Госпожа замка Гиллинг, или Тайна драконьего манускрипта

Глава 1

– "А четыре", – озвучила Элоди сделанный ход и подняла глаза от доски.

Перед ней сидел молодой человек одного с нею возраста, чей пустой, невидящий взгляд бесцельно глядел куда-то в пространство.

– Вы играете много лучше, чем прежде, – похвалил ее он. – И стали серьезным соперником!

– Вы мне льстите, Уильям. – Девушка вспыхнула против воли. – Я все еще недостаточно хороша по сравнению с вами!

Губы ее собеседника изогнулись в улыбке.

– Желаете превзойти собственного учителя? Похвальное устремление. Ферзь на «B шесть», – озвучил он ход, и Элоди сдвинула названую фигуру на нужную клетку.

Играть они начали около года назад, Уильям тогда постоянно играл с замковым капелланом, но тот слег с лихорадкой, и, подыскивая замену, молодой человек предложил Элоди обучить ее шахматам. Ей тогда показалось, он шутит: какой мужчина в здравом уме взялся бы обучать женщину столь серьезной игре, но Уилл не шутил. Явился как-то в общую залу, где она вышивала в компании верных служанок, с шахматным столиком и предложил начать партию...

Она помнится, страшно смутилась, готовая отказать ему в ту же минуту, мало ли что подумают люди, но невидящий взгляд глядел так бесхитростно, а слова звучали так кротко:

– Сами видите, мне не справиться без помощника. – Элоди не смогла отказать.

Ее названый пасынок, как бы там ни было, седьмой год как не видел. Почти столько же сама девушка жила в замке Гиллинг... Обладая феноменальной способностью запоминать каждый шаг на доске, он компенсировал этим самым собственную незрячесть.

– Слон на «F 5», – снова сделала она ход и посмотрела на молодого мужчину.

Он был очень красив, пожалуй, даже чрезмерно: темные волосы, чуть курчавые на концах, живописно спадали ему на глаза, и Элоди то и дело ловила себя на мысли о том, что хотела бы к ним прикоснуться, смахнуть в сторону, ощутить, какие они. И краснела от собственных мыслей... Пристало ли, право слово, замужней даме с ребенком засматриваться на прочих мужчин? Да и если бы так: Уильям был сыном барона от первого брака, их разделяли два года разницы, и она была его мачехой...

Элоди потрясла головой, разгоняя туман непрошенных мыслей. Те все чаще являлись в такие моменты, как этот, и заставляли трепетать ее бедное сердце... И задаваться вопросом: что было бы посчастливься ей выйти замуж за Уильяма Гиллинга вместо его же отца?

Надо сказать, мужа-барона Элоди ненавидела всем своим сердцем.

Почти так же сильно, как была очарована его сыном...

– Вы сегодня задумчивей, чем обычно, – заметил вдруг молодой человек, и глаза его, светло-серые, но, увы, неживые, обратились вдруг к ней. – Вас что-то гнетет?

– Вовсе нет. Почему вы подумали так?

– Я, кажется, слышу, как шумят ваши мысли: они как ручей, протекающий по камням. – Улыбнулся молодой человек. И добавил вдруг: – Вы думали об отце?

Если и думала, то вовсе не так, как должна бы жена...

Нервным движением дернув рукой, Элоди чудом не сбила фигуры с доски. Поспешила исправить оплошность, вцепившись в столик руками и радуясь, что каким бы чересчур прозорливым ни был Уильям, ее пылающих щек он все-таки не увидит...

– Идет слух, что Крестовый поход завершился, его участники возвращаются по домам, – сказала она, сглотнув ставшую неожиданно вязкой слюну. – Значит, и ваш отец, вполне может быть, уже на пути в Гиллинг...

От самих этих слов ее затошнило и бросило в жар...

Одна мысль о супруге, который вот-вот вернется домой, делала Элоди совершенно больной.

– Полагаю, слух верный, – кивнул молодой человек. – Мне писал друг из Кента: тамошний архиепископ самолично читал о том проповедь в прошлое воскресенье. А значит, вы правы, отец возвращается...

Сказано это было спокойно, без приличествующих случаю радостного восторга и предвкушения встречи с родным человеком.

Элоди даже подумалось, что они солидарны в своем отношении к этой новости, что не могло ее не обрадовать. Так она ощущала себя менее скверною негодяйкой, чем, пожалуй, была...

Ведь в тайне... в самом дальнем уголке своего сердца она лелеяла мысль о том, что Ламберт Гиллинг, барон Арунделский, домой уже не вернется. Сгинет среди сарацинов, сраженный мечом, чтобы оставить ее, Элоди Гиллинг, вдовой и свободною женщиной!

Неужели этому не бывать?

– Есть ли возможность узнать, когда он вернется? – спросила она, подумав о лазарете, который уже второй год находился в стенах замковой башни.

Пришлая травница оказалась умелой знахаркой, и Элоди, предложив ей остаться, позволила потчевать замковых слуг и деревенских вилланов. Барон бы, конечно, этого не одобрил, он вообще не терпел простой люд, и, возвратившись, наверное, запретил бы Авиле принимать деревенских. Да и ее, что вполне вероятно, прогнал бы взашей...

– Барон скорее всего возвратится на корабле через Дувр, – ответил молодой человек. – Мне напишут, когда он с людьми переправится через Ла-Манш...

Элоди молча кивнула.

Быть может, никто Уильяму не напишет, а все потому, что не о ком будет писать...

Вдруг барон все-таки не вернется.

– Во вторник последний день сенокоса, – сказала она. – Будет праздник... – И замолчала, боясь добавить о том, что появление ее мужа оказалось бы нежелательным в это время.

К счастью, Уильям прекрасно ее понимал...

– Так скоро он вряд ли вернется, – поспешил он ее успокоить. – А значит, заготовленные закуски и пиво для деревенских отец не увидит. – Элоди грустно улыбнулась ему, но он, конечно, не мог этого видеть. Но все равно почему-то добавил: – Я понимаю, что нам обоим не поздоровится, когда вернется отец: ему не понравятся ни ваш лазарет, ни система трехполья, предложенная крестьянам...

– … Ни то, что вы сократили трудовую повинность вилланам, – добавила Элоди.

– Это тоже, вы правы.

– Что же нам в таком случае делать? – в отчаянии спросила она, на мгновенье позволив себе эту слабость, в чем сразу же и раскаялась. Даже Уиллу, как сильно бы они не сдружились за эти два года, ей не следовало показывать свои чувства!

Глава 2

Набухшая капелька крови за ее недосмотром впиталась в рисунок почти готового гобелена, но в тот момент Элоди даже не заметила этого. Помнится, побледнев, поднялась на ноги да так и застыла, глядя на человека, направлявшегося в их сторону...

Широкоплечий, высокий, с копной русых волос, он походил скорей на разбойника, чем на рыцаря. И повадки имел соответствующие!

– Заплатите – и Элоди станет вашей женой. В противном случае убирайтесь из этого дома! – уже больше не церемонился с гостем архиепископ.

– По-вашему, я могу заплатить? – усмехнулся мужчина. – Будь у меня две тысячи фунтов я бы и вовсе не думал о браке. В конце концов, в мире и так полно девок для удовольствий!

– Да как вы смеете, боже правый...

– Смею, сир, смею. Так где ваша... как ее там... Элоди?

– Госпожа Маршалл, – с возмущением поправил его собеседник. – Для вас она все еще госпожа Маршалл... а не какая-то девка для удовольствий!

– Так где она? Хочу видеть свою будущую жену. – С такими словами мужчина вышел к беседке и, наверно, увидел едва дышащую от сковавшего ее ужаса Элоди. Сама она на него уже не глядела, вперив взгляд в землю, пыталась сдержать громко стучащее сердце. – Так это она? – продолжал незнакомец. – Фигурка вполне себе... А лицо?

Она увидела сапоги, что шагнули в ее направлении, а потом большая рука, потянувшись, приподняла ей подбородок.

– Сэр, прошу вас! – не унимался архиепископ. – Вы оскорбляете даму.

Но все попытки воззвать к незнакомцу походили на битву муравья с великаном.

– Вполне недурна, – констатировал незнакомец. – Я согласен взять ее в жены, – сказал таким тоном, словно его уговаривали жениться на ней, и он, наконец, снизошел до согласия.

В тот момент их глаза молча встретились, и холодно-насмешливый взгляд незнакомца, казалось, пронзил девушку от макушки до пяток. Элоди затрепетала, но вовсе не романтическое волнение стало причиной тому: этот мужчина ее напугал.

– Я уже говорил и повторю снова: вы обязаны заплатить за возможность жениться на ней, – не унимался архиепископ. – В противном случае никакой свадьбы не будет!

– А если девица окажется опозоренной? – спросил незнакомец, как будто бы наслаждаясь происходящим. – Такую, даже при всем ее приданом, вряд ли удастся сбыть с рук...

Архиепископ Кентерберийский на миг подавился собственным языком.

– Опозоренной, сэр? Да как вы себе позволяете даже думать такое?! Сия девица чиста и невинна, как матерь Господа нашего Иисуса Христа.

И тогда, плотоядно пройдясь по ней взглядом, незнакомец лишь хмыкнул:

– Ненадолго, могу вас уверить. – И вдруг ухватил Элоди за руку.

Глухо вскрикнув, она попыталась высвободиться из хватки, но державшие ее пальцы казались стальными, как меч, которым мужчина, по всему угрожая, так и поигрывал правой рукой.

– Да что же это такое?! Отпустите госпожу Маршалл. Немедленно! – потребовал архиепископ. – В противном случае сюда явится стража и выведет вас с позором.

– Что ж, зовите ее, а мы с госпожой пока сговоримся о свадьбе... – И он потащил Элоди к дому.

Она упиралась, как только могла, плакала и умоляла ее отпустить, но варвар, тянувший ее за собой, оставался одинаково равнодушен как к проклятиям, так и к мольбам. Архиепископ, бежавший следом за ними, напрасно пытался помочь своей подопечной: острый меч пресекал любые попытки к ним подступиться.

И пусть он отправил слугу звать сюда стражу, Элоди отчего-то не верилось, что они ей помогут... Этот мужчина был не из тех, что отступаются от своей цели.

– Куда вы идете? Немедленно отпустите бедняжку.

Они между тем оказались в служебных помещениях дома, мужчина толкнул сапогом первую из дверей, и та оказалась прачечной комнатой.

– Вон! – гаркнул он прачкам, испуганно прыснувшим прочь при виде важного господина.

А потом втащил Элоди внутрь и швырнул ее к мокрым столам...

– Консумируем брак, и вопрос сам собою решится. Ты ведь согласна, не так ли? – спросил он с похабной улыбкой, задвинув запор на двери.

Элоди затрясла головой, обходя стол по кругу и желая оказаться как можно дальше от незнакомца.

– Не хочешь замуж за такого славного рыцаря, как барон Гиллинг? – наигранно ужаснулся мужчина. – Да спроси любую красотку на мили вокруг: лучшего парня тебе не найти. Вот увидишь, я сделаю тебя очень счастливой!

Последнее он почти прошипел, наступая на Элоди с видом кота, подкрадывающегося к добыче, а потом молниеносным броском ухватил ее прямо за горло.

– Нехорошо бегать от своего счастья, жена! Ох, как нехорошо.

Она захрипела, пытаясь вдохнуть влажный воздух, и радужные круги заплясали перед глазами.

– П-пожалуй... ста... – прохрипела она.

В тот же миг хватка ослабла, и Элоди оказалась сидящей на высоком столе с раздвинутыми ногами. Юбки ее полетели в разные стороны...

– Повтори еще раз, – потребовал этот монстр, возясь со своею одеждой.

Не сразу, но Элоди сообразила, что он от нее хочет:

– П-пожалуйста... – «отпустите меня» хотела добавить она, но мужская ладонь зажала ей рот.

– Раз ты так просишь, как же мне отказать? – усмехнулся насильник, и Элоди будто пронзило клинком от вспыхнувшей в теле боли.

Она попыталась кричать, но лишь укусила не дававшую это сделать ладонь. Сильнейшая оплеуха была последним, что она помнила на ближайшие десять минут... Очнувшись, она обнаружила, что лежит на том же столе с оголенными неприлично ногами, и бедра ее заляпаны кровью.

Осознание только что совершившегося накатило на девушку тошнотой: перегнувшись через столешницу, она опустошила желудок на пол. А потом, рыдая взахлеб, принялась стирать с ног пятна крови...

– Прекрати, слышишь? – донеслось до нее как сквозь вату. – Это лучше всего заставит святошу архиепископа уступить тебя мне.

Но Элоди будто не понимала ни слова и все терла и терла ладонями следы крови.

– Я сказал, прекрати, безмозглая дура! – Ее грубо сдернули со стола, как тряпичную куклу. – И хватит реветь. Можно подумать, случилось что-то ужасное...

Глава 3

Уильям знал, что она улыбалась...

Каким-то неведомым шестым чувством он, даже будучи слеп, улавливал безошибочно настроение своей названой мачехи. Чувствовал счастлива или грустит эта женщина... Стоит ли удалиться, предоставив ее самой себе на какое-то время, или все-таки настоять на своем и велеть нести шахматы для игры.

Это могли бы счесть волшебством, но он называл – родством душ. Чем-то более важным, чем кровная принадлежность... Будучи сыном собственного отца, он был все-таки чужд его взглядам, и даже внешностью не походил на него. Стройный как ива, на фоне крепко сложенного отца он казался субтильным и хрупким, что неизменно выводило того из себя...

– Ты воин или смазливая баба?! – не стеснялся он в выражениях во время боевых спаррингов. – Мужчина должен быть сильным и устрашающим. Докажи, что ты истинно Гиллинг, а не пустобрёхий монах с пустою мошонкой!

И Уильям доказывал, ибо прекрасно владел боевыми искусствами, но отца и это не убеждало: он даже в победах своего сына находил недостатки.

– Ты взял не силой, а ловкостью. Так ли сражается настоящий мужчина?

И подобные комментарии участились, когда Уильям ослеп... И даже сделались еще жестче.

– На что рассчитывать слепому калеке? Ты даже в оруженосцы после такого не годен. Один выход – податься в монахи. Яиц у тебя в любом случае отродясь не было!

Уилл проглатывал оскорбления сцепив зубы и в первое время искренне ненавидя за них новую мачеху. Он, как ему тогда виделось, из-за нее и ослеп...

Божья кара, как бы верно подметил их замковый капеллан!

В тот момент, когда она появилась, Уильям был зряч и усиленно тренировался, чтобы податься в Нортгемптоншир в оруженосцы к Томасу Годфруа, соколичему Его величества короля Генриха. Это были отличное место и возможность себя проявить, но внезапная слепота перечеркнула все планы...

Уильям все еще помнил, как впервые увидел ее: кавалькада из нескольких лошадей пересекла мост и въехала во двор замка, где они со слугой вели бой деревянными палками. Бледная девочка, лишь немногим старше его, безучастно глядела перед собой, а когда отец спустил ее с лошади, сделалась будто и вовсе прозрачной... Он подумал тогда, что она боится отца, или, может быть, ненавидит (отца многие ненавидели, уж такой у него был характер, дерзкий и склочный), но так как мальчишка и сам был не рад ее появлению в замке, то пожалеть не сумел. Еще и порадовался тому, что отец хорошо ее запугал!

Засмотревшись тогда на девчонку, он схлопотал палкой по голове – соперник был рад отплатить ему за тычки и удары – и потому еще больше невзлюбил богатую выскочку.

Все в замке шептались, что новая госпожа богата как Крез, и барон, заполучив ее в жены, принял лучшее в жизни решение. Как-никак Гиллинг давно и бесповоротно ветшал, и только хорошие деньги могли возродить его к жизни...

Но Уилл все равно скорбел сердцем за мать, которая, долгие годы терпя скверный характер отца, два года назад отдала Богу душу, и, кажется, даже обрадовалась тому.

– Не плачь обо мне, – попросила тогда она сына. – Не плачь, мой сынок: там, куда я иду, мне будет намного привольней, чем здесь.

Но Уилл все равно горевал, запершись в своей комнате на замок. Заметь отец его слезы, избил бы тотчас!

– Мужчины не плачут, щенок. Слезы льют только женщины и младенцы! Ну, кто ты, сын?

– Рыцарь, сэр.

– А значит, утри эти бабские сопли... – Кулак отца соскреб с его лица слезы.

Уильяму на момент того диалога было чуть больше шести и он, упав с лошади, больно расшибся о землю. Ему хотелось сочувствия, мягких материнских объятий, унимающих боль, но он не посмел получить ни того, ни другого, опасаясь, что мать, проявив к нему жалость, получит сполна от отца.

С того времени он приучился держать боль и эмоции на замке. И даже в день похорон родной матери не проронил ни слезинки... По крайне мере, прилюдно.

И вот появилась она, эта девчонка, занявшая место любимой им матери, и тем самым взбаламутившая мальчишке всю душу...

– Эй, малец, поди-ка сюда! – с улыбкой кликнул отец, когда заметил его. Он был в хорошем по всему настроении и явно гордился собой. – Вот, познакомься со своей мачехой, новой госпожой Гиллинг. Хорошенькая, не так ли? – Отец потрепал девочку по щеке, ничуть не заботясь о ее чувствах. А чувства в той буквально кипели, прорываясь тяжелым дыханием и крепко сцепленными зубами.

Уиллу от них даже сделалось жарко, настолько они полыхали, и захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы скорее прервать это тягостное знакомство.

– Рад приветствовать вас, госпожа, – поклонился он девочке и застыл, вперив взгляд в носки своей обуви. О том, что она, в самом деле, невероятно хорошенькая, он старался не думать... Бледнокожая, но черноволосая, она показалась ему итальянской Мадонной, существом неземного происхождения.

По крайней мере, таких хорошеньких леди Уилл не встречал за тринадцать лет своей жизни. И, сторонясь ее общества, он, однако, за ней наблюдал... То ли хотел подловить на чем-то ужасном, уверив себя самого, что этот ангел по сути исчадие ада, то ли мужское природное любопытство поймало его на крючок.

Как бы там ни было, он ходил за ней тенью, даже подслушивал как-то за дверью, когда отец ушел от нее. Она в тот момент так громко рыдала, что он невольно проникся к ней жалостью...

И, конечно, за это себя отчитал.

Еще не хватало жалеть богатую снобку, что сделалась его мачехой. Ха!

Наверняка это все показное, ненастоящее...

Движимый любопытством, он даже полез по стене к окну ее спальни. Хотелось отчего-то узнать, чем занимается госпожа, дни и ночи запершись в своей комнате... Она редко появлялась на людях, даже ужинать в общем зале выходила нечасто, а значит, чем-то себя развлекала в стенах своей комнаты.

Чем?

Сейчас он казался себе глупым ребенком, а тогда – настоящим героем. Взобравшись по цветочным шпалерам, он, помнится, заглянул в ее комнату...

Глава 4

Уильям серьезно подошел к своим обязанностям просветителя, и в первый же день отвел юную госпожу сначала на кухню, где познакомил с главным замковым поваром и прочей подручной ему прислугой, потом – в кузницу и на конюшню.

На вопрос, зачем ей знакомиться с кузнецом, Уильям ответил с присущим ему снисхождением в ее адрес:

– А кто, по-вашему, отвечает за то, как подкована ваша лошадь, миледи? Если кузнец не расстарается для вас в должной мере, случиться может все что угодно.

– Но разве он не обязан угождать своему господину запросто так? – удивилась она.

– Ну вы как маленькая, госпожа! – не удержался насмешки он и тут же смутился. – Простите. Но слуги, чтобы вы знали, могут быть очень коварными. С ними лучше не ссориться!

Кажется, прежде госпожа Гиллинг ни разу о таком не задумывалась, так как долго молчала, должно быть, обдумывая им сказанное. Уильям ей не мешал: шел рядом, нащупывая палкой дорогу и пытаясь примериться к ее шагу.

– А куда мы теперь идем? – спросила она, наконец.

– Знакомиться с Урсой, – улыбнулся Уильям. – Она варит для нас лучшее пиво. Отец очень ценит ее! Если подружитесь с ней, хорошо.

– Для кого хорошо?

– Для всех в Гиллинге, госпожа. Вы даже не представляете, какую бурду подают к столу в прочих замках!

– У архиепископа Кентерберийского мы пили только вино, и довольно хорошее.

Уилл усмехнулся:

– Это вам повезло, госпожа. Здесь вино исключительно кислое и отвратительное на вкус!

– Я заметила.

– Вот поэтому мы так ценим Урсу и ее пиво!

Но по правде, и об этом Уильям госпоже не сказал, Урсу в замке весьма уважали еще потому, что к ней хаживал сам барон Гиллинг и отмечал больше прочих любовниц, в которых у него не было меры. Будучи вроде бы некрасавицей, к тому же хромой, она все же умела так ловко подольститься к барону, что тот возвращался к ней снова и снова, что вызывало у прочих недоумение... Это чем же таким она могла взять сквернослова барона, что он заделал ей уже третьего сына?

В тот раз, когда они к ней пришли, Урса как раз кормила ребенка. Сам Уилл не видел того, но слышал, как тот причмокивал, да и Урса сказала:

– А, мастер Уилл, проходите, не бойтесь! Мой медвежонок вечно у титьки, не обращайте внимание, весь в отца, если вы понимаете! – И она рассмеялась. – Вы не один, как я вижу...

– Со мной госпожа Гиллинг, – покраснел он, уже пожалев, что привел сюда девушку.

В тайне, надо признаться, ему хотелось столкнуть этих женщин: жену и любовницу отца. Но теперь, сделав это, ему захотелось скорее уйти, но было поздно.

– Так вы женушка нашего господина? – сказала, обратившись к его спутнице, женщина. – Красивая. И богатая, как я слышала. Да вы не смущайтесь, скоро и сами, бог даст, станете матерью для такого вот малыша! – Урса, должно быть, переложила ребенка с одной груди на другую, а грудь у нее была выдающегося размера, чем она, как многие перешептывались, и держала барона. – Или, может, вы уже в тягости?

– Не уверена, – отозвалась госпожа Гиллинг. – Для этого слишком рано...

– Рано? – хмыкнула пивоварша. – Да как бы не так. Странно даже, что вы не понесли с первого раза! У нашего господина очень сильное семя. Не захочешь, а понесешь! – опять рассмеялась она. Уильям не знал, догадалась ли обо всем госпожа Гиллинг, но его самого аж кипятком обдавало от каждого грубоватого полунамека их собеседницы. – Но вы не волнуйтесь, коли барон частый гость в вашей спальне, ребеночек вот-вот появится, это я вам обещаю...

Он услышал, как тяжело его спутница задышала, и по тому только понял, как неприятна ей подобная тема.

И вообще он – полный дурак, раз притащил ее в это место.

– Мы, пожалуй, пойдем. Доброго дня, Урса!

– Доброго, мастер Уилл, – полетело вослед.

Когда они отошли достаточно далеко, чтобы Урса их не услышала, госпожа Гиллинг спросила:

– У этой женщины ведь нет мужа?

Уильям замялся:

– Она вдова, насколько я знаю.

– Но при этом с ребенком...

– Кхм... понимаете, госпожа...

– Я все понимаю, – оборвала его леди Гиллинг. И добавила: – Так даже лучше. Я была б очень рада, прекрати ваш отец и вовсе ко мне приходить!

Уиллу очень хотелось бы знать, что между ними случилось, каким образом его нищий отец заполучил в жены такую богачку, но спрашивать о таком не решался.

Только осведомился чуть слышно:

– Так вы не любите его вовсе?

– Люблю?! – Его спутница резко остановилась. – По-вашему, я способна любить такую ско... – Опомнившись, она замолчала. – Простите, я не должна была так говорить, но вы, хоть барону и сын, кажетесь совершенно другим, вот я и забылась на миг. Такого больше не повторится!

После этого он не видел ее больше недели и, слоняясь по замку в напрасной надежде увидеть юную госпожу, уловил шепотки по углам: «У госпожи Гиллинг не пришли привычные регулы. Скоро в замке появится новый наследник!»

Не сразу, но Уилл понял, что в скором времени у него появится брат. Или сестра. И отчего-то понял мгновенно, что эта новость не обрадовала миледи... Ему бы хотелось увидеть ее, поговорить, но, памятуя о прошлом подглядывании, он более не решался подступаться к ее покоям. Но на исходе девятого, кажется, дня он вдруг расслышал шаги, направляющиеся к донжону... Сделавшись слеп, он стал много лучше различать многие звуки, вот и эти шаги показались ему до боли знакомыми: так ходила лишь одна девушка в мире.

Госпожа Гиллинг, его мачеха.

Он вскочил со скамьи, на которой грелся в лучах заходящего солнца, и направился за ней следом...

Так они оказались на крыше донжона.

Ветер мгновенно растрепал Уильяму волосы, ударяя в грудь с такой силой, словно хотел опрокинуть на спину. И он знал, что юная госпожа стоит замерев на самом краю и, может быть, даже готова отдаться на волю этим порывам...

– Госпожа! – кинулся он в ее сторону. – Госпожа! – Она не откликнулась. Даже как будто не обернулась... – Госпожа! – Запнувшись о невидимое препятствие, Уилл выронил палку и расшиб колени об пол, но все-таки, не чувствуя боли, пополз в ее сторону и ухватился – о счастье! – за край ее платья.

Глава 5

Игра нынче не складывалась, никак. Мысли Элоди были заняты не просчетом комбинаций ходов, а скакали из прошлого в настоящее и назад, отчего невольно припоминалось все то дурное, что хотелось б забыть, но, увы, не забывалось.

Иногда она удивлялась, как вообще удержалась на самом краю, когда однажды поднялась на башню и раскинула руки, желая покончить с ненавистной ей жизнью...

Ветер, помнится, рвал с нее платье, волосы облепляли лицо, а от слез она будто ослепла, как тот же Уилл, что каким-то удивительным образом оказался с ней рядом и вцепился в край ее платья, будто зная, о чем она думает — о конце.

Это он тогда ей сказал, что жив благодаря своей матери, что тоже нашла в себе силы бороться ради него...

Ради Уильяма, чье присутствие, если по правде, стало единственным утешением для нее в ненавистном ей Гиллинге.

Что бы с ней стало, не появись он на свет?

Помнится, эта мысль Элоди отрезвила: вдруг и этот малыш, пока еще безымянный и нелюбимый, станет чьим-то спасением...

Она, помнится, подняла с пола палку Уилла и прижала к себе. В ней она ощутила опору и силу, в которых нуждалась больше всего...

Неужели она настолько слаба, что позволит барону загнать себя в гроб?

В конце концов, она может поговорить с капелланом и тот вразумит ненавистного сластолюбца...

С такими мыслями Элоди и спустилась с донжона – и жизнь постепенно наладилась.

– Мамочка, мама! – Дверь в комнату распахнулась, и внутрь ворвалась девочка с растрепанною косой, следом за ней – запыхавшаяся служанка.

– Простите меня, госпожа, но юная мисс никак не желала укладываться в постель, пока не увидится с вами. Я сказала, что вам не стоит мешать, но она не послушалась...

– Все в порядке, Гонора, – успокоила ее Элоди и посмотрела на дочь, которая, потупившись, стояла у стула Уильяма. Знала, кто лучше всего способен ее защитить... – Итак, зачем ты хотела видеть меня? – спросила она, напустив на себя строгий вид, хотя, видит бог, сердиться на дочь не умела.

– Дядя Уилл обещал взять меня завтра на стрельбище, но я боялась, вдруг он забыл... – пролепетала девчушка и искоса глянула на Уилла. Со стороны это выглядела премило, и Элоди не сдержала улыбку, хитрая непоседа сразу же просекла, что мать не сердится на нее, а значит, можно не опасаться воспитательной взбучки. – Вы ведь возьмете меня, правда-правда? – тут же набросилась она на Уилла, который, будто сдаваясь, поднял вверх руки.

– Раз обещал, то возьму. По-твоему, я какой-то обманщик? – Щелкнул он девочку по носу.

Та расплылась в широкой улыбке, демонстрируя выпавшие передние зубы.

И тут же восторженно поделилась:

– У меня теперь новая тетива. Я сама сплела ее с помощью дяди Клифа! Он лучший лучник на всю нашу округу.

– Не сомневаюсь, что так и есть, но послушай, малышка, нельзя заставлять бедняжку Гонору носиться за тобой по всему замку, – заметил Уилл, посадив девочку себе на колени. – Прислушайся, она едва дышит, а ведь Гонора много старше тебя. – Пристыженная, Фиора глянула на служанку. – Что, как ты думаешь, тебе следует сделать? – спросил молодой человек.

– Попросить прощение? – нехотя отозвалась Фиора.

Уильям кивнул.

– И немедленно отправляться в постель, в противном случае ты проспишь утреннюю тренировку.

В ту же секунду, спрыгнув с его колен, девочка ухватила за руку служанку.

– Прости, Гонора, – повинилась она, одарив ее светлой улыбкой, перед которой никто, даже слуги, не могли устоять.

– Ах, ты, стрекоза! – тут же расцвела та ответной улыбкой. И велела: – Пожелай всем доброго сна и пойдем.

– Доброго сна, мамочка! Доброго сна, дядя! – И девочка упорхнула, широко улыбаясь, в самом деле, как та стрекоза.

Оставшись снова одни, молодые люди недолго молчали, первой прервала молчание Элоди:

– Барону совсем не понравится, что его дочь стреляет из лука и общается с обычными лучниками. Нам придется ей запретить, ты и сам, наверное, понимаешь...

– Понимаю. И завтра же поговорю с девочкой, но боюсь, она возмутится...

Элоди покачала головой.

– Это я виновата: позволяла ей делать, что хочет – и вот результат.

– Если уж на то пошло, то и я виноват, – возразил ей Уилл, – потакал ей в желании управляться с оружием. Никогда не умел отказать маленькой непоседе!

Они улыбнулись друг другу, и сердце Элоди затрепетало в груди. Что за напасть, право слово?! С каждым днем становилось все хуже и хуже...

– Кроме того она зовет тебя «дядей», твой отец и этого не одобрит.

– Как же ей меня звать? – хмуро осведомился Уилл.

– Братом, я полагаю...

Молодой человек поднялся на ноги. И пусть не глазами, но всем своим телом он явно давал ей понять свое отношение к данному утверждению...

– Наше родство довольно условно, – произнес он прохладно, но четко. – И я отрицаю его вовсе не потому, что не желаю быть вашей дочери братом, дело в другом... Возможно, вы даже знаете, в чем, но нынче не время и место заговаривать о таком. Позвольте откланяться, госпожа...

– Позволяю.

И как только сил хватило ответить, она не знала сама. Слова собеседника, прозвучавшие в унисон ее собственным мыслям, взбаламутили девушке душу... Нет, она понимала, конечно, что их единство не столько духовного, сколько сердечного толка, но до последнего отвергала само это знание, ибо страшилась его... Страшилась того, что последует, уступи она своим мыслям, что влекли ее в бездну.

Ничем другим потакание им не могло и закончиться!

Элоди вспомнила, как впервые ощутила неладное... Это случилось три года назад: она тогда только узнала, что муж собирается на войну. В тот самый Крестовый поход, который так многословно и часто обсуждали мужчины в последнее время! Элоди и мечтать не могла, что барон при всем своем прагматизме осмелится на подобную авантюру, а значит, уедет, оставив ее полноправной хозяйкой себе и окружающим землям.

Это было похоже на сон.

Глава 6

Тем утром впервые за долгое время Элоди снова проснулась в поту: ей снилась влажная прачечная и муж, швырявший ее на палати и задиравший ей юбку. Она жмурилась, не желая смотреть на него и ненавидя всем сердцем необходимость терпеть эту муку, сношение с ним, но распахнула глаза, когда непривычно нежные пальцы погладили ее щеку...

Вместо мужа ее касался Уилл.

Смотрел на нее не слепыми, но полными ласки глазами, и улыбался так нежно, что сердце Элоди зачастило в груди от совсем других чувств.

Она потянулась к нему, как давно и мечтала, она... целовала его, не умея остановиться. И кажется даже стягивала рубашку, а он позволял ей творить любое безумство... И даже ему потакал.

Трепеща от желания, Элоди и проснулась в поту...

Все ее тело дрожала как в лихорадке.

Она физически ощущала чуть шершавые пальцы, касавшиеся ее, и нежные, целовавшие ее губы... Застенав, она ткнулась горящим лицом в свои руки.

Ну почему этот сон оборвался на самом интересном моменте?!

И тут же: «Даже не думай об этом, падшая женщина!»

Вскоре явилась служанка и помогла хозяйке одеться. Причем Элоди выбрала лучшее платье, ибо на праздник хотела явиться не просто хозяйкой, но госпожой этих мест... Безучастная прежде к Гиллингу и его обитателям, нынче, окунувшись в его быт и заботы, она прониклась их безыскусной, но непростой жизнью.

Ей понравилось сделаться частью чего-то большого и важного, приобщиться к нему, как бы врастая корнями. Оттого-то и все эти новшества в замке и деревнях, желание поспособствовать общему счастью, благополучию...

На утреннюю мессу Уилл не явился, и Элоди, вслушиваясь в слова капеллана, все гадала, чем же он занят. И тут же просила прощение за свой сон и в целом мысли о нем, когда думать нужно бы была совсем о другом, а не получалось...

– Мастер Уилл разве не завтракает сегодня? – спросила она у служанки, измучившись неизвестностью.

– Мастер Уильям, я слышала, занят подготовкой к празднику, госпожа. Еще до рассвета он уехал в деревню!

Сама мысль о том, что его нет в замке, неожиданно опечалила Элоди, стены Гиллинга показались пустыми, словно лишившееся души мертвое тело.

– Тогда, пожалуй, и нам стоит поторопиться. Все ли готово к отъезду? – спросила она.

– Вашу лошадь седлают, миледи. Телеги с едой готовы отправиться в путь!

Элоди тут же поднялась, так как взвинченная сверх меры есть все равно не могла. Кусок в горло не лез. И если после своего пробуждения она опасалась увидеть Уилла, то теперь с той же силой желала с ним встречи... Отчего-то сделалось страшно, вдруг больше и не увидит.

Как тогда жить?!

Мысль была глупой, иррациональной – с чего бы Уильяму пропадать? – но влюбленное сердце не поддавалось голосу разума и неистово колотилось в нехорошем предчувствии.

Через час они выехали из замка.

Элоди вся извелась в ожидании, но то и дело находились вопросы, требующие мгновенного разрешения, и она, как хозяйка, была обязана разбираться.

Мистер Стефан, конечно, ей помогал – он вообще оказался на удивление славным работником, – но в период уборки урожая он был так занят в полях, что на прочее не разменивался. Самой Элоди даже нравилось, что она оказалась у дел, не то что в первые годы ее нахождения в Гиллинге, но сегодня любая задержка лишь раздражала.

Наконец, впереди показалась деревня...

Небольшая, всего лишь на тридцать домов, она, впрочем, была показательной по количеству заготовляемого зерна и зажиточности крестьян. В ней-то и сговорились провести праздник жатвы в благодарность работникам за труды на хозяйских полях!

Элоди бы могла обойтись небольшим угощением в виде пива и хлеба с бобовой похлебкой (барон и этим свободных вилланов не баловал), но захотела устроить настоящее пиршество, может быть, именно для того, чтобы люди увидели разницу между мужем и ей.

И чем ближе теперь приближалась к деревне, тем сильнее ощущала волнение в предвкушении праздника... Плетни ближайших домов дети украсили полевыми цветами, а столы в самом центре деревни, составленные под присмотром местного старосты, украшали домотканые скатерти и букетики тех же цветов. Свежескошенные снопы, составленные рядами, огораживали пространство для танцев и игр...

Пока Элоди в кавалькаде из нескольких рыцарей и служанок ехала через деревню к этому месту, дворняги и детвора всех мастей неслись следом, кто с лаем, кто с радостным улюлюканьем. Шум, гам стояли невероятные, но они подняли ей настроение! А уж стоило заметить Уилла, беседующего о чем-то со старостой, как все дурное, не дававшее ей все утро свободно дышать, и вовсе схлынуло прочь.

Она спрыгнула с лошади и поспешила к нему, стараясь, впрочем, казаться степенной и важной.

Хотя хотелось бежать, подхватив длинное платье, и броситься ему прямо на шею...

Безумие, не иначе!

– Госпожа Гиллинг, – каким-то неведомым ей шестым чувством распознал ее приближение молодой человек. Староста тоже ей поклонился, рассыпавшись в благодарностях насчет праздника и еды.

Слуги как раз сгружали с телег привезенные яства и накрывали столы, и Элоди, еле дождавшись, пока староста отойдет, сразу попеняла Уиллу:

– Я все утро искала тебя. Думала, ты куда-то сбежал!

– С чего бы мне убегать, госпожа? – улыбнулся он ей. – Я вполне благодарен судьбе за то, что имею.

От простых этих вроде бы слов сердце Элоди затрепетало в груди. Она вгляделась в черты дорогого лица, пытаясь понять, как много таилось за ними, но Уильяма отвлекла местная девушка, разносившая эль в глиняных кружках, и он уже не глядел на нее. Хотя в его случае взгляд мало что значил...

Он, между тем, поблагодарил за напиток и отпил немного из кружки, а девушка все крутилась с ним рядом, будто чего-то ждала...

– Ты, кажется, покорил ее сердце, – ревниво заметила Элоди, наблюдая за миловидной крестьянкой. Уильям непонимающе вскинул брови. – Я о той, что тебя угостила напитком, – нехотя пояснила она. – Так и крутится рядом, будто не знает, что ты не видишь ее. – И тут же пожалела о сказанном. Тему его слепоты она старалась не поднимать никогда, ибо помнила, как обещала, что Уилл скоро прозреет, а этого не случилось. Да и чувствовала себя виноватой в случившемся с ним!

Глава 7

Обернувшись, Элоди так и застыла при виде лица, которое так надеялась больше не видеть: барон Гиллинг восседал на коне в полной боевой амуниции и с презрением созерцал сверху вниз людей у загона.

И в первую очередь – своего сына, вымазанного в земле, слепыми глазами как будто тоже глядевшего на него.

– Господин барон! – первым пришел в себя староста, низко кланяясь. – Какое счастье видеть вас в добром здравии.

Барон сузил глаза.

– Не лебези, старый пропойца, лучше скажи, что это вы тут устроили без меня, – грубо откликнулся он и оттолкнул старика закованной в кольчужные шоссы ногой.

Удар, должно быть, вышел неслабым, так как, ойкнув, старик сложился напополам, но тут же поспешил разогнуться.

– Мы отмечаем день окончания жатвы, милорд, – через силу откликнулся он. – Госпожа была так добра, что приготовила пиво и угощения.

– Пиво и угощения? – повторил мужчина неприязненным тоном и нашел глазами жену, готовую спрятаться за окружающий ее люд, лишь бы не видеть его.

Но, увы, прятаться было бессмысленно.

В ее случае точно...

А потому она расправила плечи и медленно поплыла в сторону мужа...

Ей даже казалось, буквально: ее будто несло на волнах, а в ушах шумело прибоем.

– С возвращением, господин, – сказала она и поклонилась. Ожидала, по правде, пинка, такого же, как и староста, но супруг, как ни странно, сдержался.

– Что, рада мне? Говори, – издевательски хмыкнул он. – Небось молилась, чтобы я сгинул в проклятых землях. А не случилось: Бог на моей стороне, на стороне своего бравого рыцаря. – Он пристукнул себя кулаком по груди, где на белой хламиде отчетливо красовался иерусалимский крест алого цвета.

Скорее его хранил сатана, его отец и соратник!

– Здравствуй, отец.

Появление рядом Уилла спасло Элоди от необходимости лгать, утверждая, что она рада возвращению мужа. Хотя ее, что уж там, больше б обрадовало известие о его преждевременной смерти...

– Вижу, чуда, пока я отсутствовал, не случилось, – вместо приветствия отозвался барон.

– Если вы о моем возможном прозрении, то, увы, все осталось, как прежде.

Барон поджал губы.

– И по всему, язык твой все так же не сдержан, – резюмировал он. – Ничего, непочтение быстро лечится.

Он перевел взгляд с Уильяма на притихших крестьян, и Элоди, испугавшись, что он испортит всем праздник, поспешно сказала:

– Очень жаль, что мы точно не знали о дне и часе вашего возращения, муж, но, как видите, у нас праздник, и вы можете присоединиться к нему. Все будут рады поприветствовать вас!

– «Будут рады»... как бы не так, – скривился барон. Но сказал то достаточно тихо, чтобы расслышали лишь стоявшие рядом Уильям и Элоди. И уже громче: – Я долгое время в дороге и устал как собака. Хочу лишь вернуться домой и, наконец, отдохнуть! Недосуг мне тут прохлаждаться.

С такими словами он дернул вожжами, поворотив свою лошадь в сторону остальной кавалькады из нескольких своих спутников, чье приближение из-за радостных криков толпы никто ранее не расслышал. Выглядел он при этом мрачнее преисподней, и Элоди поняла, что барон в отвратительном настроении, что было чревато бедой.

– Я вернусь в замок с бароном, а ты оставайся, – шепнула она Уильяму Гиллингу. – Празднуйте как ни в чем не бывало. Пусть барон не испортит вашего праздника!

– Это и ваш праздник тоже: мы столько трудились ради него, – с горячностью возразил молодой человек.

– Вот и отпразднуй его за нас двоих, хорошо? – Элоди мимолетно коснулась его рукава. – И присмотри за Фиорой. Пусть она остается с тобой!

Сказать по правде, Элоди просто-напросто не хотела, чтобы рассерженный муж выпускал на ней пар при ребенке, а в том, что это случится, она нисколько не сомневалась: барон Гиллинг был не из тех, кто держит эмоции при себе.

Такие, как он, выплескивают их через рукоприкладство и брань...

– Ваша лошадь, госпожа. – Подоспел расторопный слуга, и помог Элоди взобраться в седло.

Уже направляя коня в сторону рыцарей, она вдруг рассмотрела узорчатый паланкин, который слуги как раз поднимали с земли. Его занавески были плотно прикрыты, и рассмотреть, кто находится в нем, не представлялось возможным, но в какой-то момент Элоди показалось, что она различила мелькнувшую женскую руку, унизанную перстнями...

Кто эта женщина?

Почему она здесь?

Тревога, не покидавшая ее утром, снова вернулась, причем усиленная в разы. Неужели опять этот приступ? Она стиснула вожжи и по возможности взяла себя в руки.

– Я позабочусь о вас, господин, – сказала она, принимая приветствия прочих рыцарей.

Она знала многих из них, они жили в замке еще до ее появления в нем, но были среди них и новые лица: вот, например, тот странный старик в желтой шапке. Явно не рыцарь, да еще с большой бородой, он казался скорее каким-нибудь торгашом или... евреем. Ну, конечно, именно им и предписывалось законом носить подобные шапки в знак отличия от христиан!

Вспомнив об этом, Элоди так и вперилась в него взглядом, пытаясь понять, верна ли догадка... Хотя сама мысль о том, что ее муж-крестоносец связался с кем-то подобным казалась невероятной.

– Неужели моя дорогая супруга снизошла до заботы о родном муже? – тем временем усмехнулся барон. – Вы, как я погляжу, совсем распоясались без меня: сплошные смех, да веселье. Где моя дочь?

– Фиора осталась в деревне. Ваш сын присмотрит за ней!

– Он за собой-то едва ли присмотрит. Слепой калека! Как вы можете доверять ему нашу дочь?

– Она ему не чужой человек. А называя Уилла калекой, вы ошибаетесь: он совсем не такой, – заступилась за пасынка Элоди.

– Да вы спелись, я вижу. – Ожег ее взглядом барон. – Калека и глупая девка решили, что знают, как управляться хозяйством. Еще и учить меня вздумали... В путь! – гаркнул он, отвернувшись от Элоди с перекошенным злобой лицом.

Кавалькада из рыцарей и паланкина потянулась в сторону замка, и барон, не сказавший больше ни слова, вынудил Элоди всю дорогу задаваться вопросом, кто же скрывается в нем.

Глава 8

О том, что Седьмой крестовый поход завершился, Уильям узнал из письма старого друга. Тот служил рыцарем при дворе графа Биго Четвертого и потому раньше прочих узнавал важные новости: будь то политика или матримониальные планы сильных мира сего.

Нельзя сказать, что Уильям был плохим сыном, но в данном случае сердце его мучительно сжалось...

Если отец воротится домой, что ждет их с миледи?

Вряд ли что-то хорошее.

За эти два года они с Элоди очень сблизились, и не в последнюю очередь потому, что хотели как-то улучшить жизнь в замке и окружающих его землях. Они горели общей идеей, они находили отраду во взаимном общении...

Они...

Уильям сглотнул, представляя, как Элоди уезжает с отцом по дороге на Гиллинг.

Они стали больше, чем просто друзьями...

Он знал... чувствовал это.

– Сэр, что прикажете делать? – осторожно подступил к нему староста.

Уилл обернулся.

– Продолжать веселиться, – откликнулся он с наигранной легкостью. – Разводите огонь и начинайте жарить барашков!

Обрадованный ответом, староста, кажется, замахал кому-то руками и закричал, чтобы тащили хворост и огниво.

Сам Уилл больше не мог веселиться, сердце рвалось следом за Элоди в замок: отец точно устроит ей взбучку, а еще, чего доброго, с ходу потащит в постель.

Сама эта мысль заставляла его сжимать кулаки и стискивать зубы.

Он бы не смог снова видеть, как отец сношает ее как какую-нибудь крестьянку, а глаза Элоди тухнут, подернутые печалью.

Он бы точно что-нибудь сделал...

И, наверное, сделает, будь оно все неладно!

– Не желаете эля, мастер Уилл?

Это точно была все та же крестьянка, к которой Элоди приревновала его. Вспомнив об этом, он все-таки улыбнулся, что девушка приняла на свой счет: защебетала, передавая ему полную кружку и даже тронула за рукав.

Ничего, кроме желания отстраниться, он не ощутил.

Это только рядом с собственной мачехой – нелепо даже называть ее так! – у него не только с сердцем творилось неладное, тело тоже выделывало кульбиты.

Причем довольно постыдные...

Она была его пыткой, но и отрадой одновременно.

Уильям с трудом переждал необходимое время, уважив тем самых людей, помогавших с уборкой пшеницы на хозяйских полях, и как только стало возможно, тут же отправился в замок. Причем Фиора никак не желала расставаться с друзьями, и нянька ей всю дорогу пеняла за чумазые щеки. А посему Уилл счел за лучшее отправить девочку в детскую, чтобы она, не дай Бог, не попалась отцу на глаза в таком виде, сам же тут отправился на его поиски.

В замке творилась какая-то суета...

– Что происходит? – поймал он за локоть пробегавшую мимо служанку.

– Мы переносим вещи хозяйки в Левую башню.

– В Левую башню? Это еще почему? – удивился он.

– Так велено было.

– Кем?

Девушка не спешила ответить, и Уилл без слов догадался, кто отдал такое распоряжение.

Но зачем?

Сердце радостно, но и тревожно забилось в груди... Если отец отселял Элоди в Левую башню, значит, не собирался с ней спать, но опять же, зачем ему это?

Ответ не заставил себя долго ждать.

– Что происходит, отец? – Отцовский бас был слышен еще в коридоре, причем звучал он каким-то непривычно воркующим тоном. И Уильям, даже слепой, легко его отыскал...

– А что не так? – тот отозвался ответным вопросом. И усмехнулся.

Уилл потянул носом воздух: он знал, как пахло от Элоди – в комнате витал чужой запах. Приторно-сладкий, коричный...

– Слуги сказали, вещи миледи несут в Левую башню. Зачем это вдруг? – спросил он.

– Затем, что я не желаю более видеть ее. Вот и все.

Отец, кажется, веселился, наблюдая его удивление и растерянность, смех прорывался наружу сдержанными смешками, и Уильям готов был поклясться, что веселился он не один – в комнате находился кто-то еще.

Он спросил:

– Не желаете видеть собственную жену? Как такое возможно?

– Возможно... если есть та, что в сотню раз лучше этой холодной ледышки.

Уилл замер, боясь поверить в услышанное.

– Хотите сказать...

– Иди сюда, дорогая, – прервал барон его речь, обращаясь к кому-то с ним рядом, и приторный аромат женских духов, всколыхнувшись, сделался ярче.

Уилл не ошибся: в комнате была женщина.

Она легкой поступью подступила к нему и протянула ладонь.

– Рада знакомству, Уильям, – проворковала она.

Он нашел ее пальцы и поцеловал. Отчего-то брезгливо, хотя по голосу, нежности кожи руки и едва слышной поступи догадался, что незнакомка необычайно красива.

– Будь добр к моей гостье, Уильям, – вторил ей голос отца. – Ревекка – славная девочка, и тебе непременно понравится.

Это уж вряд ли.

– К вашей... «гостье»? – переспросил осторожно. – И как долго она задержится в Гиллинге?

– Так долго, как я захочу, – отчеканил барон грозным тоном. – Что, щенок, станешь оспаривать мое право делать так, как я хочу в собственном замке?

Уилл понял, что отца понесло, и разумного диалога не выйдет. В присутствии его «гостьи» уж точно!

– Нет, отец, я всего лишь хотел убедиться, что вы понимаете, что творите.

– Щенок! – грохнул тот кулаком по столу. – Убирайся, пока не свернул твою тощую шею. – В комнату, кажется, прошмыгнула служанка, и послышался плеск воды: для барона готовили ванну. – Помоги мне раздеться, – обратился он уже не к Уиллу. – Этот мальчишка невыносим.

– Он всего лишь ребенок, мой господин. Ему простительно некоторое недоумение!

Недоумение?!

Послышались шорох одежды, звук поцелуя и тихий стон, исторгнутый женским ртом. Пораженный подобным бесстыдством – они вели себя так, словно его уже не было в комнате – Уильям отступил к двери и вышел.

Его лицо горело огнем, но сердце все же полыхало сильнее...

Как отец мог так бесстыдно поступить с Элоди?!

Притащить в замок любовницу и поселить ее в главной спальне, прогнав родную жену...

Глава 9

Как бы Элоди ни бодрилась, ссылка в Левую башню затронула ее гордость. Было боязно, что барон, увлеченный новой «игрушкой», не только избавит ее от своего общества в постели, но и лишит ее прав госпожи, отстранив от ведения дома.

А Элоди только-только наладила быт, только начала наслаждаться своими привилегиями и статусом. Будь проклят этот барон, вернувшийся так внезапно, да еще живым и здоровым!

Нет бы какой-нибудь сарацин оскопил его ненароком...

Или хотя бы лишил языка, извергающего сплошные брань и проклятия.

Так нет же, проклятый барон будто даже бодрее, чем прежде...

Вся надежда была лишь на то, что он не посмеет выставляться еврейкой. Как-никак простой люд, да монастырская братия ненавидели и боялись любого еврея похлеще адского пламени! Что, впрочем, никак не мешало храмовникам любить еврейские деньги...

Ну да ладно, сейчас дело не в этом: ей главное отстоять себя и поверивших ей людей. Все остальное второстепенно!

– Ваша травяная настойка, госпожа. – Вошла служанка с подносом и поставила перед ней полную кружку.

– Спасибо, Дара, – поблагодарила она. – Скажи, хозяин все еще не спускался?

– Нет, госпожа, но он велел приготовить еду ровно в шесть.

Элоди молча кивнула, отпуская ее, и тут же в три быстрых глотка ополовинила кружку. Настойка была ароматной, ядреной, но после нее ей всегда делалось лучше: боль в голове отступала, а значит, и приступы тоже.

Их девушка опасалась больше всего, но Авила заверила, что такое питье поможет ей с ними справиться...

Только бы так и было.

Уилл, что же нас ждет?

С такими мыслями Элоди и занималась обустройством своей новой комнаты...

Если подумать, Левая башня ей даже нравилась: она была меньше, уютней, и лестница выводила сразу на кухню и к хозяйским постройкам. Не то что донжон, из которого ей приходилось идти до конюшен в два раза дольше...

Одно плохо: хозяйке не пристало здесь жить. Да и Фиоре как объяснить? Она хоть и ребенок, но довольно смышленый. А Уилл, что скажет он, когда узнает о поступке отца?

Впрочем, долго мучиться неизвестностью ей не пришлось: неистовый, возмущенный, Уильям ворвался к ней ближе к ужину и принялся поносить родного отца. Его заступничество порадовало б ее, но Элоди, наблюдая за тем, как он мечется, не находя себе места, подумала вдруг, что они лицемеры... Ведь если станет известно об их чувствах друг к другу, осуждения будет не меньше, чем в отношении Гиллинга и еврейки.

Может, даже и больше...

– А, по-твоему, чувства поддаются контролю и всегда возникают лишь к правильным людям? – внезапно спросила она. – По-твоему, можно решить, в кого нам влюбляться? – И заключила чуть слышно: – Так вот, это не так.

Когда же ошеломленный Уилл назвал ее просто по имени, без привычных ей до оскомины «госпожа» и «миледи», сердце Элоди будто взорвалось в груди. И вообще она поняла, что напрасно сказала такое... Что нашло на нее, право слово? Следовало молчать, как молчала всегда, делать вид, что они только родственники, не больше.

Но от сюрпризов этого дня в ней истончился механизм самоконтроля...

И, к счастью, что ворвавшаяся Фиора прервала их еще неизвестно чем бы закончившийся тет-а-тет.

Девочка взахлеб рассказывала о празднике в деревне: о том, как гоняла мяч с крестьянскими пареньками, как ела руками кусок запеченное на вертеле мясо и сплела красивый венок из полевых цветов. Уже подвявший, он до сих красовался у девочки на голове, и нянька только вздыхала, не умея заставить ее с ним расстаться.

– Хоть вы на нее повлияйте, госпожа, меня она совершенно не слушает, – вздыхала Гонора.

Впрочем, они не успели договорить, как слуга доложил, что хозяин ждет всех к ужину незамедлительно.

А это значило, что нужно поторопиться...

А посему поправив одежду, Элоди поспешила в главную залу и, войдя через боковую дверь, взошла на помост в сопровождении двух прислужниц.

– Госпожа Гиллинг! – провозгласил, подняв жезл, дворецкий, и все в зале внезапно притихли.

Сама Элоди поняла, что ее место за хозяйским столом подле мужа уже занято другой женщиной. И пусть все прочие за столом поднялись при ее появлении, сам супруг не спешил этого делать, глодая куриную ножку...

Тревожная пауза затянулась – Элоди бросило в жар от неловкости. Она совершенно не понимала, как ей теперь быть. Того и гляди развернется и бросится прочь, чем окончательно все испортит...

– Прошу вас, миледи. – Подошедший Уилл подал ей руку и подвел к своему креслу. Поблагодарив всех кивком, она села по левую руку от мужа. Уилл же вынужденно сместился за нижний стол, сев вместе с рыцарями барона...

Перед Элоди появились серебряный кубок, свежий хлеб и блюдо с жареным мясом. Она взяла самый маленький из кусков, но даже его не смогла проглотить... Казалось, все только на нее и глядят, жалея и насмехаясь. Аппетит совершенно пропал... Во рту сделалось горько и гадко. Она едва надкусила одно из печений, желая заесть этот вкус, как барон неожиданно произнес:

– Мне сказали, ты прогнала моего управляющего. Почему?

На Элоди он по-прежнему не смотрел, еда на тарелке и то удосуживалось его большего внимания, чем она.

Ну вот, началось...

Она расправила плечи и как можно спокойней ответила:

– Он нас безбожно обкрадывал, сэр. Когда это вскрылось, я сочла нужным прогнать его со двора!

– Дерек служил нам долгие годы... Считаешь, ты поступила достойно?

Впервые тяжелый, давящий взгляд уперся в нее.

– Да, сэр, уверена в этом. – Голос ее против воли предательски дрогнул.

Нож мужа вонзился в кусок оленины, пригвоздив его прямо к столу и заставив подпрыгнуть кубки с вином.

– Кто ты такая, чтобы решать такие вопросы? – процедил он холодным, полным презрения тоном.

Уильям тут же подорвался на ноги:

– Отец!

И это, как бы ни было странно, придало Элоди сил.

– Я – госпожа замка Гиллинг, – с достоинством отозвалась она. – И в ваше отсутствие управляла хозяйством, и смею заметить, успешно.

Глава 10

В тот вечер после скандала, когда барон проклинал не только ее, но и собственного ребенка, она полночи ходила из угла в угол – унять мысли не получалось.

Вспоминалось, как муж набросился на Уилла, крича:

– Заступаться удумал... На тебе, получай тогда за нее! Получай за проклятую ведьму, волчий ублюдок.

Элоди так кричала, что горло саднило даже сейчас. Ни медовый настой, ни мятные леденцы, принесенные с кухни служанкой, не помогли смягчить горло...

– Не надо, не бей его. Умоляю, не бей! Уильям не виноват... Бей меня, если нужно, но мальчик-то здесь причем?!

Она хватала мужа за руки, висла на нем, не позволяя хлестать ими сына, а в какой-то момент даже схватила охотничий нож и пригрозила прирезать его, если он немедленно не уйдет.

Барон, помнится, усмехнулся недобро, глаза его сузились: ей показалось на миг, он набросится на нее и прирежет тем же ножом, которым она угрожала ему.

Но он неожиданно отступил...

Возможно, поверил, что она в самом деле готова так поступить: всадить в него нож как в дикого зверя.

Она и сама в тот момент в это верила – ненависть в ней так и кипела.

Этот нож и тогда лежал перед ней на столе; рукоять, инкрустированная камнями, серебрилась в свете свечи. А утром, когда Элоди обнаружила себя спящей в постели, тот же нож, но измазанный кровью, она сжимала в руке...

И служанки, пришедшие ее разбудить, рассказали, что в замке случилась беда: зарезан молоденький чашник, недавно прибывший из деревни. Олдермен, кого бы тогда ни расспрашивал в замке, найти виновного не сумел... Посчитали, что паренек поссорился с кем-то из слуг, и все закончилось дракой.

– Не велика потеря, – заключил тогда дело барон, и олдермен отбыл несолоно хлебавши.

А пребывавшая все эти дни в напряжении Элоди, наконец, вдохнула всей грудью. Каждый день после прибытия олдермена она страшилась, что ее вот-вот схватят и поведут в суд как убийцу...

А в том, что она убийца и есть, Элоди даже не сомневалась.

Окровавленный нож красноречивее всяких слов указывал ей на это.

Должно быть, в приступе лунной болезни она взяла нож и отправилась убить мужа, но вместо него наткнулась на бедного паренька, который и сделался ее жертвой.

После того она несколько раз обнаруживала себя ходящей во сне: вдруг приходила в себя то на балконе для менестрелей, то рядом с детской, а как-то – и это смущало до слез! – она проснулась рядом с Уиллом.

В ужасе она буквально скатилась с постели, приложившись коленом об пол, и звук удара его разбудил.

– Кто здесь? – спросил он, сев на постели.

Элоди замерла, даже дышать не решаясь, а он пошарил рукой в поисках своей палки, и поднялся с кровати.

– Я знаю, здесь кто-то есть. Что вам нужно?

Она шагнула к двери, впервые радуясь, что он не видит ее. Более двусмысленной ситуации и придумать было нельзя!

– Отвечайте! Немедленно!

Под это предупреждение она и выскочила за дверь, припустив в сторону своей комнаты. Уилл тогда не погнался за ней, но утром ждал ее на пороге...

– Я знаю, что это вы были ночью у меня в комнате, – шепнул он, и Элоди задохнулась от ужаса.

– Ты что-то придумал себе... Тебе что-то приснилось, – пролепетала она.

Но он отозвался:

– Ваши шаги, госпожа, я отличу от любых других в этом замке. Как и ваш запах! – Он втянул носом воздух как охотничий пес.

Тогда-то Элоди и призналась ему в своих приступах лунной болезни... Была даже рада поделиться хоть с кем-то, поведать о своих страхах... А боялась она повторения того первого раза, когда убила паренька-чашника.

– Вы уверены, что убийство ваших рук дело? – спросил он тогда с недоверием. – Не представляю, что вы, госпожа, на такое способны.

До того утра и Элоди не представляла такого, но теперь опасалась, что в неконтролируемом порыве способна навредить даже дочери. Во сне она вряд ли могла различить, кто или что перед ней...

Именно это пугало сильнее всего.

– Если в следующий раз ощутите приближение лунного приступа, приходите ко мне, – сказал тогда ей Уилл совершенно серьезно. – Я буду рядом и не позволю случиться плохому.

От этого предложения у Элоди, помнится, вспыхнули щеки. Уилл, к счастью, не мог этого видеть, и она поспешила ответить, что с настойкой Авилы, ее новой травницы, в этом, возможно, надобности не будет.

Но уже три дня спустя она робко постучалась к нему, попросив побыть с ней какое-то время: все начиналось, как обычно, с головной боли, а после, Бог знает, во что бы переросло.

Они тогда поднялись на башню и долго сидели, любуясь на звезды, будто какие-нибудь любовники. Элоди ощущала неловкость и желание убежать, но из-за страха остаться одной не решалась этого сделать.

– Вот, укутайтесь в шаль, так вам будет теплее, – прикрыл ей плечи Уилл, а сам зябко передернул плечами, и Элоди, повинуясь неосознанному порыву, предложила ему другой конец шали.

– Ты тоже замерз, а шаль довольно большая...

Замешкавшись на секунду, молодой человек все-таки пододвинулся ближе, так они и сидели, плечом к плечу, и Элоди, заглушая неловкие паузы, все рассказывала и рассказывала о звездах, которые сам Уильям не видел, но прежде очень любил.

Так они ими и любовались...

И приступ тогда не случился, как не случилось и слез, которые Элоди неизменно лила, сокрушаясь по своей безрадостной жизни.

Она вообще с тех пор больше не плакала... до этого дня.

Сегодня же снова хотелось рыдать, а лучше – смотреть на звезды с Уиллом.

Но теперь, когда барон возвратился, они не могли себе это позволить...

Слишком опасно.

И Элоди пошла к травнице...

– Твоя настойка не помогла, – сказала она, стиснув руками пульсирующие виски. – Я боюсь, как бы приступы не вернулись...

– Это все от волнения, госпожа, я вам уже говорила. А сегодня возвратился ваш муж, и вы... ясное дело, взволнованы.

– Я взволнована не поэтому, и ты знаешь.

Глава 11

– Святая дева Мария, – в ужасе прошептала она, и нож вывалился из ее рук.

Уилл поднял его и сунул за пояс.

– Пойдемте отсюда, пойдемте скорее, – сказал он, увлекая ее за собой.

Вскоре они оказались за закрытыми дверьми его комнаты, где Элоди, пребывавшая все еще будто во сне, наконец-то пришла в себя.

– Я не могу находиться здесь... Мне надо идти. Что, если нас увидит барон...

– По-вашему, было бы лучше, увидь вас барон с ножом в руке у его комнаты? – строго одернул ее молодой человек.

Ноги девушки подкосились, и она рухнула на скамью, закрывая руками лицо.

– Они снова вернулись, Уилл, – выдохнула она, – приступы снова вернулись. Я не могу себя контролировать! И даже не знаю, откуда взялся тот нож... Я избавилась от опасных вещей в своей комнате, тем более от ножей. – И распахнула большие глаза: – Вдруг я уже что-то сделала? Боже правый, вдруг я уже кого-то...

– Нож чистый. – Уильям поймал ее руки, стиснул их, глядя в ее испуганные глаза. – Не накручивайте себя, госпожа. Вы не сделали ничего плохого... Ни сейчас, ни тогда, я в этом уверен.

– Ты ошибаешься, я убила несчастного чашника.

– Вопрос спорный.

– Не для меня: я уверена, что виновна в том преступлении. – Уилл все еще держал ее руки, смотрел не видя в родные глаза, и ощутил, как она задрожала всем телом, ни дать ни взять осиновый лист на ветру. – И подчас в такие дни, как сегодня, мне кажется лучшим решением признаться во всем и получить свое наказание... – призналась миледи.

– Не смейте думать такое! – в запальчивости откликнулся он, вдруг подавшись вперед и прижав к себе ее тело.

Девушка замерла в миг, дрожь унялась, сменившись отчаянным трепетом сердца... Он ощутил его через ткань верхнего платья, когда, скользнув по хрупкой спине, коснулся сначала тонкого стана, а после – наметившихся как крылья лопаток, – его обдало кипятком.

– У-уильям... – пролепетала госпожа Гиллинг. – Что т-ты делаешь?

– Пытаюсь вас успокоить.

Голос его предательски дрогнул, но он надеялся, Элоди этого не услышала.

– Я в порядке... Можешь меня отпустить, – попросила она, но он, несмотря на слова, прижал ее к себе крепче. – Уилл... пожалуйста... – попыталась воззвать к нему девушка. – Так нельзя...

– Почему?

– П-потому что... нас могут неверно понять...

– Здесь нет никого, кроме нас.

– Н-но кто-то может войти... Само мое здесь присутствие... я не должна...

Уильям сжал зубы, ощущая решимость признаться ей, наконец, в своих чувствах, перестать притворяться.

– Элоди...

– Нет, пожалуйста! – Она дернулась, вскакивая на ноги, с такой силой, что он не сумел ее удержать. – Пожалуйста, прекрати, – повторила спокойней. Хотя голос ее все равно прерывался и дрожал как струна.

– Элоди...

– «Госпожа Гиллинг», Уилл, только так, не иначе, умоляю тебя.

Он тоже поднялся, желая бы заглянуть ей в глаза, увидеть, что сейчас в них: паника, страх... чуть сдерживаемое желание. Сам он желал ее всю без остатка... Прямо здесь и сейчас. И плевать, что подумают люди!

– Элоди...

– Я велела тебе прекратить! – Его несильно ударили в грудь. – Не смей называть меня так. Это неправильно!

Он опять повторил ее имя.

– Я не слушаю тебя, слышишь? – Он не видел, но знал, что уши она зажала руками. – И вообще ухожу. – Теперь она отступила к двери. Вот-вот убежит...

Он вздохнул.

– Госпожа, вы должны найти человека, который присмотрит за вами в такие ночи, как эта, – заговорил совсем о другом, понимая, что Элоди не готова к признаниям. И не станет их слушать...

Она молчала какое-то время, возможно, причиной тому было сбившееся дыхание.

– Я... никому не могу доверять... – наконец, отозвалась она. – Если барону расскажут... он выставит меня сумасшедшей...

– А как же Авила, ваша травница? Вы с ней как будто дружны. И она уже знает правду...

– Д-да, ты прав, я о ней не подумала.

Уилл шагнул ближе.

– Госпожа?

– Д-да?

Была не была.

– Я столько лет вас не видел... вы, наверное, изменились...

– Уилл, – голос ее звучал упреждающе, но он все равно продолжал.

– Позвольте мне вас увидеть... хотя бы руками...

Девушка не отвечала, но и не двигалась, порываясь сбежать. Уильям счел то немым разрешением и шагнул еще ближе...

Через секунду его пальцы коснулись линии подбородка.

Прошлись мимолетным касанием вверх по скулам, ощупали лоб, очертили тонкие брови, спустившись по носу к губам, и замерли там, опаленные жарким дыханием.

– Вы стали красивей, чем были.

– Уверена... это не так...

Ее губы чуть шевельнулись, и пальцы его, задержавшись на ямке над верхней губой, очертили окружность, исследуя каждый изгиб.

– И губы красивые...

– Хватит... прошу...

– И вы вся...

– Уильям!

– … Красивая.

Он потянулся, желая поцеловать любимые губы, но дверь хлопнула – он остался один.

Вот и все, теперь она знает все... Пути назад нет. Ну и пусть...

Они и так потеряли достаточно времени, дураки. Уилл, должно быть, надеялся, скверный сын, что отец не вернется... Лелеял мысль о том, что у них с Элоди еще много времени, некуда торопиться.

Но сегодня неожиданно понял, что время все вышло...

Почти до минуты.

И припомнил беседу с отцом, случившуюся недавно...

– А, ты пришел, заходи, – махнул барон из глубины комнаты, когда сын предстал перед ним на пороге.

Его любовница тихо бренчала на ребеле, напевая романтическую балладу о несчастной любви. Отец не стал ее отсылать, а прямо тут же, под аккомпанемент тихо льющейся песни, заговорил, зачем позвал сына:

– Я решил отослать тебя в монастырь под начало брата Игнатия, – сказал он. – Негоже такому взрослому лбу оставаться без дела, пусть даже калеке. От безделья в твоей голове одни морок да дурь: ишь что придумал, вилланам пособничать. Завтра же напишу святому отцу с просьбой принять тебя новициатом*... Глядишь, и сгодишься на что. Не рыцарем, так духовником станешь! Псалмы тянуть – это вам не мечом управляться, авось справишься.

Глава 12

Даже утром, стоило вспомнить, как пальцы Уилла скользили по ее коже, у Элоди сбоило сердце. То громко стучало, то замирало на миг, то будто взрывалось сонмом горящих осколков...

Она через силу выныривала в реальность, вновь и вновь напоминая себе, что сейчас для подобных эмоций не подходящее время. Да и не будет оно подходящим до тех самых пор, пока жив ее муж!

Да и тогда еще спорно...

– Накидка, госпожа.

Служанка помогла ей накинуть горностаевый плащ и поднесла ближе зеркальце, чтобы Элоди оценила себя. Обычно довольная своим видом, сегодня Элоди показалась себе унылой и блеклой, особенно по сравнению с прекрасной еврейкой. Ей не то чтобы хотелось вернуть расположение мужа – упаси Боже! – но и выглядеть незначительной на царственном фоне любовницы тоже было бы нежелательно...

Таким образом, пощипав себе щеки, чтобы к ним прилило хоть немного крови, Элоди вышла из комнаты и направилась в детскую. Муж как-никак потребовал видеть дочь, что случалось нечасто с рождения девочки, а потому немного пугало...

– Фиора готова к встрече с отцом? – обратилась Элоди к няньке, которая, суетясь вокруг непоседливой воспитанницы, тщетно пыталась одернуть ей юбку.

– Да, госпожа, я сделала все, что могла, – вздохнула она.

Элоди взяла дочь за руку и внимательно на нее посмотрела, призывая к серьезности.

– Фиора, послушай, сейчас ты увидишь отца, с которым не виделась целых два года. Пожалуйста, веди себя хорошо и покажи свою лучшую сторону, договорились?

Дочь закивала, при этом подпрыгивая на месте от нетерпения: в ней будто вулканчик кипел.

– А дядя Уильям тоже там будет? – спросила она.

– Полагаю, что будет. Но ты идешь на встречу с отцом, а не с ним! Будь паинькой.

Но Фиора вдруг топнула ножкой:

– Хочу, чтобы дядя Уилл был моим папой! – заявила она.

Нянька охнула, Элоди, повинуясь порыву, прикрыла ладонью дочери рот.

– Не смей говорить так. Никогда! Слышишь меня? – Она встряхнула ребенка за плечи.

Непривычная к грубости, девочка, испугавшись, быстро-быстро заморгала глазами, словно хотела заплакать, и мать, уже сожалея, прижала ее к себе.

– Прости меня, милая, извини, – зашептала она, – мамочка не хотела тебя испугать, просто... просто ты не должна говорить так. Это нехорошо!

– Я больше не буду.

– Вот и славно. А теперь давай пойдем к папочке и поприветствуем его, как положено!

Как положено, правда, не получилось: при виде Уилла не только у Элоди ослабели колени, ее дочь тоже, позабыв обо всем, бросилась к нему на руки. И случилась та жуткая сцена, которую Элоди предпочла бы забыть, но увы...

– Щенок, не смей учить меня, как воспитывать собственного ребенка! Когда у тебя появится дочь, посмотрим, как ты порадуешься подобному ее поведению. – И с усмешкой: – Ах да, она ж никогда у тебя не появится, коли ты собрался податься в монахи!

Податься в монахи?!

В тот момент Элоди бы желала поймать взгляд Уилла, увидеть в нем, правда ли это, но молодой человек, конечно, не видел ее, а значит, не мог и ответить.

Мессу она отстояла будто в тумане...

Неужели Уильям собрался постричься в монахи?

На него это было так не похоже. Скорее уж это придумка барона, и Уилл о ней знал, но ни слова ей не сказал!

После завтрака, когда она снова сидела на месте Уилла, а иноверка, занявшая ее место, расточала барону и всем остальным в зале улыбки, Элоди поспешила уйти, хоть на время, но скрыться от жалостливо-любопытных взглядов, которыми ее провожали повсюду.

Правда, у самых дверей ее комнаты девушке встретился Джайлз, старший сын Урсы. Он замялся, увидев ее, лицо его вспыхнуло...

– Ты что-то хотел? – спросила она, догадавшись, что просто так он в этой части замка не появился бы.

– Д-да, госпожа... хотел вам что-то сказать... – промямлил тот запинаясь. И при его широких плечах и в целом массивной фигуре это выглядело забавно, так что в любой другой раз Элоди улыбнулась бы, но не сегодня. Настроение было не то.

– Говори же, – позволила она парню. – Я тебя слушаю.

– Тут, понимаете... дело такое...

Шаги и торопливое появление Уильяма Гиллинга заставило парня замолкнуть.

– Мастер Гиллинг, – склонил один голову.

– Джайлз? – удивился второй.

Все трое замерли в нерешительности, каждый по-своему настороженно глядел на другого.

– Джайлз хотел о чем-то поговорить, – первый взялась разрешить ситуацию Элоди. – Если ты подождешь...

– Нет-нет, госпожа, это не к спеху, – тут же залепетал паренек. – Я после зайду... – И, развернувшись, торопливо направился к лестнице.

– Что он хотел? – осведомился Уильям.

– Не знаю, возможно, что-то случилось на пивоварне. Я после туда загляну... – отозвалась она, повернувшись к двери и как бы давая понять, что разговор на этом окончен.

Но Уильям, каким бы незрячим он ни был, хорошо читал ее мысли и интонации: в один миг, выкинув руку, он преградил ей дорогу.

– Госпожа, нам нужно поговорить...

Элоди выдохнула в сердцах:

– Нынче все жаждут со мной говорить, а я... не хочу...

– Госпожа, – прозвучало с упреком.

Элоди знала, что это ребячество, инфантильность по-своему, но боялась снова остаться с Уильям наедине и допустить излишнюю вольность. Бегство, как виделось ей, являлось наилучшим решением!

– Я хочу остаться одна. Убери, пожалуйста, руку!

– Ты знаешь, я не уйду, пока мы не поговорим.

– Нам не о чем говорить... – И тут же: – Собрался уйти в монастырь? Что ж, уходи, неволить не стану.

В такие моменты, когда незрячие в целом глаза будто глядели ей в душу, она забывала, что парень не видит ее. Вот и сейчас засмущалась под пристальным взглядом и только в последний момент, осмелев, жадно прошлась по его лицу взглядом...

Возможно, вскоре и этой малости она тоже лишится.

– Элоди...

В ужасе от того, что их могут услышать, она вывернулась ужом и толкнула дверь своей комнаты. Правда, Уильям не отставал и, едва дверь за ними захлопнулась, Элоди оказалась в кольце его рук, что легли с двух сторон от нее.