — так, чтобы она забыла, из-за чего злится. Тогда бы всё осталось — «как всегда». Она бы простила. А она не хотела прощать. Хотела — проучить.

Этим вечером она была не человеком. Госпожой. Без права на слабость.

Теперь — сидела в воде, стискивая колени, чувствуя, как дрожат пальцы.

Он не понял, за что. Не спросил. Просто принял. Это было самое поганое.

Не здание. Не идея. Не женщина.

А то, что он всё понял — и всё равно подчинился.

Без бунта. Без мольбы. Без сцены.

— Размазня, — прошептала она почти беззвучно, не зная, к кому обращается.

К нему? К себе?

Где-то в глубине души, она ждала, что ее остановят. Что он перехватит руку. Что впервые — не подчинится. Что скажет: "Хватит, Раэлин".

Он не сказал ничего. Просто принял. Как всегда. Только теперь — навсегда. И от этого было невыносимо…

Раэлин выстроила всё правильно: укол, молчание, холод.

Сценично. Красиво.

Но теперь... тишина. Тишина, в которой больше нет его дыхания.

Слабая дура. Вырастила — и выбросила. Потому что не выдержала, что он стал... собой.

Отец бы усмехнулся. Нет, не усмехнулся бы — просто сказал, как есть: эмоции вредят результату. И был бы прав.

Горячая вода скрывала дрожь.

Вдох — через нос. Выдох — в пар.

Раэлин закрыла лицо руками. Не для театра. Не для кого-то.

Слёзы катились почти беззвучно, впитывались в мокрые пряди. Она уткнулась лбом в колени. Пальцы дрожали.

Раэлин Вальхорн не плачет — никогда.

Только сейчас. В одиночестве. Только когда уже ничего нельзя изменить.

Внутри всё сжималось, будто что-то вынимали из сердца. С мясом. С корнями. Как будто он ушёл навсегда.

Он был не вещью. Он был моим.
А теперь — в Системе. В чужих руках.

Она хотела нажать «отменить». Перезвонить, дернуть за ниточки. Но было уже поздно.

Курс запущен. Имя — зарегистрировано. Статус — приостановлен. Доставка — оформлена.

Раэлин медленно выпрямилась. Стерла ладонью, будто это была просто влага.

Поднялась. Взяла полотенце. Вытерлась — быстро, небрежно. Завязала волосы в узел. Накинула шелковый халат. Надела туфли. И вышла.

Ты был моей гордостью. Теперь ты — моя слабость.